Древний Рим. Имена удовольствий

Глава 5. Вечеринка у знатной матроны

Я его раскусила, я вывела на чистую воду нашего старого Сатира. Да этот Мапроник, оказывается, тот еще жеребец! Я решила прогуляться в самую отдаленную часть сада, раскинувшегося вдоль стены, что отделала усадьбу Клодия от соседской. Мне просто хотелось найти ма-аленькую щелочку, вдруг получится остаться незаметной и подсмотреть тренировки Гая Мария с громилой нубийцем.

Можно сказать, я тут новенькая, мне все интересно. И как консул обращается с мечом, и как у него при этом сверкают синие глазищи, наверно, делаются похожи на грозовую тучу… Надо расширять кругозор в отношении римского быта.

Мне повезло, я обнаружила не просто трещинку-щель в ограде, а настоящую дыру, только сейчас возле этой разрушенной части стены молодым козликом скакал наш Мапроник, а перед ним красовалась чернокожая девица с обнаженной грудью.

Похотливый старикашка сунул ей в руки монетку, а сам присосался к ее развесистым черным «дынькам», будто пиявка, и в то же время шарил дрожащими ручонками по круглому заду чернокожей Венеры. Похоже, рабыня консула без особых хлопот себе заработок нашла.

Сначала я хотела убежать, но мне хотелось знать, сколько еще девица будет терпеть слюнявые приставания и в какую плату обойдутся нашему доходяге такие услуги… Когда Мапроник заставил девицу нагнуться к пролому в стене, а сам задрал на ней серенькую тунику и пристроился сзади, я не выдержала и прыснула со смеху, а потом побежала жаловаться Клодию. По пути устыдилась и передумала, а тут как раз попался на глаза Элиав. Мне не терпелось рассказать об увиденном, поделиться новостью, мол, не такой уж наш старичок и дряхлый.

Юный грек, потупившись, выслушал мой сбивчивый рассказ о похождениях развратного товарища, а потом залился краской. Наверно, сам еще девственник, а я болтаю всякую чушь – поддразниваю его. Что поделать, у меня живой, открытый характер – мне нравится общаться с людьми, я люблю смеяться и танцевать. А здесь каждый порыв ветерка напоминает о близости моря, щедрости солнца и пряном вкусе незрелых оливок. Древнеримская атмосфера будоражит воображение, воспламеняет кровь, заставляет желать самых волнующих приключений.

Сегодня ночью мне снились строгие синие глаза на загорелом лице. Сурово сжатые губы и сильные пальцы, что вертят в руках бокал с медовым вином. Оно вчера было таким сладким и пьянящим, мне же тоже налили, я пригубила, до сих пор помню его удивительный вкус. И это вино мне понравилось гораздо больше, чем кисловатое цекубское, которое нахваливал Клодий.

Наш поэт – истинный патриций и гурман, он осторожно брал жирненьких устриц двумя пальчиками, изысканно вытирал губы льняной салфеткой, пока мы с Гаем без церемоний навалились на чесночную колбасу и копченую треску. Получается, и вкусы наши "плебейские" сходятся, а, значит, консул Гай Марий – такая же "деревенщина", как и я. Так нечего задирать передо мной свой большой древнеримский нос!

Все, хватит фантазировать, займемся серьезными делами, завтра у нас намечена вечеринка у римской «матрёны», вопрос первый и единственно актуальный – что мне надеть? Клодий категорически отверг цветастый сарафан, сказав, что он слишком пестрый для такого важного мероприятия и меня примут за легкодоступную женщину, а это не входило в мои планы.

Здешние дамы из высшего общества носили однотонную одежду белого, зеленого и лилового цветов, а ярко-красный оттенок женской туники говорил о вседозволенности и раскрепощенности ее хозяйки. Получается, мне не в чем идти на бал!

Эх, надо было взять у Гая авансом этот несчастный денарий, я бы себе какое-нибудь приличное платьишко приобрела в лавке за углом. А теперь стыдно идти и просить милостыню у выскочки Консула. Сам недавно от сохи, а строит из себя вельможу в седьмом поколении.

Если бы не желание помочь Клодию с финансами и мое любопытство «когда я еще попаду в гости к богатой римской дамен», отказалась бы от мероприятия, но теперь отступать поздно.

Совместными усилиями мы перетряхнули скромный гардероб поэта и вытащили на свет пару длинненьких рубашек, так вот – одну из них, такую же подростковую с алой каймой, достающую мне почти до щиколоток, я и решила надеть на предстоящее пиршество – оно же поминание усопшего полководца Публия.

Надо учитывать, что Оливия у нас теперь безутешная вдова, конечно, она решит Гая Мария к рукам прибрать. Несмотря на его «солдафонские» замашки, он жених завидный – при положении и деньгах. Да и собой хорош, не глупый мужчина в расцвете сил, а что еще нужно женщине, даже зрелой и пресыщенной? Интересно на Оливию посмотреть, может, они с Гаем – два сапога пара, так флаг им в руки, точнее шест с серебряным орлом, такие у них тут военные штандарты.

Ближе к вечеру следующего дня за нами прислали паланкин и шестерых крепких рабов-самнитов, чтобы помогли хромому поэту добраться до дома Оливии. Заботу я оценила. Гай прекрасно знал, что у Клодия проблемы с ногой и много двигаться ему тяжело.

Я оценила такую заботу, но в паланкин за компанию не полезла, хотя поэт меня и звал, я просто пошла рядом. Люблю ходить и даже бегать, к тому же неловко эксплуатировать рабский труд, хотя мы с Клодием – люди не очень крупные, парни бы точно не надсадились.

Кстати, в Риме эти носилки называются красивым словом – лектика. Ничего особенного, выглядят как деревянный станок, на который ложится матрасик и подушка для мягкости. Зато, чем больше слуг несет лектику, тем выше статус того, кто в ней возлежит.

Сказать честно, я немного волновалась. Как там меня встретят местные богачи, ведь Гай еще вчера сказал, что на светском мероприятии будет немало народу. Клодий, так тот и вовсе повесил нос, совершенно не верит в себя, что за человек… Где твоя гордая стать и взгляд господина мира, коими считали себя истинные квириты?

– Эй, дядя Кло, смотри веселей! «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» Прорвемся! Что нам эти господа, главное, превратить свои недостатки в достоинства, выглядеть оригинально и свежо. Греческий философ Диоген вообще в бочке жил, ну, климат ему позволял, конечно, попробуй-ка у нас в Сибири зимой пожить даже в неотапливаемой бане, мигом вся философия вылетит из головы и за дровами в лес побежишь, сверкая голыми пятками.

Это я о том, что к нищему Диогену сам Александр Македонский приходил познакомиться и пообщаться на досуге. Ничего, Клодий! Обижать тебя им я не позволю, пусть только кто-нибудь откроет рот, я кое-что придумала, сумею постоять за нас обоих.

И вот, с трепещущими сердцами, мы приближаемся к одному из самых больших особняков города, жилищу несравненной Оливии Котта. Перед воротами уже есть один паланкин, но грузный низенький мужчина, который вылез из него, успел скрыться в ограде. Наши носильщики остановились, и раб-привратник поспешил открыть дверь, предварительно ударив молоточком по медному блюду, извещая о появлении новых гостей.

Клодий с несчастным видом раздвинул складки передвижной палатки и ступил на покрытую ковриком скамеечку, что услужливо подсунул ему под ноги подросток, также дежуривший у ворот. Да, церемония встречи гостей тут неплохо организована.

Наконец мой мнимый дядюшка сошел с носилок, и мы последовали за юным рабом к дому Оливии. Как и следовало ожидать, за высоким забором раскинулся великолепный сад. Мы нарочито медленно шли по дорожкам, усыпанными мелкой разноцветной галькой и любовались цветущими кустами и беседками, увитыми виноградной лозой. То и дело нам попадались мраморные статуи, изображавшие римских и греческих богов, застывших в самых изысканных позах.

Я вертела головой в разные стороны, пытаясь запомнить благоухающее великолепие вокруг себя и после, добравшись до своей комнаты, обо всем записать в путевой дневник.

Дорожки, по которым мы продвигались, были обсажены самшитовой изгородью, а за ней росли невысокие яблоневые и грушевые деревца, вишневые и миндалевые кусты, а также роскошные цветущие олеандры. Во втором же ярусе сада раскинулись величественные грецкие орехи, маслины – они же оливковые деревья и инжир.

В кронах то и дело мелькали птицы – дрозды, горлицы и малиновки, Клодий неплохо узнавал их по щебету, указывая мне пальцем на ветки. Пичуги переговаривались на разные голоса, но создавали впечатление одной гармоничной симфонии. В ясном небе резвились многочисленные ласточки.

Я с восторгом заметила, что сад обрамляли мраморные колонны с причудливыми барельефами, которые издалека я не могла хорошенько рассмотреть, но общее впечатление было прекрасным. На широкую ногу живет эта римская вдовушка… Впереди послышалось журчание ручьев, и мы вышли на открытое пространство с несколькими причудливыми фонтанами, вокруг которых важно прогуливалась парочка настоящих павлинов.

Далее раб проводил нас в атриум – переднюю часть дома римского дома, с открытой крышей и большим бассейном для сбора дождевой воды. Я не удержалась и подошла ближе, ах, как же это было красиво – на поверхности воды в изобилии плавали лепестки роз и маленькие фонарики в виде лебедей с крохотными свечами. Где-то неподалеку играла музыка. Увлекшись созерцанием бассейна, я даже забыла о своем спутнике и не заметила, как ко мне подошла симпатичная женщина средних лет с замысловатой прической.

– В последние годы модно запускать в домашние пруды мелкую цветную рыбешку, но я против. Только портит воду и время от времени всплывает кверху брюхом… Как тебе мой имплювий?

Женщина спрашивает про бассейн? Я чуть-чуть растерялась, а потом вдохновенно прижала руки к груди и от чистого сердца сказала:

– Я словно попала в небесный сад к самой Юноне! В жизни своей не бывала в столь удивительном месте, где творения человеческих рук причудливо сочетаются с мастерством природы. Я не знаю, кто все это придумал и построил, но у этого человека безусловно изысканный вкус и отменное чувство стиля.

Рукой, унизанной браслетами и перстнями, женщина оперлась на край бассейна, в ее щедро подведенных глазах засветился доброжелательный интерес:

– А мне сказали, что ты из деревни… Удивительно! Ты говоришь получше некоторых местных рифмоплетов. Кстати, где же твой стеснительный дядюшка? Гай сказал, что он написал приветственную оду в мою честь, я не против послушать.

– А вы… простите… кто?

Женщина заливисто рассмеялась, и я тотчас все поняла по ее горделивой осанке, по уверенным движениям и повелительному взору.

– Я – Оливия Котта, хозяйка этого дома и еще многих домов, усадеб и гладиаторских школ. И с некоторых пор – единственная и полноправная хозяйка. Пусть дух незабвенного Публия хранит его любящую супругу до того дня, когда мы воссоединимся в долине теней!

После этих слов женщина подхватила меня под руку и повела куда-то вдоль колонн с натянутыми красными занавесками. Я только успевала глазеть на расставленные вокруг бассейна ложа и восседающих на них людей, которым полуголые юноши-рабы омывали руки и ноги душистой водой перед началом пира.

Оливия жарко дышала мне в шею:

– Тебе верно наговорили всяких гадостей, но я была верна своему мужу… в мыслях, разумеется, и обязуюсь чтить его память впредь. Ах, что поделать, я ведь только слабая женщина и не могу обойтись без некоторых привычек. Ты любишь массаж? У меня недавно появился один эфиоп, он превосходно разминает все нежные части женского тела, а уж как он владеет своим языком…

«Так… Если Гай Марий подсунул меня Оливии в качестве игрушки-тренажера для извращенных забав безутешной вдовушки… В следующий раз я в него не то что камень, целую уйму камней запущу через забор, и мне плевать, что он консул, узнает как над эт… русскими девушками насмехаться!»

– Скажите, а вы собираетесь снова выходить замуж? – строго спросила я.

– Это еще зачем? – округлила подведенные глазищи Оливия.

– И правда… Какой глупый вопрос! У вас и так всего вдоволь. И мужчины всех сортов и цветов кожи на первое… на второе… даже десерт…

«Так-так… значит, мадам Котта не собирается начинать охоту на Гая Мария… уже хорошо… хотя, мне-то какая разница».

Наш променад закончился самым приятным образом – в атриуме появился блистательный Консул Каррон, вокруг раздались приветственные возгласы, победители всегда на вершине славы. Оказывается, Гай Марий находится тут уже полчаса и в саду был занят беседой с каким-то видным сенатором.

Пока Оливия спешила навстречу гостям, я возлегла на ложе рядом с Клодием и успокаивающе погладила его по руке.

– Надеюсь, твоя поэма в честь хозяйки готова и по прелести не уступает оригиналу?

Я небрежно кивнула в сторону крутобедрой матроны. Клодий стыдливо опустил томные очи. Нет, он какой-то совершенно неправильный римлянин! Откуда такая скромность и робость? Со своего Мапроника бы пример взял, что ли…

– По своей красоте божественная Оливия может сравнится лишь со статуей Венеры Критской, особенно если представить ее без одежды… ах… Мой ничтожный язык не в состоянии передать всего порочного очарования этой женщины. Мое сердце уже ранено ее насмешливым взглядом.

"Бедняга – эстет… после своих дешевых борделей, как же он истосковался по такой красотище… вот с такой бы женщиной ему провести ночь… но, увы, только солнце светит для всех без исключения".

А вслух я поспешила поддержать друга:

– Жаль, что у тебя такой неповоротливый язык, поэт. Кажется, эта дама любит получать от мужчин самые изысканные ласки. Немудрено… в ее распоряжении сотни рабов и еще всякие там прокачанные гладиаторы. Они же в Риме секс-символами считаются. Я об этом читала… Некая знатная матрона забыла честь и семью, опозорила мужа, сбежав с парнем, который стал победителем несколько сезонов подряд. И ладно бы еще был при этом красавцем! Текст гласит, что воин весь покрыт шрамами, имел свернутый набок нос и огромную мозоль от шлема на переносице. Вот уж воистину, чудны порой женские пристрастия.

«Ух, ты! Как вычурно я заговорила… Еще парочку недель в Риме и сама начну поэмы слагать не хуже Овидия".

Мои раздумья прервал громкий радостный возглас над самым ухом:

– О, не обманывают ли меня глаза! Клодий! Ты ли это или всего лишь твоя тень, что явилась к нам из долины забвения? Я полагал, ты покинул вечный город…

– Твои глаза не лгут тебе, Петроний! Это я…

– А что за ясноокая нимфа рядом с тобой? Одета как мальчишка, она будет выступать? Покажет нам фокусы или сценку из греческой комедии?

Честное слово, мне сейчас захотелось выругаться и как можно цветистей. Я же не виновата, что у меня нет подходящей одежды для их сборища. На мне надета вполне оригинальная рубашенция из тонкой шерсти, стянутая шнурочком на моей талии, этак скромненько и почти даже беленько-невинно.

Что бы ответить холеному аристократу, который вздумал столь пренебрежительно пройтись на мой счет?

– А вы, видимо, известный всему Риму служитель Муз и верный жрец Минервы… поэт… ваше имя…

– Мое имя Петроний, милая девушка. Надеюсь, ты его запомнишь с первого раза, – блеснул глазами любимец высокой публики.

– О, не сомневайтесь… мне еще не приходилось жаловаться на память. Я знаю наизусть более пятисот различных стихотворений всевозможных жанров и стилей.

В карих глазах Петрония тотчас загорелись азартные огоньки. Вообще-то он был очень даже приятным на вид мужчиной, кажется, не на много лет старше самого Клодия, но держался гораздо более уверенно и самодовольно. Сначала ты работаешь на имя, а потом уже одно твое имя открывает перед тобой все двери. Это правило действует безотказно во все времена.

Я не успела раскрыть рта для достойного ответа, как на плечо мое легла тяжелая горячая рука.

– Довольно битв, пусть все они останутся за порогом Рима!

– Но мы же вели речь о…

– Предлагаю почтить память храброго Консула Публия Фракийского!

Мое сердце отчего-то забилось быстрее, Гай Марий стоял рядом со мной, и все взоры сейчас были обращены в нашу сторону. Сильная рука покоилась на моем плечике так свободно, что у меня начинала гореть кожа под тонким полотном туники. Я заметила хитроватую улыбку на красных губах Оливии и ее насмешливый прищуренный взгляд, я также разглядела удивление на белом лице Петрония и заинтересованные взгляды прочих мужчин, восседавших или возлежавших вокруг. А потом до меня дошло…