Дом Монтеану. Том 1

Ожидаю, что сейчас он улыбнётся мне или рассмеётся, но из груди Томáса вырывается рокот. Боевой рокот. Мой отец так делал, когда предупреждал о смертельной опасности на поле боя или, вообще, когда мы были рядом, и на нас готовы были напасть.

Моё лицо вытягивается, когда Томáс сильнее хватает меня за шею и дёргает за ткань комбинезона на груди. Меня дёргает вперёд, ткань с треском рвётся, а его жестокий поцелуй подавляет мой испуганный вздох. Томáс, крепко удерживая меня за шею, терзает мой рот, врываясь в него языком. Я подаюсь вперёд, прижимаясь к его настойчивой руке, разрывающей мой комбинезон дальше.

Он лишь секунду даёт мне на то, чтобы сделать глоток кислорода, прежде чем бросает на кровать. Я не успеваю уловить тот момент, когда он подхватывает меня и укладывает на постель. Он вновь жёстко целует меня, царапая мою кожу рта зубами и клыками. И это поистине сексуально для меня. Моя кровь попадает мне в рот, и он высасывает её, обхватывая мой язык губами. Я цепляюсь за его плечи, пытаясь раздеть, но он перехватывает мои руки и поднимает их над головой, припечатывая к постели.

— Томáс, — выдыхаю я.

— Познакомься с моим животным, — рычит Томáс, прикусывая мою шею.

Волна удовольствия прокатывается по моему телу, и я облизываю губы. Его ладонь скользит по моей груди, и он обхватывает её, сжимая в руке. Его язык вырисовывает круги на моей коже, медленно спускаясь ниже.

— Будь тихой и не опускай руки, — требует он. — Поняла меня?

— Да… да…

— Послушная королева, — хмыкает он, удерживая со мной зрительный контакт. Его длинный язык кружит по ореолу моего соска, вынуждая выгнуться, пока он ногтем другой руки играет с твёрдой вершиной груди. Я закусываю губу, проглатывая стон. Его губы смыкаются на моём соске, и он посасывает его, продолжая играть с ним кончиком языка. Я жмурюсь от сильнейшего жара, опалившего меня изнутри.

Томáс внезапно кусает меня за грудь, вынуждая ещё сильнее сжать губы от притока обжигающего жара к низу живота. Мои бёдра начинают двигаться, пока он пьёт мою кровь. Немного, но достаточно для того, чтобы возбуждение перешло на иной уровень. Где-то далеко в сознании я помню, что мы должны сконцентрироваться… но вот моё тело полностью подчинилось голоду Томáса. Я пытаюсь, клянусь, пытаюсь схватить мысль о воздержании, о неподходящем времени и месте, но поражена ядовитым желанием.

— Боже, — выдыхаю я и не сдерживаю стон.

Это невыполнимо. Томáс грубо разводит мои ноги и впивается губами в мой клитор. Я стараюсь быть тихой… правда, но и это невыполнимо. Вся моя чётко выстроенная система в голове летит к чертям собачьим. Пока Томáс дорывает на мне одежду, его язык ловко теребит мой клитор. Он всасывает в себя возбуждённый бутон, вырывая из моей груди ещё один стон, а потом ещё один, когда его зубы царапают нежную кожу. Я жмурюсь со всей силы, мои ноги начинают дрожать, Томáс удерживает меня за бёдра, словно высасывая все соки возбуждения из меня. Меня охватывает дрожь, она бьёт мои бёдра, пальцы ног, мозг и грудь. Хватаюсь за неё и сжимаю свои соски, когда на меня обрушивается оргазм. Я выгибаюсь и распахиваю рот в беззвучном крике освобождения, цепляясь за волосы Томáса и вжимая его в себя.

Моё тело дрожит от пережитого оргазма. Томáс мягкими поцелуями поднимается по моему телу и оказывается напротив моего лица. Он нежно целует меня в губы и ухмыляется.

— Ты до сих пор в одежде, — упрекая его, пытаюсь восстановить дыхание.

— Я в порядке. Это было только для тебя, чтобы ты расслабилась, Флорина, — Томáс проводит ладонью по моей щеке, а я хмурюсь. Он вернул свой человеческий облик.

— Но почему? Разве секс — это не обоюдное удовольствие?

— Секс ради самого секса — глупое занятие. Я предпочту пережить этот раунд, а тебе нужно поспать, Флорина, — Томáс выпрямляется и снимает с меня клочки одежды, бросая их на пол, вместе с ботинками.

— Но…

— Спать, — безапелляционно произносит Томáс, накрывая меня одеялом.

Я привстаю на локтях, наблюдая, как он раздевается и аккуратно складывает свою одежду на кресло. Хмыкнув, перевожу взгляд на мусор, в который он превратил мою одежду, и снова хмыкаю.

— Что? — спрашивает Томáс, забираясь в кровать и обнимая меня одной рукой.

— Ты такой педант, — усмехаюсь я.

— В отличие от тебя я не модник. Я ношу одно и то же уже примерно десять лет. Поэтому я берегу свою одежду.

— Почему? Ты же можешь позволить себе новую одежду? И к слову, я не модница. Ты видел мой стиль.

— Да, тридцать семь чёрных толстовок. И это определённо делает тебя модницей.

Фыркнув, я пихаю его в плечо, отчего он тихо смеётся.

— Отвечай на вопрос, Томáс.

— Я не вижу смысла. Никогда не гнался за богатством, властью или популярностью. Мне это безразлично. Когда я жил в деревне, то носил одежду очень долго. Мне не давали даже сшить себе новую, поэтому я научился экономии.

— И долго ты носил эту одежду?

— Иногда по тридцать-сорок лет.

— Не понимаю, — хмурюсь я и переворачиваюсь на живот, глядя на Томáса. — Почему твой отец так унижал тебя? По идее, ты был его наследником. У тебя же не было братьев или сестёр?

— Нет. Отец их убил. Он часто брал женщин, которые рожали от него, но или убивал их, когда они беременели, или же родившихся младенцев. Я также был наказан за желание спасти их. А меня он боялся. Я был сильнее его. Это я уже потом понял. Он не давал мне узнать мир, изучить его. Мне было запрещено всё. Зачастую меня держали на привязи.

— Почему ты мирился с таким отношением?

— Я был напуган, Флорина. Очень напуган миром. Я ничего о нём не знал и был диким. Меня пугало всё, буквально всё, что я не знал. Моё развитие остановилось очень рано, я хоть и выглядел взрослым, но мышление у меня было, как у ребёнка, потому что мне не давали ничего увидеть. Когда другие обучались грамоте, я был наказан. Когда другие занимались сексом, я был наказан или следил за огнём.

— Неужели, тебе не хотелось узнать?

— Очень хотелось, но меня бы снова наказали. Тогда я даже не подозревал, что был силён и мог просто разорвать цепь, на которой меня держали, убить отца или защитить себя. Я не знал об этом. Моё развитие заключалось лишь в понимании, что мы в безопасности, остальной мир кишит врагами, убившими мою мать, и есть пища в виде людей. Потом я начал разделять людей по внешним признакам. И всё. Меня учили, что люди злые и ищут нас, чтобы убить и использовать. Другие вампиры, как твой отец, тоже плохие. Но я его видел… было ощущение, что он невероятен. Для меня твой отец был самым умным и сильным вампиром, и я его боялся, но и хотел быть рядом с ним. Ты знаешь, что случилось, когда я рискнул просить его взять меня к себе. Я даже произнести этого не мог. Я говорил набором слов, порой путал буквы.

Моё сердце сжимается от боли. Жизнь Томáса была адской и унизительной.

— Наш клан другой, — тихо произношу я. — Мы не унижаем друг друга. Каждый занимает свой пост. На самом деле всем давно уже плевать на посты, на сближение с королевской семьёй. Каждый занимается своими делами.

— Разве это хорошо?

— Да, нет уже таких жёстких правил, как раньше. Мы стали свободнее, но соблюдать законы всё же нужно. Наша разведка отлично работает, они всё знают. Это умные воины. Они отслеживают действия всех вампиров. Там, где живут вампиры, есть один из представителей нашей безопасности.

— А ты не думала, что этих вампиров легко купить?

— Нет, они веками служат нашей семье и клану. Стан ведь их возглавляет, — хмыкаю я. — Они верны своему виду.

— Ты ошибаешься, Флорина. Всегда были и будут предатели. Они есть везде. Или трусы, которые с лёгкостью идут против своего же вида. Вампиры стали слишком похожи на людей.

— Ты считаешь, что Стан предатель? — огрызаюсь я.

— Стан нет, но нельзя безоговорочно верить словам, Флорина. Ты их королева и должна сама следить за безопасностью своего вида и за исполнением всех правил.

— Я хреновая королева, Томáс. Мне это никогда не было интересно. Мне бы чувствовать вину за это, но… я не могу. Я ненавижу титул. Ненавижу то, что они считают меня какой-то особенной. Ненавижу эту жизнь. Я бы всё отдала, чтобы уйти отсюда и жить нормальной жизнью на Аляске, к примеру. Быть, как ты. Быть свободной, понимаешь? Эти рамки убивают. Я нахожусь в них всю свою жизнь. Никто меня не спросил, хочу ли я быть королевой, нужна ли мне эта ответственность. Это жестоко. Я против насилия. Против жестокости к любому живому существу.

— Я тебя понимаю, Флорина. И твои чувства мне близки, но бывает так, что просто не из чего выбирать, и ты выбираешь то, что поможет тебе защитить любимых. Ты тоже выбрала свой титул и стала их королевой, потому что боялась за Стана и дядю, не так ли?

— Да, — шепчу и кладу голову на плечо Томáса. — Они мне не родня, но всегда были моей семьёй. Они такими и останутся. Если бы я не возглавила клан, начала бы возмущаться и отдала пост кому-то другому, да зубами вырвала бы себе свободу, то их бы убили. Их бы уничтожили, как доказательство власти другого короля или королевы. Ни Стан, ни Ромá никогда бы не подчинились другим. Есть ещё несколько вампиров, в которых я уверена, а остальные… дерьмо, которое я бы убила.

— И тебе придётся это сделать.

— Что? — спрашивая, озадаченно приподнимаю голову, глядя в серьёзные глаза Томáса.

— Если ты обнаружишь предателей, а они есть, то должна их убить, Флорина. Без сожаления. Иначе они убьют тебя. Таковы правила. Предавший один раз, предаст и второй, но это может стать уже летально. И я думаю, что всё происходящее сейчас как раз покажет истинные лица тех, кто тебя окружает. Тебе придётся убить их, чтобы защитить себя и свою семью.

— Знаешь, ты был бы прекрасным королём вампиров, Томáс. Жаль, что ты этого не хочешь. Ты умён, сообразителен, силён и прекрасно разбираешься в королевских обязанностях. Может быть, когда-нибудь, — зевая, возвращаю свою голову на плечо Томáса.

— Когда-нибудь, — эхом повторяет он, целуя меня в макушку.

Сон овладевает моим сознанием. Первый раз я видела кошмар — смерть всей моей семьи, я снова была в том ужасном дне. В эту ночь кошмар возвращается, только теперь я вижу Томáса, разорванного на мелкие кусочки, лежащие на столе передо мной. Кровь и плоть, раздробленные кости и хрящи вызывают дурноту в моём теле, слёзы скатываются из глаз, а сердце наполняется отчаянной болью. Мне хочется орать и уничтожить того, кто это сделал с ним. Но осознание того, что мне придётся уничтожить себя же, убивает меня. Боль быстро распространяется по моему телу, она поглощает меня, и я…

Громкий стук возвращает меня в реальность. Я резко сажусь на кровати, как и Томáс.

Боже мой. Нет. Я в ужасе смотрю на него, когда стук повторяется. Я убила его в своём кошмаре. Я убила…

— Русó, я вхожу, — раздаётся громкий голос Стана за дверью.

— Вот чёрт. Одевайся, — рявкает Томáс, подскакивая с кровати.

Но мне сейчас всё равно, кто войдёт сюда. Я испытываю жуткий страх. Это настоящий страх, а не воспоминание, и он словно пробуждает что-то внутри меня.

Глава 37

Мой человеческий друг, ты знаком с горем смерти. Думаю, что каждый будет знаком или уже знаком с этими ощущениями всепоглощающего горя, которое всегда остаётся рубцом на сердце. Что бы ты ни делал, кого бы не любил в будущем, рубец остаётся навсегда. Это твой опыт, прошлое, твои эмоции и воспоминания. Мы же немного отличаемся в принятии горя. У нас оно вызывает желание мщения, жажду крови и делает нас безумными. И не всегда ярость из-за смерти семьи появляется внутри нас. Это может выглядеть довольно странным, если учесть, что сильнее семейных уз ничего нет в нашем мире, по твоему мнению. Но это не так. Не совсем так. На первом месте у нас, конечно, семья. Мы защищаем и сражаемся за неё. За неё мы убиваем, не разбирая, кто стоит перед нами. Но если вампир встречает возлюбленного, то именно он становится главным в этой иерархии приоритетов. Когда на мою семью напали, отец защищал маму, а не своих детей. Потеря возлюбленного — медленная смерть. Потеря кого-то из детей или родителей — боль и желание отомстить. Но эти эмоции довольно отличны друг от друга. При потере возлюбленного мы сходим с ума и не остановимся ни перед чем, пока не уничтожим всех, кто был даже косвенно причастен к гибели любимого. Мы убиваем до тех пор, пока весь род врага не сгинет в ад. При потере члена семьи мы убиваем того, кто это сделал. Теперь ты понимаешь, насколько сильна связь между парой? Это одно целое. Это отдельный мир, в котором всё очень хрупкое. И мой сон, кошмар, который я увидела, пугает меня, но не тем, что это могут быть просто мои страхи, а тем, что это может быть видением. Уже не знаю, кто я, и что происходит в моём теле с моей сущностью. Мы видим будущее, когда наша пара в опасности. Папа рассказывал, что такое бывает, но не всегда сбывается. Порой это наша сущность требует защиты от разума того, кого мы безмерно любим. И вот это пугает меня. Я люблю Томáса. Вот, в чём причина этого страха. Любовь.

Стан врывается в мою спальню. Я глупо моргаю, пока прихожу в себя. Одеяло сползло к моим бёдрам, а Томáс издаёт рычание, подскакивая ко мне и прикрывая мою грудь.

— Тебя не учили, что нельзя входить в комнату без разрешения? — рявкает он на друга.

— А тебя не учили, что во время войны трахать вампиров может быть летально? — хмыкает Стан и переводит на меня злой взгляд. — Я же просил тебя, Русó. Вместо того чтобы развлекаться, ты должна была защищать его.

— Тебя это не касается, — холодно говорю я и отталкиваю руку Томáса.

Я не хочу его любить. Любовь — это плохо. Любовь убивает. Я встаю обнажённая и похожу к шкафу.

— Флорина, чёрт бы тебя побрал, прикройся! А ты отвернись! — яростно повышает голос Томáс.

Стан цокает и закатывает глаза.

— Чего я там не видел, — хмыкает он.

— Томáс, не думай даже нападать на него. Ты слишком странно реагируешь на обнажённые тела, для нас это нормально. Это всего лишь тело, — раздражённо бубню я, натягивая трусики и футболку.

— Это твоё тело, — одеваясь, фыркает Томáс. — И моё отношение к обнажённому телу нормально, это у вас оно извращено.

— Зачем пришёл? Ещё даже не рассвело, — обращаясь к Стану, я полностью одеваюсь в кожаные лосины и ботинки. Прячу два ножа и беру пистолет, располагая его за резинкой на спине лосин.

— Отец нашёл все имена. Теперь нужно их призвать.

— Это прекрасно, но я не могу. Ты знаешь, что у меня нет сил.

— Знаю, но попытаться ты должна. Это важно, Русó. А также отец думает призвать оборотней. Я уже связался с главами кланов, но без твоего требования они не придут.

— Оборотни? — Томáс хмурится, глядя то на меня, то на Стана.

— Да. Оборотни. Это такие мохнатые ублюдки, пастор, которые живут среди нас и принесли клятву верности нашей королеве.

— Ты не говорила про оборотней. То есть… призыв работает и на них? — хмурится Томáс.

— Ты не спрашивал, — отвечаю, равнодушно пожимая плечами. — Но да. Молчи, Стан, знаю, что ты недоволен тем, сколько я рассказала Томáсу, но это было для его же безопасности.

— То есть они просто так не придут? Не подчинятся ни тебе, ни другим, если они победят?

— Они не победят, — злобно рявкает Стан.

Томáс лишь отмахивается.

— Нет. На оборотней нельзя влиять даже манипуляцией. Их больше, чем нас, на несколько сотен, поэтому они легко могут принять потерю своих людей. Главное, не трогать их самок. За это они убивают.

— Подожди, Флорина. Оборотни тоже работают на вас?

— Нет, — улыбаясь, качаю головой. — Они не наши рабы, и между нами уже давно принято мирное соглашение. Было время, когда люди нас обнаружили, вампиров и оборотней, захватили и проводили опыты. Я тогда как раз потеряла семью, поэтому во мне было много злости. Но после того как я спасла большинство Альф и их самок из рук людей, все главные и сильные стаи оборотней принесли мне присягу. Их кровь тоже хранится в архивах. И если будет нужно, то я имею право призвать их, чтобы они помогли нам. Другим они не подчинятся. Они будут воевать с ними.

— Это радует, — усмехается Томáс. — Если ваши враги всё же выиграют и возьмут вас в плен, то они не смогут заявить права на этот мир, верно?

— Нет. Оборотни не позволят. У нас пакт, который всем подходит. Мы живём среди людей, но не обнаруживаем себя, хотя у нас имеются некоторые послабления. Бывает, что оборотни находят себе самок среди людей. Их ДНК наиболее схоже с ними, чем с нами, поэтому им разрешено вводить в свои стаи людей, но только после общего совета и одобрения нового члена стаи. Я имею весомый голос. Точнее, сейчас он передан Ромá, но я ему доверяю. Ромá возвышает любовь. Так что если ты переживаешь, что кто-нибудь вновь сможет сделать людей рабами, и никто им не помешает, то зря. Оборотни нападут и защитят нас, даже если я не попрошу. Мы связаны с ними не только клятвами, но и на более тонком уровне. Мы все ценим человеческую жизнь.

— Да никто этим мразям не подчинится и не важно, сколько их, — фыркает Стан. — Когда Русó снова обретёт свою силу, то все, кто клялся ей в верности, станут её пешками. Она сможет управлять ими, даже если они будут против её статуса. Она их королева, а это кровная связь. И если учесть, что Русó повелевает волей огромного количества смертоносных тварей, то никому не выжить.

— Хм, а если они убьют её?

— Тогда начнётся кромешный ад. Без контроля и удерживания всех этих придурков, каждый захочет занять трон. Оборотни, вампиры, ведьмы и другие твари. Людей не останется на Земле, и это приведёт к катастрофе. Без людской крови, настоящей крови, а не той, что Русó изготавливала в своих лабораториях, мы все умрём.

— То есть на ней держится весь мир, — произносит Томáс, бросая на меня взгляд.

— Именно. Так что этим уродам невыгодно её убивать, а они тупые, раз желают этого. И они никогда не смогут выиграть, только лишь усугубят положение дел.

— Но ведь Флорина больна, и она была при смерти. Разве в этом случае не произойдёт то же самое?

— Есть разные виды смерти, пастор. Есть убийство, это насильственное лишение жизни вампира. Есть естественная смерть. Кровь не так глупа, как ты считаешь. Особенно наша кровь. Она имеет память. Сильную память. Вампир может о чём-то забыть, не придать значения, а вот кровь помнит всё. И если кровь прольётся насильно, то те, кто был связан с этой кровью, станут безумными в своей жестокости и мести. Для начала они убьют тех, кто убил их главу, затем начнут драться за место на троне. Это всё довольно сложные механизмы. Их нельзя нарушать.

— Поэтому ты убила всех, кто убил твою семью. Кровь за кровь. Месть за жестокость, — шепчет Томáс.

— Да. Я это не контролировала. Это требование крови, а сопротивляться ей невозможно, особенно когда ты вампир. Я была вампиром, поэтому мной повелевала кровь. Она знает, что делать. Она умна и подсказывает варианты выживания, потому что её цель — выжить.

— А сейчас ты больше человек и не чувствуешь этого зова крови, верно?

— Да. Я чувствую лишь отголоски, но не полноценно. Хотя даже отголоски стали лишь воспоминаниями.

— Выходит, что даже в таком обличии убивать тебя опасно и нужно любой ценой спасти твою жизнь?

— Да. И мы делаем всё для этого, — Стан приподнимает подбородок, словно доказывая своим видом сказанные им слова. — Даже если она будет против, чтобы я убил тебя, я это сделаю. Потому что ты наша проблема.

— Что ж тогда дай мне повод ответить тебе, и я незамедлительно вырву твоё сердце, — рявкает Томáс.

— С удовольствием, — клыки Стана удлиняются, а меня это начинает раздражать.

— Ага, поубивайте друг друга, у нас же мало проблем. Хватит заниматься ерундой. Прекратите. Я пойду к Ромá, а вы только попробуйте прикоснуться друг к другу. Я вам обоим задницы надеру, — указываю пальцем на каждого из них и направляюсь к двери. — Стан, побудь с Томáсом. Томáс, не провоцируй Стана. Надеюсь, вы сможете принять факт того, что оба дороги мне. Если один из вас умрёт, то моя жизнь никогда не будет счастливой. Этой мотивации вам хватит, чтобы успокоиться? — спрашиваю, оборачиваясь и испытующе глядя на них обоих.

Стан кривится, как и Томáс.

— Я не слышу? — злобно повышаю голос. — Я не заставляю вас любить друг друга, но прошу не создавать проблемы друг другу и мне, пока всё это дерьмо не закончится. А потом деритесь хоть каждый день, пока ваши члены не отсохнут. Я ясно выразилась?

— Да.

— Предельно.

— Вот и хорошо.

Конечно, я рискую, оставляя их наедине, но у меня нет выбора. Томáсу небезопасно находиться вне замка, а Стан должен принять факт того, что он не единственный мужчина в моей жизни. Это сложно, признаю, но, может быть, это поможет и мне принять факт наличия Томáса в моём мире. Пока я отрицаю происходящее, хотя понимаю, что это довольно глупо.

— Дядя, — вхожу в пыльный архив, оглядывая высокие стены, забитые ампулами с кровью, книгами, документами и другими важными вещами клана.

Ромá стоит у большого стола, а перед ним помеченные сосуды с кровью вампиров.

— Я нашёл всех, кто откликнулся на наше сообщение, и с кем мы не можем связаться. Их так много, — шепчет Ромá. — Пятьдесят семь вампиров. Это семьи.

Делаю глубокий вдох, пробегаюсь взглядом по списку, там даже маленькие дети есть, родившиеся совсем недавно, год или три назад. Есть старые вампиры с большой семьёй: жена, двое сыновей и жёнами и пятеро детей. Господи. Я не могу их найти. Не могу.

— Призови их, Русó. Я оставлю тебя и подожду снаружи, — дядя похлопывает меня по плечу, прежде чем оставить.

Я не могу! Не могу! У меня нет сил!

Мне стоило бы признаться в этом, но я боюсь, что тогда Томáсу будет хуже. Вот она связь в действии. Теперь любая моя ошибка повлияет на будущее Томáса.

Я смотрю на ампулы с кровью, и меня начинает тошнить. Чтобы призвать вампира или оборотня, нужно принять в себя хотя бы каплю его крови. То есть проглотить, дать время чужой крови смешаться со своей и призвать того по имени. Я должна попробовать.

Капнув кровью на палец, я подношу его ко рту и облизываю. Боже. Закрываю рот ладонью, потому что весь мой организм бунтует против этого. Меня мутит ещё сильнее. Кислота начинает подниматься по моему пищеводу. Я проглатываю её, а затем горечь собирается в горле, которую тоже проглатываю.

Я не могу. Даже попытки кажутся смешными. Меня сейчас вырвет. Я больше не в силах пробовать чью-то кровь. Мне приходится контролировать своё дыхание, борясь с желанием очистить желудок. Я считаю, делая вид, что перебираю склянки и ищу вампиров. Но я больше не могу.

— Дядя, — зову Ромá, облизывая губы и вытирая ледяной пот, собравшийся на лбу.

— Как дела?

— Никак. Тихо, — шепчу я.

— Чёрт, мы их потеряли, — с болью в голосе произносит Ромá. — Их убили.

Это ещё не точно. Но как я могу признаться ему в том, что бесполезна? Это уничтожит Ромá. Он так верит в меня.

— Мы справимся. Последние группы уже вот-вот прибудут. Мы сильнее и отразим удар, если понадобится. Не беспокойся, — добавляет с натянутой улыбкой Ромá.

— Прости, — выдыхаю я.

— Русó, моя девочка, ты не виновата, — Ромá улыбается мне уже искренне, отчего морщинки появляются в уголках его глаз. — Такое случается. Всегда было и будет. Постоянно кто-то считает, что правила написаны исключительно для того, чтобы их нарушать. Но мы выжили и сделаем это снова. Я знаю, как тебе сложно сейчас. И я знаю, что ты ненавидишь этот статус.

— Дело не в этом, а в том, что я бессильна, — признаюсь ему.

— Это не так. Ты просто забыла о смысле своего существования. Но ты важна для нас, для меня, Русó. Ты моя семья, а я твоя. Ты сделала многое для нас и никогда не была бессильной. Пусть порой ты и выкидывала какие-то номера, но не подвергала нас опасности, как делали это остальные. В тебе заключается очень много силы, твоей личной силы, и только ты можешь её контролировать. Я понимаю, что иногда тебе кажется, что всё это бессмысленно. Но мы бы не жили, если бы не были нужны этому миру. Во всём должен быть баланс. И он есть внутри тебя, найди его. Баланс светлого и тёмного. Сейчас ты выбрала свет, хотя считаешь себя мраком. Это не так. Ты считаешь, что если будешь поступать по правилам твоих страхов, то это поможет тебе. Нет, ты просто боишься понять, что создана в гармонии, и твоя тёмная сторона такая же сильная, как и светлая. Дай ей свободу.

Меня озадачивают слова Ромá, ведь то же самое я вижу в Томáсе. Он такой же, как и я. Буквально вчера я советовала ему то же самое. Это странно.

— Ты никогда не сможешь причинить боль тем, кто этого не заслужил. Пусть разумом ты считаешь, что этот человек невиновен, но твоя сущность и твоя кровь знают намного больше. И если ты кого-то убиваешь, думая, что совершаешь ошибку, то это и есть ошибочное мнение. Ты не убьёшь тех, кто не угрожает тебе и твоему виду. Это просто невозможно, Русó. Поэтому доверяй своей природной сущности, она и есть твоя жизнь. Порой нам кажется, что мы поступили плохо, жестоко и чудовищно. Но потом, через несколько лет, мы понимаем, что всё сделали правильно. У нас есть особенности, одна из них — предугадывать события, и это может сделать только твоя тёмная сторона. Она сильнее светлой, ведь свет нужен, чтобы любить, развиваться и помогать. А чтобы это было возможным, необходимо защищать тех, кого мы любим, мстить и убивать за них и расчищать дорогу для своего рода. Ты понимаешь меня?

— Да, — тихо отвечаю я. — Ну а как привести это в гармонию? Я боюсь, что если я… моя тёмная сторона мерзкая, Ромá.

— Она это ты. Отрицая себя, ты отрицаешь свой род, свою кровь, свой вид и своё сердце. Пока ты не примешь эту сущность и не поймёшь, что можешь быть жестокой во благо себе и своей жизни, как и своего вида, гармонии никогда не будет. Уничтожив свою тёмную сторону, ты уничтожишь и светлую, став полым сосудом, который легко можно будет использовать. Таковы наше проклятье и дар одновременно. Гармония внутри и снаружи. Перекос внутри и снаружи. Чем больше света, тем больше тьмы вокруг. Чем больше тьмы внутри, тем больше света. Это искажённое зеркало, Русó.

— То есть если я хочу быть в свете и никому не причинять боль, не сражаться и идти мирным путём, то обстоятельства заставят меня вытащить свою темноту?

— Верно.

— Выходит, что это я виновата в том, что происходит? Я же ничего не делала, дядя. Я… я просто хреновая королева, — шепчу с горечью в голосе.

— Ты королева без каких-либо эпитетов, Русó. Ты королева всех вампиров. Ты можешь что-то делать или не делать. Но ты должна принять происходящее, а не винить себя за то, что было в прошлом. Суть твоей жизни — быть сейчас вместе с нами и смотреть в будущее, а не в прошлое. Прошлое убивает. Если бы я не принял факты, то давно бы уже умер. Я потерял всю свою семью, кроме Стана и тебя. Но нашёл намного больше. Я увидел новый мир и познал больше, чем надеялся. И я убедился, что зря твои братья и сёстры не слушали тебя, а боялись. Они безумно боялись тебя, и это погубило их. Бояться силы — заведомая смерть. Ведь тогда мы отрицаем и свои способности, принижаем и уничтожаем их внутри себя. Эта слабость не поможет выжить, ведь страх убивает нашу решимость идти на риски. А любовь — это всегда риск.

— Боже, Ромá, какая, к чёрту, любовь? Мы, вероятно, будем сражаться с придурками, решившими, что мы недостойны жизни, — фыркаю я.

— Любовь основа любого существа, Русó. Любовь исцеляет и калечит. Любовью можно убить и спасти. Любовь — это тоже дар, который нельзя отвергать. Любовь к своему сыну и к тебе спасла меня. Любовь к своей семье позволила тебе отмстить за них, спасти вампиров и оборотней от жестокости людей и создать союз с оборотнями. Любовь — это куда более важное оружие, чем пистолет, Русó. Любовь помогает, просто не отрицай этого. Твоя любовь к Стану не дала ему умереть.

— Что? — едва слышно произношу я. — Умереть?

— Он ведь умер тогда. Ты спасла его благодаря своей крови и любви в ней к нему. Любовь Стана к тебе не дала ему умереть раньше от безысходности. Думаешь, ты одна испытываешь пустоту в этом мире? Нет. Но только любовь способна не дать нам уничтожить себя полностью. Любовь — это нити, удерживающие нас в этом мире. Не умаляй значения любви, Русó.

Меня снова тошнит. Господи, меня сейчас просто вырвет. Ненавижу любовь.

— Я пойду, — выдавливаю из себя и быстро направляюсь к выходу.

— Прими любовь внутри себя, Русó. Будет больно, вероятно, она разрушит тебя, но она всегда найдёт для тебя причину встать и бороться, — летят в спину слова Ромá.

Я вылетаю из архива и быстро поднимаюсь по лестнице. Любовь делает нас слабыми. Мне не нужна любовь, я и так натворила дел похлеще. Я уже стала бесполезной, и никакая любовь меня не спасёт.

Буквально добежав до своей спальни, я врываюсь в комнату и пролетаю мимо всё ещё спорящих Томáса и Стана.

— Русó?

— Флорина?

Успеваю лишь наклониться над унитазом, как меня рвёт кровью. Дрожащими пальцами, я сжимаю ободок унитаза, брызги разлетаются во все стороны. Моё горло дерёт, когда я со стоном опускаю голову.

— Русó?

— Флорина, что случилось?

Меня бережно переворачивают. Стан и Томáс оказываются рядом, один вытирает кровь с моих губ, другой быстро смывает доказательства моей болезни.

— Тебя давно не рвало кровью. Что случилось? — настойчиво повторяет Томáс, подхватывая меня на руки. Он относит меня на кровать, и я прикрываю глаза.

Боже, как болят горло и желудок.

— Ох, чёрт, это кровь, да? — хмурится Стан, опускаясь рядом со мной на кровать.

Я киваю. Томáс наливает из кувшина воду в бокал и протягивает его мне.

— Что за кровь? Что случилось? — злобно повышает голос Томáс.

— Это тебя не касается, пастор. Есть вещи, которые тебе запрещено знать. Ты не в нашем клане. И, вообще, ты человек, — шипит Стан.

— Прекрати. Запреты давно уже сняты, — я умоляюще смотрю на друга, чтобы он перестал сопротивляться и не ругался. — Чтобы призвать кого-то из моего клана или тех, кто поклялся в верности, нужно принять их кровь. Немного. Я решила попробовать, и вот результат. Я бесполезный кусок дерьма.

Злобно ударяю по кровати кулаком.

— Это нечестно. Я хочу вернуть свои силы обратно, но их нет. Когда они были мне не нужны, то, пожалуйста, сколько угодно. А когда я в них нуждаюсь, то ничего нет. Я просто жалкая, — яростно шиплю.

— Ты не жалкая, Русó. Ты просто болеешь. Но ты ещё жива, значит, не всё потеряно.

— Ты постоянно говоришь об этом, Стан, но это не помогает. Посмотри, что я наделала. Я должна быть королевой, а я? Я плюнула на всё, утонула в своей вине и стыде, а теперь всё разваливается на части. Я разваливаюсь на части. Я должна немедленно найти преемника, чтобы он был достоин звания короля. И это будет мужчина.

Томáс отодвигается, но я лишь фыркаю.

— Русó, ты не сможешь. Есть законы…

— Я их знаю. Королём может стать тот, кто женится на мне. Тогда он официально во время церемонии сможет разделить со мной ответственность и иметь доступ к моему народу, который автоматически станет подчиняться и ему. Если я проведу полноценный ритуал связи, обменяюсь кровью с избранником, представлю его народу и завершу ритуал священным обетом, то он сможет спасти всех и найти вампиров, которые могут быть ещё живы. Там семьи, Стан. Семьи… дети, — мой голос садится от горечи.

— Я понимаю, что ты расстроена, но это не повод, чтобы делать такие неразумные заявления. Ты же осознаёшь, что разводов у нас нет, а если ты всё же… ну, встретишь другого, встретишь свою любовь? — Стан бросает на Томáса полный отвращения взгляд.

— Не важно. Порой нужно рисковать, — усмехаюсь я.

— Но он человек. Он не вампир, и обратить ты его не можешь. Как ты проведёшь ритуал, если не обращаешься? Ты…

— Я ещё здесь и отказываюсь. Я не собираюсь участвовать в этом, — рявкает Томáс.

— А тебя никто не просит, — цокаю я и встаю с кровати.

Томáс озадаченно смотрит на меня, как и Стан.

— Так, это уже интересно. Есть ещё кто-то, кого ты соблазнила? Пастор не единственный?

Кажется, это доставляет удовольствие Стану, а вот Томáс сжимает кулак, желая врезать ему.

— Не соблазняла, но я знаю, кто сможет стать достойным правителем. Ты, Стан.

— Что?

— Ты рехнулась? Он твой кузен! Это чёртов инцест! Я против!

— Тебя никто не спрашивает, Томáс, — цежу я сквозь стиснутые зубы.

Ведь это мог быть он, если бы согласился защищать вампиров. Но я принимаю отказ Томáса, выбора у меня нет.

— Русó, я…

— Он не будет правителем. Он чёртов придурок, у него нет опыта!

— Тебе откуда знать? Ты ничего о нём не знаешь, за тебя говорит твоя неприязнь к нему, вот и всё. Я считаю это разумным и верным в данной ситуации. Мы сможем провести обряд сегодня же, сейчас. Ничего. Мне не нужны платье и свадьба. Мне нужно защитить свой народ. Стан, ты женишься на мне?

— Это инцест! — возмущается Томáс.

— Нет, Стан некровный родственник мне, я сделала его таковым. Ромá был лучшим другом моего отца, и тот нарёк его своим братом. Я переписала родословную. Стан — мне не родственник, и это не инцест. Да и плевала я на это, для меня важнее жизни тех, кто доверился мне. Стан? — обращаясь к нему, с надеждой смотрю на него.

— Нет, это просто чушь собачья. Ты не можешь согласиться на это. Ты знаешь, что… Ты не сможешь быть с ней, — Томáс замолкает, пытаясь подобрать слова.

Он не захотел быть со мной. Томáс сильнее Стана, но отказался от меня, а я люблю его. Но теперь совсем не важно, что я чувствую. Есть долг, и он превыше всего.

— Да, Русó. Я женюсь на тебе, — отвечает Стан.

— Отлично. Тогда сообщи об этом Совету, и мы проведём ритуал, — киваю я.

— Хорошо. Я вернусь через некоторое время. Мы справимся, Русó.

— Я знаю. Пока ты рядом со мной, я не беспокоюсь, — натягиваю улыбку, и друг улыбается мне в ответ.

Когда дверь за ним хлопает, я перевожу тяжёлый взгляд на Томáса.

— Ты совсем из ума выжила? — шипит он, подскакивая на ноги.

— Если ты так считаешь, — пожимаю плечами.

— А я? Как же я?

— Ты? — удивлённо смотрю на него.

— Да, Флорина, я? Кто я для тебя? Ты понимаешь, что собираешься связать свою жизнь с другим вампиром, который должен переспать с тобой? Трахнуть тебя? И ты выбрала его?

— Я выбрала тебя, но ты отказался. Я не настаиваю. Поэтому ты не можешь осуждать меня. Если мне придётся заняться сексом во имя спасения своего народа, то я сделаю это.

Томáс смеётся и потирает переносицу. Это нервный смех. Я понимаю, как паршиво он себя чувствует. Понимаю, но я не отвечаю за его эмоции.

— То есть ты ставишь мне условия, Флорина? Или я, или он? Ты не смеешь манипулировать мной, — подскочив ко мне, Томáс хватает меня за локоть и дёргает к себе. — Ты провела ночь в моих руках. Ты была со мной. Мы единое целое. И ты собираешься таким образом вынудить меня жениться на тебе?

— Нет, — спокойно реагирую на его вспышку ярости и ревности. — Нет, Томáс, я даже не рассматривала тебя на эту роль. Нет. Ты выбрал свободную жизнь, и я это уважаю. Но сейчас на кону стоит жизнь моего народа, и это моя проблема. Ты не должен решать её. Стан же тот, кому я доверяю.

Томáс отпускает меня и отшатывается.

— Мне жаль, — шепчу я.

По его лицу пробегает тень, но он быстро берёт себя в руки.

— Что ж, значит, мне здесь делать больше нечего, Флорина. У тебя есть защитник, и скоро он станет твоим официальным мужем. Это твоё решение, — холодно произносит он.

— У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда!

— Значит, я выбрала! — выкрикиваю.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд, но я не выдерживаю его полный боли взгляд. Отворачиваюсь и прочищаю горло.

— Уходи. Возвращайся на Аляску и живи своей идеальной и спокойной жизнью, Томáс, — тихо добавляю я. — Тебе противно находиться здесь, среди таких же, как ты. Я тебе тоже противна, но зов крови заставляет тебя трогать меня. Думаешь, я не знаю? И это мерзко. Самое жестокое, что есть в нашем мире, это насильственное подчинение сущности. Я освобождаю тебя.

— А он, конечно же, будет любить тебя. Он будет боготворить тебя. Он будет добровольно касаться тебя. Конечно. Прекрасно, встретимся с тобой в аду, Флорина. И уж там я покажу тебе, что такое по-настоящему жестокое обращение, — рявкает Томáс и хватает свою куртку с кресла.

Так будет лучше. Так будет лучше. Так…

— Русó? — подпрыгиваю на месте, когда раздаётся стук в дверь. — Это Ромá, я вхожу.

Я в ужасе перевожу взгляд на Томáса.

Глава 38

Всю свою жизнь в момент опасности я выбирала вариант «замереть». Просто стоять и ничего не делать, наблюдать, ждать, оценивать. Но потом это сменилось вариантом «бежать». Это показалось мне наиболее удачным способом спрятаться от всего, что меня окружает. И только сейчас я осознаю, что выбираю вариант «бить». Я должна сражаться за то, во что верили мои родители. За то, во что верила я когда-то. Я забыла, что такое долг и ответственность. Я умирала и всё никак не могла умереть. Я надеялась на смерть, но никогда не желала её живым существам.

Задёргиваю портьеру, пряча за ней Томáса, и моментально оборачиваюсь, когда Ромá врывается в мою спальню.

— Что случилось? — спрашиваю, хмуро оглядывая его напряжённый вид.

В руках дядя держит деревянную коробку, от которой жутко воняет. Он ставит её на пол и открывает.

— Боже, — я кривлюсь, разглядывая отрубленную голову одного из старейшин. — Как это случилось? Он же ещё вчера был здесь!

— Я не знаю. Это ожидало меня в комнате, когда я вернулся, чтобы принять душ, Русó. У нас проблемы. Ему отрубили голову за пределами замка, но никто не видел, чтобы он выходил. Я отдал приказ посмотреть по камерам слежения, но пока его не видно. Тела нет. Следов крови нет. Значит, он всё же как-то вышел. И я не знаю причин для этого, если только он не собирался предать нас.

— Но разве это плохо для врагов? Если он предатель, то это им на руку.

— Да, на руку. Они оставили нам его голову вместе с запиской, — Ромá протягивает мне нечто странное.

— Чёрт, это кожа? — спрашивая, беру двумя пальцами «записку».

— Именно. Это его кожа.

— Фу, — бросаю кусок в коробку и вытираю пальцы о футболку. — Что там написано? Ты прочёл?

— «Нам нужна кровь. Кровь королевы. Нам нужна власть. Власть королевы. Нам нужно подчинение. Подчинение королевы. Нам нужна победа. Победа над королевой. Дом Монтеану падёт».

Сглатываю от жуткого страха внутри.

— Они близко, — добавляет Ромá. — Вряд ли они смогли бы сделать это на дальнем расстоянии.

— Если только в замке нет ещё предателей. Он бы не мог выйти и войти в замок без подтверждения этого на камерах слежения.

— Верно. Поэтому сейчас Стан сканирует и проверяет всех из охраны. Но они близко, Русó. Их много. Они хотят тебя и власть. Нам придётся сражаться и лучше начать уже сейчас. Они могут напасть в любое время.

— Хорошо. Да… но сначала, мы… хм, Ромá, я собираюсь выйти замуж.

— Что? Ты нашла своего возлюбленного? — хмурится дядя. — Почему ты не сказала? Это прекрасно, Русó. Союз двух вампиров, двух возлюбленных увеличит их силы и даст надежду нашему народу. Кто он? Мы не можем ждать, Русó. Свадьба будет потом, но для начала ритуал, чтобы он скрепил ваши жизни.

— Хм, это… Стан, — шепчу я.

— Что? — выкрикивает дядя. — Этого быть не может! Он не твой возлюбленный! Да, между вами есть особая связь, но это не он! Стан предложил тебе эту чушь?

— Нет, это я предложила. Послушай, я знаю, что Стан не мой возлюбленный, но он будет хорошим королём, Ромá. Он…

— Нет, я запрещаю. Нет. Я не дам своё согласие на это. Нет! — кричит дядя, размахивая в ярости руками.

— Не тебе решать, мы со Станом всё решили. Он будет моим мужем. Он станет Монтеану. Стан будет королём. Он…

— Нет, это мой сын, и он чёртов придурок! Я против этого брака! Это против правил!

— Но, дядя…

— Я запрещаю! Нет! Готовься к бою, Русó! Я всыплю этому идиоту по первое число! Да вы оба рехнулись! — Ромá хватает коробку с головой и вылетает из моей спальни.

За шторой раздаётся смех Томáса.

— Закрой рот, — рявкаю на него, хлопая дверью за дядей.

— Видишь, не я один считаю, что это идиотский план, Флорина. Я понимаю, зачем ты это делаешь. Ты бессильна и пытаешься спасти всех, но это не выход!

— А что выход тогда, Томáс? Что? Ты всё слышал сам! Среди нас предатели! Старейшину убили, оставили только голову и клочок его грёбаной кожи! Что ты предлагаешь? — спрашиваю и всплёскиваю руками, в ярости глядя на него.

Томáс нажимает на камень, и дверь открывается. Он показывает головой на проход.

— Бежать? — недоумённо выдыхаю я.

— Именно, пока не поздно. Тебе ничего эта ситуация не напоминает? Вас собрали в одном месте, здесь самые сильные вампиры, среди вас предатели, им нужна ты, последняя из рода Монтеану. Нет? Никакие воспоминания не всплывают в твоей голове, Флорина? — прищуриваясь, спрашивает Томáс.

— Нет, это не так. Ты ошибаешься. Сейчас мы готовы к нападению. В церкви мы даже не подозревали об этом, и у нас не было достаточно оружия, — раздражённо дёргаю головой. — А также я выйду замуж, и Стан возглавит клан. Всё получится. Я не могу рисковать из-за чьих-то эмоциональных страданий.

— Ты намекаешь на меня?

— Нет, говорю всё прямо. Ты мог бы занять место Стана, если бы любил меня. По-настоящему любил меня, Томáс. Но ты не любишь. Я права?

Он поджимает губы и отрицательно качает головой.

— Это похоть, а не любовь. Любовь заставила бы меня сражаться рядом с тобой. Она бы дала мне силу и уверенность в том, что ты мой мир, и я должен защищать его любой ценой, даже несмотря на последствия. Но моя жизнь мне дороже, и я не хочу жениться на тебе. Я ни на ком не хочу жениться. Я оставляю всё так, как оно есть.

И это больно. Это очень больно слышать такое из уст Томáса. Когда он в первый раз отверг меня, мне было всё равно. Сейчас же я чувствую боль в своей груди. И она разрывает меня на части.

— Но я обещал тебе помочь. Я не бросаю слов на ветер, Флорина. Пусть у нас ничего не получилось, но ты мой друг.

— Друг, — шёпотом повторяю я. — Друг?

— Не усложняй, — он запускает руку в волосы и взъерошивает их. — Я сам не понимаю, что мне делать дальше. Ты отпустила меня, и я хочу уйти. Ты пойдёшь вместе со мной?

— Нет. Я…

— Она пойдёт, — раздаётся голос Стана у меня за спиной, и я вздрагиваю.

Я даже не слышала, как он вошёл. Но друг выглядит мрачным. — Она пойдёт.

— Ты не можешь решать за меня. Я…

— Ты пойдёшь, Русó, — Стан подходит ко мне и берёт меня за руку. — Ты пойдёшь с ним. Он спрячет тебя на какое-то время, я найду вас позже. Я не знаю, какой план у врагов, Русó, но ключевое звено это ты. Пока тебя нет, они не смогут возглавлять вампиров. Они встретят сопротивление. Я уже связался с оборотнями от твоего имени и попросил их о помощи. Думаю, что они помогут. Но ты должна уйти вместе с ним.

— Это мой клан. И я не стану прятаться, как трусиха. Нет. Я…

Стан резко хватает меня и блокирует моё тело. Он вылетает вместе со мной из комнаты.

— Ты что творишь? — выкрикиваю я.

— Иди на запах свежей травы и почувствуй свет. Так она говорила. Обратись к своим инстинктам, — произносит Томáс и бежит вперёд.

Стан несёт меня, он ускоряется и обгоняет Томáса, оставляя его позади нас.

— Отпусти меня! Стан! Ты не можешь! — Я беспомощно кручусь в его руках, но всё бесполезно. Свежий воздух врывается в мои лёгкие. Я задыхаюсь от возмущения, когда Стан ставит меня на ноги. Злясь, бью его в грудь.

— Что ты творишь? — выкрикиваю я.

— Спасаю тебя. Ты для меня самое дорогое, Русó. И я не могу позволить, чтобы тебе кто-то навредил, — Стан обхватывает моё лицо, вглядываясь в мои глаза. — Ты должна выслушать меня, Русó. Я не знаю, сколько предателей нас окружает. Не знаю, кто именно предал нас. И я не уверен в том, что наша система безопасности сработает, когда на нас нападут. Да, ты хороший воин, но ты не вампир. Ты погибнешь, если будешь находиться там. Потом я всё объясню отцу. Но ты будешь в безопасности. Я обещал защищать тебя собственной жизнью и сделаю это. Ты Монтеану.

— Господи, какая чушь, Стан! — Я вырываюсь из его рук и отхожу, когда замечаю бегущего к нам Томáса. — Это чушь! Я не так значима, как ты или любой другой вампир! Я вернусь туда и буду сражаться. Плевать, есть у меня сила или нет! Я королева и должна быть там!

— Прости, Русó, но не тебе решать. Держи её.

Томáс грубо обхватывает меня за талию и прижимает к себе.

— Стан, нет… — шепчу я. — Нет. Ты не можешь бросить меня.

— Позаботься о ней, пастор. Она лучше, чем хочет казаться. Она заслуживает счастья. И не знаю, почему ты такой идиот, раз не любишь её, как люблю я. Но если не получится, и ты не почувствуешь к ней то же самое, то я заберу её и не отдам. Спаси её…

Резко над головой проносится вой, и моя кровь стынет в жилах. Только этого ещё не хватало.

— Оборотни, — пищу я. — Это оборотни.

— Это не наши. Наши никогда бы не стали выть среди бела дня. Они разумные существа, а эти… — голос Стана обрывает ещё один поток завывания, а затем я слышу изумлённый вздох Томáса.

— Господи! — выкрикивает Стан, глядя на замок.

Полчища грязных и вонючих оборотней со всех сторон облепили его. До нас не доносится звук разбитого стекла или другие звуки нападения, но зато я отчётливо слышу выстрелы. Быструю и чёткую очередь выстрелов.

— Они внутри. Отпусти меня, Томáс! Там Ромá! Там вампиры! Отпусти! Они в сговоре с низшими оборотнями! Отпусти! — визжу я.

— Держи её. Держи, пока я не уйду. Когда-нибудь мы всё равно встретимся, Русó. Я всегда буду любить тебя. Ты моя семья, — Стан дарит мне мягкую улыбку, и я кричу во всё горло.

— Нет! Стан! Нет! — Я брыкаюсь и выгибаюсь в руках Томáса, наблюдая за тем, как Стан молниеносно залетает обратно в тоннель. Я кричу и плачу одновременно. Моё сердце разрывается от боли. Я бью Томáса ладонями и кулаками, а он уносит меня прочь.

— Нет! Стан! Вернись! Стан! — мой вопль тонет в вое оборотней, словно окруживших нас. Но я плачу, понимая, что мой друг никогда не вернётся. Это просто самоубийство. То, что я сделала, это самоубийство. Мы бы не выиграли при таком раскладе.

Стан…

Мои ноги подкашиваются, когда я чувствую землю. Опускаясь на колени, я закрываю лицо руками и горько плачу. Только не Стан. Только не он. Это невыносимо больно осознавать, что он умрёт из-за меня и моего бессилия. Меня словно разрывает внутри на части. Я скулю и кричу, чтобы хоть как-то выплеснуть то отчаяние, сотрясающее моё тело.

— Флорина, надо быть тише. Они могут услышать нас, — шепчет Томáс.

Я вскидываю голову и подскакиваю на ноги.

— Мы ушли достаточно далеко, но я чувствую их. Их много. Они очень близко, вероятно, они…

Замахнувшись, я бью Томáса ладонью по щеке, и её опаляет огнём боли, а его голова дёргается. Ярость сразу же прорывается в нём, и он обращается, хватая меня за горло.

— Ублюдок, как ты мог? Ты отправил его на верную смерть! — хриплю я. — Как ты мог?

— Не смей нападать на меня, Флорина. Я сделал то, что он хотел, — рявкает Томáс, отпуская меня.

— Нет, ты сделал то, что хотел сам. Ты не подумал ни о нём, ни о дяде, ни обо мне. Это ты хотел бежать! Ты! Не я! Я не разрешала тебе забирать меня оттуда! Я собиралась драться!

— И умереть, чёрт возьми! Твоя бравада глупа и смешна, Флорина!

— Тебе какая разница, пастор? Я тебе безразлична! Ты отказался от меня! Ты всегда отказывался от меня, а Стан всегда был со мной! Если его убьют, я тебе никогда этого не прощу! Я убью тебя! Кровь за кровь, ясно? Как ты мог? — захлёбываясь слезами, кричу я, толкая его в грудь. — Это моя семья! Моя чёртова семья, которую я люблю! Ты не знаешь, что такое любовь, иначе бы никогда так не поступил! Как ты мог? Они моя семья! Моя семья!

Отхожу от него и тяжело вздыхаю, пытаясь успокоиться. Не верю, что Томáс так поступил. Просто не верю.

— Уходи отсюда, — шепчу, доставая пистолет из-за пояса.

— Вот это самоубийство. Ты не сможешь противостоять им одна. Ты чёртов человек! Подумай хотя бы раз мозгами, а не задницей!

— Если у тебя сердце — это задница, то я не удивляюсь, почему ты так подло поступил со мной, — огрызаюсь и направляюсь обратно к замку.

Томáс сразу же появляется напротив меня. Я делаю шаг в сторону, он делает то же самое. Я делаю шаг в другую сторону, он снова перекрывает мне путь.

— Тебе-то какая разница, что со мной будет? Пропусти, — прищуриваюсь я.

— Ты сейчас не в себе, Флорина, поэтому для начала успокойся и разумно подумай, что ты собираешься делать.

— У меня нет времени на раздумья. Там моя семья, и их убьют.

— Их убьют с тобой или без тебя, Флорина. Ты не особо-то и поможешь им, — хмыкает Томáс и отходит в сторону, пропуская меня.

— Когда ты стал таким? — спрашивая, с болью смотрю на него. — Когда ты из искреннего, доброго и заботливого пастора превратился в нечто безобразное?

— Что, теперь тебе не нравится моя тёмная сторона? Мне казалось, ты её обожала ещё вчера, — ухмыляется он.

— Знаешь, очень жаль, что тебя никто и никогда не любил, Томáс, да и ты никого не любил. Мне искренне жаль, что ты и понятия не имеешь, как это больно и страшно терять любимых. Ты насильно забрал у меня Стана, я не прощу тебя. Ты позволил ему рисковать, даже не настояв на том, чтобы он обдумал своё решение.

— Я ему не нянька! Это его решение, я не влияю на него.

— Ты мог, но не хотел. В этом суть семьи. В этом суть отношений, Томáс. Не позволять близким совершать необдуманные поступки. Не позволять им рисковать собой. Не дать им умереть. Защищать их.

— Да что ты говоришь, — Томáс качает головой, словно издеваясь надо мной. — Я, конечно, ничего не знаю ни о близости, ни о любви, ни о защите, ни о заботе. Я абсолютно об этом ничего не знаю. Тогда скажи, почему ты здесь? Почему я забрал тебя? Почему ты до сих пор жива?

— Потому что ты струсил уйти один без причины. Я стала твоей причиной. Но можешь идти дальше, а я пойду своей дорогой, Томáс. Эта чёртова кровь так сильно ошиблась. Она очень сильно ошиблась, раз нарекла тебя моим возлюбленным. И я думаю, что возлюбленных не существует. Нам это просто внушили. Нас заставили в это поверить, и любую заботу мы воспринимаем за любовь. Любую привязанность мы сразу называем бессмертным союзом. Нет, просто была хорошая реклама. Прощай, Томáс.

Я разворачиваюсь и иду обратно. Меня всю трясёт от страха, отчаяния, боли и потрясения. Я понятия не имею, что буду делать дальше, но отомщу. Я точно отомщу всем, если кто-то тронет моего Стана или дядю. Я убью их. Я верну свою сущность. Я полюблю тьму. Я стану её любовницей. Шлюхой. Подстилкой. Униженной жертвой. Не важно кем стану, но я отомщу.

Глава 39

Выбор делать всегда сложно. Я говорила тебе, мой друг, что в некоторых случаях вампиры ставят на первое место защиту своего возлюбленного, но не семьи. Я считала, что это, и правда, работает, но ошиблась. Сколько раз я уже ошиблась, видишь? Ошибки совершают все, потому что недостаточно знаний. У меня тоже были лишь примеры перед глазами, и я искренне полагала, что мои родители были созданы друг для друга. А если нет? Я же и раньше не верила в судьбу. Отрицала её, доказывала, что это не так. Но с появлением Томáса мне захотелось быть любимой. Да, понимаешь, мой юный друг, это плохое желание быть нужной хотя бы кому-то, любимой, особенной. И я выдумала это. Теперь ты осознаёшь, как похожи мы с тобой? Не совершай моих ошибок. Не предавай тех, кто тебя любит, а не ради минутного удовольствия и своих грёз. Тех, кто тебя, действительно, любит, будет не так много.

Я иду довольно долго. Над головой уже сгустились сумерки. Если честно понятия не имею, куда мне идти, потому что эту местность я не узнаю. Я давно не была здесь, поэтому, вероятно, забыла дорогу домой. Мои ноги гудят от усталости, и я голодна. Мне приходится сесть на землю и обнять себя руками, чтобы выработать хоть какой-нибудь план. Я перестала плакать довольно давно. Злость и ярость тоже утихли. Осталась лишь цель — добраться до Стана. Я так боюсь увидеть его мёртвым. Боюсь. Но я не чувствую пустоты в сердце, значит, он ещё жив. Думаю, я бы ощутила потерю. Хотя я уже ни в чём не уверена.

— Таким образом ты дойдёшь до замка через месяц, Флорина. Он в другой стороне. Ты даже на сантиметр не приблизилась к нему, а ушла от него дальше, — раздаётся тихий недовольный голос над моей головой.

Ну, потрясающе! Просто лучше быть не может. Идти столько часов в неверном направлении.

— Ты мог бы подсказать мне правильное направление, а не висеть, как обезьяна, на дереве, — фыркаю я и опускаю голову.

Томáс спрыгивает и опускается рядом со мной на землю. Он снимает куртку и протягивает её мне.

— Мне не холодно.

— Мне холодно смотреть на тебя.

Я игнорирую жест вежливости и до сих пор его не простила. Но ему всё равно. Томáс насильно одевает на меня куртку.

— Я не собираюсь снова ругаться с тобой. Мне нечего тебе сказать, поэтому иди, куда шёл, — фыркая, отворачиваюсь от него.

— Это…

— Закрой рот, — рявкаю я.

Знаю, что он хочет вновь обвинить меня в дурости. Это так, я в курсе. Я не собираюсь льстить себе или оправдываться.

Мы молча сидим некоторое время. Я поднимаюсь на ноги, Томáс делает то же самое. Теперь нужно вернуться. Точно вернуться.

— Опять не туда, — усмехается он.

Я иду в противоположную сторону.

— И снова не туда.

— Да ты издеваешься! — Я топаю ногой и раздражённо смотрю на него. — Чего ты добиваешься, Томáс? Что ты хочешь от меня?

— От тебя ничего не хочу, а вот чего добиваюсь… хм, чтобы ты не умерла из-за глупого упрямства.

— Куда мне идти?

Он поджимает губы, не собираясь помогать мне.

— Ты делаешь это специально. Даже не отнекивайся.

— Не буду. Да, я специально путаю тебя, чтобы ты осознала своё глупое решение.

— Для меня не является глупостью жизнь Стана и дяди, как и остальных, ясно? — рявкаю я. — С тобой или без тебя я найду их и отомщу.

— Как? Ты бессильна.

— Это ненадолго. Дядя сказал, что я должна принять свою тёмную сторону.

— Надо же, а это не то, чему ты учила меня? — ехидничает он.

— Пошёл ты, пастор. Гори в чёртовом аду, — толкаю его в плечо и иду куда-то, а куда сама не знаю.

— Уже. Столетиями сгораю и всё никак не сдохну. Итак, значит, умные фразы, которыми ты пичкала меня, ничего не стоят, да? Сама отрицаешь свою жестокость, — хмыкает он, следуя за мной.

— Ладно. Что ты хочешь взамен переноса меня в замок? — остановившись, спрашиваю я.

— Ничего. Мне ничего не нужно. И я не перенесу тебя туда. Это самоубийство.

— Томáс, хватит. Там моя семья, чёрт возьми. Там моя семья. Понимаешь? Моя семья, — я прикладываю ладонь к груди. — Пусть я была плохой королевой, плохим другом и плохой племянницей, но я любила их так, как могла. Я не могу потерять их, Томáс. Не могу… я потеряла всю свою семью. Из-за меня они погибли. Их убили из-за меня, и лучше я сама умру, чем они пострадают. Эти ублюдки хотят меня. Я отдам им всё, буквально всё, что у меня есть, но спасу свою семью. У меня больше никого нет. Если я их потеряю, то мне останется только танцевать со скелетами. Прошу тебя, верни меня обратно. Ты не несёшь ответственности за то, что я решила для себя. Это моё решение, как и твоё уйти. Я уважаю его. Уважай и ты моё.

— Я уважаю твоё решение помочь своей семье, Флорина. Но кто поможет тебе? Моё решение не несёт в себе вероятную смерть, твоё же обречено на неё. Это разные вещи. Я не пойду туда с тобой и тебе не позволю. Это чёртово самоубийство, Флорина. Подумай хотя бы о Стане. Он ушёл, чтобы дать тебе возможность спастись. Неужели, его жертва напрасна?

— Мне не нужны жертвы, Томáс. Я не приемлю эту жертвенность и драматизм, которые вы все так обожаете. Я считаю решение Стана необдуманным, но понимаю его. Там остался его отец. Его семья. А он тоже знает, что такое терять близких и пережить их. Он знает. Он бы меня понял.

— Я бы тоже тебя понял, если бы ты была вампиром, Флорина. Но у тебя нет сил. Неужели, тебе безразлично, на что ты себя обречёшь? Думаешь, они оставят тебя в живых?

— Меня это не волнует. Я согласна обменять свою жизнь на их. Согласна.

— Я не согласен. Это эгоистично, Флорина, думать только о своих желаниях. Ты ни разу не спросила о моих. Ты постоянно сомневаешься во мне. Ты даже не рассматривала меня на место своего чёртового супруга.

— Да ты издеваешься, Томáс. Ты серьёзно сейчас хочешь поговорить об этом? — раздражённо спрашиваю, закатывая глаза.

— Хочу. Что случилось? Ты изменилась ещё утром. Ты оттолкнула меня. Что случилось? Что изменилось в тебе, Флорина?

— Ничего. Я просто поняла, насколько опрометчиво мы с тобой поступили. И я убедилась в том, что вся эта чертовщина с возлюбленными — ложь. Я не люблю тебя. Ты не любишь меня. Это просто зов крови, а она реагирует на многих. Моя кровь требует спасти Стана и забыть тебя. Ты это хотел услышать? Ты этого ждал?

Взгляд Томáса темнеет от злости.

— Явно не это, но другого у меня нет для тебя, Томáс. Мне жаль, что мы сами себя одурачили. Жаль, слышишь? Это не твоя война, а моя. Поэтому прошу тебя, помоги мне, отнеси меня домой, а потом уходи. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Мне Стана с его выходками по горло хватает.

— Он тебе так дорог? — с горечью в голосе спрашивает Томáс.

— Он мне дорог. Он мой друг. Ближе него у меня никого нет и никогда не было. Даже ты не так близок мне, как он.

Томáс отворачивается, и его плечи поникают. Мне так больно говорить ему об этом. А что я должна сказать? Что он важен для меня? Что я глупая дурочка, которая хочет быть с ним? Ему это не нужно. Он не хочет меня. Я слишком часто встречала отказы, чтобы надеяться на лучшее. Стан никогда не отказывался от меня. И я выберу тот путь, который знаю, чтобы не было так больно, как раньше.

— Если я пойду туда и достану тебе твоего Стана живым, ты будешь счастлива? — резко спрашивает Томáс.

Что?

— Ответь мне. Если я приведу его тебе живым, ты будешь счастлива? У тебя будет смысл жить? Ты вернёшь своё обличие? — Томáс наступает на меня, а мне приходится отойти назад.

— Там их много…

— Ответь на мой чёртов вопрос. Он нужен тебе или нет? Ты будешь счастлива с ним? — рычит Томáс.

Прижимаюсь спиной к стволу дерева и сглатываю.

— Я не буду счастлива, если тебя убьют. Я…

— Ответь на мой грёбаный вопрос, Флорина, и не морочь мне голову. Ты уже с этим прекрасно справилась. Ты убедила меня в том, что мы пара. Что я твой, а теперь оказывается, что Стан твой. Так я спрашиваю, ты будешь счастлива, если я приведу тебе его живым? — шипит он.

Его лицо так близко. Глаза горят яростью и обидой. Его губы в сантиметре от моих. Моё тело потряхивает из-за напряжения. Потерять одного, чтобы спасти другого. Я никогда не смогу сделать выбор. Никогда.

— Я не буду торговаться с тобой, Томáс. Это нечестно. Ты не можешь так поступать со мной.

— Это цена, которую я требую взамен. Ответь на мой вопрос. Если да, то я отнесу тебя туда и выведу оттуда Стана. Если нет, то я заберу тебя с собой, и если будет нужно, прикую к кровати, запру, посажу в темницу, пока ты не примешь меня.

— Но зачем? Зачем я тебе?

— Я задаю вопросы. Ответь на мой вопрос, Флорина. Да или нет? Ты будешь счастлива, если я выполню свою часть сделки?

Это жестоко. Очень жестоко.

— Да, — выдыхаю я.

Глаза Томáса угасают, словно он моментально умер внутри. И это ужасно видеть. Ужасно, но он дал очень жестокий выбор мне.

— Томáс, — тянусь ладонью к его лицу, но он дёргается назад.

— Ты, и правда, сделала выбор. Я сделал свой, — мрачно произносит он.

Я жду, что он скажет что-то ещё и позволит мне понять мотивы его поступков, ведь всё это разнится с его словами. Но Томáс рывком обхватывает меня за талию и прыгает на дерево. Я взвизгиваю, обхватывая его шею. Мне не страшно, я лишь смотрю на него. Такого сурового, одинокого и разбитого. Да что с ним не так? Откуда у него такие невероятные страхи быть с кем-то рядом? Вероятно, оттуда же, откуда и мои. Из прошлого. Из хренового прошлого.

Томáс останавливается и грубо отталкивает меня от себя. Я оборачиваюсь и вижу замок, внутри которого горит свет, и так тихо. Не слышно никакого шума. Ничего. Даже выстрелов не слышно. Может быть, Стану удалось убить их? Нет, я даже сама в это не верю.

— Они проиграли, — печально шепчу я.

— Я чувствую вонь шерсти, грязи и блох. Фу, это мерзость. Слышу предупреждающее рычание и разговоры. Но слишком слабо, чтобы понять то, о чём говорят. Мы далеко от них. Кровь. Много крови, — сухо перечисляет Томáс.

— Мы можем войти через туннель, как и вышли. Стан точно закрыл его. Таким образом…

— Нет. Там оборотни, — Томáс показывает взглядом вдаль, но я ничего не вижу.

— Они охраняют проход? — ужасаюсь я.

— Да. И не один. Я чувствую их. Они стоят по периметру.

— Но откуда они узнали о туннелях?

— Они могли поймать Стана именно там, или когда он вернулся в замок. Вариантов много, те же предатели. Ничего. Значит, Стан где-то там. Я не чувствую его крови среди мёртвых.

— Мёртвых? Ты их видишь? Их много?

— Я не вижу их. Я чувствую трупы. Довольно много трупов. Это свалка трупов. Там его нет.

— А Ромá? Ромá там?

Томáс втягивает носом воздух и отрицательно качает головой.

— Слава богу. Они ещё живы и оба там. Они в заложниках. Ничего, я смогу их вытащить.

— Нет, — Томáс хватает меня за руку и дёргает назад. — Мы договорились.

— Мы не договаривались. Ты решил за меня. Я пойду с тобой, Томáс. А лучше тебе, вообще, уйти. Это не твоя война.

— Да я лучше сдохну там, чем буду знать, что никогда не смогу быть на первом месте, — фыркает он.

— Это безумие. Томáс, послушай. Я понимаю, что всё слишком запуталось. Но ты для меня особенный. Ты, правда, особенный.

— Я ненавижу ложь.

— Я не лгу. Томáс, прошу тебя, — обхватываю его лицо ладонями, но он дёргает головой. Мне приходится вцепиться в его волосы. — Послушай меня. Я не буду менять твою жизнь на жизнь Стана. Я или спасу вас обоих, или лучше погибну, только бы не делать выбор. Я никогда его не сделаю, потому что ты и он… Ромá… это всё, что у меня есть в этом мире. Всё. Я не стану рисковать твоей жизнью. Никогда. Она такая же ценная, как и другого любого живого существа, но для меня особенно ценна, Томáс. Так нельзя. Или всё, или ничего. Нельзя. Мы живые существа, там тоже живые, и я за разумный диалог, а не кровопролитие. Я не знаю, чего они хотят. Их послание довольно запутанное, ведь они могли просто убить меня и всех уничтожить. Но они держат Стана в заложниках, у них Сав и Ромá. Они не убили их, чтобы заманить меня в замок. Не тебя. Это не твоя война, ты уже достаточно пережил жестокости, Томáс. Я не могу… не могу позволить, чтобы ты окончательно потерял веру. Она помогла тебе, так иди к ней. Будь с ней.

Томáс тяжело вздыхает и упирается в мой лоб своим.

— Я запутался. В моей голове столько мыслей, и я не понимаю, что делаю и говорю. Словно внутри меня живут несколько людей. Я… мне плохо, но твоя война — моя война. Не важно, что со мной будет. Может быть, так должно быть. Я хотел уйти. Хотел. Пытался бросить тебя в лесу, но мне пришло новое видение. Тебя убили. Ты снова была мертва. И дата там стояла завтрашняя. Когда я пошёл за тобой, то видение изменилось. Ты сидела на троне. За меня всё решили.

— Почему ты сразу не сказал?

— Потому что я… я не знаю, что правильно. Не знаю. Дать им убить тебя или спасти? Я не знаю. Мне дали на выбор два пути, я сделал свой выбор. Я здесь и должен пойти туда, чтобы ты вернула себе трон и свою сущность. А потом… какая разница, правда? Добра здесь не существует.

— Оно внутри каждого, Томáс. Я знаю, что мы похожи. Мы очень похожи с тобой. Мы оба боимся темноты, которая сгущается внутри нас. Ты должен выбрать то, что хочет твоё сердце.

Томáс распахивает глаза.

— Я хочу тебя. И это унизительно. Мне дерьмово от своих желаний. Я хочу тебя. Я словно чёртов раб, привязанный к тебе. И мне больно. Мне безумно больно, что я не первый. Больно. Но я не откажусь от своего пути, даже если и больно. Я…

Томáс внезапно замолкает и шипит. Он дёргает меня за свою спину, сразу же обращаясь.

— Что случилось? — испуганно шепчу я.

Он поднимает руку, заставляя меня замолчать.

— Сав. Я чувствую Сава. Он близко. Он зовёт тебя. Это может быть ловушка.

— Сав? Он вышел за пределы замка?

— У него для тебя сообщение.

— Ты видишь его?

— Я чувствую его. Только чувствую. Он слаб. Он весь в крови и едва идёт. Я слышу его тяжёлое дыхание. Кажется, его сильно избили, сломали что-то. Он остановился. Ответь ему. Скажи ему, что ты готова его услышать.

Прочистив горло, я нервно облизываю губы.

— Я слушаю тебя, Сав.

Я ничего не слышу. Но Томáс что-то слышит. Он напряжён и быстро двигается по кругу, а я за ним.

— Монтеану, нам не нужны кровавые войны. Нам нужна ты. Обменяй свою жизнь на жизнь выживших. Стан жив, как и твой дядя. Остальные так же ждут твоего решения. Они готовы к переговорам. Ты в обмен на всех заложников. Прошу, Флорина, там моя жена… Стан… им плохо. Они на грани смерти. Прошу тебя.

— Боже мой, — я прикрываю рот ладонью.

Томáс выпрямляется и поворачивается ко мне.

— Он ушёл. Идёт обратно. Они хотят тебя. Твою жизнь.

— Тогда они её получат. Жди здесь. Ты будешь нужен выжившим. Может быть, когда-нибудь ты станешь их спасением, Томáс.

— Ты не пойдёшь туда одна, Флорина. Это безумие. Это ведь явно ловушка.

— Я понимаю. Но если я этого не сделаю, то буду снова винить себя. Всё в порядке. Я предполагала такой исход. Они ждут меня. Я их королева, Томáс. Эти вампиры доверили мне свои жизни, а я сбежала. Недостойное поведение Монтеану. Я сбежала и в прошлый раз, бросив свою семью. Больше не брошу. Если умрём, то помолись о моей душе, я хочу быть вместе со своей семьёй. Если я не вернусь, то… что ж… прости меня за то, что не смогла подарить тебе то, чего ты ждал и о чём мечтал. Прости меня, Томáс. Прости. Мне так жаль, что я втянула тебя во всё это дерьмо. Жаль, что я не встретила тебя раньше. Мне так жаль, оттого что я недостаточно хороша для тебя. Мне очень жаль. Прости.

Глубоко вздохнув, я отворачиваюсь от него и смотрю на замок. Я осознаю все риски. Мне не страшно. Когда-то я хотела умереть, так вот он мой шанс умереть с достоинством. Умереть не как трусиха.

Я иду в сторону замка и замечаю грязного оборотня. Его пасть перепачкана кровью. Она запеклась на его слипшейся шерсти. Он клацает зубами, когда я приближаюсь к дороге, ведущей к замку.

— Да пошёл ты, грязная морда. Мерзкое животное, — выплёвываю я. — Что? Что ты смотришь на меня? Ты неразумное существо. Твои собратья с радостью тебя убьют, когда встретят.

Оборотень дёргается в мою сторону, и я замираю. Он раскрывает пасть, рыча на меня.

— Дай мне лишь повод, — Томáс хватает меня за руку и тянет назад, выступая вперёд. — Даже не думай.

— Что ты здесь делаешь?

— Я сделал свой выбор, Флорина. У меня тоже нет выбора. Мы идём вместе.

— Но…

— Мы идём туда вместе, — Томáс целует меня в губы и берёт за руку. Он идёт впереди, а я за ним. Я должна убедить его уйти, не показываться, но не могу. Мой рот просто не двигается. Голос пропал. Я не могу решить за него. Я пыталась. Всеми способами пыталась это сделать, но я проиграла. Вот он проигрыш. Я готова была выстоять против них, даже если это опасно и страшно. Но я не могу выстоять спор с Томáсом за его жизнь.

Резко он останавливается перед распахнутыми дверьми, откуда доносится скулёж оборотней. Томáс берёт меня за плечи и наклоняется.

— Всегда помни, что я выбрал свою сторону, — едва различимо произносит он мне на ухо.

Он чертит крест на моём лбу и целует меня.

Я киваю ему, и мы идём дальше. Мне трудно держаться, когда я вижу кровь повсюду. Она покрывает пол, размазана по стенам. Она воняет. Я ещё сильнее цепляюсь за руку Томáса. Он двигается без подсказок, видимо, на запах. Мы проходим центральный зал. Я с болью смотрю на валяющиеся куски плоти, разбросанные повсюду. Узнаю на некоторых клочках одежды цвета и герб Монтеану. Господи. Они многих убили. Многих. Половину, наверное.

Перед нами распахиваются двери, и там собраны все выжившие. Их охраняют незнакомые мне вампиры. Их в несколько раз больше. Я не знаю их. Сглотнув, я высоко поднимаю голову и отпускаю руку Томáса. Я выхожу вперёд и иду к пьедесталу, где раньше стояли троны моих родителей, но сейчас там стоит вампир. Спиной ко мне.

— Какая же ты мразь, — с ненавистью выплёвываю я.

Вампир поворачивается, и у меня внутри всё падает от шока. Не может быть. Это просто грёбаный чёрный юмор!

Глава 40

В нашем мире предательство так же распространено, как и в твоём, мой друг. Но если в твоём мире предатели просто уходят из твоей жизни, оставляя раны, то в моём они живут долго, притворяясь хорошими, добропорядочными и честными людьми. Они легко скрывают своё истинное отношение к тебе и постоянно строят козни. К этому тоже привыкаешь. Мой отец учил меня, что они должны быть рядом с нами. Без предателей мы никогда не поймём собственную силу и ум, не познаем мудрость и не станем достойными правителями. Предатели так же важны, как и верные люди. Но парадокс, думаю, тебе известен. Предатели выживают чаще, чем, действительно, хорошие люди. Не так ли?

Я в шоке смотрю на знакомое лицо, разглядывающее меня и Томáса с ухмылкой победителя. Мой взгляд перемещается за его спину, и моё горло сжимает.

Стан. Его лицо заплыло. В его тело воткнуто несколько ножей, не позволяющих ему, быстро регенерировать. Он связанный стоит на коленях. Под ним лужа крови. Рядом с ним дядя, в ещё худшем состоянии. У него вырван глаз. Меня мутит из-за того, что с ними сделали.

Простите меня.

— Мисс Флорина, надо же, привела пастора с собой. Оно и правильно, кто-то же должен проводить тебя в последний путь, — с издёвкой шипит он, приближаясь ко мне.

Томáс резко выходит вперёд, закрывая меня собой.

— Соломон, — шипит он. — Какая встреча.

— Друг мой, удивлён. Мне казалось, ты более разборчив, — усмехается Соломон. За его спиной кто-то двигается, и я вижу Наиму. Она сверкает клыками в улыбке.

— Привет, подружка. Твой красавчик у меня. Ты же не против? — Она подбрасывает нож в руке и с силой втыкает его в плечо Стана. Он жмурится и сразу же открывает глаза, не издав ни звука. Мой сильный Стан. Его заплывшие глаза с болью смотрят на меня.

Прости меня. Прости за то, что не уберегла.

— Они вампиры, — резюмирую я шёпотом. — Ты не мог понять?

— Я знал, — спокойно отвечает Томáс. — Это я их обратил.

— Что? Зачем?

— Томáс, — хрипит дядя.

Я озадаченно перевожу на него взгляд.

— Ромá, — кивает Томáс.

Что здесь происходит?

Один из вампиров прыгает на нас, и Томáс обращается, хватая его за горло.

— Не так быстро. Она моя, — Томáс отбрасывает вампира со всей силой, и тот ударяется об стену. Раздаётся хруст, и он падает вниз, оставляя после себя кровавое пятно.

— Не потерял сноровку. Папа, он ещё умеет удивлять, не так ли? — усмехается Соломон.

— Конечно. Он всегда был особенным мальчиком, правда, Ромá?

Я не знаю, сколько потрясений за этот день может случиться, но это уже слишком. Из-за угла выходит советник отца. Тот самый, которого я спасла. Тот самый, который сидел рядом с нами за столом. Тот самый, которому отец доверял наши жизни.

— Папа? — выдыхаю я.

— Увы, каюсь, — усмехается вампир. — А мой парень вырос и стал полноценным вампиром. Сильным вампиром, который не побоялся завершить начатое моим другом. Тебе стоило убить меня, Флорина. Я всегда знал, что ты никчёмная. Ты ничтожество, какой тебя и считала вся твоя семья. Тринадцатый ребёнок. И из всех сильнейших вампиров, именно ты выжила. Это нечестно. Твои братья и сёстры были намного сильнее тебя.

— Мой отец доверял тебе, — шепчу я.

— Доверял. Я долго зарабатывал свой авторитет. А теперь его нет. Твой отец был таким же идиотом, как и Ромá. В тебе его кровь. Мерзкая кровь проповедника. Ты хоть знаешь, сколько вампиров он подставил, только бы не воевать за нас? Нет. Откуда тебе знать. Ты не хотела знать. А ты в курсе, сколько вампиров тебя ненавидят? Посмотри. Они все презирают тебя. И они правы.

— Что вы хотите? — дёргаю головой. — Давайте, без этого драматичного дерьма. Я уверена, что вы готовили свои речи очень долго. Даже репетировали их, но мне насрать на вас. Что вы хотите? Трон? Да пожалуйста. Я не против. Только потом не плачьте. Власть? Рискните. Я понаблюдаю за вашими потугами. Что? У вас же есть причина, по которой вы всё это устроили?

— Она всегда была слишком дерзкой, — хмыкает советник. — Но да, у нас была причина.

Он, усмехаясь, смотрит на Томáса. Что? То есть они использовали меня, чтобы я привела его? Они знали о нём. Господи, Томáс обратил Соломона!

— Он же твой друг… был таковым. Как ты не заметил, что он собирается сделать? — в ужасе шепчу я.

Томáс поворачивается и пожимает плечами.

— Я знал. На самом деле это был мой план.

Меня дёргает назад.

— Да здравствует король! — Соломон поднимает руку Томáса вверх, вызывая громкие крики вокруг нас.

У меня начинает кружиться голова. Нет… нет… это всё шутка… нет.

— Томáс, — выдавливаю из себя.

— Добро пожаловать домой, мой друг. Мой брат. Мой король, — Соломон обнимает Томáса, и тот ему улыбается.

— Вы слишком долго думали. Я даже заскучал в лесу, но вышло довольно эпично, — смеётся Томáс.

— Что? Томáс! Ты что делаешь? — спрашивая, перевожу взгляд с него, на Соломона.

— Что он делает? Восстанавливает справедливость, Монтеану. Томáс единственный древний вампир, рождённый первым от великого вампира, и его прекрасной и умной жены. Он заслуженно должен был занимать этот трон, но твой отец обещал его убить. Он хотел забрать его, чтобы сделать своим рабом, и нам пришлось его спрятать. Но теперь, когда Монтеану ослабли, мы вернулись, чтобы завершить начатое. Ты ведь уже не сможешь нам помешать, не так ли, королева? Ты же сама показала нам туннели, по которым мы снова прошли в твой дом.

Нет. Прошу, Господи, нет.

Вокруг меня раздаются осуждающие оханья.

— Да-да, всё было именно так. Вы знали, что именно ваша королева провела врагов по туннелям в прошлом, и они перебили ваши семьи? Нет? Это так и было. Или я ошибаюсь, королева? — ухмыляется Томáс.

Нет… нет… я, оборачиваясь, ловлю злые взгляды.

— Это ложь! Скажите им, королева, что это ложь! — выкрикивает кто-то.

Я поджимаю губы.

Ты не мог, Томáс. Ты не мог так со мной поступить. Не мог.

— Это правда. Я узнал, что именно ваша королева была причастна к нападению на вас и тогда, и сейчас. Она показала в прошлом проходы в церковь моей матери. Да, Флорина, Гела была моей матерью. А тот, кто убил твоего отца, был моим отцом. И я хочу возмездия. Ты убила их, даже не удосужившись узнать их требования. Ты разорвала их, и я разорву здесь всех. Ты провела нас по туннелям. Ты хреновая королева. Хотя ты и так знаешь об этом. Всё, что вы знали, это ложь! Думаете, она сильная? Смотрите! — Томáс резко подскакивает ко мне и хватает меня за горло. Я хриплю, цепляясь за его руку, а он поднимает меня над полом.

— Смотрите, она даже обратиться не может! Она больше не вампир! Она слабый, жалкий и ничтожный человек! Видите? Она не защитит вас! Она врала вам! Она не королева!

— Королева, защищайтесь! — кричат мне.

Я лишь с болью смотрю в ожесточённые глаза Томáса.

— Обратитесь, королева!

— Как ты мог? — хриплю я.

Он с рычанием швыряет меня, и я падаю на пол, скользя по нему. Бьюсь всем телом о колонну и издаю стон от боли.

— Она ничто! — Меня рывком хватают за ворот куртки и швыряют обратно под ноги Соломона. Я поднимаю голову, облизывая губы и ощущая свою кровь. Дядя что-то шепчет мне.

— Прости меня… прости…

— Она больна, — раздаётся голос Сава. Меня поднимают на ноги, но, кажется, у меня что-то сломано. — Я лично лечил её. И у меня есть твёрдая уверенность заявить всем вам, что королева бессильна. Она не сможет защитить вас. Никогда не могла.

— Сав, рад тебя видеть, — Томáс улыбается ему.

— Ваше Высочество, — Сав легко кланяется ему.

Нет. На теле Сава и лице ни царапинки. Он жив и здоров. Он тоже предал меня. Он врал мне. Он играл свою роль. Боже мой, как же это больно.

— Сав, — с горечью шепчу я. — И ты с ними.

— Я с теми, кто может обеспечить безопасность моей семье, Флорина. А ты уже давно ничего сделать не можешь. Я за справедливость, о которой все забыли. Я за честность. Я поддерживаю Томáса в его желании вернуть свой трон, написать для нас новые законы и сделать наш мир лучше. Монтеану никогда не волновались о нас, они больше боготворили людей, которые нас и убивают.

Я с болью смотрю на искорёженное яростью лицо Сава. Я же так верила ему. Они водили меня за нос? Но… Стан же читал их мысли. Господи, что ещё скрывается в силе Томáса?

— Ты хотела увидеть предателей, Флорина? Вот они! — торжественно заявляет Томáс. — Все, кто окружал тебя, ненавидят тебя. Все, кто был рядом, тебя ненавидят.

— Какая же ты тварь, как и твоя мать, которую я убила, — хрипло смеюсь, сплёвывая кровь. — Она была жалкой, когда я убивала её. Я сожрала её и тебя сожру.

— Заткнись ты! — удар летит сбоку от Соломона, и я падаю на пол.

Моя челюсть хрустит, и я выплёвываю два зуба. Чёрт. У меня дрожит всё тело, когда я приподнимаюсь на локтях. Виски разрываются от боли. Давление в голове настолько сильное, что, кажется, она сейчас взорвётся.

— Ты осталась такой же глупой, какой тебя описывала мама, — Томáс присаживается на корточки передо мной. — Всё, что ты узнала обо мне, ложь. А я вот собрал достаточно доказательств и информации о тебе, клане и плане захвата. Ты добровольно отдала мне власть, Флорина. Надо же, когда-то тебя считали всесильной. Но на самом деле ты оказалась глупой шлюхой. Причём довольно неумелой шлюхой.

— Это ваша королева? — Томáс выпрямляется, окидывая взглядом зал. — Вот этой ничтожной твари вы поклоняетесь? За неё вы готовы умереть? Достойна ли она смерти тех, кого вы любите? Нет. Отвечу за вас. Я не собираюсь устраивать кровавую бойню, а пришёл для того, чтобы восстановить справедливость. Мой отец был по праву старшинства главой клана, но ему не позволили жить. Его притесняли, пытались убить и не раз. И его всё же убили, когда он открыто решил заявить о своих правах. Его вынудили применить силу, потому что постоянно угрожали убить меня. Он хотел обеспечить мою жизнь без страданий и голода. Он поступил, как отец. Любой отец хотел бы для своего ребёнка тёплого детства и безопасности. Но ему отказали. Ромá был там. Ромá знает, кто я. Они скрывали от вас моё существование, потому что мой отец по рождению не был дворянином, он был рабом. Его и оставили рабом. Но честно ли это? Нет. Я пришёл, чтобы восстановить справедливость. Его единственный сын. Моя сила огромна, и я забираю свою власть обратно. Я не монстр и не чудовище. Я такой же, как вы. Я вампир, который так же хочет жить в мире и согласии. Но о каком согласии и мире можно говорить при правлении Монтеану? Они принижали вас, как и меня. Они лишили вас всего, как и меня. Вы лишь их пешки, таким же они хотели сделать и меня. Мы все равны. Мы единый народ, но нас разделили и заставили бояться друг друга, а ещё сильнее заставили бояться людей. Я не хочу причинять вам зла. Я дам вам выбор. Я позволяю вам решить, умрёте вы или будете жить в новом мире со мной во главе. И начнём мы с нашей королевы.

Томáс дёргает головой, отдавая приказ. Соломон подскакивает ко мне и поднимает меня на ноги.

— Итак, ты готова преклонить колени перед своим королём и добровольно передать мне власть, которую я должен иметь по праву старшинства? Ты же знаешь, что я прав.

— Я предлагала тебе это. Я же… просила тебя стать королём… мирным путём, — выдавливаю из себя.

— Мне не нужны подачки. Я доказываю всем, что я истинный король, а не Монтеану, которые захватили власть и уничтожили нашу силу. Они сдались человечеству. Они заставили нас прятаться, стыдиться того, кем мы являемся. Ты предлагала мне стать твоим рабом. Но мне не подходит жизнь в тени Монтеану, Флорина. Мы жили в тени слишком долго, а теперь мы будем жить так, как хотим. Отвечай на вопрос. Ты приклоняешь колени перед своим королём? Ты готова служить ему и быть шлюхой при его дворе?

— Ты рождена, чтобы быть шлюхой, — смеётся Соломон. — У нас много крепких ребят, которые обожают играть. Ты станешь их питомцем. Мы отдадим тебя им. А знаешь, кто будет смотреть на это? Вот он.

Он указывает на Стана, но тот лишь фыркает.

— Ой, так это правда? Ты любишь её? — Наима издевательски смеётся. — Ох, подружка, мне придётся тебя сильно огорчить. Я его поимела. Да-да, я его трахнула несколько раз, он не был против. Кажется, эта семейка обожает быть шлюхами. Я заберу его себе в питомцы, никто ведь не против?

— Отпусти его, — шепчу я. — Отпусти их. Тебе же они не нужны.

— Именно они мне и нужны, Флорина. Стан давно напрашивался. Я предупреждал. А теперь я буду мучить его. Я буду издеваться над ним. Буду уродовать его красивое лицо. Я буду демонстрировать на нём приёмы, которым научу остальных. Он станет и грушей для битья, и рабом, и игрушкой для всех, кто его захочет. И могу сказать тебе, что среди вампиров тоже есть геи.

Я прикрываю глаза. Боль от предательства Томáса уже разорвала моё сердце. Я больше ничего не могу чувствовать, кроме боли. Всепоглощающей боли, которая проникла даже в мозг, кровь и душу. И я хочу призвать тьму. Где ты? Прошу, приди. Ты нужна мне.

— Но ты можешь спасти их, Флорина. Ты можешь дать возможность своей семье уйти и стать отшельниками. Я не буду против. Услуга за услугу, — добавляет Томáс. — Откажешься, я убью всех, кто будет против моей власти.

Перевожу взгляд на Стана, истекающего кровью, затем на Ромá.

— Не смей, — шепчет Стан окровавленными губами. — Не смей, Русó. Не смей. Ты королева. Моя королева.

— Я же сказал, только дай мне повод, — рявкает Томáс, поворачиваясь к Стану, и кивает.

Наима втыкает в него ещё один нож. Стан падает на пол, но она поднимает его за волосы, пропитанные кровью.

— Ну же, Флорина, ты проиграла. Сдавайся. Я выполню свои угрозы, как и обещания. Сдавайся.

— Ты врал? Ты всегда врал? — спрашиваю его.

— Каждый звук был ложью. Каждый, — кивает Томáс. — Тобой легко было манипулировать. Слишком легко. И это доказывает, что ты хреновая королева. Ты же никогда не хотела ей быть, так я даю тебе возможность избавиться от этой ноши. Ты сама хотела этого. Но без боя ты бы не поняла, как сильно я тебя презираю. И ты никогда бы не увидела, что твой врач — мой близкий друг и соратник. Что я, такой честный пастор, на самом деле твой злейший враг. Так ты ещё мне отдала свою силу, свою кровь. Как глупо. Ты такая беспечная. А как ты сходила с ума? За этим было весело наблюдать. Вы же в курсе, что ваша королева безумна, да? Она собрала по частям всю свою семью, превратив их в уродливые скелеты, и жила с ними? Стан, там была твоя мать, и я уничтожил её. Мой отец убил её, а я уничтожил, растоптав её кости. И я делал это с удовольствием, слыша твои крики, Флорина. Я напичкал тебя наркотиками, чтобы поиметь тебя. Я сделал это, тебе понравилось, не стесняйся признать это. Ты так стонала на моём члене. Ты обожала его, как настоящая королевская шлюха. Но не беспокойся, тебя научат быть идеальной шлюхой. Кто-нибудь из моих людей тебя заберёт и сделает очень послушной.

Меня сейчас стошнит от его слов, пропитанных ядом. Унижение, которому он подверг меня в этот момент, означает истинную потерю власти. Я так доверяла ему. Я так волновалась за него и верила ему. Я… любила.

— Примешь своего короля, Флорина? Примешь меня? Признаешь мою власть?

— Нет. Я отвергаю жестокость в твоём гнилом сердце. Я отвергаю твоё требование и твою веру. Я отказываюсь от принятия твоего правления, ибо ты, действительно, безумен, как и твои последователи. Вы напали на нас. Вошли на нашу землю и растоптали невинных людей. Вы вырезали семьи, которые не причинили вам вреда. Это ли поступки короля? Нет. Это поступки труса, коим ты и являешься. Ты, как и твой отец, делаешь всё исподтишка. Ты бесчестен, и в твоих венах кровь мерзкого, жестокого ублюдка, которому нет веры. Не верьте ему! Он врёт. Он никогда не даст вам свободу, о которой говорит. Я знала его родителей. Я знала его шлюху-мать, желающую поработить мужчин и женщин своей вагиной. Она была такой же лживой, как и он. Я знала его отца, напавшего на наши семьи во время свадьбы. Чёртовой свадьбы. На глазах у Создателя. Они убивали детей, младенцев и стариков. Они убили всех, убьют и вас. Поэтому хрен тебе, ублюдок. Я не принимаю твою власть. Ты ничтожество, как и твоя мать. Именно она была шлюхой. Знаешь, со сколькими она трахалась у меня на глазах? Я могу перечислить их по именам. Ты такой же. Пошёл ты на хрен. Гори в аду, Томáс! — произношу я и плюю в его лицо смесью крови и слюны. Он даже не дёргается, лишь прикрывает глаза.

— Гори в аду!

— Гори в аду!

— Гори в аду!

— Слава Монтеану!

— Гори в аду!

— Да здравствует королева Монтеану!

Я с болью смотрю на Стана и дядю, отказавшихся от Томáса и новой власти. И ещё несколько членов из совета остаются верны мне, как и некоторые из клана. И я горжусь этим. Горжусь, потому что если и умру, то не опозорила род Монтеану.

— Что ж, — Томáс вытирает лицо ладонью, и на его лице появляется самое уродливое и жестокое выражение, которое поистине пугает меня.

— Вы сделали свой выбор.

Болезненный удар кулаком прямо в лицо от Томáса моментально отправляет меня в бездну.

Как я и говорила, мой юный друг, никогда не позволяй себе верить в то, чего не существует. Не доверяй иллюзиям и своим страхам. Они управляют тобой. Теперь ты видишь итог моей жизни.

Прости за то, что и тебя не уберегла. Он придёт за тобой. Он поработит тебя. Спасайся. Защищай себя, мой юный друг. А мы с тобой встретимся в лучшем мире.

Конец