Дом Монтеану. Том 2

Лина Мур

Дом Монтеану

Том 2

Глава 1

Томас

У каждого из нас своя история, мой друг. Каждый хочет, чтобы его история стала особенной для тебя. Людей удивить довольно просто, но вот заставить их полюбить чудовище, проникнуться к нему симпатией, вызвать в них восторг от его жестоких поступков ещё легче. Вы устроены таким образом, при котором боль, страдания и горе возбуждают вас. Это нелогичное поведение, потому что вы изначально разрушены. Мы же целостные. Мы осознаём, что боль — это боль, и если при причинении физической боли идёт кровь, то это плохо. Радость — это радость, и это хорошо. У вас же боль вызывает удовольствие, не важно будет кровь или же нет. И я думаю, что ты уже меня любишь, ищешь внутри меня слабости и таким образом объясняешь себе моё поведение, чтобы защитить мою душу перед собой же. Это довольно глупо. Враг есть враг. Боль есть боль. Страдания есть страдания. Не путай эти понятия, мой друг. Теперь ты мой друг. Теперь я твой король. Знаю, ты удивлён тем, что это пишу я для тебя. Прости, бывший автор этих душещипательных мемуаров сейчас находится при смерти. Мне пришлось занять её место. Ты же помнишь её? Флорина Русо Монтеану. Да-да, я Томас. Тот самый, она тебе обо мне рассказывала. Но запомни, что я ублюдок, который убивает, уничтожает и делает всё для того, чтобы ты снова стал моим рабом. Но ты ведь не против, правда?

— Томас, — раздаётся позади меня шипящий голос друга, и я захлопываю ноутбук.

Мы потом поговорим с тобой, мой друг.

— Я всё ещё чувствую эту омерзительную вонь, — оборачиваясь, рычу я. — Когда вы уберёте всё это дерьмо, которое натворили? Грёбаные свиньи.

— Мы работаем над этим. Кровь сложно оттереть, а вонь палёной плоти задержалась на несколько суток из-за отсутствия ветра. Мы работаем, — отвечает Соломон.

— Плохо работаете. Даю вам сутки на то, чтобы мой дом выглядел подобающе для встречи новых гостей. Ты меня понял? — спрашивая, пристально смотрю на друга.

Тот быстро кивает.

— Ты пришёл сюда по какой-то веской причине? Я просил тебя не беспокоить меня. У меня назначено свидание, — хмыкнув, бросаю взгляд на пол, на котором без сознания лежит обнажённая женщина. — Я голоден.

— Я понимаю, Томас. Через пять минут начнётся совет. Ты просил напомнить тебе.

— Чёрт, я забыл. Ладно, сейчас буду. Придётся снова поголодать, — недовольно цокнув, я отпускаю его кивком головы.

Подхожу к женщине и переворачиваю её на спину. Хмыкнув, провожу ногтем по её щеке, оставляя тонкий порез, из которого сразу же сочится кровь. Облизываю палец, довольно урча. Я разглядываю свою добычу. У неё чёрные волосы, разметавшиеся по полу, бледная кожа, под которой видны все манящие меня вены, чёрные ресницы, которые мне хочется вырвать одну за одной и слизать каждую каплю крови. Её тело довольно худое, это был не мой выбор, как и маленькая, практически плоская грудь, словно у мальчишки. Если не считать волос и овала лица, напоминающего вытянутое сердце, то это просто ничтожество. Я подхватываю прядь волос и перекатываю её между пальцами. Принюхавшись, я кривлюсь от вони. Надо бы её помыть… может быть. Она здесь лежит и тухнет уже некоторое время. Мой питомец, скованный цепями. Ей идёт. Но вонь…

Достав из кармана брюк локон чёрных волос, я вдыхаю уже едва уловимый аромат и мурлычу. Меня пронзает идея. Я подхожу к шкафу и достаю разорванную одежду. Быстро опускаюсь и начинаю натирать тело женщины этой одеждой. Да, так намного лучше. Хотя кровь не будет идентичной, но аромат вернулся. Теперь я доволен.

— Не беспокойся, ты будешь долго страдать. Но я отпущу тебе все грехи, чтобы ты вознеслась к нашему Создателю и рассказала ему о том, в какой ад он превратил твой мир. Пожалуйста, не стесняйся в выражениях. Я буду польщён, — рассмеявшись, прячу локон волос в карман и выхожу из своих покоев.

Это мой замок. Это мой дом. Тот дом, который у меня украли. Тот дом, которого меня лишили, заставив скитаться по самым жутким местам на планете. Они вынудили меня прятаться, стыдиться себя и бояться их. Но я уже большой мальчик. А большие мальчики возвращаются, чтобы отомстить. Думаю, я справился с этой задачей.

Вхожу в зал для заседаний, в котором уже собрались пять вампиров. Сав, Соломон, мой крёстный и ваш покорный слуга-предатель королевы — советник Радимил, Норман — оборотень-отшельник и Наима, хм, моя бывшая. Так случилось, не осуждай, мой друг. Поверь мне, если бы ты был мной, то вряд ли бы отказался от того, что само идёт к тебе в руки. Вампиры — похотливые ублюдки, твоя подружка была права. Мы слишком избалованы женским вниманием. Раньше самцы убивали друг друга, доказывая свою силу, чтобы обладать самками. В нашем мире, слава Создателю, всё наоборот. Самок слишком много, а вот сильных самцов, вроде меня, можно по пальцам пересчитать. Но я не против, ты тоже можешь побороться за моё внимание. Я люблю драмы, кровь и много секса. Добро пожаловать в мой мир, мой друг. Тебе точно не будет в нём скучно, но, вероятно, тебя убьют. Ты слишком сладкая игрушка для нас.

— Самый главный вопрос: что нам делать с заключёнными? — спрашивает Соломон. — Мы можем их казнить, наглядно показав остальным, что с ними будет в случае предательства. Или…

— Или, — грубо перебиваю его.

Все озадаченно смотрят на меня.

— Или? — недоумённо переспрашивает Соломон.

— Или, — твёрже повторяю я. — Казнить мы их всегда успеем, а ещё можем получить выгоду, пока они живы. Информацию.

— Они уже и так всё рассказали. Я знаю всё. Я долго работал в этом клане, Томас. Я более полезен, чем они, — замечает Радимил.

— Они нам не нужны. Королеву я заберу себе, если никто не против. Всегда хотел её бить и трахать. Ненавижу эту суку. Высокомерная тварь с клыками, — рычит Норман.

— Остынь, собака, — рявкаю на него. — Трахать и бить ты будешь по моему приказу.

— Да, Ваше Высочество. Но смею заметить, что она нам не нужна. Она же… ну, человек. Она едва дышит.

— Но без неё мы никогда не станем официально кланом, а Томас не станет королём. По словам Флорины, да и Томас это подтвердит, у неё вся власть, даже если она слаба и безвольна и не может обратиться в вампира. Она всё же чистокровный вампир, как Томас. Оборотни никогда не подчинятся нам, а остальные вампиры, коих ещё много, создадут свою армию и нападут. Они уже в курсе происходящего. Но если мы хотим, чтобы Томас официально стал королём вампиров, чтобы его признали, и он обрёл власть, то нам нужна Флорина, как и остальные. Остальными можно манипулировать, потому что, по моим выводам, Флорина более человечна, чем другие. Её можно прогнуть под наши требования, — спокойно произносит Сав.

Я усмехаюсь и киваю ему.

— Разве он не прав, Радимил? — хмыкнув, смотрю на советника.

— Он прав, но мы не можем быть уверены, что она согласится на наши условия. Я даже уверен, что она сделает всё для того, чтобы мы проиграли. Она не дура. Она пусть и выскочка, самоуверенная сучка, но не дура. Я воевал под её руководством. Я жил в её семье много веков. Это сейчас она слаба, но как только вернёт свою силу, станет очень опасна.

— Но без её силы Томас не станет королём, мы не получим власть и не найдём нужные нам документы, — хмурится Соломон.

— Господи, опять двадцать пять. Всё проще простого, — цокает Наима, закатывая глаза. Она откладывает нож, которым до этого ковырялась под ногтями.

— У тебя есть идеи?

— Она женщина. Женщина, которую предали. Любая женщина захочет мести за своё разбитое сердце. И у любой женщины есть слабые стороны. Её слабая сторона — семья. Стан и Рома. Нужно ей показать, что будет с ними, если она не подчинится. Помимо этого, Томас легко может манипулировать ей. Он же её трахал. И я точно могу сказать, что трахает он хорошо. Повторим? — спрашивая, она улыбается мне.

— Иди на хрен. Тебе Стана не хватило?

— Нет, не хватило. Да и в том состоянии, в котором он был, я не ощутила полноценного удовольствия, хотя Стан тоже довольно хорош в сексе. Животное. Я возьму его к себе в питомцы. Это точно причинит ей боль. Если я переманю его на свою сторону, то он убедит её работать с нами, а потом мы её убьём. Видите, вариантов много. Вы, мужчины, всегда идёте сложными путями, которые портят наш дом. Уже который день эта мерзкая вонь стоит, и всё из-за вашего раненого эго. Могли бы и не свинячить в доме.

— Тебя забыли спросить, шлюшка, — фыркает Соломон. — Ты здесь лишь потому, что тебя трахал Томас. Радуйся тому, что ещё жива.

— Ну, по крайней мере, меня хотя бы кто-то трахает. А ты никогда не был кем-то значимым.

— Прекратите, — рявкает Радимир. — Мы не для того здесь собрались, чтобы слушать ваши споры. Надоели. Будете продолжать, я вас обоих запру вместе с заключёнными и запрещу есть, понятно?

Соломон и Наима хмурятся и отворачиваются друг от друга.

— Мне уже скучно. Итак, что мы решили? Нам нужна Флорина, чтобы я мог стать королём и забрать власть. Я женюсь на ней, хочет она этого или нет.

— Она должна хотеть, — вставляет Сав. — Без её согласия ритуал не провести, а также не стоит забывать, что Стан наполовину её супруг. Его смерть принесёт ей боль, которая может убить её, а этому мы не можем позволить случиться. Поэтому Стан и будет ключевой пешкой в игре. Думаю, что Соломон справится с вариантами манипуляций, у него богатая фантазия, и он умеет выбивать признания.

Соломон довольно усмехается и кивает.

— Я что-нибудь придумаю, — соглашается он.

— Хорошо. Что насчёт ран Флорины? Кто-нибудь подлечил её?

— Нет, конечно. Она медленно умирает, — фыркает Норман.

— Значит, придётся мне. Нам нельзя её убивать, пока у нас не будет полноценной власти над всеми. Видите, в отличие от вас, я, действительно, работал над домашним заданием, а не страдал хернёй. Теперь и у вас будет домашнее задание. Радимир, ты знаешь архивы. Составь полный список тех, кто ещё жив и находится вне нашей религии. Помимо этого, пусть вампиры и предали королеву, признав меня королём, но они ещё связаны с ней. Изучи досконально ритуал бракосочетания, который нам придётся провести. Соломон, на тебе варианты давления на Флорину. Сав, подумай над тем, как вернуть Флорине её сущность, без неё у нас ничего не получится, и также разработай какую-нибудь сыворотку, которая будет действовать на неё, как наркотик, чтобы она была покладистой невестой. Норман, наведи в этом грёбаном доме чистоту! — злобно ударяю по столу, и тот трещит.

— Я пытаюсь, — бубнит он. — Но кровь словно впиталась в мрамор.

— Так облей чем-нибудь всё это, придумай что-нибудь. Я не хочу, чтобы мой дом вонял, как дерьмо! Ясно?

— Да.

— Что ж, значит, совет окончен. Я пойду проверю наших заключённых, а вы принимайтесь за работу, — рявкаю и направляюсь к двери.

— А я? Что делать мне? — возмущённо спрашивает Наима.

— Не путайся под ногами. Ты здесь лишь потому, что я тебя трахал. Так и не забывай этот факт, — фыркнув, вылетаю из зала и иду по коридору.

Грязь. Грязь. Грязь. Меня выводит из себя грязь. Я ненавижу, когда плохо пахнет. Ненавижу, когда что-то в пыли. Ненавижу старые развалины, вроде этого. Но это мой дом, и мне придётся приложить усилия, чтобы он сверкал так, как я этого хочу.

Ненавижу грязь.

Вместо того чтобы пойти и насладиться женским телом, ароматной и густой кровью, напиться, в конце концов, или помолиться, я спускаюсь в самое мерзкое место на всей планете. Темницы. Я хорошо знаком с ними. Я их изучил. Благодаря Флорине, я попал в логово врага, и пока она спала, спокойно всё осмотрел. Я встретился с советником и даже поболтал с ним. На самом деле у них была хреновая защита замка, что доказывает — Стан просто законченный тупой мудак, и однажды я его убью. У меня руки чешутся это сделать.

— Открой, — приказываю я, оглядывая покрытый плесенью и грязью коридор, стены которого выполнены из довольно прочных камней, шириной в два метра. Это сделал Русо, чтобы заключённые не могли сбежать. Помимо этого, внутри есть много интересных приспособлений для пыток и удержания врагов, даже оборотней. Крепежи настолько прочные, что даже годы на них никак не сказались.

— Ну, здравствуй, Рома. Давно не виделись, правда? — усмехнувшись, я облокачиваюсь о стену, глядя на измождённого и голодного старика. Он усох за это время. Конечно, я специально держу их без еды, связанных и прикованных к стенам.

Он приоткрывает один глаз, второй Соломон ему вырвал. Смотрится жутко, но даже в этом есть своя прелесть.

— Томас, — хрипит он. — Почему?

— Ты знаешь, почему. Кажется, я сказал причину своих поступков. Я забираю то, что принадлежит мне.

— Ты отказался… Русо… он же… я… мы предлагали тебе быть среди нас.

— Как раб. Да, я помню. Вы поймали меня, удерживали силой и убеждали, что здесь моё место. Нет. Моё место на троне, но Русо не собирался отдавать его мне. А я сильнее его, и ты это знаешь.

— Ты… был его наследником, — выдыхает Рома.

Я напрягаюсь, услышав это.

— Ложь, — фыркаю я, отталкиваясь от стены, и подхожу к Рома.

— Нет. Посмотри записи… старые записи Русо. Он оставил тебе всё. Они… они хранились в архивах. Посмотри. Русо любил тебя.

— Хватит врать! — злобно хватаю его за горло, протыкая ногтями кожу.

Старик издаёт стон.

— Хорошо… я не буду потакать твоим неверным мыслям о нас. Что ты хочешь, Томас? Мой сын и моя племянница не виноваты в том, что ты стал ублюдком, как твой отец.

— Не смей, — рычу, сильнее впиваясь в его горло ногтями.

Но старик не сдаётся. Он упрямо смотрит на меня одним глазом.

— Где Стан? Флорина… она…

— Ещё живы. Точнее, пока живы, — хмыкаю я. — И ты пока жив.

— Флорина и ты… не надо так с ней, Томас. Не надо. Вы похожи. Вы оба были в тени, незамеченными, брошенными и одинокими. Оба боитесь своей темноты. Оба страдаете. И она… любила тебя.

— Меня бесит твоя ложь, Рома. Я не поведусь на неё.

Отпустив его, я отхожу в сторону, разглядывая стену.

— А что не ложь для тебя, Томас? Эта война? Это кровопролитие невинных вампиров, которые просто защищали себя, как делал это ты когда-то? Что же не ложь? Где правда, Томас?

— Правда в том, что ты закрывал глаза на то, что делают твои люди. Ты не желал менять законы и правила, заставив нас прятаться и бояться вас. Вы травили отшельников.

— То есть предателей? Тех, кто обманул нас и сбежал, чтобы убить? Да, это так. Законы непоколебимы. Только благодаря чёткому следованию нашим законам мы ещё живы, Томас.

— Мы живы, потому что есть такие, как я, которые убирают дерьмо за вами. Сколько твоих вампиров изнасиловало и бросило умирать женщин? Сколько твоих вампиров занимаются продажей детей и насилием над ними? Сколько твоих вампиров уничтожило умных и честных людей, которые готовы были служить им? Сколько твоих вампиров поработило людей и свой же вид ради развлечений? Ты хочешь сказать, что не знал? Никто из вас не знал? — рявкаю я.

— Мы боролись с этим. Мы старались…

— Хреново вы старались. Радимил уже пятьдесят лет передаёт мне отчёты по вашему бездействию. Ничего не изменилось. Ничего. Наоборот, их становится всё больше. Ты ведёшь учёт новых вампиров, разрешаешь им творить ужасы с живыми существами. Ты. И виноват в смерти своей семьи, тоже будешь ты. Жди своего часа, старик. Я отправлю тебя в ад. Создатель никогда не примет тебя в свой мир за то, что ты сделал с моей семьёй.

— Я защищал тебя! — повышает он голос.

— Меня? От моих сестёр и братьев? От тех, кого я любил? От них?

— Да. Ты же знаешь правила, Томас. Только один наследник становится главой клана, остальных нужно убить. Они бы убили тебя. Я защищал тебя и помогал тебе все эти годы. Я прятал тебя, чтобы о тебе никто не узнал. А твои родители убили мою семью в отместку за то, что я хотел забрать тебя.

— И правильно сделали. Вам давно пора сдохнуть.

— Хорошо. Убей меня и тех, кто лично причинил тебе вред. Но Стан и Флорина. Они даже не знали о тебе. Они здесь ни при чём.

— Это не тебе решать. Королева должна заботиться о своих подданных. А ей было плевать на них. Она эгоистична и самолюбива, как и твой сын. Щенок.

— Ты ошибаешься, Томас. Ты сильно ошибаешься в них. Они другие. Они похожи на тебя и всегда заботились о людях. Всегда…

— Хватит! Не беспокойся, я с удовольствием позабочусь о них. На самом деле к ним уже выстроилась целая очередь насильников. Кровь за кровь, Рома.

— Прошу, Томас, не опускайся до такого. Ты же… ты другой. Ты мой мальчик. Я любил тебя, Томас. Флорина… я видел уже такую боль, которая была в её глазах в ту ночь. Боль, когда предают любовь, разрушает сердце. Умоляю тебя, не позволяй ненависти ослепить тебя. Флорина может тебе помочь. И я… я не могу сказать точно, но… мне казалось, что ты бы смог помочь и ей. Ты не один страдаешь, Томас. Она тоже. Она…

Он раздражает меня ещё больше. Я выхожу из темницы, и у меня за спиной щёлкают замки.

Голова болит ещё сильнее. Надо поесть, но сначала я загляну к своему питомцу. Нельзя позволить ей умереть без моего согласия. Теперь жизнь королевы зависит исключительно от меня. И мне нравится такой расклад.

Глава 2

Флорина

Порой я тебе так завидую, мой друг. С остервенением злости и ярости завидую твоей смертности. Она такой дар для вас, а многие разбрасываются им. Да, ты начнёшь убеждать меня в том, что именно жизнь — самый великолепный дар, но посмотри на меня. Посмотри, как унизительно и больно лежать брошенной на ледяные камни, ощущать каждую сломанную кость, растянутую мышцу и каждый синяк на теле, не имея возможности умереть в этот момент. При таких повреждениях, как у меня, ты бы умер и поверь, это был бы дар. Но взгляни, во что я сама себя превратила. Ну же, не отводи глаз, смотри, насколько безобразно изогнуты мои сломанные руки и бёдра. Посмотри на мою кожу, покрытую фиолетовыми вспухшими гематомами. Посмотри на моё сердце. Оно стучит, и это самое ужасное в этой ситуации. Я надеялась на смерть и молила о ней, клянусь тебе. Мне казалось, что никогда не узнаю того, что будет дальше, после предательства и жестокости, которые я вновь пережила. Лучше этого не знать, чем помнить всё и не иметь даже возможности плакать, страдать или как-то ещё проявить эмоции. Пустота. Это всё, что я чувствую. Ещё боль, физическая боль. Она, то усиливается, то ослабевает, то вновь на пике, то убаюкивает меня. Моё сознание плавающее. Я, то просыпаюсь и испытываю ужасающие боли по всему телу, которые заглушают душевные, то боль отступает, и на смену приходит темнота с огромным чувством вины и стыда за то, что я сделала. Это адский круг. Это худшее наказание для вампира.

Когда я в сознании, то даже глаза открыть не могу, концентрируясь на боли, которая уничтожает моё тело. Так проще. Я не в силах даже крикнуть, словно всё атрофировалось. А когда я плаваю в чувстве вины, стыда и кровавых сгустках убитых и раненых… Стана… Рома и других, то страдаю ещё сильнее.

Я так хочу умереть. Хочу завершить свой цикл жизни. Кому ты молишься, мой друг? Он слышит тебя? Меня нет. Хотя говорят, что мы ближе к Создателю, чем вы. Но может быть его нет? Может быть, всё это чушь, и нам просто врали?

У меня нет никакого представления о том, сколько прошло времени с того момента, когда я узнала о предательстве Томаса. Я не знаю, живы ли Стан и Рома. Я не могу им помочь… Я их привела на верную смерть… опять… это убивает меня. Убивает…

— Это болевой шок.

Сквозь кровавую дымку боли я слышу голос ещё одного предателя. Я так хочу его ненавидеть. Хочу… за что, Сав? За что?

— Ты уверен? Она выглядит мёртвой, — произносит ублюдок, от которого меня тошнит. Я не желаю ему ничего хорошего. Соломон. Ненавижу… его ненавидеть могу.

— Убери ногу, — рявкает… Томас.

Мне хочется сжаться в клубок, как я делала, когда была маленькая, чтобы меня никто не заметил. Спрятаться и поплакать. Я не чувствую никаких прикосновений, но знаю, что меня пнули.

— Это болевой шок. Я уверен. Её пульс опустился до тридцати ударов в минуту. Это намного ниже, чем у людей, но он есть. Слабый, но есть. Помимо этого, её кожа побелела по этой же причине. Корка льда, покрывающая её кожу, говорит о том, что она ввела себя в состояние спячки. Я никогда такого не видел, если честно, но читал о таком здесь в архивах. Там есть записи о нашей жизни с самого начала, и иногда, при сильных травмах, вампиры входили в состояние спячки, таким образом притворяясь мёртвыми для хищников. Она сама себя заживляет.

— То есть к ней вернулась сила, раз она может это сделать?

— Я не уверен. Не знаю, Томас. Это можно будет понять, только когда она выйдет из спячки.

— Сколько времени это займёт?

— По словам историков, от месяца до года.

— У нас нет столько времени, чтобы возиться с этой сукой. Ускорь этот процесс. Мы не собираемся ждать целый год, чтобы эта мразь очнулась.

— Соломон, я не волшебник, чёрт возьми! Я, вообще, не врач, а психотерапевт и исследователь! Я не могу ускорить этот процесс, если только…

— Что? Что если только?

Вы все не сдохнете. Ты первым должен сдохнуть, Томас. Ненавижу тебя. Ненавижу… ненавижу… Создатель, как же больно. Больно в сердце. Больно… неужели я заслужила это? Неужели? Я не была хорошей девочкой, но и такой участи тоже не заслуживаю. Разве они не хуже меня? Разве Стан не лучше их? Лучше. Нет тебя, вот ответ. Некому больше молиться.

— Хм, может быть, дать ей знакомый запах. К примеру, Стана. Если учесть, что между ними довольно крепкая связь, то это, как вариант, поможет ей быстрее выйти из спячки, чтобы защитить его.

Стан жив? Он жив?

— Или убить его, чтобы её кровь захотела мести, и тогда она точно очнётся, — хмыкает Соломон. — А что? Он и так уже почти труп. Едва живой.

Жив, ещё жив. Господи, жив. Стан… прости меня. Прости, я вернусь за тобой. Стан… ответь мне. Пожалуйста, ответь мне… Стан.

— Соломон, начинай думать головой, а не своей задницей, — рычит Томас. — Стан — прекрасный вариант манипуляции. Он для неё, как красная тряпка для быка. И пока он едва дышит, мы точно выигрываем. Если он умрёт, то её уже будет невозможно разбудить.

Я нужна им, причём живой. Создатель, молю, пошли мне смерть! Молю тебя! Убей меня! Ты же видишь, что они хотят сделать! Молю!

— Она слышит нас?

— Вряд ли. Это как кома у людей. Можно попробовать дать ей кровь Стана. Она связана с ним. Они же провели ритуал.

— Не до конца. Он не завершён, и это не сработает.

— Попробовать можно. Если не сработает, мы ничего не потеряем. Но если она не очнётся, то все заключённые сдохнут раньше, и всё это будет бессмысленно.

Они не убили всех? Рома жив? Остальные тоже?

— Хорошо. Я сам это сделаю. У вас есть задания. Идите. Я возьму кровь Стана и волью ей. Сав, после этого проверяй её через каждые три часа, чтобы точно знать результат.

— Да, Ваше Высочество. Но я могу сам. Вас ожидают в комнате. Нам привезли новую партию женщин и мужчин. Отдохните.

Отдохнуть? Он, что наработался? Ублюдки. Ненавижу… ненавижу вас.

— Я сам. Мне нравится издеваться над Станом. Скажем так, я кончаю от того, как ему больно. И я, конечно, не упускаю возможности рассказать ему о том, как продолжаю трахать это мерзкое и вонючее тело его принцессы. Это весело.

Хохот оглушает меня. Так хочется крикнуть. Встать и разорвать их. Стан… держись. Держись. Пока ты жив, жива и я.

Впервые за время своего заточения я хочу продолжать терпеть боль, скручивающую в тугой острый узел всё моё тело и сознание, чтобы услышать больше. Но, как назло, темнота внезапно утягивает меня. Пытаюсь бороться с ней, дёрнуться, чтобы причинить себе боль, и это отрезвило меня, вернуло в сознание, но я бессильна. Я не контролирую своё тело. Такова участь вампира. Ты не можешь противостоять ничему, что в тебя заложила природа или Дьявол, или Создатель. Тебе приходится смиренно принимать происходящее, а это безумно бесит.

Сознание возвращается ко мне снова, а потом энергия заканчивается, и я опять засыпаю. За всё время моих недолгих пробуждений я так больше ничего и не слышу. Вообще, такое ощущение, что меня бросили и забыли обо мне. И я бы радовалась этому, если бы могла пошевелить хотя бы пальцем, но не могу. Я просто лежу на твёрдом, грязном и холодном каменном полу, ощущая боль и давление во всём теле. Если бы я была вампиром, то есть имела силу, то восстановление прошло бы быстрее и не так ужасающе сложно.

Не знаю, сколько прошло времени. Я даже не помню, как пахнет воздух. Кажется, что я привыкла к затхлой, гнилой вони, собравшейся вокруг меня. Моё тело медленно начинает оттаивать, и я молюсь, чтобы никто в этот момент не вошёл сюда. Лелею надежду на то, что сила ко мне вернётся, и я убью их. Я убью всех, кто был причастен к нападению на нас. К жестокому и бесчеловечному нападению. Пусть мы не люди, но то, что сделали они, эти ублюдки во главе с их королём, даже в нашем мире это считается подлостью. Яблоко от яблони недалеко падает, правда? Чему я удивляюсь, если именно родители Томаса уничтожили мою семью. Я до сих пор не могу это принять. Не могу. Это так сложно и больно. И теперь я понимаю, почему Гела так быстро очнулась, почему она не умерла из-за того, что я сделала с ней, когда нашла в лесу. Я понимаю, откуда у неё было столько сил, ненависти и алчности. Я не видела этого тогда, но всё вижу сейчас. Увы, это никак не помогает мне принять правду.

Я слышу, как дверь темницы открывается, и стараюсь выровнять дыхание, чтобы снова понизить температуру своего тела, как и пульс. Но как только знакомый аромат попадает в мою носоглотку, то я предаю саму себя. Моё сердце начинает стучать очень громко.

Игла прокалывает кожу моего бедра. Мне вводят кровь. Кровь Стана. Я легко могу это понять, потому что меня начинает тошнить. Моя кровь возмущена этому вторжению и вот-вот предаст меня. Хотя…

Резко распахнув глаза, я переворачиваюсь на спину и бью ногой прямо в лицо ублюдка. Одновременно с этим моя рука сжимается в кулак и уже находится в миллиметре от его головы, как в этот момент меня хватают за горло и рывком поднимают так, что мои ноги едва касаются пола.

— Это было не самое умное, что ты могла сделать, Флорина. Хотя чему я удивляюсь, не так ли? — издевательский смех срывается с губ этого мудака, и он швыряет меня в стену.

Я сжимаю губы, только бы не издать ни звука от боли, вспыхнувшей в моём слабом теле. Скатываюсь по стене и оседаю на пол.

— Что ж, теперь у меня есть ответы на вопросы Сава. Сила к тебе не вернулась. Я прав, Флорина? — спрашивает Томас, присаживаясь на корточки рядом со мной.

Упрямо приподнимаю подбородок, не желая ему отвечать.

Как ты мог, чёрт возьми?

— Ох, теперь ты решила поиграть со мной в молчанку. Это забавно. Когда-то ты была очень говорливой. Ты обожала болтать. Хочешь вспомнить старые времена? — ехидно спрашивает он.

Я молчу. Ненавижу его. Ненавижу… хочу ненавидеть. Почему не могу? Я осознаю, что мои желания и чувства не сочетаются. Мне больно. Мне жутко смотреть ему в глаза, зная, какая он подлая тварь на самом деле.

— Я бы мог исполнить твоё желание, Флорина, но, увы, ты нам ещё нужна. Знаешь, было бы проще, если бы твой отец не установил этих правил, которые делают тебя необходимой нам. Я бы с радостью тебя убил.

— Ты бы не смог, — шёпот срывается с моих губ.

Что я делаю? Зачем? Я должна молчать.

— Смог бы. Я ударил тебя. Я швырнул тебя, и от этого сломался твой нос, кости и даже твой череп треснул. Человек бы точно не выжил. Я могу тебя убить. Не догадываешься почему?

Сильнее сжимаю губы. Больше ни слова не вылетит из моего рта. Нет. Я ничего им не скажу. Никого не приведу. Не помогу. Пошли они к чёрту! Я буду рада умереть рядом со Станом!

— Это всё была иллюзия, Флорина. Я наслал на Стана видения. Я, действительно, спас жизнь Стану, но после этого он стал моим рабом. Он видит то, что хочу я. Я сделал всё для того, чтобы ты посчитала меня своим возлюбленным. Но я не он. Это ложь. Мы планировали всё это задолго до твоего появления на Аляске. Город, дом, каждый твой шаг и вздох был спланирован. Каждая ситуация, каждый момент и разговор были спланированы мной. Именно Радимил поднял вопрос о внезапной смерти вампиров, хотя там было множество причин. Одна из них — инфекция, поражающая вампира и делающая его сумасшедшим. Это изобретение Соломона. Ты совсем не помнишь, как тебе ввели инфекцию. Ты была уверена, что защищена. Ты была такой беспечной и безразличной к своему же виду. Тебе было плевать на всё, в этом твоя вина. Ты должна была умереть, как и остальные. Но ты всё ещё живёшь. Инфекция в твоём теле сделала тебя уязвимой на неопределённое время. И никакой возлюбленный тебя не спасёт. Его и нет, но есть ты и твоя власть, которую ты имеешь.

Мне противно это слышать. Противно, потому что он прав в одном — это моя вина. Я хреновая королева и знаю это.

— А теперь я вам нужна, но вы сами же уничтожили возможность забрать эту власть, — улыбаюсь и сипло смеюсь. — Вот вы идиоты. Не такие умные, как я думала.

— Да, мы ошиблись, потому что Радимил забыл упомянуть о такой незначительной детали, как связь с вампирами. Точнее, вы его в курс не поставили. Это было идеей Рома? Или это была идея твоего отца? Кто придумал это?

— Вы определённо идиоты, — продолжая улыбаться, я качаю головой. — Радимил знал об этом. Это было его идеей. Что теперь будешь делать? Насколько я помню, предавший однажды, предаст и ещё раз. Разве не ты советовал убивать предателей, а?

Томас злобно поджимает губы и хватает меня за горло.

— Ты права, Флорина. Предатели заслуживают смерти, — он наклоняется и шипит мне это на ухо. — Только вот карать их будешь ты. Именно ты. Пусть твой народ увидит, кто ты такая на самом деле. Жалкая шлюха.

— Ты перешёл к оскорблениям. Это так мило. Значит, ты чувствуешь, что облажался, Томас. И поверь мне, ты за это ответишь. Я убью тебя, — выдыхаю я.

— Ты? Не смеши. Ты слаба. Ничтожна. Хуже человека. Ты ничего мне не сделаешь.

— Вспомни свою мать, Томас. Вспомни, что она сделала, чтобы помочь вам. Вспомни, на какие зверства и на какое коварство она пошла. Худший ваш враг — женщина, Томас. А я женщина. И мне не страшно умереть. Я даже буду рада это сделать, чтобы вы никогда не выиграли.

— Мы уже выиграли.

— Ошибаешься. Да, вас много, но нас больше. Нас намного больше, Томас. И если я умру, то вряд ли вы справитесь с той армией, которая будет искать вас и разрывать в клочья. Вряд ли вы выживете. Я бы начала с Радимила, затем Соломон, следом Наима… ох, её я бы отдала оборотням для развлечений. А потом… потом ты. Кусочек за кусочком твоей плоти. Кусочек за кусочком. Регенерируешь ты быстро, от этого будет слаще отрезать от тебя новые кусочки. Наверное, начну сначала с одного твоего глаза, затем отрежу палец, потом вырежу печень, а следом губы. И так понемногу буду отрезать часть за частью. Часть за частью. Убивать тебя будет сладким и интимным моментом, — хрипло смеюсь я.

Он сильнее сжимает моё горло, и его когти прорывают мою кожу. Пусть мне больно, но я буду улыбаться, ведь его это бесит.

— Думаешь, я боюсь тебя? Тебя? Нет, Флорина. Твои угрозы выглядят довольно смешно, — улыбается он.

— Знаешь, в чём твоя ошибка? — сдавленно спрашиваю я.

— Ну и в чём же?

— В том, что ты понятия не имеешь, что такое семья. Ты не знаешь, что такое ласка и забота. Ты никогда не ощущал себя любимым. Ты пустой внутри. Ты полон злости и темноты и никогда не сможешь обрести баланс, который так важен для вампира. Баланс любви и жажды мщения. Баланс силы и удовольствия. Баланс. Ты не знаком с ним. И ты будешь совершать ошибку за ошибкой, а я буду наблюдать за этим и ликовать от ваших жалких попыток обрести настоящую власть над домом Монтеану.

— А ты разве знаешь об этом хотя бы что-нибудь, Флорина? Знаешь, что такое любовь и нежность? Знаешь, что такое семья? Насколько я помню, ты тринадцатый ребёнок. Ненужный ребёнок. И ты ныла каждую минуту по этому поводу. Ты…

— Да, я ненужный ребёнок. Лишний. Ты прав. Но ты понятия не имеешь, как мы создаём ковины, Томас. Ты хотя бы имеешь представление, что это такое? Это не клан. Это наиболее сильный и маленький круг вампиров, связанных одной клятвой. Это могут быть даже неблизкие вампиры. И вот, я скажу, что прекрасно знаю, что такое любовь, забота, близость, счастье, ласка и, наконец, что такое семья. Она у меня есть и всегда будет. А у тебя? Нет. Ты лишь их средство.

Глаза Томаса начинают сверкать от ярости.

— Заткнись. Я руковожу тобой. Я твой король.

— Нет. Ты мне никто. Ты, вообще, бесполезный кусок дерьма. Думаешь, что Соломон оставит тебя в живых, когда добьётся своего? Или же тебя кто-то испугается, пока ты один? Нет. Никто тебя не боится на самом деле. Тебе просто пока дают шанс стать во главе этих ублюдков. Ты их мнимый лидер. И это всё доказывает, насколько ты ничтожен внутри. Мать бросила, отец был тем ещё мудаком. Ты никогда и никому не был нужен. Никогда. И никто не восполнит тебе семью, потому что ты её не заслуживаешь. Ты лишь временный аспект в истории, которую мои дети забудут. Её не будет существовать. Никогда. И мои дети, рождённые от моего возлюбленного, которого я буду чтить и уважать, который будет моей опорой и защитой моих секретов, никогда не узнают о тебе, Томас. Ты же ничто. Ты лишь звук, а звуки, как известно, пропадают. Гори в аду.

Его губы дёргаются, обнажая клыки. Да он не на шутку разозлился. Вот его слабые места. Вот куда нужно бить.

— Кусочек за кусочком. Кусочек за кусочком. Без любви. В одиночестве. Это твоё будущее. Никому не нужный ублюдок, которого бросила мать. Мать-шлюха, трахающая у меня на глазах всё, что двигалось. Алчная, уродливая изнутри и безвкусная. Сучка, которая родила никчёмного сучёныша. Кусочек за кусочком…

Резкая вспышка боли от удара Томаса кулаком по моей голове моментально отключает моё сознание. Но я закрываю глаза с победной улыбкой.

Глава 3

Никогда не отказывайся от того, кто ты есть, мой друг. Твой цвет глаз, комплекция, желания, мечты, цвет кожи — это огромный дар, которого ни у кого нет. Да, у каждого есть свой цвет кожи, оттенок глаз, и порой даже мечты схожи… но это не так. Если два человека расскажут об одной мечте, то они сделают это совершенно иначе. Потому что ты это уникальное создание, которое рождено для того, чтобы не стыдиться, не винить себя и не испытывать чувства ненужности в этом мире. У тебя есть всё для того, чтобы жить. У каждого из нас всё это есть, но зачастую мы выдумываем себе правила, которые якобы нарушаем. Это ложь. Мы поддаёмся влиянию стыда за то, что мы живые. Это чудовищно. Мы позволяем нашим воспоминаниям, незнанию и ошибкам уничтожать то, кем мы являемся. Это жестоко.

Я бы всё отдала за ту жизнь, которую вела ещё сто лет назад. Это было поистине хорошее время, когда ты не чувствуешь физической боли, не живёшь в постоянном напряжении и не думаешь о том, когда же твоё сознание само решит вернуться в реальность или же спасёт тебя от неё.

По моим подсчётам прошло уже достаточно времени, потому что мои кости уже не так болят, суставы не ноют, а ушибы и синяки сошли. Они не болят. Я сижу одна в полной темноте без еды, воды и понимания того, что происходит. Нет, я помню, что случилось. И помню, что Томас мне врал. Смешно. Словно мне не хватило одной лжи и огромного приятельства, так ещё и инфекция, с помощью которой они долгое время убивали вампиров. Да и это не особо меня волнует сейчас. Знаю, жестоко и, вероятно, эгоистично с моей стороны, но я не могу поверить в то, что наша связь была иллюзией. Конечно, я и до этого знала, как мы можем влиять на людей. Мы постоянно это делали, чтобы не оставлять в их памяти хоть отдалённое воспоминание о нас. Но чтобы вампир так масштабно влиял на свой же вид, я узнала только от Томаса. Но как же тогда объяснить ту горячку, которую мы оба со Станом испытывали после его смерти? Незавершённый ритуал? Господи, это настолько унизительно, что я не хочу верить в чудовищную ложь. А может быть, ещё и потому что это была иллюзия, я не могла полноценно любить Томаса? Я чувствовала привязанность, ответственность за его жизнь и влюблённость. Но не ту самую паршивую любовь. Мои родители никогда бы так друг с другом не поступили. Никогда. Значит, всё это было иллюзией, а я не слушала Стана. Я такая дура. Боже, какая дура. Но я не позволю им довести начатое до конца. Я их последний кусочек пазла. Они меня не получат.

В темноте до меня доносятся звуки открывающихся замков. Я сижу в углу, когда дверь открывается, и в темницу входит Наима. Я сразу же улавливаю аромат пищи. Мой желудок сжимается от голода.

— Ты так воняешь. Жутко, — хмыкнув, она ставит еду на пол, и металлическая чаша бьётся о каменный пол.

Я спокойно игнорирую её. Она не упустит возможности сказать мне гадость.

— Красавчик ещё жив, если тебе интересно, — добавляет она.

Я знаю. Я бы ощутила потерю Стана. Он единственный, ради кого я дышу.

— Он хорош? — интересуется Наима. — Нет, я, конечно, знаю, что у него крепкий член, и сам Стан весёлый, беззаботный и очень ранимый. Но всё же, он хорош? Он заботливый, да? И он любит тебя. За что? За то, что ты бросила его? За то, что предала его и променяла на ублюдка Томаса? Самое странное во всём этом, что Стан совершенно не зол на тебя. Он страдает, но не злится. Это бесит в нём и в тебе тоже. Вы спокойны друг к другу и не считаете, что кто-то из вас был предателем.

Прикрываю глаза, продолжая молчать.

— Я буду здесь до тех пор, пока ты не поешь, Флорина. Не захочешь делать это сама, придётся применить силу, но я не хочу. У меня свежий маникюр, — фыркает Наима и пинает поднос так, что он летит в меня, и часть еды попадает на мои обнажённые ноги. Вода, расплескавшись, оставляет холодные, мокрые пятна на моём теле.

— Я не ем это, — подаю голос. — Даже если ты в меня это затолкаешь, меня вырвет на тебя же. Так что подумай ещё раз, хочешь ли ты затолкать в меня эту еду?

— Кровь тебе никто не даст.

— Значит, ты свободна, — хмыкаю я, отодвигая от себя поднос.

Наима подходит ко мне и садится на корточки, разглядывая моё лицо.

— Хочется вывести тебя из равновесия, но как? Ты меня раздражаешь. Знаю, — она улыбается, сверкнув клыками, — я заберу Стана. Он будет моим рабом вечно. Насколько я помню, то можно совершить ритуал. Брачный ритуал, который навечно привяжет его ко мне, а у тебя заберёт. Последний союзник станет твоим врагом. Что скажешь? Идеальный план для того, чтобы причинить тебе побольше боли?

— Идеальный, — спокойно киваю. — Сделай это.

Она прищуривается и резко хватает меня за подбородок. Я лишь выгибаю вопросительно бровь. Эмоций она от меня не получит.

— Даже пульс не изменился. Никакой реакции. Но тот факт, что ты согласна на наш союз со Станом, доказывает, что там кроется нечто плохое, я права? И в большей степени пострадаю я, раз ты подначиваешь меня это сделать.

— Не знаю. Раньше вампиры были намного умнее вас. Так что попробуй. Ты же в курсе того, что историю мы писали по факту исследований и по итогам разных опытов, которые ставили на себе же, верно? Ох, нет? Ну что ж, добро пожаловать в клан, Наима. Другого варианта нет, чтобы узнать, чем грозит твоё желание привязать к себе Стана навечно. Попробуй, потом расскажешь, и мы все дружно посмеёмся, — широко улыбаюсь, бесстрашно глядя ей в глаза.

Наима приближает ко мне своё лицо и угрожающе шипит.

— Я трахалась и трахаюсь с Томасом. Вся эта чушь про возлюбленных была ложью. Он никому не принадлежит и ненавидит тебя.

— Хм, сочувствую тебе, Наима. Значит, у нас обеих ужасный вкус на мужчин, — смеюсь я.

Она, рычит и отталкивает мою голову, но я поворачиваю её обратно и с удовольствием смотрю на неё, видя её злость и раздражение от проигрыша.

— Ты что-то ещё хочешь узнать у меня? Или желаешь поделиться своими постельными играми с Томасом или Станом? Давай, я не против. Я давно не была в цирке, — язвительно тяну.

Наима хватает бокал с водой, кидает его, и он летит в мою голову. Я успеваю закрыть лоб, но вода сразу же попадает мне на волосы и часть рук.

— Я даже больше скажу, Наима. Ты просто шлюха, которая выполняет свою первостепенную задачу. Женщины всегда ведут себя, как ты, когда ими пренебрегают, или когда они осознают, что их до сих пор не оценили, даже при наличии тугой вагины, умения сосать и громко стонать. Но прими совет, Наима, вспомни, что ты женщина, а не их подстилка. Вспомни, что у тебя должны быть свои желания и амбиции. Вспомни, что именно при помощи своей сексуальности, ума и, вероятно, тугой вагины ты можешь манипулировать и управлять, а не быть рабыней их желаний. Сейчас ты делаешь именно так, чтобы они тебя заметили, хотя бы кто-то из них, поэтому прогибаешься под их требования. Но разве Томас был хоть раз нежен с тобой? Он хоть раз обращался с тобой, как с женщиной, а не как со шлюхой, которая будет жрать его дерьмо? А Стан? Он хоть раз пытался научиться чему-то новому, чтобы покорить тебя, как женщину? Он хоть раз приглашал тебя на свидание? Или же он просто пользовался твоим телом, как вещью, которую легко можно выбросить? Подумай, кто ты и чего хочешь. Вероятно, ты можешь оказаться моей сокамерницей или мёртвой, или любимой, или одинокой, или богатой. Этот выбор ты должна сделать сама.

— Да пошла ты! — с ненавистью выплёвывает Наима.

— Я бы и рада, да некуда. Я всё же пленница, — смеюсь я. — А вот ты можешь уйти. Дверь у тебя за спиной.

— Тебя убьют, и я буду первой, кто сожрёт тебя! И ты будешь горевать! Думаешь, что сможешь выбраться отсюда? Думаешь, что твой любимый Стан тебе поможет? Я его убью. А потом тебя убьют.

— Ну, неплохой расклад на самом деле. Мы со Станом будем вместе и встретимся в другом мире, в котором нас уже ждут те, кого мы любили. Так что мне всё равно. Я не цепляюсь за эту жизнь, мужчин и их одобрение. Мне теперь плевать. Дверь у тебя за спиной. Вон отсюда. Поторопись отсосать Томасу и остальным, как порядочная шлюха. За что они тебя терпят? Ах да, за твою вагину и умение сосать. Так вперёд! Беги к ним. Беги, Наима, тебе ведь ничего другого не осталось.

— Сука! Ты ещё пожалеешь! — Наима в ярости вылетает из темницы под мой сиплый смех.

— Вряд ли, — шепчу я.

Ногой отодвигаю подальше от себя поднос с оставшейся едой. Я не верю им. У меня есть причины для этого. Поэтому есть я не буду. Я могу прожить без еды довольно долгое время.

Ладно, вероятно, я погорячилась, когда отказалась от еды. Прошло уже достаточно времени, но ко мне так никто и не пришёл, чтобы сказать ещё какую-нибудь гадость. Так же меня никто не кормил, поэтому мне плохо. Мой желудок болит и ноет, иногда меня рвёт желчью, а порой я просто заставляю себя отключиться, заснуть, чтобы не чувствовать всего этого ужаса. Но к сожалению, спать долго я не могу. Тело не хочет, как и разум. За время моего заточения мои кости полностью окрепли, раны затянулись, и голова перестала болеть. И это радовало бы меня, если бы мне вернули мои силы, но их нет. Я пыталась честно их вызвать, не получилось. Но… со мной что-то не так. Раньше из-за голода меня рвало кровью, и я много спала, не было сил и никакого настроения. Сейчас же спать не хочется, как и моё настроение воинственное. Что-то внутри меня изменилось, или же это просто последствия моего разбитого сердца? Я не знаю. Думаю, что Томас плюнул на затею использовать меня, он подписал мне смертный приговор и оставил умирать в одиночестве и в сильнейших мучениях.

Сижу, прислонившись к холодной стене, и надавливаю на желудок, чтобы как-то унять в нём боль. Не помогает. Кажется, я это делаю уже целую вечность. Но видимо, про меня, наконец-то, вспомнили, потому что замки звенят, и тяжёлая дверь открывается, пропуская слабый свет. Мне приходится незаметно убрать руку с живота, ожидая, когда в камеру войдёт мой старый друг. С таким другом не нужны даже враги.

— Я вновь даю тебе выбор, Флорина, — раздаётся холодный голос Томаса.

Он останавливается на достаточном расстоянии от меня.

— Что ж, спасибо. Мой выбор — твоя смерть, — хмыкаю я. — Ой, или ты не об этом?

— Не паясничай, Флорина, — фыркнув, он облокачивается о стену и складывает руки на груди. — Ты же знаешь, что я хорошо воспитан, поэтому пропущу тебя первой.

— Смею не согласиться, Томас. Твоё воспитание ужасное, точнее, оно полностью отсутствует. Ты вломился в мой дом, убил моих людей, мучаешь их и угрожаешь им, а ещё ешь мою еду без разрешения. Так что, ты хреновый гость.

— Я не гость, Флорина. Это мой дом. И ты заняла мой дом без спроса, как и вся твоя свора. Это мой дом.

— Жить в иллюзиях опасно, Томас, но вперёд, я не против. Так ты пришёл для того, чтобы поболтать со мной или снова ударить? Ах да, воспитание и здесь хромает. Ты бьёшь женщин кулаками в лицо. Наиме нравится такое обращение, но вот я очень злопамятная. Я убью тебя.

— Смешно, — цокнув, он отталкивается от стены и через долю секунды оказывается висящим надо мной. Его лицо слишком близко, у меня появляется желание плюнуть в него.

Я вопросительно выгибаю бровь, а Томас наклоняет голову, обнажая клыки.

— И что дальше? Мне описаться от страха? Я с радостью, давно не мочилась. Хочешь, сделаю это тебе в рот? — смеюсь я.

Томас клацает зубами, задетый тем, что до сих пор его запугивания на меня не действуют.

Спрыгнув со стены, теперь Томас стоит напротив меня.

— Что ты хочешь? Убить меня? Трахнуть меня? Поболтать со мной? Пострелять со мной? Помолиться? Или всё же легенды не врут, а? — довольно ухмыльнувшись, я окидываю его тело беглым взглядом.

Меняй стратегии, мой друг. Враг никогда не должен знать, о чём ты думаешь и что хочешь. Меняй ход битвы. Застань врага врасплох, пусть мучится от незнания того, каким будет твой следующий шаг. И да, я сменила стратегию. Я была хороша в планировании переговоров, захвата территорий и многих других военных аспектов. Так что мой курс сменён. Теперь я буду давить на психику Томаса, напоминая ему о возлюбленных. К слову, это делать очень больно. Невыносимо больно, но необходимо. Я должна спасти Стана. Должна вытащить Рома. Должна хоть что-нибудь сделать, чтобы вытащить нас отсюда. И если нужно притвориться драматичной принцессой, верящей в вечную любовь и сказки, то я буду такой. Но я всегда нанесу ответный удар.

— Признай, что тебя тянет ко мне. Тянет до сих пор. Против твоей воли тянет. Ты не хочешь, чтобы твоя кровь требовала слияния, но она требует. Ты стараешься заглушить зов крови, но он намного сильнее твоих планов и жалких доводов разума. Ты борешься с собой, но уже проиграл и знаешь об этом. Поэтому ты здесь. Ты трепещешь от страха, что твой друг или кто-нибудь ещё узнает о том, что мы связаны, Томас. Ты никогда не убьёшь меня. Не сможешь. Да, ударить можешь, причинить мне быструю физическую боль можешь, но долгую… нет. Поэтому ты прислал ко мне Наиму. Поэтому ты не появлялся. Ты пытался, Томас. Пытался, но ты проиграл, — добавляю я, издевательски растягивая каждое слово.

— Ты закончила нести этот бред? Я уже говорил тебе, что это ложь. Русо всё выдумал, чтобы держать вас в узде. Я не отрицаю, что твои родители, вероятно, любили друг друга, но они же и изменяли друг другу. Я знал твоего отца, Флорина. Я видел, как он отдыхал без твоей матери.

Ублюдок. Он специально врёт мне. Он тоже сменил стратегию, ударяя меня по болезненным точкам. Он знает обо мне слишком много.

— Поэтому весь этот бред про возлюбленных на меня не действует. Абсолютно не действует. Я пользовался тобой. Пользовался Наимой. Я пользовался даже Джули. Я пользовался многими. Вы были всего лишь унитазом для моих нужд. Предметом мебели. Никем. Даже не живыми для меня. Так что…

— Складно врёшь, Томас. Складно, но мне плевать. Убеждай себя, сколько угодно в том, что это сказки, я же в них верю. Пусть я буду глупой и никчёмной из-за этой веры. Но я верю в то, что вампиры не одиночки. Никогда не были и не будут. Но я не настаиваю, а лишь развлекаю себя, болтая с тобой. Как ты заметил, я окружена вонючими стенами. Ты ничем не отличаешься от них, только если противным голосом. А так, — я пожимаю плечами и упираюсь головой в стену, принимая расслабленную и безразличную позу.

— О-о-о, так ты ещё любишь меня? — смеётся Томас, присаживаясь на корточки.

— Люблю? — тоже смеюсь, выплёвывая это слово. — Боже, Томас, возьми себя в руки. Да, ты использовал меня, врал мне, но никогда и речи не шло о любви. Просто не обманывай себя. Это ты верил в неё, требовал любви к себе, что говорит всё же о сложностях твоего детства. Оно было хреновым, но таким весёлым. Разве нет? Думаю, да. Так что любовь? Нет. Я никогда тебя не любила и не полюблю. Ты мог быть моим другом, королём, ведь я всё отдала тебе добровольно. Ты стольких вампиров мог оставить в живых. Верных вампиров, которых ты убил. Они были бы куда более выгодными, чем те, кто сейчас тебя окружают. Это всё мишура, и они переметнутся, как только ты оступишься. А пока ты совершаешь ошибку за ошибкой. Ведь ты здесь, а не правишь новым миром. Ты здесь, значит, манипуляции с кровью, хранящейся в архивах, не удались вам. Вы в тупике, а я — ваш ключ ко всем запертым дверям. Надо же, Томас, только подумай, ты бы мог всё взять спокойно и без напряжения, которое создал. Но нет, ты любишь решать проблемы. Ты любишь их создавать. А знаешь почему? Потому что тебе скучно. Ты сам для себя ничего не представляешь, поэтому собрал вокруг себя мишуру, группу поддержки, но это глупый ход. Глупый, очень глупый ход. Ты до сих пор чувствуешь себя ненужным, брошенным мальчиком. Ты просто болен, Томас. Ты псих.

Он прищуривается, и я уверена, что вот-вот снова мне врежет. Я готова. Знаю, что он ненавидит меня. Знаю, что он ненавидит мою семью. Я знаю, что веду себя тоже глупо. Хорошая королева согласилась бы на все условия и приняла с достоинством поражение. Но я хреновая королева и лишь усугубляю ситуацию, не собираясь сдаваться.

— Ты просто омерзительна, Флорина. Омерзительная дрянь, — шипит он.

— Ой, пойду порыдаю, — хмыкаю я, а затем широко улыбаюсь. — Может быть, ты уйдёшь, чтобы не смущать меня? Я собираюсь поскулить из-за твоих оскорблений, они же смертельно ранили меня, — произношу, драматично прикладывая ладонь к груди.

— Дрянь, — Томас рывком поднимается и с презрением смотрит на мою улыбку. — Думаешь, что ты так важна мне?

— Ага. Именно так и думаю. Ты делаешь снова ошибку, Томас. Тебе следовало упомянуть весь твой клан, но ты назвал себя, значит, я реально тебе нужна. Ты хочешь меня, — дёргаю плечом, словно там находится его рука.

— Да, хочу тебя. Ты права. Я хочу тебя убить, но пока не могу. Мне нужны твои люди, Флорина, и я вновь предлагаю тебе сделку. Ты призвать их не можешь. Ты ничтожество, а не вампир. Поэтому ты лично пригласишь их сюда и сообщишь о том, что отказалась от трона добровольно. Ты заставишь их принести присягу мне, как своему королю. А потом я согласен тебя отпустить.

— Хм, а моя семья?

— Нет. Они останутся. Тобой легче манипулировать.

— Тогда гори в аду, Томас. Палец о палец не ударю, пока ты не освободишь выживших, и я не увижу, что они ушли. Нет.

— Хорошо подумала?

— Даже думать не собираюсь над этой глупостью.

— Ты бы подумала, если бы у тебя были мозги.

— Ну… у меня их нет. И это особо не заботит меня, — улыбаюсь я.

Томас теряет терпение. Боже, он слишком вспыльчив. Это ещё раз доказывает мне, что они уже попробовали множество вариантов манипуляции, требований и других махинаций, чтобы мирно призвать сюда моих людей. Ни хрена у них не получится. Будет ещё одна кровопролитная война.

— Я дам тебе ещё одну попытку, Флорина. Хочу решить это мирно, а ты делаешь всё для того, чтобы я вновь пролил кровь, — резко говорит он.

— Ты всегда умолял, Томас. Не надо, не унижайся. Привычки не устаревают, да? Ты привык умолять с рождения. Ты умолял своих родителей, чтобы они тебя любили. Умолял свою мать, чтобы она не бросала тебя. Умолял каждую женщину увидеть тебя, а не то дерьмо, каким ты для них являешься. Не надо, — смеюсь я.

— Что ж, значит, ты всё решила. Вставай, — рявкает он.

— Мне и так хорошо. Я писаю, — улыбаюсь в ответ.

Зарычав, Томас в один миг хватает меня за волосы и, причиняя физическую боль, ставит на ноги.

— Ты любишь пожёстче? Что же ты сразу не сказал, я не против порки. Хочешь, отлуплю тебя? — продолжаю улыбаться, а так хочется плюнуть в его морду. Ненавижу… пытаюсь ненавидеть. Пытаюсь изо всех сил, ведь мне на самом деле хочется спросить его: «За что? Где ты научился так правдоподобно врать глазами, Томас? Тебя Гела научила, да?».

Без слов Томас продолжает тянуть меня за волосы и тащит к выходу. Теперь я должна сконцентрироваться. Я выйду отсюда. Если исчезнут толстые стены, будет воздух, а там можно спрятаться и сбежать.

Томас груб и зол на меня, пока продолжает тащить за волосы по туннелю наверх. Сначала я слышу гул голосов. Их много. Много вампиров. Затем меня ослепляет дневной свет, и глаза слезятся. А потом я оставляю грязные следы на чистом мраморном полу, замечая лишь эти нюансы.

— Последний шанс, Флорина. Соглашайся на любые мои условия, — произносит Томас перед двойными дверями в бальный зал, в котором когда-то танцевали мои родители, останавливается и смотрит мне в глаза.

И вот я с радостью плюю в него. Он даже не вздрагивает. Моя слюна стекает по его носу и попадает на губы. Так этот придурок слизывает языком мою слюну, причмокнув, и улыбается, сверкая клыками.

— Ты должна уже понять, Флорина, что я похотливый мудак, и это всё меня лишь возбуждает, чтобы сделать тебе очень больно.

Томас бьёт ногой в двери, и они с грохотом отваливаются, падая перед нами. Всё стихает. Больше нет голосов и гула, но есть куча вампиров, собравшихся в зале.

— Теперь посмотрим, будешь ли снова ты смеяться, Флорина, или начнёшь умолять меня о пощаде. У тебя был выбор, теперь я выбираю за тебя, — шипит Томас мне на ухо.

Мой взгляд останавливается на огромной и мощной гильотине. В свете дня переливается её острое лезвие, и я сглатываю.

Господи, это прилюдная казнь. И видимо, меня казнят.

Глава 4

Вампиры в мире людей одно время, действительно, боялись прилюдной казни. Помнишь, мой друг, облаву на ведьм в Салеме и других городах по всему миру? Так вот, не только ведьм ловили, но и других существ. Убивали ли нас? Да, но никогда не делали этого сразу же после поимки. Наверное, тебе странно слышать о том, что нас, вообще, можно поймать. Можно. А знаешь причину? Любовь. Думаешь, что те, кого поймали, казнили, использовали, не пошли на это добровольно, только бы спасти тех, кто им был дорог? Увы, мой друг, это была добровольная смерть, а скорее даже самоубийство. Потому что поймать нас, удержать, да ещё и убедить не убивать, довольно сложная задача. И лишь шантаж, ох, этот вечный спутник каждого злодея, мог помочь.

Остриё лезвия гильотины, стоящей прямо в центре бального зала, угрожающе сверкает с каждым шагом нашего приближения к ней. Я не смотрю на тех, кто меня окружает, потому что уже увидела и поняла — это предатели. Они бросили нас, подставили и добровольно отдали свои жизни на потеху Томасу и его своре. Конечно, я могла бы понять их поступки, но не понимаю. Не понимаю, ясно? И не хочу понимать.

— Посмотрите, кто почтил нас своим присутствием. Падшая королева Монтеану, — хмыкнув, Соломон отделяется от группы вампиров, стоящих по левую сторону от остальной толпы. Они словно разделились. Слева — те, кто приближен к Томасу. Справа — те, кто станет мясом. И это все, даже те, кто с радостью перешёл на сторону Томаса. Вот, о чём я говорила ранее. Вот оно торжество предательства.

— Пока стою на ногах, Соломон, не упала. Так что проштудируй немного словарь, авось в следующий раз у нас будет более интересный диалог. Пока ты ещё не дорос до моего уровня, — фыркнув, я криво усмехаюсь.

Томас толкает меня вперёд, чтобы я шла дальше. И мне приходится идти, приближаясь к гильотине. Но вот мой взгляд цепляется за то, что я не заметила сначала. Нечто крупное, накрытое чёрной тканью. Оно стоит рядом с гильотиной, и это, видимо, очередное приспособление для пыток. Ничего удивительного.

— Я так жду, когда подрежу твой язык, Флорина, — шипит Соломон.

— Одни обещания. Что ты, что Томас и остальные мужчины умеете лишь языками чесать, а по факту вы постоянно лажаете, ребята. Вы просто идиоты. Неужели, вот этим вы хотели меня напугать? — рассмеявшись, бросаю взгляд на гильотину.

— Это лишь декорации, Флорина. А вот то, что, действительно, подтолкнёт тебя к согласию принять мои условия лишь впереди. Введите их! — рявкнув, Томас направляется к своей группе вампиров, а по бокам от меня встаёт охрана. Да я и не собиралась пока бежать. Это глупо. Но вот мой взгляд задерживается на Саве.

До сих пор не могу поверить в то, что он предал меня. Не могу. Я помню, как обнимала его, и как мы разговаривали. Я помню его семью. Помню, что все они мне нравились. Я уважала Сава. Я уважала… и вот так легко, словно по щелчку пальцев, всё разрушить? Это просто уму непостижимо. Зачем, Сав? Зачем?

Сав ловит мой взгляд и сразу же отводит его, словно ему стыдно. Я бы поняла, если бы он делал это ради своей семьи. Но нет, он изначально был заодно с ними. У него был выбор, и он выбрал не меня. Он тоже считает, что мир, в котором правят вампиры, лучше того, в котором мы живём. Сав полукровка, его жена человек, и он хочет уничтожить людей. Это парадоксально и странно.

Мои размышления прерывает некий шум, раздавшийся позади меня. Я оборачиваюсь, когда в зале появляются первые заключённые. Господи, они выглядят усохшими и безумно голодными. Они едва идут, скованные цепями и намордниками. По залу проносится шёпот, а затем начинаются мерзкие выкрики: «сдохните», «мрази», «убийцы», «предатели». Почему они? Это я! Я предатель, но никак не эти вампиры, оставшиеся верными своим клятвам.

Моё сердце замирает, когда появляется хромающий Рома без одного глаза. У меня подгибаются ноги, и меня начинает мутить. Он находит меня своим одним глазом, ковыляя за остальными, и его обветренные, потрескавшиеся и сухие губы широко улыбаются, отчего кожа трескается ещё сильнее, и кровь течёт по его рту.

— Рома, — одними губами произношу я. Мне больно смотреть на него. Больно видеть его. Больно знать, что он не злится на меня. Это я виновата. Я… Но дядя лишь ободряюще улыбается и высоко поднимает голову, словно гордится мной.

Прости… прошу, Рома, прости меня.

Звон цепей вынуждает меня снова посмотреть на двери, в проёме которых появляется Наима. Ухмыльнувшись, она дёргает за цепь, и в зал вваливается Стан. Он голый. Практически голый, если не считать грязного нижнего белья, потемневшего от пота и крови. Всё его тело порезано и изуродовано. Он не может излечиться. Он голоден. Его скулы выделяются ещё резче, чем раньше, глаза стали огромными, а под ними практически чёрные синяки. Стан приподнимается на руки и идёт… точнее, двигается на коленях за Наимой, словно животное. Тяжёлый ошейник и такой же намордник пытаются придавить его лицо к земле. Его локти трясутся, когда он двигается, и моё сердце сжимается от боли.

— Стан, — я дёргаюсь вперёд, но меня сразу же хватают. Я с ужасом смотрю на друга, поднявшего на меня свой взгляд. И он тоже улыбается. Он проходит мимо меня и улыбается, подмигивая мне. Я не представляю, сколько усилий ему стоит это сделать, но он… не зол на меня.

— Стан…

Моё сердце обливается кровью. Невыносимо смотреть на этих практически уничтоженных вампиров. И кого-то будут казнить. Кого-то из них. Прямо у меня на глазах. Нет… если честно, то я готова сдаться, принять все условия, только бы спасти их. Только вот я не спасу их. Я не смогу, пока слаба. Томас никогда не отпустит мою семью. Он лучше убьёт их, но не отдаст мне ни Рома, ни Стана, ни кого-то из остальных.

— А вот и наши последние гости, — весело произносит Томас, когда Наима становится рядом с другими вампирами, продолжая держать Стана рядом с собой. — Итак, раз все в сборе, то предлагаю начать вечеринку. Соломон, мой друг, прошу тебя, окажи нам честь и развлеки нас.

— С радостью, Ваше Высочество, — широко улыбнувшись, Соломон кивает Томасу и выходит вперёд, приблизившись ко мне. — Флорина, что ты знаешь о догонялках? Ты играла в них в детстве?

Пошёл ты, ублюдок.

Я молчу, поджимая губы.

— Думаю, что играла. Это ведь была ваша любимая игра со Станом, не так ли, Рома? — Соломон поворачивается к дяде, но тот снова молча задирает подбородок, не собираясь отвечать.

— Конечно, — улыбается Радимил. — Они со Станом постоянно соревновались. Были проказниками. Гонялись друг за другом на лошадях и санях, просто бегали по лесам. Они хороши в этой игре, сын. Неужели, ты предлагаешь им снова поиграть?

Господи, какой паршивый спектакль.

— Нет, конечно, нет, — смеётся Соломон. — Я предлагаю побегать лишь одной. Вашей королеве.

Соломон срывает ткань, под которой, оказывается, скрывалась обычная беговая дорожка.

Хмурюсь, абсолютно не понимая, что происходит. Что за чушь?

— И, конечно, именно в её руках будет жизнь каждого из вас. Вы отказались приклонить голову перед своим новым королём. Вы так были верны Монтеану, что нам придётся наглядно продемонстрировать, насколько род Монтеану слаб. Думаете, что ваша королева сможет вас спасти? Не знаю. Правда, я не знаю, как и вы. Ведь она человек. Нет ни клыков, ни скорости, ни выносливости. Ничего. Она функционирует, как человек. Она даже вырваться не может, чтобы помочь вам. Но мы ведь ещё надеемся, не так ли?

— Мы надеемся, — кивает Томас. — Мы ведь не звери. Я лично несколько раз предлагал Флорине обменять ваши жизни на её согласие быть среди нас. Живой, прошу заметить. Но ей безразличны ваши жизни. Ей всегда вы…

— Боже, — перебиваю Томаса и мотаю головой. — Может быть, нам всем выйти, чтобы вы могли вылизать друг другу задницы, а? Ну, или трахнуть друг друга? Неужели, меня одну сейчас стошнит от этой дрянной постановки? Видимо, одну, раз остальные молча слушают ваши лживые речи. И раз уж я здесь, то предпочту говорить за себя, если позволите.

— Заткнись, — рявкает Соломон.

— Спасибо, в общем, я продолжу, — хмыкнув, с презрением бросаю взгляд на Соломона. — Да, я отказалась от предложения Томаса, потому что он предложил исключительно мне уйти, а не вам. Поэтому я до сих пор здесь, а не сбегаю и всё ещё жду, чем закончится это шоу. Мне нужно одному из вас подарить розу, как в «Холостяке», в знак своего пожелания смерти или побегать за мясом? В чём суть? Не тяните уже резину, вы надоели.

Стан хрипло смеётся, но Наима дёргает его за ошейник, отчего он хрипит, и по его шее стекают струйки крови. Боже, Стан, молчи хотя бы ты. Я знаю этот ошейник. Это изобретение папы, чтобы удерживать оборотней при себе. Он использовал их очень много веков назад, когда оборотни были просто зверьём, а не людьми. Ублюдки.

— Что ж, раз Флорина хочет поскорее, то давайте перейдём к делу. Она, видимо, торопится вернуться в свою камеру и снова посидеть там месяц. Соломон, — Томас смотрит на своего друга, и тот кивает.

— Ладно. Тогда суть в том, Флорина, что это твоя возможность спасти одного из них, — Соломон показывает на беговую дорожку. — Как только я включу дорожку, то лезвие поднимется. Пока ты бежишь, лезвие неопасно. Но как только ты будешь терять силы или сойдёшь с дорожки, и она остановится, кому-то отрубит голову.

Чёрт. Какие же они ублюдки.

— Жизнь одного из них в твоих руках. Или я всё же оставлю за тобой право выбирать: наказание или же спасение. Флорина, ты можешь спасти всех, согласившись на мои условия, — напоминает Томас.

Это изначально проигрышный вариант. Я убью одного из них. Я человек. Моя выносливость на нуле. Я физически слаба, меня не кормили, как оказалось, чёртов месяц. Я не выдержу эту гонку, и тогда все увидят, что я ни на что не годна. Я убью…

Бросаю взгляд на Рома, но он едва заметно отрицательно качает головой. Затем на Стана. Тот делает то же самое. Я смотрю на каждого заключённого, они все отказываются от второго варианта. Они готовы умереть, но не сдаться. Я не могу их подвести. Я должна согласиться на эти условия, какими бы они ни были. Я должна…

— Значит, побегаем, — произношу я и не узнаю свой твёрдый голос. Что я делаю? Нет. Нет. Я хотела сказать другое. Хотела ведь, но говорю не я. То есть я, но это моя сущность. Тембр голоса стал ниже и шипящий, как у моего вампира внутри. Он вернулся? Моя сущность здесь? Она поможет мне?

— Прошу, — Соломон отходит в сторону.

Меня отпускает, и я медленно подхожу к беговой дорожке. Встав на чёрное полотно, я сглатываю, когда Соломон включает дорожку. Я замечаю провода и тяжёлые верёвки, которые соединены с гильотиной. Я не могу… не могу. Я должна сдаться.

— Итак, кто же станет нашей первой жертвой? Хм, — Томас выходит вперёд и оглядывает всех.

Моё сердце бьётся всё чаще и чаще, а потом на секунду замирает, когда он останавливается перед Станом.

Нет! Нет! Только не он! Нет!

— Я буду первой жертвой! — сиплым голосом говорит Рома.

— Нет, — шепчу я, мотая головой. — Нет.

Томас оборачивается и хмыкает.

— Так и думал. Но, Рома, вряд ли ты сможешь спасти своего сына. Ты лишь отсрочил его смерть.

— Ничего. Я буду первым. Я хочу быть первым. Я доброволец.

— Рома, я…

— Молчи, Флорина. Молчи. Я буду первым.

С невыносимой болью и огромным чувством вины наблюдаю, как Рома ведут к гильотине. Он удерживает мой взгляд, требуя меня молчать и продолжать стоять на своём. Но это же Рома! Это мой дядя! Он мой… дядя. И я… убью его.

Но моя сущность. Она здесь. Она поможет, верно? Она должна это сделать. Это она выбрала, а не я. Я бы к чёрту сдалась.

— Начинай бежать, Флорина. Подними лезвие, и дальше только ты решаешь, жить ему или умереть. Не сделаешь это, то там окажется Стан, — рявкает Томас.

Я хреновая в беге и не особо люблю его. Конечно, с вампирскими способностями это ерунда, но сейчас…

Начинаю бежать, отчего лезвие медленно поднимается. Я увеличиваю скорость, и лезвие резко взмывает вверх.

Рома приковывают наручниками к выступу и фиксируют его голову, обнажая шею. Все отходят.

— Да пусть начнётся шоу! — смеётся Соломон.

В зале раздаётся гул. Слышу, как мне желают смерти, как меня подначивают сдаться, но я уже начала бежать. Со страхом смотрю на лезвие, всё ещё находящееся наверху сооружения. Затем перевожу взгляд на Рома. Он внимательно смотрит на меня, а я на него.

— Прости меня, — шепчу я. — Прости.

— Ты Монтеану, моя девочка. Монтеану никогда не сдаются. Они умирают победителями в любом случае, потому что они боролись. Боролись до конца, — сипло отзывается он.

— Как это мило. Правда же, пёсик, твой папочка не винит твою принцессу в своей грозящей смерти, — смеётся Наима у меня за спиной.

Бегу, крепко сжимая кулаки. Бегу, слыша оскорбления снова и снова. Бегу, глядя в глаза Рома. Бегу, игнорируя издевательства со стороны Томаса, Соломона и Наимы. Я бегу. Пот стекает по моему лбу. Моё тело начинает дрожать от слабости, и лезвие опускается ниже, когда я немного сбавляю скорость. Кто-то охает, а кто-то смеётся. Мои лёгкие начинают гореть, а в боку колет. Мои колени дрожат. Пятки ударяются по дорожке, с каждым шагом превращающейся в мокрый каток от моего пота. Я бегу. Я снова наращиваю темп, и лезвие поднимается. Рома смотрит мне в глаза. Он поддерживает меня, и я стараюсь. Клянусь, что стараюсь изо всех сил. Я стараюсь.

Где ты? Прошу, появись. Ты мне нужна. Моя сущность. Ты мне нужна. Мне уже дурно. Прошу тебя… умоляю… я никогда тебя не предам. Я приму тебя. Вернись… помоги мне. Спаси Рома. Прошу…

Но ничего. Моё тело слабеет. Кажется, я бегу целую вечность. В моих висках бешено пульсирует кровь. Мои ноги заплетаются, и лезвие резко падает вниз, но я успеваю разогнаться снова. В горле всё сушит, не могу сглотнуть, словно я высыхаю.

— Я не могу, — шепчу я.

— Ничего, Флорина. Остановись. Мне не страшно. Я передам твоим родителям, какой храброй девочкой ты выросла. Я расскажу им о тебе, — мягко отвечает Рома.

Нет!

Я собираю по крупицам оставшиеся силы, а их катастрофически мало. Я бегу. Бегу… моя скорость снижается, и лезвие медленно опускается. Оно зависает в полуметре от шеи Рома. Он не выживет. Он не сможет регенерировать. Он слабее Томаса. Сейчас он даже слабее остальных вампиров. Я должна его спасти. Должна. Но это безвыигрышная ситуация. Я слабею. Мои ноги подкашиваются, но я бегу. По мне течёт пот, и я стираю его с глаз. Или это слёзы. Я не знаю. Моё зрение размывается, и остаются лишь поддерживающие меня глаза дяди.

Мне нечем дышать. Кажется, что мои лёгкие стали острыми шипами внутри меня. Мои мышцы ноют, а всё тело трясёт от усилий. Бежать… должна бежать…

Где ты? Прошу тебя! Приди! ТЫ МНЕ НУЖНА! Пожалуйста… прошу… я умоляю тебя. Я сделаю что угодно, только приди ко мне. Вернись. Дай мне спасти своего дядю.

И пока мои силы оставляют меня. Я вспоминаю Рома в разные периоды своей жизни. Я видела его разного. Но зачастую слышала его смех и слова поддержки. Он один из немногих, кто не видел во мне злосчастного тринадцатого ребёнка. Он был мне, как отец… отец, который гордился мной, убеждая меня, что я хорошая дочь. Рома был именно тем, кто держал меня за руку, когда я потеряла всю семью. Он никогда не сомневался во мне. Он заменил мне отца.

Мои ноги едва передвигаются, я стараюсь заставить их бежать, но они словно отказывают мне. Они подкашиваются, но я выпрямляюсь. Меня несёт в сторону, но я выпрямляюсь. Мой пульс зашкаливает, сердце ужасно болит, я задыхаюсь, но стараюсь…

Вернись, твою мать! Вернись! Он мой отец! Вернись!

— Рома, — хриплю я, делая рывок из последних сил, и бегу. Я бегу, пытаясь спасти своего отца. Он был мне отцом, чёрт возьми! А я была дурой. Я столько лет не замечала, что Рома стал мне ближе, чем мой кровный отец. Я такая глупая…

Нет…

Мои ноги соскальзывают, и я лечу назад, пытаясь схватиться за дорожку. Я вижу, как лезвие резко опускается. Бьюсь всем телом о пол, и раздаётся характерный хруст со стороны гильотины. Охи и крики, аплодисменты и смех. Издевательства и комментарии Соломона и хохот Наимы. Всё это мешается, когда я поднимаю взгляд и вижу голову Рома, лежащую на полу. Кровь растекается вокруг него.

— Рома… Рома, — хрипя, я ползу к нему. Я спасу. Я смогу. Я дам ему свою кровь. Я спасу его. — Рома… папа…

Мёртвый взгляд, остекленевших добрых глаз уничтожает внутри меня ещё одну часть моего сердца. Я карабкаюсь по полу, потому что ноги мне отказали в движении. Я беззвучно плачу, а вокруг все улюлюкают, наблюдая за моим горем.

— Папа, — шепчу, хватаясь снова за пол, и не могу больше. Не могу. Я тянусь рукой к Рома. Я пытаюсь… я стараюсь.

Рома… папа, прости. Прости меня.

Хриплый крик вырывается из моего горла. Моё сердце разлетается на сотню осколков, когда я понимаю, что убила его. Я снова убила своего отца. Я подвела его. Я подставила его.

Рома…

Белёсый взгляд и кровь. Боль и горе. Крик и смех. Ненависть и издевательство. Вот где теперь я живу.

Я убила Рома. Убила, так и не сказав ему, как сильно я любила его. Я только сейчас поняла это. Я любила его… прости меня.

Моя рука падает, и я просто лежу, глядя на голову Рома. Я смотрю в его глаза, и меня уносит мрак. Впервые я рада тому, что он пришёл за мной. И я возненавидела свою сущность и не приму её больше. Она предала меня. Она забрала у меня отца.

Глава 5

Тринадцатый ребёнок. Ребёнок, несущий смерть и беды. Ребёнок, который не должен появляться на свет. Ребёнок, которого должны были убить.

Вампиры очень верят в числа. Конечно, ведь тринадцать — число Дьявола, разрушения и горя. А также вампиры всегда завершают что-то чётным числом. К примеру, если они куда-то летят, то последней цифрой должна быть чётная. Если у кого-то день рождения оканчивается на нечётную цифру, то они её меняют. Если рождается один ребёнок, то обязательно должен появиться второй. То есть закрыть нечётное число чётным — это закон. Но мои родители этот закон нарушили. Нет ещё одного ребёнка после меня, я ещё жива, и по закону меня должны были убить, но родители якобы взяли в семью Стана, поэтому выкрутились из этой ситуации, но угроза-то осталась.

Тринадцатый ребёнок. Это я.

Шесть смертей. Бессилие. Горе. Страх. Пустота.

За неопределённое время я убила шесть вампиров, которые остались со мной. Двое дезертировали во вражеский лагерь, когда им предоставили такой шанс. Но шестерых я убила. Остался один. Только один вампир и один убийца — это я.

Я смотрю пустым взглядом перед собой, ощущая, как чувство вины давит мне на плечи. Меня кормили только один раз, это была каша, обычная овсяная каша на воде. Не знаю, сколько прошло времени, может быть, два месяца или три. Не знаю, когда они решат судьбу Стана. Я ничего больше не знаю.

Я убила шестерых. Сущность ко мне так и не вернулась. Ни разу. Наоборот, кажется, что каждый день я становлюсь всё слабее и слабее. Я едва двигаюсь. Последний раз я продержалась, кажется, всего пять минут и под смех, издевательские комментарии полетела на пол, а отрубленная голова вампира покатилась ко мне. Я бы сказала, что это страшно. Да, страшно. Страшно убивать тех, кто был тебе верен. Страшно думать о последующих событиях. Страшно осознавать, что мне придётся убить Стана. Он последний. Больше никого не осталось. Ему тоже предложили выбор, но он даже не дёрнулся и не изменил своего решения. Он избитый, потерявший из-за меня отца, голодный, умирающий, так и стоял на коленях у ног Наимы, пока она дёргала его за поводок, а кровь текла по его телу. Но он не смотрел на меня или… точнее, я не смотрела на него. Мне стыдно. Мне безумно стыдно и страшно.

И вот остался только он. Я не могу позволить себе убить его. Не могу. Единственный вариант — убить себя. Нет, я всё равно не рассматриваю вариант согласия на все условия Томаса. Рома погиб не для этого. Я больше не предам свой род, но могу найти способ спасти Стана. Рома был бы рад этому. Он умер не просто так.

Оглядываю пустую камеру и до сих пор не могу придумать, как это сделать. Чем убить себя. Мой взгляд падает на руки, и я касаюсь подушечкой большого пальца длинного и острого ногтя. Он острый. Он очень острый. Не такой крепкий, как у вампира, но всё же острый.

Сделав глубокий вдох, я начинаю с силой давить на своё запястье. Стискиваю зубы от боли, прокатывающейся каждый раз по коже, когда я надрываю её. Так жаль, что я человек. Так жаль…

Кусаю губу, чтобы подавить крик боли, чувствуя, как темница наполняется ароматом моей крови. Меня бросает в пот, и перед глазами темнеет. Я слишком слаба даже для того, чтобы разодрать себя. Я хочу есть…

В моей затуманенной болью голове вспыхивает воспоминание о Томасе. Так не вовремя, правда? Но на самом деле это очень даже вовремя. Я слышу его голос, рассказывающий мне о том, как он выживал в заточении без еды и без воды. Кровь. Он пил свою кровь.

Я сразу же присасываюсь к руке и давлюсь, глотая собственную кровь. Кислота разъедает мой желудок, но я подавляю желание выплюнуть кровь обратно. Я пью свою кровь. Заставляю себя это делать. Затем откидываюсь на стену и дышу, облизывая губы. Меня снова тошнит, но я хватаюсь ногтями за разорванную кожу и давлю со всех сил. Я жмурюсь и вся сжимаюсь от раздирающей меня боли. Мои пальцы скользят, а кровь капает по моей руке. Ещё! Ещё! Не дать им добраться до Стана через меня. Никогда.

Рву свою кожу. Плачу от боли и рву её. Меня начинает трясти от этой боли, которая заполоняет всё моё тело, вытесняя даже душевные терзания. Корябаю и деру свои вены. Ещё… ещё немного…

Моё тело трясёт всё сильнее, и я падаю на пол темницы. Зубы стучат, но я сцепляю их и резко дёргаю рукой, вырывая кусок изнутри себя. Слабый вздох чудовищной боли срывается с моих губ. Рука пульсирует, а меня знобит. Я выгибаюсь и не позволяю себе орать, а мне хочется. Хочется орать от боли. Я выгибаюсь снова и снова, словно ползая на спине по полу темницы, и падаю, покрываясь ледяным потом. Стук моих зубов друг о друга становится очень громким, просто оглушающим.

Только бы не добрались… прости, Стан. Прости, оттого что оставляю тебя. Но так лучше. Так для всех будет лучше. И пусть я не умру, но оттяну твою казнь. Я просто сдамся. Сдамся, потому что не представляю свою жизнь без тебя. Ты мой друг. Лучший друг. Ты моя семья, Стан. Рома я уже потеряла, но тебя не потеряю… прости… жаль, что ты не можешь меня слышать. Мне так жаль…

Перед моими глазами всё темнеет, и я проваливаюсь во мрак. И в этот раз я надеюсь, что больше не увижу этот мир.

Увы, моя задумка удалась не на все сто процентов. Умереть я так и не смогла.

В момент, когда я просыпаюсь, мой взгляд расфокусированный. Вокруг меня мягкий приглушённый свет. На секунду мне кажется, что я просто спала, и всё это было моим дурным сном, не более того. Но боль в моей груди тоже просыпается, напоминая мне, что всё было реальным. Самое странное, что я чувствую что-то мягкое под собой, как будто матрас или кровать. Но что-то… знакомое. Аромат… аромат, от которого я задыхаюсь и умираю снова, проваливаясь в темноту.

Второй раз я оказываюсь в сырой темнице, прикованной к стене. Мои руки и ноги раскинуты в стороны, и я не могу даже шелохнуться. Вонь снова оказывается такой же приторно мучительной, как и факт моей жизни.

Не получилось.

Я ещё слаба. Не знаю, как и когда они обнаружили меня. Стан ещё жив, это я знаю. Сейчас я чувствую лишь боль от утраты шестерых вампиров и испытываю огромное разочарование в себе.

— Это был неплохой ход, Флорина, но неудачный. Теперь ты точно не навредишь себе, — сквозь вату боли и отчаяния голос Соломона кажется абсолютно тошнотворным.

Внезапно в темнице загорается свеча, свет от которой освещает лицо Соломона. Он ставит её на пол напротив меня к другой стене. Затем он что-то достаёт из грязного, холщового пакета, и я задыхаюсь от боли.

Рома. Голова Рома.

Соломон, смеясь, располагает её напротив меня, затем головы ещё пятерых вампиров. Я жмурюсь, не позволяя себе показать свою реакцию. Нельзя… боже, это жестоко. Это чертовски жестоко.

— Вот теперь всё на своих местах. Пусть они присмотрят за тобой, Флорина. Скоро встретимся, — Соломон треплет меня по щеке, но я дёргаю головой.

— Мразь, — шиплю я. — Молись, чтобы у меня не появились силы, Соломон. Молись. Я приду за тобой.

— Ага, боюсь-боюсь, — хохоча, он выходит из темницы.

Мой взгляд падает на головы всех, кого я убила. Я знаю, что сами тела они бросили в толпу, и их разорвали. Я видела это. Я слышала это…

— Рома, — шепчу я. — Прости… прости меня. Я надеюсь, что сейчас ты находишься в лучшем мире. Прошу, забери меня или дай мне снова силы. Прошу. Я должна спасти Стана. Должна помочь ему, но ничего не могу. Я такая дура, Рома. Такая дура… прости меня. Такая дура… помнишь… помнишь, когда мы впервые поехали на Аляску? Помнишь, как мы с тобой стояли рядом, наслаждаясь холодом океана, и ты сказал мне, что холод не так страшен, пока твоё сердце бьётся. Холод страшен, когда ты мёртв, потому что ты ничего больше не чувствуешь. Чувства — это то, что помогает нам жить. Чувства это хорошо. И тогда я посмеялась над тобой, назвав тебя сентиментальным стариком, а ты потрепал меня по щеке и ответил, что ты мой сентиментальный старик, только мой. А помнишь… помнишь, как я заснула в конюшне? Я была маленькой. Вы только приехали, и я сбежала в конюшню, потому что меня все дразнили и оскорбляли. А ты нашёл меня. Ты лёг рядом со мной на сено и рассказывал мне сказки. Сказки про девочку, которая спасла этот мир. Потом ты… ты… взял меня на руки и пообещал, что никогда не бросишь меня. Никогда. И ты не бросал. Рома… папа… мне больно. Я боюсь, Рома. Я боюсь…

Моя голова падает, а горькие слёзы стекают по щекам.

Нельзя плакать. Нельзя. Я должна быть сильной, ради Стана. Хотя бы ради него. Он меня ненавидит, я знаю. Я убила его отца. Но я… должна.

Вскидываю голову и шмыгаю носом. Они думают, что кандалы меня остановят от самоубийства? Нет.

— Не волнуйся, Рома, я больше не подведу тебя, — шепчу и делаю решительный вздох.

Мне приходится вытянуть вперёд шею настолько, насколько позволяют металлические прутья, а затем я с силой ударяюсь затылком о стену. В голове сразу же начинает звенеть, а во рту ощущается привкус крови. Боль вспыхивает в затылке. Я вновь сжимаю зубы и ударяюсь снова. Снова. Снова. И снова. Слышен хруст, чувствую боль и кровь во рту. Мой череп раскалывается, и глаза готовы взорваться от боли. Пульс становится настолько громким, что хочется орать от боли из-за этого звука. Ещё раз, ещё…

Мутным взглядом, покрытым красным, я смотрю на голову Рома и улыбаюсь. Изо рта вырывается хриплый смех, а затем темнота вновь поглощает меня.

Быть вампиром в теле человека самое ужасное наказание в мире. Я не могу умереть. Я оттянула достаточно времени, но меня спасли. Это не помогло. Совсем не помогло мне. За время моей реабилитации моё тело было стиснуто в одеяло и скованно ремнями. Теперь я даже не могу себя укусить, удариться или сделать что-то ещё. За всё это время, пока я всё же нахожусь в темнице, головы исчезли, Соломон больше не появлялся, его заменила Наима. Но и она не особо разговорчива. Всё, что она делала — кормила меня с ложечки, а я плевалась едой прямо в неё, получив удар по голове, отчего отключилась снова. Наиму сменил Радимил, и он тоже не был готов к общению со мной. А потом все исчезли. Они исчезли до того момента, пока за мной не пришли.

Пока меня ведут наверх, то внутри меня всё дрожит от страха. Я знала, что этот момент наступит. Я продумывала ходы, но всё это оказалось бессмысленно. Я собираюсь сдаться. Я должна, потому что иначе Стан умрёт. У меня нет выбора.

Вхожу в зал вслед за Радимилом, не проронившим до сих пор ни единого слова. Он только жестами со мной общается, словно я тупая. Но ничего. И это я тоже вытерплю. Я сразу же нахожу Стана, сидящего у ног Наимы. Он смотрит на меня, а я быстро отвожу взгляд.

— Итак, вот твоя последняя жертва, Флорина. У тебя есть что мне сказать? — сухо спрашивает меня Томас, направляясь ко мне.

В моей голове вспыхивает мой сон. Сон, который сохранил аромат его крови и тепла. Сон, в котором всё было иллюзией, начиная о заботе, заканчивая спокойствием. В этот момент я чувствую, какие глубокие раны оставил своим предательством Томас внутри меня. Но ещё хуже это то, как моя кровь опять на него реагирует. Эта глупая кровь. Она и понятия не имеет, что перед ней враг, убивший тех, кого я любила. Враг… предатель и проходимец.

— Она же не отрезала себе язык, верно? — хмурясь, спрашивает Томас и переводит свой взгляд на Радимила.

— Нет. По крайней мере, язык рядом с ней не валялся.

Боже, это была бы отличная идея. Отрывать от себя по кусочкам. И как я сама до этого не догадалась? Отрывать куски своей плоти так, чтобы они не заметили и не успели меня спасти. Что-то же должно меня убить, в конце концов.

— Флорина? — Томас щёлкает пальцами перед моим лицом. Но я словно не здесь. Я как будто нахожусь выше, над нашими телами. Я знаю точно, что в зале пятьдесят три вампира и семь оборотней. Знаю, что вчера здесь была вечеринка, и чувствую множество ароматов и запах похоти, застрявшей своей вонью в каждом углу. Я точно могу сказать, из чего состоит сооружение-убийца. И я уверена, что Соломон зол и чем-то раздражён. А также я могу отчётливо видеть лицо Стана, как будто моё зрение стало резче. И я вижу, как его губы двигаются.

— Не смей соглашаться на его условия. Нет, Русо. Не помогай им. Они убили отца. Они убили всю нашу семью. Нет, Русо. Я готов умереть, но не как трус. Не делай из меня труса, Русо. Я никогда не был трусом и не собираюсь быть им.

— Тебя убьют, — едва двигая губами, отвечаю я.

— Знаю. Я знаю. Я готов. Но не думай, что ты сделаешь лучше, если сейчас сдашься. Тогда все жертвы, павшие от их рук, все чудовищные издевательства, вся эта боль пустая и глупая. Не принижай нашу боль, моя королева. Не смей. Я выстою. И я люблю тебя. Ничто в этом мире не заставит меня отказаться от тебя, Русо. Навсегда рядом.

— Навсегда рядом…

— Флорина! — Томас хватает меня за плечи и встряхивает. Я жмурюсь и теперь вижу и слышу его. Бросаю взгляд на Стана, но не могу увидеть ничего другого, кроме крови, стекающей по его груди. Я не в силах больше читать по губам.

— Да чёрт возьми! Флорина! Сав, ты вкалывал ей сыворотку?

— Нет, Ваше Высочество. Она была использована только один раз, и всё. Я лишь вливал кровь, чтобы она очнулась после неудачных самоубийств.

— Какая трусость!

— Убейте уже её!

— Трусиха!

— Сучья девка!

— Тварь!

— Убийца!

Я вздрагиваю от криков. Они словно плети бьют по мне, но я выстою. Подняв голову, я пристально смотрю в глаза Томаса. Мне так хочется снова увидеть в них искры смеха и нежности. Мне хочется, чтобы он был таким, как раньше, чтобы был другом… моим. Но реальность жестока.

— Убери от меня свои дерьмовые пальцы. Не хочу вонять тобой, — дёргаюсь, сбрасывая его руки.

Он обиженно вскидывает подбородок, а затем криво усмехается.

— Помнишь, я говорил тебе, что убью Стана, если он даст мне лишь повод. Так вот, поводов было очень много. Но, как и раньше, я даю тебе возможность спасти его жизнь и отсрочить смерть. Тебе есть что мне сказать, Флорина?

Бросаю взгляд на Стана, отчего Томас рычит и закрывает собой обзор.

— Да, конечно, — киваю я. — Но ограничусь лишь… хм, гори в аду, ублюдок.

— Тогда вперёд, Флорина. Убей своего принца. Убей своими руками Стана. Убей его, раз тебе настолько безразлична на самом деле его жизнь. Ты эгоистка. Ты самовлюблённая эгоистка, которая пожертвовала своим дядей и остальными ради какого-то никчёмного рода. Рода убийц.

— Род Монтеану великий род, чего не скажешь о твоей дерьмовой семейке. Шлюха и психопат. Так чего удивляться тому, каким стал ты, Томас? Ничтожество, под стать своей семье, — с презрением выплёвываю всё это ему в лицо и прохожу мимо, направляясь к беговой дорожке.

Наима поднимает Стана, и я на долю секунды улавливаю печаль в её глазах. Что за чёрт? Неужели, Наиме, и правда, нравится Стан? Мой Стан. Только через мой труп. Она его не получит. Никогда. Он мой. И лучше я убью его, чем он достанется ей.

Со Стана снимают ошейник и намордник. Боже, он так слаб. Вся его кожа покрыта шрамами и кровью. У меня сердце сжимается от боли. Стан едва стоит на ногах, но когда он поднимает голову, то широко улыбается мне.

— Повеселимся, Русо? Давно мы с тобой не ходили на вечеринки. Покажем им класс? — весело спрашивает Стан.

— Рада это сделать снова только с тобой, Стан. Только с тобой. Люблю тебя.

— Люблю.

— Я…

Томас оказывается рядом со Станом и хватает его за волосы, резко бросая на гильотину. Стан бьётся о камень головой и издаёт стон боли.

— Какого чёрта ты делаешь? — возмущаюсь я. — Ты просто ублюдок, Томас. Законченный, грязный и мерзкий ублюдок.

— Мне плевать, какого ты мнения обо мне. Моё о тебе не лучше, Флорина. Начинай казнь. Живо. Или я сделаю ещё хуже, Флорина. Раздену тебя, привяжу к столу или к чему-нибудь ещё или подвяжу к потолку и дам разрешение трахать тебя всем, кому хочется и не хочется тоже. А он будет смотреть. Начинай!

Меня пробирает от страха из-за его слов. Томас точно это сделает. Мразь.

Перевожу взгляд на Стана, которого уже держат подмышки, и начинаю бежать, чтобы поднять лезвие и убить им своего лучшего друга.

Глава 6

Лезвие находится высоко вверху, и я вновь прикладываю все свои силы, чтобы удержать его там. За всё это время… шесть убийств моими руками, я ни разу не принижала важность жизни каждого из них. Я старалась изо всех сил. Порой сил абсолютно не было. Порой я могла продержаться десять-двадцать минут, но никогда не больше. Теперь в моих руках жизнь Стана. И я боюсь. Я искренне боюсь, потому что это всё реально. Я оттягивала этот момент столько, сколько могла. Сейчас же… мои колени подкашиваются, и лезвие резко падает вниз, но я успеваю перехватить его в тридцати сантиметрах от горла Стана, что сопровождается громким вздохом вокруг.

По моему виску скатывается пот. Я абстрагируюсь от выкриков и пожеланий Стану сдохнуть, как и оскорблений нас с ним. Это постоянно было, порой я не могла не слышать, что мне говорят, как всё выворачивают, называя меня предателем и недостойной ничего в этой жизни. Но сегодня всё реально. Я убила Рома, но не сделаю этого со Станом. Я не могу.

Смотрю на лезвие, оно трясётся, его дёргает то вверх, то вниз, как и я рывками то разбегаюсь, то немного пытаюсь передохнуть. Меня бьёт озноб от страха, и я путаюсь в своих ногах, шиплю и до боли сжимаю кулаки, только бы не упасть, не сорваться от усталости и слабости. Я не могу… не могу… нет, Стан…

— Эй-эй, Русо, — хриплым голосом зовёт меня Стан.

Опускаю свой взгляд на него, а потом снова поднимаю его на лезвие.

— Нет. Смотри на меня. Русо, смотри на меня, — требует он.

— Я не могу. Я должна следить…

— Русо, смотри на меня! — повышает он голос.

Я впиваюсь взглядом в его глаза. Его лицо — это одна чёртова гематома. Он перестал регенерировать, его тело начинает есть себя изнутри из-за голода.

— Не разговаривать! — рявкает Томас.

— Да пошёл ты на хрен, ублюдок! — огрызается Стан. — Русо, смотри на меня. Не отвлекайся, смотри на меня.

— Я сказал, заткни свой рот, Стан!

Друг прикрывает глаза, пытаясь взять себя в руки. Он ненавидит Томаса. Он был прав, а я нет. Я ошиблась. Но Стан…

— Смотри на меня, Русо. Только на меня, — тише просит он. Хотя все вокруг орут, пытаясь помешать ему говорить. Все ругаются, освистывают меня и его, но Стан смотрит на меня так же, как в детстве, когда хотел подчинить меня себе и заставить слушаться его. Я делала это тогда, делаю и сейчас.

— Вот так, Русо. Всё в порядке. Ты…

Я поскальзываюсь, и лезвие падает. Вскрикнув, я выравниваюсь и со страхом гипнотизирую лезвие.

— Нет, смотри на меня. Русо, на меня, — повторяет Стан.

Я не должна. Нужно следить за лезвием.

— Русо!

— Прекрати, — задыхаясь, шиплю я и прикладываю к боку руку, пытаясь унять резь.

— Помнишь… помнишь, как мы впервые пошли в бар? В настоящий бар? Не в трактир или что-то подобное, а в бар? — спрашивает он.

Я удивлённо смотрю на него и фыркаю.

— Это был не бар, а притон. Ты перепутал.

— Нет, это неправда. Я не перепутал. Я вёл тебя именно туда, и ты смеялась. Помнишь? А помнишь… помнишь… — он хрипит и прочищает горло, — помнишь, в тот день твои братья специально бросили тебя дома, хотя должны были взять вместе с собой к матери? Помнишь?

— Да… они отправили меня проверить замки, а сами уехали, — киваю я.

— Вот. Я тоже уехал вместе с ними. Они говорили, что ты нас догонишь, но тебя не было, и я вернулся за тобой…

— Я пешком шла за ними. Они забрали всех лошадей.

— Да… да, они были придурками. Высокомерными придурками, которым нравилось унижать тебя. Но мы… я вернулся, и ты шла ко мне. Помнишь?

— Был сильный ветер. Мои глаза слезились, и я ненавидела эту семью. Ненавидела их… а потом увидела тебя. Ты скакал ко мне и схватил меня.

— Да, так и было. И я сказал, что тебе нужно согреться. Ты плакала, уткнувшись мне в шею, но так тихо, чтобы я не понял.

— Ты понял, — с горечью отвечаю, а по щеке скатывается слеза.

— Конечно. Я понял. Но я сделал вид, что ничего не слышу, чтобы не смущать тебя. И я повёз тебя в бар, настоящий бар, но привёз в притон. Ты смеялась, называла меня придурком, но я… я… хотел, чтобы ты поняла, что я сделаю всё, чтобы ты улыбалась. Я буду придурком, идиотом, извращенцем, лишь бы стереть печаль из твоего взгляда.

— Стан, — шепчу я.

— Но мы хорошо повеселились. Мы танцевали в притоне и пили, а потом попробовали морфий? Помнишь…

— Да, ты решил, что теперь ты осёл и стал изображать осла. Я смеялась громче всех.

Стан улыбается потрескавшимися губами, а в моей груди растекается чёрная боль, проникая всё глубже в меня.

— Видишь. Ты можешь смеяться. Ты можешь смеяться сейчас. Потому что плевать на всё это. Насрать на них, Русо. Мы можем смеяться, потому что мы вместе. Мы снова вместе.

Мои глаза застилают слёзы, и я киваю. Мои ноги снова путаются, и я чуть не слетаю с дорожки. Лезвие едва касается шеи Стана. Он не закрывает глаз, не вздрагивает, ничего, только смотрит мне в глаза и улыбается.

— А помнишь…

— Достаточно! — орёт Томас. Его голос прорывается сквозь мой кокон абстрагирования. — Заткнись, Стан, иначе я тебя просто убью!

— Помнишь наш домик? Домик, в котором мы прятались, и у нас там был тайник. Помнишь? Я бросил тебя с Гелой, сбежав от тебя, а ты… ты ждала меня. Ты всегда ждала меня. И я был в том домике, Русо…

— Боже, Соломон, убей его! Давай! Он уже задолбал!

— Русо, я был в том домике и увидел то, что ты там прятала. Это были детские вещи, твои вещи, которые ты сохранила, чтобы подарить их моей дочери. Моему ребёнку! Ты прятала их там вместе с запиской, словно была уверена в том, что умрёшь! Ты…

Краем глаза я замечаю, как Соломон выхватывает пистолет и приближается к Стану. Моё сердце начинает биться так быстро, что кажется, сейчас разрушит грудную клетку. Шум и гул нарастают. И в какую-то минуту, когда звуки становятся невероятно громкими, отчего я не могу сконцентрироваться, смотрю в глаза Стана. Я моментально проваливаюсь в чёрную дыру, которая отматывает наши с ним дни в обратной хронологии. Наши безумства, споры, разговоры, побеги, танцы, погони. И вот я дохожу до нашей первой встречи. И взгляд этих добрых и внимательных глаз превращается во взрослый и любящий меня.

Один вздох. Одна капля крови, падающая на пол с шеи Стана. Одна секунда. Один взгляд, чтобы рассчитать высоту. Одна возможность.

Стан продолжает говорить, а я делаю лишь один вздох. Один вздох. Но как много может произойти за один вздох? Для вампиров многое.

Я ощущаю давление в своей груди, а затем в челюсти. Моя голова взрывается от боли, а ногти удлиняются.

Один рывок. Я разбегаюсь. Лезвие резко взмывает вверх, и я отталкиваюсь от дорожки, в одну секунду обращаясь. Я и забыла какая это свобода. Мои кости хрустят, пока перестраиваются, а я лечу, хватаясь за верёвку, падающего лезвия. Мои пальцы касаются верхней части лезвия, и я вырываю его. Приземлившись на пол, я ударяю по руке Соломона, разрубая её в месте сгиба, и пистолет падает вместе с отрубленной плотью. В этот момент никто не успевает понять, что происходит, а я пробегаюсь по залу и останавливаюсь на возвышении, закрывая собой Стана. Подняв лезвие, я улыбаюсь. Оно всё покрыто кровью, и теперь начинают падать вампиры, которых я только что убила. За одну секунду.

Кровь капает с лезвия, и этот звук кажется оглушающим. Становится настолько тихо, что я даже могу сказать, какой пульс у каждого. Провожу языком по своим клыкам и улыбаюсь ещё шире.

— А помнишь, Стан, как мы убивали? Ты и я? Помнишь, как мы обменялись кровью, чтобы выжить? Помнишь, что я обещала тебе, что ты никогда не умрёшь, и я всегда буду рядом. Ну что ж, я выполнила своё обещание, мой друг, — склонив голову набок, смотрю в глаза Томаса. Но он не напуган. Вокруг него лишь аура восхищения, отчего я кривлюсь.

Я вернула себе свою сущность. Стан её вернул, заставив меня вспомнить и принять прошлое, соскучиться по нему и призвать его сюда. И вот моя сущность. Вампир, уже убивший дюжину других всего за секунду, и я убью ещё больше, а это лишь начало.

— Твою мать! Моя рука! — орёт Соломон.

— Боже, — шепчет Радимил, делая шаг назад. Сав бледнеет и опускает голову. Наима отшатывается и прячется за Радимилом. Томас единственный, кто остаётся стоять впереди. Вокруг раздаются крики, и паника лишь нарастает, а я подбрасываю лезвие и крепче хватаюсь за него.

Наклоняюсь и дёргаю металлические прутья, удерживающие Стана. Я освобождаю его, когда замечаю движение. Мне больше не нужно оборачиваться. Выпускаю металл из рук, швыряя его прямо в лицо нападающего. Искорёженный металл разрывает его черепную коробку и мозг, и он падает недалеко от моих ног.

— Даже не думайте приближаться, я убью любого, — рявкаю, ища рукой Стана. Его холодные и покрытые ранами пальцы касаются меня. Я крепко обхватываю его, и он встаёт.

Томас всё же приближается. Я крепче хватаюсь за лезвие и угрожаю им. Он подходит ко мне и, усмехаясь, останавливается лишь в паре сантиметров от лезвия.

— Что ж, теперь я готов начать переговоры, Флорина. В бойне нет смысла.

— Ох, нет смысла, да что ты говоришь? Хрен тебе, а не переговоры, Томас. Это война. И я объявляю тебе войну. Никаких переговоров, я выиграла. Жизнь Стана моя. Так что лучше отвали, — рычу я.

— Всё может быть менее драматично, Флорина.

— Да пошёл ты. Ты убил моего дядю. Ты убил…

— Да, убил, а ты убила мою семью, как и… хм, уже четырнадцать моих подданных. Так что переговоры — это лучшее решение, принцесса.

— Вряд ли, — мои пальцы белеют от силы, с которой я держу лезвие у горла Томаса. Только вот ему не страшно, потому что, перерезав ему горло, я всё равно его не убью. Мне нужно резать его постоянно, а потом уничтожать кусочки. Резать и уничтожать. Вероятно, съесть. Да, сейчас я чувствую голод и вонь крови. Я хочу пить. Хочу выспаться и, наконец-то, искупаться.

Раздаются щелчки вокруг нас, и я понимаю, что мы на прицеле и не одном, а на сорока прицелах. Пока Соломон стонет и якобы умирает, оскорбляя меня, я хватаюсь за Стана.

— Отпусти его, и я соглашусь на переговоры, — говорю Томасу.

— Нет. Стан будет моим пленником до тех пор, пока я не получу то, что хочу. Он отлично тебя мотивирует, Флорина. Видишь, ты даже сущность свою вернула, и я должен сказать, что она… невероятно прекрасна, — Томас широко улыбается и даже смеётся, словно мы здесь находимся на светской беседе.

— Стан уйдёт.

— Нет. Вы на мушке, Флорина. Я кивну, и из Стана сделают сито. Он не успеет регенерировать и умрёт. Он слишком слаб и даже едва стоит, поэтому будет разумно провести переговоры, — Томас бросает взгляд на Стана, и тот вздрагивает у меня за спиной, а потом издаёт хриплый стон.

— Смотри на меня, ублюдок, — я царапаю шею Тамоса лезвием, заставляя перестать мучить Стана.

Томас делает это ментально, причиняя ему боль. Он мог связать его с собой сильнее и теперь обладает властью над ним. Чёрт.

— С радостью. Переговоры, это моё предложение. Конечно, мы можем подраться. Мы убьём здесь всех, но это абсолютно неразумно. Пройди за мной, и мы обсудим наши разногласия в более приватной обстановке.

— Никуда я с тобой не пойду. И не пойду без Стана. Я…

— Соглашайся, — шепчет мне на ухо Стан.

Я озадаченно приподнимаю брови, продолжая следить за Томасом.

— Ты рехнулся? — шёпотом отвечаю ему.

— Нет. Соглашайся, Русо. Доверься мне. Соглашайся, просто поверь мне. Соглашайся, — требовательно шепчет он.

Господи, мой друг меня предаёт, но почему? Мы могли бы сейчас выиграть. Я вернула себе свою сущность. Я снова вампир. Мне нужно лишь поесть, и всё. После этого я убью их, просто раскромсаю.

— Она согласна, — отвечает за меня Стан. — Переговорам быть.

— Но…

— Хорошо. Опусти свою игрушку, Флорина, и следуй за мной. Соломон, прекрати ныть. Боже, иди восстанови свою руку. Сав, — отдаёт распоряжения Томас, продолжая смотреть мне в глаза.

— Да, Ваше Высочество?

— Проследи, чтобы друг принцессы был отведён обратно до тех пор, пока мы не придём к согласию.

— Нет, он мой! — повышаю я голос. — Стан мой. И я выиграла, Томас. Я, мать твою, выиграла. Я спасла его жизнь и буду сама распоряжаться в своём доме. Я, а не ты или кто-то ещё. Именно я.

— Этот дом мой, Флорина. Нас больше, вы слабее, но я не сказал, что потом не выделю для Стана комнату. Пока он в темнице, ты в моих руках. Я буду манипулировать его жизнью. А сейчас уберите здесь всё и готовьтесь к ужину. Сегодня у нас будут новые гости. Флорина, следуй за мной, — произносит Томас, спрыгивая с возвышения, а я поворачиваюсь к Стану.

— Зачем? Я не собираюсь…

— Русо, — Стан мягко касается моей щеки и улыбается. — Ненависть — это хорошее чувство, но не позволяй ему затмить твой разум. Иди на переговоры, это единственный верный вариант. У нас два клана. Два вражеских клана, уже достаточно погибло вампиров, Русо. И… просто иди, ладно? Я не могу тебе сказать почему, но хочу, чтобы ты пошла и договорилась с ним. Доверься мне.

— Флорина, чёрт возьми, иди сюда! — орёт Томас.

Я закатываю глаза и цокаю.

— Надеюсь, что я его не убью. Ненавижу этого мудака. Ненавижу.

— Лгунья, — весело двигает губами Стан.

Озадаченно отхожу от него, когда Сав просит его пройти за ним. Подмигнув мне, Стан еле идёт за Савом, а я опускаю лезвие, но не выбрасываю его. Оно мне ещё понадобится. Пока это единственное оружие, которое у меня есть. Я прохожу мимо своих врагов и клацаю зубами, Наима бледнеет ещё сильнее.

— Не думай, что у меня проблемы с памятью. Я до каждого из вас доберусь, и мне насрать на любые соглашения между нами. Я отомщу. Отомщу за смерть тех, кого люблю. До встречи, — с этими словами я выхожу из зала и подхожу к Томасу, ожидающему меня.

— Я выслушаю тебя в своём кабинете для совещаний, — сухо бросаю ему.

— Это мой дом и мой кабинет, Флорина. Не забывайся.

— Это ты, козёл, не забывай, кто перед тобой. Это мой чёртов дом и мой чёртов кабинет. А ты здесь нежеланный гость, поэтому заткни свой грёбаный вонючий рот и иди за мной. И нет, Томас, я не боюсь тебя. Я никогда тебя не боялась. Только теперь различие в том, что я желаю тебе смерти. Я жду её и убью тебя. Это лишь вопрос времени.

Срываюсь с места и двигаюсь по памяти, чтобы показать ему, кто здесь главный. Он в моём доме. Я вампир. Я королева. И королева вернулась, чтобы судить, а не разговаривать.

Глава 7

Никогда раньше я не была допущена в кабинет короля. Папа никогда не разрешал мне присутствовать на совещаниях или советах. Он никогда не вводил меня в курс дел, не делился со мной планами и предстоящими походами или участием в войнах. Думаю, тебе уже понятно, мой друг, что я для своей семьи существовала лишь изредка, да и не как кто-то очень важный. Но я стараюсь верить в то, что они меня любили. По-своему. Не все ведь умеют выражать свои чувства, да и порой просто устаёшь от чувств. Вероятно, я жила в иллюзии. Но мне всё равно. Это прошлое. Сейчас всё намного сложнее.

Провожу пальцами по тёмному дереву, и моё сердце сжимается от боли. Последние годы этот кабинет занимал Рома. Он иногда жил здесь, предаваясь воспоминаниям. Да и перед тем как на нас напали, именно здесь он работал. Здесь больше не пахнет им. Пахнет гнилью врагов, но не Рома. А мне бы хоть на секунду почувствовать его…

Дверь захлопывается у меня за спиной в тот момент, когда я держу в руках рамку с фотографией. Это наша общая фотография — Рома, я и Стан. Нас сфотографировали для истории перед моей коронацией.

«Я так горжусь тобой, моя девочка. Очень горжусь. Ты станешь прекрасной королевой. Теперь ты на своём месте», — раздаются в моей голове слова Рома. И мне хочется зарыдать от несправедливости. Но я лишь ставлю обратно рамку с фотографией и поворачиваюсь.

— Здесь воняет тобой, — с ненавистью шиплю, глядя на Томаса, оставшегося у дверей.

— Это логично, Флорина. Мы, конечно, можем обсудить запахи в этой комнате или на улице, но я бы предпочёл…

Подлетаю к нему и бью кулаком в его лицо, отчего Томас падает назад, и раздаётся грохот. Он лежит среди обломков шкафа и разбросанных книг, а над ним сияет приличная вмятина на стене. Но мне этого мало. Я хватаю его за рубашку и прижимаю к стене.

— Ты убил Рома! — рычу я. — Ты его убил!

— Флорина, советую тебе прекратить нападать на меня, — холодно отвечает Томас, глядя мне в глаза. Они пустые. Глаза у него пустые и безразличные, словно он уже давно умер. Но я хочу увидеть в них боль. Такую же боль, которую он причинил мне.

Рыча, я ещё сильнее прижимаю его к стене и выпускаю когти, прорывая ткань рубашки и впиваясь в его кожу. В комнате сразу же появляется аромат его крови. И мне так противно от себя. Противно, оттого что моя сущность мурлычет, приказывая мне подчиниться ей. Я словно её рабыня, потому что кровь привлекает меня. Она вызывает сильнейший зуд и голод внутри меня. Если я сейчас же не отпущу его, то могу…

Я отлетаю от Томаса и быстро вытираю руки о свои грязные ноги. Но я сделала лишь хуже. Теперь вонь его крови на мне. Отвернувшись, я борюсь с собой. Чёрт, теперь я уже не знаю, как мне лучше. С сущностью, или без неё? Раньше я не замечала за собой такой боли от голода.

— Какова суть переговоров, Томас? — сухо спрашиваю, продолжая разглядывать стену. Чувствую, как он подходит ко мне, и делаю шаг в сторону. Не могу смотреть на него. Не могу. Грёбаная вампирская сущность. Я ненавижу её и в то же время боюсь спугнуть её.

— Я хочу стать официальным королём вампиров, Флорина.

— Хрен тебе, — фыркаю, бросив на него взгляд.

— Значит, мне придётся перейти к ещё более ожесточённому шантажу.

Томас хватает планшет и бросает его в мою сторону. Я быстро ловлю его.

— Включи и позвони на самый последний номер по FaceTime. Давай, — говорит он.

Хмурясь, я делаю так, как он сказал. У меня больше никого нет, кем можно манипулировать. Только Стан. Но я выиграла его жизнь. Я выиграла…

Камера включается, и мне отвечают на звонок. Только вот я ничего не вижу, кроме темноты.

— Покажи ей заключённых, — отдаёт приказ Томас.

Через пару мгновений в ребристом неярком свете я различаю несколько фигур. Они плачут и прижимаются друг к другу. Кто-то хватает одну из них и вытаскивает вперёд, фигура кричит и причитает.

— Жозефина, — шепчу, угадывая свою экономку сначала по голосу, а потом вижу её измождённое и словно ещё сильнее постаревшее лицо.

— Ты чудовище, — произношу я и поднимаю голову на Томаса. — Она же человек. Она пожилой человек. Неужели, в тебе не осталось ни капли сострадания, Томас? Она же и так скоро умрёт. Зачем?

Он сжимает зубы, отчего его скулы ходят ходуном.

— Я начну их убивать одного за одним. Чем дольше мы здесь сидим, тем больше их умрёт. Жозефина будет первой. Теперь ты готова к переговорам, Флорина?

Бросаю взгляд на Жозефину, и моё сердце обливается кровью. Я подвела и её, и остальных слуг, которые сейчас находятся в заложниках. Если они у них, то Томас явно обчистил мой дом. Тот дом, в котором я верила ему. Тот дом, в котором он легко обманул меня. Это паршиво. Конечно, там не было ничего стоящего, кроме книг, но сам факт. Это был мой дом. Он забрал у меня всё.

— Хорошо. Я тебя слушаю. Отпусти их. Они здесь ни при чём, Томас. Отпусти людей. Будь, наконец-то, мужчиной, Томас, а не ублюдком, который использует других. Если ты хочешь быть королём, то начинай думать о людях, а не только о своих детских травмах, — отвечаю, опуская руки, и планшет летит на пол. Наступив на него и раздавив стекло, я подхожу к столу, за которым он спрятался теперь.

— Слушаю тебя, Томас, — добавляю я.

— Я уже сказал, что хочу.

— Ладно. Ты хочешь стать королём вампиров. У тебя есть свой клан, руководи им, мой ты не получишь. Ты не получишь ничего. Ни мой клан, ни мой дом, ни мои земли. Начинай с нуля, — озлобленно говорю я.

— Это всё принадлежит мне, — спокойно реагирует он. — Это моё.

— Ни черта подобного. Тебя не было здесь, когда мы воевали за земли. Тебя не было здесь, когда мы строили эти дома. Тебя не было среди нас. Ты прятался. Как был трусом, так и остался им. Поэтому нет, у тебя есть свой клан, забирай его и проваливай из моего дома. Теперь я вернула себе свою сущность, и хрен ты получишь что-то из того, что принадлежит Монтеану. Ты не Монтеану.

— А твой отец с тобой бы поспорил, Флорина. Это всё принадлежит мне, и ты должна отдать моё наследие. Это моё. Это мой клан. Мой дом. И ты тоже принадлежишь мне.

Я обращаюсь и шиплю на него, но Томас даже не дёргается. Он открывает один из ящиков и достаёт оттуда толстый конверт. Бросив его на стол, он складывает руки на груди.

— Это завещание твоего отца, Флорина. Это основная его часть. Ты была королевой временно. Обо всём, что принадлежит мне, написано вон там. Это твой отец так решил. Я лишь беру то, что принадлежит мне по праву.

— Что за чушь? Мой отец никогда не оставил бы тебе наш клан. Ты не Монтеану. Это ложь.

— Прочитай. Хотя бы первую страницу. Я не знал об этом, но Рома подсказал, где найти завещание. Оно действительно, Флорина.

— Рома? Не ври. Он тебя презирал. Он ненавидел тебя так же, как я. Он никогда бы тебе не дал добраться до власти.

— Поэтому я предлагаю тебе прочитать, Флорина. Радимил подтвердил, что это почерк твоего отца, как и отпечаток крови тоже его. Это завещание, скреплённое кровью, Флорина. Прочитай.

Хватаю конверт и уже вижу, что для изготовления конверта использована наша бумага с монограммами дома Монтеану. Помимо этого, бумага старая. Это не копия и не подделка. Но я до последнего не хочу верить словам Томаса. До последнего…

Я, Русо Джонатан Монтеану, король вампиров, нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти, при ясном сознании. Я действую добровольно, понимаю значение своих действий и не ошибаюсь в отношении своего заявления.

Настоящим завещанием я делаю следующее распоряжение:

— Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое ни заключалось и где бы ни находилось, я завещаю Томасу Догар, первому сыну моего близкого друга Константина Догара.

— Я передаю свою власть и свой клан Томасу Догару. С момента моей смерти он является официальным королём Монтеану и обладает полной властью над кланом. Данная передача прав наследования престола неоспорима.

— Мои дети, оставшиеся после моей смерти, переходят в полное подчинение Томасу Догар и с этого момента являются его семьёй.

— Старшая из моих дочерей, которая будет жива к моменту моей смерти и не замужем, должна выйти замуж за Томаса Догара и объединить наши роды в один большой клан. Она обязана передать ему всю власть и соединиться с ним ритуалом священного вампирского союза без каких-либо возмущений. В случае отказа Томас имеет право взять в жёны любую из моих дочерей, даже несмотря на её брак с другим вампиром, а отказавшуюся убить за неповиновение и предательство своего рода.

— Мой названый брат Рома Моциону обязан найти Томаса Догара, а до его появления стать опекуном старшему из моих детей, кто и займёт временно место на троне.

— Остальное я оставляю на суд Томаса Догара. Я отдаю ему всё, что у меня есть при жизни и после моей смерти.

Лист падает из моих рук, а комната размывается. Мой отец не мог такого написать, но всё же сделал это он. Убить одну из моих сестёр, если она откажется выйти замуж за Томаса? То есть…

Я хватаю другие листы, на которых описана наша жизнь, наш устав и многое другое, чтобы облегчить Томасу коронацию и первые шаги в качестве короля, а затем нахожу дату. Это завещание было написано незадолго до убийства моей семьи. То есть отец на тот момент уже знал, что все мои сёстры будут замужем. Последняя из сестёр в тот день выходила замуж, и ещё была я. Выходит, что отец отдал меня Томасу, как жертвенного барашка и дал разрешение убить меня?

Боже.

Мой мир в этот момент разрушается. Всё внутри меня лопается словно пузырь и причиняет невероятную боль. Рома знал о Томасе. Мой отец знал о Томасе. Господи…

— Рома нарушил условия завещания. Он не нашёл меня и короновал тебя, Флорина, отдав тебе власть над кланом Монтеану, который по праву принадлежит мне. Не отрицаю, что я встречался с Рома, и он предлагал мне взойти на трон, но я отказался. Я не знал о завещании. Он не упомянул об этом, чтобы ты продолжала занимать моё место. Ты последняя дочь из рода Монтеану. И я по праву женюсь на тебе, чтобы ты передала мне мой клан, — произносит Томас, и его слова меня добивают.

Я жду, что он начнёт издеваться надо мной. Он же знает, как трепетно я относилась к воспоминаниям о своих родителях. Я не считала их плохими. Боже, я не думала, что отец был настолько жестоким. Или же я просто не хотела этого видеть? А также я не хотела видеть и знать, что Рома на самом деле меня защитил и довольно серьёзно. Он отдал мне всю власть. Он скрепил её кровью и дал мне преимущество, чтобы оставить меня в живых.