Два мига для тебя

Глава 4

На крыльце Иэн укрыл ее своим плащом. Не снимая его, разумеется, так что теперь его левая рука крепко прижимала Дарину к нему. Но девушка не возражала. От его тела шло обжигающее тепло, а ее платье почти не защищало от холода. Иэн подозвал лакея и потребовал подать лошадь к крыльцу.

– Ты любишь верховую езду? – поинтересовался он у Дарины.

– Да.

– И под дождем?

– Да.

– Сидя впереди мужчины?

– Разумеется.

Он коротко усмехнулся.

– Тогда тебе понравится.

Лошадь Иэна оказалась поистине гигантских размеров, черной, как смоль; Дарина с ужасом подумала, что будет, если она сверзится с этого животного. Но не успела она как следует обдумать эту мысль, как крепкие руки Иэна подхватили ее и усадили на коня. Стремительным движением Иэн сам взлетел в седло.

– Вперед!

«И ни шагу назад, – мысленно добавила Дарина. – Если я оглянусь, то рискую струсить и выбрать не ту дорогу. Пока я смотрю вперед, все в порядке».

«Прости, Эван», – добавил внутренний голос.

Иэн вновь укрыл ее плащом. Сидеть было почти удобно. Дарина осторожно прислонилась к Иэну и прикрыла глаза.

– Тебе холодно? – он укутал ее потеплее.

– Нет. Мне не холодно… с тобой.

Он долго молчал, прежде чем ответить. Они выехали за ворота, и конь зарысил по улице. Цокот копыт разлетался во влажном воздухе разноцветным конфетти.

– Ты действительно этого хочешь? Уехать сейчас со мной? У меня есть только эта ночь, Дарина.

Он не забыл. Не забыл ее имя! В ее груди будто поселилась бабочка с голубыми крыльями. Он помнит!

– Я знаю. – Она глубоко вздохнула. – У меня тоже есть только эта ночь. Потом… я не знаю, что будет потом, но… Я хочу ее прожить. Да. Я хочу.

– Хорошо… – он сделал паузу. – На самом деле, я хочу этого не меньше тебя. Но менее всего я желаю навредить тебе. Ты уверена, что у тебя не будет проблем с мужем?

– Больших, чем сейчас, – не будет, – невесело усмехнулась она. – Не надо об этом, Иэн. Сейчас есть только ты и я. Давай забудем об остальных. На время.

– Что ж, – он, видимо, глубоко задумался. Потом проговорил глухо: – Впрочем, проблем и не должно быть. Если ты не захочешь, я не буду ни на чем настаивать.

Щеки Дарины заалели.

– Я… я не…

– Вот и хорошо, – заметил он. – И не будем об этом, ладно?

– Ладно…

Дарина огляделась: они направлялись к окраине города.

– Нам долго ехать?

– Часа два, – Иэн подался вперед, и его дыхание обожгло ей шею. – Ты можешь поспать. Боюсь, сейчас ты не увидишь прелестных пейзажей.

– Я не хочу спать, – сонно пробормотала Дарина. Глаза слипались, виновато выпитое вино и нервное потрясение, даже в дождливую ночь, верхом на лошади, в сон клонит, надо же… – Разве что совсем немного. – Она полуобернулась к нему, ее щека коснулась его подбородка, и девушка отпрянула. – Боже, Иэн, у тебя жар!

– Спи! – он решительно уложил ее голову себе на грудь. – Всё потом.

Она подчинилась. Из темноты под веками надвинулись маски, затянули ее в хоровод… Через минуту она уже спала.

Они ехали на север.

Дарина проснулась оттого, что тряска, к которой она уже успела привыкнуть, прекратилась. Чьи-то руки стащили ее с лошади. Слышались тихие голоса и негромкий смех. Кажется, смеялся Иэн… Она впервые слышала, как он смеется без горечи. Ее понесли куда-то, повеяло холодом. Дарина вздрогнула и открыла глаза.

Она лежала на роскошной кровати под алым балдахином, расшитым золотыми лилиями. Кровать располагалась у стены в просторной комнате, где горел камин, бросая жаркие отблески на стены. Другого освещения в комнате не было. Пара кресел, кушетка, тонконогий столик, кровать – вот и вся обстановка. Стены были задрапированы бордовой материей, наверняка безумно дорогой, несмотря на кажущуюся простоту. Все в этой комнате говорило о богатстве владельца. «Кто же он такой, в конце концов?» – подумала Дарина, приподнявшись.

Иэна в комнате не было. Странно, ей казалось, он только что был здесь… Она встала; ноги по щиколотку утонули в лежащей у кровати медвежьей шкуре. Туфли размокли, и Дарина, недолго думая, сбросила их. Она подошла к камину и присела на корточки, протянув руки к огню.

– Ты все-таки замерзла, – голос Иэна, подошедшего бесшумно, вызвал на лице Дарины улыбку. – Надо было взять твой плащ, а не сбегать так поспешно… Один мой друг говорит, что самое лучшее бегство – это хорошо организованное заранее.

– Мы потеряли бы время, – просто ответила она. – А ты… где был ты?

– Распоряжался насчет ужина. Ты голодна?

– Как зверь, – вздохнула она и ойкнула, когда что-то мягкое и пушистое опустилось на ее обнаженные плечи. – Что это?

– Охотничий трофей, – Иэн сунул ей под нос край белой шкуры с серыми пятнами. – В прошлом это принадлежало снежному барсу, а теперь – мне. И тебе. Завернись в нее. Барс вряд ли обидится; скорее, будет польщен. Бедняга, он даже не узнает, рука какой прекрасной женщины гладит его мех.

Дарина посмотрела на шикарную шкуру почти с ужасом.

– Ты сам убил… это животное?

– Ни в коем случае, – заверил он ее и склонился, чтобы помешать кочергой головешки в камине. – Это мой друг Винсент расстарался, привез мне из Европы. Кажется, купил у какого-то обнищавшего аристократа.

Дарина спрятала лицо в пушистый мех.

– О… как мило. – На большее ее не хватило. Ею внезапно овладело смущение, и она уставилась на огонь.

Позади раздалось звяканье столовых приборов. Обернувшись, Дарина увидела слугу, ставящего на столик поднос с ужином. Иэн отпустил лакея легким взмахом руки.

Когда за ним закрылась дверь, Дарина вопросительно взглянула на хозяина этого дома.

– Прошу к столу, – он сделал широкий жест рукой и помог девушке встать. – Здесь есть все, чтобы удовлетворить зверский аппетит.

Он усадил ее в кресло, помог приспособить шкуру барса на плечах и вдруг произнес нараспев:

– В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Иэн умолк и уселся напротив Дарины в кресло, поймал ее взгляд и ответил вопросительным взглядом.

– Дальше, – шепотом попросила она.

Иэн улыбнулся.

– Пускай сойду я в мрачный дол,

Где ночь кругом,

Где тьма кругом,–

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем,

С тобой вдвоем.

Он вдохновенно воздел руку вверх:

– И если б дали мне в удел

Весь шар земной,

Весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной,

Тобой…

Он запнулся, умолк, опустил руку и с преувеличенным вниманием посмотрел на стол.

– Итак… – Кажется, он не знал, что сказать. У Дарины застрял комок в горле. Чтобы выручить Иэна, она поспешно спросила:

– Чьи это стихи?

– Роберт Бёрнс, – он оживился, с готовностью приняв подсказку. – Я ценю его творчество довольно высоко… – Он снял крышечку с подноса. – О! Миледи, – Иэн шутливо поклонился, – не желаете ли отведать куриное крылышко?

– С удовольствием, сэр! – Дарина приняла из его рук тарелку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и девушка едва не отдернула руку – ей показалось, что на коже теперь горит ожог…

– Разве тебе не кажется, что пора открыть лица? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет. – Иэн откинулся назад и скрестил руки на груди. – Я не хочу. Поверь, так будет лучше, если ты никогда не увидишь моего лица. Я думал, что смогу не встретиться с тобой повторно.

– А хотелось? – решительно спросила Дарина.

– Хотелось. Не в этом дело. Нам нельзя видеться. Даже первая встреча была…

– Ошибкой? – ей стало очень горько. – Ты жалеешь об этом?

– Нет.

– Тогда почему же…

– Я уже объяснял тебе. – Он подался вперед, сел, положив локти на колени и сцепив пальцы. – Я не имею права впутывать тебя в это. В мою жизнь и… в мою смерть. Я и сейчас…

– Ты не думал, что есть еще мои собственные желания? – очень спокойно поинтересовалась Дарина.

– Да… Извини. Я эгоист. – Иэн с силой провел ладонью по подбородку. – Думаю только о себе. Чего же хочешь ты?

– Тебя.

Он замер, кажется, даже дышать перестал.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах, – Дарина положила салфетку. – Я хочу, чтобы ты перестал бояться меня.

– Я не боюсь тебя, – сказал Иэн спокойно. – Я не желаю, чтобы ты несла мою боль, вот и все.

– Ты опоздал. – Дарина с аппетитом вонзила зубы в куриное крылышко и продолжила, прожевав: – Мне кажется, я уже взяла от тебя часть боли. Ведь если ее разделить на двоих, нести будет легче, как считаешь?

– Тебе будет тяжело: до этого у тебя не было этой боли.

Дарина оставила крылышко в покое; глаза ее потемнели, будто впитали эту самую боль.

– Да, тут ты прав, – медленно сказала она. – Твоей боли у меня не было. Была своя. И, поверь, для меня она нелегка. Так что не говори мне, что я могу и чего – нет. Ты меня не знаешь.

Он долго молча смотрел на нее.

– Ты права. Я не знаю тебя. Именно поэтому я не имею права…

– Ты хочешь сказать, что после сегодняшнего дня мы с тобой не увидимся больше? – прервала она его.

– Да.

– Извини, но, по-моему, ты бежишь сам от себя. И от меня заодно.

– Вовсе нет.

Дарина еле удержалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь. Господи, неужели все мужчины такие твердолобые?

– Ты мне не веришь?

Иэн встал, шагнул к ней и опустился на колени перед ее креслом.

– Я верю тебе, – прошептал он, протянул руку и коснулся ее волос. – Но я не хочу, чтобы ты смотрела, как это происходит. – Он опустил руку и отвернулся.

– А если я сама выбираю это?

– Я не могу позволить тебе. Это неправильно.

– Какое право ты имеешь указывать мне, что делать? – взвилась Дарина. – Какое…

Он не рассердился, вопреки ее ожиданиям.

– Ты сама согласилась: всего одна ночь. У тебя и у меня. Всего одна. Давай не будем тратить ее на споры, которые ни к чему не приведут.

Воспоминание об Эване было подобно ведру ледяной воды, обрушившейся на нее. Что она недавно говорила Беатрис? «Брак священен, и я не предам клятвы, которые давала перед алтарем». Где теперь все эти принципы?

Конечно, можно оправдаться тем, что она не изменит Эвану физически. Но Дарину это не успокаивало. Самым отвратительным ее поступком было то, что она изменила ему в душе… Нарушить половину клятвы – означает нарушить ее всю.

Дарина впервые подумала о том, какой грех она совершает. Но – она заглянула в глаза Иэну – придется понадеяться, что прегрешение простится, если она поможет этому человеку. Если сейчас, в эту ночь, она поможет ему, то будет считать себя оправданной в собственных глазах. «У меня много грехов, и рая мне не видать. Возможно, я сумею кому-то подарить рай?»

– Хорошо, – сказала она, глубоко вздохнув. Все становилось на свои места. По крайней мере, сейчас. А потом… Какая разница, что будет потом? – У нас есть эта ночь, Иэн. Не хочу терять ни мига. Давай вести себя так, как захотим. Только прежде чем… – она запнулась. – Я хочу сделать вот это.

Шпильки, удерживавшие волосы, полетели в разные стороны. Дарина тряхнула головой, позволяя каскаду темных волос заструиться по плечам. Иэн смотрел на нее снизу вверх.

– Ты прекрасна, – он взял ее руку и коснулся губами ладони. Долго смотрел на нее. – Извини, но я… – Он с неловкой улыбкой провел пальцами по бархату своей маски. – Я не могу.

– Я понимаю, – терпеливо сказала Дарина. – Это неважно.

Иэн кивнул, поднялся и сел обратно в кресло.

– Ты можешь задавать любые вопросы, – неожиданно сообщил он, – и простить мне то, что я буду задавать вопросы тебе. Кроме, разумеется…

– Имени, расположения родового поместья, титулов, – кивнула Дарина. – Да. Хорошо. Тогда… первый вопрос: где мы? Не территория, но место.

– Это мой загородный дом, – объяснил Иэн. – Тихое и, к сожалению, необжитое местечко. Я редко бываю здесь.

– А выглядит так, будто ты тут живешь…

– Мои слуги, – усмехнулся он, – почитают за величайшую радость держать все помещения в порядке, чтобы доставить мне удовольствие.

– Где ты набрал такую прислугу? – изумилась Дарина. – Наши только и думают, как бы избежать очередной уборки…

– Весь штат достался мне по наследству.

– Значит, твои родители…

– Они давно умерли, – сказал Иэн. – Уехали жить в Америку и оставили мне все это, а потом подхватили какую-то лихорадку… Они всегда были странными людьми.

– Не более странными, чем ты.

– Я странный? Вот как?

– Несомненно. Какой джентльмен, пригласив даму на ужин, сам не станет притрагиваться к еде? Почему ты не ешь, Иэн?

– Честно говоря, мне не хочется. – Он потянулся к бутылке вина, разлил алую жидкость по бокалам, взял свой и принялся перекатывать его между ладонями. – Мне это не настолько необходимо, чтобы…

– Ты собираешься не спать всю ночь, держась на одном вине? Поверь, ты переоцениваешь себя…

– Ничуть. Тем более, у меня есть другие средства.

– Вот как?

– Да. Кстати, я вовремя об этом вспомнил…

Он полез в карман и вытащил оттуда крошечный коробочку из резной слоновой кости. Открыв ее, он высыпал в свой бокал порошок темно-зеленого цвета и начал прихлебывать вино, морщась.

– Горькое, – пояснил он Дарине в промежутке между двумя глотками, – но это держит во мне жизнь. Какое-то индийское снадобье, уж не знаю, где мой эскулап ухитрился его достать…

Дарина, нахмурившись, пыталась понять. Что-то было не так. Наконец она сообразила: Иэн говорил по-другому! Сегодня он был не похож на того Иэна, с которым она встретилась у фонтана. Дарина не могла понять, в чем дело, но зеленый порошок все прояснил. Индийское снадобье? Ну-ну.

– И как давно тебя держат на наркотиках? – поинтересовалась она.

Иэн едва не поперхнулся, но все же допил вино, выигрывая себе время на размышление.

– С чего ты взяла, что это наркотики? Травы…

– Сомневаюсь, – покачала головой Дарина. – Как давно тебе их дают?

– Давно, – буркнул Иэн, аккуратно ставя бокал на стол. – Пойми, Дара…

– Как ты меня назвал? – Сердце, успокойся, бешеное!

– Дара. В чем дело? Я не должен был так называть тебя?

Она замотала головой.

– Нет, все в порядке. Так зовут меня… самые близкие люди. Зови, если хочешь. Зови меня так.

Иэн посмотрел на нее долгим взглядом – кажется, прочитал подтекст; но, кивнув, вернулся к предыдущей теме:

– Пойми, я не могу без этого. Ты знаешь, что такое ад? Я – знаю. Ад – это когда ты не принял порцию снадобья и… – Он помолчал. – И вообще, оставим это.

– Ну да… – она встала, сбросив с плеч шкуру барса: в комнате начинало становиться жарко. – Ты так и будешь жить дальше?

– Нет, не буду, – отрезал он. – Во всяком случае, недолго.

Она молчала, опершись о спинку кресла. О чем они говорят? Этот разговор можно вести, мирно сидя на могильной плите и болтая ногами, настолько от него попахивает черным юмором. Иэн тоже поднялся, сбросил камзол, оставшись в белой рубашке и брюках. Дарина заметила, что он не снял заляпанные грязью сапоги, которые теперь оставляли следы на ковре, но, в конце концов, это не ее дело. Она чувствовала, как стремительно убегает время.

Неожиданно он шагнул ближе, нависнув над ней, как скала, и заговорил горячим шепотом:

– Прости меня… Я почти утонул в жалости к себе. Отвратительное зрелище, верно? Аристократический сплин в действии. – Он скрипнул зубами. – Сейчас я устрою истерику, как юная дебютантка…

Иэн сильно смахивал на сумасшедшего; что на самом деле творится в его голове? Дарина поняла, что устроит истерику раньше, если не предпримет хоть что-то.

– Никогда не говори мне «прости», – напомнила она.

– Да, – согласился он и потянулся к ее волосам; подцепил на палец пушистый локон и сказал вполголоса: – Был мягок шелк ее волос и завивался, точно хмель. Она была душистей роз…

– Бёрнс? – почти утвердительно сказала она.

– Он самый.

Дарина подняла глаза и посмотрела на Иэна. Потом ее рука сама потянулась к его лицу и тронула губы…

В первый момент она не поняла, что произошло. Просто Иэн начал вдруг падать – молча, бесшумно и медленно, как последний лист с замерзшего дерева в декабре. Она испуганно схватила его за руки, но не удержала, и он растянулся на полу, повалив столик и ударившись головой о кресло. Дарина упала рядом с ним на колени.

– Иэн?!

Он не ответил. Она положила его голову к себе на колени и ощутила, что его сотрясает крупная дрожь, почти судороги. Дарина совершенно растерялась. Она попробовала слабым голосом позвать на помощь, но никто не пришел, и это почему-то придало ей сил. Глаза Иэна были закрыты, но сквозь полуопущенные ресницы виднелись белки, а когда она положила руку ему на лоб, то ей показалось, будто она коснулась раскаленного камня. Лоб наполовину скрывал бархат маски, и у Дарины мелькнула мысль, что вот она – возможность увидеть его лицо. Девушка убила эту мысль до того, как та начала оформляться. Разве можно заслужить доверие человека, так предав его? Пусть даже тайно?

Она осторожно опустила голову Иэна на ковер, вскочила и схватила один из бокалов, которые не разбились при падении. А вот вино, к сожалению, разлилось, и с этим ничего не поделаешь. В углу комнаты, на подставке, Дарина увидела керамический кувшин с причудливым орнаментом и метнулась к нему. Слава Богу, там оказалась вода.

С большим трудом ей удалось напоить Иэна: он так крепко стиснул зубы, что, казалось, еще немного – и они расколются, как орехи. Дарина поискала носовой платок, салфетку или еще какой-нибудь кусок материи, но, не найдя оного, недолго думая, с трудом оторвала кусок от своей нижней юбки. Смочив этот лоскут водой, она отерла Иэну лоб и щеки, не трогая маску. Это вряд ли принесло много пользы, но Дарина не могла сидеть, ничего не делая. Она попробовала снова позвать на помощь, но, как и в первый раз, никто не откликнулся.

«Либо этот загородный домик величиной с Вестминстер, – раздраженно подумала она, – либо прислуга здесь сплошь глухая. Разве непонятно, что нужно всегда быть поблизости, если хозяин болен?»

Иэн, кажется, начинал понемногу приходить в себя. Его уже не трясло, как в лихорадке, и судорожно стиснутые кулаки разжались. Он открыл рот и дышал тяжело, прерывисто, как рыба, выброшенная на песок. Дарина даже отпрянула, когда он застонал, потянулся к лицу и стиснул руками голову, будто стремясь ее раздавить.

– Тихо… тихо, – она попыталась успокоить его. – Все хорошо, все уже кончилось. Тихо.

Иэн открыл глаза, дико сверкнувшие в прорезях маски.

– Кто вы? – прерывистым шепотом спросил он.

Дарина опешила.

– Я… разве ты не помнишь меня? – нужно было срочно заставить его успокоиться. – Я Дарина. Дара. Лежи спокойно.

– Я не знаю вас, – он дернулся, словно стремясь отодвинуться от нее подальше. – Кто вы? Кто я? – он выглядел совершенно ошарашенным.

– Ты – это ты, Иэн, – Дарина силой уложила его обратно, так как он пытался приподняться. – Лежи!

– Я… Господи… – он со стоном упал обратно. – Господи… – он закрыл лицо руками.

Дарина поспешно налила еще воды в бокал и приподняла Иэну голову:

– Пей.

На сей раз он не сопротивлялся: покорно выпил воду и снова положил голову на колени девушке.

– Господи… – простонал он, дотянулся до щеки Дарины и погладил ее. – Прости меня, прости… Когда такое бывает, я не соображаю, что говорю… Я в последнее время вообще слабо соображаю…

– Не извиняйся, – отрезала она. – И помолчи немного, тебе наверняка вредно разговаривать.

Он махнул рукой, как бы отбрасывая все запреты.

– Извини, я не хотел бы, чтобы ты это видела.

– Но я это видела. И что теперь?

Он попытался пожать плечами.

– Лучше забудь. Это зрелище, я полагаю, не из приятных.

– Даже наркотики не спасают, да?

– Если бы не они, было бы гораздо хуже.

Ага, теперь он уже не утверждает, что пил безобидную настойку из трав. Что ж, уже прогресс. Возможно, ей удастся…

Ничего тебе не удастся, одернула она себя. У тебя есть всего ночь. Разве можно спасти его за ночь?

Никто не мешает попытаться, ответила она внутреннему голосу. А еще лучше – сделать.

Она помогла Иэну подняться и добраться до кровати, на которую он рухнул как подкошенный. Она стащила с него сапоги и, недолго думая, прилегла рядом, положив руку ему под голову. Он сказал, что знает, что такое ад… Сейчас его слова не казались Дарине преувеличением.

– Спасибо, – пробормотал Иэн и добавил спустя некоторое время: – Мелли тоже ухаживала за мной, когда я болел…

– Мелли? – нужно было говорить с ним. Кажется, это его отвлекало. – Кто это?

– Моя жена, – он облизнул сухие губы. – Я говорил тебе, она умерла. Два с половиной года назад.

– Какая она была?

– О, Мелли… – Иэн слегка покачал головой. – Это была женщина, которая любила меня настолько сильно, что почти сливалась со мной… а я – с ней. Мы были одним целым, мне кажется. Во всяком случае, я не уверен, был ли в моей жизни хоть один день без нее. Даже сейчас она со мной…

Дарина вполне понимала его. У нее тоже были свои личные призраки: мама и Феликс – друг детства, погибший на идиотской дуэли… Но как это – быть одним целым – она не знала. Может, это и есть Любовь?