Два спутника для Марии

Глава IX. Корень мести

Открыв глаза, Мария с любопытством осмотрела комнату. Ознакомиться с ней накануне вечером у нее не было никаких сил. Рэм настоял, чтобы хотя бы в первую ночь брат и сестра Драммонды, вместо того, чтобы, валясь от усталости с ног, искать гостиницу, остановились у него. Гостеприимный хозяин предоставил спальню в распоряжение гостьи, а сам с Джеком расположился походным лагерем в гостиной.

Мария прислушалась. За дверью стояла тишина. То ли мужчины еще спали, то ли, что было вероятнее, уже ушли.

Спальная комната, в которой она провела ночь, была совмещена с кабинетом и оформлена уютно, но очень строго, с намеком на то, что хозяин — человек серьезный. Ряды полок темного дерева, наполненных книгами по экономике, политике, военному делу, карта страны на стене, соседствующая с двумя скрещенными рапирами. Высокое окно с бархатными шторами, в которое, как шпаги, вонзились косые лучи осеннего солнечного утра. Раскрытый атлас на столе, уже тронутый налетом пыли — видимо, Рэм оставил его так, отправляясь на свое задание, из чистого суеверия — был покрыт карандашными заметками. Напольные часы остановились на семнадцати минутах третьего.

Во всем чувствовался человек аккуратный… и очень одинокий. Мария бывала в комнатах своих братьев — то там, то здесь непременно обнаруживается намек на кого-либо из прочих членов семьи — подарки, портреты, уйма всевозможных милых мелочей. Тут ничего подобного не было. Только сам Рэм. Мария догадалась, что после трагедии он избавился от всего, что постоянно напоминало бы ему об утрате. Жестоко. Но необходимо, чтобы сохранить здравый рассудок.

Она поискала взглядом свою одежду, но не нашла ее. Вместо сброшенных ею накануне брюк, куртки, сорочки — всего, носившего отпечаток длительного и тяжелого путешествия — рядом на стуле лежал пушистый черный халат. По размеру она догадалась, что он принадлежал Рэму: рукава ей пришлось завернуть, а подол спускался до самого пола. Обуви не было, но пол устилал пушистый ковер, и ступать босиком было приятно. От выложенной изразцами печи в углу по комнате распространялось приятное тепло. В деньгах Рэм, похоже, не нуждался.

Она обернулась на чуть скрипнувшую дверь. На пороге стояла молодая девушка.

— Я дочь консьержки, — сказала она. — Господин просил сделать для вас все, что вы захотите, леди.

— Меня зовут Марией, — улыбнулась наша героиня. — А тебя?

— Лючия, леди…

— Мария! Я впервые в столице, и ничего здесь не знаю. Мне бы хотелось иметь подругу.

— Я рада быть полезной вам, Мария, — улыбнулась в ответ девушка. Рэм намекнул ей, что, если она поладит с гостьей, то, возможно, получит постоянную работу. Мария, судя по первому впечатлению, была мила.

— Могу я принять ванну, перекусить и… сделать что-нибудь с волосами, чтобы походить на женщину?

Что может сравниться с горячей ванной после длительного путешествия! Мария чуть не расплакалась от восторга. А когда она выбралась, наконец, из ванны, ее ждал накрытый к завтраку стол. Кроме них с Лючией в квартире никого не было.

— Господа ушли утром, — пояснила Лючия. — Испачкали сапогами ковры в гостиной, опустошили кувшин с вином, сообщили, что позавтракают в центре и испарились. Темноволосый господин — ваш брат?

Мария кивнула.

— Очень учтивый кавалер, — сообщила ей Лючия. — С горничной говорит, как с принцессой.

После завтрака Лючия принялась за волосы Марии. Около получаса она возилась с ними, пытаясь сделать из них прическу, и только потом позволила госпоже заглянуть в зеркало.

Мария посмотрела и не узнала себя. Волосы были зачесаны наверх и закреплены шпильками в небольшой валик. А выделившееся лицо было… Ее называли милой и хорошенькой, и когда Рэм утверждал, что она красива, она полагала, что он преувеличивает. Но эта девушка в зеркале была красива. В небольшой головке на длинной хрупкой шее изящество соперничало с гордостью. И была она взрослее той, что три недели назад покинула Крисборо.

Потом Лючия ушла, сказав, что ей необходимо побывать на рынке и купить продукты для обеда и ужина. В одиночестве Мария обошла дом. Она не могла не оценить деликатность Рэма, понимавшего, что ей необходимо привести себя в порядок с дороги. Он один занимал сейчас все ее мысли. С девушками это случается.

Думая о нем, она вернулась в кабинет и уселась за его письменный стол. Атлас был раскрыт на картах с названиями, знакомыми ей по долгому пути: Крисборо, Вейс, Арсан, изогнутая длинным когтем долина Рамо. Он все-таки хотел вернуться. Три города на карте были обведены кружками — она знала теперь смысл этих обозначений. Сердито она захлопнула атлас.

Красивый письменный прибор, объединенный с маленькой шкатулкой, привлек ее внимание. Шкатулка была не заперта, и, подцепив крышку ногтем, Марии удалось ее открыть. Она была почти пуста. Почти… Маленький медальон с золотой цепочкой лежал на обивке из алого бархата под узорчатой чугунной крышкой.

Он, несомненно, был дамский, и Марию уколола ревность. Дамский, бережно хранимый медальон, при полном отсутствии признаков кого-либо, имеющего значение для Рэма Конахана, свидетельствовал об очевидном небезразличии. Подумав, что ей необходимо раз и навсегда прояснить этот вопрос, Мария решительно открыла медальон.

Это был портрет девочки с ярко выраженной принадлежностью к клану Конаханов. В веселом и дерзком выражении этих прищуренных глаз невозможно было ошибиться. И если волосы Рэма были лишь тронуты рыжиной, то у этой красотки на голове пылал настоящий костер. Сестра? Кузина? На бумажной прокладке крышечки кривоватыми буквами, старательно — Мария представила, как помогал ей в этом нелегком деле язычок — было выведено: «Рамси, мне уже тринадцать. Саския». Четырнадцати ей не исполнилось никогда. Мария поняла, что обнаружила ту самую, дошедшую до сердца рану. У каждого в семье есть кто-то, к кому привязан больше всех. Сама она была ненамного старше этой особы. Она знала девочек Конахан. Все, как одна, плотненькие, сильные, здоровые, с этими ямочками на круглых мордашках, каким всегда отчаянно завидовали утонченные худенькие девочки Драммонд. Вполне в духе семей они постоянно задирались и хвастались друг перед другом. Ей показалось, что она помнит Саскию Конахан. Бешено рыжая, взвод чертей или, попросту, Рэм в юбке. У этой малышки были, должно быть, крепкие кулачки. Она, наверное, не заплакала, когда поняла, что ее пришли убивать. Марию пробрала дрожь. Вот где был корень жестокого безумия Рэма. Вот какая заноза сидит в его сердце. С пронзительной болью Мария подумала, что эта рана не заживет никогда.

«Рамси, мне уже тринадцать.» Это было так недавно — она помнила себя в эти годы. Старший брат — да это же почти первая любовь. Наверняка Рэм был для Саскии тем же, чем для нее самой был Джек: самым отважным, самым красивым, умным и добрым. Брат, которому можно рассказать все. А может, даже и рассказывать не нужно — он сам понимает тебя.

Насколько легче воспринимается мысль даже о чудовищном преступлении, когда жертва не персонифицирована! Когда Рэм вытаскивал ее из горящего Крисборо… и даже раньше, когда он беседовал с ней в ночном саду, кем она тогда больше была для него — Марией или Саскией? Когда в тумане он утешал ее, он поцеловал ее в первый раз — как Саскию.

Как оно было бы, если бы вышло наоборот? Если бы не Рэм — Мария — Джек, а Джек — Саския — Рэм? Она не была бы так постыдно слаба. Страх и отчаяние не имели бы над ней такой власти. Была бы она рядом с ними равной. Но к чему гадать! Бог рассудил иначе. Он сделал так, что она встретила человека, в чьем сердце жгучая боль потери с большей силой вызвала не жажду крови, а отчаянное желание заполнить образовавшуюся пустоту, желание иметь кого-то дорогого и быть дорогим кому-то. Бог отдал ей этого смертельно раненого в душу человека в надежде, что она сможет дать ему немного утешения. Кем станет на этом пути Саския — врагом, или неожиданной союзницей, тайным ключиком к обезумевшему от боли сердцу?

Вернув миниатюру на место, Мария забралась с ногами в кресло. Ей было больно от того, что она узнала этот секрет, но, узнав его, она стала сильнее. Ей показалось, что любовь ее стала полнее и шире, ведь что есть любовь, как не желание что-то отдавать даром. Теперь она была уверена, что будет в этом союзе не только берущей стороной.

В дверь кабинета постучали. Мария подняла задумчивый взгляд, и на пороге возникла чуточку неловкая Лючия: она вернулась, а Мария и не заметила. Перед собой девушка держала поднос с роскошным букетом алых роз. Там же, в самой гуще цветов, белел конверт. Все было очень официально.

Со щеками, не уступающими по цвету розам, Мария вскрыла конверт.

«Леди, — было написано там. — Вы вольны подтвердить или отменить ваше решение.»

Она собрала цветы в охапку, и, спрятав в них лицо так, что меж венчиками виднелись лишь смущенно блестевшие глаза, шагнула в гостиную.

— Я не жалею, — сказала она. — Я хочу и пойду за тебя замуж, Рэм Конахан.

Она могла бы умереть, если бы такая плата потребовалась за это выражение на его лице.

— Мария, — спросил он, — можно тебя поцеловать?

Она покачала головой, глядя, словно эльф, из розового букета.

— Не можно. Нужно.

— Даже если это покажется тебе неуважительным?

Она кивнула. Цветы упали к ее ногам.

Они целовались, стоя у окна, и каждый последующий поцелуй обещал обоим все больше. Кончики пальцев Рэма, касаясь ее тела, будили в ней ответный трепет. Как будто для того, чтобы ей не тянуться вверх, он заставил ее сесть на кушетку и, склонившись к ней, ласкал губами ее шею, неторопливо спускаясь все ниже, туда, где уже мешал кое-как запахнутый халатик.

Он даже не обернулся на легкое покашливание от двери.

— Если это ты, Джек, — сказал он, — я тебе голову проломлю.

— Если твой лучший агент требует отпуска или отставки, — сказал от двери незнакомый насмешливый голос, — следует догадаться, что одним холостяком на земле становится меньше.

— Прости, — шепнул Рэм Марии. Она рванулась было исчезнуть, но он удержал ее за руку. — Ты здесь на месте, а мой уважаемый начальник — нет. Отставка принята, сэр?

Человек, стоявший у дверей, покачал головой. Он был на голову ниже Рэма, изящен и скромно одет. Ему было немного за сорок, и манеры выдавали в нем вельможу.

— Уволить вас, капитан Конахан, могут только за наглость, которая вам, по-видимому, органически присуща.

— Э… Вы не ошиблись, Ваше Высочество, с капитаном?

— Контрразведка не ошибается. Вы получите подписанные документы, как только вернете в конюшню казенного коня. Но, по-моему, вы что-то забыли сделать.

— Если вы об Арсане…

— Бог с ним, с Арсаном. Я о юной леди.

— Извините, сэр. Мария, позволь представить тебе его высочество герцога Анколо.

Герцог глубоко поклонился.

— Моя невеста Мария.

— Просто Мария?

— Мария Драммонд, — сказала девушка, приседая, — нравится ему это или нет.

Герцог спокойно кивнул и поцеловал ей руку. Он умел владеть лицом и не собирался выказывать неуместное удивление.

— Я всегда считал, что этому сорвиголове нужна спокойная и умная женщина. Но, боже мой, кто у меня будет работать?

— Шурин! — развеселившись, воскликнул Рэм. — Я сегодня с утра отвел его в контору на Апрельской. Помните, какую гору бумажек ему придется заполнить? Хорошо еще, если он вернется домой к полуночи. А вы его натаскаете.

— Идет, — согласился герцог. — А пока, голубчик, сбегай вниз, в карете две бутылки вина. Отпразнуем помолвку.

— И оставить вас наедине с моей невестой? Мария, в службе безопасности работают самые опасные люди.

— Я это поняла давно, — отозвалась девушка.

Подождав, пока ботфорты Конахана загрохотали по лестнице, герцог повернулся к Марии.

— Леди, я надеюсь, вы все про него знаете?

Она кивнула.

— У нас принято считать, что жены наших кадров — тоже наши кадры, хотя бы потому, что они способны с нашими кадрами управляться. Вы производите впечатление очень умного и тактичного человека. Мне было бы досадно потерять Рэма, но в наших делах, если агент начинает психовать, с ним надо расставаться. Я знаю его давно, еще с кадетского корпуса. Парень — умница. Тогда… когда это произошло, он был в ужасном состоянии. И я вижу разницу теперь.

— Именно потому, что вы так высоко его ценили, вы отправили его на верную смерть?

Герцог хмыкнул.

— Бывают времена, когда людей используешь, как гвозди. Он великолепно подготовлен, в прекрасной физической форме. И что самое главное, в соответствующем моральном состоянии. Никто не смог бы сделать этого лучше. А он не только справился с заданием, но и утряс свои личные дела. Меня не очень удивило это требование отпуска или отставки, и я помчался сюда, чтобы выяснить, что с ним опять происходит. Я и понятия не имел, что он привез девушку. Я ожидал депрессии… и ее родного братца — запоя. Я несказанно рад тому, что он женится. Мужчина может жить, если у него есть за что отдать эту жизнь. Он может сделать вас очень счастливой.

— Я очень его люблю, — отозвалась она. — Он никогда не причинял мне сознательной боли.

В двери, зажав в каждой руке по бутылке уракинского белого, ворвался Рэм.

— Инструктаж окончен? Сэр, я, в общем-то, не совсем дурак.

Герцог поднялся.

— За то тебя и держат. Я передумал, мне пора ехать. Считай себя в отпуске на месяц. Если чего не успеешь — не моя вина. На свадьбу пригласи. Прощайте, прекрасная леди.

Он поклонился и бесшумно исчез, будто привидение их посетило. Снизу прогрохотала отъезжающая карета.

— Кто он?

— Герцог? Глава службы контрразведки. Совершенно замечательная личность. Самый опасный человек в стране. Наболтал обо мне всякого?

— Не без этого.

— Что ж… Не пропадать же вину.

Рэм, повозившись в буфете, вынул пару бокалов и открыл бутылку. Появившаяся, как тень, Лючия зажгла свечи и накрыла на стол. Мария собрала с пола розы и водрузила букет в центр сервировки.

Поужинали вдвоем, в тишине и полумраке.

— Где, интересно, Джек? — спросила Мария.

Рэм довольно улыбнулся:

— Когда он управится с той кучей анкет, что ему предложили в управлении, то отправится в офицерские казармы. Я обещал ему подойти туда же. Не буду отрицать, я сделал это умышленно. Но он тоже не лыком шит, и отпустил меня, только взяв с меня честное слово, что я не буду приставать к тебе.

— Честное?

— Ну… почти. Иначе мне бы от него нипочем не избавиться.

— А что будет завтра?

— Много чего. Сперва портниха. Потом я покажу тебе город. Прокачу в лодке по Висе. Я хочу завтра провести весь день с тобой.

Она встала со своего места и, подойдя сзади, обняла его за шею.

— Я-то не давала обещаний не приставать к тебе. Рэм… не уходи.

— Не понял, — тихо прошептал он.

— Все ты понял лучше меня. Сегодня — не уходи.

— Леди, — попытался Рэм отшутиться вопреки вспыхнувшему в его глазах восторгу, — некоторые девушки предпочитают дожидаться свадьбы.

— Что такое свадьба? Суета целый день с раннего утра, платье, в котором не присесть, жмущие туфли, толпа приятелей жениха, которых все равно никогда не запомнишь, утомительная процедура, уймища пьяных гостей и глупые шутки. Вечером еще муж чего-то от измученной женщины требует. Кто-то еще смеет утверждать, будто это самый счастливый день в жизни женщины! Когда моя сестра Мэйбл выходила замуж, она говорила…

Что говорила Мэйбл, когда выходила замуж, в этот вечер Рэм так и не выяснил, потому что не мог прохохотаться минут пять.

— Я не смотрел на дело с этой точки зрения, — признался он. — А перед Джеком отдуваться буду опять я?

Мария сделала вид, что хочет уйти.

— Будь добр, скажи, где остановился Джек. — Огромные глаза ее сверкнули негодованием. — Или ты меня сию же минуту обесчестишь, или я ухожу, и ты ко мне не сватался.

Рэм встал.

— Иди сюда, — велел он без улыбки. И, когда она подошла, обнял ее крепко и жадно, не шутя и не жалея.

— Рэм, — прошептала она, — я хочу… больше всего на свете я хочу стать матерью твоих детей.

— Ну если так — заказывай: мальчика… или девочку?

— Девочку, — прошетала она, когда он поднял ее на руки. — Рыжую!

03.01.95 - 16.01.95