Дорогой воспоминаний

ГЛАВА 9. Опасность безответных вопросов. Настя

Размышления прервала трель дверного звонка. Кто бы это мог быть… Да еще и в обход домофона? Наверное, очередной проповедник недоучка. Какого-то черта консьерж благоволил этой братии и пускал их в подъезд, несмотря на многочисленные жалобы жильцов — мол, святые люди, слово Божье несут. Дьявол, даже не поскандалишь на такую тему толком.

Но картинка за дверным глазком была совсем иной. На лестничной площадке стоял он, мой… Да не знаю кто, и не знаю мой ли.

— Лукаш?

— Можно войти?

— Проходи, конечно. Извини, я не одета, просто только из душа и думала, что это очередной сектант пришел голову морочить…

— И ты решила отшить его, показав всю соблазнительность греха?

Осмотрел меня с ног до головы, чуть задержал взгляд на груди, заставляя стиснуть полы халата, да посильнее запахнуться, а потом улыбнулся так…

За такую улыбку голливудские звезды бы удавились и дело вовсе не в белизне зубов, а в том какие эмоции она вызывала. Такая соблазнительная, дразнящая, порочная до самого мозга костей, она всколыхнула целое море желания. Какого черта? Я, конечно, натура увлекающаяся, но не до такой же степени, чтоб от одной улыбки потерять себя. Так, соберись тряпка, а то это плохо кончится. Вернее, кончиться может очень даже хорошо, плавали, знаем.

Совершенно не интересуясь моим мнением, Лукаш скинул верхнюю одежду и будто бы у себя дома прошествовал прямиком на кухню, а я даже не успела толком въехать в ситуацию, и осознать в какие неприятности вляпываюсь.

Видеть Лукаша на моей кухне было до невозможности странно, он совершенно в нее не вписывался, как будто инородное тело попытались поместить в хорошо сбалансированную картину. Несмотря на костюм, дорогие аксессуары и ухоженность, достойную метросексуала, мужчина казался чужим этому месту, хотя оно было точно в его стиле. Чужим для моей кухни, но не для меня.

— Кофе?

Лукаш неопределенно пожал плечами, ему было явно наплевать на мое деланное гостеприимство, его интересовало нечто совсем иное.

— Ну так что? Почему ты ушла?

Вопрос Лукаша прервал затянувшуюся паузу, заставив дрогнуть холдер кофеварки в руках.

— Я…

Мне нечего было ответить, не вываливать же на него весь мой психоз? Даже если сразу не сбежит, то двести раз подумает, прежде чем продолжить отношения. Если они вообще есть.

— Весь день ждал, что ты дашь о себе знать, но видимо это не входило в твои планы.

— Прости, совсем замоталась…

— Неужели все было так плохо? — прервал он меня, недослушав.

Риторический вопрос, Лукаш знал, очень хорошо знал, что мне было чертовски хорошо, что мы подошли друг другу, как два осколка одной мозаики. Красной мозаики… Дьявол! Про стакан из-под молока с очень говорящими кровавыми разводами я напрочь забыла! Как и про плиту с чертовыми печеньками! Сместившись так, чтобы закрыть улику, облокотилась на стойку и сделала вид, что расслаблена и спокойна, как тот слон… Если бы. Кофеварка жужжала, тонкой струйкой лился кипяток в белую чашку, а удобная ложь так и не приходила в голову.

— Нет, и ты это знаешь, — констатировала я очевидное. — Просто мне показалось неуместным оставаться у тебя.

— Неуместным? — Лукаш горько рассмеялся. — После всего, что было?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Между нами было… нечто. Не просто банальный секс на одну ночь, не просто «бессмысленный и беспощадный трах», если выражаться словами Ксю, а что-то совсем иное. Будто не только наши тела соединялись, но и души. Как бы пафосно это не звучало. А потом очередной приступ психоза, чисто женские закидоны и… Остается сказать только одно.

— А что было? Сумасшедший вечер и чудесная ночь, — сказала я, ставя перед ним чашку с кофе.

— Вот как.

Щелкнула зажигалка и Лукаш затянулся сигаретой.

— Не знала, что ты куришь, — отметила я.

— Не курю, как и ты.

Многозначительный кивок на пепельницу с одним, одним, мать его, окурком! Вот ни разу не ясно, что, я точно так же недавно курила, и переживала произошедшее заново. Совсем нетрудно сопоставить факты, да сделать выводы, так что не удивительно, что Лукаш приподнял бровь и иронично спросил:

— Значит, ты решила сделать вид, что ничего особенного не произошло?

Вот чего он хочет от меня? Что за идиотские вопросы? Совершенно неожиданные и полностью выбивающиеся из его образа. Или нет? Может я нарисовала себе то, чего на самом деле и не было? Может он сейчас сидит на моей бежевой кухне полной предательских улик по совершенно другой причине?

— Лукаш, зачем ты пришел?

Вместо ответа мой визитер сделал глубокую затяжку, глотнул кофе. Посмотрел на меня долгим, каким-то до боли знакомым взглядом, а потом задал еще один непонятный вопрос:

— Ты совершенно ничего не помнишь, ведь так?

Настораживающий вопрос.

— Не помню? Ты, о чем? Я все прекрасно помню, была не настолько пьяной, если ты это имеешь в виду…

Мужчина вновь рассмеялся, скрипучим, хриплым смехом, прошедшим вдоль позвоночника колючей волной мурашек.

— Нет, не это.

Лукаш докурил сигарету, встал, прошелся к окну и взглянул в низко нависшее небо, беременное тяжелыми, дождевыми тучами. То ли он до этого не поворачивался боком, то ли я не обращала внимание, но его профиль был таким… классическим, что ли? Прямо древний император на полустертой монете.

— Ты ничего не помнишь, но это совсем не мешает тебе быть такой как прежде, — Лукаш повернулся ко мне. — Холодной, расчетливой сукой.

Его слова ударили наотмашь, и мне бы оскорбиться, но была в них правда и более глубокая, чем я когда-либо буду готова признать.

— Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Может стоит остановиться, пока ты не наговорил лишнего?

Опять этот проржавевший смех.

— Остановиться? Нет, нам уже не остановиться. Тот Путь, что начат, должен быть пройден.

И, прежде чем я успела сморгнуть замешательство от сказанного, Лукаш одним слитным движением оказался вдруг очень близко, так близко, что его мятное дыхание похолодило щеку. Мятное? Откуда мята, если он курил и пил кофе?

Он прищурился, всматриваясь в меня, словно пытаясь разглядеть что-то под плотной оболочкой и в этот момент зеленые искры мелькнули в его глазах. Нежданная зелень напугала, заставила сердце тревожно сжаться, а потом… Потом его губы искривились в усмешке, совсем не такой, какую я видела на лице Лукаша раннее, но почему-то она вновь показалась мне знакомой… Как будто из… другой жизни?

— Лукаш? — осторожно напомнила я о реальности.

Мужчина все также молча вглядывался, а потом качнулся еще ближе, втянул воздух у виска и пробормотал:

— И пахнешь также…

Мурашки прошлись горячей волной по телу, и искра возбуждения затеплилась где-то внутри. И, наверное, я бы ей поддалась, вверив в крепкие руки свое наслаждение, но за спиной скрипнул сдвинутый противень, и я внутренне похолодела. Пусть крови на нем и на стакане не так чтобы прям много, но ее же нужно будет как-то объяснить! Напуганная перспективой, я попыталась оттолкнуть Лукаша, но не тут-то было. Горячее тело вдавило меня сильнее в стойку, а те самые крепкие руки расположились по бокам, заключая в капкан.

Губы коснулись уха, сбивчиво шепча:

— Я так соскучился, а ты холодна, как Безднов лед… Почему ты всегда так холодна?

Рывок, и противень скинут на пол, следом летит и стакан, украшая мелкими блестящими осколками мой уже не такой идеальный пол, а я оказываюсь сидящей на кухонной стойке, с широко разведенными ногами, так широко, что полы халата бесстыдно разошлись, обнажая голое бедро.

Горячая ладонь скользнула по коже, обжигая, вызывая дрожь и легкий трепет, но мысли о валяющихся на полу уликах не давали покоя, не позволяли расслабиться.

— Лукаш, стой!

— Лукаш?

В его голосе почему-то отчетливо звучит растерянность, а потом черты лица каменеют и в глазах зажигается еще больше изумрудных огоньков.

— Лукаш, значит, — сквозь зубы цедит он.

Пальцы впиваются в бедро так сильно, что наверняка останутся синяки, вторая ладонь без всяких прелюдий пробирается под шелковую ткань халата и проходится между ног.

— Горячая и влажная…

Очень хочется ему возразить, сказать, что это из-за того, что я буквально недавно вышла из душа, но это было бы ложью, той самой, которая совершенно не клеится с ошеломляющей откровенностью момента.

— Тело никогда не лжет, тсани, — кидает Лукаш, словно прочитав мои мысли.

Настойчивые пальцы пробираются под тонкую ткань трусиков, безошибочно находят клитор и надавливают, то ли наказывая, то ли лаская. Неважно, импульс прошивает все тело насквозь, голова откидывается, обнажая шею, подставляя под поцелуй нервно бьющуюся вену. И Лукаш не заставляет себя ждать, болезненный укус, а потом нежное прикосновение языка, будто заглаживающего вину нетерпеливого зверя.

А пальцы тем времени продолжают творить беззаконие, проникая внутрь, скользя, дразня незавершенностью. Мужчина жарко дышит в шею, мое собственное дыхание сбивается, стоны грозят вот-вот вырваться из груди, но, какой-то скрытый дефект, скорее всего у меня в голове, тревожит, мешает, словно камешек в сапоге — вроде и маленький, а способен натереть серьезную мозоль.

— Лукаш, подожди…

Вместо ответа он зло рычит, в движениях пальцев больше нет и намека на нежность, губы впиваются жестким поцелуем, вызывая уже не стон, но всхлип. Звякает подставка для ножей за спиной, холодное лезвие прикасается на миг к бедру, немного царапает, раздается звук рвущейся ткани, бряцанье пряжки ремня и…

Кажется, что он еще больше, чем я его запомнила. Почти больно от резкого перехода тонких пальцев, к заполнившему до отказа члену, а Лукаш и не собирается останавливаться. Он яростно вбивается, крепко держа за бедра, не давая отодвинуться. Еще один наказывающий поцелуй, и я сильно кусаю его за губу, так сильно, что чувствую вкус крови на языке. Глаза мужчины распахиваются шире, и горячий шоколад окончательно заливает изумрудной патокой мятного ликера…

— Тсани…

Низкий хрип, и мои волосы оказываются в его захвате, он заставляет запрокинуть голову сильнее, выгнуться, раскрываясь еще больше. Его движения немного замедляются, словно он через силу пытается вынырнуть из охватившего разум наваждения, и я пробую еще раз до него достучаться:

— Пожалуйста, нет… Лукаш, прошу тебя…

Но вместо того, чтобы внять мои мольбам, чертов маньяк словно окончательно слетает с катушек! Подхватывает меня, и удерживая на весу еще яростнее вколачивается, от чего халат распахивается, обнажая грудь, и его жадный рот тут же впивается в сосок.

Я больше не пытаюсь его остановить, оттолкнуть, и не только потому, что понимаю всю бесполезность этой затеи, но и по той причине, что крыша медленно улетает в теплые края, оставляя после себя лишь слабый след разумности…

Одинокая фигура быстрым шагом удалялась от новостроя на набережной. Капюшон надвинутый по самые брови прятал мужчину от дождя, подставляя холодным каплям только кончик носа и приоткрытые губы.

Тот-Кто-Был-Крылатым тряс головой, словно пытаясь избавиться от навязчивого звука, шевелил пальцами, бормоча:

— За кой Бездной? Зачем?

Почему он сорвался? Почему пошел на поводу у Бездновых Звериных инстинктов? Почему дал волю своему нетерпению и… Саале… злости. Ведь, он все так хорошо продумал, все так здорово рассчитал — пусть этот недоучка из Мейнов вертится вокруг его тсани, пусть мнит себя Проводником Карты, истину ему знать не нужно. Пока он, Крылатый, соберет всю свою силу, этот Ученик может пригодиться. Все же Мейн, а значит провести по Пути должен. А с его помощью, так и вовсе, справятся в рекордные сроки, минуя коварные развилки, да используя потайные тропы «между».

Все выверено, все согласно старому плану. Он же так долго этого ждал!

Так вот за какой Бездной он вместо этой самой помощи и наставлений, вместо следования плану, накинулся на нее, сперва в клубе, а потом и в ее собственной квартире? Где, Бездна его пожри, его изворотливый ум и дальновидность? Где-где, в пиз… Нет, даже мысленно он не станет так выражаться, если это может хоть как-то коснуться Ее.

Как и прежде, одним своим присутствием она перечеркивала все упорядоченное в нем, да и не только в нем. Весь мир вокруг нее превращается в Хаос. Все миры. Туда им и дорога, лишь отнимают драгоценное внимание его тсани, лишь мешают замыслам. Его и Отца. Сдохнут в муках? Его это больше не волнует, больше ему не интересны страдания жалких букашек. Хватит, достаточно он положил на алтарь чужих интересов! Череда подлых предательств, невоплощенных стремлений и глупых ошибок научила его одному — все это неважно, все суета сует. Хоть что-то правильное есть в этой их Библии…

А его собственная Богиня…

«Как же ты стонала в моих руках… Совсем как когда-то. Ты сводишь меня с ума похлеще голубой орхидеи. Ну вот зачем, зачем ты повторяла это блядское имя? Какой в Бездну Лукаш?» Совсем другое имя должны шептать алые губы, совсем другое отражение должно стоять в ее пока еще серых глазах. Да… Ее глаза…совсем скоро они станут такими как были. Бездна…

Ну почему, почему все так сложно? Отец, за что?