Глава 26

Эрика сама себе удивлялась, как только ей хватило выдержки ни разу за все эти ужасные часы не лишиться сознания или хотя бы не впасть в панику. Страшно было очень, и все-таки ни на минуту она не потеряла головы… ну, разве только в самом-самом начале, когда все так ужасно загремело и затряслось. Тогда все четыре девицы в купе посыпались со своих диванчиков, а слаженный визг на короткое время перекрыл грохот и железный скрежет. Эрике смутно помнилось, будто она тоже кричала. Ни разу не пискнула одна только королевна Мариша, бывшая тут же, в купе, вместе со своими фрейлинами; да ей и не пристало визжать, тем самым уронив себя в глазах подданных.

Когда грохот стих и толчки прекратились, напуганные девицы выждали еще несколько времени и только тогда начали подыматься с пола, охая и причитая. Ее высочество уже стояли у дверей и прислушивались, сосредоточенно сдвинув брови; происшествие, по-видимому, нисколько ее не напугало, а только лишь рассердило.

— Тише вы! — шикнула она на стенающих фрейлин. — Поглядите лучше, что творится снаружи.

Две девицы в голос закричали, что ни за какие сокровища на свете не подойдут к окну — мало ли что может за ним оказаться! Прижавшись друг к другу, они умостились на диванчике и отказались двигаться с места, пока кто-нибудь не явится их спасти. Еще какой-нибудь месяц назад Эрика непременно присоединилась бы к ним, но сегодня она смело приблизилась к окну и, замирая от собственного безрассудства, выглянула наружу.

Ничего особенного она не увидела: меловой склон, поросший самый обычной травой и какими-то высокими сухими колючками; россыпь камней на земле: покрупнее и помельче, самые обычные, банальные скучные камни. А надо всем этим — безмятежно голубое небо, подернутое легкими облачками. Эрика начала уж было отворачиваться от окна, чтобы поведать об увиденном королевне, как вдруг за стеклом из ниоткуда возник темный предмет, очертаниями похожий на человека — вернее, на голову и плечи человека в шляпе. Испуганно вскрикнув, Эрика отшатнулась, оступилась и упала на диван, и в ту же секунду в коридоре послышались громкие голоса, мужской и женский. Женский показался ей знакомым; будь у нее несколько минут на размышление, она вспомнила бы, кому он принадлежит, но события развивались слишком стремительно. Заслышав голоса, королевна Мариша бесстрашно распахнула дверь и шагнула в коридор:

— Что здесь происходит?!.

В следующую секунду она резко качнулась вперед, как будто кто-то ее дернул, — а затем исчезла. Из коридора послышалась брань, весьма неумелая, но страшная уже потому, что слетала она определенно с девичьих губок. И снова голос показался Эрике знакомым; она уже почти поняла, кто это бранится, но все испортили фрейлины, снова слаженно завизжав. Эрика и сама готова была от страха свернуться в клубок и спрятаться в укромное местечко (например, под диванчиком), но этот глупый визг неожиданно ее рассердил.

— Да умолкните вы! — тоном, поразительно напомнившим приказной тон королевны, обратилась она к спутницам, и те, знавшие Эрику как девицу исключительно тихую и покладистую, неспособную обидеть и муху, от удивления буквально остолбенели. Эрика же напряженно размышляла, закусив губу. Впервые в жизни ей приходилось решать самой за себя. Единственный раз она высказала свою волю, поднявшись в бунте против брата, но подстрекнула ее к этому бунту все-таки Ядвися.

Ядвися! Где она сейчас, что с ней? С опозданием Эрика сообразила, что ведь это ее голос она слышала в коридоре минуту назад. Ядвися ругалась!

О! если б это услыхал ее брат! Какую бы трепку, верно, он задал бы ей!

Эрика никогда не видала барона в гневе, но легко могла представить, насколько он может быть ужасен. Да… но гнев его в первую очередь обрушился бы не на сестру, попавшую в беду (это непременно, иначе с чего бы она стала так браниться?), а на ее обидчиков.

Воспламененная этой мыслью, а так же неожиданным, но непреодолимым порывом стать достойной своего возлюбленного, Эрика ринулась в коридор с криком: «Ядвися, держись, я иду к тебе!»

Увы, ее благородный и мужественный порыв пропал втуне. В дверях девушка натолкнулась на незнакомого мужчину в шляпе и полумаске, который без всякого напряжения сломил ее отчаянное сопротивление и втолкнул ее обратно в купе. Фрейлины снова пронзительно завизжали. От этого визга незнакомец пошатнулся было, словно под порывом сильного ветра; но быстро справился с собой и, одной рукой увлекая за собой ослабевшую от страха Эрику, кинулся на девиц подобно тигру. В мгновение ока все было кончено: все три барышни сидели — или, вернее, полулежали — на диванчиках с веревками, стянувшими им руки за спиной и ноги в щиколотках; у двух особенно голосистых фрейлин к тому же во ртах красовались на скорую руку сооруженные из шелковых платков кляпы. Над онемевшей Эрикой разбойник отчего-то сжалился; а впрочем, быть может, у него просто вышли все платки. Миг — и зеркальная дверь купе бесшумно закрылась за его спиной; девушки остались одни.

Несколько времени Эрика сидела тихо, как мышка — но не от того, что от страха потеряла способность двигаться и говорить, нет; она размышляла — размышляла так спокойно и хладнокровно, как никогда в жизни. При этом она как бы смотрела на себя со стороны и только диву давалась, как это она умудряется оставаться такой спокойной в безвыходной, казалось бы, ситуации, когда вокруг злодеи, судьба подруги и любимого человека покрыта мраком, и некого позвать на помощь.

Позвать на помощь!.. Признаемся: несколько минут после того, как разбойник удалился, оставив связанных девушек одних, Эрика все-таки с трудом сдерживалась, чтобы не поднять крик. Мужчины знали, что в вагоне находятся беззащитные женщины; кто-нибудь обязательно явился бы на помощь. Уж барон-то Криуша непременно пришел бы, если не за бывшей невестой, то за сестрой — наверняка. Но никто не приходил, и Эрика, небывалым усилием задушив в горле поднимающийся крик, заставила себя задуматься о причине этого. Успокоившись, вместе со способностью думать она заново обрела и способность слушать. В коридоре все стихло, но снаружи, за окном, раздавались резкие отрывистые крики, глухие удары и даже, кажется, выстрелы. Там, снаружи, разгорелось нешуточное сражение, и поняв это, Эрика заново испугалась. Что будет с ними, если верх одержат разбойники? Какая судьба уготована трем беззащитным девушкам? А Ядвисе? А ее высочеству?

Сдавленный звук, донесшийся с дивана напротив, привел внимание Эрики.

Она подняла голову и встретилась взглядом с расширенными от страха глазами подруги по несчастью. Как ни странно, чужой страх придал ей решительности.

— Тише! — прошептала она. — Молчите! Давайте подумаем, как нам спастись.

Одна из фрейлин в ответ усиленно закивала, вторая же только всхлипывала и, казалось, призыва Эрики не слышала вовсе.

Легко сказать «давайте подумаем»! Хорошо думать, когда сидишь у камина, вытянутые ноги лежал на мягкой скамеечке, на коленях — новый роман, а в руке чашка чая. Другое дело, когда ты в буквальном смысле связана по рукам и ногам, сидишь в купе вместе с двумя испуганными девицами, по вагону бродят разбойники, а за окном стреляют. Герою какого-нибудь любимого Эрикой романа понадобилось бы от силы пять минут, чтобы отыскать путь к спасению, вырваться из плена и сбежать от злодеев — попутно их еще и покарав. Бедная же Эрика даже предположить не могла, сколько времени она просидела недвижимо, без единой мысли в голове.

Только на самом краешке сознания все теплилась надежда, что вот-вот явится барон Криуша и спасет их всех… но никто не являлся. Вместо этого Эрика почувствовала, что руки и ноги ее, стянутые веревками, начинают неметь. В полном отчаянии она озиралась по сторонам, ища какой-нибудь мало-мальски острый предмет, пока взгляд ее не упал на большое, от пола до потолка, зеркальное полотно двери. Вот если бы суметь разбить зеркало и осколком разрезать веревки…

Будь что будет! Зажмурившись, отчаянным рывком Эрика бросила тело к двери. До нее было от силы два шага, и в падении девушка врезалась плечом прямо в зеркальную поверхность. Зазвенело стекло, сквозь шелковые платки замычали фрейлины, и Эрика, не сдержавшись, тоже вскрикнула.

Что-то больно чиркнуло ее по щеке, и от страха быть пронзенной осколками, а так же от удара, девушка на несколько секунд лишилась сознания.

Очнувшись, она обнаружила, что лежит на полу среди зеркальных осколков, в которых беспорядочно отражались стены и потолок купе, а так же клонящееся к закату солнце. А ведь я могла удариться головой! — запоздало сообразила девушка, — и тогда Дракон знает, какие ужасные последствия могли быть. Ведь она могла убиться насмерть! Однако пугаться было не время. Который уже раз за последние несколько часов Эрика взяла себя в руки и огляделась. Осколков вокруг валялось множество, но перерезать ими веревки не представлялось возможным, не взяв их в руки!

Хвататься за них вслепую девушка не решилась, опасаясь, и не без оснований, порезать пальцы до кости. К счастью, по периметру дверного полотна уцелели несколько весьма острых на вид осколков, торчащих теперь вертикально и чуть наклонно, словно акульи зубы. Эрика припомнила, как передвигаются гусеницы и таким манером сумела подвинуться к двери. После нескольких попыток, извиваясь всем телом, она кое-как села и приладилась спиной к зеркальным «зубам». Ей пришлось отдохнуть, прежде чем приступить к завершающей части плана, поскольку необычный способ передвижения, присущий гусенице, но не человеку, оказался весьма утомителен, особенно для изнеженного девичьего тела, к тому же стянутого веревками.

Бедная Эрика так долго провозилась, пытаясь избавиться от пут, что ей уже начинало казаться: никогда ей не освободиться, так и умрет она, словно спеленутая пауком муха. От любого шума она вздрагивала и замирала, воображая, будто вот-вот вернется связавший ее разбойник и в приступе ярости зарежет ее огромным ножом. Но дневной свет угасал, никто не приходил, и Эрика начинала подозревать, что постигшая их катастрофа поистине ужасна. Все мужчины из свиты королевны, должно быть, убиты; в противном случае кто-нибудь уже давно явился бы освободить троих барышень, брошенных на произвол судьбы… Слезы наворачивались на глаза бедняжке при этих мыслях; она кусала губы, чтобы не заплакать — и с новым упорством возобновляла борьбу.

Всякий труд рано или поздно вознаграждается. Настала минута, когда Эрике показалось, будто путы несколько ослабли; она напружинила уставшие руки — еще, и еще, и еще! — и, о чудо! веревки скользнули с ее запястий на пол. Еще до конца не веря, она поднесла руки к лицу, но в сгущавшихся сумерках видны были только их темные силуэты.

Ей хватило благоразумия не хватать осколки голыми руками, а обмотать кисть полосой ткани, оторванной от края юбки. Затекшие пальцы не слушались, и чтобы совладать с веревкой на ногах, Эрике потребовалось времени почти столько же, сколько на освобождение рук. Еще несколько минут она просидела в ожидании, пока руки и ноги снова начнут ей повиноваться, но вместо этого она почувствовала такую боль в кистях и ступнях, что едва не расплакалась. Казалось, их жгли огнем. Закусив губы и кое-как превозмогая боль, девушка на коленях подползла к диванчику, где в полудреме-полузабытьи маялись связанные подруги по несчастью.

Освобожденные девушки не могли удержаться от жалобных восклицаний, слез и взаимных объятий. Эрика и сама на минуту дала волю слезам, дабы выплеснуть весь пережитый за несколько часов страх. Однако же нельзя было предаваться отчаянию до утра; где-то поблизости могли бродить разбойники, и как знать, не вернутся ли они через час или два, дабы завершить черное дело, умертвив пленниц либо забрав их в тайное место, где они будут томиться взаперти, пока за них не заплатят баснословный выкуп.

Эрика вытерла слезы, и, взяв подружек за руки, проникновенно прошептала:

— Мы должны сами пойти за помощью!

* * *

В коридоре было темным-темно и мертвенно тихо. Эрика медленно прошла весь вагон из начала в конец, очень медленно, зачем-то пробуя перед собой ногою пол, прежде чем сделать шаг, словно шла по болоту. Наощупь она отыскивала двери и открывала их одну за другой, каждый раз замирая в ожидании, что навстречу ей из темного купе шагнет незнакомец в шляпе и полумаске. Но похоже было, что во всем вагоне остались только три полуживые от страха девицы.

— Нужно посмотреть в соседних вагонах, — сообщила Эрика подругам, вернувшись из своего разведывательного рейда. На столе уже мирно, будто ничего не случилось, горела керосиновая лампа. Правда, огонек ее был прикручен, а плотные занавесы на окне задернуты.

— Ни за что! — в голос закричали фрейлины. — Мы никуда не пойдем! Там темно и страшно!

— Но нельзя же сидеть здесь до утра и ждать!

— Почему же нельзя? О нападении уже наверняка сообщили куда следует, и к утру наверняка явится гвардия. Гвардейцы спасут нас!

— Да, но кто-нибудь может явиться раньше, чем гвардейцы, — увещевала Эрика, сама дрожа от страха.

— Ах, нет! И не уговаривай. Даже подумать страшно, кого можно встретить ночью в горах!

Меловые скалы были, конечно, вовсе никакие не горы, но девицам, никогда не видевшим настоящих гор, позволительно ошибаться.

Эрике тоже не по себе становилось при мысли о том, какие существа могут встретиться в темноте; но еще страшнее было просидеть в купе, считая минуты и зная, что в вагоне, а может быть, и во всем поезде, нет больше ни одной живой души…

— Вы как хотите, а я пойду, — решительно выпрямилась девушка.

— Безумная! — воскликнула в ужасе одна из фрейлин.

— Иди, коли охота, — напутствовала вторая. — А мы смерти не ищем.

Дрожа всем телом, но стараясь держать голову высоко, Эрика покинула купе и первым делом взяла фонарь, на который наткнулась во время предыдущей вылазки, ощупывая стену в темноте. Сначала она хотела взять обычную лампу, но потом решила, что фонарь удобнее нести. В одном кармане платья лежали спички, в другом — аккуратно завернутый в ткань зеркальный осколок.

Таким образом, будучи во всеоружии, Эрика дошла до конца коридора, осторожно приотворила лязгнувшую дверь и ступила в тамбур. Под ногами хрустнуло стекло из разбитого окна; лица девушки коснулся свежий ночной ветерок, стрекотали сверчки, где-то далеко закричала ночная птица. Дверь в тамбур соседнего вагона, где, как знала Эрика, ехал пан Иохан и прочие мужчины, не подавалась, хотя девушка несколько раз толкнула ее плечом, позабыв, что недавно сильно ушибла его о зеркало. Тогда, дрожа всем телом, она открыла незапертую боковую дверь тамбура и по разложенной лесенке спустилась на землю, попав в объятья летней ночи.

И вновь она не посмела позвать на помощь из страха, что из темноты явится тот, с кем не хотел бы встретиться ни один человек в здравом рассудке. Поведаем по секрету: гораздо сильнее, нежели диких зверей, Эрика боялась призраков и вообще всякой нежити. Ей как-то не пришло в голову, что таким существам нечего делать в непосредственной близости от железной дороги, однако же, опасаясь выдать себя, она не стала пока зажигать фонарь, тем более что ночь оказалась вовсе не так темна, как показалось в первую минуту. Небо еще не успело совсем почернеть, к тому же в нем одна за другой загорались звезды, и над горизонтом поднималась полная луна.

Все двери «офицерского» вагона оказались заперты, и Эрика устремилась дальше. Наконец, ей удалось найти открытую дверь и проникнуть в вагон-ресторан, и через минуту она снова пошла по коридорам из вагона в вагон. Нигде не было ни души, и это пугало ее все сильнее. Вагон, где ехали сопровождавшие королевну офицеры, посланники-драконы и барон Криуша, так же пустовал. Беспорядок, царивший в купе и собранная горбом дорожка в коридоре свидетельствовали, что недавно здесь происходили бурные события. Эрика хотела уж было покинуть вагон, как вдруг услышала тихий стон.

Первым ее порывом было кинуться прочь, но она заставила себя остановиться. Кто бы ни был стонавший, он, несомненно, испытывал боль и был совершенно беспомощен — иначе этот жалобный звук просто невозможно было истолковать. Задержавшись, дабы дрожащей рукой зажечь фонарь, Эрика пошла обратно по коридору, заново заглядывая во все купе.

В одном из отделений она увидела лежащего навзничь на диване человека с обмотанной зачем-то головой. На нем был фрак; но белую некогда манишку сплошь испещряли коричневатые пятна, при мысли о происхождении которых Эрика испытала приступ головокружения и тошноты. Все же она нашла в себе смелость подойти к человеку и наклонилась над ним. Когда свет фонаря упал на его лицо, Эрика узнала одного из Драконов. А точнее, самого старшего из них, благообразного седоволосого господина. Эрика припомнила, что его называли пан Катор, ибо настоящего имени никто из людей попросту не мог выговорить.

— Пан Катор, — позвала она дрожащим голосом. — Пан Катор, вы меня слышите?

Дракон открыл глаза и близоруко уставился на девушку.

— Кто здесь? Погодите… я вас знаю. Вы из свиты королевны, не так ли?

— Верно. Вы ранены?

Неуверенным жестом, словно во сне, дракон коснулся повязки на голове.

— Ранен? Да… наверное, так. Голова болит, — он поморщился и приподнялся было, чтобы сесть.

— Нет, пожалуйста, лежите! Вам нельзя вставать, — поспешно наклонилась к нему Эрика. — Вы видели, что тут произошло? Где все?

— Произошло? Хм… право, не знаю, как описать, все было так беспорядочно, — дракон снова опустил голову на диванный валик и закрыл глаза. — Когда поезд остановился, сюда ворвались какие-то люди, началась стрельба, свалка… Меня ударили по голове, и я потерял сознание. Когда я очнулся, оказалось, что в вагоне остались только мы трое — я и мои соплеменники.

Прочие джентльмены вступили в схватку и, вероятно, потерпели поражение… не знаю, живы они или нет, знаю только что нас связали и оставили здесь.

— И вы не сопротивлялись? — удивилась Эрика и тут же прикусила язычок, смущенная собственной дерзостью.

Дракон страдальчески поморщился, не открывая глаз.

— Я же сказал, что меня ударили по голове. К тому же, мой народ не привык сталкиваться с насилием. Ничего удивительного, что мои соплеменники растерялись и… уступили грубой силе.

— Как же вы освободились от веревок?

— Мы… умеем менять форму, — непонятно объяснил дракон. — К сожалению, из-за раны я потерял… хммм… концентрацию, и поэтому освобождать меня выпало моим спутникам.

— А где же они теперь? — Эрика огляделась, заподозрив, что не заметила остальных изменивших форму драконов. Как знать, на что они могут оказаться похожими?

— Ушли искать невесту и сестру Великого… Между прочим, позвольте полюбопытствовать, почему вас не увели с ними вместе?

— Я не знаю, — покраснела девушка. — Давно ли ушли ваши спутники?

— Еще засветло, — скорбно ответил дракон. — Боюсь, не постигла ли их та печальная участь, что и прочих храбрецов.

Эрика тихонько вздохнула. Зародившаяся было слабая надежда, что чудом нашедшийся мужчина как-то поможет или хотя бы что-нибудь посоветует, быстро угасла — раненый дракон явно не был способен ни на какие конструктивные действия. А значит, придется-таки ей самой идти на станцию и искать эфирную почту. Ночью, одной…


Нелегко оказалось преодолеть каменный завал, преградивший рельсы, но идти по шпалам было еще труднее, особенно в темноте. Эрика спотыкалась через шаг, пыталась светить себе под ноги, но так оказалось еще хуже.

Идти не между рельсами, а рядом, девушка не смогла, ибо острые камушки очень больно впивались в ноги через тонкую подметку башмачков, отнюдь не предназначенных для долгих прогулок. Чем дальше она уходила от слегка завалившегося набок поезда, тем глубже осознавала все безумие своей затеи. Ринуться одной, в ночь, только лишь с фонарем и осколком зеркала — жалкое оружие! — в кармане, не зная даже, далеко ли станция! Ведь она может брести всю ночь, но так никуда и не придет, тем более что каждый шаг давался Эрике все труднее, а сбитые о камни ноги взывали о пощаде.

Несколько раз она чуть было не повернула обратно; чтобы преодолеть искушение, она останавливалась и, вытянув уставшие ноги, садилась на рельсы отдохнуть и поплакать — а потом вставала и шла дальше, сама не понимая, что ею движет.

Через какое-то время Эрика оказалась как будто в коридоре: справа по-прежнему тянулся меловой склон, а слева как-то незаметно, будто крадучись, подступила стена высокого кустарника. Стало совсем уж жутко, и девушка, невзирая на боль в ногах, ускорила шаг. По этому мрачному коридору она прошла футов сто, а затем каменный склон резко отступил в сторону, и справа открылась ровная полукруглая площадка, довольно большая, плоской стороной прилегающая к железнодорожным путям, а по полукружью замкнутая каменным хребтом. И на площадке этой, обнесенные каменной стеной в человеческий рост, стояли несколько зданий.

Озадаченная, Эрика остановилась. Если это станция, то где платформа и зачем нужна ограда? Ведомая любопытством, девушка сошла с рельс на площадку, подошла поближе к каменной стене — и заметила в ней ворота, рядом с которыми на цепи висел дверной молоток. Рассудив, что обитатели этого загадочного места не стали бы вешать рядом с дверью молоток, если бы не привечали с охотою гостей, Эрика постучала в ворота. Была не была!

Как знать, быть может, здесь ей помогут или хотя бы дадут совет; а идти дальше она все равно не может. Стоя в ожидании, пока к ней кто-нибудь выйдет, Эрика озиралась по сторонам; взгляд ее привлек темный рисунок над дверью. Она приподнялась на цыпочки и подняла повыше руку с фонарем; с оштукатуренного камня на нее взглянули глазками-бусинками два дракончика с переплетенными сложным вензелем хвостами; Эрика поняла, что стоит перед воротами монастыря.

Загрузка...