Дочь волшебника

Глава 5

Нe пытайся двигаться.

Уиллоу слышала низкий мужской голос словно с большого расстояния.

— Дай мне встать, — прошептала она, но почувствовала, что у нее совершенно нет сил. Она плыла, плыла по морю воздуха, руки и ноги были налиты тяжестью.

— Делай, что тебе говорят, чертенок. И вот выпей. Это поможет.

Голос. Он казался знакомым. Он звучал, как…

Блейн из Кендрика.

Память вернулась, и, вздрогнув, девушка заставила себя открыть глаза. Она лежала у Блейна на руках, прижавшись головой к его груди. Ее накидка… пропала. Ее куртка…

Ткань была разорвана, плечо обнажено, если не считать повязки на нем.

— Что ты… Как ты смеешь…

— Мне же нужно было посмотреть, не смертельна ли рана. Оказалось, не смертельна, чертенок. Просто царапина. Жить будешь — хотя этого и не заслуживаешь, — угрюмо сказал Блейн. — Moжешь сказать мне спасибо, если есть такое желание. Я промыл и перевязал рану, пока ты спала.

— И что еще ты сделал? — Она глядела на него снизу вверх, ее охватила паника, но он лишь покачал головой. Заинтересованная улыбка тронула его губы.

— Ничего такого, чего бы ты сама не захотела. Я убил этих разбойников. За это благодарить не надо. И… нет! — добавил он резко, когда она начала поворачивать голову. — Не смотри туда, иначе снова упадешь в обморок. — Его руки крепче схватили ее. — Зрелище не очень приятное. Но я подумал, ты будешь довольна.

— Я… в восторге. И я бы… не упала в обморок. — Уиллоу пыталась сесть, но Блейн удерживал ее прижатой к себе.

— Ты можешь хоть когда-нибудь делать то, что тебе говорят? — Он раздраженно нахмурился. — Я сказал, не двигайся.

Она почувствовала, как он пошевелился, потянулся за чем-то, хотя по-прежнему крепко держал ее.

— Вот, выпей из фляги. Это придаст тебе силы.

— Я не хочу пить ничего из твоего отвратительного… О-о-оххх! — Она задохнулась и начала фыркать, когда он прижал к ее губам флягу и крепкий напиток полился ей в горло. Он обжигал почти так же, как рана на руке, но когда Блейн наконец убрал флягу, она почувствовала себя лучше. Боль, казалось, несколько утихла, и головокружение тоже. В голове прояснилось.

Прошло несколько секунд, пока Уиллоу смотрела на высокие облака, проплывающие в ярком небе. Не самые неприятные секунды, подумала она, лежа, словно в колыбели, на руках у этого человека, который был так силен и держал ее так осторожно.

Но вдруг она вспомнила свою задачу — и необходимость торопиться — и пробудилась от этого убаюкивающего чувства комфорта, которое овладело ею.

— Дай мне встать.

Его хватка не ослабевала.

— В свое время. Ты пока не в форме, чтобы прямо сейчас ехать верхом дальше в лес.

— Это уж я сама буду решать, — огрызнулась Уиллоу, пытаясь встать и вырваться из его рук. Но мир бешено качнулся, и она быстро закрыла глаза, снова падая. Блейн подхватил ее, прежде чем девушка успела соскользнуть на землю,

— Я предупреждал тебя! — рявкнул он.

В отчаянии Уиллоу еще раз заставила себя открыть глаза и непокорно посмотрела на мужчину.

— А я… предупреждала тебя… не ехать за мной в этот лес.

— Тебе повезло, что я все-таки поехал и случайно оказался рядом.

— У меня все… под контролем. — Оттого, что она знала, что это не так и что он спас ей жизнь, она только еще больше сердилась, и ее глаза горели от раздражения.

— Не понимаю, как ты догнал меня. Я почти не спала и ехала очень быстро.

— Ты до сих пор не поняла? — Блейн сдержал порыв встряхнуть ее. — Ничто не помешает мне найти и захватить ожерелье. Даже ты, — добавил он мрачно. — И мне наплевать на то, что ты так красива.

Красивая? Он считает ее красивой?

Внезапно ее глаза расширились. Блейн почувствовал себя так, словно его ударили в живот и перехватило дыхание. Когда ему пришлось разорвать одежду у нее на плече, чтобы обработать рану, вернее, царапину, он увидел нежное, бледное тело — даже обольстительный изгиб груди. Он позволил себе только беглый взгляд, но заметил достаточно, чтобы понять, что под невзрачной одеждой находятся соблазнительные и прекрасные женские формы. Это знание, а также искристое обаяние ее широко посаженных глаз и роскошные волосы производили на него сильное впечатление. У него уже и так ныло в паху. А сейчас от этого сверкающего синего взгляда у него кровь закипела в жилах.

Тщетно пытался он вызвать в воображении образ принцессы Мэйдин, про которую говорили, что она высокая красавица с волосами цвета золотой нити. Но его переполняли чувства к этому изящному стройному чертенку с восхитительными золотисто-рыжими кудрями и губами, созданными для поцелуев.

— Держись подальше от этого ожерелья — и убирайся из этого леса — тогда с тобой будет все в порядке, — сказал он хриплым голосом.

— Могу тебе посоветовать то же самое! — Уиллоу наконец высвободилась из его рук, на этот раз ей с трудом удалось стать на ноги. Быть может, не так грациозно, как бы этого хотелось, потому что ее немного пошатывало, но все же она посмотрела ему прямо в лицо, одной рукой придерживая разорванную куртку.

Он тоже встал, их взгляды встретились. Блейн возвышался над ней — высокий, грозный, нахмуренный. Стоял, широко расставив ноги, и смотрел на девушку со смесью раздражения и восхищения. Он казался Уиллоу более красивым — и почему-то более интригующим, чем прежде, и это встревожило ее. В ней бурлили странные чувства, чувства, которые она никогда прежде не испытывала. Она заставила себя вспомнить, что у них одинаковая цель — у нее и у Блейна из Кендрика.

И что ее отцу нужна она… и ожерелье.

— Не думай, что я не благодарна тебе за то, что ты сделал для меня. Я знаю, что в долгу перед тобой, — сказала она торопливо, — но ты не понимаешь. Я должна получить это ожерелье, и неважно, что для этого потребуется, я не могу позволить тебе добраться до него первым.

Он кивнул.

— То же самое я думаю о тебе.

В ней поднималось отчаяние, которое она читала и в его лице тоже.

— Если ты вернешься и оставишь ожерелье мне, я позабочусь о том, чтобы ты получил сумку золота, достойную королевского выкупа. Если же ты гонишься за богатством…

— Ты не сможешь деньгами заставить меня отказаться от цели. — Блейн шагнул к ней и схватил за руки. На этот раз выражение его лица понять было невозможно. — Я уже сказал тебе, зачем мне ожерелье. Теперь твоя очередь сказать, зачем оно нужно тебе.

— Мне оно необходимо.

— Зачем?

Уиллоу колебалась. Ее отвлекало ощущение его рук на ее теле. Казалось, в тех местах, где они прикоснулись, она чувствует легкое покалывание. Но все же она знала достаточно, чтобы понимать, что такой человек, как он, для которого жизнь была лишь игрой, вызовом, шансом одержать верх над соперниками, ничего не поймет в причинах, которые двигали ею: любовь к отцу, верность, преданность.

— Ты не поймешь. — Она облизнула губы. — Или тебе будет неинтересно.

— А ты попробуй. — Его голос сделался грубым. — Ты сказала, что в долгу передо мной. Тогда ты, по крайней мере, должна объяснить мне. И кое-что еще.

— Кое-что еще? — Уиллоу уставилась на него. — Что же это может быть?

Его глаза засверкали.

— Поцелуй.

Она оцепенела, по-прежнему придерживая рукой разорванную куртку, сдавленно хватая ртом воздух. Лес, лошади, трупы, валяющиеся где-то среди шишковатых деревьев, — все это какого померкло, отступило на задний план. Она не видела ничего — только сильные черты его лица, магнетический блеск этих темных соколиных глаз. Секунду она не могла говорить, затем у нее вырвалось:

— Я скорее поцелую свинью.

Он пододвинулся ближе.

— Поцеловать меня будет намного приятнее, — заверил он.

— Приятнее?

— Ты когда что-нибудь делала просто потому, что это приятно?

— Конечно. — Она попыталась вспомнить последний раз, когда делала что-то приятное. Это было задолго до того, как ее отец оказался в темнице. Ей понадобилась целая неделя, чтобы только найти его. И ей было трудно думать сейчас, под этим настойчивым взглядом Блейна.

— Я собирала цветы, — сказала она наконец. — Купалась в реке в летнюю ночь. Превзошла одного из рыцарей сэра Эдмунда в фехтовании, залезла на самое высокое дерево в лесу за нашим домом в Бринхейвене. — Она увлеклась. — Пекла пироги, кормила ими детей в нашей деревне…

— Достаточно, — прервал он ее. — А как насчет поцелуев? Часто приходилось?

Уиллоу почувствовала, как краска заливает лицо.

— Нет.

— Но, кажется, ты говорила, что влюблена. Она подняла подбородок.

— Я была влюблена, — спокойно ответила она. Перед ней мысленно возникло лицо Адриана. — Но… он не был влюблен в меня.

Прежде чем Блейн успел подшутить над ней, она торопливо продолжала:

. — Он всегда считал меня ребенком — и никогда не пытался сорвать поцелуй. Это был самый прекрасный человек, какого только можно повстречать, и он был не такой, чтобы пытаться… — Она оборвала свою речь, уверенная, что ее щеки горят ярче, чем летние розы в саду отца.

— Он был не такой, чтобы пытаться поцеловать тебя? С ним было что-то не так? Или ты думаешь, в поцелуях есть что-то плохое?

— Не кривляйся. Я уверена, это очень хорошо — с желанным человеком. Дело в том, что Адриан никогда не знал, какие чувства я испытываю — что я люблю его всем сердцем. Он был старше меня, — быстро добавила она. — Мудрым, добрым и благородным. Его все любили. Но теперь его нет. Он погиб благородно… в бою… и я…

— И ты никогда не отдашь свое сердце другому, — насмешливо сказал он.

Уиллоу вздохнула — боль сжимала ее сердце. Его лицо казалось таким жестким, таким холодным. Она ненавидела его. У нее навернулись слезы, но она сдержала их.

— Нет, — прошептала девушка. — Думаю, что нет. Ты никогда не поймешь, что такое прекрасное, возвышенное, благородное чувство, никогда не поймешь, что такое любовь!

Блейн увидел под ее густыми роскошными ресницами блеск слез и пожалел, что не может забрать свои слова назад. Он не хотел обидеть ее. Она казалась такой невинной, такой очаровательной, и надежды, отваги и целеустремленности, склонной к болтливости. Ему никогда не нравились болтливые женщины, но что-то пленительное было в том, как она говорила без умолку.

— Скажи мне, как тебя зовут, — услышал он свои слова, произнесенные голосом более хриплым, чем ожидал.

Она ошеломленно смотрела на него.

— Зачем?

— Я хочу знать, как зовут женщин, которых целую.

Она сглотнула.

— Ты не поцелуешь меня. Но… Уиллоу. Меня зовут Уиллоу.

— Уиллоу, если бы я позволил тебе взглянуть туда и увидеть людей, которых сегодня убил — все ради тебя, — думаю, ты бы признала, что должна мне поцелуй. Один поцелуй. Плата за оказанные услуги.

— Рыцари не просят плату с тех, кому помогают. Они сражаются по долгу рыцарской чести, справедливости, правого дела…

— Я не такой, как другие рыцари. Я думал, ты уже это поняла. Я действую по собственным правилам. — Его рука обхватила ее талию и притянула ближе, другая погрузилась в ее локоны, ниспадавшие с плеч.

— Только один поцелуй, — мягко попросил он. Она почувствовала тепло его дыхания у себя на щеке.

Это было полным безумием, но она чувствовала, что колеблется. Везде, где он касался ее, возникали потоки тепла. Эти темные глаза, казалось, затягивали ее…

Соблазн поцеловать его был почти непреодолимым. Но Блейн — незнакомец. Ее враг, который стремился захватить ожерелье.

Он спас мою жизнь.

— Подумай об этом. — Рука Блейна крепче обхватила ее талию. Голос был тихим, убедительным. Как мог голос мужчины заставлять кровь так нестись по жилам, возбуждать, а сердце — ныть?

Какое-то странное волшебство…

— Вспомни, как ты пыталась подсыпать снотворный порошок в мой эль. И этот трюк, который ты проделала со мной на постоялом дворе, когда я хотел помочь тебе. Это было не очень благородно. Не мудро, — добавил он, хмурясь.

Она улыбнулась, не желая того.

— Ты, наверное, был вне себя от ярости, — прошептала Уиллоу.

— И на то были причины. — Его рука оставила в покое волосы девушки и перешла на изящный изгиб подбородка. — Я спать не мог, все думал о тебе. Я собирался свернуть тебе шею, когда поймаю. Но теперь… — Он улыбнулся многозначительной, завораживающей мужской улыбкой, от которой у Уиллоу подкосились колени. Хорошо, что он поддерживает меня, слабо подумала она.

— Мне хочется поцеловать тебя, Уиллоу.

Когда его губы произнесли ее имя, это стало ее погибелью. Не осознавая того, она чуть заметно кивнула. Его улыбка стала еще шире, и он наклонился ниже. Она задержала дыхание. Губы Блейна нашли ее губы.

Это был поцелуй глубокий и нежный. Уиллоу знала только, что весь мир исчез и не было ничего, кроме этого мужчины, этого момента, этого волшебства, когда его теплые губы уверенно и умело овладели ее губами. Блейн из Кендрика целовал ее долго и основательно. Он открыл для нее сладкие, неистовые ощущения, сдобренные огнем. Шок от наслаждения потряс ее, и она трепетала в его руках. С инстинктивным пылом она поцеловала его в ответ, и когда он наконец поднял голову, Уиллоу туманно посмотрела в его глаза. — Еще один, — хрипло сказал он.

Прежде чем она успела прошептать разрешение, он притянул ее к себе и поцеловал еще раз. Этот поцелуй был более сильный, глубокий и жадный, чем первый. Жар клокотал в ней, и она держалась за Блейна, не чувствуя боли, которая раньше обжигала плечо, осознавая лишь его мускулистые руки, обхватившие ее, его губы, плотно прижатые к ее губам, его язык, целеустремленно проникающий в ее рот.

Затем стало больше жара, больше огня, возник мускусный мир, далекий от невинности и солнечного света, и она потеряла разум. Чувства кружились вихрем, сердце колотилось, она не могла дышать… не могла думать… не могла остановиться…

Остановился Блейн, отстранившись от нее так неожиданно, что она задохнулась от смятения. Без его губ ее губы казались ей одинокими, покинутыми.

— Думаю… теперь ты заплатила свой долг. — Его дыхание было тяжелым, прерывистым. Он убрал от нее свои руки и отвернулся. Какого черта, что с ним происходит? Он не дал ей увидеть, как этот поцелуй потряс его. Она была девственницей, как он и предполагал, но то, как она целовала его, воздействовало на него сильнее, чем любой удар в рыцарских турнирах, в которых он когда-либо участвовал. Как такое может быть?

Он целовал сотни женщин, и ни одна не произвела на него такого впечатления, как Уиллоу. Ни у одной из них не было такого сладкого вкуса и такого чистого и свежего запаха, как у диких горных цветов. Ни одна не держалась за него так нежно — и не целовала в ответ с такой страстью. Он привык управлять собой в подобных ситуациях, но Уиллоу заставила его испытывать голод и жажду большего, чем он мог просить у нее.

Большего, чем он станет просить у нее.

Она была слишком молода, слишком невинна и слишком уязвима. Даже у него были свои ограничения — и правила.

Больше не целуй ее, сказал он себе. Думай о своей будущей невесте. Думай о том, как превзойдешь остальных в борьбе за супружеское ложе Мэйдин. Затем получишь все поцелуи — и все остальное, — что только захочешь.

— Ночь приближается. — Он сделал долгий вдох. — Мы теперь глубоко в лесу, и Идрик со своими людьми — и кто знает, какие еще дикие звери, — выйдет на охоту. Нам нужно найти убежище.

Он повернулся и увидел, что девушка все еще стоит в той же позе, в которой он ее оставил. Щеки ее были залиты румянцем, глаза ярко блестели, сладкие губы трепетали. Она была восхитительна — как спелый персик, который только что попробовали на вкус.

Я не могу больше вкушать ее, думал Блейн осторожно, в то же время испытывая наслаждение от одного взгляда на нее.

— Ты слышала, что я сказал? — спросил он. Его голос звучал хрипло, даже для его собственных ушей. — Нам нужно найти убежище. Давай, я приведу твою кобылу. Ты можешь ехать верхом?

Могу ли я ехать верхом? — оцепенело думала Уиллоу. Могу ли я думать? Могу ли я говорить? Да поможет ей небо, она вела себя, как тупица и дура, но поцелуи Блейна из Кендрика лишили ее всех чувств.

В кратком приступе паники она подумала, вернется ли к ней здравомыслие вообще когда-нибудь.

Она все смотрела на него и наконец восприняла выражение нетерпения и напряжения у него на лице.

Он закончил расчет с ней. Один поцелуй, нет, два, и долг ее оплачен. Он потерял к ней всякий интерес. Все это было игрой.

Ее охватил стыд, и когда это произошло, вернулась спасительная гордость.

До нее наконец дошли его слова.

— Спасибо, но я сама найду себе убежище, когда решу остановиться на привал. Я и так уже потратила достаточно времени…

— Если ты поедешь дальше, раненая, по этому лесу, я за тебя отвечать не буду, — оборвал он ее. — Тебя поймают другие разбойники, и пусть они поджаривают на открытом огне — я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе. Пусть какой-нибудь тролль будет вырывать у тебя глаза и ногти, — я не собираюсь из-за этого задерживаться на своем пути к ожерелью.

— Я этого и не жду.

Она снова подняла подбородок. Понимает ли она, как привлекательно выглядит, когда вот так задирает его, и ее волосы откидываются с этих нежных щечек?

Блейн сжал зубы.

— Ладно. Ты знаешь, я не такой, как твой драгоценный Адриан. Я не знатный, не благородный, и я не связан никаким рыцарским кодексом чести, кроме своего собственного: делай то, что должен, чтобы выжить, и плевать на всех остальных.

— Я это очень хорошо знаю. — Она схватила с земли накидку и надела ее. Щеки горели от гнева. Даже не взглянув на Блейна, она пошла к Мунбим, которая паслась в березовой рощице. Но как раз в этот момент ее взгляд упал на кровавое побоище не более чем в тридцати футах от нее.

Ее затошнило, и она покачнулась. Блейн мгновенно оказался возле нее.

— О Боже, я же сказал тебе не смотреть! — Одного взгляда на ее абсолютно белое лицо было достаточно, чтобы он разразился потоком брани. — Решено. Ты не можешь никуда ехать.

Сказав это, он подхватил ее на руки и понес к своему коню. Она была занята тем, что пыталась сдержать рвоту и стереть из памяти кровавую сцену. Она не заметила, как он поднял ее в седло, как вскочил на коня позади нее. Даже когда они поехали рысью и он схватил за узду ее кобылу, разум Уиллоу еще не воспринимал, что происходит.

Только когда они вместе скакали галопом через лес, когда подкрадывающиеся сумерки начали отбрасывать длинные черные тени и угрожающее рычание невидимых диких существ достигло ее слуха, она поняла, что сидит перед Блейном в его седле, что Мунбим бежит вместе с ними на поводу, почувствовала, что резкий холод пробирает ее через куртку и накидку, и что могучие руки Блейна охватывают ее с обеих сторон, согревая и защищая от пронизывающего ветра.

— Куда мы едем? — Она повернулась в седле, чтобы взглянуть ему в лицо, которое казалось жестким и мрачным в угасающем свете дня.

— Я буду знать это, когда увижу, — ответил он, едва взглянув на нее.

Дорога становилась все более трудной. Деревья, которые раньше стояли на больших расстояниях, теперь, казалось, росли гуще. Их толстые узловатые корни переплетались, и лошади то и дело спотыкались. Черная, непроницаемая тьма, которую не нарушали ни звезды, ни луна, опустилась над лесом. Вместе с ней пришли яростные порывы ветра, и внезапно закружился ослепляющий снежный вихрь. Цепенящий холод пронизывал насквозь.

Была только осень, но из-за морозного воздуха, густого снега и завывающего ветра казалось, что сейчас конец декабря.

Жуткая ночь, полная какой-то злой магии, думала Уиллоу, дрожа в руках Блейна, и ей вдруг стало радостно, что она не одна, что есть человек, разделяющий с ней потребность в убежище от гибельного холода и ветра. Любое убежище, хоть пещеру…

— Не нравится мне все это, — пробормотал Блейн ей на ухо, словно читая ее мысли. — Клянусь, деревья сдвигаются все ближе и ближе, словно готовят какую-то западню.

Его слова эхом отозвались в мыслях Уиллоу, и в ней зашевелился страх.

Никто из них не увидел фигуру с черными как смоль волосами, взгромоздившуюся высоко над ними на ветви дерева. Ее серебряная накидка смешалась с белизной снега, когда Лиша-колдунья взмахнула рукой и облако серебряной пыли поплыло через лес и упало на просвет на их пути.

Затем волшебная пыль и колдунья исчезли, и осталась яростная ночь.

Вскоре Уиллоу заметила впереди темное, похожее на хижину пятно, указала рукой.

— Смотри! Вон там! Блейн… может, это дом?

Он быстро повернул лошадь в этом направлении, в то время как их окружали все более густые вихри снега.

— Пустой он или нет, мы заночуем там! — закричал он, сосредоточив все внимание на том, чтобы провести лошадей к грубому жилищу, деревянной хижине, забитой хворостом.

Они еще не добрались до дверей, а снег уже накрывал лес, сгибая ветви деревьев.

— Там за хижиной есть навес. Я заведу тебя в дом, а потом пристрою лошадей!

Она едва слышала его крик сквозь усиливающийся вой ветра. Уиллоу никогда раньше не видела такой ночи, и была уверена, что эта ночь — порождение черной магии. Магии Короля троллей.

Когда Блейн помог ей слезть с коня, она обхватила себя руками, и они вместе, пошатываясь, пошли к двери. Он распахнул ее ударом ноги, и когда они вошли, Блейн обнажил меч.

Полная тьма.

И тишина.

Когда они зажгли сальную свечу, которую Уиллоу достала из своей накидки, то обнаружили, что хижина пуста.

Ударом ноги Блейн закрыл дверь.

— Я разведу огонь.

— Нет. Предоставь это мне. — Уиллоу положила свою руку на его, когда он направился было к камину. — Позаботься о лошадях, а то они наверняка погибнут.

Он глянул на маленькую озябшую руку девушки, затем на напряженное прелестное лицо Уиллоу. Ее щеки покраснели от холода, губы дрожали. На ресницах все еще таял снег.

Внутри у него что-то сжалось — болезненное и одновременно приятное.

— Тогда я быстро.

Он поднял руку, прикоснулся к ее лицу и вышел.

Под очагом была небольшая куча хвороста. Уиллоу принялась забрасывать его в камин, чтобы разжечь, думая о том, как странно, что она ждет возвращения Волка из Кендрика с чувством, которое могла описать только одним словом — нетерпение.

— Как всегда, дорогой, ты совершил довольно серьезную ошибку. — Лиша-колдунья возникла в темнице так неожиданно, что Артемус с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть.

— Откуда ты взялась? — спросил он, нахмурив брови. — И кстати, не собираешься ли ты выпустить меня отсюда?

Он направился к ней, но был грубо остановлен. Когда она подняла руку, он врезался в невидимую каменную стену.

— Пропади ты пропадом, Лиша! Хватит рисоваться.

— Я злорадствую. Ты этого заслуживаешь.

— Я заслуживаю, чтобы меня освободили. Довольно этой ерунды.

Она глядела на него из-под копны эффектных черных кудрявых волос, пронизанных несколькими серебряными нитями. Ее бледно-зеленые глаза мерцали — такие же загадочные, как у кошки. Лиша была красива, шикарна, чувственна — и она была очень сильна. Если самая главная сила Артемуса принадлежала Царству Снов, а так он мог делать лишь несколько простых трюков, вроде превращений низкого уровня и перемещения предметов с помощью волшебной палочки — когда он мог найти свою волшебную палочку, — то Лиша, как известно, была двоюродной сестрой самого Мерлина и обладала поистине замечательной силой. Артемус настороженно смотрел на нее и не мог не заметить, насколько она красива. Под ее мерцающей серебряной накидкой роскошное бархатное бирюзовое платье весьма соблазнительно облегало каждый изгиб тела.

О Боже! Но, восхищаясь ею, он все же не доверял колдунье, потому что она обладала отвратительным характером, а ее расположение духа часто сбивало с толку.

Он не понимал женщин, даже свою родную дочь. Так как же он мог надеяться понять эту пьянящую колдунью, которая непредсказуема, как светлячок в летнюю ночь?

— Так ты не хочешь услышать о своей ошибке? — словно замурчала она, растягиваясь на меховом ковре, который заставила появиться в темнице, и чувственно устраиваясь на нем. — Это касается твоей дочери.

— Уиллоу? — Артемус глубоко вздохнул, глаза тревожно расширились. — Говори. Что случилось?

— Ты послал ей сон, так? Чтобы помочь ей найти ожерелье. Но ты послал еще один сон.

— Да, это так. Сэру Дадли. А что в этом плохого? Он будет помогать и защищать ее.

— Он мог бы помогать и защищать, если бы ты правильно произнес заклинание, глупец. — Лиша поглаживала рукой мех. — Ты послал сон не тому человеку, Артемус. Мужчина, который сопровождает твою драгоценную Уиллоу в Гиблом лесу, — не кто иной как Волк из Кендрика.

У Артемуса кровь застыла в жилах. Он мог лишь молча таращить на нее глаза, в то время как выражение ужаса возникло у него на лице.

— Кто?.. Волк из Кендрика? — Ему казалось, что сейчас он потеряет сознание. — Кто это?

— Авантюрист, искатель приключений. — Она беззаботно улыбнулась. — Молод. Потрясающе красив. Безжалостен. Он бабник, он наемник. И сам хочет заполучить ожерелье.

Артемус закрыл лицо руками.

— Что я наделал? — прошептал он, опускаясь на твердый каменный пол. Его несчастный разум наполнил образ Уиллоу, находящейся в опасности, — не только со стороны того, что поджидало ее в лесу, но и со стороны человека, которого он сам послал за ней.

— Меня больше не волнует ожерелье. — Слова вырвались из него. — Я с удовольствием останусь здесь навсегда, если с Уиллоу не случится ничего плохого. Но сейчас, Лиша, выпусти меня отсюда. Я должен идти к ней, чтобы помочь. Потом я вернусь, клянусь. Я вернусь еще на сто лет…

— Я уже помогла ей. Тебе незачем куда-то идти. Благодаря мне, у нее и Волка есть уютное местечко, где они проведут ночь.

— Проведут ночь? — возопил Артемус. Ужасная мысль поразила его. — Почему его называют Волком? — спросил он.

Лиша холодно улыбнулась.

— Тебе незачем это знать.

Артемус на мгновение закрыл глаза и содрогнулся.

— Зачем ты это делаешь? — поинтересовался наконец он измученным голосом. — Все из-за того, что я превратил твоего любовника в жабу? Не моя вина, что какой-то тупой ястреб съел его. — Он провел рукой по редким седеющим волосам. — Мне нужно было превратить его в таракана!

Лиша одним гибким движением тела встала с ковра.

— Ты прекрасно знаешь, что не это настоящая причина, по которой ты находишься здесь, — сказала она, и в ее бархатистом голосе впервые промелькнула нотка сочувствия.

— Разве нет? — Артемус тупо смотрел на нее. — Но ты сказала… Я думал…

— Мужчины. — Гневный румянец залил ее лицо. — Я ухожу, пока сама не превратила в таракана тебя, — пробормотала она сквозь зубы.

— Но… Но дай мне какую-то подсказку… какой-то намек…

— Бал в Мелвосе. Помнишь? — Она выплюнула эти слова и исчезла в облаке огня.

Невидимая каменная стена исчезла вместе с ней, и Артемус походил по темнице, потом остановился и уставился на меховой ковер. Бал в Мелвосе?

— Ох, — вдруг произнес он, и его охватило чувство недоверия. На некоторое время он даже забыл, в каком затруднительном положении находится Уиллоу — в ночной ловушке в Гиблом лесу вместе с Волком из Кендрика. Он вспоминал, как четыре месяца назад он и Лиша вместе танцевали на балу в Мелвосе.

А потом то, что случилось в темном уединении сада после бала.

— О да, — прошептал он, поглаживая подбородок длинными тонкими пальцами. Его лицо исказила гримаса. — Это.