11

Завтрак пошел Вирджинии на пользу. Она устроилась в большом кресле у окна и долго смотрела на бушующий на Мичигане шторм, пока незаметно для нее самой глаза ее не закрылись и она не погрузилась в сон — глубокий, спокойный, несущий отдохновение и дарящий жизненные силы.

Измученная женщина спала долго и безмятежно, не тревожимая сновидениями, и не знала, что Габриэлла несколько раз заглядывала в библиотеку и внимательно смотрела на нее с порога. Один раз даже вошла и постояла рядом, подняла было руку, намереваясь тронуть за плечо и разбудить, но в последнюю секунду чего-то испугалась и бесшумно удалилась.

Наконец Вирджиния вздрогнула и открыла глаза. Осмотрелась, словно не понимая, где находится и как тут оказалась. Кинула взгляд на часы и мысленно выругалась. Вот тебе и тщательно построенные планы! Уже начало четвертого! Когда же теперь навестить брата? Только завтра…

И тут она вспомнила — Марк! Марк же должен приехать за ее фотографией. Почему его до сих пор нет? Или… или он уже приезжал, а она все проспала? Он торопился, а Габриэлла не стала ее будить, отдала ему то, что было нужно, и позволила уйти.

Вирджиния с силой несколько раз нажала на звонок и, ожидая прихода служанки, составила записку:


«Габриэлла, кто-нибудь заезжал, пока я спала? Мистер Стэтсон или мистер Бернштейн?».


Та появилась, нервно теребя пальцами передник, прочитала вопрос и отрицательно потрясла головой.

Хм… странно. Он же собирался, даже просил никуда не уходить. Значит, это было важно… Что же случилось?

Вирджиния махнула рукой, отпуская Габриэллу, и подошла к окну. На озере по-прежнему бушевал шторм, ветер со злобной силой рвал и трепал деревья и гнал по небу тяжелые черные тучи.

Ноябрь. Почти зима. А весны-то я, наверное, уже и не увижу…

Легкое прикосновение к плечу заставило ее вздрогнуть. Она обернулась — Габриэлла протягивала ей записку.


«Миссис Десмонд, мне необходимо сказать вам одну вещь. Уделите мне, пожалуйста, несколько минут. Это очень важно и для вас, и для меня».


Вирджиния удивилась, особенно тому, что Габриэлла, обычно спокойная и полная достоинства, выглядела сейчас крайне взволнованной. Она указала рукой на «компьютерный терминал», вопросительно вскинула брови.

Служанка утвердительно кивнула: да, мол, справлюсь.

Они сели друг напротив друга.


Прошу тебя, Габриэлла, не называй меня миссис Десмонд. Говори просто Вирджиния или даже Джинни. Мы ведь так давно знакомы с тобой. Что ты хотела сказать мне? — написала хозяйка, и с изумлением увидела, что на глазах Габриэллы выступили слезы.


Простите меня, миссис Вирджиния, простите, — медленно, одним пальцем набрала служанка, не заботясь о слезах, бегущих по щекам. — Вы всегда так хорошо ко мне относились, а я… — Она несколько раз всхлипнула, но все же взяла себя в руки и продолжила трудоемкий и непривычный для нее процесс письма. — Тот детектив, что несколько раз приезжал к вам, он был у меня дома в воскресенье, спрашивал, что мне известно об убийстве, где я была в тот день и все такое. А потом сказал, что если я что-нибудь вспомню, то должна обязательно сообщить ему или вам.


Тут служанка не выдержала нервного напряжения и разрыдалась не на шутку, так что Вирджинии пришлось долго успокаивать ее.


Миссис Вирджиния, я поступила как последняя мерзавка по отношению к вам, но это не потому, что я желаю вам зла. Она запугала меня. Я и понятия не имела, что это так важно, а то бы…


Да в чем дело, Габриэлла? Говори прямо, я ничего не понимаю. Возьми себя в руки, пойди умойся, если хочешь, и объясни все толком. Кто тебя заставил и что?


Миссис Вирджиния, то письмо… ну, то, что нашли в вашем письменном столе… от мужчины…


Ну же, Габриэлла, не тяни, говори быстрее, что ты про него знаешь? — не выдержала Джинни.


Это я его туда положила, — написала Габриэлла и опустила глаза, не решаясь взглянуть в лицо преданной ею женщины.


Ты?! Но почему? Зачем? Ты что, сама его написала? Что я тебе сделала, Габи? Как ты могла? — лихорадочно застучала по клавишами Вирджиния, когда пришла в себя от потрясения.


О, миссис Вирджиния, я так виновата, так виновата…


Габриэлла, немедленно прекрати истерику и объясни спокойно, кто тебя заставил и зачем? Это важно, очень важно. Тебе заплатили? Почему ты сразу не сказала мне?


Это мисс Марлоу, это все она.


Эдвина? Но она-то тут при чем?


Не знаю. Она дала мне его через две недели после того, как ее уволили. Приехала ко мне домой и велела спрятать в ваш стол, в такое место, где вы не найдете.


Так. Понятно. Значит, Эдвина. Зачем же ей это было надо?


Не знаю. Я подумала, может, она хотела выслужиться перед хозяином, чтобы он взял ее обратно.


Ох, Габи, Габи, ну как же ты могла? Ведь он бы вышвырнул меня на улицу без единого цента, если бы узнал, что у меня есть любовник. Ты об этом не подумала?


Подумала, конечно, но, говорю вам, у меня не было выхода. Она шантажировала меня.


Шантажировала? Но чем? Ты же честная женщина, Габриэлла. Я уверена в этом.


Служанка грустно усмехнулась.


Спасибо на добром слове, миссис Вирджиния. Да, вы правы, я честная, вернее, была такой, пока не взяла то проклятое письмо и не подсунула в ваш стол. Но я… я…


Ну же, говори. Не мучай ни себя, ни меня. Тебе самой станет легче, что бы там ни было.


Я приехала в Штаты нелегально. Это было незадолго до того, как мистер Десмонд женился на вас. И мисс Эдвина знала об этом. Собственно, она-то и нашла меня, и посодействовала, чтобы я получила место. Она сказала, что, если я этого не сделаю или проговорюсь потом хоть одной живой душе, она донесет на меня в Службу иммиграции и натурализации, и меня вышлют. Миссис Вирджиния, у меня в Пуэрто-Рико остались двое детей, старые больные родители и три сестры. И они все зависят от меня, от моих заработков! Если бы меня выслали, мы бы все погибли с голоду. Все! И я никогда не смогу набрать денег, чтобы второй раз добраться сюда! Вы не представляете, какая там жизнь, просто не представляете! Я коплю каждый цент, чтобы хоть детей забрать к себе. Что мне теперь делать, миссис Джинни? Что делать?


Успокойся, Габи, успокойся, не рыдай. Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю тебе. Я тебя не оставлю, но, думаю, тебе придется дать показания в суде. Это нужно для меня. Жизненно необходимо.


Я знаю, миссис Джинни, я так и поняла из того, что мне говорил этот детектив Стэтсон. Простите меня, миссис Джинни, ради Христа, простите.


Довольно! Я же сказала, довольно. Сегодня оставайся ночевать в особняке. Я свяжусь с адвокатом и детективом и попрошу, чтобы кто-то из них приехал поговорить с тобой. Ясно? Не бойся, я обещаю, что с тобой ничего страшного не произойдет. Учти, даже если Эдвина выполнит свою угрозу, я дам тебе денег и для семьи, и для возвращения. Поняла? Веришь мне?.. Вот и хорошо. А теперь иди, приведи себя в порядок и приготовь что-нибудь на обед с расчетом на гостей.


Габриэлла еще несколько раз всхлипнула, вытерла мокрое лицо, сделала попытку поцеловать Вирджинии руку и наконец удалилась. А молодая женщина принялась рассылать сообщения по всем известным ей номерам и адресам, срочно вызывая адвоката.

А когда сделала все, что могла, взяла первый попавшийся журнал и хотела было пойти в гостиную, намереваясь там подождать появления Бернштейна или Марка, но вспомнила, что утренние ее попытки привести себя в порядок успехом не увенчались. Быстрый взгляд в ближайшее зеркало подтвердил, что даже небольшие улучшения никак не повредят.

Слава богу, он до сих пор не приехал и не увидел меня в таком жутком виде, подумала Вирджиния, взбегая по лестнице на второй этаж… Что уж она там делала, какие ухищрения пустила в ход, оставалось лишь догадываться, но через четверть часа вниз спустилась словно бы другая женщина — собранная, элегантная, уверенная в себе.

Итак, скоро все закончится, приближаясь к гостиной, сказала она себе. Приедет Бернштейн, Габриэлла все ему расскажет, и он быстро и легко добьется того, чтобы обвинение с меня сняли, или как там это у них делается? Конечно, ведь если письмо подложное, да еще с уликами накладка вышла — масло масляное, — то любому будет ясно, что я ни при чем. И они не смогут осудить меня, даже если очень постараются. Наверное, и пытаться не станут. Иначе, если суд состоится и меня оправдают, тот прокурор, о котором Марки говорил, будет выглядеть полным дураком.

Вирджиния уверенно взялась за ручку, намереваясь открыть дверь, и вдруг… И вдруг черная пелена, скрывавшая от нее события того рокового дня, упала, и она увидела… увидела…

На ковре в луже крови лежал и хрипел Лайонел. Рядом с ним голая блондинка, которую он привез с собой, тоже в крови, в какой-то неуклюжей позе. На лбу у нее словно красная звезда. Туда попала пуля. Она лежала молча, и ее глаза были устремлены куда-то повыше головы Вирджинии. Но они ничего не видели. Девушка была мертва.

Вирджиния прижала обе руки ко рту, словно пыталась подавить рвущийся крик, хотя на самом деле не смогла бы издать ни звука, даже если бы захотела.

— Джинни… Джинни… помоги мне… помоги… вызови «скорую», — донесся до нее едва внятный хрип мужа.

Она кинулась к нему, присела рядом, совершенно позабыв о лежащем в кармане пистолете, схватила за руку, и задала самый идиотский, какой только можно было задать, вопрос:

— Боже мой, Лайонел, что это с вами такое?

Он тяжело задышал, прикрыл глаза, словно собирая силы для ответа, но потерял сознание.

— Он подыхает, вот что с ним такое!

Эти слова донеслись из-за спины Вирджинии. Она вскрикнула, обернулась, так и не вспомнив о том, что у нее с собой оружие. Перед ней стояла Кристин с перекошенным от ненависти лицом и еще дымящимся пистолетом.

— Боже мой, Крис, это ты? Что… что ты натворила? Как могла? — еле слышно прошептала Вирджиния.

Та расхохоталась — громко, жутко, торжествующе.

— Как могла? Я мечтала об этом всю свою сознательную жизнь! Старый ублюдок ненавидел меня и теперь он подыхает! — Она подняла пистолет и выстрелила еще раз в неподвижное тело отца.

— Но тебя же поймают и казнят… — растерянно пробормотала Вирджиния.

Кристин снова рассмеялась.

— Казнят? Меня? Да с какой стати? Это же ты убила его, Вирджиния, ты! Посмотри, узнаешь? Это ведь твой пистолет, верно? К тому же какой мне интерес в его смерти? Я же практически ничего не получу. Главная наследница — ты, Джинни, ты, а не я. Так что это ты убила его.

— Но… но я же скажу, что это ты… — не понимая, возразила молодая женщина.

— Нет, дорогая, не скажешь. Ни единого словечка не издашь. Потому что иначе я угрохаю твоего ублюдочного братца! Ясно? Понятно я говорю? Отвечай!

Вирджиния облизнула пересохшие губы, попыталась что-то сказать, но безуспешно. Кристин приблизилась к ней, держа ее под прицелом, наклонилась к самому лицу и прошипела:

— Не сомневайся, дорогуша, угрохаю. Только вякни и считай, он уже труп. Как и эта падаль. — Она презрительно пихнула носком туфли обнаженное тело несчастной блондинки, подняла пистолет, и…

В глазах Вирджинии потемнело — удар пришелся рядом с виском и едва не стал для нее фатальным.


Крис, боже мой, так это была Крис! — в ужасе думала Вирджиния, изо всех сил цепляясь за дверную ручку, чтобы не упасть. Господи, какой ужас! И что же… что же мне теперь делать? Ведь она же сумасшедшая. И она убьет его. Точно, убьет. Я уверена. Ее ничто не остановит. Что делать? Что делать?

Ответ пришел сразу — ясный и однозначный. Молчать. Нет, даже не молчать, а признаться. Да, верно. Ей надо признаться в том, что она убила мужа и девушку. Тогда Кристин не тронет Джерри.

План, четкий и ясный, сложился сам собой.

Первым делом — отправить Габриэллу домой. Да, и приказать молчать. Сказать, что сама все передаст Бернштейну и тот уладит дело так, чтобы ей не пришлось давать показания. Да, правильно. Так и надо сделать. Она обрадуется и не будет задавать лишних вопросов.

Вторым — подготовить и напечатать признание.

Третьим — под любым предлогом избавиться от Бернштейна. В крайнем случае, уволить его.

Четвертым — с самого утра собрать все возможные деньги и перевести на счет санатория.

А Джеррик? Съездить его повидать напоследок? Нет. Нет, не стоит рисковать. Вдруг Кристин наняла кого-нибудь следить за ней и решит, что она пытается выкрасть и спрятать его? Да наверняка так оно и будет. Нет-нет, решено, нужно перевести деньги на их счет, а потом поехать в полицию, отдать признание — и будь что будет.

Да… да, так и надо действовать…

Вирджиния собралась с силами, кое-как отклеилась от стены и отправилась разыскивать служанку. А когда та поняла, что ей не придется беседовать с представителями власти, и ушла домой, многословно, судя по ее непрерывно шевелящимся губам, благодаря хозяйку, удалилась в библиотеку и приступила ко второй части задуманного.

Увы, признание давалось ей с трудом. Голова буквально взрывалась от самых разных мыслей, и большая их часть была посвящена конечно же Марку.

Что делать, когда он приедет? Как мне тогда поступить? Как объяснить свое нежелание бежать? И что сказать по поводу признания?

Да ничего. Просто ничего. Держаться так, словно все идет, как планировалось. Отдам ему фото. Пусть думает, что… А что он будет думать, когда узнает, что я пошла и сдалась властям? Что я гнусная и коварная обманщица? И к тому же убийца? Ну и ладно, мне-то какое теперь дело? Я ведь его больше не увижу…

Сердце Вирджинии наполнилось безысходной тоской, глаза затуманились, перед внутренним взором замелькали картины — яркие, сочные, радостные — коротких, слишком коротких минут ее любви и счастья.

Ну и что же, что их было так мало? Самое главное, что они были, что ее жизнь не оказалась сплошным мыльным пузырем.

О, Марки, как мы могли бы быть счастливы! Как я могла бы быть счастлива, если бы судьба не повернулась ко мне спиной!.. Но нет, я не могу, не должна, не смею так говорить! Она же предоставила мне шанс узнать, что такое любовь и каково это — быть любимой. Даже если мне предстоит скоро умереть, я уйду, благословляя и благодаря свою удачу, прославляя и восхваляя величайшее из великих чудес света — любовь.

Но почему бы не остаться и не насладиться этим чудом? — тихонько спросил тоненький голосок эгоизма. Почему ты должна пожертвовать собой ради ребенка, который даже не понимает, что такое жертва? Который, строго говоря, даже не родной тебе?

Мне стыдно за тебя и за себя, сурово сказала Вирджиния этому предательскому голосу. Как ты смеешь внушать мне такие мысли? Разве Джерри не имеет права на существование? Он же ни в чем не виноват! Пусть он болен, но это не значит, что он не должен жить! Кто знает, возможно, пройдет всего несколько лет и ученые найдут способ справляться с этим недугом. Да и вообще, мое ли это дело — решать вопросы жизни и смерти? Я не убийца, как маленькая Десмонд, и не собираюсь сознательно лишать жизни беззащитного и беспомощного мальчика, брошенного и обиженного всеми на свете. Его жизнь — оправдание моей, всего, что я успела и не успела совершить.

Да, это так, но как же Кристин? Ты позволишь ей остаться безнаказанной? Да откуда ты знаешь, на что она решится через год, через месяц, даже через день? Чей черед придет тогда?

Я не знаю, просто не знаю…

Вирджиния беспомощно опустила руки и поникла, словно лишенный влаги цветок. Противоречивые мысли роились в ее голове, лишая душевного равновесия и уверенности в правильности принятого решения.

Если Крис останется на свободе, да еще будет уверена в том, что ей удалось выкрутиться из этой истории, что она сотворит дальше? На кого поднимет руку?

Так имею ли я право позволить убийце разгуливать на свободе? Верное ли это решение — взять ее вину на себя?

А Джеррик? Как же тогда Джеррик? Неужели я рискну его жизнью?

Нет, никогда!

Значит, рискну другими жизнями — незнакомых, неизвестных мне людей. Так, что ли?

Н-нет… нет, конечно же нет…

Но что же делать? Что делать? Как быть? Что предпринять, чтобы не пострадали невиновные?

Сказать все Марку? Или Бернштейну? Но как быть уверенной, что даже немедленный арест Крис спасет моего малыша? А если у нее есть сообщник? А если… Да мало ли что!

Вирджиния вспомнила безумные глаза дочери своего покойного мужа, ее перекошенное лицо, крики, полные ненависти, и поежилась. Жутко… просто кошмарно…

А ведь когда-то Крис даже нравилась ей. Она горячо сочувствовала девушке, лишенной не только материнской, но и отцовской любви. Даже пыталась один раз поднять свой слабый и незначительный голос в защиту Кристин. Но Лайонел так глянул на нее, что она навсегда утратила желание вмешиваться в его отношения с дочерью.

А ведь если бы я тогда не оступилась, думала Вирджиния, кто знает, может, Крис и не дошла бы до такого ужасного состояния? Значит, мои слабость и трусость сделали меня соучастницей в совершенном ею убийстве?

Ее ненависть ведь была направлена на отца, только на него. Он был источником ее вечных страданий и унижений. Она не опасна для других, твердила себе молодая женщина, терзаемая сомнениями и неуверенностью. Не будет ли проще и надежнее все же взять вину на себя, отвратив беду от Джерри?

А если Крис сошла с ума? Если стала невменяемой? Если следующий припадок ярости заставит ее схватиться за пистолет и начать палить в первого попавшегося на ее пути?

О, Боже, что же мне делать? Подскажи, Великий создатель, помоги, надоумь, наставь!

К сожалению, Господь не откликнулся на ее горячий призыв. То ли занят был другими, более важными делами, то ли не счел мольбу неверующей заслуживающей его благосклонного внимания. Так или иначе, но Вирджиния провела в бесплодных терзаниях почти всю ночь.

И только ближе к утру, когда стрелки часов показывали начало четвертого, она забылась тяжелым, беспокойным подобием сна прямо перед светящимся экраном монитора…

Загрузка...