Лежу на диване в гостиной и дизайнерскую настольную лампу рассматриваю. Прозрачная, очень красивая, как вещал продавец, у неё изящная форма, особенный шарм, способный любой интерьер украсить. Но по сути… она бесполезная. За те деньги, что я за них, а их две штуки, вторая за моей головой стоит, отдала, можно было с десяток купить. Очень даже хороших, но не из муранского стекла. Разбить бы её к чертовой матери. Но я ведь не такая, я сдержанная. Она не виновата, что есть люди такие, бесполезные. И от этого никому не нужные.
Признавать не хочется, но то что я сейчас чувствую, это ничто иное, как разочарование.
С детства я уяснила одну вещь, и в подходящий момент даже папе осмелилась высказать. Завышенные ожидания – проблема того, кто их возлагал, а не того, кто не оправдал. Так и сейчас. Только сейчас я сама сплоховала.
Вляпаться в какое-то «г», это я запросто.
Вообще путь держала на выход. Собиралась катить на работу. Но диван меня приманил. Думать о Косте совершенно не хочется, но думается. С одной стороны хорошо, что я не велась на его «давай жить вместе», сейчас бы капец как было бы горько. Размазня, не иначе. С другой стороны, может быть ему тепла не хватило?
Сидя в своей машине, выдыхаю. Изо всех сил стараюсь вернуться в прошлое состояние. «До» было прекрасно, любимая работа, семья, друзья, «Лекся» моя тоже красивая.
Название «Lexus» - сочетание нескольких слов. Роскошь. Элегантность. Совершенство. И суффикс в стиле латыни.
Мы с ним идеально дополняем друг друга. Само совершенство.
Нет, в самовнушении я точно не сильна.
Физическая и душевная боль активизируют работу одних и тех же участков головного мозга, вызывают схожие ответные реакции. Несмотря на это блокировать я умею лучше первую, нежели вторую. Как оказалось. Эдакий откат на десять лет назад. Зачем вообще к кому-то привязываться, если вокруг через одного все мудаки и гондольеры.
Грусть жжением в легких отдается.
Работа как всегда с головой поглощает. Сегодня у нас с парнями пазл на троих. Четыре мешка останков. Игра началась.
- Алёнка – шаловливая ручонка. Ты как будто причастна к случившемуся. Как ты так быстро понимаешь кто – где? – шутит коллега.
Большая часть лица у каждого из нас скрыта масками, но мы проводим столько времени вместе, что выучили друг друга до мельчайших интонаций и жестов.
- У каждого из нас свои увлечения, - поигрываю плечами, поднимаю взгляд на Толю. – Если уголовный кодекс не может сдержать, то и на другое не стоит рассчитывать.
В ответ он глазами улыбается.
Концентрируюсь на задаче, пробы беру, раскладываю останки. Это сейчас первостепенно. Кто-то будет мамой хорошей. Кто-то женой. А я вот… Возможно смогу помочь кому-то, спасти от тюрьмы, например. Ошибка, халатность при составлении заключения может поломать чью-то жизнь.
Сутки прошли бы на одном дыхании, если бы в их второй части ко мне не подкатило руководство.
- Алёна, - протягивает мне папку. – По срокам – надо было вчера.
Киваю и забираю и из рук документы.
- Это не всё. Проводит стажерка. Ты контролируешь.
Я бы сказала – раз плюнуть. Но с этой девушкой даже Гоша не смог сладить. Она чья-то дочка. Информация для меня настолько неважная, что даже не удосужилась уточнить чья именно. Какая разница? Я так-то тоже. Однако есть разница. Меня ругать было можно, её нельзя. Толя вышел из секционной в первый раз чуть ли дверью не хлопнув. А это само по себе событие.
Спустя час я понимаю причину негативного отношения друга к девушке.
Несколько раз, поочередно, селезенка и желудок полу побывали. С сопровождением «ой, я случайно».
Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Даже забываю о том, что меня впервые в жизни кинули.
Дальше больше. Так же случайно она вспарывает желчный пузырь и тут же бросает его в мусорное ведро, рядом стоящее.
Впору руками лицо прикрыть.
- Его, - указываю на ведро. – Ты сейчас достаешь и на место возвращаешь. Затем валишь отсюда. Курсы мясников здесь не проводят. Попроси папика на рынок тебя устроить.
Мусорное ведро у нас благо чистое оставалось еще. Но сам по себе факт дичайший. Злость клокочет внутри.
- Ты что сейчас сказала? – оборачивается пигалица ко мне и орать начинает. Понятно. Полоса истеричек к моей жизни не закончилась.
- Я сказала, что ты дура. И таким в медицине не место, - всё так же спокойно вещаю. – Пошла вон отсюда, - голову слегка в сторону двери наклоняю.
- Ты ещё пожалеешь, дрянь! – выкрикивает и к двери несется. Средний палец показываю, безразлично, увидит или нет. Она посильнее дверью хлопает.
Кощунство величайшее. После вскрытия всё должно оставаться ровно так, как до него. Максимум на экспертизы кусочки берём. Выкидывать – табу. Облокачиваюсь о край стола и выдыхаю. Крепко зажмуриваюсь.
Достаю свой набор инструментов из шкафа. Всё от большого секционного ножа до линейки и ложечек. Диктофон включаю. Когда в паре работаем, один озвучивает все что видит, второй стенографирует. Если один – диктофон в помощь. Без этого можно пропустить что-то важное. На своем ли месте органы, в каком они состоянии, от повреждений до цвета. После таких «специалистов» работать проблематично. Спасает то, что первоначальную картинку я всё же видела.