Доверься судьбе

Глава 7

До самого конца пути Сьюзен ничего не видела перед собой. Внезапно машина остановилась, разом напомнив Сьюзен, где она и зачем. Перед глазами мелькнули лужайки, причесанные травинка к травинке, и искусно разбитые сады в окружении величественных деревьев. Не успела она окинуть взглядом дом, как дверь открылась и какой-то мужчина подошел к машине, чтобы помочь Сьюзен вылезти.

— Миссис Форбс, я Рольф Кэрью. Спасибо, что приехали к нам.

Должно быть, это отец Лейта, подумала Сьюзен, машинально опираясь на предложенную ей руку и спускаясь на землю из высокой кабины.

Он был примерно одного роста с сыном, но слегка плотнее. Волосы его поседели, однако для своего возраста он выглядел отлично, и его широкое, скуластое лицо было все еще красиво, хотя несколько полновато. Глаза у него также были зелеными. Он ловил взгляд Сьюзен, словно в надежде, что она сейчас же разрешит все тревожившие его вопросы.

— Все, что вам необходимо, что вы считаете нужным, только скажите, миссис Форбс. Это просто чудо, что Эми вернулась к нам. Но мы даже не представляли… — Он покачал головой, явно удрученный тем, как повлияло на его внучку возвращение в семью. — Моя жена сейчас с ней, — сказал он хрипло. — Это так много значит для Мэделин.

— Мы должны в первую очередь думать об Эми, а не о Мэделин, папа.

Хлопок задней дверцы «лендровера» подчеркнул резкость кинутой Лейтом реплики. Он подошел к ним с чемоданом Сьюзен в руке. Жесткий взгляд, брошенный на отца, говорил о напряженных семейных отношениях, о чем раньше Сьюзен, естественно, даже не подозревала.

— Я думаю точно так же, — парировал Рольф Кэрью с некоторым раздражением.

— Разве? — иронически спросил его сын.

— Я просто хотел, чтобы миссис Форбс знала…

— Она знает об Эми. Это все, что ей нужно знать. Миссис Форбс здесь не для того, чтобы решать проблемы Мэделин.

— Тебе известно…

— Да, мне известно, — перебил Лейт с такой яростью, что Сьюзен вздрогнула, — что ничего, кроме Мэделин и ее нужд, не имеет значения. Думаешь, Илана об этом не знала, когда там, в пустыне, писала предсмертную записку? — с горечью продолжал он. — Думаешь, у нее были сомнения насчет того, что для тебя важнее?

— Мэделин любила Илану. Эми она любит не меньше, — горячо возразил Рольф.

— Я тоже люблю Эми. Ради нее самой, а не в качестве суррогата.

От этих злых слов повеяло таким холодом, что у Сьюзен мурашки побежали по спине.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? — прошипел его отец.

— Я не позволю тебе использовать Эми, чтобы заменить твоей жене дочь, которую она потеряла, выйдя за тебя. Я заберу Эми отсюда, как только смогу. И мы будем жить отдельно. Так же, как жил ты. Отдельно от Иланы.

Рольф взорвался:

— Я тебе уже твердил тысячу раз! Я был уверен, что за вами обоими присматривает бабушка. Я ничего не знал о болезни Иланы. Она была моя дочь. Я любил ее.

— Но не так сильно, как Мэделин, — злобно бросил Лейт. — Вы так мало о нас беспокоились, что даже не давали о себе знать, пока ловили журавля в небе по всем Соединенным Штатам. И все ради ребенка Мэделин. О собственном ребенке ты и не думал.

— Обстоятельства были немного разные. Боже мой! Дочь Мэделин похитили!

Сьюзен ахнула в ужасе от такого чудовищного преступления, но мужчины не замечали ее. Они сошлись, как два быка, и явно намеревались бодаться до тех пор, пока один из них не отступит.

— Забрали, а не похитили, — с насмешкой подчеркнул Лейт. — Могу себе представить чувства ее бывшего мужа. Он имел право быть со своей дочерью! Я часто думал о том, как тебя, должно быть, мучает совесть.

— За что это она должна меня мучить? — с вызовом спросил Рольф.

— Ты увозил его дочь. По твоей милости этого человека и его ребенка едва не разделил Тихий океан. Разумеется, он чувствовал себя вправе взять назад свою дочь, пока было еще не поздно.

— У него не было никаких прав. Суд оставил девочку Мэделин.

— При разводе суд почти всегда оставляет двухлетних детей матерям. Это не значит, что отцы их не любят. Во всяком случае, он любил свою дочь больше, чем ты Илану.

Рольф взглянул на сына глазами, полными душевной боли:

— Ты не понимаешь. Ты никогда не понимал.

— Во всей этой истории нет ни малейшего сходства с тем, как потерялась Эми, — с неумолимой логикой дожимал Лейт. — Если Мэделин угодно проводить какие-то параллели, это твоя забота. Не моя. Не миссис Форбс. И не Эми. Так что разбирайтесь между собой.

Он взял Сьюзен под руку и потянул к ступеням парадного крыльца. Все еще не придя в себя после яростной перебранки мужчин, Сьюзен толком не разглядела дом. Успела только заметить, что массивное двухэтажное здание построено из песчаника и оба этажа снабжены обширными верандами.

— Ты не ведаешь снисхождения, не так ли, Лейт? — бросил ему вслед горький упрек отец.

Крепче сжав локоть Сьюзен, Лейт обернулся. Его лицо могло бы послужить отличной моделью скульптору, высекающему из мрамора лик безжалостного правосудия.

— Последнее, что сделала в жизни Илана, — назначила меня опекуном своего ребенка на случай, если Эми выживет. Ее дочь станет моей дочерью.

— Неужели ты думаешь, что Даника будет лучшей матерью, чем Мэделин?

Язвительное замечание задело Лейта за живое. Он ответил презрительно, будто хлестнул наотмашь:

— У Эми будет отец, который не бросит ее ради кого бы то ни было. Она всегда сможет рассчитывать на меня. Я всегда буду с ней. Так же, как я всегда был рядом с Иланой.

Рольф Кэрью ничего не ответил. Несколько мгновений двое мужчин сверлили друг друга взглядом. Напряженная тишина предвещала грозу. Лейт первый отвернулся и повел Сьюзен дальше, к ребенку, принадлежащему ему отныне и навсегда.

Так, значит, не я одна виновата в том, что Лейт так ожесточился, с некоторым облегчением подумала Сьюзен. Даника Фейрли ошиблась. Если он вернулся из Алис-Спрингса другим человеком, за этим стояло нечто гораздо большее, чем отказ, полученный от женщины. Давние семейные обиды, очевидно, сделали утраты еще более невыносимыми.

Она вспомнила предупреждение Тома: «Я не хочу, чтобы он окутал тебя мраком, который окружает его самого».

Мрак был в душе Лента Кэрью и до их встречи. Теперь Сьюзен уверилась в этом. Может быть, если бы тогда обстоятельства позволили ей протянуть ему руку… Но теперь уже поздно. Лейт более чем ясно сформулировал свой выбор во время разговора в машине.

Чувствуя себя усталой и опустошенной, как после поражения в борьбе, она переступила порог дома семьи Кэрью.

— Вы не думаете, что от меня было бы больше пользы, если бы я понимала, во что вмешиваюсь? — спросила она.

Его лицо осталось напряженным и неподвижным. Только в глазах сверкнула яростная решимость.

— Я позабочусь о том, чтобы вам не мешали заниматься Эми. Остальное вас не касается.

Одной фразой разговор был окончен, а Сьюзен твердо указано на то, какое место ей отведено в его жизни.

Они вошли в огромный холл и направились к величественной лестнице из красного дерева. Сьюзен рассеянно скользила взглядом по узорам паркета и персидских ковров, по изумительной старинной мебели. «Фамильное богатство! — думала она. — Принесло ли оно хоть сколько-нибудь счастья этой семье?»

Развод вряд ли можно считать дорогой к счастью, когда в семье есть дети. Слишком часто дети разрываются между враждующими родителями, любя их обоих, а те, в пылу борьбы между собой за преданность детей, раздирают в клочья их душевный покой. Битвы за право опеки над детьми, увы, обычное дело.

Сьюзен хотела бы знать, что случилось с первой женой Рольфа Кэрью, как долго длился его первый брак и каким он был. Нет сомнений, что его повторная женитьба создала много проблем, хотя свою нынешнюю жену он, видимо, очень любил. Лейт говорил о том, как второй брак отца сказался на его сестре, — но как насчет него самого?

«Вообще-то это не твое дело, — напомнила она себе, — да и Лейт не приветствует вопросы на эту тему». Они поднимались по широкой лестнице плечом к плечу, но без единого слова. Вот вам и вся дружественная обстановка, с печальной иронией подумала Сьюзен.

Отношения Лейта с мачехой, несомненно, были такими же напряженными, как и отношения с отцом; в свою очередь замечание Рольфа Кэрью насчет Даники не давало ни малейших оснований заподозрить его в том, будто он от души одобряет выбор сына. С другой стороны, быть может, эмоциональная привязанность Рольфа Кэрью к жене не позволяет ему объективно оценивать достоинства других женщин.

Будущее Эми в этой семье представлялось теперь не таким уж радужным. Девочка, очевидно, оказалась в центре сразу нескольких конфликтов и могла почувствовать, как невидимые вихри эмоциональных бурь закружились вокруг нее. Не исключено, что это одна из причин ее замкнутости.

Когда они добрались до следующего холла, уже над лестницей, Сьюзен дотронулась до руки Лейта:

— А вчера был такой спор об Эми? В ее присутствии?

Вы думаете, я бы это допустил? — огрызнулся он.

Сьюзен отдернула руку, словно обжегшись.

— Извините. Мне показалось, такое могло быть. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее манящего взгляда, тяжело вздохнул, успокаиваясь, и наконец сумел изобразить на лице вежливое сожаление.

— Нет, это вы меня извините. Вопрос ваш был по существу. — Глядя ей в глаза, он неохотно признался:

— Состояние Эми не зависит ни от кого из нас. Все началось с разлуки с вами. Чем дальше мы ехали, тем меньше она на нас реагировала. К моменту, когда мы приехали сюда, она уже совершенно замкнулась. Не думаю, чтобы что-либо, сказанное или случившееся в этом доме, имело для нее хоть какое-то значение.

Сьюзен знала, что это не ее дело, но не могла удержаться от вопроса:

— Если я вытащу ее из этого состояния, что будет дальше?

— У нее будет все, что только я смогу ей дать. Все, что хотела ей дать моя сестра.

Сьюзен засмотрелась на него, глубоко тронутая теми чувствами, которые он невольно высказал в этих сердечных словах.

Губы его искривились:

— Когда речь идет о правах детей, я весьма жестко слежу за тем, чтобы не было ни малейших нарушений. Вам не о чем беспокоиться, миссис Форбс. Я воспитаю Эми как родную дочь.

— Я в этом не сомневалась, — негромко отозвалась Сьюзен.

— Спасибо. Тогда, может быть, пойдем дальше? Он повел ее по широкому коридору.

— Это детское крыло дома. Комната Эми в надежде на ее возвращение оставалась неизменной все эти полтора года. Может быть, в конце концов она что-нибудь вспомнит.

— Сколько времени Эми пробудет здесь?

— Пока мы с Даникой не поженимся.

— А когда это будет?

Сьюзен слишком поздно прикусила язык.

Ответом стал суровый взгляд:

— Со своей стороны могу сказать, что вряд ли очень скоро.

— Вы еще не назначили дату?

Безумие — настаивать на таких личных вопросах, но непреодолимая потребность знать оказалась сильнее здравого смысла.

— Теперь это будет зависеть от того, как пойдут дела у Эми. Мы с Даникой уже говорили о том, чтобы отсрочить свадьбу. Сначала надо обеспечить благополучие Эми.

— Даника согласна принять дочь вашей сестры? Его глаза насмешливо блеснули:

— Даника не склонна говорить «нет» там, где я сказал «да». Это единственное, на что я могу твердо рассчитывать.

На все сто процентов, подумала Сьюзен. Декорации расставлены, актеры на своих местах. Ей Лейт Кэрью определенно не отвел роли в своей пьесе. У нее здесь только одна цель — пора на ней и сосредоточиться.

— Это комната Эми? — спросила она, остановившись у двери.

— Да. Я возьму на себя Мэделин. А вы — Эми.

Кивнув, она открыла дверь.

Это была прелестная комната девочки, вся в бело-розовом убранстве с легкими вкраплениями лимонного цвета. На окнах — изящные занавески с оборочками, сдвинутые вместе кровати застелены ватными одеялами. Книжки с картинками и всевозможные мягкие игрушки, какие только может пожелать душа ребенка, заполняли полки у стен. Подвески со сверкающими игрушечными птичками и тропическими рыбками свешивались с потолка, радуя глаз. Эми должно было показаться, что она попала в сказку, но девочка лежала на дальней кровати, сжавшись в комок и отвернувшись к стене.

Сидящая рядом женщина нежно гладила девочку по головке. Она была так поглощена созерцанием и, может быть, ожиданием ответа от ребенка, что, кажется, даже не заметила, как кто-то вошел.

Ее тоскующая нежность вызвала у Сьюзен мгновенный отзвук, задев какую-то струну в душе женщины, чья собственная нерастраченная материнская любовь лишь ненадолго нашла успокоение в заботах об Эми.

Какой это, должно быть, ужас — родить дочь, растить ее и потерять, думала Сьюзен. Она не знала, в чем Мэделин была права и в чем виновата перед первым мужем, и не могла судить о том, что произошло, но Сьюзен могла себе представить, каково жить, ничего не зная о собственной дочери, поскольку сама она росла, мечтая узнать хоть что-нибудь о своей матери.

У Мэделин Кэрью все-таки было утешение — ее сыновья-близнецы. И муж, преданный ей настолько, что она являлась для него главным человеком на земле. Она была не одна в отличие от Сьюзен, похоронившей Брендана и не сумевшей выносить их ребенка…

— Мэделин, миссис Форбс приехала, — тихо, но твердо сказал Лейт.

С явной неохотой Мэделин оторвала взгляд от ребенка и обернулась к ним. Сколько бы ни было ей лет, это была поразительно красивая женщина. Мягкие, очень женственные черты лица; чистая, без малейшего изъяна кожа цвета лепестков магнолии; густые, волнистые черные волосы, часто прошитые седыми нитями. Огромные темные глаза несколько секунд смотрели отсутствующе, их блеск был словно затуманен глубокой и неотступной печалью, которую Сьюзен почувствовала так остро, что сердце ее сжалось.

— Если позволите… — нетерпеливо настаивал Лейт.

Выражение унылой покорности легло на ее лицо; женщина встала и отошла от кровати. Она ни слова не сказала своему пасынку, но, когда Сьюзен двинулась вперед, внимание Мэделин тотчас переключилось на нее. Она посмотрела на гостью настороженно и оценивающе:

— Это вы нашли ее?

У нее был американский акцент, напомнивший Сьюзен манеру говорить Закари Ли.

— Нет. Мой брат Том.

— Я знала, этот ужас не мог повториться. Господь не мог быть так жесток. Если б только…

— Мэделин! — Лейт произнес ее имя, будто делая суровый выговор. Раздражение прорывалось в каждом слове, пока он говорил:

— Оставьте нас, пожалуйста. Если желаете помочь, организуйте утренний чай для миссис Форбс.

— Да. Да, конечно, — уныло согласилась она, и глаза ее соскользнули со Сьюзен. Она бросила еще один полный сердечной тоски взгляд на Эми, потом степенно удалилась из комнаты.

Со вздохом облегчения закрыв за ней дверь, Лейт указал на кровать, где скорчившись лежала Эми, одна в своем собственном мире.

— Дело за вами, — мягко сказал он, и на один лишь миг в глазах его проглянула беззащитность, мольба о благополучном исходе, обеспечить который могла только Сьюзен.

Сердце ее заколотилось, когда, встав коленями на кровать, она потянулась к Эми. Столько любви и столько боли сошлось вокруг одного маленького ребенка, которого ей предстояло теперь вызволить из добровольного заточения. Неужели любовь и боль неразлучны?

Сьюзен попыталась прогнать черные мысли из головы, стараясь сосредоточиться на Эми. Бережно, осторожно подняла на руки сжавшуюся в комок девочку и принялась качать ее, тихо и нежно говоря с ней на языке, которому научилась от Тома.

Эми прижимала к груди ту самую куклу, всем телом: поджатыми коленками, низко опущенной головкой — защищая ее от возможных посягательств. Сьюзен не пыталась сразу растормошить девочку. Сколько времени она просидела так, качая малышку и воркуя, она понятия не имела. Это было неважно. Она думала только о ребенке.

Но вот медленно-медленно, постепенно прижатая к коленкам головка пошевелилась, приподнялась. Ресницы неуверенно вздрогнули.

— Это я, Сьюзен, Эми… Сьюзен.

Несколько раз ласково повторенные слова стали последним толчком. Эми всмотрелась в склонившееся над ней лицо — и узнала. Коленки опустились.

Ручки взлетели. Кукла покатилась по кровати, а Эми вцепилась в живого, теплого, мягкого человека, напоминанием о котором ей служила пластмассовая кукла.

— Все хорошо, детка. Я здесь. Я с тобой, — любовно приговаривала Сьюзен, перехватывая девочку поудобнее, пока маленькие ручки зарывались в тепло ее волос, а личико утыкалось в шею.

Узнала! У Сьюзен гора свалилась с плеч. Она осыпала поцелуями шелковую головку… И только тут вспомнила о человеке, который молча смотрел на них все это время, вместе с ней дожидаясь ответа от своей племянницы. Она оглянулась, желая разделить с ним радость, но на лице Лейта Кэрью не было ни облегчения, ни веселья.

Она увидела лишь застывшую боль, но такую пронзительную, что сердце Сьюзен дрогнуло, и слова утешения сами слетели с ее губ:

— Дайте ей время, Лейт. Это все, что нужно.

— Время — лучший лекарь, — насмешливо протянул он. — Только вот… ничего оно не лечит. И суррогаты остаются суррогатами.

Сьюзен не знала, что сказать. Кого он имел в виду — свою мачеху или самого себя?

— Но это черная неблагодарность с моей стороны, — пробормотал он и, сделав над собой видимое усилие, кривовато улыбнулся. — Спасибо, Сьюзен, за то, что подействовали на Эми вашими чарами. Пойду скажу Мэделин, что за утренним чаем у нас, видимо, будет голодная маленькая девочка.

Чары… Это слово вертелось у Сьюзен в голове все время, пока она смотрела, как Лейт Кэрью выходит и закрывает дверь. Он употребил это слово, спрашивая о ее браке с Бренданом в день их первой встречи. Она помнила, что сказала тогда: «Наш брак основан не на чарах», — но, может быть, для него это слово означало просто душевное тепло, любовь?

Лейт никогда не чувствовал себя любимым?

Что случилось с его матерью?

Мэделин явно не смогла занять ее место. Что касается отца, то его любовь к сыну оказалась ослабленной или даже вовсе вытесненной любовью ко второй жене.

Но как же Даника Фейрли? Лейт сказал, что может всегда рассчитывать на поддержку Даники. Разве это не проявление любви?

Сьюзен потерлась щекой о макушку Эми, глубоко встревоженная и смущенная тем, как сильно этот человек разбередил ей душу. Не меньше, чем ребенок, которого она держит на руках, хотя и по-другому. Может быть, Эми заполнит черную дыру в жизни Лейта.

Черная дыра в ее собственной жизни вдруг стала угрожающе разрастаться. Сьюзен крепко зажмурилась и приказала себе не думать об этом. Жить сегодняшним днем. Заниматься ребенком. А потом она вернется в Алис-Спринте. Вполне разумный план.

И все же Сьюзен не находила в своем сердце достаточно твердой убежденности. Ей все казалось, что наступил какой-то переходный момент и ее жизнь словно замерла в ожидании продолжения.

«Есть еще что-то», — сказал Том.