Домой не по пути

Глава 3

Ярко-красные волосы Тэмзи Пол развеваются на ветру, будто бы костер, пылающий и искрящийся от вмешательства капризных струй прохладного воздуха, рвущихся сквозь полуоткрытое окно «Доджа». Тэмзи кладет ноги на приборную панель, кидает в мою сторону косой взгляд и отворачивается.

– Мы с улицы брошенных зверьков не подбираем.

О Тэмзи Пол мне известно столько же, сколько о современном искусстве. Городок не мог прийти в себя после того, как она – дочка мэра – пыталась покончить с собой, и не просто выпив таблетки, повесившись или перерезав вены, а бросившись с крыши их, как бы так сказать, большого особняка. Она пролежала в коме несколько месяцев, потом вдруг очнулась и пустилась во все тяжкие. Перекрасила волосы в огненно-рыжий цвет, научилась пользоваться бордовым карандашом и подводкой. Хотя научилась ли – вопрос, конечно, спорный. Поправилась на пару килограммов, забросила учебу, друзей и все то, что для нее имело значение.

Если честно, я считаю, что у каждого человека есть причины ненавидеть эту жизнь. Но выбор Тэмзи Пол был мне непонятен. Ее мать – добрейшая женщина – посвятила свою жизнь благотворительности и церкви. Ее отец – самый богатый человек в Янгстауне. Я не исключаю того, что жизнь за порогом красивых домов отличается от той, которую нам пытаются втюхать, заливая о деньгах, роскоши и развлечениях. Но неужели у нее совсем не оставалось причин жить?

В любом случае знаменитой она была, когда я еще выпускалась из школы. Уже лет так пять я ничего о ней не слышала, и вот она сидит на переднем сиденье «Доджа» и глядит на меня своими раскосыми глазами обсидианового цвета.

– Привет! – нахожусь я.

Я чувствую себя по-идиотски. Машина огромная. С одной от меня стороны – Кори, с другой – улыбающийся светловолосый парень, похожий на довольного медведя. Лицо у него разукрашено роем веснушек, а брови кажутся практически белыми.

– Я Джесси!

Он улыбается еще шире и крепко пожимает мою руку. Пальцы у него длинные, но шершавые и все в мозолях. Я недоуменно киваю. Происходящее похоже на сон.

– Реган.

– Классное имя!

На водительском сиденье Уилл. Его пальцы едва дотрагиваются до руля, хотя мы едем с огромной скоростью. Ветер в «Додже» гуляет, как в пустыне. Мои волосы путаются и падают мне на лицо, сколько бы раз я ни пыталась заправить их за уши.

Все молчат.

Никто не спрашивает меня о моей жизни, не спрашивает, откуда взялась кровь на подбородке. Лишь ветер свистит и гуляет между нами, являясь единственной связующей нитью. В какой-то момент Уильям врубает музыку, и я устало валюсь на плечо Кори, как на спасительную подушку, прикрыв глаза.

Я еле сдерживаю слезы и слушаю музыку, которая, как мне кажется, пробирается внутрь моих мыслей. Такое иногда бывает: обычный трек оказывается твоей темой, которую обязательно крутили бы в фильме, если бы ты был его главным героем. Мне нравится это слияние – играет та самая песня, в тот самый момент.

Тэмзи Пол больше не смотрит на меня. Наверняка выброс яда при встрече – традиция, и люди поступают так уже не осознанно, а просто потому, что надо.

– Мы отстаем от графика, – говорит Тэмзи, и я слышу, как Уильям выдыхает дым от очередной сигареты с глухим свистом.

– Нет у нас графика, есть наметки.

– Значит, наметки – к черту. Мы в Эри хотели попасть до девяти вечера, чтобы снять комнату, пока не стукнет полночь. Но уже восемь.

– Придется ехать быстро.

– Куда быстрее, – ворчит Кори и ерзает на сиденье. Из-за этого моя голова падает с его плеча, и я нехотя выпрямляюсь. – И так ведь гоним.

– Мы плетемся, – смеется старший Гудмен, – я просто не хотел тебя шокировать, вот и давил на тормоз. Но раз Тэмми говорит, что мы сбились с «графика», мы должны прибавить газу. С Тэмми ведь не поспоришь, верно, Тэмми?

– Да куда торопиться? – продолжает возражать Кори. – Мы ведь сами себе хозяева.

– Я – твой хозяин, – пропевает Тэмзи и оборачивается, встряхнув огненно-рыжими волосами так, будто она снимается в рекламном ролике шампуня. – В девять мы должны припарковаться у аэропорта Эри.

Неужели она бросилась с крыши?

– И почему именно у аэропорта?

Да еще и в коме пролежала.

– Потому что я так сказала.

Интересно, белый шрам, пересекающий ее тонкую, темную бровь – последствие того незабываемого полета? Как она вообще решилась на этот ужасный поступок?

– Ты как заноза в заднице, – заключает Кори и покачивает головой.

– Я педантичная заноза, котик, и если мы договорились в девять приехать в Эри – мы приедем в девять в Эри.

Кори закатывает глаза, а Уилл разводит в стороны руки: мол, с ней ведь не поспоришь, что уж тут. В этот момент я понимаю, что мы летим по трассе со скоростью семьдесят пять миль в час, а Уильям – мать его – Гудмен не держит чертов руль. Мои глаза расширяются, и я резко подаюсь вперед.

– Эй, котик, за дорогой следи!

– Котик? – Теперь Уилл еще и вперед не смотрит, а глядит на меня своими серыми, отчасти голубыми – не берусь судить, в салоне темно – глазами, полными неги и легкомысленности, которая свойственна лишь тем, кто уже успел всё потерять. Тот, кому есть что терять, никогда не посмотрит на жизнь такими глазами: смелыми и яркими, как искры. – Ты назвала меня котиком?

– Что?

– Как ты меня назвала?

– Какая разница, не гони так. И смотри на дорогу, справишься?

– Нет, подожди, – парень поворачивается спиной к рулю и приподнимает ладони, – не думаю, что мне послышалось.

– Какого черта ты творишь?

– Уилл!

– Ты хотела сказать котик?

– Нет, блин, тортик!

– Уилл, сядь нормально! – взывает к брату Кори. – Я не хочу умереть, мы ведь еще даже из штата не выехали.

– Какая разница, где умереть, – пожимает плечами Тэмзи, – всё равно ведь умрешь.

– Отлично, сказала девушка, спрыгнувшая с крыши. Чувак, следи за дорогой!

– Я и так за ней слежу, просто мне захотелось узнать, послышалось мне или нет.

– И что, если не послышалось, что? – спрашиваю я, когда Гудмен лениво переводит взгляд на дорогу. Неожиданно я понимаю, что угодить в неприятности в компании этих ребят куда проще, чем наткнуться на отца в плохом настроении. – Что ты сделаешь?

– Скажу, что не надо меня так называть.

– И почему?

– Потому что тогда я тоже придумаю тебе прозвище. Людям лень называть тебя по имени, и они придумывают какую-то чушь. Но чем мое имя хуже? Если хочешь со мной поговорить, называй меня Уилл или Уильям, или мистер Гудмен.

– Мистер Гудмен? – усмехаюсь я. – Отлично! Но ты назвал меня птенчиком.

– И что?

– А это не прозвище?

– Ну мне действительно лень произносить твое имя. Не обижайся! Оно идиотское. Я не встречал девушек с именем Реган. Что это вообще за имя? А Уилл – нормальное такое.

– Это ты еще не слышал мою фамилию.

– Там еще хуже?

– Гораздо.

– Реган – классное имя, – вставляет свои пять копеек Джесси и замолкает, так и продолжая улыбаться, будто у него не все дома.

– Он – поэт, – поясняет Кори, но мне все равно ничего непонятно. – И музыкант. Кажется, в багажнике только его вещи и валяются. Гитара в ободранном чехле, ноты.

– Вы давно знакомы? – спрашиваю у Джесси и прижимаю пальцами пульсирующий нос. Он до сих пор жутко болит. – С Уиллом.

– Целую вечность. Месяца два, наверное.

– Большая же у вас вечность.

– В пути время идет иначе, – встревает в разговор Уилл, – часы превращаются в недели, а недели – в месяцы.

– Я не у вас спрашивала, мистер Гудмен.

Уильям ничего не отвечает. Я вижу, как дрогнули его губы, и вновь смотрю на Джесси. У этого парня не волосы, а катастрофа. Уши проколоты, а веснушки похожи на картинки, которые нам втюхивают психологи.

– Что? – Я хлопаю ресницами.

– Очередное «ничего» от Бонда, – ворчит Тэмми. – Джесси Бонд, никто тебя не понимает, когда уже до тебя дойдет?

– Ты это сам придумал? Только что?

– Музыка – это ведь тоже стихи, – задумчиво произносит парень, – я не думаю, я просто говорю, а строчки, как такты, выстраиваются самостоятельно.

– Это интересно.

– Я так выражаю то, что чувствую.

– И надоедаешь всем прилично, – усмехается Кори. – Как-то он сказал мне: «И даже если ты уйдешь, ты ничего не потеряешь, скорей, тогда ты пропадешь, когда решишь, что ты уйдешь». И что это, твою мать, значит?

Я усмехаюсь.

– Понятия не имею.

– Зато я все понял, – говорит Уильям. Он опять курит и опять говорит неторопливо и уверенно, как говорят люди, не сомневающиеся в собственной правоте, причем даже тогда, когда несут полнейшую чушь. Лицо у него делается умным, глаза сужаются, а уголки губ подрагивают от легкой ухмылки. – Человек всё теряет не в тот момент, когда уходит, а когда решает уйти, птенчик. Понимаешь? То есть твоя жизнь рушится от мыслей, потом ты бросаешь всё, действуешь и так далее, но в тартарары всё валится от осознания. Едва ты понимаешь, что тебе это не нужно, как оно тут же становится ненужным, и не важно: ушел ты уже или еще уйдешь.

Тэмми отнимает у парня сигарету и затягивается.

– Я должна спросить у нее.

– У меня? – Я верчу головой, глядя то на Кори, то на Уильяма. – О чем спросить?

– Это важный вопрос, подумай, прежде чем отвечать, о’кей? – Тэмзи Пол порывисто наклоняется ко мне. Глаза у нее дикие. – Ты нашла Иисуса, Реган Баумгартен?

– Что?!

– Тэмми, прекрати!

– Пусть ответит! Ты нашла Иисуса или нет?

– А он что, потерялся?

Девушка выпрямляет плечи и медленно расслабляется, позволив своему лицу стать не просто милым, но и довольным. Она вдруг улыбается.

– Отлично, ты прошла тест.

– А это был тест?

– А ты думала, тебя примут без вступительных экзаменов? – Уильям отнимает у Тэмзи сигарету и затягивается. – Мы ведь вольны выбирать, верно? Может, ты нам не нужна, птенчик. Хотя нет, я неправильно выразился. Может, ты испортишь нам поездку, как и мы тебе ее испортим. Понимаешь? Это цинично в каком-то смысле, но надо смотреть правде в глаза. Люди хороши в ненависти друг к другу, так зачем нам создавать подобные ситуации, а? Лучше удостовериться, что ты наш человек.

– Удостоверились?

– Это только первый тест.

– Классно. А как мне вас проверить?

– Да как хочешь.

– Как хочу?

Уильям кивает, и я на секунду задумываюсь.

– Пусть каждый назовет любимую книгу.

– Сразу в сердце метишь, Реган, – усмехается Кори, – учтите, она дерется, если кто-то обижает ее любимых авторов.

– Мы не из пугливых, – ворчит Тэмзи. – Книги, кстати, не только читать можно. Их можно жечь, складывать в красивые рядки на полках, выставлять в алфавитном порядке.

– Скорее всего, именно этим сейчас многие и занимаются, потому что гораздо легче накупить книг для красоты в комнате, чем для красоты в душе.

– Красоту в душе трудно заметить, – продолжает девушка с красными волосами.

– Знаешь что, – выдыхаю я, – ты не прошла тест, Тэмзи.

– О какая жалость.

– «Потерянный рай» Джона Милтона, – говорит Кори, – ну ты и так знала.

– Скука! Ты старый, как сиденья в этой машине! – смеется Уильям.

– Как мои джинсовые шорты, – добавляет Тэмзи Пол.

– Как мир, – заключает Джесси.

Я подмигиваю другу. «Потерянный рай» – сложная поэма, и осилить ее сможет только тот, кто ценит литературу.

– Я люблю стихи, это странно, да? – спрашивает Джесси Бонд. Он не знает, куда деть свои руки, и в итоге складывает их на груди. – В стихах больше драмы, чем в прозе.

– Думаешь?

– Короткие предложения, связанные по смыслу, скованные не просто единым контекстом, но и общей мелодикой. Стихи пишут единицы, а прозу – тысячи.

– Но не всю прозу можно читать, – я пожимаю плечами. Мне нравится, что мы обсуждаем книги, а не вырез на груди Тэмзи Пол, который такой смелый, что в нем можно было бы запросто утонуть, как в море. – Иногда возникает ощущение, что ты не книгу читаешь, а обмазываешь себя грязью, ну или выливаешь себе на башку малиновый сироп.

– Не любишь любовные романы? – Уилл протягивает мне сигарету, но я качаю головой. Тогда он вновь затягивается. – А на вид вроде девчонка.

– Я не верю им.

– Девчонкам?

– Любовным романам.

– Почему же?

– Потому что в жизни всё иначе. В жизни люди вырастают и превращаются в тех, кто разрушает всё, кто пьет, не просыхая, кто распускает руки и воняет, как кусок дерьма.

Я почему-то вспоминаю о маме. Знала ли она, с кем водится? По кому слезы льет? А Натан Баумгартен наверняка был симпатичным парнем. Правда, потом он превратился в похотливое, смердящее животное, раздирающее в клочья ее жизнь. Мама ведь любила его, она, возможно, до сих пор его любит. Но кому нужна такая любовь? Больная и ненормальная. К человеку, для которого ничего не имеет значения. Зачем любить? Где заветный счастливый конец? Всё это полная чушь.

– А у тебя есть любимая книга, Уилл? – спрашиваю я, встряхнув волосами. Мне вдруг кажется, что мы молчим слишком долго. Парень не смотрит на меня. Не оборачивается. Я не знаю, почему он затих, и придвигаюсь к нему ближе, едва не упираясь коленями в его локоть. – Так что? Умеет ли читать Уильям Гудмен?

– Да, этому меня научили еще в школе.

– Недостаточно знать, как выглядят буквы, чтобы читать книги по-настоящему.

– А эта тема – твоя любимая, верно?

– Без книг было бы трудно. Они спасают.

– Но не любовные романы. Странная ты.

– Чтобы читать о любви, в нее нужно верить.

– А ты не веришь.

– А я – нет.

– Но ты спокойно воспринимаешь Толкиена, правильно я понимаю? Несмотря на то, что все его персонажи написаны под действием сильнейших антидепрессантов.

– Фантастику не нужно принимать за правду. Это выдумка. А любовь вроде бы как реальное чувство. Во всяком случае нас пытаются в этом убедить. Терпеть не могу, когда мне вешают лапшу на уши.

– Любовь – отстой, – внезапно заключает Тэмзи. Я уже и забыла о ее существовании, но девушка напоминает о себе, вновь водрузив ноги на приборную панель. – Давайте уже сменим тему. Меня тошнит.

– Как скажешь, Тэмми. Но что насчет тебя? – Уилл смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида. Его радужка переливается и кажется мне сверкающей, как море поздним августом: яркое, будто освещенное луной. Биолюминесценция.

– А что насчет меня?

– Какая твоя любимая книга?

– Ты о своей ни слова не сказал.

– Я просто таинственный.

– Тогда и я сохраню название в тайне.

– Какая же ты таинственная? Ты обычная, птенчик. Только имя у тебя дурацкое. А так ничего примечательного. В любовь ты не веришь, потому что не встретила ее еще, но как только встретишь, прыгнешь в нее с головой, да еще и разобьешься.

Мне неприятно слышать его слова, но я приближаюсь к нему еще больше.

– А дымить, как паровоз, бросать умные фразочки направо и налево – ново? О таких парнях, как ты, написаны сотни книг, Уилл. И если и есть в тебе тайна, то лишь одна – в какой именно момент ты расколешься и окажешься ранимым мальчиком.

– И конечно, расколоть меня должна девушка. Верно?

– Именно. Я, может, и прыгну с утеса. Но только после того, как ты потонешь в море собственных соплей.

– Похоже на пари, – замечает Тэмзи и улыбается, глядя на меня своими огромными глазищами. – На что будем спорить?

– Что? – Я прижимаюсь к Кори и недоуменно кручу головой. – Какое еще пари?

– Уиллу любовь не нужна, а ты в нее не веришь. Но вы оба утверждаете, что рано или поздно у вас снесет крышу, да так, что мама дорогая.

– Я не понимаю…

– У нас есть недели две или три. Потом мы расстанемся и больше никогда друг друга не увидим. Так вот, – Пол выхватывает сигарету из руки Уилла и затягивается так глубоко, что у нее слезятся глаза, – на что будем спорить? На деньги?

– На книги. Я ей скажу название своей любимой книги, а она мне – своей.

Тэмми ворчит и картинно сплевывает, а Джесси вскрикивает:

– Это самое скучное пари в мире, Уилл, давайте все-таки разбавим приз выпивкой или деньгами.

– Если эта девушка и потеряет голову от любви, ей будет чертовски паршиво. Такие, как она, не любят, а страдают. Мы будем квиты.

– Идет, – говорю я, выпрямив спину. Мои брови встают домиком, и я оказываюсь к лицу Гудмена так близко, что замечаю крохотные веснушки на его носу. – Я согласна.