С колосников Ева могла, словно с высоты птичьего полета, наблюдать за генеральной репетицией. Все проходило довольно гладко, у нее было лишь два повода для недовольства. Положение изменилось в лучшую сторону после coвещания, проведенного накануне, на котором шел разбор недостатков. Она и теперь время от времени заносила пометки в блокнот.
Она не ошиблась с актерами, что доказывала прекрасная игра Расса и Линды в роли Брика и Мэгги. В их отношениях было все: темперамент, страсть, секс. Они поднимали накал всего спектакля на несколько градусов. Из Линды получилась прекрасная Кошка Мэгги — требовательная, отчаянно интригующая, страстная. Брику Расса был внешне равнодушен, чуть презрителен, хотя далеко не холоден. Актер прекрасно давал понять, что внутри у его героя тоже бушует пламя.
Естественностью своих страстей они контрастировали со второй парой, которая соперничала на грани с подлостью. В общем, Ева могла себя поздравить с победой. Особенно было приятно, что они укладывались в бюджет.
Уже в пятый раз Линда повторяла свой монолог, а режиссер продолжал добиваться от нее нужных интонаций. Ева поражалась долготерпению актеров, понимая, что сама не смогла бы вынести такого обращения. И хорошо, что она не стала актрисой. Она была сейчас на своем месте — организатора и руководителя.
Разглядывая декорации, она задумчиво постукивала карандашом по губам. Что-то ее не устраивало. И скоро поняла, что именно. Все слишком новенькое, с иголочки, мебель блестит, пол сверкает. Это не годилось. Она видела теперь все по-другому — необходимы размытые краски, некоторый дух упадка и обветшалости. И среди этого тусклого мирка светится какая-то яркая точка, что лишь подчеркивает этот упадок. Например, яркая ваза, огромная, с живыми цветами. Она торопливо записала свое наблюдение в блокнот и услышала, как режиссер объявил перерыв. Старательно перешагивая через сплетения веревок, она спустилась по винтовой лестнице на сцену и окликнула бутафора, который взял пачку сигарет, собираясь закурить.
— Пит, я хочу внести кое-какие изменения.
— Не пугайте, мисс Гамильтон.
— Ничего кардинального, — успокоила его Ева и, взяв за плечо, вывела на сцену. — Нам надо немного состарить обстановку.
Пит был почти одного с ней роста, их глаза оказались на одном уровне. Бутафор задумчиво поскреб щеку:
— Насколько состарить?
— Лет на десять. — Ева улыбнулась. — Слушай, ведь семья живет здесь давно, так? Они же не купили всю эту мебель вчера. Диван слишком свеженький.
Парень тяжело вздохнул:
— Вы ждете, что я стану вытравливать обивку?
— Но обивка выцветает, вытирается, это правда жизни. Если покрывало енять и прогнать в стиральной машине раз десять, будет то что надо. И эту позолоту на рамах тоже надо приглушить. На кресла и стулья можно положить салфеточки.
— И я должен их отыскать?
— Не ты ли говорил, что в армии служил мусорщиком? — ехидно заметила Ева.
— Тут вы меня поймали. О'кей, линялый диван, тусклая позолота, салфеточки. Что еще?
— И огромная ваза. — Она обвела глазами сцену. Куда поместить вазу? Не в центре. И не слишком в глубине, но… — Вот здесь. — Она указала на стол рядом с креслом-качалкой. — Большая, красная, с орнаментом или росписью. Никакой безвкусицы. Но и никакого шика. Именно красную, такую, чтобы была, как маяк, видна издалека.
Бутафор снова поскреб щеку:
— Вы здесь босс.
— Доверься мне.
— Мисс Гамильтон, у меня разве есть выбор? Впрочем, как и у остальных.
Не моргнув глазом, Ева приняла скрытый упрек.
— И не надо дорогую — не больше тридцатки.
Он ждал, что еще последует.
— Хотите дешевую — получите дешевую.
— Знаю, что могу на тебя рассчитывать. Теперь обстановка в спальне. Не хватает украшений Кошки на туалетном столике, скорее всего золото, чтобы показать ее тщеславие.
— Там уже будет огромная коробка пудры и всякие флаконы.
— А теперь прибавим украшения. Если в костюмерной и гардеробе нет ничего подходящего, посоветуйся с Этель. Я буду у себя в офисе минут через двадцать.
Ева пошла было прочь, но бутафор остановил ее:
— Мисс Гамильтон.
Она повернулась:
— Да?
— Я никогда не против лишней работы. — Он все-таки вытащил сигарету. Она ждала. — Потому что вижу, что вы знаете, чего хотите.
— Я ценю твое мнение и отношение, Пит.
— Я достану вам ваши салфеточки, — он чиркнул спичкой, — но пошлю кого-нибудь из женщин их подобрать.
— Всегда восхищалась мужчинами, которые умеют проявлять самостоятельность.
Ева пошла к выходу, сдерживаясь изо всех сил, и только оказавшись на расстоянии, когда Пит не мог ее услышать, рассмеялась. Что такой человек, как Пит, делает в театре? Она могла его представить где-нибудь на ранчо, но не в театре. И тем не менее он знал свое дело до мелочей. Она не сомневалась — не пройдет и суток, как у нее будет все, что надо.
Войдя в офис, Ева первым делом вытащила из волос заколки и с облегчением распустила тяжелые кудри. Строгая прическа казалась ей подходящей для деловой женщины, но тяжесть волос давала о себе знать. Она положила заколки в карман. Пусть будут под рукой на всякий случай. Подошла, включила кофеварку. Надо было сделать много телефонных звонков. Она сняла одну сережку, сунула руку в карман, чтобы положить к заколкам, и прежде чем успела снять трубку, телефон зазвонил.
— Слушаю.
— Королевская семья сделала большую ошибку.
Ева сразу узнала голос, рука с сережкой непроизвольно сжалась в кулак.
Она знала, что ее телефон поставлен на прослушивание и что надо затягивать разговор как можно дольше, поэтому постаралась побороть страх.
— Скажите своему хозяину, чтобы сидел в тюрьме и не пытался руководить оттуда своими сообщниками.
— Справедливость должна восторжествовать. Королевская семья и все, кто к ней близок, понесут наказание.
— Я уже говорила, что только трус использует анонимный звонок, а бояться трусов не пристало. — Она говорила спокойно и твердо, хотя ее чуть не трясло от страха.
— Вы однажды уже помешали свершиться правосудию, но те семь лет, которые вы им подарили, заканчиваются.
Я не принимаю угроз. — Ладони стали влажными.
— Они не найдут бомбу, мадемуазель. И могут потерять вас.
Трубку повесили. Ева тупо смотрела перед собой. Бомба? В Париже в посольстве была бомба. У нее дрожала рука, когда она клала трубку. Он имел в виду бомбу сейчас, здесь.
Александр.
Ева пошла к двери и уже взялась за ручку, когда до сознания дошли слова: «Семь лет жизни, которые вы им подарили, заканчиваются… Они не найдут бомбу…».
Бомба в театре, но где? Надо немедленно всех увести отсюда. Она побежала по коридору к сцене и первой, кого увидела, была Дорин, которая показывала новый браслет подругам.
— Сейчас вы все должны покинуть это помещение. Немедленно уходите в отель.
— Но перерыв кончается, и мы…
— Репетиция окончена. Уходите быстро! — Зная, что упоминание о бомбе вызовет панику, и стараясь не показать страха, она окликнула рабочего сцены: — Гарри, немедленно уводи всех людей из театра.
— Но…
— Не спрашивай, просто выполняй. — Ева бросилась мимо Гарри на сцену. — Послушайте меня! — Она повысила голос: — У меня срочное сообщение. Все немедленно должны покинуть театр. Не снимайте костюмов, уходите так и ждите в отеле. — Она взглянула на часы. Когда раздастся взрыв? — Через две минуты здесь не должно остаться ни души!
Раздались возгласы, посыпались вопросы. Ева не обращала на актеров внимания. Надо было обойти костюмерные, гримерные, где могли еще оставаться люди, и она поторопила Пита, который убирал свои любимые хлопушки.
— Я же сказала — всем вон! Брось все! — Схватила его за пиджак, заставляя шевелиться, подтолкнула в спину. — Уходи!
— Но я отвечаю за реквизит…
— Ты либо уйдешь, либо будешь уволен!
Пит раскрыл рот от удивления. Он еще не видел Еву Гамильтон в таком состоянии. В голове поднялся вихрь самых нелепых подозрений, но он промолчал и хмуро пошел к выходу.
— Если украдут что-нибудь, вы отвечаете, — проворчал он напоследок.
— Хорошо. Если что-то вообще останется, — тихо сказала Ева.
Она обежала помещения позади сцены, нашла одного спящего актера в костюмерной и выдворила его сонного на улицу, без ботинок, буквально вытолкала взашей. Больше никого не осталось. В голове, казалось, тикали часы. Она решила все-таки подняться на балкон, и в это время чья-то рука легла ей на плечо.
Она вздрогнула и резко повернулась, готовая ударить.
— Спокойно, спокойно. — Расс поднял обе руки. — Просто пришел посмотреть, что здесь происходит.
— Как что происходит? — Она разозлилась, потому что он напугал ее. — Я всех удалила из театра.
— Знаю. Я возвращался после перерыва, когда все повалили навстречу, но никто не знал, в чем причина. Что происходит, Ева? Пожар?
— Иди в отель и жди.
— Но что случилось? Если тебе не понравилась игра на репетиции и ты решила…
Ева теряла терпение. По лбу струились струйки холодного пота.
— Я получила угрозу о заложенной бомбе. Ты понимаешь? В театре бомба.
Она начала подниматься по лестнице, Расс шел следом за ней.
— Бомба? В театре? И какого черта тогда ты здесь делаешь? Пошли отсюда.
— Я должна проверить, не остался ли кто-нибудь наверху.
— Ева, ради бога. — Его голос дрогнул. — Там никого нет. Надо скорее вызвать полицию и пожарных. Идем же.
— Мы уйдем, когда я все проверю.
Удостоверившись наконец, что наверху никого нет, чувствуя, как колотится сердце, как охватывает волна ледяного страха, Ева схватила Расса за руку, и они бегом спустились к боковому выходу. Когда они были уже у двери, прогремел взрыв.
— Рад, что вы смогли встретиться со мной, месье Труше.
— Всегда в вашем распоряжении, ваше высочество. — Труше сел на стул, указанный Александром, и аккуратно пристроил на коленях свой портфель. — Большим удовольствием было встретиться с вами вчера на вечере у Кабо, но, как вы справедливо заметили, такие мероприятия не располагают к деловым разговорам.
— Что касается вопроса медицинского страхования, то он настолько важный, что я предпочитаю его обсуждение в более подходящей обстановке, — сказал Александр и достал сигареты.
Он знал, что Труше хочет оспорить саму суть существующего дела и что он имеет влияние на большинство членов Государственного совета. Поэтому следовало не рубить сплеча, ограничившись несколькими уступками.
— Я знаю, как драгоценно ваше время, месье, и поэтому перейду сразу к делу. В Кордине всего две современные больницы — в столице и в Гавре. Жители окрестных деревень и городков могут обратиться в небольшие клиники, но они постепенно приходят в упадок.
— Да, сэр, я принес документацию по этому вопросу.
— Разумеется. — Александр подождал, пока Труше положит бумаги на его стол. — Если взять во внимание расчеты и доклады врачей из клиник, то становится очевидным, что их существование возможно только с помощью государства.
Александр знал, что представляют собой документы Труше, но из вежливости сделал вид, что изучает их.
— Можно рассмотреть вопрос выделения субсидий, долевое участие государства. Надо соблюсти интересы и пациентов, и врачей.
— Но, как вы можете заметить, такой компромисс в дальнейшем лишь осложнит положение.
— О, разумеется, — Александр улыбнулся и выпустил струю дыма, — поэтому я пригласил вас посоветоваться, месье.
Труше выпрямился. Он понял сказанное как вызов и приказ подчиниться наследнику.
— О, я уверен, что вы вполне можете обойтись и без моего совета, ваше высочество.
— Но вместе, месье, нам удастся более эффективно действовать в интересах общего дела. — Александр предложил Труше свои собственные расчеты. — Вот, взгляните… — И поднял недовольно голову, потому что в кабинет ворвался Беннет.
Труше поднялся, но Беннет едва кивнул ему и обратился к брату:
— Алекс, звонил Рив. Только что произошел взрыв.
Александр встал, скулы его напряглись.
— Отец?
Беннет покачал головой:
— Это в театре.
Александр так резко побледнел, что Беннет вынужден был подскочить к нему, чтобы поддержать, но брат остановил его жестом. Только одно слово слетело с его губ:
— Ева.
— Рив пока не знает. — Беннет повернулся к Труше: — Прошу простить, месье, нам надо немедленно уйти.
И пока член совета собирал свои документы в портфель, принцы уже исчезли, оставив его одного.
— Но как это случилось? Когда? — на ходу спрашивал Александр. Он было запротестовал, когда Беннет сел на место водителя, но понял, что тот настроен решительно и не уступит.
— Не хватало, чтобы мы сейчас попали в аварию. Видишь ли, Рив был немногословен. — Беннет выехал из ворот в сопровождении автомобиля охраны. — Еве снова позвонили, и на этот раз из слов анонима она поняла, что бомба заложена в театре, — сказал он и увидел, как брат снова побледнел.
— И?..
— Полиция прибыла минут через десять. Как раз в это время и раздался взрыв.
Александр процедил сквозь стиснутые зубы:
— Где?
— В ее офисе. Но наверняка ее там не было, она слишком умна, чтобы…
— Она так волновалась за меня, за всех нас. Но только не о себе. — У него ломило виски и сводило болью желудок. — Почему мы не подумали о ней?
— Не надо себя винить. Мы все виноваты, — мрачно сказал Беннет. — Никто не вспомнил, что Ева уже была вовлечена в наши проблемы семь лет назад, когда помогла сорвать покушение на Габриелу. Но какую цель они преследовали сейчас?
— Ты же сам говорил, что она как член семьи.
Не успел Беннет подъехать к театру и остановиться, как Александр выскочил из машины.
Около бокового входа стоял Рив со своими людьми. Увидев Александра, он сделал знак, и принц сразу был окружен кольцом полиции.
— Ее здесь нет, Алекс. Она в роще, что позади театра, с ней все в порядке.
Он должен был ее увидеть, удостовериться сам, поэтому решительно зашагал к роще. Взгляд устремился на зияющую брешь вместо окна и обгорелые кирпичи стены. На траве вокруг валялись осколки стекол, искореженный металл. Если бы он мог заглянуть внутрь, туда, где был офис Евы, то увидел бы разнесенный вдребезги стол, за которым она работала. Острые деревянные щепки стрелами впились в стены. На залитом водой полу валялись обгоревшие бумаги. В отверстие в стене мог пройти человек. Но Александр не мог этого видеть.
Он шел с одной целью — убедиться, что она жива. И вдруг в самом начале рощи увидел ее. Ева сидела на скамье, обхватив голову, резко наклонившись вперед. Рядом сидел мужчина, но Александр видел только ее. Она была жива и невредима.
Хотя он еле слышно прошептал ее имя, она подняла голову, лицо исказила судорога. Она вскочила и бросилась к нему:
— О, Алекс, сначала я подумала, что угроза предназначена тебе…
Он взял ее лицо в свои ладони и внимательно осмотрел:
— Ты не ранена? Тебе больно? Скажи, что ты чувствуешь?
— Со мной все в порядке, не считая трясущихся коленей.
Она не договорила, потому что он поцеловал ее, вложив в поцелуй всю свою тревогу и облегчение. Охрана сдерживала репортеров, но те успели сделать снимки. Конечно, скоро все газеты напечатают сенсационные фотографии принца с Евой.
— Со мной все в порядке, — твердила она, пока Александр не поверил, что это правда. — Ты дрожишь сильнее, чем я.
— Мне сказали, что взрыв в театре. В твоем офисе.
— Ох, Алекс, — Ева прижала его к себе, понимая, через что он прошел, — мы были уже у боковой двери, когда раздался взрыв. Полицейские и взрывники вошли с главного входа, поэтому нас не сразу нашли. Мы выбежали с другой стороны.
Александр с такой силой сжимал ее руки, что причинял боль, но она терпела.
— Кто-нибудь пострадал из твоей труппы?
Я их всех выдворила за несколько минут до взрыва. Все ушли, кроме Расса. — Ева взглянула на бледного и напуганного актера. — Я поднималась на балкон, чтобы убедиться, что никого не осталось, когда он…
— Ты сделала что?!
— Алекс, прошу. — Она высвободила занемевшие пальцы.
— Ты сошла с ума! Не понимала, что бомба могла быть где угодно? И могла быть не одна. А обыскивать помещение — работа полиции.
— Алекс, в здании было много людей. Как я могла сбежать, оставив их в опасности?
— Но ты чуть не погибла.
Он сказал это с такой болью, что она была потрясена.
— Но я отдаю себе отчет, Алекс, ведь я несу ответственность за моих людей. Пита пришлось чуть не за шиворот вытаскивать. Ведь тебе хорошо знакомо чувство ответственности, не так ли?
— Это разные вещи.
— Нет, это то же самое. Ты просил меня понять, но и ты пойми меня.
— Проклятье, Ева, ведь ты подверглась опасности из-за нашей семьи. — Он обнял ее за плечи. — Ты так дрожишь.
— У нее шок, — раздался сзади голос Рива. — Ее и Тальбота надо отвезти в больницу.
Александр выругал себя за то, что не подумал об этом раньше.
Но Ева запротестовала:
Я не поеду в больницу, мне надо просто посидеть несколько минут. — Но зубы ее выбивали дробь.
— Ты подчинишься. — Александр сделал знак охране помочь Риву.
— Алекс, мне просто надо немного бренди и тихую комнату…
— Ты получишь целую кварту бренди и много комнат, но после того, как тебя осмотрит доктор Франко.
— Но ради бога, я сильна как лошадь… — Однако голова ее упала на его плечо.
— Мы это доложим доктору и попросим пригласить ветеринара. — Александр взглянул на Рива: — Нам надо с тобой поговорить.
— Я буду во дворце через час-два, — ответил тот.
Ева лежала на стерильном белом столе. Она моргнула, когда доктор направил яркий луч в ее левый глаз, и пробормотала:
— Ну зачем весь этот шум вокруг меня!
— Врачи для этого и существуют. — Доктор посветил в правый глаз и выключил лампу. Опять пощупал пульс. У него были мягкие прикосновения, добрые глаза и бородка клинышком.
— Ну зачем вы теряете время на абсолютно здорового человека!
— Для практики. Когда я буду удовлетворен осмотром, то смогу успокоить принца. Вы ведь не хотите, чтобы он волновался?
— Нет. — Ева вздохнула, когда доктор стал надевать ей на руку манжет для измерения давления. — Просто не люблю больницы. — И на его вопросительный взгляд, ответила: — Когда умирала мама, мы провели много очень тяжелых часов в приемном покое.
— Смерть тяжела для тех, кто остается. — Доктор Франко помнил, как Ева приходила каждый день ухаживать за раненым принцем Беннетом. — Вы перенесли шок, дорогая, но у вас хорошее здоровье, вы сильная. С удовлетворением могу доложить принцу, что вам можно не оставаться у нас на ночь.
Ева уже сидела.
— О, я очень рада.
— Но мы заключим договор. — Доктор снова мягко уложил ее.
— Поняла. — Она улыбнулась, хотя вновь ощутила странное состояние, как будто внутри у нее пустота. — Как насчет лучших мест на премьере?
— Не откажусь. — Пульс у Евы был в норме, давление тоже, но доктору не нравились круги у нее под глазами и бледность. — Дайте слово, что сутки проведете в постели.
— Сутки? Но у меня скоро премьера…
— Сутки, — твердо повторил доктор, — или я скажу принцу, что вам необходимо остаться здесь на ночь.
— Но я могу лежать в постели и дома. Дома я быстрее вылечусь.
— Хорошо, разрешаю короткие прогулки по саду или по берегу моря. Но никакой работы и никакого напряжения.
Она сможет по телефону руководить из своей спальни. Все равно ее офис надо теперь восстанавливать.
— Я согласна. — Ева протянула руку, скрепляя договор.
— Пойдемте, надо успокоить принца, пока он не протер пол ногами, шагая без передышки взад-вперед.
Доктор вывел ее в холл, где Беннет молча подпирал стену, а его брат действительно ходил из угла в угол.
— Что скажете, доктор? — спросил Александр, взяв Еву за руку.
— Мисс Гамильтон, естественно, испытала потрясение, но она сильная натура. Все обошлось без последствий.
— Я же вам говорила, — улыбнулась Ева.
— Тем не менее я рекомендовал ей сутки отдыха.
— Но не постельный режим, — вставила поспешно Ева.
— Нет, — подтвердил доктор Франко, — вернее, не совсем, частично постельный. Хотя активность должна быть ограничена, разрешены небольшие прогулки в саду, например. А в остальном покой и хорошее питание.
— А медицинские предписания? — спросил Александр.
— Не считаю, что мисс Гамильтон в этом нуждается, ваше высочество, но ее надо поберечь от волнений. И я порекомендовал бы отключить телефон в ее комнате на двадцать четыре часа. — Увидев, как у Евы от неожиданности открылся рот, доктор ласково потрепал ее по руке: — Мы ведь не станем тревожить себя телефонными звонками, правда, дорогая? — И, кивнув всем на прощание, он удалился с довольным видом.
— А доктор не так прост, как кажется, — тихо сказала Ева. Все равно она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. — Как Расс?
— Один из телохранителей повез его в отель. — Беннет дотронулся до ее плеча. — Он немного взвинчен, что нормально. Доктор дал ему успокоительное.
— А сейчас мы увезем тебя домой. — Александр взял Еву под руку, Беннет сделал то же самое с другой стороны. — Отец и все остальные члены семьи хотят своими глазами убедиться, что с тобой все в порядке.
Ее баловали, с ней носились как с писаной торбой, в постель ее уложила старая няня, которая нянчила еще мать Александра, потом его самого, брата и сестру, а теперь и третье поколение Биссетов. Ее руки с искривленными артритом пальцами, с темными пигментными пятнами, были легкими и нежными, когда она помогала Еве переодеться в ночную рубашку.
— Когда тебе принесут ужин, ты должна все съесть.
— Хорошо, няня, — слабым голосом отозвалась Ева, удобно расположившись на высоких подушках.
Заботливо подоткнув ей одеяло, старая женщина села рядом с кроватью и взяла чашку с отваром:
— А сейчас выпей это. Все до последней капли. Это мой собственный рецепт, он сразу вернет румянец на твои щечки. Все мои детки пьют это, когда болеют.
— Хорошо, няня, — послушно повторила Ева.
Даже князь Арманд не внушал ей такого благоговейного страха, как эта седовласая, одетая в черное женщина, говорившая со славянским акцентом. Ева стала пить отвар и, к удивлению, обнаружила, что он вовсе не горький, а имеет приятный травяной вкус.
— Молодец. — Няня с удовлетворением кивнула. — Дети боятся, что лекарство горькое, и не хотят принимать, но у меня свои методы. — Она встала, зашуршав длинной юбкой. — Даже маленький Дориан просит дать ему «нянин чай», когда болеет. Когда Александру было десять лет, доктор удалил ему гланды, и он предпочитал мой отвар мороженому.
Ева попыталась представить Александра ребенком, но не смогла.
— Каким он был в детстве, няня?
— Беспокойным. Очень шумным и драчливым. — Старушка улыбнулась, и лучики морщинок разбежались по ее лицу. — Ужасный характер. Но он всегда был очень ответственным, чуть не с колыбели, наверное, уже младенцем ощущал, что будет правителем страны. — Она поправила одеяло. — Он слушался меня, хотя в глазах видна была непокорность. Он хорошо учился. Много занимался. И нам повезло, что они с Беннетом такие разные. Как и все братья, они, конечно, много ссорились и даже дрались. Но тем не менее они обожали друг друга. — Рассказывая, няня зорко следила, чтобы лечебный отвар был выпит до капли. — Александр такой же настойчивый, как отец, даже еще упрямее. Но у князя была моя Элизабет, которая умела смягчить его, заставить смеяться над собой. Моему Александру нужна такая же жена.
Ева посмотрела на няню. Ей стало тепло и потянуло в сон. Но все-таки она ответила:
— Он сам должен сделать выбор.
— Правильный выбор и для него, и для Кордины. Женщина, которую он выберет, должна быть сильной, чтобы взять на себя часть ноши. — Няня взяла у Евы пустую чашку. — Главное, я надеюсь, она научит его смеяться.
— Мне нравится, когда он смеется, — пробормотала сонно Ева, и глаза у нее закрылись. — Разве заметно, няня, как сильно я его люблю?
— У меня глаза старые, но я вижу и замечаю больше, чем молодые. Отдыхай и поспи. Он обязательно зайдет к тебе вечером, я хорошо знаю своих детей, — сказала няня уверенным тоном.
И правда, когда Ева открыла глаза, Александр был рядом. Сидел на краю кровати и держал ее за руку.
— Я спала. Няня дала мне волшебный напиток.
Он поцеловал ее руку. Ему хотелось прижать ее к себе, покрыть всю поцелуями и не отпускать, пока не рассеется кошмар. Усилием воли он заставил себя говорить весело:
— Отвар вернул тебе румянец. Няня сказала, что ты скоро проснешься и захочешь есть.
Ева приподнялась и села в подушках:
— Она права. Я ужасно хочу есть.
Александр встал и взял поднос со стола:
— Няня сама составила меню. Бульон куриный, небольшой кусочек телятины, салат из свежих овощей, картофель с тертым сыром.
— Меня терзает голод, — Ева провела рукой по животу, — я ничего не ела с раннего утра. С чего начинать?
— С бульона. — Александр поставил перед ней поднос.
— О, как вкусно пахнет! — Она взяла ложку и принялась есть, а он молча сидел и смотрел, как она расправляется с едой.
Он помнил каждое слово из доклада, представленного Ривом. Хотя еще не была закончена экспертиза, уже было ясно, что бомба того же класса, что и в Париже, в посольстве. Если бы кто-то в момент взрыва находился в офисе Евы, или шагах в двадцати от двери, он неминуемо бы погиб.
Бомба была заложена в столе, за которым она работала. Служба безопасности сделала вывод, что сама Ева не была целью, но ее гибель должна была напугать, сломить, вызвать панику и заставить пойти на условия террористов. И если бы она замешкалась и не принялась сразу действовать…
Александр не хотел об этом думать. Его любимая здесь рядом и невредима. Он сделает все, что в его силах, чтобы с ней не случилось ничего дурного. Когда она съела бульон, он забрал чашку и подвинул ей второе блюдо.
— Я так разбалуюсь и привыкну, — сказала Ева, глядя на аппетитное мясо. — Все со мной так ласковы, даже твой отец зашел повидать меня и узнать, как я себя чувствую.
— Мой папа любит тебя, как и все мы.
Она постаралась не придавать этим словам большого значения. Потом вспомнила, какАлександр обрадовался, увидев ее живой и невредимой. Ей даже показалось тогда… что он очень любит ее. Однако не надо форсировать события, пусть все идет как идет.
— Я уже прекрасно себя чувствую, Алекс, незачем лишать меня телефона.
— Его уже отсоединили. — Александр взял из плетеной корзинки бутылку и налил вина в два бокала. — Тебе ни о чем не надо говорить до завтрашнего утра. Бри с семьей пока переехала во дворец. Уверен, что дети тебя развлекут.
— Алекс, будь благоразумен. Мне надо связаться с моими людьми. Ты представляешь, как они напуганы взрывом? А кабинет приведут в порядок только через несколько дней.
— Я хочу, чтобы ты вернулась в Хьюстон.
Ева медленно положила на поднос нож и вилку:
— Что?
— Я хочу, чтобы ты увезла свою труппу обратно в Америку. Я отменяю представления.
Она не думала, что у нее хватит сил так разозлиться.
— Только попробуй вмешаться, я не посмотрю, что ты принц!
— Ева, сейчас не время для твоей гордости. То, что сегодня случилось…
— Не имеет никакого отношения к театру и имеет мало отношения ко мне. Мы оба это знаем. Если угроза была направлена на меня лично, то меня найдут и в Хьюстоне.
Но он не мог сейчас мыслить логически, в нем говорили только страх за Еву и боязнь ее потерять.
— Я не могу оставить тебя здесь.
Она почувствовала боль в его голосе, но сделала вид, что не заметила, и снова взялась за нож и вилку.
— Бесполезно пытаться меня обидеть, Алекс. Ни я, ни моя труппа никуда не уедем, пока не сыграем все положенные по договору спектакли. У нас подписан контракт.
Пробормотав что-то по-французски, Александр вскочил и стал расхаживать по комнате, но она прекрасно поняла его, недаром училась в швейцарской школе, где девочки с удовольствием изучали французские ругательства, оставаясь вечером в своих дортуарах.
— Няня говорила, что у тебя плохой характер, — она продолжала есть, — и теперь подтверждение получено. — Она видела, что его бесит ее невозмутимость. Но кто-то из них двоих должен проявлять сдержанность. — Вино превосходно. Почему бы тебе не сесть и не насладиться его вкусом?
Александр снова выругался и развернулся в ярости, готовый схватить поднос и швырнуть на пол.
— Это не игра! Ты хоть понимаешь, через что мне пришлось пройти, пока я был в неведении, жива ты или нет?
Ева снова спокойно отложила нож и вилку и посмотрела на него:
— Напрасно ты так думаешь. Я проходила через это всякий раз, когда ты уезжал из дворца. Только этим утром я стояла у окна и думала о тебе. Я даже не слышала, когда ты ушел.
— Мне не хотелось тебя будить.
— Не надо объяснений. — Аппетит пропал окончательно, и Ева отодвинула тарелку. — Я тоже хочу, чтобы ты знал. Послушай, я стояла и смотрела на море внизу и понимала, что ты где-то в Кордине, там, где я не могу быть, не могу помочь. Я собралась и поехала в театр, но эта мысль не покидала меня. Весь день во мне прятался страх, что я могу тебя потерять.
— Ева, у меня столько охраны, что иногда я боюсь, что они меня сомнут. С того дня, как взорвалась бомба в Париже, охрану удвоили.
— Это должно меня успокоить? Тебе самому спокойнее стало?
Он промолчал, подошел и взял поднос у нее с коленей.
— Ты хочешь, чтобы я сбежала, Алекс. Ты поедешь со мной?
— Ты знаешь, что это невозможно. Это моя страна.
— А у меня здесь работа. И больше не проси меня уехать. — Она протянула руку, он поколебался, но взял ее. — Если хочешь на меня злиться, подожди до завтра. А сегодня был ужасный день, и я хочу, чтобы ты просто обнял меня. Останься со мной сегодня ночью, Алекс.
— Тебе нужен отдых.
— Я потом отдохну. — Она притянула его к себе.