Дрессировщик. Приручение

Пролог

Дорога казалась бесконечной. А ночная дорога – тем более. Особенно, в те моменты, когда начинались куски, не освещенные ничем, кроме пляшущего на выбоинах света фар.

Но Игорь предпочитал ездить именно по ночам. Редко задумывался о причинах. А если задумывался, первое, что приходило в голову: в темное время суток не так заметны нищета, серость и убожество, пролетающие по сторонам от мчащегося автомобиля. Темнота скрадывала нищету и безнадежность, выглядывающие из каждого окна покосившихся домов, из глаз каждой торгующей на обочине бабки, прятала бредущих вдоль дороги усталых, часто нетрезвых, шатающихся людей.

Игорь терпеть не мог все эти приметы убогой действительности, так хорошо замаскированные в сияющих мегаполисах. Сами мегаполисы он тоже не очень любил.

В этот раз ему вообще не приходило в голову ничего хорошего и приятного. Настроение было бесповоротно испорчено визитом к родителям. Проведенная раз в году неделя в отчем доме давно уже стала тяжкой повинностью. Он до сих пор удивлялся, что не может побороть в себе чувство долга и отказаться от этих поездок. А давно пора бы…

Отец, вроде бы, еще и не очень старый, вполне себе адекватный на людях, все глубже погружался в маразм. Его неприкрытая жадность, которую ничем невозможно было насытить, и неугомонная тяга к власти, уже не имевшая шансов быть удовлетворенной, становились болезнью. Лечить ее он, почему-то, пытался с помощью сына.

Нет. Игорь прекрасно осознавал, что родители его вылепили, вложили, впихнули в него массу полезного, что позволило достичь немалых высот. Немалых для его возраста, образования и полного безразличия к бизнесу и политике. Если бы не старания предков, из него вышел бы ноль без палочки, о чем родители не уставали напоминать. Правда, они постоянно забывали, что все эти достижения сыну до сих пор не приносили никакой радости. А на реальные увлечения времени не оставляли. Им были неинтересны желания и увлечения единственного отпрыска, потому что пользы от них тоже было ноль. А достижения были недостаточными.

Отец брюзжал, указывал на ошибки, рассказывал, как сын его друга-депутата уже получил какой-то высокий пост, а дочка однопартийца вышла замуж так удачно, что теперь могла управлять очень успешным издательским бизнесом.

Два легальных бизнеса и несколько не очень легальных, уже на тот момент имевшихся у Игоря, его ничуть не успокаивали. Мало. Скучно. Серо и непрезентабельно.

Мать откровенно не упрекала, но всегда вздыхала и смотрела жалостливо. Боялась ребенка обидеть и рассориться окончательно. Но по всему было видно, что в душе она полностью солидарна с мужем.

И после таких вот визитов он реально ощущал себя серым ничтожеством. И бизнес, и влияние, и собственные, весьма значительные успехи, уже казались мелочью. Игорь почти физически ощущал себя таким же убогим алкашом, что прятались в развалюхах по краям дороги.

Поэтому сам садился за руль, заставляя водителя ехать в другом автомобиле. И гнал, выжимая из мощного монстра все, что тот был способен выдать своим утробно урчащим двигателем. И такая, казалось бы, мелочь позволяла вернуть самообладание, вспомнить, что все в его жизни под контролем. Что он – вполне себе нормальный, успешный мужик, достигший всего, чего хотел и не очень хотел добиться. Просто с предками не повезло. Но от них никуда не денешься. Нужно один раз в год стиснуть зубы и позволить потоптаться по своему самолюбию. Благо, что больше никому на свете этого не позволялось. Хватало и этих.

Прокручивая в памяти самые поганые моменты за прошедшую неделю, Игорь злился. Представлял, как мог бы ответить гадостью. Нахрен послать, в конце концов. Очень хотелось, порой. Но воспитание не позволяло. Забавно, что только с семьей. Все остальные в окружении ходили в эту сторону довольно часто. И без особого сопротивления. Оно было опасно, невыгодно, нереально. Всех, кто сам не пошел, отправлял принудительно.

Злые, раздраженные мысли крутились вокруг одного и того же, пока не понял, что успокаиваться не спешит. А потом пришло осознание, что раздражению очень помогал голод.

В последние пару часов пребывания в отчем доме он еле держался, чтобы не заорать и не хлопнуть дверью, в этот раз – навсегда. От предложенного матерью ужина, конечно же, отказался. Теперь придется питаться фастфудом на ближайшей заправке.

Но лучше так, чем еще четыре часа изводить себя тянущей болью в желудке…

Долго ждал, пока появится ближайшая АЗС, с более-менее известным названием. В местных забегаловках травиться не хотел. Резко затормозил, когда она показалась в поле зрения, завернул, не беспокоясь о следующих за ним людях. Они привычные, сообразят, что делать…

Несмотря на позднее время и осень, в зале толкалось немало народу. Две работающих кассы, к обеим – огромные очереди. И две такие же, если не длиннее, в туалет.

В таких случаях, действовать толпой всегда удобнее: два парня из охраны застолбили места в веренице у клозета, а Игорь с водителем стояли в ожидании, чья касса освободится быстрее.

Подозрительного вида хот-дог с какой-то странной начинкой и такими же непонятными соусами, отвратительно жидкая бурда под названием "эспрессо" – камнем упали в желудок, только усугубив страдания. Сотню раз он зарекался ничего не брать в общепите. Но такие вот расстояния в тысячу километров иного выбора не оставляли. Очень хотелось оказаться дома. Можно даже не у себя. Татьяна всегда была ему рада, хоть в час ночи заявись, хоть к семи утра, хоть в полдень. Всегда встречала на пороге, начинала метать припасы из холодильника, что-то на ходу готовить… Но добираться до ее квартиры на другом конце города – не вариант сегодня. В принципе, Игорь ничего не имел против стряпни своей кухарки. Но заснуть с теплым женским телом под боком гораздо приятнее, а проснуться с ним рядом, получить удовольствие, не отходя от кассы – тем более.

В раздумьях о том, куда бы сегодня податься на ночлег, заметил, как начало уходить раздражение. Почти успокоился. От мыслей о чем-то хорошем отвлек внезапный шум и мельтешение рядом с жалким подобием кофемашины.

Нутром почуял, что вот-вот начнется какая-то заварушка. Предпочел не вмешиваться и тронулся к выходу. Чужие проблемы его никогда не касались. Совать нос туда, куда не зовут – удел малолетних придурков. А тратить время на зрелища – слишком оно дорого, это время. И зрелищ достойных давно уже не бывало.

Настроение, которое лишь начало выравниваться, камнем ухнуло и покатилось куда-то вниз, стоило заметить в гомонящей кучке людей бритый затылок одного из своих. Оба охранника имели похожие затылки. Игорь путал их между собой, но среди чужих выделял. Ни разу не ошибся.

Теперь он понял, что зол. Какого лешего этому недоумку приспичило здесь разводить скандалы?! Мало ему своих, рабочих разборок? Можно бы и бросить его тут, в наказание. Но Игорь своих никогда не бросал. Воспитывал потом – да. Порой – жестоко. И еще никто ни разу обиды ему не высказывал.

Поморщился, поискал глазами остальных парней. Оба толкались все в той же гуще событий. Отчего-то, не вмешиваясь.

– Отпусти его, я сказал! Иначе, руки поломаю! – Сашок не кричал. Но его спокойный голос очень выразительно звучал. Так, что любой разумный человек предпочел бы послушаться.

– Не лезь, куда не просят! Не твоего ума дело! – Не очень разумным оказался кто-то из местных. Явно, напрашивался.

– Ты больно ребенку делаешь, урод! – Сашка рванул было, вперед, но его придержали стоявшие неподалеку товарищи. – Я ж тебя, собака, урою!

Игорь отметил для себя неожиданный интерес парня к детям ("интересно, с чего бы его так подбросило на помощь…"), да и сам не смог уже остаться равнодушным. Ближе подошел. В то же время, толпа любопытствующих быстро расползалась, все больше – к выходу. Всем видом люди стремились показать, что их здесь ничего не касается.

– Что здесь происходит? – Бросил равнодушно. На вопросы, заданные таким тоном, обычные мелкие люди отвечали, не задумываясь. Извечное раболепие, вбитое в голову и душу с малых лет простому люду, безошибочно определяло в нем главного. Игорь знал об этом, неоднократно проверял и, не стесняясь, применял. Конечно, если вообще возникала необходимость разговаривать с такими вот… – Саш, угомонись. – Бросил парню, который все больше кипятился.

– Да ходит здесь всякая шваль бездомная, ворует, а мы потом расплачивайся! Нарожают их под забором, бросят, а приличные люди с этой мразью возиться должны!!! – Пожилой мужичок в куртке какой-то охранной фирмы, но, отчего-то, в шлепанцах поверх носков, злобно скривился и сплюнул себе под ноги.

– Это себя ты приличным называешь? – И без того холодный по натуре, голос Игоря опустился еще на десяток градусов.

– Я на заправках не ворую! – Мужик от злости перешел на фальцет. – Не то, что эти! – Он тряханул за плечо оборванного подростка. Одного.

– И что он у тебя украл? – Вскользь поинтересовался, пристально рассматривая звереныша. Другим словом назвать это существо язык не повернулся бы. Глаза – настороженные, дико бегающие по сторонам, с блестящей на поверхности злостью… Такие глаза могли быть только у волчонка. Даже если бы он был чистым, причесанным и нарядным. А существо, которое пыталось вырваться из цепкой хватки, ничем из этого списка похвастаться не могло. Грязная, во многих местах продранная куртка, на пару размеров меньше, чем нужно бы… Голая тонкая, в черных и серых разводах шея, такое же грязное лицо, с запекшимися губами, в царапинах, с густыми бровями, сведенными на переносице. Руки торчали из обтрепанных рукавов, красные, обветренные… На ногах – тонкие разбитые в хлам тапки. Не по погоде и не по сезону. На все это было противно смотреть. И даже почти жалко.

Диссонансом была только шапка: натянутая до самых бровей, она была практически новая. Похоже, утащенная. И не факт, что не на этой же АЗС.

– Сам ты крал! Воды уже людям жалко! – Звереныш выплюнул эту фразу не по-детски хриплым баском. Закашлялся. – С тебя кипятка убудет, что ли? – От кашля, рвущегося из самого нутра, согнулся пополам. Но зверь, считавший себя приличным человеком, руку пацаненка так и не отпустил. Только вцепился крепче.

– Откуда я знаю, что ты там по карманам распихиваешь? Еще и стаканы хватаешь своими грязными лапами! – Брезгливо отодвинул подальше тот самый бумажный стаканчик. Вода в нем безнадежно остывала…

– Ты что, реально ребенку кипятка пожалел, убогий? – Рядом взорвался Сашка.– Совести у тебя нет, урод…

– Тихо! Молчать всем! – Пришлось одергивать снова парня. Игорю история совсем не нравилась. Не любил чужие проблемы. Поговорка про дорогу в ад, выстланную благими делами, он заучил тысячекратно. Больше проверять не хотелось. Не бывает исключений из таких правил

Но отвращение, которое вызвал этот мерзкий неопрятный старикан, не позволяло развернуться и уйти. Поставить упыря на место – дело не такое уж и благое. Зато приятное.

На его рык все отреагировали верно: затихли, дергаться перестали.

– Что еще брал, кроме воды? – Ткнул пальцем в пацаненка.

– Ничего. – Тот не пытался вызвать жалость или одобрение. Уверенно вскинул подбородок. – И стакан был не новый. На улице валялся. Что я, не понимаю, что здесь все по счету?

– А сахар?! Два пакетика?! – Взвизгнул охранник-недоделка.

– Млять. Мужик, да что ж ты за дерьмо такое? – Это уже не выдержал водитель, Митя, обычно молчаливый, но и его прорвало.

– А это не ваше дело! Я здесь отвечаю за сохранность имущества! – Даже приосаниться попробовал.

– Ща я тебе покажу, за что отвечать надо…

– Цыц! – Игорю уже перестало хватать терпения. Идиотский день перетек в какой-то уж совсем бредовый вечер. – Ты – отпустил мальца! А ты, – он ткнул пальцем в подростка, – подорвался и слинял отсюда! И чтобы никогда больше не появлялся!

– Никуда я его не отпущу! – Старый пень угрюмо насупился. Только сильнее перехватил запястье пацана. – Вы сейчас уедете, а он так и будет сюда шастать. Ишь, повадился!

Ситуация раздражала. А еще больше – то, что этот плюгавый старикан посмел сопротивляться Игорю. Тут уже делом чести было настоять на своем.

– И что ты с ним делать будешь?

– Как что? Известное дело, полицию вызову, пусть обратно в детдом забирают! Они тут вечно сбегут, потом шастают, мешают жить нормальным людям!

– Не надо! – Истошный вопль пацана заставил вздрогнуть. Всех, кто его слышал. Столько было в нем надрыва и отчаяния. – Не отдавайте, пожалуйста! Лучше убейте! Дяденька, пожалуйста! – Упал на колени, освободил руку – охранник до того растерялся, что отпустил сразу же. А пацан этого даже не заметил. Слезы брызнули из глаз, он их размазывал по грязному лицу. – Я все сделаю! Только не отдавайте!

Он умоляюще протягивал руки в сторону трех взрослых мужчин. А смотрел, отчего-то, на Игоря. А ведь сочувствие у него не проснулось. Скорее, у Сашка и у Митьки. На них надо было тратить все эти слезы и мольбы. А Игорь все больше раздражался: черт его дернул вмешаться в этот бред? Мало, что ли, таких вот сирых и беглых сирот по земле шляется? Ему до этого нет вообще никакого дела!

Хотелось послать всех к бесу, развернуться и быстрее за руль. Ближе к дому. И так, уже лишних минут пятнадцать потеряли.

Но последний выкрик ребенка вдруг привлек его интерес.

– Все, значит, сделаешь? Уверен?

В диких глазенках загорелась надежда:

– Все! Все, что скажете! Только не возвращайте меня туда!

– Мить, забери его. – Водитель, привычный к приказам, беспрекословно поднял мальца с колен, ухватив за шиворот.

– Еды ему купи. И чаю горячего сделайте. – Это уже Сашку. – Не в картон. Термокружку возьми. Побольше. – Парень кивнул и, тоже молча, двинулся в сторону кассы. Не спрашивал ни о чем. Игорь дураков не держал, и болтливых – тоже.

– А ты, мразь, пиши заявление и сваливай отсюда на пенсию. – Это уже местному уроду. – И не дай тебе Бог не сделать этого. Приеду – проверю. Хоспис тебе покажется раем на земле и пределом мечтаний.

И он был уверен, что мужик даже смену свою не закончит. Сразу домой убежит. На пенсию.

Выходя из дверей заправки, Игорь уже почти забыл об инциденте. Мелочам в его сознании вообще места было мало. Он уже обдумывал завтрашний день и направление на ночь – домой или к Татьяне.

Проглоченный наскоро недоужин слегка повысил настроение, мысли закрутились в позитивном русле. Почти забыл про недовольство родителями…

– Шеф, мы пацана с собой берем? Я правильно понял? – Парни вывели из задумчивости в тот момент, когда он почти уселся в машину. Пришлось почесать подбородок, обдумывая. Вообще-то, расчет был на то, что ребенка они накормят, выведут из-под угрозы возврата в детдом, а дальше – пускай уже сам думает, как поступать со своей жизнью. Игорю совсем не улыбалось брать на себя ответственность за того, кто и собственным-то предкам не понадобился…

– Думаешь, надо? На кой ляд он сдался нам?

– Шеф, мы же обещали, вроде бы. Не пристало не сделать. – Да. Санек, что-то, стал совсем уж мягкотелым. Нужно будет подумать, куда и зачем его теперь применять. Однако всех своих подчиненных Игорь привык держать в уверенности, что его слово – закон, порядок и почти свято. Не факт, что это всегда было правдой. Но люди Игоря об этом не должны были знать.

– Сажай ко мне. Разберусь по дороге, что дальше с ним делать.

Он мрачно проследил за тем, как подросток неуклюже забирается на переднее сиденье, не выпуская из рук недоеденный двойной хот-дог, пакет с выпечкой и термокружку. С занятыми конечностями влезть и разместиться было затруднительно. Наблюдать за попытками было бы смешно. Вот только, Игорь предпочитал смеяться над чем-нибудь реально веселым.

– На панель поставь. А еду в карман положи. Да в двери карман, а не в куртке. – Не выдержал, рявкнул, когда понял, что всю еду сейчас начнут утрамбовывать по боковым и нагрудным карманам, драным и грязным, до кучи.

Пацан вздрогнул, но задачу выполнил, наконец.

Опираясь уже свободными руками, парень запрыгнул на сиденье, дверью не хлопнул, а потянул на себя осторожно и бережно. Чем заработал себе небольшое послабление претензий в душе Игоря. Тот даже хмыкнул, удовлетворенно. Пацанчик примостился на самом краешке глубокого кожаного кресла. Кажется, не доставая ногами до пола. Да так и застыл, неестественно прямо держа спину.

– Пристегнись, – хозяин автомобиля бросил коротко, не вникая, умеет ли непрошеный пассажир это делать. Врубил климат-контроль, чтобы вернуть в салон комфортную температуру (на улице озяб), краем глаза успел поймать, как обмяк мальчишка под струей теплого воздуха. Как ни странно, с ремнем безопасности справился на раз-два.

После – уселся в кресле все так же прямо. Игорь заметил, как он жадно сглатывал, глядя на недопитый чай и остатки нехитрой пищи.

– Ещь, давай. Что ты ее гипнотизируешь? Думаешь, провалится сама в глотку?

Парень вздрогнул. Посмотрел прямо в лицо Игорю, недоверчиво хмуря брови:

– Так ведь поедем же сейчас?

– И что? Религия тебе не позволяет жевать в дороге?

– Неееет, – протянул испуганно. – А вдруг, я испачкаю? Чай, там, пролью? Или крошки насыплю?

– И в чем проблема? – Он искренне удивился этим препятствиям. Салон кожаный, уборка два раза в неделю. Подумаешь, крошки… – Если я буду останавливаться каждый раз, чтобы поесть и не накрошить, то никуда и никогда не доеду.

Игорь завел двигатель и начал выезжать на трассу. Поток, несмотря на позднее время, был плотным, и отвлекаться от дороги было некогда. Потребовалось время, чтобы поймать "дырку", вклиниться в нее и успеть набрать скорость. Не сразу вспомнил, что в салоне есть кто-то еще посторонний. Судорожный вздох справа привлек внимание.

– В чем дело? – Короткий взгляд на пассажира, в общем-то, и так позволил все понять. Но Игорь предпочитал не угадывать, а слышать версии из первых уст.

– Круто как! – Восторг неописуемый звучал в этом хриплом, прерывистом басе.

– Что именно?

– Скорость такая! Никогда еще в такой тачке ездить не приходилось! И тепло так, и мягко… – Детский восторг перемешался с какой-то щемящей тоской в этом голосе. Не по себе стало взрослому от этих интонаций. Правда, ненадолго

– Все слопал? – Прервал на полуслове.

– Да! Спасибо вам! Вы такой хороший! Спасли меня, забрали! Дали поесть!

– Тебя где высадить? – Надоело слушать поток этого пустословия. Благодарность интересовала только в деле. Или в цифрах – наличными, на счетах, неважно.

Парень осекся. Даже краем глаза было видно, как он поник.

– Ну? Куда нужно попасть? – спросил еще резче.

– Э… Не знаю. А докуда с вами можно? – Почти шепотом. И в глазах – последние отблески надежды.

– Прямо здесь останавливаю?

– Зачем? – Было явно слышно, что комок застрял в тонком горле. Следующее слово с трудом вышло. – Здесь?

– А где тогда? – Игорь даже нервничать не начинал, но в голос подпустил холода. – Ты определись уже, куда надо. Я не таксист, чтобы всяких катать за просто так…

– А куда вы едете? Можно и мне с вами? Я буду тихо-тихо!!! И уберу за собой потом, обязательно! – В демонстрацию, начал активно подбирать с кожаного сиденья какие-то невидимые крошки.

– У меня для этого есть люди, которым я плачу за уборку. И они делают ее профессионально. На кой ляд сейчас ты возишь по коже своими грязными руками?

– Простите… – Обветренные ладошки спрятались в рукава.

– Будешь должен…

– Все, что скажете! Я, правда, все сделаю, что попросите! Только, пожалуйста, не бросайте меня!

– Ты сейчас насколько серьезно? Сам понимаешь, вообще, что это значит?

– Мне уже скоро шестнадцать. Все я прекрасно понимаю. У нас такому быстро учат… – Даже претензия, вперемешку с гордостью, прозвучала.

– Чем обещание подкрепишь?

– Клянусь маминым здоровьем!

– Ты же из детдома? Чего бы такой фигней не бросаться?

– У меня мама жива… – Угрюмо насупился. – И папа тоже. И я хочу, чтобы все у них было хорошо…

– Значит, не сильно много у тебя ума…

На эту обидную фразу так и не прозвучал ответ. Игорь специально выдержал паузу, разрешая парню обдумать все хорошенько и возразить. Или, на худой конец, согласиться. Но тот предпочел показать характер, видимо. И упорно молчал, только сопение угрюмое слышалось.

Игорь, в общем-то, умел держать красноречивое молчание несравненно дольше. И своего добиваться – не мытьем, так катаньем. Тем более, не позволил бы какому-то бездомному бродяжке взять над собой верх. Заставил бы высказаться… Не зря он гордился фамилией – Суворов, говорящей во всех смыслах. Друзья и дружки зачастую называли его "Суровым", переиначивая в пользу фактов. И этой кличкой он еще больше гордился.

Но с детдомовцем не помогли опыт, знания, жесткий нрав и упорство: физиология переиграла и победила все.

Устав дожидаться реакции, Игорь глянул на незваного попутчика и вздохнул разочарованно: пацан вырубился. Уснул. И теперь ехал, неудобно свесив голову на грудь, дергаясь и вздрагивая на каждой кочке. Это выглядело жалко до скрежета зубовного. Игорь ненавидел жалость. Ни к себе (от таких проявлений зверел просто), ни к другим: от этого ощущения размазать по земле хотелось несчастного. Чтобы небо зря не коптил.

Но это – в душе и в мыслях. По факту, жалкие люди бывают намного полезнее, чем адекватные и в себе уверенные. А Суворов предпочитал иметь поблизости много полезных людей.

Он еще не придумал, что будет делать с этой нежданной находкой. Но был абсолютно уверен, что найдет ей хорошее применение. Главное, чтобы в сознании парня твердо отложилось, кому он обязан своим спасением. А остальное – уже по факту.