Михаил немилосердно клял погоду, снегопад, обрушившийся на город, новогоднюю толчею в магазинах и на дорогах. До праздника оставалось две, почти три недели, а люди как с цепи сорвались. Еще до полудня трафик плотно встал, в три часа дня навигатор показывал уверенную семёрку, а к шести вечера и вовсе девятку. Можно было смело бросать машину и идти пешком к ближайшей станции метро.
Вот только никаких перехватывающих парковок или просто автостоянок в округе не имелось, а был только снегопад, валящий, как и рога изобилия, фонари стоп-сигналов, прорезающие темноту Питерского вечера, и, пожалуй, единственное, что не раздражало в данный момент Михаила — музыка в колонках автомобиля.
День, который не задался с самого утра — с прокисшего молока в холодильнике и нотаций матери, будто Михаил сопливый пацан, нарушивший предупреждение родителей явиться домой не позднее девяти вечера, — так и закончится, похоже, каким-нибудь крахом. Иногда их с братом мама становилась невыносимой, впрочем, такой она и была, а не «иногда становилась».
Те времена, когда жил один, Михаил вспоминал, как благословлённые. Иногда таковыми казались даже годы, проведённые в браке, принёсшем ему двоих детей: единственное, что на данный момент, да и всегда, имело для него значение.
Дети. Только из-за них он терпел выходки своей матери, её властный характер. Даниил — семи лет, первоклассник, спокойный, рассудительный малый, — не вызывал тревогу у Михаила. За здоровьем, питанием, школьной программой, спортивными занятиями семилетнего пацана проследить не проблема.
А вот Светочка нуждалась в женском воспитании и внимании. Няни — нянями, чужой человек пришёл и ушёл, не вложив и толики души, а бабушка есть бабушка, а тем более прабабушка. И какая! Семейное воспитание, преемственность поколений, традиции — всё это было в семье Михаила, передавалось, как фортепиано Бехштейн по наследству. Может ли фальшиво звучащий суррогат заменить Бехштейн с его мягким и светлым тембром? Так и наёмная женщина не смогла бы заменить Светлане то, что даёт ей жизнь в родной семье Михаила.
Шаловливая, живая, активная, крутящаяся около отца и его окружения, возле брата Михаила, среди борцов и тренеров единоборств, дочь выглядит и ведёт себя как пацанка. И это пока ей пять лет, что Михаил будет делать с ней, когда она начнёт подрастать? Где найдёт нужные слова, объяснит простые вещи, которые, должно быть, объясняет каждая мать? Кто в нужное время, когда из девочки вырастает хрупкая девушка, а потом на смену ей приходит женщина, направит эту девочку в необходимую сторону?
Девочке необходимо женское, домашнее воспитание, в этом Михаил Розенберг был убеждён. Он же не мог предоставить и обыкновенной стабильности. Постоянные командировки с континента на континент, отсутствие дома по нескольку недель кряду — обычная жизнь Михаила. И ради этого домашнего и женского воспитания, он и терпел порой невыносимый характер матери.
В итоге, если уж терпеть в своем окружении женщин, то пусть это будут дочь и мать. Михаил усмехнулся про себя. Посмотрел с тоской на навигатор. Всё та же девятка, и не видно конца и края, что пробке, что дню. А нужно было ещё успеть заехать забрать новогодние подарки детям. Заказал едва ли не накануне, оплатил, теперь они дожидаются своего часа на складе. Самое простое было бы — вызвать доставку, но дома пронырливая Светочка обязательно обнаружит подарки, заметит курьера, догадается, а то и припрёт к стенке Михаила, и тому придётся «палить контору».
Можно было заказать в офис или отправить Ольгу-помощницу, запоздало сообразил Михаил. Его брат в состоянии организовать досуг одновременно двух сотен детей, он же не способен обеспечить доставку новогодних подарков собственным детям. Михаил усмехнулся в который раз за этот безумный день.
Рингтон прорезал звук «Радио Эрмитаж». А вот и виновница, вспомни — появится. На панели высветилось имя помощницы «Ольга Алексеевна».
— Да, — тут же ответил он.
Сначала раздался горестный вздох, Михаил ответил таким же. Судя по всему, день и не собирался клониться к окончанию.
— Михаил Леонидович, — официально приветствовала его помощница. Михаилу захотелось вставить обратно в рот Ольге и «Михаила», и «Леонидовича».
— Не тяни резину, Оль.
— Джин не вышла на работу.
— Оу… — Брови Миши поползли наверх. — Прекрасно, что это благая весть достигла моих ушей после шести вечера.
— Я думала…
— Я плачу тебе не за то, чтобы ты думала.
— У Джин, по вашим же словам, свободный график, — припечатала в ответ Ольга, иначе она была бы не Ольга, и Михаил бы ей не платил. — Она позвонила только что, сломала ногу на склоне, по скорой увезли.
— Завидное рвение к работе, — не сдержавшись, раздражённо фыркнул Михаил.
Середина рабочей недели. Не могла подождать выходного дня? Сделай работу и ломай хоть ногу, хоть голову!
Джин, а попросту Евгения, Женя, была заядлой горнолыжницей, первый плотный снег заставил её с утра пораньше ломануться не на работу, а на «Игору», горнолыжный склон в восьмидесяти километрах от города. В чём-то она была права. Свободный график и отсутствие в этот день срочной работы позволили бы Евгении успеть, как говорится, добежать до Канадской границы, до Финской точно, и вернуться. Но она умудрилась сломать голеностоп, тем самым не только потеряв работоспособность, но и испортив себе сезон, Бог даст — только один.
Михаил готов был рвать и метать, хотя у него вызывали уважение тяжесть травмы и благодарность за то, что, придя в себя, Женя сразу отзвонилась и выказала готовность перевести и «оформить все в лучшем виде». Только он отлично понимал цену этому рвению. Мало того, что Джин попросту не поняла до конца, какой тяжести травма, полученная ею, и звонила под адреналином и действием лекарств, так ещё и неясно, что она напереводит… А уж про то, что Женя будет сопровождать Михаила и речи не могло идти. Было от чего пускать гром и молнии.
— В какую больницу отвезли? — вздохнув, спросил Миша.
Альбине нужна была новая работа. Не позарез, но в перспективе хотелось. В конторке, которая пригрела у себя одинокую маму Иванову Альбину, было неплохо. Лояльно относились к больничным, опозданиям, отгулам в связи с детскими выступлениями, болячками, занятиями. И платили терпимо, с учётом лояльности, конечно.
Начальник, правда, был самодур, в периоды сезонных обострений можно было нарваться на разгром на ковре или лишение премиальной части заработка, а то и на дальнюю командировку несмотря на то, что невозможность оных оговаривалась не один раз. Лысый, круглый, похожий на сеньора Помидора руководитель бюро переводов в такие дни метал молнии и требовал от подчинённых, в основном выпускниц факультета иностранных языков, не нашедших лучшее применение своим знаниям, почти невозможного — то приходить на работу за час до начала рабочего времени, то увеличивал нагрузку, забыв прибавить зарплату, то вводил идиотскую систему штрафов и поощрений. Спустя время снова становился нормальным человеком, сотрудницы расслаблялись и начинали жить своей, отдельной от руководства, жизнью. Из года в год история повторялась.
В местах, где платили больше, сдирали три шкуры с сотрудников, а у Альбины была только одна. Хорошо, когда есть кому подстраховать с ребёнком. Муж, мама, дальняя родственница, добрая соседка, у Альбины таких людей не имелось. Её семья шесть лет назад сорвалась с насиженного места, а потом прочно обосновалась в южном регионе, открыв там семейный бизнес — базу отдыха, — и не собиралась возвращаться. Маме понравился климат, к тому же она была счастлива с третьим мужем, которому тоже приглянулось новое место жительства, а сестра вовсю расширяла бизнес, вынашивая грандиозные планы.
Альбина осталась в Питере, сначала с мужем, потом с мужем и ребёнком, в просторной, благоустроенной квартире с видом на Финский залив, подземным паркингом, консьержем и зелёным двором, а потом только с дочкой, разведясь с её отцом. На этот раз в трёхкомнатной квартире детства, требующей ремонта, в центре города, с видом во двор-колодец. Квартиру эту муж, преуспевающий адвокат по гражданским делам, не смог бы отсудить, потому и не пытался, иначе Альбина осталась бы и вовсе на улице.
Нужно быть довольной тем, что имеешь, часто повторяла Альбина, уговаривая себя каждый раз, когда синьор Помидор сотрясал стены ором или приходилось откровенно скучать на работе.
Да, ни денег, ни движения, ни перспектив, зато стабильность. Именно стабильность требовалась пятилетней дочке, и без того растущей в неполной семье. Естественно, лучше никакого отца, чем высокомерный засранец Поплавский, потому о разводе Альбина не жалела никогда. Только сомнения и нереализованные амбиции, желание новых перспектив, понимание, что годы уходят, а вместе с ними и возможности самореализации, порой сильно отравляли мысли Альбины, скреблись противными когтями, зудели в душе.
Юлька, давняя подружка ещё со школы, сейчас трудящаяся в рекрутинговом агентстве, время от времени подкидывала Альбине интересные вакансии, она же разместила анкету Альбины в базе данных, чтобы всё выглядело официально. Вот только все эти вакансии, и Юлька сама это понимала, не слишком-то подходили матери-одиночке. Требования у клиентов зачастую были заоблачные, зато, чаще всего, и оплата соответствующая. Работодатели попроще в рекрутинговое агентство скорей всего обращаться не станут, в такое престижное — точно.
Вот и этого потенциального работодателя Юлька «подогнала» без особого энтузиазма, а Альбина зацепилась. То ли настроение было решительное, то ли навалившаяся вдруг хандра потребовала от неугомонной Альбины решительных действий, а может, ее подстегнули слова «свободная занятость», но настроена она была решительно.
— Ты посмотри на оплату, — горячо поддерживала Юлька в трубку телефона. — Да и требования не такие и серьёзные… странные только, но, знаешь, такого насмотришься, что ничему уже не удивляешься!
— А знаешь, я схожу! Договорись. —согласилась Альбина.
— Перезвоню. — Коротко ответила Юлька и перезвонила через полчаса, показавшиеся Альбине сутками.
— Бли-и-ин, — взвизгнула Альбина, услышав время собеседования. — У Олеси прогон, я не могу!
— Ты обалдела, что ли? — С той стороны аж взвизгнули
— А ты передоговорись на сегодня, после семи, пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста! Я успею и дочку забрать, и на собеседование, —попросила Альбина.
— Надеюсь, туда ты пойдёшь без ребёнка? —уточнила Юлька.
— Попрошу няню посидеть, она три раза в неделю её забирает из садика, на танцы водит, когда надо посидеть — не отказывает, только берёт негуманно. Редко прошу, в крайнем случае только, так что заплачу, а что делать, — решила Поплавская.
Всё складывалось для Альбины как нельзя лучше. И потенциальный работодатель согласился перенести собеседование на вечер, и девушка-секретарь, перезвонившая с уточнением времени и места встречи, была вежливой и оставила после себя приятное впечатление. И офис оказался в центре города, совсем рядом с домом. И ничего не насторожило Альбину, никаких подозрений не закралось в голову, а должны были. Должны!
Ещё на буквах ММА следовало насторожиться, но Альбина пропустила эту информацию, вернее, наоборот, аббревиатура приободрила её. Муж родной сестры — тренер спортивной школы, если точнее, собственной спортивной школы, помимо детей занимался со взрослыми спортсменами этим самым ММА. Так что узнать детали, нюансы было у кого, или даже попросить замолвить словечко. Они вполне могут быть знакомы с потенциальным работодателем. За время рабочего дня Альбина прошерстила всю информацию о ММА, правилах UFS, руководителях, чемпионах, хорошенько запомнив всё.
С языком маори тоже проблем не должно возникнуть, она не знала его, только несколько выражений, которые запомнила со времён романа с преподавателем — носителем языка на курсах английского, куда время от времени ходила, чтобы не потерять навык и не закиснуть окончательно на работе.
Лукас Реттелик приехал в Россию на несколько лет, как раз из Новой Зеландии, и имел второе маори-имя — Тамати. Они встречались несколько месяцев, заодно подтягивали друг друга по языку, она учила Лукаса русскому, было весело. Тогда-то Альбина и зазубрила несколько выражений, к тому же поняла, что язык этот не настолько сложен по структуре, как принято считать.
Не отрывая глаз, Михаил смотрел на то место, где ещё минуту назад стояла Альбина. Ну как стояла… танцевала или что это было? Что. Это. Было?
Хака? Альбина на полном серьёзе изобразила в его кабинете хаку? Не смущаясь, не дрогнув, не сомневаясь, она просто встала и начала делать… изображать… танцевать хаку?
Она топала ногами в полуприседе, подпрыгивала, громко хлопала себя по бёдрам, груди, корчила рожи. Страшно то ли хрипела, то ли кричала на маори. Жутковатые звуки, издаваемые голосовыми связками среднестатистической европейки, шокировали, а то и вгоняли в транс.
В эти минуты Альбина была бы смешна, если бы не была столь бесподобна. Ритуальным танцем аборигенов Новой Зеландии Альбина Иванова вызывала восхищение, трепет и даже страх. В эти минуты Михаил не сомневался, что танцовщица запросто принесёт его в жертву, вырезав сердце из живой груди и выкинув его голодным псам. Такое ничтожество не достойно, чтобы она сожрала его сердце, без соли и перца, сырым.
Кровь, вскипевшая за считанные секунды от вида воинствующего танца блондинки, устремилась к паху. Михаил хотел эту женщину. Эту ненормальную, сумасшедшую, сногсшибательную, восхитительную, с напрочь отбитой головой. Хотел!
Хотел здесь и сейчас. Не выходя из этого кабинета. Прижать к себе, сорвать полупрозрачную блузку, порвать её, раскидав по кабинету жемчужные пуговицы. Впиться губами, зубами в маленькую грудь, настолько маленькую, что можно почти целиком вобрать в алчущий рот. Задрать юбку, разодрать помеху из жалкого капрона и кружавчиков, плотно облегающих упругий, мелкий зад, и ворваться в тугое, горячее тепло. Войти, даже если не готова, не хочет, протестует. Войти, потому что единственное, что имеет значение — собственное, раскалённое добела желание.
Нервное движение рукой — горловина душила, не давала вздохнуть, перед глазами плясали тёмные точки, тоже Хаку, били себя по груди и бёдрам, выкрикивали призывы взять спятившую блондинку, прижать, вдавить в себя, ворваться, пока не сошёл с ума вместе с ней, не окунулся в чад безумия.
Движение бедром. Кружево, облепившее ягодицы покачнулось, открывая и тут же пряча желанную ложбинку, и скрылось под тёмной тканью строгой юбки, мелькнули светлые волосы в дверях, и Михаил уставился в пустоту.
Что это было? Что. Это. Было?
“Догнать!” — мелькнула мысль. Альбина не могла убежать далеко, коридор офисного центра длинный, только в самом торце лифты. Строения городского центра не предназначены для клеток современных офисов, тысячи клерков не вписываются в стилистику, и в атмосферу старого города, в планы зданий, но мегаполис берёт своё, навязывает свой ритм и планировку.
Михаил вылетел из кабинета, на ходу хватая пуховик, устремился к выходу, игнорируя поднятые брови Ольги Алексеевны. В приступе хорошего настроения, после обеда, Михаил пригласил её на ужин. Секретарь согласилась, для вида немного ломаясь, благо сын-подросток давал матери свободу действий, не нужно было спешить в садик или делать уроки до ночи.
Как пригласил, так и отменил. Прямо сейчас Михаил хотел женщину, вполне определённую, и на замену был не согласен. Он не терпел замен, суррогатов, подделок, какими бы качественными они не были. Ольга не тянула на копию Альбины, при всей ухоженности, податливости и наигранной благодарности, она не смогла бы заменить сейчас Альбину, как в своё время не заменила Михаилу Софу.
Ольга была хорошей женщиной: одинокой, стремящейся к постоянству, знающей себе цену, при этом нервно прислушивающейся к биологическим часам. Тридцать шесть лет, неудачное замужество, одиночество.
Сейчас же Михаилу требовался сгусток сумасбродства, искры страсти, вспышки безумства, он, как вампир, жаждущий крови, хотел напитаться сумасшедшей энергией безумной танцовщицы Хаку. Потом… Потом она выведет его из себя, скорей всего, ещё до того, как стихнут последние спазмы оргазма, и он уйдёт, также стремительно, как сейчас бежал по узкому, окрашенному в благородный зелёный цвет, коридору. Или уйдёт она, оставив его смеяться, восторгаться, злиться.
Он видел светлый локон, мелькнувший в лифте, и красный объёмный шарф поверх тонкой шеи. Не успел, рванул по лестнице, но тоже опоздал. Вглядывался в прохожих, выскочил из благоустроенного двора-колодца, пробежал мимо припаркованных автомобилей, большого клёна, огороженного современными скамейками, летом здесь собирается молодёжь — «веранда» модного анти-кафе, — мимо вывесок арт-лавочек и приветливо светящихся окон паба с отличным ирландским пивом.
Не разглядел… Что на ней было, кажется, длинный пуховик? Серый или чёрный. И ярко-красный шарф. Альбина не могла просто смешаться с толпой, так всегда казалось Михаилу. Её всегда было видно, где бы она ни находилась, чем бы ни занималась, если в радиусе нескольких километров был Михаил — он видел её, ощущал седьмым, восьмым, девятым чувством. А питерская ночь, яркая новогодняя иллюминация, поток спешащих домой и по делам граждан скрыл её. Альбина Иванова смешалась с людьми, слилась с ними, исчезла в тесноте старого города.
Из арки офисного центра выехал автомобиль, Фольксваген-Тигуан, алый, в старом корпусе, как минимум, пятилетнем, Михаил пропустил машину, проводил взглядом, водитель лихо вписался в плотный поток; и только потом Розенберг посмотрел в салон. Светлые волосы, наспех криво собранные большими деревянными шпильками, крест-накрест, как пиратские сабли. Чёрный блейзер и жемчужные пуговицы на полупрозрачном шифоне блузы.
Как ему не пришло в голову, что Альбина приехала на машине? Он ведь был в курсе, что Иванова передвигается по городу на бюджетном кроссовере, что собирается поменять его в ближайшие два-три года, что довольна своим Тигуаном, и собирается взять точно такой же. Знал. Альбина лишала его способности мыслить.
Что ж, Михаил знал, где проживает блондинка. Хоть никогда в жизни не собирался заявляться к ней, но адрес был ему знаком. Один раз ему даже довелось видеть металлическую входную дверь: Розенберг встречал в Пулково тогда ещё будущую жену брата, в дом заходить не стал, поставил чемодан у открытой двери и распрощался. Отметил только мелькнувшую просторную прихожую, старые обои и коридор, ведущий, по всей видимости, в комнаты.
Синяя папка жгла руки, даже когда спокойно лежала в гостиной, на журнальном столике, а Альбина в это время находилась на работе или бегала по делам Олеси, что говорить о дне, когда Альбина всё-таки взяла её с собой.
Сначала она честно хотела папку отдать, Альбину подкупило то, как быстро Миша сориентировался, увидев Олесю. Протянутая папка — искренний жест доброй воли, чтобы Альбина избежала лишних вопросов от любопытной дочки.
Приступ самаритянства длился недолго, до утра. Альбина успела подумать, как удобней отдать пластиковую синюю, жгущую руки папку. Звонить она Михаилу не будет, телефон ей известен, ещё с лета, но звонить она не станет. Ни за что! Полис нужен ему, вот пусть он и звонит.
Отвезти в офис тоже не вариант, скорей всего, мегера Ольга никак не прокомментирует появление Альбины, но всё же компрометировать Михаила не хотелось. Кто знает, какие у него отношения с этой Ольгой или ещё с какой-нибудь грымзой, если Миша поступил благородно, то и она может ответить тем же. Да и вообще, зачем вызывать ненужные вопросы.
Самое простое было завезти злосчастный синий прямоугольник Михаилу домой, благо жили они всего через две улицы, по пути в садик можно заскочить и передать его маме или бабушке. Альбина один раз забегала к Розе, когда та останавливалась у них, уже после свадебного путешествия, и адрес знала хорошо. Отдать без комментариев или наплести какую-нибудь чушь, лишь бы лишних вопросов не задавали.
Тем более, Альбине понравилась бабушка Михаила Идида Яковлевна, они познакомились на свадьбе, и имя у неё было красивое, необычное. Настоящая питерская старушка, так охарактеризовала её Альбина. Сухонькая, в элегантных нарядах. Неброские украшения, уложенные седые волосы, живой, молодой взгляд. Альбина буквально влюбилась в Идиду Яковлевну. Вот бы Олесе такую прабабушку… Такой пример перед глазами! «Ребёнок учится тому, что видит он в своём дому». Расти рядом с таким человеком, как Идида Яковлевна — огромная удача.
С мамой Михаила, Нелли Борисовной, Альбина познакомилась в нервной обстановке. Её отправила Роза, вернее, Альбина сама вызвалась. В тот день сестра вымотала ей все нервы, выбирая свадебное платье, а попробуй выбери, всего-то за два дня, и чтобы село идеально. Не до подгона по фигуре! Если откровенно, Альбина понимала, что нервы трепала она, а не ей, Роза пошла бы под венец в первой попавшейся рабочей одежде, у неё голова другим была занята, да и сейчас этим же забита. Строительство новой базы отдыха, теперь спортивной.
А Альбина никак не могла позволить сестре выйти замуж в «чём бог на душу положит», было бы у неё пять сестёр или семь — другое дело, а у нее Роза одна-единственная. Неповторимая. И самая любимая. Когда Матвей начал подавать отчаянные сигналы «SOS» из ателье по пошиву мужских костюмов, только там обнаружился выбор приличных костюмов, на такого фактурного мужчину не так-то просто найти что-то приличное в масс-маркете, Альбина вызвалась помочь.
Нелли Борисовна встретила Альбину с подозрением, окинула почти уничтожающим взглядом, но той было не до сантиментов и симпатий будущей родственницы, она взяла дело в свои руки, раскомандовалась, устроила разнос неторопливым сотрудникам ателье. В итоге, в восемь вечера, на руках был готовый, отпаренный и сидящий по фигуре Матвея костюм. Нелли Борисовна смотрела на Иванову с восхищением, и горячо что-то шептала Матвею, жениху Розы, показывая в сторону Альбины.
Сватала, что ли? Нужен Альбине Матвей, как зайцу стоп-сигнал. У Матвея много достоинств, он и умный, и спокойный, и рассудительный, и семейный, одним словом, одна Альбина не вытянет столько прекрасных качеств в мужчине. Да она же его убьёт или уснёт от скуки, или… да что угодно!
Как близнецы могут быть настолько разными? Если Матвей форт-пост в бушующем океане, то Михаил и есть этот океан. С порывистым шквальным ветром, переменчивой погодой, смертельной волной, яркими красками, леденящими брызгами, заставляющими замирать от восторга, а потом сплёвывать горькую соль и мучиться от морской болезни.
А на свадьбе Нелли Борисовна разговорилась с Альбиной, и они проболтали несколько часов кряду. Оказалось, у них много общих тем и интересов, в основном они касались детей, их развития и воспитания, неиссякаемый источник для бесед. Можно сказать, с Нелли Борисовной они подружились. К удовольствию Альбины, мама Михаила отлично держала дистанцию, не переходя зону личного комфорта, это подкупало и радовало одновременно.
Поэтому у Альбины была уверенность, что она может занести папку с полисом ОСАГО домой к Михаилу, обойтись парой общих фраз, и её не поставят в неловкое положение. Если, конечно, дома не будет Михаила, вот он поставит. Можно в этом не сомневаться.
На этой мажорной ноте настроение нести добро у Альбины закончилось, поразмыслив ещё немного, она решила, что, если Михаилу нужен полис — пусть он и приходит. Лично. Своими ножками.
Правда, была в Альбине уверенность, и она подтвердилась, что никуда Миша не пойдёт. Ни ножками. Ни ручками. Ни на голове. Злополучный полис легко можно переделать, вернее, получить в страховой компании дубликат. Дел на половину дня, не больше, а если вызвать страхового агента, то и того меньше, он получит и, куда требуется, доставит.
А папка продолжала жечь руки.
Альбина обязательно что-нибудь придумала бы, но думать особо времени не было. На работе небольшой аврал, сеньор Помидор лютовал вне графика, грозил лишить премиальной части, а может уже лишил. В день зарплаты будет «сюрприз», пока неизвестно приятный или нет.
Тем временем приближался Новый год, который нёс с собой не только веселье и хорошее настроение, но и суету, бесконечные ёлки у Олеси, в каждом кружке и на каждом занятии, череду выступлений, в том числе большой сольный концерт ансамбля народного танца, когда-то в нём танцевала Альбина и её сестра, а теперь Олеся. Ещё расходы, растущие, как снежный ком, летящий с горы. Того и гляди раздавит.
Лишение премии перед Новым годом — форменное издевательство, но с её начальства станется. Альбина подумывала о подработке, частенько она хватала сторонние заказы, то здесь, то там, но фрилансерам платили мало, а то и вовсе не оплачивали работу, время же, как и силы подработка сжирала.
Ольга сидела в кресле напротив стола Михаила, откатившись в сторону, целомудренно устроив руки на плотно сжатых коленях. В центре стола лежала пачка бумаг формата А4 с анкетами претенденток на должность Джен. Травма Жени оказалась даже серьёзней, чем изначально предполагал Миша, требовалась операция. Михаил выбил из страховой направление в приличную клинику, а не ту коновальню, куда сначала привезли Женю и продержали два дня, поговорил лично с врачами и даже намекнул на благодарность, в случае хорошего исхода операции. Он был уверен, Нина Джановна и супруг Жени не пустят дело на самотёк, но в стороне оставаться не захотел, а может, и не смог. Джен он помнил ещё с подросткового возраста, они не были особо дружны, но чужим человеком она точно не была.
Стопка анкет была более чем скромная, из них большинство можно было отмести сразу. Им даже умудрились прислать двух парней на собеседование, хотя Михаил ясно и недвусмысленно сказал, что ему необходима женщина, желательно до тридцати лет. Можно старше, можно студентку, но лицо женского пола, а не парней. Один из которых, к тому же, гей, он сам это сообщил, будто Михаилу было интересно, с кем спит щуплый малый! Хоть с мужиком, хоть с резиновым Вини Пухом, Михаила не интересует чужая интимная жизнь. Тогда он поморщился, но собеседование провёл до конца. Никогда не знаешь, где тебя ожидает сюрприз, шансов было мало, но будучи в хорошем расположении духа, Михаил дал его парню. Чуда не случилось.
— У нас остаются только эти две девочки, — Ольга протянула две анкеты.
— Изотова Ольга Сергеевна, — Миша вздохнул и взглянул на фотографию, на него смотрела милая мордашка девятнадцатилетней студентки, ещё детские щёки, курносый нос, зачёсанные назад гладкие волосы. Причёска совсем не шла девчонке. Открывала не только щёки, в общем-то, даже милые, но и уши, и высокий лоб.
— Караваева Эльвира Семёновна, — Михаил прыснул. — Эльвира Семёновна! Кто так ребёнка называет? Была бы Эдуардовна или там Альбертовна.
Выглядела Эльвира Семёновна простовато для своего имени, в то же время с апломбом для отчества. Чёрные, смоляные волосы зачёсаны за уши, тёмная помада, яркие брови. Женщина-вамп, а если честно, девочка недо-гот. Из подросткового увлечения выросла, а до женщины так и не доросла. И всё бы ничего, пусть бы Эльвира Семёновна, двадцати трёх лет от роду, самовыражалась, как ей угодно, но она шепелявила. Михаил с большим трудом понял её английский. С тем же успехом можно ребятам из Новой Зеландии приставить переводчика с удмуртского. Понять не поймут, но весело будет, особенно с учётом внешнего вида Эльвиры Семёновны.
— Давай Изотову, — вздохнув, произнёс Михаил. — Маленькая, но ничего, не под венец.
— Миш, — Ольга покачала головой в осуждение выбора, — она же ребёнок совсем, немногим старше моего Андрюшки.
— Я помню, сколько тебе лет, — походя, бросил. — И что предлагаешь? Сама возьмёшься, да? Английский знаешь, встретить сможешь, ну, поговоришь, походишь, развлечёшь.
— Не хами, — отрезала Оля.
— Не спорь с начальством, — тут же ответил Розенберг, — Изотову давай.
— У тебя Стив Коулс прилетает, — вернула с оттягом Ольга Алексеевна и посмотрела победно на Михаила, — что плохого тебе сделала бедная Изотова?
Михаила передёрнуло, впрочем, как всегда, когда Ольга оказывалась права.
Права, Азазель её соврати! Михаил вёл переговоры о серии боёв двух ребят из Новой Зеландии, Бьюден Смит — отличный спортсмен, перспективный парень, борется в среднем весе, первый бой Михаил хотел провести с Олегом Евсеевым, учеником Матвея, таким же отличным и перспективным. Парня нужно было выводить на международный уровень, Бьюден — лучший кандидат для этого. Стив показывал тоже хорошие результаты, но главное, он показывал шоу, оброс армией поклонников, на его бои ходили, платили, ставили на тотализатор. Отлично!
Вот только шоу Стива Коулса продолжалось и в реальной жизни. Он устраивал стычки с персоналом гостиниц, дерзил окружающим, хамил, сквернословил, а то и лез в драки. В прошлом сезоне он доводил Джен до невменяемого состояния, а Женя отличалась практически непробиваемым спокойствием. Несколько раз Михаилу приходилось отпаивать сотрудницу горячим чаем и давать выходной, а один раз Михаил не выдержал и съездил Стиву по лицу, чуть было не сорвав контракт с огромной неустойкой в сторону новозеландцев. Было страшно представить взаимодействие несчастной пухлощёкой Изотовой и Стива Коулса.
— Эльвира Семёновна? — Михаил сам не верил, что говорил это. Его бросало в дрожь от мысли, что подобное недоразумение будет мельтешить перед его глазами. Это не женщина, это оскорбление всего женского рода! Мечта владельца похоронного бюро, причём с отвратным вкусом.
— Поплавская, — Ольга кивнула, — мне кажется, она подойдёт, хотя бы временно, с Коулсом.
— Какая Поплавская? — Михаил схватил анкеты и стал перебирать. — Нет никакой Поплавской! Где?
— Ты сказал выбросить её анкету, а лучше сжечь, но я приберегла, — невозмутимо сказала Ольга.
— Ах вот какая Поплавская! — воскликнул Михаил.
Михаил и забыл, что Альбина не Иванова, а по мужу — Поплавская. Альбина Поплавская, звучит-то так! Вот только Ивановой она от этого быть не перестаёт.
— Я сказал — она не подходит. Хуже дурака только инициативный дурак, — прошипел Михаил, нисколько не заботясь о собственном тоне и словах.
— Ты сказал, она прекрасно владеет английским, романо-германская группа, кельтская, иврит, если это правда, она уникальная женщина, но дело не в этом, она такая… самоуверенная, броская… — Ольга и бровью не повела.
— Наглая, — подсказал Михаил.
— Пусть наглая, — Ольга согласно кивнула, — как раз для Коулса, ни одна нормальная женщина его не вынесет, понимаешь? А эта Поплавская… может, я ошибаюсь, выдержит.
— В противостоянии Коулс-Поплавская я поставлю на Поплавскую, пожалуй, — Михаил засмеялся.
Он прекрасно знал, что Альбина не согласится, просто чертовски хотелось снова увидеть блондинку. Незавершённый гельштат? Хотелось увидеть её вздёрнутый нос, копну светлых волос, ехидную улыбку, победный блеск в глазах, потом там же растерянность. Хотелось охватить взглядом стройную фигуру, а потом и не взглядом, руками, губами, всем телом.
Альбина никогда бы не согласилась работать на Михаила Розенберга. Никогда! Но видимо, в тот день Венера была в Стрельце, или повлияли погодные факторы, может быть, атмосферное давление, но она дала согласие.
Скорей всего, сыграла роль глухая обида на сеньора Помидора и даже на Егора Севастьянова, хотя он-то был ни при чем. Ему предложили должность, почти сразу после института, кто же откажется? Сердиться Альбине можно было только на саму жизнь, на несправедливое общество, но не на Егора.
Правда, рубить концы не стала. У «Ирбиса», как узнала Альбина, хорошая деловая репутация, как и у «Русского богатыря», только вот причин верить его владельцу лично у Альбины не было, так что, она договорилась об отпуске за свой счёт. Декабрь подходил к концу, деловой мир замирал, погружался в подведение итогов года, потом чередой шли новогодние праздники и каникулы, с середины января ажиотажа не наблюдалось, так что сеньор Помидор хоть и удивился, но отпуск за свой счёт дал без лишних разговоров.
Опыт работы устным переводчиком у Альбины был, как и переводчиком-синхронистом, иногда она работала на самом высоком уровне, чаще же сопровождала сделки среднего бизнес-звена или занималась письменными переводами, так что официальных переводов в ООО «Ирбис» не боялась. Какая разница продаёт предприниматель молоко, металл или бои смешанных единоборств. Система одна и та же. Получаешь от заказчика основные данные, те, что не являются коммерческой тайной, составляешь список основных терминов и положений, изучаешь пару дней сферу и приступаешь к работе.
Устный перевод Альбине нравился значительно больше письменного, пусть переводчик — это только тень на переговорах любого уровня, но всё равно это намного интересней, чем работа один на один с цифровым файлом.
Альбина приступила к обязанностям через день после ночи с Михаилом, тот никак не прокомментировал появление Альбины в офисе, сухо поздоровался и уехал по каким-то неотложным делам. Альбина лишь плечами пожала. Всё, что нужно, они обговорили накануне, в «Садко». Ничего особенного в ресторане русской кухни не было, но каждый раз проезжая мимо, Альбина любовалась на люстры, виднеющиеся в окнах, и всё время хотела сходить, тем более, отзывы на сайтах и форумах были хорошие.
Она назначила встречу именно там, Михаил никак не прокомментировал выбор, на встрече был удивительно корректен, что ее озадачило, ответил на все вопросы будущей сотрудницы, дал необходимые ссылки, выслал материалы на электронную почту, потом оплатил такси домой и убрался восвояси.
Было даже немного обидно, но Альбина настолько загорелась новой работой, материалами, которые ей необходимо было узнать, а то и выучить, что не посчитала нужным оскорбиться на поведение Розенберга.
Через несколько дней прилетели партнёры из Израиля, их Михаил встретил лично, как старых приятелей, Альбина до основных переговоров видела их мельком. Двое мужчин, один лет пятидесяти, араб, невысокий, худой, с юрким взглядом карих глаз и смоляными волосами, кажется, без единого седого волоса. Второй — моложе, внешне ровесник Михаила, высокий блондин, тоже худой, точнее сказать жилистый. Он в открытую флиртовал с Ольгой Алексеевной, именно так попросила себя называть секретарша, и Альбина была уверена, что флирт этот не на пустом месте.
Следом прибыли ребята из Новой Зеландии, вот тут и началась работа Альбины. Она встретила и сопроводила до гостиницы, проследив за размещением и соблюдением всех пожеланий, включая не менее двух килограммов грейпфрутов в номере Стива Коулса, а также живые цветы в монобукетах.
Второго спортсмена, Бьюдена Смита, их агента и менеджера, в целом всё устраивало. И номера, и гостиница, и погода. Стиву Коулсу же требовались живые цветы и шампанское в номере. Не боец, а тургеневская барышня. Правда, барышня здоровенная и с ног до головы в татуировках — даже на лице были какие-то символы, — к тому же лысая. Одним словом, барышня на любителя.
Израильтяне встречались с новозеландцами трижды. Трижды Альбина присутствовала на переговорах и отлично справилась со своей задачей. Цену себе, как переводчику, она знала, как и понимала свои проколы, если они случались. В этот раз их не было.
Михаил Розенберг похвалил её, правда, походя, и даже Ольга Алексеевна, несмотря на присущую секретарше ауру высокомерия, на взгляд Альбины, необоснованную ничем, кроме телесной близости с Михаилом, заметила, что новый переводчик сработала «не хуже Джен».
В близости секретарши и Михаила сомневаться не приходилось, такие вещи не озвучиваются, не афишируются, но всегда видны, иногда больше, иногда меньше. Вот и связь Ольги с Мишей была шита белыми сермяжными нитками по чёрной ткани, не меньше.
Альбина должна была чувствовать себя ущемлённой, а то и оскорблённой, но ничего такого она не испытывала, напротив, это же не ей изменял Миша с секретаршей, а секретарше изменял с ней. А это, как говорится, «две большие разницы».
Гораздо больше Альбину злила связь Михаила с Софи — бывшей женой, никаких доказательств этой связи у неё не было, да и предлоги, по которым Миша встречался с матерью своих детей, всегда были благородные, но злилась от этого Альбина не меньше. Точно так же иррационально, как не реагировала на связь с Ольгой. А может, это женская интуиция?
Поставив точку и закрыв документ, Альбина вышла из своего кабинета. Пусть временного, зато отдельного, просторного, с видом на широкий проспект и аллею с противоположной стороны. Она задерживалась, пришлось договариваться с няней, чтобы та забрала Олесю после занятий, привела её домой и провела с ней весь вечер. Благо, если верить Розенбергу, теперь она может чаще позволять себе подобную роскошь. Соглашаясь на работу в ООО «Ирбис», Альбина здорово выигрывала в заработной плате.
Михаил стоял у стола Ольги, потом нагнулся через стол, к лицу грымзы, что-то тихо говоря, поправил невидимые пряди волос у лица, потёр большим пальцем щёку и коротко поцеловал в губы. Жест этот был настолько интимным и тёплым, что Альбина тут же вспыхнула.
Голова с утра так раскалывалась, что Михаил перенёс встречи на вторую половину дня, благо никаких серьёзных решений в этот день от него не требовалось. Накануне он перебрал с алкоголем, а попросту — напился, как говорится, до соплей. Употреблял Михаил редко, ни вкус, ни состояние алкогольного опьянения ему не нравились. Даже кратковременная потеря контроля над собственным телом выводила Розенберга из равновесия, а вчера ночью он едва стоял на ногах, когда приплёлся домой. К обеду так и не рискнул забрать авто от паба, где перебрал, был уверен, что промилле в крови по-прежнему зашкаливают.
Напился из-за женщины. Как малолетний сопляк! Стоит ли искать оправдание своей слабости? Михаил решил, что стоит, и нашёл. Глупо, по-детски, нашёл крайнего и всё утро упивался мечтами о мести виновнице его сегодняшнего состояния. К обеду попустило, а ближе к вечеру и вовсе прошло.
А ведь он не собирался пить в середине недели, тем более — сидя за стойкой бара, в одиночестве заглатывать пинту за пинтой тёмного эля, а потом шлифовать его виски. Печально известный «Ёрш» гуманней для организма.
В паб он приехал за Альбиной Ивановой, шёл уже второй час ночи, когда на телефон Михаила пришло очередное смс-оповещение от банка об оплате с его дебетовой карты. Средства выдавались представителю встречающей стороны, а именно переводчику, Джен, сейчас Альбине, на представительские расходы. Пьянство тоже входило в список легализованных расходов для гостей, но не пьянство Альбины.
Судя по счёту, гости отдыхали с размахом, и не было никаких сомнений, что Альбина присоединится к празднику жизни. Склонности к алкоголю у Поплавской Михаил не замечал, а вот к глупости — сколько угодно. Учитывая, с каким настроением сотрудница отправилась на встречу с Коулсом и Бьюденом, Альбина просто обязана была напиться, и это в лучшем и самом безобидном случае.
Михаил был полностью уверен, что Альбина знает о предстоящей встрече со спортсменами, обычно подобные мероприятия оговаривались заранее, это не было чем-то необычным, скорее стандартная практика. Пока агенты решают финансовые и организационные вопросы, у спортсменов свободное время. Джен возила ребят в Пушкинские горы в Псковской области, в Великий Новгород, на Валаам, ходила с ними в театр и даже в бар. То же самое входило и в обязанности Альбины, не самое неприятное времяпрепровождение, тем более что подобный аврал случался нечасто.
Ему и в голову не пришло, что Альбина не знает о планах Коулса прогуляться по ночному городу, в прошлый раз он приезжал аккурат в разгар белых ночей, а сейчас все сияло огнями новогодней иллюминации. Спортсмены заинтересовались, а скорей всего, хотели посетить как можно больше новых мест. Вполне понятное желание. Тем не менее, спор с Альбиной заставил Михаила задуматься, уж очень горячо она возмущалась, и вряд ли тому причина нечаянно подсмотренная сцена между ним и Ольгой.
— Звезда моя, — обратился он тогда к Ольге, — Коулс же не звонил Альбине?
— Я не прослушиваю телефоны сотрудников, — фыркнула Оля.
— Но ты-то знала, что этот говнюк требует сопровождение именно сегодня ночью? —уточнил Миша.
— Нет, — не дрогнув, ответила Ольга. — Райдер — не моя обязанность.
Михаил окинул взглядом женщину и тут же опустил глаза в открытый ежедневник. Женская ладонь быстро скользнула по исписанному листу, но Михаил увидел то, что хотел. Запись входящих звонков. Михаил не требовал вести этот список, инициатива помощницы, порой это помогало, как сейчас.
Звонок от Коулса в пятнадцать тридцать, с пометкой «сопровождение А.П.», Альбина Поплавская. В это время он подписывал с Гервицем и новозеландцами соглашение о намерениях уже на следующий сезон, Альбина была с ними. А значит, Коулс никак не смог сообщить той о своих планах.
— Повторится ещё раз, я тебя уволю, — спокойно сказал Михаил и, развернувшись на пятках, направился в свой кабинет.
— Девочка не справляется со своими обязанностями, а уволишь меня. Отлично! — Ольга сощурилась вслед Михаилу.
— Ольга Алексеевна, если девочка, — слово «девочка» Михаил произнёс растягивая, — не справится, я об этом узнаю первым, она справляется, и справляется хорошо.
— Хорошо, значит? — поджала губы Ольга. О, а это пахнет ревностью… этого ещё не хватало!
— Отлично! — Михаил уставился на Ольгу Алексеевну. И на каком основании аттракцион ревности в его честь? Всё давно решено, точки расставлены, двери закрыты, мосты сожжены.
— Интересно, а если я скажу: «она или я»? — припечатала Ольга.
Отлично. Просто великолепно. Именно этого разговора и не хватало Михаилу в конце рабочего дня. Спасибо, что напомнила причины, почему в его жизни нет места женщине.
— Ольга Алексеевна, — перевёл диалог на рабочие рельсы Михаил, — хорошую помощницу найти не так сложно, не надо преувеличивать собственную значимость, здесь не завод металлопроката, не нефтеперерабатывающий комбинат. Тут всё проще, любой выпускник заборостроительного ВУЗа справится, а вот хорошего профессионала на место Джен найти сложно, вам это отлично известно. Поплавская — не хороший профессионал, а отличный. Что удивительно, ей всего двадцать шесть лет, а ребёнку пять. Не представляю, каким образом она достигла подобных результатов, но Поплавская — уникальна.
Одну из граней исключительной натуры госпожи Поплавской Михаил наблюдал несколькими часами позже, в пабе. То, что Альбина умеет и любит танцевать, он знал, в том, что может зажечь, ничуть не сомневался. Но выгибаться, как героиня попсового клипа, подпевая во всё горло песне «Ленинграда» на стойке бара, взорвать публику, приковать к себе взгляды всех мужчин немаленького паба — этого Михаил не ожидал.
Блондинка была хороша, грация, выверенные движения, демонстрирующие откровенную похоть, худые длинные ноги, казавшиеся бесконечными из-за высоты стойки и юбки, которую приподняла Альбина, чтобы не мешала движениям. Строгий деловой костюм, как по мановению волшебной палочки, превратился в откровенный наряд.
Альбине были необходимы действия, она бродила по квартире, и не находила себе места. Олеся уже спала сладким сном, а Альбина так и не нашла себе занятие, способное отвлечь от неприятных мыслей. Всё было приготовлено, убрано, наглажено, вышито и украшено. Генеральную уборку Альбина делала совсем недавно, карнавальный костюм для Олеси сшит, костюмы для выступления отпарены, а до этого была обновлена вышивка пайетками и бисером.
Открыла холодильник, есть не хотелось, но чем ещё заняться? Может, съест бутерброд, а там и спать захочется, а утром будет новый день, и о вчерашнем можно будет не вспоминать.
В ящике для овощей хранились помидоры, много, почти весь ящик был забит ими. Купила их Альбина ещё на юге, летом, и с оказией отправила в Питер. Обычно Альбина привозила крупные, мясистые помидоры, хранились они недолго, поэтому быстро перерабатывались, получая вторую жизнь в виде томата, аджики или салата.
Какой-то особенный сорт, едва ли не волшебный, который пролежит до Нового года, а то и позднее, и, что удивительно — не обманули. Зелёные плоды покраснели, но так и остались безвкусными. Плотными, красными, но безвкусными. Естественно, грунтовые помидоры, даже такие, выигрывали у магазинных в декабре, вот только вкуснее от этого не становились.
Побродив по квартире ещё немного, Альбина решительно достала их, надоела эта россыпь на половину холодильника, свежие фрукты или зелень положить некуда, да и что толку любоваться на сомнительные помидоры, если можно из них сделать аджику. Уж этот продукт испортить сложно, даже таким невзрачным вкусом.
Хрен тоже нашёлся, лежал также с лета, как и запасы чеснока. Альбина была хорошей хозяйкой, без стратегического запаса еды она чувствовала себя неуверенно. Кто знает, что будет завтра, а ребёнка кормить нужно каждый день. Поэтому Альбина запасалась крупами, консервами, овощами, даже хреном. На всякий случай.
Чеснок начистила быстро, а вот с хреном пришлось повозиться. Для комбайна его пришлось резать на мелкие кусочки, пока чистила, нарезала, обревелась. Хуже лука в десять, а то и в сотню раз. Кажется, опухли не только глаза, но и нос и даже рот, всё щипало, Альбина чихала и кашляла, и конечно, плакала. Обливалась слезами, кляла свою неугомонную натуру. Как завтра идти на работу с опухшим лицом?..
Стук в окно испугал Альбину, да так сильно, что она взвизгнула и сначала убежала из кухни, на всякий случай. Мало ли кто, да ещё в двенадцать ночи. Не зря Альбине с самого начала не понравились эти леса, мало того, что перекрыли и без того редкого гостя, свет в окнах, так ещё и сделали удобный доступ в квартиры любому желающему. Воровать у Альбины особо нечего, но всё равно страшновато. И вот, пожалуйста, не зря боялась! Стук по стеклу продолжался, Альбина выключила свет, взяла на всякий случай нож, здоровенный, им она нарезала хрен, и направилась к окну, заглянув через стекло.
Не поверила своим глазам, и было отчего. Вместо хулигана, гастарбайтера, или лица без определённого места жительства, Альбина увидела Михаила Розенберга. Пьяного, с большим букетом роз, им он размахивал, как знаменем, и что-то говорил, раскрывая рот, будто рыба. Звуков с улицы Альбина не слышала, а видеть — видела.
Уйти бы в комнату, лечь спать, а этот клоун пусть спускается, как забрался, а то и толкнуть вниз, сбросить с криком: «Это Спарта!». Жаль, что живёт Альбина в цивилизованном обществе, даже правовом, да ещё и в культурной столице. Скидывать с лесов полупьяное начальство с охапкой роз наперевес — некультурно.
Альбина рванула фрамугу на себя, Миша покачнулся, глаза стали, как суповые тарелки, не меньше, Альбина не на шутку перепугалась и схватилась за воротник куртки, дёргая на себя мужчину.
— Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, — бормотало пьяное чудовище. — В нас пропал дух аван... авант... авантюризма! — Миша попытался встать, помахал букетом, как будто отгонял назойливых мух, а потом уставился на Альбину, мгновенно вытягиваясь в лице.
Да, она одета в домашнее. Обычная футболка из «Спортмастера» и серые тренировочные штаны по колено. Не Рибок, не Адидас, ширпотреб, да и макияж Альбина смыла, но в гости она никого не ждала и уж тем более не приглашала, особенно Мишу. На себя бы посмотрел, ловелас с обмороженными ушами и красным носом!
— Что он сделал? — Михаил возвышался над Альбиной, вцепившись в худые плечики стальной хваткой. — Что он сделал?
— Кто?! — не понимала Альбина.
Розенберг не был замечен в пьянстве, наоборот, поборник здорового питания и всего прочего, не менее полезного, смузи, кислородные коктейли, фитнес, но может, это только видимость, а на самом деле он допился до белой горячки? Может, обезболивающие, которые он принимает, как-то влияют, и у Миши галлюцинации?
Альбина сжалась, глаза Михаила не выражали ничего хорошего, совсем. Да, он и раньше злился, орал, как ненормальный, что-то доказывал, вёл себя как пещерный человек, хватал и тащил в пещеру, буквально закидывал на плечо со смехом и волок, куда ему заблагорассудится. Чаще в кровать. А иногда и вовсе казалось, что он слетал с катушек, как тогда, в лесу, когда чуть было не потерялись дети.
Сейчас он действительно злился, стало отчётливо видно, что все разы до этого Миша притворялся или заигрывал, на самом деле не так уж он и выходил из себя. А сейчас... Сейчас вышел. Неясно из-за чего, непонятно, что с ним делать? Зачем она открыла окно? Надо было оставить на улице начальничка, выжил бы!
— Что? Да что такое? — взвизгнула Альбина. Слёзы продолжали катиться из глаз, в носу щипало.
— Что он сделал, милая? Больно? — Михаил вглядывался в лицо Альбины, потом осмотрел шею, руки, даже попытался поднять футболку, тут же получил по рукам. — Т-ш-ш, всё хорошо, всё хорошо, уже всё хорошо... Не плачь, только не плачь.
— Это хрен! — Альбина бы рассмеялась, если бы слёзы не потекли с новой силой. Как же щиплет! Кончик носа уже болит.
— Я убью его, — констатировал Михаил и решительно двинулся к двери.
Тридцать первое декабря, шесть вечера, время идти домой. Год практически подошёл к концу, на пороге стоял новый. Граждане суетились, кто-то в спешке покупал продукты к праздничному столу, отложив на последний момент, кто-то бежал домой с работы, были и те, кто неспешно куда-то шёл, может быть, их никто не ждал, не было неотложных дел и не отданных долгов.
Михаила ждали, дома. Несмотря на то, что львиная доля подарков уже была получена детьми, распакована, сладкие съедены, а игрушки разбросаны по квартире, новогоднюю ночь малышня ждала с нетерпением. Они ещё верили в чудо, в Деда Мороза, в обязательные подарки под ёлкой, и Михаил был их добрым волшебником. Баловал, позволял не спать до полуночи, слышать бой курантов, выводил ночью на улицу, через проходной двор, к скверу и запускал там фейерверки, а потом под ёлкой находились подарки.
Удивительное дело, все домочадцы выбирались на ночную прогулку, а подарки появлялись под ёлкой. Не это ли самое настоящее доказательство существования деда Мороза!
Прошёл пустую приёмную, Ольгу он отпустил с самого утра, после поздравлений и обмена подарками. С её стороны символичный, Михаил же не поскупился, Ольга заслуживала, да и приятно делать подарки женщине. Обернулся на закрытую дверь Альбины, её не было сегодня на работе, но мысли то и дело возвращались к блондинке и последней ночи, проведённой с нею.
Казалось бы, ничего нового или особенного, при этом не покидало ощущение не только новизны происходящего, но и какого-то волшебства. Поразмыслив, Михаил свалил это на праздничную атмосферу последних дней года. Когда всё окружение ждёт чуда, начиная с собственных детей, заканчивая телеведущими, невольно начинаешь верить и тоже ждать.
Город встретил традиционными пробками, была даже мысль бросить машину и прогуляться по светящимся улицам пешком, но перспектива забирать авто на следующий день не прельщала. Тойота послушно заурчала и влилась в поток машин.
Михаил нервно смотрел на экран телефона, на жёлтые полосы навигатора и думал совсем не о пробках. Вовсе не плотность автомобильного движения его интересовала в этот момент.
Альбина Иванова. Поплавская. Её становилось слишком много в жизни Михаила, и при этом хронически недостаточно. Он поймал себя на мысли, что скучает по этой безумной, ждёт, когда она заявится в его кабинет и огорошит одним предложением, походя отметит слабое место Михаила и точечно ударит, с наслаждением наблюдая за результатом. При этом Альбина вела себя так, будто слабых мест у неё и не было. Безрассудная, безбашенная, бесцеремонная.
А ведь он так и не поздравил её с наступающим. Небольшой корпоративный вечер в сетевом ресторанчике Альбина проигнорировала, дежурный подарок от руководства ей позже отдала Ольга. Кажется, Михаил видел после этого Альбину, она даже пробурчала что-то вроде благодарности, такой же дежурной, и выскочила из приёмной, придерживая букет белых хризантем. Консервативный, громоздкий, скучный веник.
Набрал номер, не слишком-то долго думая, на экране мелькнуло имя «Беляночка» и фото Альбины с красным бантом на голове, игнорирующей коряги и кочки спуска к реке. Как же она его бесила в тот день, при этом приводила в мальчишеский восторг. Примерно так он себя ощущал, мастеря бомбочки из подручных материалов. Весело и опасно.
— Да, — Альбина ответила быстро и полушёпотом.
— Милая…—начал Розенберг.
— Я перезвоню, — и Беляночка отключилась.
Чем бы она ни была занята, дослушать предложение до самого конца можно! Михаил скрипнул зубами, уставился в лобовое стекло, по нему бил снег и скатывался под стеклоочистители. Впереди только стоп-сигналы, справа яркие витрины ресторанов и магазинов, торопящиеся прохожие, слева встречные машины.
Не беда, что разъединилась, не это завело Михаила с пол-оборота, а мужской голос на заднем плане. Отлично. Не успела выпроводить одного мужика, на пороге уже другой. И это не считая Михаила, собственной персоной. Коулс улетел, как и полагается, обещал вернуться, а белые хризантемы Альбина выносила из своего кабинета уже после отлёта Стива. Кто-то другой одарил сумасбродную Беляночку. Почему он вообще об этом думает?!
Знакомые ворота открыли быстро, уже знакомый водитель Ларгуса не задавал вопросов, махнул рукой в приветствии и быстро рванул в сторону парадного. Поднялся Михаил буквально на одном дыхании, злясь на Альбину, себя, ситуацию и весь мир за компанию.
Не настолько он был наивен, чтобы не понимать, что им движет ревность, самая настоящая, острая, почти нестерпимая ревность. Несуразная и, до отвращения к самому себе, глупая. У него нет никаких прав ревновать Иванову, более того, ему не нужны эти права. Он, как сказала Альбина, «в клуб суицидников не записывался».
Если он захочет подпортить себе качество жизни, всегда можно сломать голеностоп, следуя примеру Джен, встав на горные лыжи. Или отправиться корреспондентом в горячую точку, или наняться укротителем ядовитых змей. Бесконечно много вариантов испортить жизнь себе и окружающим, для этого необязательно ввязываться в интрижку с Альбиной. Безумней только сожрать тарантула живьём.
Тем не менее, с упорством носорога, Михаил названивал в знакомую дверь, а потом стучал в неё же. Он просто посмотрит, кто занял его место, и уедет домой, просто отоварит, как следует, этого героя и уедет домой. Вот только официально заявит о собственной недееспособности по причине отсутствия зачатков разума и уедет домой.
Дверь распахнулась, на пороге стояла виновница торжества идиотизма и смотрела синими глазищами на гостя. При макияже, волосы собраны в привычный хвост, яркое, как сама хозяйка, платье-колокол. Босоножки на запредельно высокой шпильке, ноги стали казаться едва ли не натянутыми полупрозрачными струнами между босоножками, ярким педикюром и подолом платья у середины бедра.
— Что тебе? — Альбина уставилась на Михаила, демонстративно не пропуская, пытаясь перекрыть обзор.
— Поздравить пришёл! —рявкнул Розенберг.
К тридцать первому декабря Альбина чувствовала себя уставшей, вымотанной и злой. Зря ей сначала показалось, что в «Ирбисе» тишь да гладь, когда не приезжают партнёры или спортсмены. Работа находилась всегда, да, чаще всего её можно было делать утром, вечером, в обед, хоть ночью или в выходной день, но делать всё равно необходимо, и её хватало. Терять такое место, пусть и временное, с дерьмовым руководством в лице Михаила Розенберга, не хотелось совсем. Справедливости ради, как руководитель Михаил Леонидович был целиком и полностью адекватен, только не переставал от этого быть Розенбергом и козлом в одном лице.
Бесконечные детские ёлки и поздравления тоже надоели. Искренне радовалась Альбина только сольному концерту ансамбля народного танца, где занималась Олеся.
Но не ёлки, поздравления, расходы или работа вымотали Альбину. Поплавский! Неужели сложно не обещать ребёнку, что обязательно придёшь перед Новым годом? Надо наговорить с три короба, чтобы выглядеть молодцом в собственных глазах, а Альбине слушай бесконечное: «Папа. Папа. Когда придёт папа», «Когда придёт папа и подарит щенка»! О чём он думал, когда пообещал пятилетнему ребёнку щенка?! По поводу злосчастного пса с Олесей, кажется, удалось договориться, во всяком случае вслух она не просила «щеночечка, вооот такого малюююсенького», а вот отца ждать не переставала.
Ещё и бывшая свекровь позвонила, с извинениями, дескать, Андрюшенька уехал на Новый год в Париж, просил кланяться, как только вернётся, сразу вспомнит про родную дочь! А она ждёт «девушек» в гости первого января, уже и подарок Лесеньке приготовила. Какая любезность с её стороны. Альбина бы послала по известному адресу и бывшую свекровь, и тем более её сомнительный подарок, но Олеся услышала разговор и искренне обрадовалась приглашению. Чистая, наивная душа верила, что нужна хоть кому-нибудь из благородного семейства Поплавских. Лучше бы забыли об Альбине и Олесе, не звонили, не играли на публику, срывая аплодисменты некогда общих друзей и знакомых. Бабушка года!
А после визита Деда Мороза, когда Альбина, казалось, могла наконец-то расслабиться, заявился Миша и начал размахивать стягом ревности, ходить по комнатам и рычать, как тигр. Хотя, слишком громко сказано тигр, максимум — норвежский лесной кот. Ободранный. Царапины — следы ночного пьяного приключения на её кухне, до сих пор были видны на шее. Один день Михаил появился на работе в тонком свитере с высоким горлом — Альбина осталась довольна собой как никогда, а потом ходил в рубашках, не скрывающих отметины, на радость Альбине. Она бы многое отдала за возможность посмотреть на лицо высокомерной грымзы Ольги Алексеевны в момент, когда та увидела красноречивые знаки измены.
Михаил прошёлся по квартире, как медведь-шатун, заглянул везде, куда его пустила Альбина, можно подумать, если бы в этот момент у неё был мужчина, она бы стала его прятать. Наоборот! Выставила бы бедолагу на обозрение. Любуйся, товарищ начальничек! Смотри и запомни, это не ты приходишь, когда пожелаешь, а тебя пускают, когда считают нужным!
Михаил же сделал ход конём, Альбина никак не ожидала такого. Пригласил встречать Новый год у Розенбергов. Она бы ни за что не согласилась! Чужой дом, неудобно, без приглашения хозяйки дважды неудобно, а уж в компании Миши — трижды, но он зашёл с тыла, вероломно позвав Олесю. Что оставалось Альбине, не разочаровывать же ребёнка. Её и так обманул родной отец, бабушка подарит что-нибудь бестолковое, совсем неинтересное маленькому ребёнку. Хватит огорчений для одной пятилетней девочки.
Спустя час Альбина стояла рядом с Мишей у дверей семейной квартиры Розенбергов. Он держал в одной руке торт, а в другой за руку Олесю, подпрыгивающую в нетерпении.
Альбина уже была здесь один раз и толком ничего не разглядела, спешила убраться из этого дома, боясь, что в любой момент появится Михаил, окатит волной сарказма, а ей даже будет не ответить, ни при Нелли Борисовне и, тем более, Идиде Яковлевне.
В этот раз Светочка, пятилетняя дочка Михаила, бойкая и яркая девочка, провела обстоятельную экскурсию по огромной квартире, бесцеремонно показывая все комнаты, даже спальни хозяев. Везде было чисто, антикварная, винтажная мебель. Шкафы-буфеты, старинные зеркала, секретер из красного дерева, диван-канапе, аптечный шкафчик, парные этажерки, немного хаотично по стилям, годам и производителям, зато атмосферно, по-особенному уютно.
Рояль Бахштейн приковал внимание Альбины, она провела пальцами по старинному инструменту, замирая от восторга. Она не умела играть, не знала сольфеджио, но что такое Бахштейн понимала. Привлёк внимание и старинный граммофон, поблёскивающий рупором, и две небольшие полочки шинуазри, выбивающиеся яркостью, привлекающие к себе внимание. Была и современная, удобная мебель, но она мало заинтересовала Альбину. Такую в любом каталоге увидишь, а вот прикоснуться к истории, провести пальцем по старинной полировке нечасто удаётся.
— А там папа живёт, — прервала мысли Альбина Светик, показывая на небольшую деревянную винтовую лестницу куда-то наверх, — но я туда не пойду! Там Феофан!
— Бабушкин кот, — пояснил Даниил, первоклассник, такой же кареглазый и кудрявый, как и сестра, при этом спокойный, вдумчивый, даже тихий мальчик.
— Он злой! — подхватила Олеся.
— Да? — Альбина улыбнулась.
— Феофан расцарапал Даниилу руку и коленку! — вставила Светик.
— Я дёрнул его за хвост! Он не виноват, что котам не нравится, когда их дёргают за хвост! — тут же заступился за бабушкиного питомца Даниил.
— Ты же ребёнок! — возмущённо взмахнула рукой Светик. — Мама говорит, у котов болезни разные!
— У Феофана нет болезней, — насупился Даниил. — Его только за хвост дёргать нельзя. За всё нельзя дёргать. Папа сказал, что изолирует от нас Феофана, пока мы не научимся себя вести.
— Вот и пусть сидит в своей изоляции, раз не хочет быть снежной королевой! — продолжила возмущаться Светик.
— У тебя есть костюм снежной королевы? — восхищённо подпрыгнула Олеся. Ничего, что костюм на какого-то злого кота, главное — есть этот костюм, а значит, можно, не сходя с места, пуститься в игру, условия и роли придумают на ходу!
Кажется, только один раз в году утро начинается так неспешно, как ленивая кошка тихо забирается под одеяло, сладко потягивается и в полудрёме прикрывает глаза.
Михаил смотрел на крупные хлопья снега, так же лениво и неспешно парящие на фоне не по-питерски яркого неба. Рядом сначала фыркнула, потом повернулась на бок блондинка. Одеяло сползло, Михаилу открылся прекрасный вид, он мог составить конкуренцию небу и скоплению снежинок.
Бесконечные ноги, заканчивающиеся упругими, круглыми и небольшими ягодицами, узковатые, при этом женственные бёдра, худая спина с линией позвоночника, лопатки, длинная шея, пряди белых волос, рассыпанных на тёмно-синем постельном белье. Словно натянутая, тонкая, как струнка, женщина, и такая же звенящая.
Существует поверье, как новый год встретишь, так его и проведёшь. Михаил ещё раз оглядел спящую. Что ж, он не против провести весь год так. Не так, как сейчас, когда эта женщина-струна спит, повернувшись к нему спиной, но так, как ночью…
Михаил отпустил все возможные тормоза этой ночью, с Альбиной, казалось бы, невозможное становилось реальностью.
Всё было предсказуемо, её смешки и фырчанье, острые шпильки в адрес Михаила и не менее острые, жгучие взгляды на него же. Кружевное неглиже, способное свести с ума, идеально подчёркивающее все мыслимые достоинства женщины, когда он тихо открыл дверь в её комнату. И в негодовании вздёрнутый нос после, как и заявление, что не очень-то его и ждали. Неохотное согласие подняться в его комнату было предсказуемым, даже ожидаемым. А вот всё остальное, после слов: «А почему решаешь ты?!», стало «сюрпризом» для Михаила, сначала приятным. Решала она, он полностью отдал инициативу в её руки, отдал себя в пользование, без права на личное мнение.
Альбина была восхитительна в своей откровенности, вожделении и открытости. Пожалуй, никогда в жизни Михаил не встречал женщин, наслаждающихся собственной сексуальностью. Над всеми довлела мораль, общественное мнение, нравственные принципы, всё то, что так некстати всплывает там, где есть место только наслаждению. Альбина с лёгкостью попирала общепринятые установки — это было то немногое, за что он обожал её.
Этой ночью он дал ей власть и даже насладился ею, позволив победить в этом бою. Но это точно не сценарий пришедшего года.
— Красиво… — Женский голос вывел из неспешной, как летящий снег, задумчивости.
— Доброе утро, милая. — Михаил улыбнулся, глядя на блондинку.
Что ж, он не относился к типу мужчин, восхищающихся утренней отёчностью и расплывшимся макияжем на лице женщины, хотя надо признать, Беляночка и в таких обстоятельствах выглядела почти очаровательно.
— Сколько времени? Где Олеся? Почему ты не разбудил?! Что теперь она подумает? А Нелли Борисовна, а твоя бабуля?! Почему ты такой придурок?! — выдала, проморгавшись, вместо: «Доброе утро», «с новым годом» или «спасибо за прекрасную ночь».
— Час дня. Олеся в цирке с мамой и бабушкой, вчера договорились. —расслабленно ответил Миша.
— Точно, — упала на подушку. — Семейная традиция. Какая жестокая ко взрослым традиция…
— Иметь детей — жестокая традиция, а люди из поколения в поколение озадачиваются вопросами продолжения рода, мазохисты, своего рода, —засмеялся Розенберг.
— Тебе виднее, — растянула Беляночка губы в улыбке и огладила его взглядом.
— Раздача сладкого окончена, — ответил на её взгляд Михаил.
Альбина наигранно закатила глаза и встала, выпутываясь из-под одеяла с грацией куницы. Кошка — звучит слишком по-домашнему для этой блондинки.
— Так мы одни? — спросила она уже от двери. — Когда вернуться наши?
— Мы одни до пяти часов, милая. — Михаил подмигнул.
— Отлично, я в ванную, — обрадовалась Альбина.
Потом Альбина сидела на кухне, в рубашке Михаила, которая была ей нещадно велика, и запивала салат из авокадо шампанским, болтая ногами, как маленькая. При этом, не забывая, что куницы даже в детстве грациозны.
Михаил вполглаза следил за королевскими креветками на шпажках на сковороде, в виноградном масле, с розмарином, не забывая смаковать вид за своей спиной, то и дело, оборачиваясь к гостье.
В конце уложил креветки на блюдо, добавив дольки лимона, петрушку и всё того же авокадо.
— Очень вкусно, — похвалила креветки Альбина. — Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить.
— Я способный, — ответил Михаил.
— А что ещё умеешь готовить? — спросила блондинка.
— Повседневные блюда почти все, а что не умею, можно быстро найти рецепт. Свинину почти не умею, вспомнил, — улыбнулся и подмигнул Миша.
— Аааа, точно! — Альбина отсалютовала креветкой и отправила в рот. — Креветки ты тоже не должен есть.
— Я и не ем, как видишь, — засмеялся Миша.
— А что они тогда делали в холодильнике? — спросила Альбина.
— Ждали подходящего случая, — пожал плечами Михаил.
— Ясно, женщин водишь домой, значит. Мама не ругает? — сделала вывод Беляночка.
— Нет, но вообще-то, мне есть куда привести даму, креветок из этого холодильника лопают избранные, — усмехнулся гостеприимный хозяин.
— Какая честь, — Альбина засмеялась, Михаил понял, что второй бокал шампанского был лишним.
— Милая, пойдём наверх, — он встал, взяв с собой блюдо с креветками и салат. — Воздухом подышим.
Просторную мансарду Розенберги выкупили давно, это была одна из первых серьёзных покупок братьев, из-за вида, истории, атмосферы, всего того, что невозможно потрогать руками , но при этом явственно ощущается каждой клеткой тела и души.
Помещение относительно небольшое, с невысокими потолками, зато прорези полукруглых окон практически от пола и до потолка, с широкими подоконниками. Михаил никогда не собирался здесь жить, но время распорядилось иначе, прямо сейчас он был рад этому, вопреки здравому смыслу. Тонкая фигурка напротив окна в просвечивающей рубашке, пожалуй, стоила того, чтобы жить, почти как Карлсон, под самой крышей.
— Шикарный вид! — ещё раз восторженно произнесла Альбина. Кажется, она повторила это раз пятнадцать.
Новогодние каникулы подходили к концу.
Альбина извелась в городе. Она без труда находила занятия себе и Олесе. Они ходили в театры и на катки, в парки и торгово-развлекательные центры. Денег, правда, на это уходила прорва, но не сидеть же дома. Благо, начальничек снизошёл и перед праздниками выдал премию, сначала Альбина подумала, что это аванс, но оказалось — предновогодняя премия. Так что, можно сказать, они с дочкой кутили, жаль, выехать никуда не удалось. Хотела, было, рвануть к маме с сестрой на базу, тем более — сезон, там должно быть весело, шумно, как любит Альбина, но цены на перелёт быстро погасили энтузиазм. В целом и в городе можно отлично провести время, что Альбина и делала.
Она сидела за столиком фуд-корта в ожидании Олеси, та отправилась на каток с папой. Поплавский всё-таки снизошёл до дочери и забрал её на целый день. Альбина спорить не стала, тем более дочь ждала этой встречи с осени, а провела день в своё удовольствие — использовала подарочный сертификат в СПА салон. Целый день ей делали классический массаж, стоунтерапию, она прошла сеанс аромотерапии, процедуры для лица, волос, тела, парилась в дубовой бочке с фито-сборами, расслаблялась в хамаме. Так что настроение у Альбины было даже лучше, чем её внешний вид, хотя она буквально сияла.
Время было забирать дочку, а той захотелось на каток, Альбина разрешила, не отказывать же, когда так горят глазки у малышки, а теперь ждала. Так и подмывало съесть что-нибудь, но решила стойко дождаться Олесю, наверняка придя, она начнёт просить что-нибудь из Макдональдса или Бургер Кинга, вряд ли её устроит блин или гурьевская каша из «Теремка». Почему бы и нет, девушка, хотя бы изредка, должна позволять себе что-нибудь вредное, иначе жизнь станет невыносимо скучной.
— Мама, мамочка! — Подлетела Олеся, по пути сбив пластиковый стул и чуть не запутавшись в собственных ногах. — Знаешь, кого я встретила?! Знаешь?! Угадай!
— Машу с танцев? — предположила Альбина.
— Нет! — Олеся подпрыгивала от нетерпения.
— Дашу с танцев? — продолжала гадать Альбина.
— Нет! — продолжала малышка.
— Максимку из садика? — сделала последнюю попытку угадать Альбина.
— Нет! — скакала вокруг восхищённая дочка, светлые волосы немного взмокли от шлема, щёки разрумянились. — Сдаёшься?
— Сдаюсь! — Альбина подняла в поражении ладони, можно долго гадать и всё равно не угадаешь.
— Светочку и Даниила! На катке, там, — махнула в сторону катка и идущего на парочку блондинок самого Андрея Поплавского. — С папой и мамой. Даниил сказал, что мама все каникулы с ними проводит! Представляешь, как хорошо!
— Я рада, — Альбина как можно искренней улыбнулась.
Конечно, она была рада за Светика и Даниила, любому ребёнку нужна мама, и бабушка не заменит ему мать, да и видеть разведённых родителей вместе, наверное, мечта любого малыша из распавшейся семьи. Во всяком случае, так утверждают психологи, сама Альбина не помнила каких-то особенных страданий из-за отсутствия отца и никогда не мечтала, чтобы у неё был папа. Может быть, она бесчувственная, а скорей всего, ей хватало мамы и сестры. Даже будучи взрослой, она долго приглядывалась к третьему мужу мамы, трудно представить, как бы Альбина отреагировала на появление даже родного отца…
А вот за Михаила порадоваться не получалось, скорей посочувствовать Софе. Наконец-то она её увидела воочию и, к своему сожалению, не смогла не признать, что впечатления Розы обманчивы. Софа действительно красивая женщина, по-настоящему красивая, а не та, у которой трусы торчат. При близком рассмотрении Альбина так и не нашла недостатков в неё, увы. Одного роста с Альбиной, полнее, но вряд ли при подтянутой фигуре, грудь — полноценную тройку, — можно назвать недостатком. Сомневалась Альбина и в том, что у неё дряблый живот и целлюлитный зад.
Старше Михаила, вот это Альбина увидела сразу, но какой же это недостаток — в таком возрасте выглядеть на тридцать. Тем более, вряд ли какой-нибудь мужчина увидит, что Софа старше тридцати пяти лет, а Михаила, похоже, это не смущает. Ольга Алексеевна тоже старше, скорей всего — ровесница Миши, и он не растерялся. Собственно, Альбина видела только один недостаток — Софа спала с Михаилом, а он, мало того козёл, так ещё и её бывший муж. Спать с бывшим — совсем себя не уважать. А если женщина себя не уважает, ей не поможет ни одна СПА-процедура.
— Я позвала их, у них тоже время заканчивается! — проговорила дочка.
— Не возражаешь? — это произнёс подошедший Поплавский.
Альбина не возражала. Это же мечта любой женщины — оказаться за одним столом фуд-корта между бывшим мужем и козлом, с которым время от времени спишь. Радужная мечта, никак не меньше.
— Я так понял, это какие-то знакомые или родственники? — Поплавский вопросительно посмотрел на Альбину.
— Какие-то родственники, брат мужа Розы, — отмахнулась Альбина.
— Формально вы не родственники, — Поплавский не мог не поправить.
— Спасибо за ценную информацию, уверена, мне очень пригодится! —Раздраженно ответила Альбина.
— Не рычи, — снисходительно проговорил Андрей.
Альбина с трудом сдержалась, чтобы не показать средний палец, в лучших традициях американского кино.
— Здрасте! — Как из-под земли возникла Светик, мотнув кудряшками и широко улыбаясь.
— Добрый вечер, — подошёл Даниил, как всегда более сдержанный, чем сестра.
— А Даниилу зуб вырвали! — сообщила Светик и потребовала у брата. — Покажи!
— Это неприлично! — ответил Даниил.
— Прилично! — продолжала настаивать сестра.
— Нет! — не сдавался Даниил.
— Да! —Светик топнула ногой.
Спор продолжался бы до бесконечности, если бы не подошедшие родители. Михаил Розенберг широко и радушно улыбался, София вела себя так, будто они встретились не рядом с катком, за столиком фуд-корта, а на званом ужине в родовом имении Розенбергов, а двери перед ними распахивал дворецкий, не меньше.
— Дети, — Софа продолжала широко улыбаться, смотря на Поплавского.
Милан — столица моды. Самый густонаселённый город Италии, один из красивейших и шумных, гастрономический центр. Исторические места и достопримечательности то, ради чего стоит сюда возвращаться раз за разом.
Михаил поглядывал больше в окно ресторанчика на улице Данте, пешеходной и многолюдной, чем на спутницу.
— Миша, ты меня слушаешь? — вывел из задумчивости голос Софы.
— Внимательнейшим образом, — ответил он и посмотрел на спутницу. Действительно внимательно.
Софии Лурье, его фамилию она не брала, было тридцать шесть лет, почти тридцать семь. Красивая, скорей породистая, целеустремлённая, знающая себе цену, трезво смотрящая на жизнь. Такой была Софа сейчас, такой он знал её ещё в школе. Она училась на два класса старше, как и её подруга Ольга, и это не мешало дружить не только в детстве и беззаботной юности, но и поддерживать отношения до сих пор. Почему он женился на ней? Зачем? Жалел ли он об однажды сделанном выборе…
— Ты решил? — Софа, как всегда, не спрашивала, а утверждала.
— Всё по-прежнему, — Михаил поднял бокал вина соломенного цвета, прежде чем пригубить, посмотрел, как играет цвет.
— Ты не можешь так поступить, — снова утвердительно произнесла Софа.
— Почему же? — Михаил невольно усмехнулся.
— Мы всё обговорили, решили, рассчитали, — воскликнула Софа.
— Нет, это ты всё обговорила, решила, рассчитала, я в этом не принимал участия и не собирался, — не согласился Михаил.
— У нас дети! —воскликнула Софи.
— Тронут, что ты о них помнишь, — ехидно заметил Розенберг.
— Ты наказываешь меня, — и снова ни капли сомнений в своих словах и мыслях.
— Нет. Просто не вижу смысла. Мышиная возня, — развёл пальцами Розенберг и демонстративно сморщился.
— Смысла? Я ждала этого предложения всю жизнь. Всю свою жизнь! Ты понимаешь это? Это выгодно не только материально, это вложение в будущее наших детей, это новый мир, новые возможности, это самый интересный проект, в котором я только участвовала или могла участвовать. — горячо продолжала Софа.
— Безусловно. — согласился Миша.
— И ты отказываешься?! — Софа в злости скомкала салфетку и бросила её через стол.
— Нет. — Пожал плечами Михаил.
— Прости, не мог бы ты выражаться яснее, решается моё будущее, это очень важно для меня. — Софа теряла самообладание.
— Яснее, что ж. Я не отказываюсь от твоего интересного проекта, твоих новых возможностей, уважаю твои амбиции и стремления. Понимаю, что такого шанса ты ждала всю жизнь, как никто понимаю, только не возьму в толк, какое отношение ко всему этому имею я, а тем более дети, — объяснил Михаил.
— Вы переедете со мной, — как заведённая, по десятому кругу рассказывала Софа. — Ты будешь ближе к своим партнёрам. Это выгодно!
— У меня есть партнёры в Израиле, Греции, Таиланде, Новой Зеландии, даже в Японии. «Ирбис» не будет к ним ближе в Штатах. Не ко всем, во всяком случае. И я не собираюсь выводить бизнес из России, а если решу, то поверь, не такими кардинальными методами.
— Ты не смотришь в будущее! —отрезала Софа.
— Зато я отлично вижу прошлое, — флегматично проговорил он и снова стал рассматривать прохожих, большая часть из которых — глазеющие туристы.
— Уж не собираешься ли ты упрекать меня в прошлом, Михаил? — Софа нервно скомкала в руках еще одну салфетку.
— Уволь, — Михаил лениво огляделся по сторонам.
Уютное местечко, несмотря на туристический поток, даже камерное, может, сказывалось дневное время, туристы не спешили тратить его на рестораны, а торопились осмотреть как можно больше достопримечательностей.
— Ты невыносим, глаза б мои тебя не видели! —вышла из себя Софа.
— Софа, будь последовательна. Или ты хочешь, чтобы я с детьми переехал с тобой, видимо, чтобы жить долго и счастливо, или я невыносим, и глаза бы твои меня не видели, — продолжал издеваться Миша.
— Но я не смогу прилетать часто, дети не будут меня видеть…— устало проговорила Софа.
— Есть каникулы, они могут летать к тебе, я могу их брать с собой. Боишься, что я не дам им общаться с матерью или лишу тебя родительских прав? — Михаил посмотрел в глаза Софии.
— Они будут расти без матери! — не сдавалась Софа.
— Браво! — наконец, не выдержал Михаил и с интересом посмотрел на Софу. Эта история длится с осени, а на дворе конец февраля. Разговор повторялся из раза в раз, бесконечно, как заезженная грампластинка. — О чём ты думала, когда уезжала четыре, почти пять лет назад? Тебя не волновало, что дети будут расти без матери?
Они всегда избегали тему отъезда Софы, её выбор, причину этого выбора и, тем более, первопричину. Какое-то время было болезненно, а потом стало безразлично. Михаилу точно, а что думала Софа, Михаил не знал и знать не хотел.
— Ты не оставил мне выбора, — по слогам проговорила Софа. — Ты завёл интрижку с Ольгой Захаровой за моей спиной. Ты спал с моей лучшей подругой! Неужели считаешь, что стоило «простить и забыть».
— Нет, конечно, нет, стоило оставить шестимесячную дочь и двухлетнего сына, чтобы заняться, наконец, своей карьерой, — парировал Михаил.
— Это было выгодное предложение! Второго такого могло не поступить, ты знаешь это! Я не для того столько лет училась и вкалывала на стажировке, чтобы осесть с младенцами, да ещё и терпеть измены мужа, — оправдывалась Софи.
— Знаю, знаю, остынь, — протянул стакан с минеральной водой со льдом. Не лучший выбор в феврале. — А ты знаешь, зачем замуж вышла? Только честно?
— Что? — выдавила Софи.
— Зачем ты вышла за меня? — еще раз повторил свой вопрос Розенберг.
— Я любила тебя! — воскликнула Софи.
— Софа, ты прекрасный специалист в мире моды, должно быть, но бездарная актриса, — устало вздохнул Миша.
— Что ты имеешь в виду? — продолжала не понимать его Софи.
— Мне ответить за тебя — зачем? Впрочем, отвечу. Софочка, ты была влюблена в моего брата Матвея класса с восьмого, если не ошибаюсь. Так? — Софа поджала губы, Миша продолжил: — Ты дружила с ним, помогала, вы весело проводили время, и ничего. Френд-зона, как теперь говорят, приговор. Ради него вернулась в страну после учёбы и стажировки, забыла о своих амбициях, стремлениях, но без толку. Всё, что тебе выпало — смотреть на бои и череду временных подружек. Безусловно, ты выделялась на общем фоне, твоё имя помнили, даже день рождения твоей мамы помнили, ни чета этим финтифлюшкам, что крутились вокруг Матвея. Только эти финтифлюшки имели доступ к телу, а ты нет… умная, красивая, безупречная — и мимо.
Альбина была в приподнятом настроении. Для начала, сразу после новогодних каникул, она уволилась из конторки синьора Помидора. Тот настолько удивился, что подписал заявление, не требуя двухнедельной отработки.
Никаких сомнений в правильности своего решения у Альбины не было. Работа в «Ирбисе» временная, зато хорошо оплачиваемая, к тому же, всего-то за месяц, Альбина познакомилась с большим количеством людей, и когда придёт время, она сможет устроиться куда-нибудь получше замшелого бюро переводов.
Да и с Михаилом Розенбергом они, кажется, нашли общий язык. Можно сказать, подружились, хотя в дружбу между мужчиной и женщиной Альбина не верила. Не слишком профессионально спать с собственным руководством, но Альбина жила хоть и в европейском городе, но российском, слово «харасмент» здесь не знали и ещё не скоро узнают.
Учитывая же события новогодней ночи, нельзя сказать, что Розенберг домогался Альбину, ведь это она в итоге отходила его ремнём по голой заднице. Пять раз! Пять раз она прошлась отличным аксессуаром фирмы «Левис» по упругому заду, в последний раз даже взвизгнув от восхищения.
Надо признать, Мишу не слишком-то возбуждали подобные «игры», он явно не испытывал радости предвкушения или высвобождения, или что полагается чувствовать в подобных случаях, да и Альбина не являлась поклонницей известной субкультуры, но сам факт согласия обрадовал настолько, что одно воспоминание о красных полосах на пятой точке Розенберга приводило её в почти щенячий восторг.
Покупка собаки, как ни странно, тоже порадовала Альбину. Забот естественно прибавилось, как и расходов, это если не считать того, что сама по себе «собака» стоила, как четверть норкового полушубка. Можно было выбрать дешевле, даже без документов, ни разводить, ни посещать выставки Альбина не собиралась, и, если бы Альбина покупала щенка на свои деньги, она бы так и сделала, а то и вовсе взяла некрупную собаку в приюте для бездомных животных.
Но йорка пообещал Михаил, его никто за язык не тянул. Он даже не спросил, а согласна ли Альбина на такой подарок её ребёнку. Так что Альбина не отказала себе в покупке Луиджианы Бриджиды едва ли не королевских кровей.
Потом, правда, оказалось, что голубая кровь не мешает девочке задорно облаивать любого приходящего в дом, носиться по квартире, путаться под ногами, откликаться на кличку, доверчиво засыпать на руках хозяек, а просыпаясь, облизывать лицо, с энтузиазмом виляя хвостиком. Олеся была права, давно надо было завести щенка. К тому же, с появлением собаки дочка перестала вспоминать папу. Выходит, Поплавский хуже собаки.
А самая большая радость — развод Поплавского! Узнала она о разводе от бывшей свекрови. Назовите Альбину чёрствой и мелочной сучкой, но большей радости в последнее время она не могла вспомнить.
Светлана Эдуардовна приехала к Альбине домой, забыв о том, что помимо бывшей невестки там будет родная внучка, не прихватив с собой даже шоколадку в подарок. Долго ахала и охала на кухне, пытаясь вразумить Альбину не разбивать «чудесную семью» Андрюшеньки. Ведь Ирочка — настоящее сокровище! Скромная, тихая, бла-го-вос-пи-тан-ная! Отдающая себе отчёт, какая удача выпала ей в лице самого Андрея Поплавского, какое прекрасное будущее ждёт его, и её миссия — беречь покой блестящего юриста и прекрасного человека.
— Андрюшеньке именно такая женщина нужна, заботливая и скромная. Чтобы знала своё место, оберегала его покой и не изменяла, — в последнее слово Светлана Эдуардовна вложила весь яд, копившийся в почти стокилограммовом организме.
— Интересно, — Альбина широко улыбнулась, — почему вы решаете, какая женщина нужна вашему тридцатилетнему сыну? У него нет своего мнения?
— Он много и продуктивно работает! — раздраженно уточнила бывшая свекровь.
— Ах, продуктивно, — Альбина засмеялась. — Видимо, бесплатно работает, бедняжечка. Широкой души человек!
Светлана Эдуардовна осеклась, непростительная промашка с её стороны — намекнуть на реальный доход Поплавского, тогда как в суде он доказал свою финансовую несостоятельность. Дескать, трудится бедняжечка в адвокатской конторе папочки за три корочки хлеба, опыта набирается. Бороться с Поплавским — себе дороже, решила тогда Альбина и плюнула. Своего ребёнка она сама обеспечит всем необходимым. Смешно только смотреть на кривляние Светланы Эдуардовны, когда она принимается стенать о бедности разнесчастного сыночка, разъезжающего на Мерседесе GLA, при этом вечно межующего у кассы «Детского мира» Поплавского.
— Он нарабатывает опыт, — встрепенулась Светлана Эдуардовна.
— Я так и поняла, — фыркнула и отвернулась к окну Альбина. — А вы зачем ко мне-то пришли, это же ваш сын второй раз разводится, а не мой. У меня и сына нет.
— Это ты разбиваешь семью! Ты разбила ваш с Андрюшенькой брак, теперь взялась за нынешний. — Поднесла носовой платок к глазам свекровь, натужно вздыхая.
— Я ничего не разбивала, ваш замечательный Андрюшенька завёл интрижку с практиканткой Ирочкой, а не я, — отрезала Альбина.
— Ну и что?! И что?! Как мудрая женщина, ты должна была стерпеть, понять, в каком постоянном напряжении находится твой муж. Значит, в этот момент он нуждался в этой связи. Как заботливая жена, знающая своё место…— продолжала защищать сына Светлана Эдуардовна.
— Да щааааз, — Альбина, кажется, нервно икнула. — Похоже, даже убогая Ируся, которую вы так полюбили, потому что она чуть симпатичней ядерной угрозы, не захотела ноги мыть вашему драгоценному Андрюшеньке и воду пить. Только не по адресу пришли, я сына вашего последний раз видела девятого января, а сейчас февраль заканчивается. Разводится он или подался в кришнаиты, я не знаю. И знать не желаю!
— Он уехал с тобой и неделю не появлялся дома! А теперь и вовсе подал на развод! —выкрикнула свекровь.
— Так спросите своего сыночка, где он был это время, у меня его нет и не будет, я-то не собираюсь терпеть и понимать нужды инфантильного недоразумения, —фыркнула Альбина.