Домой хочу!! или Как выжить? (СИ)

ГЛАВА 16

Утро выдалось хмурое, небо затянули тяжелые облака, и жители тревожно перешептывались, не случилось бы непоправимого в таких дальних переходах по Большому морю. Ланда вышел вместе с Ухрой и негромко сказал о том, что всю ночь просил Богинюшку и все Высшие силы помочь народу чарфи, и был ему под утро знак: явилась Богинюшка в обличье большой черной кошки и повелела, не мешкая, отправляться на Большой материк, абы предотвратить многия беды и ещё повелела она мышам летучим сразу же изничтожить те дьявольские гнезда, не дожидаясь никакого знака. Уничтожат они скверну, и будет благодарность Богинюшкина всему народу чарфи большая.

Встал Ухра перед всеми собравшимися поклонился, попросил всех помолиться Богинюшке, чтобы сумел он доплыть до Большого материка и упередить живущих там. И подходили к нему по очереди все жители от мала до велика, и каждый говорил ему немного:

— Пусть путь твой будет удачным!

Последней подошла к нему Жгана и обняла его, и сказала при всём народе:

— Ждать тебя буду всегда, пусть моя любовь поможет тебе!

Ланда же повесил на шею Ухре небольшой узкий пенальчик из кожи, велев отдать его или Повелителю, или Высшему магу.

И через несколько минут от берега отплыли баркас и небольшая лодка под парусом, и поплыли они в разные стороны. И долго стояли на берегу чарфи, и утирали женщины слезы, и всем миром просили Бастику помочь храбрецам исполнить свое дело.

Жгана с добровольцами в этот же день добрались до колонии летучих мышей, но был уже поздний вечер, и пришлось им дожидаться утра.

Ухра же плыл через пустынное море, старики, бывавшие в давние времена в Лиарде, говорили, что плыть через Большое море, когда оно спокойное, три дня.

У Жганы с раннего утра началась работа, помощники очень осторожно выливали в гнезда жидкость, работа требовала внимания и аккуратности и продвигалась медленно. Подниматься к этим гнездам было затруднительно, девушки и ребятишки сильно вымотались, но ближе к вечеру всё было готово, теперь в дело вступали летучие мыши. В сумерки, к каждому гнезду полетели по три мыши, там взяв заранее приготовленные у гнезд камешки, побросали они в эти гнезда, и сидевшие у входа в их пещеру чарфи с радостью увидели, как вспыхнули пять огромных костров. Даже издалека было видно, как рушился и плавился камень от этого огня. Порадовались чарфи, только Жгана была грустная, её мысли и сердце были там, рядом с Ухрой.

И не видел никто, как в самой глубокой впадине, в самой глубине моря зашевелились два чудища. Под воздействием какого-то магического посыла проснулись они от долгой спячки, и одно желание владело ими — сожрать все, что имеет хоть каплю магии! — и начали они долгий подъем на поверхность. Ветер совсем стих поутру, и парус пришлось убрать, Ухра взялся за весла. Его гнало вперед какое-то нехорошее предчувствие, и он греб, не жалея сил. К полудню закончилась вода, начала мучить жажда, руки стер в кровь, когда в дальнем — далеке едва различимые промелькнули очертания гор, сначала он думал, что блазнится ему, но нет, через пару часов горы потихоньку стали вырисовываться чётче. Он приналёг на весла, когда какое-то чувство тревоги заставило его оглянуться назад, и он обомлел — на поверхности моря появились уродливые чудовища, которые внушали ужас. Понимая, что остались считанные минуты, и эти уродливые струджи — а он видел их изображения у Ланды в старинной книге, увидят его и помчатся за ним, Ухра с удвоенной силой заработал веслами, рук он уже не чувствовал, сил совсем не оставалось, а в голове вертелась одна мысль — не успел, не будет ничего, ни чарфи, ни Жганы, ничего! И такая злость обуяла его, зная, он погибнет недалеко от берегов Лиарда, что вскричал в отчаяньи:

— Богинюшка, не за себя прошу! Спаси всех живущих!!

А через минуту от резкого рывка под днищем лодки, упал, думая, что догнали его чудовища. Лодка неслась, не сбавляя скорости. Приподнявшись и скривившись от боли, Ухра увидел, что его лодку толкают вперед какие-то большие, похожие на рыб, морские животные.

Дельфы? Дельфы!! Богинюшка услышала, благодарение ей! Дельфы тревожно пересвистывались, и Ухра увидел, что чудища уже близко, берег тоже приближался, дельфы же разделились.

Один остался с Ухрой, остальные повернули назад, навстречу струджам, вскоре там началась схватка. Дельфы юркие и скользкие ловко уворачивались от захватов чудовищ, а Ухра оглянулся назад, тревожась за дельфов, и полетел на дно от удара лодки о камень. Удар был сильный — дельф плыл с огромной скоростью — еле поднявшись — в голове все шумело, в глазах двоилось, едва держась на ногах, он с трудом побрел к берегу. Из моря с криками выбежали три небольших человечка и побежали к несущейся им навстречу женщине, а в воду забежали два явно воина и, подхватив Ухру, потащили его на берег. Женщина, суетливо загонявшая ребятишек в мерцающее марево, обернулась к Ухре, который, шатаясь, просипел:

— Спасайтесь! Там скруджи, они выпивают магических людей досуха.

Появившийся рядом с женщиной диковинный небольшой пушистый черный зверек сказал человеческим голосом:

— Ну, у нас магии шиш да маленько, ребятки, бегом закидывайте его в переход. Надо, чтобы Величество узнал, скорее, времени совсем нет!

Два воина затащили Ухру в какое-то марево, и он через мгновение оказался в комнате, где находились три явно высокородных мужчины, и, сдерживая тошноту, просипел:

— Я с дальнего материка, предупредить о скруджах, вот, — он сорвал с шеи футлярчик и отключился.

Собрались утром по-быстрому, что-то давило у меня сильно сердце, детки побежали кинуть монетки в море, и тут как-то мгновенно закрутилась такая жуткая каша: в бухточку влетела старая, утлая лодчонка, которую на бешеной скорости толкал носом дельфин, а вдалеке дельфины кружились в диком вихре.

— Драка, Боже! Детки, бегом ко мне! Мальчики, — я крикнула охрану, — бегом вытаскивайте человека, что-то страшное происходит!

— Лучик, сыночка, бегом к папе там какие-то струджи, — я полностью не поняла, что хрипел этот измученный странный человек, но главное ухватила!

— Любушка, Артёмку держи за руку, бегом, милые.

— Мамочка, а ты?

— А мы с мамочкой тут задержим их, у нас вон три охранника, я, Егорий, бегом, Луча, — кот тут как тут объявился.

Детки скрылись в переходе, и я смогла выдохнуть, успели!

— Ну что, Зин Михална, пободаемся с гадостью иномирской? Магия в нас отсутствует, пусть рискнут пройти, или мы не русские? А и страшны, вот кому в фильм ужасов надо!

В небе тревожно кружились филисы, ребята из «Когтей» дружно вылезли вперед, защищая нас, в море схватка продолжалась. А на сушу выползала пакостная мерзость, спасибо нашим ужастикам, чего только не показывали, из-за этого в штаны не намочила от страха. Смесь бульдога с носорогом точно, змея — не змея, короткое туловище, какая-то облезлая редкая чешуя по бокам, извивающийся хвост, башка же была как у наших доисторических ящеров, водянисто желтые выпуклые глаза.

— Ну и гадость, эта ваша заливная рыба! — пробормотал Стёпка. — Похоже, эти колдовские глазки — самое уязвимое место у дитятки!

Эта мерзость, выползая на песок, прошипела:

— Вкуссссно пахнет, ты, человечшшшшшка, мне не нушшшнассс, пусти, тут вкусссно пахнет, — оно мотнуло в строну портала, — макггия молоденькасссс, хочшушш…

— А харя не треснет? Молоденького захотелось, смотри не обрыгайся! — из меня попёрла злоба, — ишь ты, моих деточек кто-то смеет называть едой!

Стёпа зашипел и показал неприличный жест, потом тщательно объяснил, где он такое видал. Мальчики «Когти» одновременно, расступившись полукругом, напали на эту тварь, она оказалась на удивление подвижной, с горы несся Егорий с большой кастрюлей кипятка, оббежав её сзади, вылил его на хвост, тварь взывала и, хлестнув хвостом, откинула его далеко в строну, затем закружилась на месте, зацепив ещё двоих охранников.

— Ну, Степка, помирать, так с музыкой!

— Ща, подожди, я Нику пытаюсь дать понять, куда ему метиться! О, похоже, понял, ну Зин, я пошел, постараюсь ему во второй глаз вцепиться, а ты в сторонку, в сторонку отойди, — и с диким криком, — Русские не сдаются! — прыгнул на эту жуткую морду, в тот же миг с неба спикировал Ник клюнув монстра в глаз, то взвыл ещё сильнее.

Ник лихорадочно клевал ему глаз, Стёпка, уцепившись когтями за бугристую морду, подбирался к другому, третий охранник тоже отлетел и не двигался. Эта тварь кружилась на месте, пытаясь стряхнуть Ника и кота, в бухте вода окрасилась в красный цвет, один дельфин всплыл брюхом кверху.

Да что же это за лядство такое!

Мой взгляд зацепился за мечи, брошенные детками при бегстве, всплыло в памяти, что дерево может бесов изгонять, а Дим, когда показывал приемы, говорил, что надо просто в минуты опасности, не замахиваясь, ткнуть, куда достанешь.

Схватив меч, попыталась понять, куда же можно воткнуть его. Потом озарило, как раз эта мерзость подняла лапу, пытаясь схватить кота, и открылось незащищенное чешуёй место, как бы подмышка. Я потихоньку начала приближаться, следя, чтобы не затоптала меня раньше времени. Монстр как-то скоком оказался рядом с бесчуственным охранником, и я прыгнула, с размаху воткнув меч, котрый на удивление вошел глубоко.

Тварь в этот момент ухватила моего котку и отбросила от себя, пока я провожала глазами кота, она умудрилась ухватить меня и, высоко подняв, швырнуть в сторону камней.

— Всё! — успела подумать я!

И уже не видела, как отрылся переход, и из него выскочили Дим, Мстидар, Тархун, Тахирон, а за ними посыпались «Когти», ещё какие-то маги. Как замер Дим, и начали светиться нестерпимым белым светом его две пряди, и как прыгнул на монстра огромный барс, опрокидывая его на спину и на мгновение не успевая — я уже отлетала в сторону. Как дико кричит Дим:

— Дар, в сторону! — барс успевает отскочить и в последнем броске не успевает допрыгнуть до места моего падения. Как срывается с прядей Величества разрушительные стрелы, и дергается на суше пораженный монстр, а в море расплываются в разные стороны дельфины, и вторая мерзкая туша едва ворочается. Как бежит к морю, скидывая свою знаменитую прожженную хламиду, Таши, и с разбега прыгает к раненому дельфину. Как орет Виллику, чтобы прыгал быстрее и помогал держать дельфина на месте. Как сбившись в кучу, испуганно посвистывают измученные дельфины. Как орёт на весь пляж Антипа, перед неподвижным котом.

— Друган, не-е-ет! Корефан, ить как жа это? — и раскачивается над неподвижным котом, не замечая, что плачет навзрыд. Как добивают обоих монстров разъяренные Когти. Как суетятся целители над бесчувственными охранниками, и как стоит на коленях окаменевший Дим возле меня, всего этого ни я, ни кот уже не видели.

ДИМАНДАН. Собирался на почив-каникулы на море с семьей. Среди своих он только так и называл детей и Зину, но в последний момент пришло сообщение от магов, что пытались вот уже полгода прочитать полудохлого, закованного в магические цепи, песчаного.

Приглашали всех правителей, значит, было что-то серьезное, что угрожает мирному сосуществованию всех живущих.

Так и оказалось. За день до этого Малишский Высший маг сумел пробить защиту песчаного, и сейчас, серый от перенапряжения, докладывал всем Правителям, Верховным магам и главе Интслужбы (Стёпкин Интерпол) о том, что узнал. Становилось страшно, слушая его. Во главе всего стояла банальная зависть, потом обида, потом ненависть, — у песчаного она зашкаливала. Сначала к мальчишкам, с которыми рос — отлупили однажды за крысятничество, как сказал бы кот. Потом в Магвере все заполонила зависть к более успешным ученикам. Самыми успешными на курсе были Дим, Таши и Косик, которые не корпели над учебниками, а учились как бы шутя. Затем зависть к тому, что Дим оказался наследником, перешла в ненависть, после хорошей трепки за Саллию. Мысль отомстить выжигала ему мозг. Когда не удалось покушение на ребят с помощью наёмного убийцы, у него хватило ума затаиться и тщательно готовить месть уже Правителю Лиарда и плюс к этому Правителю Эффирии — за то, что посмел приблизить к себе мужа и саму Саллию. Постепенно этим мысли вытеснила более конкретная — стать Всемогущим! Проводил обряды на крови сначала животных, а потом юных дев, сумел вызвать иномирскую сущность — типа демона, которого, в «благодарность» за службу и подсказанные пакости, заковал в магические цепи, так бы и сумел осуществить всё, но подвела случайность — объявление о покупке змей. Когда понял, что под него начали копать, а чутье имел звериное, начал спешить, делать ошибки. Проклятье, вот, на Правителя Лиарда наслал — кстати, он так и не понял, почему оно не сработало, ну а затем и сам попал в магические цепи. Надо сказать, что демон тут же сумел освободиться и, плюясь и проклиная песчаного, сбежал в свой мир, маги этот портал отследили и, разрушив до основания, надежно запечатали, да и столь «тёплый приём» надолго запомнится. Только вот осталось чувство, что какую-то пакость песчаный всё равно приберёг напоследок. Уж очень явно проскальзывало его эмоциях пакостное что-то, но прочесть не успели, этот сволочуга испустил дух. После такого доклада воцарилось молчание, потом более эмоциональный Правитель Эффирии произнес:

— Маг, помешанный на всевластии — это паранойя, что будем делать?

Обсуждали и спорили весь день, выработав совместные решения, самое важное — создание магического отряда быстрого реагирования. Вот когда Дим и Громодан полностью оценили Стёпкину идею таких ОБР, в который выделялись по 5 магов от каждого государства. Расширить и дополнить всем необходимым Интслужбу и самим Правителям общаться почаще, создав магический центр связи. В Лиард Дим вернулся за полночь, с утра созвал своих самых надёжных, посидел, прикинули, что ёще можно сделать, затем Таши и подошедший Мстидар собрались ненадолго сходить к своим, — у Дима на сердце становилось тепло — как все его близкие люди любят Зину с детьми.

Собирались уходить, когда из перехода посреди кабинета вывалились испуганные дети, трясущийся Лучик и зарёванные Любава с Артемием. У Дима замерло сердце:

— Папочка. Там… там… мамочка сказала… струджи какие-то, дельфинчики свистят, с кем-то дерутся, дяденька странный на лодке…Стёпка сказал, что они там…

— Арди!! — Арди тут же нарисовался, — Дети под твоим присмотром, ни на шаг не отпускай!

Мстидар подхватил на руки Любаву с Артемием, и, утешая, что-то говорил.

— Лученька, вы побудете с дедом Арди, а мы к маме, ты у меня за старшего, прости сынок, надо спешить!

— Да, папочка, — малыш уже не дрожал, — там надо скорее!

Арди забрав детей, исчез, Дим, лихорадочно отдавая указания, трясущимися руками цеплял пояс с оружием.

Опять открылся переход и вывалился измученный полуживой чарфи, который сумел сказать про скруджей и, протянув Диму кожаную трубочку, потерял сознание.

— Позволь, Величество, — взял у него трубочку с посланием, появившийся здесь, Тахирон.

Дим, не оглядываясь, отдал. За спиной все пришло в движение, и Величество с Мстидаром и кем-то ещё прыгнул в переход.

На мгновение замерев, увидел тревожную картину — на суше, завывая так, что становилось жутко, с огромной скоростью вертелась на месте страшенная тварь, хвост которой волочился по песку, оставляя глубокие борозды, неподалеку лежали неподвижные фигуры охранников, на морде монстра шипел и рвал когтями глаз кот, над другим вились филисы, которые старались клюнуть во второй глаз, в море кипела битва. Там дельфины не пускали второго монстра на сушу.

А сбоку на первого монстра набегала худенькая фигурка…

Дим с ужасом понял, что не успевает, его магия только начинала разгораться, когда из-за спины с ревом выскочил обернувшийся громадным барсом Мстидар и прыжками понёсся к монстру.

Время замерло, и в это мгновение все увидели, как отлетает от удара гигантской лапы кот, как хрупкая, маленькая фигурка втыкает что-то в тварь и, не успев отскочить, попадает в захват страшенной лапы…

Бросок и прыжок барса совпадают, монстр опрокидывается на спину, фигурка, отлетевшая далеко, падает и не шевелится… У Дима глаза загораются красным, и сквозь пелену он успевает крикнуть: «Дар, в сторону!!» С его, ставшими ослепительно белыми, двух прядей срываются жуткие молнии и попадают в одного и другого монстра. Появившиеся сзади маги и «Когти» несутся к монстрам, а Величество на негнущихся ногах бежит, беззвучно крича, к той, что стала для него всем на свете, опускается перед неподвижным телом на колени и замирает с одной только мыслью в голове:

— НЕ УСПЕЛ!!

Закаменевший Дим не видел и не слышал ничего, он держал за руку Зину, и не было в тот миг никого и ничего, что могло бы вывести его из этого состояния.

Не успел спасти, не успел сказать, что нет дороже и роднее, не успел отвести под обруч, много чего не успел…

Он не видел, как рыдал и кричал Антипа над неподвижным котом, как Таши с Виликом, напрягаясь изо всех сил, держали ускользающую нить жизни дельфина, пока остальные маги разделывались с ещё шевелившимися монстрами, как бегом бегали целители, унося пострадавших, как Тархун бережно, по воздуху отправил Стёпку, как благодарно свистели и целовали Таши с Виликом умученные дельфины, ничего этого он не видел. Маги пытались ему что-то говорить, он видел, как шевелятся у них губы, но ничего не слышал, каменея в своем горе. Мокрый, посеревший Таши, шатаясь от усталости, подбрел к нему и, увидев его безжизненные глаза, начал трясти его, крича в самое ухо, Дим не реагировал, тогда Таши залепил ему кулаком в ухо, матерясь Стёпкиными ругательствами. Дим с трудом сфокусировал на нём взгляд:

— Таши, ты сдурел?

— Это ты сдурел! Отпусти Зину, дай Нархуту и Тахирону её осмотреть, не мешай, ведь твой жуткий вид отпугивает всех.

Дим с трудом расцепил закаменевшие пальцы и отпустил руку Зины. Маги подскочили, её накрыла волна зелёной целительской магии, и Нархут облегченно выдохнул:

— Жива, но очень слаба! Мы её забираем!

И вот тут удивил Таши. Этот, никогда не унывающий, находящий выход из любой ситуации, весельчак и балагур, бессильно опустился на песок и, утирая слёзы (у Таши — слёзы?), сказал:

— Землю переверну, а они будут жить!

— Они? — спросил Дим.

— Стёпка тоже почти не дышит!

— Ваше Величество, надо уходить, будет страшная гроза, похоже Богинюшка в гневе, — подошел к ним Рудийский маг, и Дим огляделся — из бухты спешно уплывали дельфины, острожно толкая носами пострадавшего сородича, «Когти» суетились и стаскивали в кучу измочаленные куски монстров, маги готовились всю гадость сжечь магически, а с моря наплывала жуткой черноты огромная туча, из которой угрожающе сыпались пока ещё маленькие молнии.

— Успеваем?

— Должны! — уставший Тахирон дал отмашку магам и в бывшем таким красивом и уютном уголке запылал магический костёр, сжигая всю мерзость, а Диму вдруг показалось, что это его светлые и радостные минуты сгорают тоже.

— Ваше Величество, нет гарантии, что от этого местечка что-то останется, уж слишком страшная будет гроза! — на что Величество печально сказал:

— Вряд ли ещё когда-нибудь мы здесь появимся, слишком страшные минуты здесь все пережили.

Оставив наблюдателей за магическим щитом у самого перехода, люди начали уходить в Лиард.

— Дим, давай сначала помоемся, нечего детей пугать, уж больно мы страшно выглядим.

Отмывались долго, старательно оттирая кожу. Дим подумал: «Только вот как оттереть душу от этой жути? Сколько этот сумасшедший, свихнувшийся на всевластии, гад принёс горя?» Останься он ещё жив, и Дим, не сторонник жестоких мер, сейчас бы рвал его на мелкие кусочки.

— Богинюшка, только бы выжили эти два дорогих человека! — взмолился про себя он, думая про кота, как про человека.

Дома у Зины, его встретили две пары настороженных глаз:

— Папа, а где мамочка?

— Мамочка пока приболела, так что будем с дедами самостоятельно справляться. Мы же все взрослые! Пока с дедом Арди ещё немного побудьте, я совещание проведу и приду. — Поцеловав печальных деток, Дим влетел в зал для совещаний, где уже экстренно собрались все — от Повелителей до военных.

Тахирон пояснил, что струджей было два, самец и самка, если можно их так назвать, которые были в многовековой спячке и, вероятнее всего, под воздействием мысленного приказа песчаного, они проснулись. Первое для них — утолить вековой голод, всплыв, уловили слабую магию человека — чарфи, что и погнало их за ним. Ухра встал и подробно рассказал обо всём, магов особенно заинтересовали каменные яйца, Правители, негромко переговариваясь, решали вопрос о помощи теперь уже не воинственному и малочисленному народу.

Дим задал мучивший его вопрос:

— Что было бы, если бы немногочисленные охранники и тирра с котом не влезли в эту бойню, а дождались нас?

Нархут покачал головой:

— Всё говорит о том, что тогда было бы много хуже. Эти твари очень могут очень быстро передвигаться, делать большие прыжки, опираясь на хвост, и скорее всего, одна успела бы запрыгнуть в переход, а уж тут, в заполненном магами городе… боюсь, мы бы потом долго и не очень успешно воевали с, обожравшейся магии и ставшей почти неуязвимой, тварью. Эти шестеро спасли всех, не все выжили, но люди должны знать, что они сделали для всех пяти государств. Я бы рекомендовал выступить Правителям по межканалу и рассказать, что было. Все равно слухов будет много, пусть все знают правду, кроме того, к народу чарфи на Большом материке далеко не доброе отношение с очень давних времен, так же надо объяснить, что их заслуга в нашем спасении — велика.

— Кто погиб? — спросил Дим.

— Ваш домоправитель Егорий и один из охранников, Дьяр. Два других через пару дней оклемаются, с тиррой и котом пока сложно, оба в глубокой коме. Ищем все возможные варианты для их спасения.

В Тилье в это время бешено моталась по поляне Муська, она дико всхрапывала и дергалась всем телом. Зять же тихонько ржал, как бы в чём-то убеждая Муську, и наконец, она заржав и прикусив его за шею, немного успокоилась, а черный полла выскочил за ограду и галопом поскакал в сторону Малиша.

Гроза, начавшаяся через несколько минут после ухода людей с побережья, бушевала два дня. С неба в море непрерывно ударяли огромные молнии, море бушевало, захлестывая все вокруг, волны в высоту поднимались, казалось, до вершины самой высокой горы. Все живое, что не успело попрятаться, было унесено в море. Ощущение конца света не покидало людей, запертые в домах они почти все молились Богинюшке и просили снисхождения. Отголоски гнева Богини долетали повсюду, и весь Большой Материк погрузился в уныние.

Только двум иномирским попаданцам было все равно, они находились где-то далеко и никто не мог достучаться, докричаться до них.

Когда же, наконец, стихла буря, то оказалось, что побережье большого моря утратило привычные очертания. Горы сгладились, в других местах на ровном месте появились, наоборот, гигантские нагромождения огромных камней, бухта, где произошло сражение, полностью исчезла, там осталось только море, на берег выбросило огромное количество всякой дряни, и все свободные люди были заняты очисткой берегов.

По настоянию всех Зининых мужиков, их с котом переправили в дом, и кто-то из «родных» постоянно был рядом с ними. Потянулись унылые, наполненные страхом дни, Дим старался все свободное время проводить с детьми или возле Зины, садился на пол, прижимался щекой к холодной руке и потихоньку говорил. Он говорил обо всём, что приходило в голову, рассказывал о детях, о происшедшем в городе и стране, иногда тихонько пел запомнившиеся ему русские песни, одну только никогда не пел, сжимало горло от одних слов — «Звёздочка моя ясная». В доме прочно поселилось горе, Любава часто плакала, Лучик же замкнулся, отвечал только на вопросы, подолгу сидел, задумавшись, или машинально гладил притихшего филиса. Деда Поля зеленел с каждым днём, из него начали вылезать сучки-загогулины, он подолгу сидел на веранде с Любавой, покачивая её, как когда-то в младенчестве. Антипа ходил с красными глазами, замирая посреди какого-нибудь дела, всхлипывал, и убегал на улицу. Арди переживал молча, он обнимал Лучика и сидели молчаливые дед с внуком, мало реагируя на окружающее. Таши лихорадочно искал возможность вытащить обоих из коматозного состояния, прошло пять дней — все было по-прежнему.

После выступления Повелителя Эффирии по всем магканалам — Дим не смог, перехватывало горло, люди толпами потянулись в Храмы Богини и там просто просили, чтобы все пострадавшие остались живы. Пока же пришли в себя оба охранника с дневным перерывом, ещё слабые, они дополнили картину происшедшего, и как-то уверовали все, что очнутся и тирра с котом.

А во дворце опять замер обруч — Тахирон под страхом смерти запретил говорить об этом, особенно Величеству, знак был нехороший.

Таши отправился к ланде, он хватался за любую возможность, этот же шаман жил так давно, была у Таши надежда, что как-то да подскажет или сможет вытащить их из этого состояния.

Поздно ночью, Дим, как всегда сидевший возле Зины, услышал писк из детской комнаты. Кивнув дежурному целителю, чтобы тот сел возле кровати, пошел туда — Любава, разметавшись, спала, а Лучик, укрывшись с головой одеялом, жалобно попискивал:

— Сыночка, ты чего? — Дим бережно, вместе с одеялом, взял его на руки.

— Папа, почему мамочка не выздоравливает? И Стёпка тоже? — мальчик горько плакал, Дим понес его на кухню, — тшш, давай не будем Любаву будить, мы с тобой мужчины.

— Не, — мотнул головой Лучик, — мужики.

— Да, мужики, мы должны быть сильными, вот, завтра Таши приведет дедушку старенького, ланду, и он точно вылечит маму со Стёпкой. Давай с тобой по-взрослому чай попьем, поговорим, как Стёпка говорит-то?

— Перетрём за жизнь, — вздохнул Лучик, — он так и не отыгрался со мной в карты, как выздоровеет, точно проиграет мне, я теперь много задумчивых задачек умею решать, а карты — плёвое дело.

Сынок понемногу успокаивался и начал зевать.

— Пойдем, перенесём Любаву на большую кровать, чтобы она тебя не искала, а утром все вместе проснёмся.

Когда уставший ребенок засопел, Дим долго лежал, слушая детское дыхание, и не заметил, как задремал.

Проснулся оттого, что его по лицу гладили детские ручонки, и Лучик шептал:

— Папа, папа, проснись, мне братики приснились, они сказали, чтобы я не ныл и не кис, и что мамочку они к нам отправили.

— Какие братики? — удивился Дим.

— Братики, мамочкины сЫночки, которые у неё там, в России были, они такие большие дяденьки уже были, а потом на небушко ушли.

— Луча, а какие они, братики? — послышался голос Любавы.

— Красивые, большие, ростом поменьше папы, дяденьки, совсем-совсем на нас непохожие, глаза такие… голубые, вот, и волосы у них светлые. Я потом, когда мамочка выздоровеет, их нарисую тебе. Папа, они такие классные, Димитрий меня поднял на руки, погладил по голове и сказал: «Не плачь, ты же мужик и наш братик, мамочку мы к тебе уже отослали, скоро придет! У нас с вами самая лучшая мама, маляве скажи, чтобы не кисла, все будет хорошо». А потом меня Данюся обнимал и ворчал: «Ты же не девка киснуть, и мелкая пусть не ноет!!» А Митюшка — его так мамочка всегда называет, сказал: «Мы за вами всегда присматриваем, рады, что вы есть у нашей и вашей мамы и любим вас, бывай! Маляву от нас поцелуй, она боевая растет, пусть всегда сдачи дает, одобряем!»

У Лучика блестели глаза, Любава тоже заинтересовалась братиками, стала выспрашивать о них, а Дим мысленно, задавив в себе какое-то неприятное чувство, порадовался, что неведомые дяденьки-братики в самый трудный момент приснились сыночку.

Перед обедом случились две вещи: сначала возле калитки, которую охраняли «Когти», появился взмыленный, исхудавший, черный полла и начал громко ржать, как бы зовя кого-то, охрана хотела его отогнать, полла оскалился и опять заржал — из дома выбежал Лучик и закричал:

— Зять, Зять, иди сюда!

Удивленные охранники увидели, как полла, которого никто не мог приручить, низко склоняет голову, и мальчик начинает гладить его.

Выскочивший вслед за ним Антипа, захлопотал возле коняшки:

— Ить ты како здеся оказалси? Ай весь измученный, дай-кось я тебя оботру.

Полла в саду лег на землю и перевернулся на живот — на животе был прилеплен какой-то небольшой пакет. — Лучушка, погляди-ко, чевой-то у Зятя на пузе? Похоже, трава какая-то, ай для лечения, я ужо Тахирона кликну.

Тахирон, тут же оторвав пакет и залечив ранку дернувшемуся от боли Зятю, развернул, понюхал и воскликнул:

— Рьян-трава! О, я дурак, как же не догадался! Зять, ты умница, — он чмокнул поллу в нос и убежал в дом. Зять же, поднявшись, добрел до комнаты, где лежали «ранетые», совсем как Муська, засунул голову в окно и негромко заржал. Тахирон же, как-то интуитивно поняв, что тот хочет, взял бесчувственного кота и положил на окно перед Зятем, туда же положил рьян-траву. Зять, мотнув головой, осторожно мордой подвинул к коту две веточки резко пахнущей травы, ухватив зубами остальную, потянулся к Тахирону, чтобы тот взял. Затем шумно вздохнул и начал чихать возле уха кота, запах травы усилился, Зять, прочихавшись, шумно начал лизать котовью морду, и через какое-то время у кота дернулось ухо. Антипа, напряженно следивший за котом, перестал дышать, ухо дернулось ещё раз, и кот как-то скрипуче, еле слышно выдал:

— Отстань, Муська! — Зять радостно всхрапнул коту в ухо, а кот чуть громче сказал, — валерьяночкой пахнет! Попить бы!

Тут Антипа отмер, подскочил к коту с плошкой и, подсунув ему под морду, со слезами сказал:

— Пей, дружище, пей. Я ищо налью.

Кот с жадностью принялся лакать воду, попросил ещё, и только после второй смог поднять морду:

— А чё ты рыдаешь?

— Так ить это, я от радостев, ить оклемался ты!

— И долго я клемался?

— Ужо седмицу!

— Седмицу, — протянул кот, — седмицу? Что? Кто? Лучик?

Антипа покачал головой:

— Лучик, эвона, тута!

Кот не смог повернуть морду и каким-то мертвым голосом спросил:

— Зина? — Антипа кивнул. — Где?

— Эвона, лежит совсем как не живая!

— Неси меня к ней, Зять, отстань, я уже оглох от твоего фырканья.

В соседней комнате послышался громкий разговор и положив кота воле Зины, Антипа рванулся туда:

— Ить непорядок.

Пока Антипа суетился в комнате «ранетых», Любава, с утра долго о чём-то шептавшая деду Поле, сидела, выбирала большие листы бумаги и таинственно улыбалась на вопрос — Зачем? Лучик сидел возле неё и, казалось, чего-то ждал.

Стукнула дверь, и появился Таши, держа на руках небольшого человечка — маленький, худенький, небольшого росточка, он дернул Таши за рукав, чтобы тот поставил его на пол, и, оглядев всех узенькими, похожими на щель, глазками, поклонился и сказал:

— Мира сему дому!

Вставшие при его появлении, Пол, Тахирон и дежурный целитель, уважительно поклонились в ответ:

— И тебе, ланда, многия лета! — ответил Тахирон.

Дедуля хихикнул:

— Мои лета и так, ой, какие многия, вот и ослепнуть успел, да Богинюшка намедни вернула глазам видимость, простила она нас, бедолаг, а мене наказала настраивать на верный путь оставшихся чарфи. Да… ну-ка детушки, дайте-ка на вас посмотреть!

Он долго смотрел на детей, гладил сухонькой, похожей на птичью лапку, рукой их по головам и, наконец, сказал:

— Сильна ты будешь, княжна барсовая, и будут понимать тебя все растения, что есть в мире, и будут слышать тебя дикие звери, а и пару ты себе выбрала наидостойнейшую!

— Дедушка, ты мамочку нашу полечишь? — в глазах ребенка было столько надежды.

— Посмотрю, милая, посмотрю вашу мамушку, вот, токо братику твоему немного подправлю поток силы один, — дедуля опять погладил Лучика по голове и провел ладошками по лицу. Кивнул сам себе: — Вот и ладно, ай, какой из тебя великий муж вырастет, столь много тебе будет дано, что я, многоживущий и много повидавший, могу склонить голову перед тобой, юным, будущий Повелитель Многомудрый!

Он обернулся к входной двери:

— А вот и ныне здравствующий! Многия лета тебе, повелитель! — он низко поклонился вошедшему Димандану. — Благодарность малочисленных чарфи прими, и ждем мы тебя к себе, чтобы дать клятву верности. Ай, и схудал ты, не печалься, вижу я, что впереди у тебя ещё три ребёнка намечаются. Да и обруч вот-вот совсем проснётся! Пошли смотреть вашу мамушку!

Он как-то скоком пошел в комнату, когда оттуда выскочил Антипа.

— Чего вы тута расшумелися? Ить… — он вгляделся в ланду и тут же бухнулся на колени: — От ить сподобился живого ланду увидать, не серчай, батюшко, ить не признал спервоначалу!

Дедулька хмыкнул:

— Пусти ужо к ранетым, — он точь в точь повторил Антипины слова. Ребятишки заулыбались, в комнате как бы прошелестел ветер надежды, и всем показалось, что всё наладится.

В комнате ланда первым делом погладил кота:

— Сильна рьян-трава, тебя с того света возвернула, поллу-то больше не замай, он за эти дни до Малиша и обратно обернулся, за-ради тебя!

— Смотрю я… ушлый ты, дедок… с передыхами проговорил кот.

— А нет в тебе почтения к старшим, ай, наглец!

— Я — мужик… иномирский, мне ваши… эти почтения до лампочки… — кот передохнул, — мне мою Зинушу вернуть надо!

Ланда налил в плошку какое-то зелье из пузырька, что как фокусник достал из одежки:

— Испейка, гроза грозная, вижу, что силушки совсем в тебе не осталось, рьян траву пока отставь, она тебе потом сгодится, — он ловко убрал из под носа кота, веточки местной валерьянки.

— Не мешай мне, Повелитель, ты присядь подальше, а я девицу погляжу.

Он начал потихоньку водить руками над головой недвижимой Зинуши, с его рук срывались какие-то мелкие искорки, впитывались в тело — Дим и кот внимательно смотрели за действиями ланды.

— Ну, что сказать? — взмокший и уставший ланда вздохнул, — далеко убрела ваша мамушка, не хочет возвращаться!

— Э-э-э, шаман ты или кто ещё, надо её вернуть, мы ж без неё… — кот задохнулся, а потом сказал убитым голосом, — мне ж без неё никак… я ж с тоски загнусь, эти, местные, — он кивнул на Дима, — они проживут, а я… да и не хочу я без неё тут быть.

— Говорите с ней все, зовите её, должна услышать, хоть песни пойте, хоть кричите, зовите постоянно! Просите Богинюшку помочь, она услышит!

— Богинюшку? — Взъярился кот, — эту аферистку?

— За аферистку ответишь! — тут же зашипела в ответ, неизвестно откуда взявшаяся пантера, Дим и ланда встали на колени, а кот разорялся:

— Мне плевать на всё, ты что мне обещала? Что у неё всё будет окей? Где, где это? Лежит тут полудохлая, дети наверняка рыдают, этот? — он кивнул на Дима, — зелено-серого цвета, это ты называешь порядком? Выживу если, отвечу за базар, ой как отвечу, только не хочу я выживать без неё, гад, даже плюнуть сил не хватает, а так вы в своем Лиарде достали, всеми этими заговорами, мерзкими тварями… — кот опустил голову на лапы, — устал я, а ты, — он сверкнул глазами на пантеру, — вышла из моего доверия. Аферистка хитромудрая!

Пантера вздохнула:

— Хам и нахал, жду извинений! — и исчезла.

Кот со вздохом попросил Дима:

— Отнеси меня к детям, не надо им такую мать видеть, расцелуюсь с ними, а потом, помолясь нашему Боженьке, начну звать её.

Надо было видеть радость детишек, особенно Лучика — он бережно держал кота на коленях и, едва прикасаясь, гладил по спине.

— Луча, что за бабские нежности, мы с тобой мужики или где? Ты тут без меня не кис? Маленько? Ну… как бы, можно… Почему я спал и не просыпался? А устал как собака, один Громодан меня достал… не, не… не боись, куда уж я от вас? Любава рыдала? Ну, прям, как не моя, и ни разу? Так и сидели дома? Я так не играю, вы мои или не мои? Вот — вот, Димандановичи — Степановичи, чтоб я скулёж не слышал, я пойду возле мамы посплю, поохраняю, а вы чтоб имели бодрый вид и холодные уши. Луча, дай я тебя поцелую, и тебя, и тебя, егоза. Поля, а ты в курсе, что страшенный куст напоминаешь, этот как его… а… держидерево? Ну, на том и стоим, пошел я спать, да немного, немного, пока слабак я… только физически, дух русский, ничем не выбьешь.

Возле Зины кот с кряхтением вытянулся:

— Дед, а чего-нибудь обезболивающего не дашь? Мое состояние сейчас как после асфальтового катка, раскатан в блин… блин. Дим, ты малость с ней поговори, а я вздремну, а уж потом оторвусь, пока она мне ответить не может, всё припомню!

Кот отрубился, ланда тоже пошел отдохнуть:

— Большой, однако, переход был, да и здесь силы много ушло, надо отдохнуть, а потом с вашими магами пообщаться, Ухра-то мой где? В Магвере? Пусть появится, как отдохну.

Косик с Артемием заскочил, сказал, что у Антипиной жены начались схватки, мужики — Таши и Антипа — понеслись туда, в доме наступила удивительная тишина, детки тоже уснули, Пол перенёс их в кроватки и взглянул на себя в зеркало:

— Ишь ты, держидерево… ну, раз гадости говорит, значит, ожил! А я, пока дочка моя не скажет мне, что я на чучело похож, ничё менять в облике не буду. Неведомый нам Боже Земной, верни её к нам, прошу! — взмолился Пол.

ЗИНА. Вокруг был туман, такой неподвижный и густой. Вспомнился наш фильм «Чародеи», тоже, что ли покричать: «Люди! Ау!» Что делать? Ни присесть, ни прилечь, ничего не видно, под ногами твердой опоры не наблюдается. Хорошо, хоть сырости нет — попробовала крикнуть — туман глушил звуки. Что ж, пойду или поплыву, вернее, туда, не знаю куда…куда глаза глядят, поплыла в этой невесомости рывками — всё оставалось таким же, и через какое-то время поняла, что выдыхаюсь. Куда попала, зачем? Так и пропаду в этом тумане, похоже. В размышлениях не заметила, что впереди туман как бы истончается, и, после очередного рывка, вывалилась на поляну. Обычная такая, вся в мелких цветочках, и летающих повсюду бабочках, пчелах, ещё каких-то насекомых. Долго сидела, не шевелясь, приходя в себя. Яркая желто-коричневая с красивыми лиловыми пятнами бабочка, села мне на руку, и я залюбовалась ею, потом, кряхтя и охая, встала. Надо было идти дальше, куда-нибудь да выбреду, всяко лучше этого тумана, брр, я передернулась.

Внезапно молодой мужской голос заорал:

— Баба Зина! — и навстречу мне выбежал юноша, подхватив меня, закружил, радостно крича, — Баба Зина! Как я рад!

— Поставь меня уже, голова кружится!

Он поставил меня на землю и, приглядевшись, я неуверенно сказала:

— Бодь, это ты?

— Я! — у меня подкосились ноги, он поймал меня у самой земли, — Бодик, это, правда, ты?

— А ты меня что, по ушам не признала?

Уши у моего, давно ушедшего на небеса, внука, и впрямь, были примечательные, не просто лопоухий, а сверхушастый был ребенок. Я притянула его к себе и, не замечая, что слезы бегут, нацеловывала его, гладила по лицу и голове, и не могла остановиться.

Сзади на плечи легли две мужские руки и такой родной, слегка подзабытый голос сказал:

— Привет, ма!

— Сыночка, Митенька, — повернувшись, я судорожно вцепилась в него, — вы мне не снитесь?

— Ма, конечно, нет!

— А где… — мне не дал договорить второй родной голос.

— Может, меня тоже обнимешь?

Меня обняли вторые руки, и вот тут я заистерила. Я рыдала, вцепившись в сынов, приговаривала, жаловалась, что мне так плохо и горько без них жилось, что так долго была без них, что оставили меня одну… Сыны вытирали мои слезы.

— Ма, ну, чего ты, как маленькая, вон Богдан сейчас тоже заплачет!

— Всё-всё, они сами бегут, это я от радости, дайте я на вас полюбуюсь, — мои ребёнки имели цветущий вид, я обнимала то одного, то другого, панически боясь, что проснусь. Очень нескоро все трое смогли убедить меня, что не снятся, я же так и не отцеплялась от них, то целовала своего выросшего внука, то, замерев, любовалась ими, то опять переспрашивала одно и то же. Сыночки обстоятельно отвечали на все мои вопросы, я через пять минут опять спрашивала про то же самое, пока Митюшка — мамина вредина, ехидными репликами не начал приводить меня в чувство, я мгновенно оскорбилась, потом тоже начала ехидничать и они засмеялись.

— Теперь порядок. Мам, мы так счастливы видеть тебя, мы тебя очень любим, не сомневайся, и не перестанем любить, присматриваем за тобой, радуемся за тебя.

Мы разговаривали и смеялись, вспоминали их проделки, они рассказывали мне то, что скрывали когда-то от меня, говорили, что здесь у них все нормально, что оба здоровы, что занимаются спортом, что Богдан постоянно с ними.

— Ма, все нормально, не переживай!

Душа моя бабочкой летала от счастья и как ледяной душ были слова:

— Ма, нам пора и тебе тем более.

— Куда пора? Я только вас увидела, я никуда не пойду! Вы — все, что у меня есть, нет, я вас не отпущу! — я заметалась между ними.

— Ма, мы пошли, помни, что мы всегда рядом и любим тебя, мелкие нам тоже очень по душе, иди к ним, ты им нужнее! — расцеловав меня и крепко-накрепко обняв, они все трое растворились.

Я стала рыдать и кричать пока не охрипла, бессильно опустившись на землю, долго сидела без движения, бездумно уставившись в одну точку, очнувшись, не увидела полянки, вокруг опять был мерзкий туман.

Одно различие, впрочем, имелось, под ногами была твердая поверхность. И, вздохнув, я поднялась и пошла. Твердь оказалась своеобразная — едва я делала неверный шаг, и нога тут же зависала в невесомости, приходилось опять нашаривать твердую опору. Так и шла, как в сказке — долго ли, коротко, пока не запнулась, обо что-то живое, внизу сидела смутно знакомая пантера, извинившись, переступила через неё и пошла дальше. Через несколько метров, опять запнулась, опять извинилась, а в третий раз спросила:

— Сколько же вас тут, и чего вы на тропинке сидите?

— Одна я здесь, — промурлыкала пантера, — а сижу… так тебя домой надо проводить!

— Какой такой дом, мой дом там, где сыночки с внуком, а они, — я всхлипнула, — от меня исчезли.

— Пррравильно сделали, ты ещё тут нужна.

Я махнула рукой.

— Никому я не нужна…

— Прислушайся, вон, как тебя зовут…

Где-то далеко-далеко на разные голоса звали какую-то Зину.

— Зовут кого-то, я-то причём?

— А ты разве не Зина?

— Зина, ну, мало, что ли, на свете Зин!

— А ты просто послушай, может, это тебя зовут?

Прислушалась, доносились только отголоски, слов было не разобрать…

Пантера вкрадчиво так промурлыкала:

— Пойдем поближе, послушаешь? Может, и вспомнишь что или кого?

— Ты ведь не отвяжешься? Пойдем, только, кто бы знал, как не хочется, я бы к сыночкам бегом побежала…

— Ну, тут тебя тоже интересное кое-что ждёт…

Так и пошли с пантерой, (вспомнила! Багира!) идти стало проще, я уже не оступалась, а шла за ней по тверди, голоса стали слышнее.

— …Мамочка… соскучил… не успел сказать… наглая рожа… люблю… оборзела в конец… — винегрет какой-то, голоса разные. Один, такой противный, скрипуче-мяукающий, стал раздражать, сказала вслух:

— Какой-то мерзостный голос говорит всякие гадости, его слышнее всех.

Пантера фыркнула:

— Чего-чего, а гадости говорить он мастак, а давай ему вместе отомстим? Пусть умоется гадский кот… тьфу! я тоже его словечками заговорила!

— Гадский кот? Такие бывают?

— Есть один такой, русский, нахал страшенный… но… душка… иногда!

— Хм… я тоже русская, у меня тоже был? Или нет? Или был… а, точно был кот, черный… как же… а, Стёпка!

— Он и сейчас есть, полудохлый, но борзый и резкий как… — она поперхнулась… — хорошо, что кроме тебя никто не слышит, стыдобушка.

Я задумалась, пантера тоже молчала, у меня в голове крутилось: «Стёпка, кот, что дальше? — Не помню», тут совсем рядом чётко услышала:

— Как я рад, что ты не отвечаешь, хоть раз в жизни выскажу всё, что накопилось за двенадцать — страшно представить, двенадцать лет!! Я сколь терпел, пра-а-а-авильно серб Горан говорил тогда — геноцид! Как иначе можно назвать издевательства над молодым, полным сил котом, надо же было с особой жестокостью, меня, меня — такого видного мужика, и кастрировать! Сделать из меня… дебила! А самолет этот? Думаешь, я забыл? У меня как сердце не разорвалось, придумала, нежного, тонко чувствующего кота — на самолете везти! Хотя, опять же, буду справедливым, не оставила в чужих людях, но это мелочи! А ещё…

Его перебил приятный мужской баритон:

— Вот очнёшься ты, я тебя в охапку и к обручу, весь Лиард ждёт такого события. Я не видел, но Тахирон говорит…

И детский голосок:

— А если громко-громко позвать её, она услышит? А если про дельфинчиков сказать, что свистят каждый день у тёти Саль на море и мамочку ждут? И про Муську и Зятя рассказать?