Узы магии. Дуэль с лордом вампиров

Три

Сегодня впервые на моей памяти в горне не горит огонь.

Обычно по утрам мама встает первой, спускается вниз и греет чайник, чтобы заварить чай, а после отправляется в кузницу и ворошит вчерашние угли. Они разгораются в сильное пламя, яростно бросая на все вокруг оранжевые отблески – как будто сам горн негодует, что ему приходится просыпаться раньше, чем небу. К тому времени, как спускаюсь я, жар ощущается даже возле кухонного окна, а мама уже раздувает мехи. И еще до восхода солнца мы принимаемся работать с серебром и сталью, готовя особый сплав, создать который под силу только нам.

Однако сегодня в доме тихо.

Да и во всей Охотничьей деревне царит зловещая, оглушающая тишина.

Я встаю раньше мамы. В целом не такое уж неслыханное дело, но в свете необычности грядущего дня – просто лишнее напоминание о том, что с привычной жизнью пока покончено. Я смотрю в окно на тихие улицы. Из трубы пекарни не идет дым. На поля, отделяющие деревню от Приграничных болот, не спешат рабочие. Люди выходят из домов только для того, чтобы повесить на карнизы изящные серебряные колокольчики, на ковку которых у нас ушло несколько месяцев.

Мы с мамой без лишних разговоров присоединяемся к соседям.

Благодаря охотникам нам известно, что нужно делать, как и в любое другое полнолуние. Впрочем, подготовиться к встрече с вампами практически невозможно, тем более если нашествие возглавит сам повелитель, их коллективный разум. В старых историях почти не упоминается о том, чего ждать от их правителя. Одни легенды рисуют его крылатым монстром, другие утверждают, будто он способен одной лишь силой мысли высасывать кровь из находящихся поблизости живых существ. Я в это не слишком верю. Однако трудно спорить, что все трудности и потери Охотничьей деревни связаны с главой вампов.

Слова Дрю с каждым часом давят на меня все больше, а его обманные обещания ранят сильнее, чем выкованные мной серпы. Даже острое оружие, спрятанное у нас в доме, вряд ли способно причинить больше боли. Я бросаю взгляд на крепость, словно бы сквозь толстые каменные стены смогу хоть на миг различить силуэт брата. Уже не в первый раз я задаюсь вопросом, что происходит там, внутри.

Но, конечно же, никто не станет посвящать меня в дела охотников. Я не давала соответствующих клятв, не мне сегодня вечером предстоит надеть маску. Я всего лишь кузнец, и мое место здесь, а брату суждено отправиться на Приграничные болота. И, несмотря на все попытки, нам не удастся изменить свои роли.

Тишину разбивает звон колокола.

Деревенская колокольня возвышается в центре главной площади. Говорят, ее построили тысячи лет назад, одновременно с крепостью и стенами, окружающими всю территорию Охотничьей деревни. Звонарем служит один из охотников. Хотя я всегда считала это бессмысленным занятием. Все жители прекрасно знают, когда наступает полнолуние, и никому не нужно, чтобы звон колокола в сумерках напоминал, что не стоит ночью выходить из дома. Этот звук с каждым разом нагнетает все больше страха.

Закончив развешивать над дверью серебряные колокольчики, я бросаю взгляд на маму, которая глаз не сводит с трехэтажной колокольни. Выше нее только сама крепость, в которой четыре этажа. Сомневаюсь, что где-нибудь найдутся более высокие здания, построенные человеческими руками. Сегодня нам не до нежностей, и на лице мамы застывает лишенное эмоций выражение, твердое, как само железо. И на моем тоже.

– Посмотрим на процессию? – предлагаю я.

– Конечно. – Она трясет головой, словно пытаясь прогнать тревожные мысли. Но от них не избавиться. По крайней мере, сегодня вечером.

Вместе с остальными жителями мы шагаем к тянущейся через деревню главной дороге. Никогда еще не видела, чтобы толпившиеся в одном месте люди вели себя так тихо. Слышится лишь шорох подошв по булыжной мостовой, да из какого-то окна доносится неутихающий плач.

Главная дорога ведет от самой крепости к центральной площади с колокольней, а после, минуя стену в задней части деревни, тянется через фермерские поля на север по полосе просоленной земли прямо к Приграничным болотам и теряется в неизвестных землях. Никто не знает, где она заканчивается, поскольку те, кто рискнул забраться так далеко в земли вампов, не выжили, чтобы об этом рассказать.

Дрю утверждал, будто по древней дороге можно дойти до самой крепости вампов, которая раскинулась на дальнем краю Приграничных болот. Во всяком случае, так говорилось в секретном древнем фолианте, который Давос разрешал читать только ему одному. Теперь-то, к сожалению, понятно, почему мой брат обладал особыми привилегиями. Главный охотник задался целью превратить его в идеального убийцу вампов и отправить сегодня ночью сразиться с их повелителем.

Мы с мамой останавливаемся на обочине дороги, и у меня сжимается все внутри. Мне совсем не хочется видеть брата в охотничьем наряде. Хотя бы не в это полнолуние. Стоит ему только появиться из ворот крепости, все происходящее станет слишком реальным. И хуже всего, что напоследок я увижу вовсе не знакомого мне Дрю, с которым разговаривала еще вчера вечером, а охотника в кожаных доспехах.

Но теперь уже слишком поздно поворачивать назад.

С глухим лязгом мощная решетка крепости начинает медленно подниматься, и перед взглядами собравшихся появляются лучшие представители гильдии охотников. Все в одинаковых доспехах из толстой кожи с тонкими серебряными вставками, созданными специально, чтобы не сковывать движения – ведь сами-то вампы двигаются с неестественной скоростью. Все в глухих масках с узкими прорезями для глаз и специальными воротниками, закрывающими шею.

Дрю как-то показал мне, что внутри спрятаны тонкие шипы, пропитанные смертельным ядом. Кончики игл закрыты кожаными клапанами, но стоит охотнику в нужном месте ударить по горлу, иглы выскочат, подарив ему чистую смерть, а яд проникнет в кровь, и вамп побрезгует ее пить. Рискованное устройство, но, несмотря на несколько несчастных случаев, польза от него высока. Конечно, как вариант, можно было бы обрядить охотников в серебро, однако ценного металла хватает только на оружие.

Прочная кожа, высокие воротники, маски и яд – все служит одной цели: помешать вампам творить редкую, очень темную магию, ведь, выпив кровь, они способны украсть лица людей, а потом под видом наших близких проникнуть в деревню.

Именно так случилось с отцом.

Я загоняю эту мысль в пустоту, оставшуюся в душе после его смерти и увеличившуюся, когда Дрю переселился в крепость. Не нужно думать о плохом. Лучше верить, что брат вернется домой. Иначе можно раньше времени впасть в отчаяние.

Во главе процессии выступает Давос. Справа от него, возглавляя авангард, шагает Дрю. Я узнаю его по доспехам. Конечно, внешне они такие же, как у всех прочих, однако я лично ковала все застежки, скрепляющие части кожаного одеяния брата. Как и серебряное кольцо, ничем не отличимое от моего, которое он носит на правом мизинце.

Дрю поворачивает голову, и я даже сквозь маску ощущаю на себе его пристальный взгляд.

Мне безумно хочется броситься к нему, схватить за плечи, встряхнуть, накричать за то, что он задумал, и попробовать удержать. Я бесконечно восхищаюсь братом за все жертвы, что ему пришлось и еще предстоит принести, и за надежду, которую ему, несмотря на все трудности, как-то удается сохранять.

«Не забывай о своем обещании», – произношу я одними губами.

Большим пальцем брат начинает крутить кольцо на мизинце. Вряд ли кто-то, кроме меня, замечает это движение. В нем нет особого смысла, просто некое напоминание о соединяющих нас узах.

Я опускаю подбородок. Брат отводит глаза и проходит мимо. Следом тянутся прочие охотники, и за их спинами я больше не вижу Дрю.

Вскоре вся процессия, включающая почти всех местных охотников, скрывается вдали, но мы с мамой, как и прочие жители, еще долго топчемся на месте. Несколько оставшихся человек из крепости занимают посты возле окружающей деревню стены.

По возвращении домой мама берет стоящее возле двери ведро с солью и аккуратно насыпает ее толстым слоем на каждый подоконник и порог. Затем мы запираемся изнутри. Нас ждет долгая ночь.

– Пойдем. – Мама жестом приглашает меня следовать за ней наверх, и я молча подчиняюсь. Внутри до сих пор царит смятение. Боюсь, если я попытаюсь заговорить, могу просто разрыдаться.

Мы с мамой входим в ее спальню. Открыв сундук в изножье кровати, она вытаскивает одеяла, под которыми мы спим зимой, и постельное белье – подарок модистки на их с отцом свадьбу. На дне сундука покоятся кожаные доспехи, точно такие же, в каких ушли охотники.

– Надевай.

– Откуда это? – Я перевожу взгляд с нее на доспехи и обратно. – Ведь жителям запрещено держать в домах принадлежности охотников.

У каждого в деревне свое место, и никому не позволяется претендовать на чужое. Взамен нас обеспечивают всем необходимым. Достойное вознаграждение за равноценные жертвы – еще одна из догм, на которых строится наша жизнь.

– Вообще-то брат тоже не имел права между полнолуниями обучать тебя владению оружием.

Под взглядом темных глаз, которые напоминают угли в кузнице и сочетаются по цвету с ее волосами, я застываю.

– Ты знала.

– С самой первой ночи, – раздраженно хмыкает она. – Вы всерьез надеялись, что я ничего не замечу?

– Мы не… не… Почему ты не сказала? – В голове роятся сотни вопросов, но даже один мне удается сформулировать с трудом.

– Почему я должна мешать детям учиться защищать себя? – Она упирает руки в бока. – Во имя старых богов… уж если на тебя нападет вамп, лучше, чтобы ты умела с ним справиться. Спору нет, в деревне нужен кузнец. Однако глупо, что, создавая оружие, мы в случае необходимости даже не умеем им пользоваться.

– Но это не входит в обязанности кузнеца.

– Порой роли должны меняться. – Эти слова полностью противоречат всему нашему жизненному укладу.

– Даже если… – Нет, нельзя с ней соглашаться, как бы мне ни хотелось. Ведь старейшины, Давос и даже сама мама часто твердят, что каждый должен знать уготованное ему место. И я проглатываю ненадлежащие слова, вместо этого неуверенно рассматривая доспехи. Сомневаюсь, что они мне подойдут, и не только из-за женских форм. Просто я не создана для подобной жизни. – Но Дрю сражается намного лучше меня.

– Само собой. Ты ведь целыми днями работала в кузнице. А он тебе в подметки не годится в кузнечном деле, – хмыкает она. – Но если бы тебе пришлось вместо него отправиться в крепость, ты, без сомнений, стала бы отличным охотником, как и твой брат. – Вот это вряд ли, ведь у меня другая судьба. Однако я не решаюсь спорить. – А теперь давай помогу.

– А как же ты? – уточняю я, когда мама протягивает доспехи.

Пусть носить их мне еще не приходилось, я прекрасно знаю, как с ними управляться, ведь выковала тысячи таких застежек и проверяла каждую по нескольку раз.

– Мне удалось договориться с кожевником только об одном комплекте доспехов. После того как Дрю рассказал о неминуемой кровавой луне, мы начали собирать детали. Потихоньку, год за годом, чтобы в гильдии охотников никто ничего не заподозрил.

За кражу у гильдии положено такое же наказание, как и за эликсир, который тайком принес мне Дрю. Похоже, наша семья неуклонно приближается к виселице.

– А что кожевник получил взамен?

– Три маленьких серебряных кинжала.

– Где ты взяла серебро?

Впрочем, я уже знаю ответ. Он объясняет давнюю загадку, над которой мы с братом долгие годы ломали головы.

– Переплавила серп твоего отца.

Редкий подарок, преподнесенный крепостью в отступление от правил скорбящей вдове-кузнецу, исключительно для того, чтобы почтить память погибшего супруга.

– Мама…

– И ни капли не раскаиваюсь. – В подкрепление своих слов она резким движением затягивает на мне ремни доспехов. Я вдыхаю, когда нагрудник плотно прилегает к груди. – Это мой выбор, Флориана. – Мама использует полное имя. Значит, говорит в высшей степени серьезно. – Полагаю, тот, что выковала ты, еще у тебя?

– Да.

– А подаренный братом?

– Тоже. – Она и в самом деле все знает.

– Хорошо. – Мама затягивает ремень на моей талии. – Тогда ступай и принеси их.

Я оцепенело спускаюсь вниз. Мы с Дрю всегда вели себя благоразумно и осторожно, чтобы оградить маму от лишних тревог. Однако она все узнала и так же, как и мы, невзирая на установленные для нашей семьи правила, готовилась к этому дню.

«Ради меня».

Не обращая внимания на ноющую боль в груди, я достаю два серпа и прикрепляю их к крючкам на поясе. Мама с братом сильно рисковали ради меня, и невидимая тяжесть вдруг почти осязаемо давит на плечи.

Скрестив руки на груди, мама прислоняется к колонне в главной зале. За ее спиной полыхает закатное небо, оставляя золотистые отблески на черных волосах.

– Ты совсем как настоящий охотник.

– У меня нет ни маски, ни воротника. – Я потираю горло. Может, внешне я и похожа на охотника, но не вхожу в их число и никогда не буду. Сомневаюсь, что даже ради блага Охотничьей деревни, столкнувшись с вампом, я смогла бы покончить с собой. Именно поэтому в гильдию отправили Дрю. Мое же место в кузнице.

– Будем надеяться, они тебе не понадобятся.

Сев за стол, мама закрывает глаза и складывает руки перед собой. Ее губы начинают шевелиться в беззвучной молитве. Надеюсь, старые боги ее услышат.

Не в силах молиться тем, кто явно позабыл о нас, я подхожу к окну. Небо постепенно темнеет, становясь фиолетовым. Солнце сползает к горизонту и вскоре полностью исчезает. Мир вокруг погружается в темноту, но ненадолго. Возрождаясь из пепла дневного собрата, на небо восходит невероятно большая зловещая красная луна и повисает над землей, окрашивая все в багровый цвет. Похожая на воспаленный гнойник, она нависает над крышами. В воздухе почти ощутимо разливается тревога.

Я кладу руки на серпы, примериваясь, как удобнее их держать.

– Лучше отойди от окна, – мягко советует мама.

– Тогда я точно сойду с ума. – Сама не знаю, что хочу увидеть за окном, однако неведение намного хуже.

– Надеюсь, ничего не случится.

– Я тоже.

Сердце бешено колотится в груди. Я не в силах оторвать глаз от пустынных улиц. Тени кажутся зловещими, и мое воображение рисует вампов, которые скрываются за каждым углом.

Постепенно мысли уползают от реальности, возвращаясь к давней ночи, когда погиб отец.

Перед уходом он как всегда крепко обнял нас и поцеловал на прощание. И в отличие от вчерашних объятий Дрю в его не ощущалось никакой окончательности. Интересно, стало бы нам легче, если бы мы знали, что в тот раз прощались с ним навсегда? Может, тогда боль от его утраты не была бы настолько мучительной? И эта зияющая пустота внутри возникла бы постепенно? И падение в нее не получилось бы настолько резким?

Однако отец просто ушел, как и всегда. И вернулся домой без серпа. Монстр украл его лицо.

Внезапно тишину нарушает крик.

И звучит он отнюдь не из глубин памяти. Забыв о собственных предупреждениях, мама вскакивает с места и подбегает к окну.

– Ты что-нибудь видишь? – шепчет она.

– Нет, – отвечаю я, отгоняя от себя призраков прошлого.

– Вроде бы кричали неподалеку…

– Точно. – Я крепче сжимаю серпы. Если вампы пришли в деревню, значит, авангард пал, и Дрю… Нет, нельзя так думать. Что-то подсказывает мне, что брат жив. Возможно, это всего лишь глупый оптимизм. И все же отчего-то кажется, что я ощутила бы его смерть. – Иди наверх.

– Флор…

– Мама, пожалуйста, не спорь, – твердо произношу я, глядя ей прямо в глаза. Прежде я никогда не приказывала маме. Но Дрю попросил ее защитить, и, возможно, именно доверие брата придает мне сил и решимости. – Иди наверх и спрячься.

– Если вампы проникли в деревню, прятаться нет смысла.

– Но у нас есть соль. И я даже близко не подпущу этих чудовищ. Ты сама достала доспехи и позволила Дрю меня тренировать. Для того чтобы я смогла тебя защитить.

Мама кладет руки на мои плечи и легонько меня встряхивает.

– Ты должна защищать себя.

– Одно другому не мешает. – Сердце отчего-то настойчиво твердит, что я сумею защитить еще и брата. Глупо, конечно, ведь сейчас я не в силах ничем ему помочь. И все же по мере того, как крики приближаются, я все яснее ощущаю, что нужна ему. События развиваются не по плану. И голодная кровавая луна требует жертв. – Иди наверх и спрячься. Посыпь порог своей комнаты солью. Не издавай ни звука и не спускайся до утра, что бы ни случилось.

Мама поджимает губы, явно желая со мной поспорить. Однако подчиняется.

Иначе нельзя. Такая уж у нас жизнь.

В Охотничьей деревне все стоят одной ногой в могиле, а в руках сжимают серебряное оружие. Мы не сдаемся без боя. Ведь мы – единственный заслон, не позволяющий вампам проникнуть в наш мир и подчинить его своей власти.

– Будь осторожна. И никакого безрассудства, – шепчет она, сжимая меня в крепких объятиях. – Увидимся утром.

– Я просто посторожу дверь. – Отчего-то слова звучат как ложь. Но что еще я могу? Ни на что другое не хватит сил. И все же сердце бешено несется вскачь, вызывая дрожь возбуждения во всем теле. – Увидимся утром. – Я похлопываю маму по спине.

Она берет ведро с солью и уходит наверх, оставляя меня наедине со своими тревогами. Крики все так же звучат в отдалении. Ухватившись за рукояти серпов, я пытаюсь снять их с пояса, но, заметив движение в темноте, едва не роняю оружие. И все же успеваю подхватить прежде, чем оно со звоном падает на пол.

Во мраке ночи возникает одинокая тень, которая движется слишком быстро и плавно, но в то же время прерывисто и суматошно. Явно не человек. Остановившись, монстр переводит ищущий взгляд слева направо. Его глаза кажутся совершенно черными, лишь в самом центре мерцают крошечные золотые искры. Разинутая пасть полна острых смертоносных зубов. Он способен одним укусом перегрызть жертве горло, лишь бы насытиться ее кровью.

Впрочем, судя по багровому пятну на груди, он уже кого-то загрыз и даже не потрудился украсть лицо своей добычи. Сегодня ночью в этом нет необходимости.

Сунув руку в карман, я достаю оттуда обсидиановый флакон. Эликсир охотника. Мощное древнее зелье, позволяющее выпившему двигаться столь же быстро, как и вампы, и сражаться с ними на равных. Но это опасное средство, вызывающее исступление, особенно при частом употреблении, поэтому его разрешено пить только охотникам.

«Дрю сказал, все будет хорошо».

Я вновь смотрю на вампа. Нюхая воздух, он крадется по улице и задевает лбом низко висящие колокольчики. Однако тихий звон его ничуть не пугает. И меня охватывает паника вперемешку с сомнениями. Неужели охотники ошиблись? Помогут ли нам колокольчики? Или соль?

Я открываю флакон. Капли жидкости внутри даже в свете кровавой луны выглядят черными как смоль. Вдохнув неповторимый аромат, я подношу флакон к дрожащим губам. От одного лишь запаха из самых глубин существа поднимается некий сильный порыв, заставляющий мышцы мучительно ныть от нетерпения. Словно бы я всю жизнь только и ждала этой силы и свободы, чтобы самой вершить собственную судьбу.

Я опрокидываю флакон себе в рот. Густая жидкость стекает на язык, обволакивает горло, а после падает в желудок и разлетается там, словно разбитая о землю бутылка с выпивкой. В животе вспыхивает огонь.

Я падаю на колени. Перед внутренним взором мелькают какие-то образы. Крепость. Глаза, яркие, словно солнечный свет. Усыпанный звездами небосклон и города в горах, которые можно увидеть только в детских книжках. Потом все в мгновение ока исчезает.

Тяготы и боль уходят в небытие. А мышцы просто жаждут движения.

«Ну, давай, – мысленно молю я. – Беги по моим венам и преврати меня в охотника. Позволь защитить всех, кого люблю, и знакомый мне мир. Придай мне сил, чтобы хоть на одну ночь бросить вызов устоявшимся порядкам».

Я осторожно поднимаюсь на ноги, стараясь побороть подступающую тошноту. Нельзя, чтобы меня вырвало. Дрю не для того подарил мне силу. Мир расплывается вокруг и как будто дрожит, все ускоряя темп, а потом сливается в одно сплошное неразборчивое пятно.

Затем в мгновение ока все меняется. В воздухе разливается сладость, которой я никогда не ощущала прежде. В нос ударяют непривычно острые запахи ночной росы, древесного угля, остатков вчерашнего ужина в котле возле очага. Мир становится непривычно огромным, но я готова его принять.

Дверь резко распахивается. Такое впечатление, будто содрогается земля.

В лунном свете плечи вампа окутаны кровавым ореолом. С его губ срывается тихое шипение.

– Умри! – рычу я.

Голос ни капли не похож на мой собственный. Более глубокий, подстегиваемый жаждой, которая пожирает меня изнутри.

«Вперед! – толкает меня эликсир. – Используй силу, чтобы пролить кровь. И положи конец этой долгой ночи».

Я прыгаю, отчетливо слыша в шорохе ветра шепот чужой смерти.