ДУ/РА

Глава 6

Илона, наши дни

Звук раскрывающихся дверей лифта заставил меня подняться со стула и вытянуть шею. В коридоре появился молодой парень. Он заметил меня, встрепенулся и шагнул в мою сторону.

– У меня доставка для… – запнувшись, он хмуро припомнил имя. – Для Романовой Илоны. Консьерж внизу сказал, что такая здесь работает.

– Да, это я. – Удивленная, я уставилась на букет в его руках.

– Документик можно? – Посыльный недоверчиво шмыгнул носом и поправил фирменную бейсболку.

– Конечно. – Я открыла сумку, нашла водительское удостоверение и положила его на стойку.

Он вытащил из нагрудного кармана ручку.

– Распишитесь. Это вам.

Букет был тяжелым и воистину огромным. Мелкие светло-розовые розы, штук сто, не меньше. С трудом обхватив эту красоту, я прошептала:

– Их ведь даже поставить некуда.

– Вот вазу не заказывали, – хмыкнул парень. – Всего доброго.

– И вам.

В цветах я заметила карточку. Строчки, набросанные беглым почерком, гласили: «В прошлый раз я подарил тебе розу за украденный поцелуй. Это – аванс за все те, что я украду в будущем. Кирилл».

Я невольно нежно прикоснулась к прохладным лепесткам пальцами.

После встречи нашей группы в караоке-баре Кир отвез меня к офису, где я оставила машину. Позвонил, едва я вошла домой – проверить, добралась ли, – и как-то ненароком мы проговорили до двух ночи. О чем, сама не помню. Кирилл изменился за эти годы. Раньше был замкнутым и немного заикался, теперь вполне уверен в себе, к тому же оказался интересным собеседником. После учебы он работал в турагентстве, сейчас же открыл свое дело – небольшое, но, имея хорошие связи в Европе, – стабильное. Он пригласил меня пообедать на следующий день, и через день. Потом позвал в кино. А позавчера мы ужинали в ресторане и гуляли по вечернему Питеру. Именно тогда он и поцеловал меня – осторожно сжав щеки прохладными ладонями. А потом, по пути к машине, исчез на пару минут и вернулся с красиво пламенеющей розой. Я не сильна во взаимоотношениях с сильным полом, но его галантность подкупает. Еще ни разу я не открыла дверь сама – он всегда помогает мне сесть в машину или пропускает в помещение первой, помогает снять и надеть пальто и даже провожает до подъезда. Он не торопит меня, просто ухаживает, причем красиво, и я наслаждаюсь. Это чувство называют романтикой.

В комнате отдыха я отыскала большой кувшин, из кружки бы букет попросту вывалился, даже из той, из которой пьет Агеев, а она действительно гигантская. Я решила поставить цветы на своем рабочем месте, чтобы не забыть вечером.

Помяни черта, и он явится – едва я подошла к стойке, как из кабинета вышел Тимур. Увидев меня, он остановился и поинтересовался:

– Это что за веник?

– Это букет, Тимур Маратович. Розы, – пояснила мило я. Почему-то настроение спорить с ним и препираться испарилось, и я стала на удивление любезна.

С улыбкой я опустилась на стул, любуясь цветами.

– Убери, им не место на рабочем месте, – приказал шеф.

– Да ты поэт, Агеев, – фыркнула я. – «Им не место на рабочем месте». Они мне ничуть не мешают.

– Убери.

– Что за детский сад?! – Мое терпение лопнуло, как мыльный пузырь. – Что ты прицепился?

– Им здесь не место! – Тимур прилично повысил голос. Он выхватил цветы из импровизированной вазы. С длинных стеблей закапала вода.

В соседних комнатах услышали вопль шефа. Первыми на пороге нарисовались Стас с Денисом.

– Это моя стойка, – зашипела я, пытаясь выхватить у Тимура цветы, но придурок однозначно оказался сильнее, и я лишь ободрала пару листьев.

– Это приемная! – заорал он, а потом повернулся к парням. – Что уставились? На обед валите!

Команда была исполнена в одну секунду – все словно испарились и через полминуты ввалились в прибывший на этаж лифт. Так же быстро закрылись двери кабины, и мы остались одни.

– Агеев, ты бешеный?

Я попыталась успокоиться и дышать ровно. Тимур повернулся ко мне, сжимая охапку роз так сильно, что я услышала треск сломанных стеблей.

– Чем тебе не угодили эти цветы? Дай сюда.

– Нет, – отрезал он.

– Тимур…

– Нет. Поставлю их в комнату отдыха.

Решительно подхватив кувшин с водой, он удалился, а я от удивления раскрыла рот и развела руками.

Я посмотрела на опустевшую стойку с каплями воды. Грудь от обиды сдавило так сильно, что в глазах защипало – невольные и непрошеные слезы появились как всегда нежданно-негаданно. Что за херня? Почему я не могу поставить здесь букет? С каких пор это запрещается? На Восьмое марта Агеев не возмущался, хотя цветов мне надарили прилично. Не так много, как хотелось, но все же. И у Ларисы раньше стоял горшок с фиалкой, я хорошо помню, когда приходила устраиваться, как она поливала цветок из небольшой белой лейки. Лейка эта до сих пор где-то валяется в шкафу.

Не владея собой, я ринулась за Агеевым в комнату отдыха.

– Да что с тобой не так?! – крикнула я, толкнув его изо всех сил в спину. – Ты совсем озверел в последние две недели! То дверью прихлопнуть норовишь, то толкнешь у лифта, а теперь тебя не устраивают мои розы?!

Тимур покачнулся и выронил кувшин. Вода пролилась ему на ботинки, розы рассыпались по мокрому ковролину.

– Ты меня толкнула? – прошептал он и повернулся ко мне.

От выражения его лица я задрожала. Он двинулся на меня, я взвизгнула и попыталась выскочить в коридор. Он перехватил меня и припечатал к ближайшей стенке, с силой сдавив талию.

– Ты… меня… толкнула? – грозно пророкотал он. – Ты… подняла на меня руку? Серьезно?

– Сам виноват, незачем выводить меня из себя, – проблеяла я.

Он сжал мне горло. Легонько, но дышать я перестала, то ли от страха, то ли Агеев действительно перекрыл мне доступ кислорода.

– Я мог бы… – наклонившись ко мне, он почти коснулся моих губ своими губами. – Свернуть тебе шею и выбросить в окошко.

Сердце у меня заколотилось, как мечущийся бройлер на птицефабрике. Это угроза? Мне, мягко говоря, стало не по себе.

– Я мог бы связать тебя и издеваться над тобой неделями. Заклеить твой поганый рот скотчем, чтобы ни единого звука не сорвалось с этих… – запнувшись, он остановил взгляд на моих губах. – Ты знаешь, я мог бы сделать много нехороших вещей.

Закрыв глаза, я приготовилась к худшему – он ведь, правда, может. Я уверена, что ему не впервой убивать, и он вполне может обставить всё так, словно я неудачно упала или вообще покончила с собой. Или он подложит взрывчатку мне в машину – в Чечне ему и не такое приходилось проделывать. Боже, я, кажется, разбудила зверя, и этот зверь совсем не похож на хомячка…

– Я бы очень хотел этого, Илона, – неожиданно он сменил тон.

Мне показалось, что в нем проскользнули… ласковые нотки.

– Чего? – прохрипела я, мечтая, чтобы стена меня засосала и выплюнула с другой стороны – может быть, тогда у меня будет шанс убежать.

– Сделать нехорошие вещи. С ними… – прошептал Тимур, очерчивая контур моих губ большим пальцем.

Дыхание Тимура было рваным, и я чувствовала каждый толчок воздуха, вылетающий из его груди. Теплый и мягкий, совсем не похожий на жесткую хватку на моей талии и совсем не похожий на удавку, которая сжимала мне горло несколько секунд назад.