Двери не для фэйри

Надежда Мамаева. Двери не для фэйри

– Козырь, ты ничё не попутал? Точно эта дверь? – раздалось на чистом схинском. Правда, голос у говорившего был таким скрипучим и надсадным, что напоминал звук несмазанных петель двери, которую пытаются открыть.

– Да! Тот вислоухий сюда направил, – возразил второй с уверенностью в тональности на грани между низким басом и хриплым шорохом. Но даже это не могло скрыть того, что его обладатель – выходец южного Схина. Только там так тянули гласные.

– Угу, на словах-то направил, а на деле – послал, – проворчал первый.

«Ну да, указать верный путь можно по-разному, как и пройти его», – мысленно хмыкнула я, продолжая прослушку и стенографируя разговор двух взломщиков, которые сейчас в нескольких милях от меня пытались пробраться в посольство дивных. Фэйри, кстати, этому не только не препятствовали, а наоборот – способствовали. Даже часть охранных заклинаний сняли, чтоб ребятам удобнее работать было. Так сказать, создали все условия.

Оценкой же эффективности труда воров занимался отряд законников. Из кустов, что окружали посольство. Опытные, матерые офицеры засели в них, как блохи в шкуре дворового пса, готовые покусать… в смысле схватить преступников. Хотя и покусать законники тоже могли: большинство из них как-никак было оборотнями с отличным нюхом, молниеносной реакцией и впечатляющей силой. Только таких и брали в наружку.

Я же, увы, была обделена не только выдающимися физическими данными, как у двуликих, но и хоть какими-то магическими. Благо хотя бы с лингвистическими повезло. Так что после того, как окончила академию и получила диплом переводчика, особо радужных иллюзий насчет своего будущего не питала. Да, я отлично знала схинский, даже древние наречия, диалекты и жаргон, владела разговорным, письменным и отчасти даже драконьим языком жестов (у ящеров имелся и такой), но… кому я была особо нужна? Не маг. Да еще и человек. К тому же специалист не уникальный – нас таких выпустилось две дюжины. Да и язык восточных соседей являлся не самым популярным в империи. Зато обучение – бесплатным. В свое время это оказалось решающим при поступлении.

Так что я не стала привередничать и, увидев объявление о вакансии слушателя, знающего схинский, тут же откликнулась. Да, зарплату обещали небольшую, но на жизнь должно было хватить. Так что, воодушевленная, я направилась по указанному адресу. А когда пришла по нему для собеседования, выяснилось, что это отдел правопорядка.

Я замерла на другой стороне улицы, в раздумьях разглядывая стену из красного кирпича. Не то чтобы офицеров я не любила. Скорее – не рвалась защищать закон. Но денег в кармане после последней стипендии, которую выдали перед вручением дипломов, было не так уж и много, поэтому решила, что пару месяцев вполне могу здесь поработать. Устроюсь ненадолго, пока не найду чего получше. Но, как выяснилось, нет ничего в нашей жизни постояннее, чем что-то временное.

Так что я уже третий год приходила в небольшой кабинет, где за несколькими столами сидели такие же переводчики, как и я, и занимались тем, что слушали. А еще стенографировали, если удавалось узнать что-то важное.

Артефакты прослушки могли располагаться где угодно: в притонах и в люксовых гостиничных номерах, в магомобилях и ресторанах, в лекарских палатах и игорных залах… И разговоры, которые они передавали, тоже были разными. Я была немым свидетелем этих бесед. Сидела на своем рабочем месте: передо мной – несколько магомеханизмов и приемников, на голове – ободок, на концах которого два наушных артефакта, на столе – листы бумаги, перьевая ручка в пальцах, – и вот в такой-то обстановке я и конспектировала. Если бы я была тщеславной, сказала бы пафосно: «Для потомков». Но, как реалистка, могла с уверенностью утверждать: записывала исключительно для дела. Судебного. И читать его будет от силы дюжина дознавателей. Если повезет, то две дюжины.

Правда, строчила я не все время. Если объекты болтали о чем-то, не относящемся к делу, могла отдохнуть, особо не вникая в суть рецепта томатного супа или перебранки подельников.

Жаль только, что сейчас нельзя было сделать перерыв и отвлечься. Хотя хроносы показывали половину третьего утра и спать хотелось еще как. И почему эти грабители не могли обчистить посольство днем? Скажем, сразу после моего обеденного перерыва? Так нет же! Они работают в то время, когда все приличные люди и нелюди отдыхают.

Поэтому сейчас и мне, и оперативникам приходилось быть неприличными и тоже бодрствовать. Интересно, а сами дивные послы сейчас дрыхнут? Или в лучших традициях остроухих поджидают воров в конце их пути?

Воображение, расшалившись, нарисовало сидхе, сидящего в кресле, попивающего бокал вина и наблюдающего, как с той стороны двери кабинета грабители пытаются взломать замок. Когда у них это все же получается, ребята входят в кабинет, и фэйри своим надменным голосом бросает им саркастическую фразу в духе: «Вы слишком долго!» или «Наконец-то, я заждался».

Я замотала головой, отгоняя видение, таким ярким и бредовым оно было. Дивные по договоренности с законниками не должны были вмешиваться. В том, чтобы поймать схинских ренегатов с поличным, были заинтересованы не только законники, но и сами фэйри.

Дивным было важно узнать, кто из посольства сливает на сторону информацию. А дознавателям – поймать самих бандитов.

Этих схинцев команда капитана Борхеса пасла уже несколько месяцев. Они были мелкими сошками по сравнению с теми, кого пару лет назад удалось посадить за решетку. Я тогда только пришла в отдел, когда дело о смерти главаря межрасового преступного картеля и поимке его сообщников было на слуху у всех безопасников. Тогда начали с самой верхушки. А сейчас же законники подчищали хвосты. Конкретно – два чешуйчатых хвоста, которые уже, судя по звукам, проникли в кабинет и колдовали над сейфом. Причем в самом прямом смысле этого слова.

В слуховом артефакте раздался металлический скрежет, заставивший меня поморщиться. Зная воров, могла поспорить, что эти двое поставили полог тишины. Только наш магический жучок заполз под него. Кажется, сегодня в качестве насекомого-шпиона техномаги использовали жужелицу: характерные звуки потрескивания ее надкрыльников порой раздавались в эфире.

Да уж… Как-то они совсем неизящно добывают информацию. Я бы сказала – почти выбивают… Оглушительный грохот в наушных артефактах дал понять, что «почти» было лишним: схинцы просто высадили дверь.

На миг я оглохла от звуков и поморщилась, а когда открыла глаза, увидела, что передо мной алым мигает камень на переговорнике.

Сняв с одного уха слуховой артефакт, я нажала на красный камень, чтобы тут же услышать голос капитана Борхеса.

– Мышка, что там у них? – потребовало отчета начальство.

Я хмыкнула от своего позывного. Хотя, если у тебя имя Мишель, ты сама миниатюрная и шустрая, все в этой жизни может пройти, а прозвище Мышь остается навсегда. С начальной школы оно преследовало меня. Но если там я была просто Мышь, а в академии – Мышь Белая (из-за светлого, с легким сиреневым оттенком цвета волос), то в отделе – Мышка-наружка. Хотя правильнее было бы прослушка. Все же в поле я не работала. Но когда факты останавливали тех, кто хочет пошутить?

А по-доброму подтрунивали законники часто. Потому что порой только юмор и спасал в такой работе. Так что в отделе я впервые перестала морщиться от такого обращения ко мне.

– Да все хорошо. Они сейф только что взломали. Хотя если точнее – раскурочили.

– Как? – рыкнул капитан так, что я, зная этого гриззи, могла с абсолютной точностью сказать: сейчас у него на загривке проступила бурая шерсть.

– Судя по звукам – выдрали дверь в лучших драконьих традициях, – с охотой пояснила я.

– Ясно, – коротко бросило в переговорник начальство, и, прежде чем оно отключилось, я услышала сдавленный рык: – Приготовиться к захвату!

После артефакт связи пиликнул и отключился, а я вновь вернулась к схинцам, которые, судя по звукам, наконец-то занялись делом и начали красть.

– Хватай шмагу и ломимся! – рыкнул на драконьем обладатель скрипучего голоса. В динамике что-то интригующе зашуршало. – Ну? Все?! Да оставь ты этот рубин!

Я записала на листе: «Первый объект приказал второму взять документы и оставить драгоценный камень (рубин) на месте».

– Ты чё?! Булыга с мой кулак! На фтырх! Я и его прихвачу.

Моя рука продолжила стенографировать: «Второй объект удивился и возразил, что рубин большой и он его возьмет с собой».

– Нам только писульки дерну…

Договорить взломщик не успел. Раздались грохот, звуки стрельбы и громовое капитана:

– Стоять! Именем закона вы арестованы!

После этих слов обычно начиналась основная работа у офицеров. А моя… Моя наконец-то заканчивалась. Я с наслаждением потянулась. Можно было идти домой. На меня, на миг оторвавшись от стенографирования, с завистью посмотрел Норрис. У него сегодня банда с южного округа обсуждала налет на банк, так что вервольф с красными глазами, в которых плескалась ненависть, ожесточенно записывал разговор.

– Пока, Рис! Удачи! – Я подняла руку, махнула коллеге, который остался в кабинете один, и, накинув легкую спортивную куртку, поспешила прочь, чтобы спустя пару минут сбежать по ступеням отдела и вдохнуть свежий ночной воздух.

Эх, знала бы я, чем эта прогулка обернется, – осталась бы в офисе до утра. Но я слишком хотела спать и мыслями была уже в постели. Это-то меня и подвело.

А начиналось-то все как хорошо… Восток еще не подернулся розовой лентой, но там, на горизонте, небо стало светлеть, в воздухе витала пряная свежесть сирени. Та только-только начала зацветать. Ее пышный куст, что рос рядом с углом здания правопорядка, отчетливо белел в сумерках.

Предрассветная прохлада бодрила так, что мне невольно захотелось перейти с шага на легкий бег. Я не стала отказывать себе в этом желании. Тем более на мне были удобные кроссовки, джинсы. А тканевая сумка с широким ремнем, перекинутая через плечо, не мешала движениям.

Зато мое целенаправленное движение помешало кое-кому. Патрульным. Двое офицеров остановили меня, едва я миновала парк с его золотыми фонарями, отбрасывавшими на дорожку мягкий мандариновый свет, и выскочила на набережную Отры.

– И куда это мы так торопимся? – заступив мне дорогу, спросил один из них.

Этот патрульный был высоким, плечистым и… слегка шерстистым. Во всяком случае, уши и загривок уже частично трансформировались, так что без слов стало понятно, что предо мной двуликий, весь вид которого намекал, что от него не убежать. Второй по сравнению с напарником выглядел субтильнее, но я не обольщалась. Если один – явно волк, то другой – еще не понятно кто. Вдруг гепард или кобра какая-нибудь?

Да я, собственно, и не планировала задавать стрекача. А вот начхать на офицеров вполне могла. Вон даже нос уже начал чесаться, а рука сама собой потянулась к сумке, чтобы достать зачарованную тканевую маску на пол-лица, которая выручала меня во время приступов аллергии. С учетом того, что та была на шерсть животных, а в отделе большая часть оперативников – оборотни, вещь оказалась просто незаменимой.

Только, боюсь, если я сейчас попытаюсь достать мою спасительницу, на меня не только нарычат, но и схватить могут, так что ограничилась просьбой.

– Пожалуйста, перестаньте выходить из себя и вернитесь к человеческой ипостаси, – произнесла я, чувствуя, как зуд в носу неудержимо переходит в чих. Так что закончила я свою речь громогласным: – А-а-апчхи!

– А может, тебе еще и кошелек отдать? – поинтересовался патрульный.

– Нет, а вот объяснительную начальству о том, по какой причине довели девушку почти до смерти, – придется.

– Она мне угрожает, Форс! – рыкнул офицер, глянул на напарника и начал наступать на меня.

– Не угрожаю, а предупреждаю: у меня аллергия на шерсть! – чуть гундося от начавшего закладывать носа, произнесла я. – Так что ваше приближение в таком мохнатом виде я расцениваю как угрозу собственной жизни и здоровью!

– Руперт, кажется, она не врет, – протянул второй патрульный, глядя на меня.

Волчара нехотя отступил, и я увидела, как на его висках и шее шерсть сменяют волосы и кожа. Мне сразу стало легче дышать. А вот парням – наоборот: они задохнулись от возмущения. А я-то всего лишь произнесла:

– Предъявите удостоверение, представьтесь и назовите причину остановки?

Тот, что был выше, даже рыкнул от недовольства, но полез в карман за корочками, став еще подозрительнее.

Я же, как только увидела его документ, уткнулась в выведенные там литеры и едва ли не обнюхала. А затем настала очередь патрульных задавать вопросы. Так слово за слово выяснилось, что они приняли меня за воровку. Ибо какие нормальные люди и нелюди носятся в такую рань по улицам Эйлина? А я их – за мошенников в офицерской форме, которые хотели развести меня на деньги.

В общем, мы трое стали жертвами профдеформации, когда подозреваешь всех, всегда и везде. Выяснив же, что я работаю в отделе правопорядка, а значит, своя, они даже предложили подвезти меня до дома, чтобы еще кто так же не остановил. Благо вседорожник патрульных был припаркован тут недалеко.

На это предложение я взяла и, отчаянно зевнув, согласилась. Во-первых, топать было до дома еще прилично, во-вторых – долго. На свое же, пусть и старенькое, авто я еще не заработала. Так что добиралась на работу обычно на чаробусе или на общественном вагончике, что мчал по рельсам. А когда случалось вот так, как сегодня, задержаться, возвращалась либо пешком, либо вызывала таксомотор, если имелись деньги (что случалось крайне редко), или подбрасывал кто-то из коллег, если было по пути.

Я снимала комнату в доме в районе Йонтрона. Исторический центр, окруженный высотками, сейчас утопал в зелени каштанов. Еще месяц – и те выпустят вверх свои свечи соцветий, которые будут белеть в ночи. А пока же невысокие старые здания с черепичными крышами прятались в густой тени раскидистых крон.

Мой дом был предпоследним на улице. Маленький, уютный, он принадлежал старушке Дженкинс. Ей было лет семьдесят, и вся ее жизнь прошла в этих стенах. Сначала с сыном, а после того, как тот уплыл за океан, в одиночестве. Чтобы скрасить его, а также получить небольшую прибавку к пенсионному пособию от государства, бабуля начала сдавать пару комнат в доме за умеренную плату.

Только на этой неделе я осталась тут одна. Дженкинс легла на обследование в лечебницу, а моя соседка на днях съехала: она уже давно встречалась с парнем, и они решили пожить вместе.

Так что, когда чабиль подъезжал к Старому месту, как еще именовали этот район, я уже предвкушала, как буду слушать тишину, засыпая одна дома. Но вместо этого по ушам резанул звук тормозов.

Меня бросило вперед, и если бы не ремень – точно впечаталась бы носом в лобовое стекло.

– Фтырхова тварь! – рыкнул патрульный, успев затормозить, кажется… перед кошкой. Небольшая темная тень выскочила из кустов нам наперерез и промчалась перед самыми колесами, чтобы скрыться в лопухах с другой стороны дороги.

Кажется, бампер немного даже задел пушистую суицидницу, но, судя по ее шипению и возмущенному мяуканью из травы, не сильно.

– Мне показалось или это мантикора была? – заметил напарник волка.

– Да какая, к гремлинам, разница? – возразил сидевший за рулем патрульный и вдавил педаль газа.

Элементали в цилиндрах мотора недовольно заурчали. Им такое экстренное торможение не понравилось. Но все же принялись за работу, и чабиль плавно покатился вперед, чтобы спустя пару минут остановиться у двери моего дома.

Я спрыгнула на тротуар и, попрощавшись с парнями и махнув им рукой, направилась к себе домой, где счастливо завалилась спать. Жаль только, что ненадолго. Потому как спустя два часа меня разбудили вопли за окном. С учетом того, что форточка была приоткрыта, а орали прямо под ней, не спасала даже подушка, под которой я попыталась малодушно укрыться.

– Это просто зверство! – верещала какая-то экзальтированная девица на ультразвуке. – Он же умирает! Почти мертв! Что вы стоите? Вы же мужчина, сделайте что-нибудь!

– Да-да… сейчас! Я достану его из палисадника, – отозвался мужской голос, а следом за ним раздался треск ломающихся веток.

Этот звук подействовал на меня эффективнее, чем сигнал о пожаре. Потому что я вдруг осознала: лезут в мой палисадник. Точнее, моей арендодательницы. А хруст, что я слышу, – это от кустов элитных, демоны дери, роз, над которыми старушка тряслась больше жизни. И мало того, что все топчут, они пытаются спереть то, что им явно не принадлежит. Пусть это что-то и труп. Но наш же! Так что я была полна решимости сначала изгнать захватчиков и поругателей, точнее, потоптателей клумб, а потом уже разобраться, кто помер, когда и зачем.

Я пульсаром выскочила из кровати, наспех натянула на себя халат и всунула правую ногу в тапку. Вторая оказалась очень уж верткой и никак не желала надеваться на левую, так что я плюнула – цветы бабули был важнее – и выскочила на крыльцо, чтобы увидеть, как весьма упитанный детина прет напролом через живую изгородь к какому-то коту, нагло развалившемуся в центре розария.

– Стоять! – рявкнула я, глядя на этот вандализм.

Причем, как выяснилось позже, крикнула так, что у соседа – бывшего экзорциста, охотившегося на демонов и вообще ничего не боявшегося, – случилась паническая атака. У пацана, жившего через улицу, после моего вопля исчезло заикание. А собака, сторожившая дом напротив, закопалась в яму. К слову, ее она вырыла в рекордные сроки, посрамив всех хомяков и сусликов, и начала со дна тоненько подвывать, оплакивая чьи-то смерти. Видимо, нервных клеток всей округи, которые разом скончались от моего вопля.

Зато мужик остановился, так и не дойдя до моей цели полтора ярда. Прошел он примерно столько же. Причем сделал это в лучших традициях лесорубного маговоза, проложив за собой целую просеку. Ровную такую, широкую…

– Какого фтырха вы тут творите?! – потребовала я объяснений у этого типа в спортивном костюме, который в ширину был едва ли не больше, чем в высоту. А рост детинушка имел немалый.

– Спасаю… котика… – растерянно отозвался он и попытался сдать назад, едва не затоптав еще один розовый куст.

– Ни с места! – приказала я этому типу, а затем медленно и четко, словно обращаясь к террористу, держащему в руках разрывное проклятье, произнесла: – А теперь медленно повернитесь и покиньте частную свободность.

Мужик начал было выполнять команду, но тут раздался визгливый женский голос:

– Что значит покинуть частную согбенность?! А котик?! Его надо спасать! Он уже почти мертвый! – истерично завопила дама.

Я скептически посмотрела на эту любительницу спасать за чужой счет. Всклокоченные волосы, какой-то вытянутый на локтях несуразный свитер, длинная бесформенная юбка и горящие фанатичным блеском глаза.

– Я вызову законников! Наверняка это вы убили бедное животное. Всегда знала, что старуха Дженкинс котоненавистница! Только собак и держала! И ты такая же, как она! – обличительно ткнула в меня пальцем экзальтированная дама.

Та-а-ак, судя по экспрессии, тут были личные счеты. И котейка – лишь предлог. Понял это и детина в спортивном костюме, замерший посреди клумбы. Он, похоже, уже и не рад был быть героем. Но кто их, героев, посреди подвига об этом спрашивает?

Тут я заметила, как пушистая же морда, из-за которой все и началось, приоткрыв один глаз, с интересом поглядывала то на своего спасителя, то на меня, то на тетку. Еще и лежала при этом в игривой позе пузом вверх, картинно раскинув лапы, словно ее расплющило под гнетом обстоятельств.

– Никого вызывать не нужно. Я сама работаю в отделе правопорядка! – прошипела я. Спустившись с крыльца, обошла клумбу и, осторожно отодвинув ветви кустов, достала пушистую заразу.

Только та оказалась не кошкой. Точнее, кошкой, но с сюрпризом. С двумя. Один – в виде скорпионьего жала. Оно торчало из того места, на котором у приличных мурлык должен быть пушистый хвост. Второй – миниатюрные кожистые крылья, как у нетопыря.

– Мяу! – гордо заявило это создание, оказавшись у меня на руках и тут же попытавшись на них устроиться поудобнее.

– Она живая! – радостно выдохнул детина, без всякого руководства с моей стороны аккуратно развернулся и покинул шипастую зону. Причем сделал это в один миг. А затем скороговоркой добавил: – Ну раз все в порядке, мне пора, а то на работу опоздаю. И так утренняя пробежка затянулась.

После этих слов этот недоспасатель рванул вниз по улице с такой скоростью, словно был бандитом, за которым гнались законники.

Я же с убийственной улыбкой повернулась к тетке, столь ратовавшей за котиков, и предложила:

– Раз уж вы так любите кисок, может, возьмете себе?

– Какая же это киска?! – возмутилась котозащитница. – Это мантикора! Отвратительное, магомерзкое создание! Издевка чародеев над природой. Как такое существо пускать в дом, где живут приличные животные?!

А дальше был эффектный разворот, гордое «Пф!» – и дама удалилась. А мы трое: я, мантикора и наше общее с ней недоумение – остались.

– И что мне с тобой делать? – спросила я, глядя на эту серую усато-полосатую животину и чувствуя, как в носу начинает свербеть.

– Мяу! – гордо, словно намекая, что исключительно любить, холить и лелеять, отозвалась киса.

Я решила проигнорировать этот запрос и поставила животину на лапы.

– Раз ты жива, здорова и полна сил, может, ты домой побежишь? – предложила я кисе.

Та уничижительно глянула на меня и… демонстративно похромала в духе «Злая ты, уйду я от тебя». Причем сразу на четыре лапы! Я никогда не думала, что так можно. Еще и крыло волочилось по земле, явно намекая, что пушистая не летун.

Мне стало совестно: куда она такая пойдет? Собаки погонятся – задерут ведь. Она же ни взлететь, ни убежать не сможет.

Мантикора прохромала ровно полпути от крыльца до тротуара и оглянулась.

– Мяу! – протянула она печально, намекая, что ей нужна помощь.

Я лишь выдохнула, печенкой чуя, что совершаю ошибку и что это решение принесет мне еще немало проблем. Но по-другому поступить я не могла. Сама когда-то была той, кого бросили. Пусть не на улице, а у дверей приюта, но все равно…

– Ладно… Пошли, чего уж. Тебе целитель нужен, – произнесла, беря кису на руки, и добавила: – А мне – маска и эликсир против аллергии, – выдохнула я, чувствуя себя полной идиоткой. Ну кто разговаривает с кошкой? – А потом выясним, кто ты такая и куда тебя пристроить…

Я искренне надеялась, что хозяева пушистой морды найдутся быстро и я смогу сегодня же сплавить, как выяснилось, очень даже живую, ни капли на труп не похожую живность из дома. С такими мыслями я вернулась к себе, где сразу же натянула на лицо зачарованную ткань, а из шкафа достала бутылек с мутноватой жидкостью. И только тут вспомнила, почему вчера я не выпила эликсир и едва не начхала на патрульных: у меня же зелье закончилось!

– Так, я в аптеку, а ты сиди тут и ничего не трогай, – наставительно ткнув пальцем в нос мантикоре, произнесла я.

Надо ли говорить, что увещеванию мохнатая жить не вняла, а начала с энтузиазмом и даже удовольствием облизывать мой палец. Голодная она, что ли? Глянув на вполне себе упитанную мохнатость, решила, что пушистая шерсть еще не показатель сытого желудка, достала из холодильного шкафа бутылку молока и налила его в миску.

– На, ешь… – Я подтолкнула к кисиной мордочке угощение.

Мантикора задумчиво посмотрела на меня, словно из нас двоих я была неразумным созданием, но все же, словно делая мне одолжение, начала лакать. Я же, запрыгнув в джинсы и футболку, поспешила за снадобьем, а когда спустя полчаса вернулась…

– Мать моя… Не встать! – выдохнула я, глядя на абсолютно пустой холодильный шкаф.

Еще недавно в нем лежал стратегический запас еды. На меня и на хозяйку Дженкинс. Сыр, молоко, тушка соленой рыбки, кусок окорока, молоко, салатик из квашеной капусты и маринованные грибочки! Сейчас же все это куда-то растворилось, зато на полке холодильного шкафа кристаллизовалась мантикора, которая урчала. Утробно, сыто и очень довольно. Лучше любого охлаждающего элементаля.

Я посмотрела на ее шерстейшество. Грибочков было жаль особенно. Квартирная хозяйка мариновала их лично, и у нее они получались какими-то особенно хрусткими и ядреными.

– Как это понимать? – гневно выдохнула я. Увы, тканевая маска приглушила звуки, и фраза прозвучала скорее как бормотание, нежели глас негодования.

– Мяу! – отозвалась пушистая паразитка. Дескать, ни о чем не сожалею и ни в чем не раскаиваюсь.

– Да дракона прокормить легче, чем тебя! – в сердцах вынесла я вердикт. И, припомнив, как пробиралась к ней через шипы, добавила: – И поймать, кстати, тоже. Они по улицам просто так ходят и по кустам не шарахаются. Кстати, как ты туда попала?

С этими словами я потянулась к шее мантикоры, чтобы проверить, нет ли у нее там какого амулета. Ошейника видно не было, но кто знает, может, тонкая цепочка скрывалась под шерстью? Едва я начала поиски, как зазвонил переговорник.

– Да, – прижимая амулет к уху, ответила я, пытаясь обыскать мантикору на предмет опознавательного амулета. Увы, из документов у кисы имелись, похоже, только крылья, усы и хвост.

– Привет, Мышка, – услышала я хриплый голос сменщика. – Ты не могла бы выйти сегодня за меня? Я, кажется, простудился…

Я на несколько секунд задумалась. Подменять Лукаса не очень-то хотелось. Единственный выходной на неделе и тот… мантикоре под хвост. С другой стороны, за замену будет небольшая, но прибавка к зарплате. А денег у меня кот наплакал. Так что я вздохнула и обреченно согласилась, решив, что вечером развешу по району объявления о найденыше.

Составив такой нехитрый план, я отправилась в отдел правопорядка, оставив котейку дома. Только закрыла в своей комнате, чтобы она еще чего не сожрала и не натворила. И даже лоток этой мохнатой морде поставила. Гордую роль оного я возложила на поддон из-под цветочного ящика.

На прощание я была возмущенно обмяукана, а когда вышла из дома, то почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Повернула голову и увидела в окне усатую морду, полную негодования.

Ну ничего. Вот найду твоих хозяев, и будешь уже их презрением обливать. Но, как выяснилось вечером, хозяин кисы нашелся самостоятельно. Причем сразу в моей комнате. В моем старом кресле. Сидел в нем и… дисгармонировал с потрепанной обивкой всем своим лощеным фэйрийским видом.

– И как это понимать? – задала я вопрос, зайдя в комнату и увидев композицию: сидхе гладит котейку. Причем задала его мантикоре! Она выглядела как-то более располагающей к общению.

– Об этом я вас должен спросить, – раздался голос фэйри.

Мне вдруг показалось, что по полу от незваного гостя зазмеился иней. А воздух враз стал таким морозно-колким, что его нельзя было вдохнуть, не разодрав гортань.

Сжала кулаки, пытаясь не удариться в панику. Так, Мышь, держи себя в руках. Это наверняка знаменитый флер дивных, которым они подавляют волю. Наведенные эмоции, а может, и образы.

О способностях сидхе я знала лишь понаслышке. Раса закрытая, надменная, считающая себя высшей и совершенной. Правда, в этом с жителями Изумрудных холмов схинцы могли поспорить, кто тут самый древний… Наверное, потому, что драконы были маловосприимчивы к ментальному воздействию, в отличие от нас, людей. А у меня даже магии не было, чтобы выставить хоть какой-нибудь ментальный щит.

Стоило об этом подумать, как в мозг словно сверло начало вбуравливаться. Прямо над переносицей. Ощущения были не из приятных. Сердце бешено застучало, дыхание участилось, так что ткань на маске, которую я натянула перед тем, как войти в дом, заходила ходуном.

Я лишь сильнее сжала кулаки и упрямо вскинула взгляд на сидхе, представив, как с размаху врежу ему сейчас сковородкой. Большой. Чугунной, на которой у старушки Дженкинс выходили отличные блины. Воображение нарисовало в мозгу эту картину так четко, ярко, осязаемо, что я ощутила в ладони деревянную ручку посудной утвари и ее немалый вес. А потом я мысленно обрушила всю эту тяжесть прям на белобрысую макушку.

Ощущение сверления тут же исчезло. Зато фэйри, до этого вальяжно гладивший мантикору, вдруг замер и напрягся. Неверяще посмотрел на меня и начал медленно подниматься.

– Даже так… – протянул он. – На тебе нет печати покровителя и пси-щита. Значит, артефакт. Кто создатель?

– Сомирский литейный цех, – ляпнула я, припомнив печать на обратной стороне сковороды. Там к нему еще рецепт блинов прилагался. Тоже отлитый. Прям как штамп. Но, похоже, я и так оскорбила его дивнейшество по самое не балуйся. Думаю, начни я перечислять: «Два яйца, стакан муки, три ложки сахара», он бы решил, что я спятила. А если нет, то он это быстренько исправит.

– Какой еще цех? – требовательно спросил дивный, нахмурившись. Видимо, не такого ответа он от меня ожидал, и начал злиться.

Только вот оторопь, взявшая меня в первые секунды при виде незваного гостя, уже прошла, и я наконец смогла мыслить. Хотелось бы сказать, что четко, адекватно и трезво, но не буду себе льстить. Просто мыслить. Без уточнений. Но даже этого хватило, чтобы сообразить: признаваться, что мой амулет – это ментальная сковородка, не стоит.

Вместо этого я пошла в атаку. Увы, не в лобовую, а в психологическую. Хотя, признаюсь, огреть незваного гостя чем потяжелее уже не в мыслях, а наяву хотелось жутко. Мало того, что вломился в дом, пытался задавить флером и покопаться в моих мозгах, так еще и чего-то требовать пытается!

– Как вы сюда проникли? Это частная собственность! – почти прорычала я. Причем получилось не хуже, чем у оборотней. Я даже на миг почувствовала себя не простой мышью, а саблезубой!

– Может, собственность – частная и ваша, только в ней одна вещь – личная и моя. И ее у меня, кстати, вчера украли. Тоже, знаете ли, типы в масках… – неприязненно протянул фэйри, явно намекая на мою черную тканевую повязку.

Я зло прищурилась. Вот гад! Не говорит прямо, но как будто обвиняет! Словно я грабительница какая-то! Как вчерашние воры в посольстве…

Меж тем фэйри положил свою изящную дивную руку на голову мантикоре, видимо желая почесать той загривок. Только чего не ожидала ни я, ни белобрысый наглец, так это того, что киса возьмет и тяпнет дивного за его чуткие музыкальные пальцы, а после, словно поняв, что натворила, спрыгнет на пол и опрометью бросится ко мне… Точнее, за меня, словно я соглашалась быть ей надежным укрытием от хозяйского гнева.

– И как это понимать? – смотря сквозь меня, спросил дивный.

Не знаю, что он имел в виду: сам кусь или дезертирство после него, но мантикора, кажется, догадалась, о чем идет речь, в отличие от меня.

– Мяу! – гордо (сидя в укрытии-то, можно себе это позволить) и протестующе отозвалась пушистая засранка.

– Так. Стоп. – Я подняла палец, наставив его на начавшего приближаться фэйри.

Тот замер, не дойдя до меня пары шагов, и посмотрел на мой коротко остриженный ноготь, напрочь лишенный лака, так презрительно, словно я угрожала ему дохлым навозным жуком.

Я скривилась. Благо под маской не видно. Тоже мне, нашелся эстет. Нормальные у меня руки, в меру ухоженные. Без сухой кожи, заусенцев и лишней кутикулы. Я за ними слежу, между прочим. А что без боевого раскраса – так лишних денег на салоны преображения нет.

Пауза затягивалась. Хотя точнее было бы сказать – растягивалась. Как пружина, которая в какой-то неизбежный момент все же должна будет сорваться и с оттяжкой врезать по тому, кто не успел ее вовремя отпустить.

Тишину разорвал ироничный голос дивного.

– И-и-и? – вскинув бровь, протянул он тоном: «И что дальше?»

А дальше я задала вопрос, который уже с минуту крутился у меня в голове:

– Вы сказали «вещь». Но никаких чужих вещей здесь нет. Только животное! Причем приблудное!

Мои слова чем-то развеселили дивного. Уголки его четко очерченных губ дернулись, словно он услышал презабавную шутку.

– Еще скажите, что вам его случайно подбросили, – с насмешкой заметил дивный.

Все бы ничего, но именно это обычно говорили торговцы дурманящей пылью, когда их брали с поличным. «Мне это ищейки подбросили», – не раз звучало у меня в слуховых артефактах во время облав и задержаний. Я никогда не думала, что сама вынуждена буду это сказать, но…

– Да, мне ее подбросили.

– Домой? – педантично уточнил фэйри.

– Нет, в кусты, – недовольно фыркнула я и, видя, как дернулось острое ухо дивного, уточнила: – Роз. Они перед домом растут. Соседи решили, что эта мохнатая зараза умирает в них, и пошли ее спасать. Но делали это очень громко и опасно для жизни…

– Мантикоры?

– Моей! – рявкнула я, глядя на остроухую язву. Да, точно язву! Потому что этого дивного я органически не переваривала. Вот совершенно! Настолько, что, если еще немного времени проведу с ним рядом, точно обзаведусь желудочной болячкой.

Нет чтобы прийти по-нормальному, спросить, не находила ли его питомца… Так нет. Фэйри привыкли вести себя везде как хозяева. Надменные засранцы. Сидели бы в своей Тиббенийской долине и не совали нос ни в Ринкор, ни в стольный Эйлин, ни ко мне домой!

– Поясните, – меж тем, как-то странно скривившись, сквозь стиснутые зубы процедил Язва.

– А что тут пояснять? Меня бы Дженкинс убила за свои розы, если бы тот детина, что полез спасать вашу кису, их все растоптал. Так что пришлось доставать мантикору. Иначе из меня хозяйка достала бы душу.

– Мяу! – солидарно подтвердила пушистая.

– Значит, вы говорите, что случайно ее нашли… – протянул дивный так, что стало понятно: не поверил ни одному моему (и кисиному) звуку.

– Угу. А вы, значит, случайно потеряли, – саркастически заметила я, намекая на то, что хозяину стоило бы лучше заботиться о своей питомице. Но что взять с холодного фэйри, который даже живую мантикору считает вещью.

Кстати, только сейчас я поняла, как виртуозно Язва ушел от моего замечания по данному поводу. Манипулятор фтырхов!

На лице дивного вдруг обозначились желваки, словно он только что услышал что-то крайне неприятное.

– Не случайно, – между тем отозвался Язва, давая понять, что его терпение не безгранично. – Вчера ночью имело место похищение.

Тут-то у меня сошлись концы с концами. Правда, при этом разомкнулись начала, но и плевать. Вчера же грабители, не подозревая, что действуют подконтрольно, как раз обчищали посольство… Только взяли их на месте и они ничего не вынесли… Кроме мантикоры. Хотя как им это удалось?

Скорее всего, киса сама сбежала под шумок.

– Значит, нужно было лучше подготовиться ко вчерашнему ограблению! – в сердцах рявкнула я.

– Что значит лучше? – Фэйри сделал эти два оставшихся демоновых шага и теперь нависал надо мной. Мрачный. Опасный. И высокий, зараза. Я ему была ровно по подбородок. Так что прямо смотреть в зеленые глаза сидхе, в которых плескалась злость, никак не удавалось. Только запрокинув голову.

– А так! Вас же законники предупредили: убрать из кабинета все ценное!

– Откуда… – начал было Язва, но не успел. Я его перебила:

– Оттуда! Я в этой операции на прослушке сидела!

– Интересное совпадение, – с интонацией, намекавшей, что дивный думает о чем угодно, кроме интереса, произнес Язва.

– Да мне плевать, какое оно для вас! – не выдержала уже я. – Вы меня достали! Оба!

С этими словами я резко обернулась и схватила мантикору за загривок, как кошка котенка, и вновь повернулась к сидхе, ткнув ему в нос кисой, которая от испуга поджала к животу свое скорпионье жало.

На меня тут же вытаращились две изумленные пары глаз. Похоже, что с мантикорой так ни разу не обращались. И теперь моральный шок был у одного и физический у другой.

– Ваша? Тогда забирайте и… – я не договорила. Все же передо мной был посол. Поэтому я его послала. Мысленно. Но далеко.

Будут тут еще меня всякие дивные обвинять в воровстве!

Удивительно, но фэйри взял пушистую. Аккуратно, деликатно и бережно. После окатил меня взглядом, полным презрения, и… ушел.

А я выдохнула и наконец стянула с лица маску. Уф! Ну вот и поговорили. Зато теперь не нужно искать хозяев этой маленькой бездны, в которую влезали абсолютно все продукты из холодильного шкафа.

С такими мыслями я и легла спать, искренне надеясь, что никогда больше не увижу ни дивного, ни серой усатой морды. Ну-ну…

Фэйри с его мантикорой я лицезрела этой же ночью. Хорошо, что только во сне. Никогда так не радовалась кошмарам! Когда просыпаешься и осознаешь, что это всего лишь игры твоего подсознания.

– Ну и гадость же привиделась, – выдохнула я, вспоминая образ полуобнаженного сидхе. Он лежал в моей постели в одних штанах и почесывал за ухом кису, которая уплетала полную миску маринованных грибов старушки Дженкинс и урчала от удовольствия. – Наверняка это из-за фтырхова флера фэйри. Надо его запретить на законодательном уровне. Так обычному человеку и психом стать недолго.

Я помотала головой, прогоняя видение, а затем посмотрела на хроносы, показывавшие пятый час утра, вздохнула и пошла на кухню. Хотелось есть, но пришлось обойтись водичкой. Никогда бы не подумала, что самое сложное для мантикорозаводчиков – это не уберечься от ядовитого жала питомца, его когтей, крыльев и вредного нрава магический тварюшки, а… прокормить.

Оглядев пустые полки, я пришла к неутешительному выводу, что половину своих скромных сбережений придется потратить на покупку новых продуктов. Только вот сегодня смена. И закончится она ближе к ночи. А тащить после работы сумку с продуктами – то еще удовольствие. К тому же многие магазины закрыты…

Зато через час откроется рыбный рынок. И хоть назывался он так, торговали там и овощами, и молоком. А главное – это было дешевле. Только топать до него мили три. Но ничего. Зато успею до работы… Все равно уже бесполезно ложиться спать.

С такими мыслями я начала собираться: натянула любимые рваные джинсы, футболку, ветровку, взяла в руки корзину, с которой хозяйка любила прогуляться за продуктами по рыбным рядам, закинула в карман кошелек и только тут сообразила, что ни разу не чихнула за утро!

А ведь мантикора наверняка и на постели терлась… Но, видимо, аллергия решила уступить место кошмарам и стрессу. Так что я злилась, а не слезилась. Хотя маской и эликсиром пренебрегать все же не стоило. Так что я прихватила первую и отправилась за покупками. Зелье решила выпить позже, когда вернусь, чтобы глотать эту гадость не на голодный желудок.

С рынка я пришла спустя полтора часа, пыхтя от натуги. Причем взяла даже то, к чему я была абсолютно равнодушна, – рыбу. Так что на дне корзины лежали плоский, как доска, но жирный калкан и сочная ципура, с которой получалась наваристая уха. А сверху овощи, яйца, кольцо копченой колбасы, немного сыра, молоко и свежий, только из печи, хлеб.

Я рассчитывала, что этого мне и хозяйке, когда та вернется, хватит до конца месяца, а то и подольше. Благо теперь, благодаря стараниям пушистой заразы, холодильный шкаф большой и абсолютно пустой.

Когда я закончила распихивать продукты по полкам, то выдохнула, закрыла дверцу охлаждающего артефакта и прислонилась к ней. Уф!

Стрелки хроносов показывали половину восьмого. Нужно было уже бежать, чтобы не опоздать. Но есть хотелось больше, чем быть хорошей ответственной служащей. Потому я наскоро отчекрыжила горбушку от хлеба, отрезала кусок колбасы, соорудила нехитрый бутерброд, на ходу откусив от него, схватила сумку и, перекинув ремень через плечо, поспешила прочь из дома в отдел правопорядка.

Удивительно, но я даже не опоздала. Это было единственное, в чем мне повезло. Прослушивать сегодня пришлось много, долго, упорно, и все по делу. Никто не желал поговорить просто о жизни, блинчиках или изменах. Так что я стенографировала, почти не разгибаясь, даже обед пропустила. Домой пришла поздно, мечтая разом поспать, поесть и принять ванну.

Мысли о полном холодильном шкафе грели душу и наполняли желудок надеждой и предвкушением. Но стоило только зайти на кухню, как…

– Мяу! – раздалось гордое с подоконника.

Я медленно повернулась на звук и неверяще уставилась на мантикору, которая уминала колбасу.

Наверное, исключительно от нервного шока я рванула к наглой кисе, той самой, которую вчера лично вручила фэйри, и дернула еще недожранную половину на себя. Киса в ответ впилась зубами в копченость и зашипела.

Да, пытаться отнять у мантикоры еду было не самой лучшей идеей, но, фтырх подери, это была моя колбаса! Я о ней весь день мечтала! Мантикора билась до последнего, но мое желание есть оказалось сильнее, а я сама – злее.

Так что, когда все же еда оказалась у меня, киса с видом оскорбленной сиротинушки отвернулась к окну. А я, глядя на трофей, покачала головой.

Вот у кого-то достижения – успешная карьера, чемпионство на межрасовых магических турнирах, открытие собственного дела, заключение крупной сделки между корпорациями… А у меня – победа над мантикорой в схватке за колбасу.

Ее, кстати, я сначала думала положить обратно в холодильный шкаф, но тот был девственно пуст и всем своим видом намекал, что это плохая идея. Благо до хлеба эта зараза пушистая еще не добралась. Так что я, отрезав от трофейного полукольца то, что киса успела уже зажевать, очистила остальное от пленки и нарезала для моего фирменного блюда – бутерброда. Нет, готовить я любила, но чаще всего с моим ритмом жизни делала это не по выходным или вечером, а… мысленно.

– Эй, кыс-кыс, – обратилась я к гордой кисе, которая, отвернувшись, активно и показательно игнорировала узурпаторшу и экспроприаторшу в моем лице. – Ну не хочешь – как хочешь, я сама ее доем…

Мантикора тут же молниеносно обернулась, в ее глазах сверкнул алчный блеск, и она жалобно протянула:

– Мяу…

Отсеченный обгрызыш тут же был отдан пушистой заразе. Кошка впилась в него зубами и заурчала. А следом за мантикорой и я, когда вонзила зубы в свой ужин.

Наше общее блаженство прервал звонок в дверь. Я слегка удивилась, но пошла открывать. На пороге стоял… Язва собственной недовольной персоной.

Он не успел сказать ни слова. Я подняла палец в жесте, призывающем к молчанию, развернулась на пятках, оставив дверь открытой (а смысл? все равно ведь зайдет, если захочет), и вернулась из кухни уже с мантикорой в руках. Передала пушистую под ее негодующее урчание хозяину и захлопнула дверь.

И, только глядя на закрытую створку, поняла, что не сделала главного – не потребовала деньги за продукты, которые киса сожрала. А это, между прочим, целая сотка!

Я решительно взялась за ручку, потянула ее на себя, готовясь, если фэйри успел уйти, выкрикнуть на всю улицу сумму ему вдогонку, но…

Стоило только распахнуть дверь, как выяснилось, что сидхе стоит на пороге с… купюрой в руках.

– Кажется, именно столько? – прохладно уточнил он, зажав банкноту между указательным и средним пальцами.

– Да… – растерянно протянула я, не успевшая выставить счет за съеденное мантикорой. – А откуда?..

– Вы иногда слишком громко думаете, – процедил фэйри. – Через дверь слышно…

С этими словами он буквально вложил деньги мне в руку и, не прощаясь, ушел. Зато вместо него кое-что пришло. Озарение. Это же он, выходит, мои мысли вчера слышал: и как я его материла про себя, и посылала, и…

Как-то неудобренного вышло. Пусть и честно. Зато хотя бы в этот раз мне возместили продуктовый ущерб.

Жаль только, что о моральной компенсации не стоило даже мечтать. Подумав об этом, я вздохнула и решила, что раз уже с ужином как-то не задалось, то, может быть, с ароматной теплой ванной выйдет лучше.

Воду набрала быстро, щедро плеснув в нее пену на основе отвара ромашки с мятой, и погрузилась в теплое пышное облако с мыслями о том, что все же нет в мире лучшего средства от усталости, чем горячая ароматная ванна и хорошая премия. Лучше всего, конечно, всемирная премия в области искусства, например, но и сотка от фэйри тоже сойдет.

– М-м-м, – блаженно протянула я, наконец почувствовав, что этот непростой день закончился.

И буквально тут же раздался звонок амулета связи, словно судьба мне напоминала: ан нет, ничего еще не закончилось. Все в самом разгаре.

– Я сегодня пессимистка, – возразила мирозданию и… решительно не стала вылезать из ванны.

Словно услышав мой ответ, переговорщик заглох. А я не отказала себе в удовольствии погрузиться в пену с головой. Вода была теплой, нежащей, расслабляющей, дарящей невесомость. Она смывала всю усталость и заботы разом.

Когда я вынырнула, то почувствовала разлившийся в небольшом помещении аромат мяты, мышцы расслабились, я ощутила все свое тело от макушки до пяток, каждую мышцу. То, как спина, сегодня весь день ссутуленная от работы, наконец распрямляется, как из затекшей поясницы уходит боль, как пальцы правой руки, весь день державшие писчее перо и стенографировавшие, расслабляются, как веки тяжелеют и…

Очнулась я уже за полночь в подстывшей ванне. Выругалась, поняв, что уснула, уже ритуально помянула фэйри с его визитом, будь этот сидхе неладен, быстро приняла душ, завернулась в теплый халат и завалилась спать.

И, только уткнувшись носом в подушку, я увидела на той клок шерсти мантикоры. Но вот странность: мой организм и не думал чихать, кашлять и хоть как-то реагировать на следы кисы. А вот спать – еще как.

Я широко зевнула, накрылась одеялом и решила, что, раз пока не умираю от аллергии, да и вообще никак ее не чувствую, дергаться не буду.

Уже на границе грез и яви мозг вдруг вспомнил, что и колбасу я отнимала у пушистой паразитки, будучи без маски. И ни разу не чихнула! Так что… можно спать и не бояться. Раз рядом с цельной мантикорой я не задохнулась, то от какого-то там клочка шерсти и подавно…

Ночь пронеслась так быстро, что ее следовало бы арестовать за превышение скорости. Причем в особо крупном размере. Проснулась я со стойким желанием купить дополнительные сутки у мироздания и проспать их напропалую, но увы… Пришлось срочно собираться и мчаться на чаробус, чтобы не опоздать в отдел.

К слову, там сегодня работы оказалось поменьше, и я даже смогла сходить и перекусить. Правда, так и не решила, обед это был или завтрак, но, будучи девушкой практичной, решила совместить его и с ужином. Так, на всякий случай, и попросила бумажный пакет с едой навынос. Скрутка с мясом была здесь просто изумительной: в горячую тонкую лепешку заворачивали жареные, с дымком, овощи, сочившееся жирком мясо, все это поливали невероятнейшим соусом… М-м-м, оторваться было просто невозможно. Впрочем, как и от печеных мясных шариков на палочках, и от фирменного лимонада в стеклянных бутылках. Кстати, если последние после использования возвращать в кафе, можно было получить или скидку на новый заказ, или пару монет, что тоже неплохо.

Так что надпись над вывеской «Драконьи булки», гласившая «К нам всегда возвращаются», была отчасти правдой. Как и то, что хозяин заведения – чистокровный схинец. И да, кексы, булочки и пирожные у него были тоже отличные. Это признавала даже я, которая между мясом и десертом всегда выбирала первое. Его готовили здесь, между прочим, тоже отменно.

Так что я уже предвкушала, как приду домой, вытянусь на диване и съем свой ужин. Пока об этом можно было только мечтать. А все потому, что сейчас банально ничего не влезало: я наелась от души. Поэтому, подхватив бумажный пакет, поспешила на работу, а как закончилась смена – домой.

Признаться, заходя к себе, я подспудно ожидала увидеть мантикору. Поэтому даже ничего из продуктов покупать больше не стала. А вдруг?..

Но кухня оказалась пуста, как и первый этаж. Второй, исключительно хозяйский, куда я поднималась лишь в исключительных случаях, тоже.

Обход я делала с бумажным пакетом в руках. Может, у меня развилась паранойя, но отчего-то у меня возникло чувство: стоит оставить еду без присмотра, как рядом с ней тут же возникнет мантикора и сожрет все!

Но незваной пушистой гостьи нигде не обнаружилось, и я смогла вздохнуть, а потом и насладиться ужином. Едва успела доесть, как зазвонил переговорник. На этот раз он лежал недалеко и подвигов, как то выход из ванной, от меня не потребовалось. Я нажала на зеленый кристалл, принимая вызов.

– Привет! До тебя не достучаться! – услышала я жизнерадостный голос Селесты.

Подругами мы с ней не были, но за двенадцать лет вместе в приюте стали как родня. А ту, как известно, не выбирают, часто терпят, порой она раздражает, но все равно ее любят. Своя же. Вот и Сели была для меня своей.

Она, в отличие от меня, была всегда звездой. Высокая, с осиной талией, платиновая блондинка, у которой в волосах не было и намека на сиреневые пряди, как у меня. Я же свой редкий оттенок шевелюры заполучила, как утверждал лекарь, выписавший мне в детстве противоаллергический эликсир, с отголосками проклятия, которое наверняка подхватила моя мама.

– А может, я не хочу, чтоб по мне стучали, – фыркнула я.

– А придется потерпеть, – коварно протянула Сели. – Слушай, мне тут гарпия звонила…

– Ингеворина Брохес? – перебила я, вспомнив директрису приюта. Та была дамой хоть и справедливой, но очень строгой, так что я хоть и была благодарна ей, но предпочитала свое уважение выказывать на максимально далеком расстоянии. – Чего ей нужно?

– Хочет собрать нас всех на вечер встреч. Ты как, придешь?

Я прикусила губу в задумчивости. С приютом у меня были связаны воспоминания. Много. И разные. Но это была… моя семья. Какая уж получилась.

– Ну? Чего молчишь?.. – нетерпеливо протянула Сели, прекрасно поняв, что я обо всем догадалась. – Чего мне ей сказать-то?

– Конечно, я приду, – выдохнула я. – Когда?..

Сели оттарабанила время и место. Я их даже не стала записывать. Запомнила и так. А потом еще какое-то время сидела, вспоминая жизнь в приюте. К его порогу меня подбросили еще во младенчестве. Так что родителей я не знала. Хотя в детстве порой хотелось встретиться с ними и задать вопрос: за что они так со мной? Но сейчас я стала взрослой…

Спать легла, думая обо всем и ни о чем сразу. Вспомнила приютских и свое прошлое и так и не заметила, когда провалилась в мир грез. А проснулась под мерный звук мотора.

– М-р-р-р, – урчал он.

Но стоило только открыть глаза, как я поняла: никакой это, к фтырхам, не мотор, а мантикор! Точнее, демоны ее дери, мантикора!

Киса разлеглась на моей кровати, вытянувшись во весь свой мохнатый рост, растопырив крылья и разогнув скорпионий хвост так, что тот стал напоминать стрелу.

– Ты?! – неверяще выдохнула я и украдкой ущипнула себя, надеясь, что это еще один кошмар. Но нет. Пушистая паразитка никуда не исчезла, скорее наоборот, подтвердила свою материальность, тронув меня лапой.

– Мяу! – требовательно протянула она.

– Чего тебе еще? – мученически простонала я и попыталась спрятаться от этой наглой морды под одеялом.

Но мантикора, помяв лапами мое укрытие так, словно оно было тестом, а киса очень упорным кондитером, начала его стаскивать, при этом умудряясь тыкаться своим носом в мой.

– Мя-я-яу-у-у, – завывала она при этом на одной ноте в лучших традициях вымогателя.

Спустя пять минут я не выдержала и, откинув одеяло, села в постели.

– Ну?! – зло выдохнула, глядя на кошачью морду, по которой масляным пятном расплылось удовлетворение.

Убедившись, что я проснулась и залегать в постель обратно не собираюсь, киса упругим мячиком спрыгнула на пол, задрала скорпионий хвост, шустро потрусила в сторону кухни и села перед дверцей холодильного шкафа. Весь вид нахалки олицетворял нетерпеливое ожидание.

Я лишь покачала головой, поражаясь наглости некоторых усатых. А затем распахнула створку охлаждающего артефакта, продемонстрировав абсолютно опустевшие (при активном участии мантикоры) полки.

Киса посмотрела сначала на них. Долго и печально. А затем обратила свой взор на меня. И столько укора было в нем. «Как ты могла так со мной?» – читалось в ее янтарных глазах.

Я же злорадно порадовалась тому, что вчера купила в «Булках» лишь ужин. Так что сейчас на кухне не было даже завалящей морковки. Это вселяло надежду, что киса поймет: тут перекусить больше нечем и, как говорится, пройдет любовь, истухнет сельдерей.

– Ну, к хозяину? – зевая, спросила я у мантикоры.

Ответом мне был гордо задранный хвост удаляющейся кисы, которая покидала кухню. Я из любопытства последовала за ней. Интересно стало: как она покинет дом? Ну хотя бы буду знать, какую дыру заткнуть, чтобы в следующий раз эта обжора сюда не забралась.

Но, к моему разочарованию, зверюга и не думала уходить. Она вернулась ко мне в комнату и развалилась посреди кровати пузом кверху, намекая, что раз ее не кормят, то пусть ублажают!

– Ну знаешь… – зловеще протянула я, так и не определившись, возмущает или восхищает меня зашкаливающая самоуверенности кисы.

Рука сама собой потянулась к универсальному орудию воспитания, которое практиковала кухарка в нашем приюте. Полотенце, которым я вчера сушила волосы, за ночь не успело просохнуть, и оно, всей своей карающей мокростью, обрушилось на наглое пузо.

– А-а-ау-у-у! – взревела на весь дом мантикора, к которой еще никогда, похоже, не применяли столь грозное оружие. А ведь оно даже ее толком не коснулось, лишь прошлось вскользь, едва задев. Так что, можно сказать, я скорее обозначила удар, чем его нанесла.

Серое мохнатое тело свечкой взвилось вверх, описало в воздухе сальто, сигануло вбок и взлетело по портьере к карнизу, откуда и раздалось возмущенное шипение.

Я посмотрела на эту инсталляцию «вздыбленная шерсть как форма праведного гнева» и пожала плечами. Интересно, как скоро фэйри обнаружит побег свой любимицы и явится за ней? Я успею переодеться и зубы почистить?

Гадать не стала. Решила узнать это опытным путем и отправилась в ванную. Пока остервенело орудовала щеткой, мне пару раз слышался из комнаты подозрительный шум. Но стоило выключить воду и замереть, пытаясь разобрать звуки, как все стихало.

Я выдохнула, пытаясь мыслить рационально. Показалось, наверное. С этими внезапными визитами мантикоры и ее хозяина скоро и вовсе параноиком стану. Надо с этим что-то делать, потому что так дальше продолжаться не может. Пусть этот дивный лучше следит за своей питомицей. Иначе…

Что иначе – я так и не придумала. Воображение пасовало. Да и времени на мысли о мести особо не было. Стрелки хроносов незатейливо намекали, что еще немного – и я начну опаздывать. Так что, вернувшись в комнату, я начала собираться. Натянула носки, джинсы… А вот любимая футболка куда-то подевалась. В отличие от коти, которая все так же сидела под потолком, но уже не шипела, а… выжидательно так наблюдала за мной, чуть опустив лапу с когтями. Их мантикора демонстративно растопырила. Мол, только попробуй протянуть ко мне свои загребущие руки, чтоб меня отсюда снять. Я тебе сразу покажу, у кого тут правильные ноготочки!

– И ты туда же, – укоризненно выдохнула я, припомнив, как уничижительно фэйри смотрел на мой маникюр, и взяла лежавшую на спинке стула блузку.

Она была с широким вырезом, свободног кроя, разлетаистой, и я обычно ныряла в нее, как в футболку, не удосуживаясь каждый раз расстегивать ряд мелких пуговичек. Вот и сегодня поступила так же. Только ровно в тот момент, когда моя голова прошла в горловину, в дверь позвонили.

Я поспешила открыть. На языке вертелось уже колкое: «Вы сегодня припозднились».

Но стоило распахнуть створку и увидеть фэйри, как распахнулось еще кое-что. Полы моей блузки. Ударяясь о порог и пол, застучали пуговицы, мастерски срезанные когтями одной наглой пушистой мстительницы.

Осознав, чьих это рук, точнее, лап дело, я пришла в тихое бешенство. Разгон от растерянности до состояния дикой фурии занял ровно три секунды.

Дивный все это время сохранял гробовое молчание. Видимо, мысленно копал могилу, организовывал траурную процессию и поминал недобрым словом одну развратную девицу в моем лице, которая решила совратить собой неприступного сидхе.

– Ну, зараза… – прошипела я, первой отойдя от потрясения. – Ты у меня сейчас получишь!

От сказанных мной слов дивный дернулся. Сначала глазом, потом острым ухом, а затем и весь.

Но мне было не до фэйри. Я, схватившись за полы блузки, запахнула их, а затем захлопнула и дверь. Перед самым аристократическим носом фэйри.

Сама же стрелой бросилась в комнату, где засела мантикора. Она, явно что-то почувствовав, как-то вся сжалась и…

Я схватилась за плотную ткань шторы и дернула вниз. Та предупреждающе затрещала. Киса протестующе заурчала. Плевать! Я покажу этой мелкой паразитке, как меня подставлять!

Разом сломались и карниз, и психика истошно завопившей мантикоры. Пушистая вместе с гардиной полетела на меня.

Миг, в котором смешались штора, я, карниз, киса и моя брань. Перед моим носом мелькнуло скорпионье жало. Верткое пушистое тело попыталось выскользнуть из моих рук, но я была проворнее, а главное – злее! Это-то и стало решающим.

Мохнатая гостья протестовала, наверняка материла меня на своем кошачьем языке и дергалась в импровизированном мешке, но вырваться не могла.

В таком виде я и вручила ее фэйри, протянув «упакованную» матикору через порог дивному.

– Сколько? – фэйри был сама лаконичность.

– Две сотки, – отчеканила я.

– Это много, – заметил сидхе.

«Ну и сквалыга!» – подумала я.

Дивный скривился.

«Вот фтырх, он же мысли читает!» – промелькнуло в голове.

– Только когда вы их очень громко думаете и не выставляете ментальную защиту, – отозвался фэйри, ничуть не скрывая то, что только что бессовестно ковырялся у меня в мыслях. – Хотя… У меня все равно меньше нет. – Он достал купюру и протянул мне со словами: – Кстати, маска у вас не очень, вот кружево симпатичное…

Только тут я сообразила, что, желая отомстить мантикоре, напрочь забыла о том, что блузка у меня до сих пор нараспашку и…

– Завидуете? – фыркнула я, прикрываясь. – Так зайдите в салон женского нижнего белья и купите. У вас такое же будет!

И воображение тут же нарисовало дивного в кружевном исподнем. Уголок губ фэйри реального дернулся в подобии улыбки.

– Даже так… – протянул он.

– Да хоть как! – рыкнула я. – Лучше скажите: когда это прекратится?

– Что именно? – педантично уточнил сидхе.

– Ваша мантикора и ее продуктовые налеты на мой дом!

– Вы ее сегодня кормили? – отчего-то помрачнел дивный.

– Нет! Она еще в прошлый раз все съела, – ответила я.

– Тогда, скорее всего, этот визит был последним, – обрадовал меня фэйри и зачем-то добавил: – Древние артефакты хорошо обучаемы.

С этими словами сидхе ушел, как всегда, по-фэйрийски, не прощаясь.

А я лишь пожала плечами и поспешила переодеться, искренне надеясь, что киса действительно не дура и, поняв, что сожрала здесь все, что могла, и больше еды не предвидится, не заявится снова.

А я, если не дура, перестану думать о дивной Язве и его мантикоре и потороплюсь туда, где меня и кормят, и поят, и одевают (точнее, дают денег на это все), и любят сразу в мозг. В общем, на работу. Только сначала найду что-то с пуговицами, которые не отдельно от ткани.

Стоило вспомнить о том, что сотворила с блузкой киса, как мысли сразу же вернулись к этой пушистой пакости и ее хозяину. Их-то обоих я и костерила, лихорадочно перебирая одежду в шкафу.

Так уж случилось, что вещизмом я не страдала. Мой гардероб был вопиюще аскетичным. Способствовала этому и зарплата, но я старалась убедить себя, что просто бережливая, рациональная, экономная… Какие там еще были красивые эпитеты к слову «бедная»?

И вот сейчас так случилось, что одни мои вещи были в стирке, другие – куда-то подевались и на вешалке из приличного остался лишь мой черный деловой костюм. Единственный празднично-похоронный наряд, в котором можно было и диплом защитить, и на собеседование пойти, и в последний путь кого проводить, и на торжество. Тем более сегодня вечер встречи выпускников приюта. Так что решено. Костюм! Тем более платьев в моем гардеробе и так не водилось.

Казалось, что носить их – какое-то особое врожденное умение. Вот кому-то дана гибкость от природы, кому-то – магия, а кому-то – умение элегантно пройтись в этих струящихся юбках в пол, красиво откинуть плечи и показать все достоинства декольте…

Я вот не умела, потому и считала, что платье – бесполезная трата денег. То ли дело костюм! Так что на работу я отправилась в нем! Между прочим, второй раз в жизни его в отдел надела! Первый был, когда пришла устраиваться. Только на этот раз решила не мучить ноги неудобными туфлями и натянула кроссовки.

Закинула в сумку маску, эликсир против аллергии. Нужно было бы его выпить с утра (и так несколько дней уже пропустила), но время поджимало, а крышка у бутылька была тугой. Решила, что хлебну по дороге, пока еду в чаробусе, и поспешила в отдел. Только вагончик был забит битком, а потом я бежала до отдела… В общем, забыла о зелье.

А едва села на свое место, как Норрис, что был за своим столом напротив, тут же поинтересовался:

– У тебя кто-то умер?

– С чего ты взял? – недоуменно посмотрев на перевертыша, спросила я.

– Да вид у тебя такой… мрачный, – не сразу нашелся тот.

Я помрачнела еще сильнее. Нор дернул ухом, как это умеют только оборотни, и на всякий случай отодвинулся со словами:

– Ну не хочешь – не говори. Но если что, имей в виду: я всегда готов помочь, выслушать и поддержать.

Усилием воли я заставила себя смолчать, сквозь стиснутые зубы поблагодарила двуликого и поспешила натянуть слуховые артефакты и погрузиться в работу.

Как назло, сегодня разговор шел о какой-то ерунде, не имевшей интереса для следствия. А я бы с удовольствием постенографировала! Это было бы всяко лучше, чем чувствовать спиной чужие взгляды. Их, к слову, со временем становилось все больше. Аж спина меж лопаток зачесалась. Подумала бы, что это вновь дала знать о себе аллергия, но нет. Нос не хлюпал, глаза не слезились, чихать не хотелось…

Едва дождалась обеденного перерыва. Хотела уже было рвануть перекусить, как мой стол обступили.

– Слушай, Мышк… Мишель, – вступительное слово взял начальник отдела, – нам тут стало известно, что у тебя беда…

Я недоуменно посмотрела на грузного, уже немолодого офицера. Его широкие плечи заслоняли собой все окно, а начавшая лысеть макушка отражала лучи светившего в спину Грегора Макконахью солнца так, что блики били мне прямо в глаза, заставляя часто моргать и слезиться.

Откуда они узнали, что меня преследует с рвением профессионального маньяка мантикора? И ладно бы просто преследует! Еще и нагло объедает.

– Как вы… – начала было я слегка растерянно.

Начальство перебило меня.

– Так это правда?! – требовательно вопросило оно.

– Да, есть небольшая проблема…

– Смерть – это не небольшая проблема, – веско обронил Макконахью.

– Что?! Какая смерть? Я говорю о кошке. В смысле, мантикоре! – выдохнула, ничего не понимая.

Мне показалось или при этих словах начальство облегченно вздохнуло? Но скорбного выражения лица не поменяло и продолжило гнуть свое:

– Даже гибель питомца может быть большим горем, если он для тебя – единственное дорогое существо… – намекая на мое приютское прошлое, произнес Макконахью.

– С чего вы взяли, что у меня кто-то умер? – начиная выходить из себя, спросила я напрямую.

– Нам Норрис все рассказал, что у тебя траур.

И тут у меня дернулся глаз. Какого этот блохастый всем растрепал о своих предположениях?

– Еще нет, – не хуже оборотня прорычала я. – Но дайте чарострел – мигом организую! И смерть, и похороны одного болтуна!

Мой взгляд нашел Норриса. Двуликий, хоть и был большим и грозным волком в шерстистой ипостаси, в человеческом облике предпочел спрятаться за спину Адель – дамы хрупкого телосложения и стального характера.

– С чего ты вообще решил, что у меня кто-то погиб?! – рявкнула я и медленно начала вставать из-за стола.

Я была не просто зла. Нет. Я пребывала в диком бешенстве. Сначала наглая киса устроила мне побудку, а потом и невольный стриптиз. И сейчас эти шуточки про траур! Достали все! И фэйри со своей мантикорой в первую очередь!

Почему я вспомнила о дивном в этот момент? Не знаю. Может, потому, что по телу прошла какая-то странная волна. Такая же, как тогда, когда сидхе попробовал окатить меня своим флером?

В районе живота что-то зачесалось, а затем по всему телу начало разливаться… сказала бы – тепло, но скорее это было жжение. Раздражающее такое… Бесящее еще больше.

Коллеги, окружившие меня, разом сделали шаг назад.

– Ну как… – сглотнув, начал Норрис. – Ты была вся в траурном, раскисшая, подавленная…

– Как пюре из каракатицы, – произнес кто-то сбоку и прыснул в кулак.

Я резко обернулась, увидела стажера… Демоны, забыла его имя и, прищурившись, посмотрела на рыжего шутника, как в прицел.

Тот враз побледнел так, что даже веснушки стали почти не видны. Парень сглотнул, поправил очки, часто заморгал.

– Это. Мой. Парадный. Костюм, – чеканя каждое слово, прорычала я. Достали. Что они привязались так к моему внешнему виду?! Ну подумаешь, в черном. Мало ли что не выспалась и круги под глазами. И что с того, что злая слегка и рычу! Ну не повод же хоронить кого-то! – У меня. Сегодня. Торжество. А не похороны. Пока что.

И тут начальство осторожно произнесло мне в спину:

– Мишель, мы поняли. У тебя никто не умер… А теперь, чтобы и мы остались живы… Убери магию, пожалуйста…

– Какую еще магию? – не поняла я.

– У тебя ладони искрят, – услужливо подсказал Норрис.

Только тут я посмотрела на свои руки. Меж пальцев проскакивали разряды. Я испугалась, затрясла руками, и все тут же исчезло. А я и шок остались. Причем последний был общим.

– Ты же не маг… – потрясено протянул Норрис.

– Ага, – отстраненно ответила я. – Может, это просто статическое электричество?

– Угу, еще скажи, что тебя замкнуло, как артефакт, – хмыкнула Адель.

Она была чародейкой с искрой дара. Такой небольшой, что даже в академию поступать не стала. Ее сил хватало разве что, чтобы курительную трубку поджечь или горячей ладонью складку на одежде разгладить. Но в магии она понимала все же поболее меня.

– У меня нет сил. Это все целители говорили, – ничего не понимая, отозвалась я.

– А мы все сейчас видели, что наоборот, – подало голос начальство. – Так что, Мишель, давай-ка ты сегодня отдохни от работы и сходи к целителю…

Предложение начальства было заманчивым. Выходных у меня было мало, и лишний не помешал бы, только…

– Только вы мне за этот день заплатите? – уточнила я у Макконахью.

Тот посмотрел на меня взглядом человека, готового убивать. Причем все и всех: чужую психику, своих слишком любопытных сотрудников и даже время!

Но меня сегодня тоже успели изрядно достать, взбесить и довести. Так что я прямо посмотрела в глаза начальства и…

– Засчитаю, – нехотя проворчал Макконахью и добавил: – Но чтоб сходила к нормальному лекарю! Я даже позвоню сейчас ему. Есть у меня один знакомый. Целитель хороший. Хоть и вампир, – проворчал Макконахью, который сам был оборотнем и в целом детей ночи не то чтобы недолюбливал, а так… подозревал во всем на всякий случай. Мне бы уже тут насторожиться, но я не обратила на это внимания. Зря. Меж тем начальство продолжило: – Принесешь от него квиток с заключением. Пусть Рейз Норд дэн Рохт Ойло разберется как следует, почему от тебя искрит и нет ли на тебе какого проклятья.

Так и тянуло ляпнуть, что уже есть. И целых два. Одно досталось при рождении от матери и отливало сиреневым в волосах. Второе приобрела уже я сама, по собственной дури на днях. И имя ему… Кстати, а как звали эту пушистую заразу со скорпионьим хвостом? Надеюсь, повода выяснить уже не будет и она больше ко мне не заявится… Хотя в последнее слабо верилось.

А потом меня как молнией ударило: может, дело в мантикоре? Все же зверушка магическая и…

Нет, лекарю показаться определенно следовало, тут Макконахью был прав. Так что, закинув сумку на плечо, я отправилась по указанному начальством адресу. Это была главная столичная лечебница. Экстренно здесь принимали и бесплатно, а вот частный прием мог стоить больше моей месячной зарплаты! Тут же захотелось развернуться и отправиться в целильню попроще, где с меня не сдерут три шкуры, как с наивного оборотня.

Но потом решила, что попробовать все же стоит. Тем более начальство отправило именно сюда.

В приемной оказалось, что платить ничего не нужно. Более того, профессор Рейз Норд дэн Рохт Ойло (ну и имечко!) уже ждет меня в кабинете.

Стоило мне зайти, как вампир вцепился в меня точно клещ. И за два часа обследования столько крови выпил… Фигурально, конечно, но лучше бы в прямом смысле.

Меня заставили рассказать все о своем здоровье, начиная чуть ли не с того времени, когда я пешком под стол ходила. Провели кучу тестов и анализов. Под конец ассистентка-гоблинша обложила меня двумя дюжинами артефактов и немножко матом. Последнее – из-за того, что я дернулась от удара магией под каким-то очень дорогим и чутким магомеханизмом, едва не сломав тот.

Лишь к пяти часам все это закончилось. И меня… нет, не отпустили – вновь посадили в кресло и начали повторный допрос. В смысле попросили еще раз подробно рассказать о моей аллергии и о том, что я от нее пью. А еще были ли в последнее время перерывы в приеме снадобья.

– Зелье для защиты от веяний, – назвала я обиходное наименование лекарства. – Оно универсальное, не слишком дорогое и продается почти в каждой алхимической лавке.

– Значит, эликсир Формиринга-торвирха… – задумчиво протянул вампир и прикусил дужку очков, которые снял со своего длинного прямого носа.

– А что такое? – насторожилась я.

Но клыкастый проигнорировал мой вопрос и задал свой:

– А с какого возраста?

– Мне его давали лет с пяти, наверное, – ответила, пожав плечами. – Лекарство выписал целитель в приюте. Тогда все тело стало жутко чесаться, – припомнила я. – А рядом со мной, на соседней кровати, спала оборотница, лисичка. У нее как раз начались первые обороты, вот лекарь и подумал, что на шерсть…

– Вы знали, что назначать его можно с двенадцати лет? – перебил меня вампир. – Если раньше – магические составляющие могут перекрыть начинающие формироваться энергетические потоки, – веско обронил этот… Рейз – дальше что-то там на длинном и аристократическом – и пристально посмотрел на меня.

– Откуда?.. – ошарашенно выдохнула я и во все глаза посмотрела на вампира.

Ко мне медленно приходило осознание того, что, оказывается, у меня есть, точнее, был дар. Ведь клыкастый сказал, что зелье его заблокировало. Но почему тогда сегодня я искрила?

Этот вопрос я и задала Ойло, который гипнотизировал стену взглядом. Сын ночи помолчал немного и, посмотрев на меня, выдал:

– Не знаю. – И не успела я удивиться, огорчиться, возмутиться и вообще испытать всю гамму чувств человека, который только что лишился того, чего, собственно, и не имел, – дара, как вампирюга добавил: – Но это отличный повод, чтобы изучить ваш феномен!

Еще мгновение назад мной владела растерянность. Но последние слова Ойло, произнесенные с азартом и воодушевлением, заставили меня испытать острое желание придушить одного клыкастого оптимиста! Изучатель фтырхов!

Только сейчас я поняла, что передо мной представитель того особого рода целителей, для которых пациенты – не только те, кого надо лечить, но и сосуды. Для хворей. И чем те более загадочны и реже распространены, тем лучше!

Признаться, ощущать себя колбой, в которой плещется требующий тщательного исследования реагент, было не очень-то приятно. Оттого я с надеждой спросила:

– А может, это все лишь какая-нибудь нетипичная аллергия? И во мне нет никакого дара?

Ну жила же я как-то без магии двадцать с хвостиком лет.

– Я скорее предположу, что у вас нет никакой аллергии.

Слова вампирюги заставили меня нервно икнуть. Ничего себе заявочка! Да я со своей непереносимостью шерсти свыклась уже как-то, сроднилась… Никогда не была на месте ребенка, которому говорят, что его родители неродные, но вот обладательницей болячки, которой заявляют, что ее недуг неродной, побывать случилось.

Мое вытянувшееся лицо было, видимо, весьма красноречивым, потому как его аристократическая клыкастость поспешила с объяснениями.

– Видите ли, Мишель… – начал вампирюга, уперев локти в столешницу и сложив пальцы перед своим лицом домиком: указательный к указательному, средний к среднему… – В свое время моя диссертация была посвящена изучению телесных трансформаций магии. И в ходе ее написания я встретил упоминание о сидхе. Так вот, у этих высших фэйри в давние времена случалось так, что сила их дара была такой, что не помещалась в теле. Магия из переполненного резерва стремилась наружу, вызывая аномалии. Малые уродства, если по-простому. У одних дивных это могли быть длинные пальцы, или уродливое родимое пятно на спине, или легкая хромота… Понимаете, к чему я клоню?

– Не очень. – Я нахмурилась, смутно начав догадываться, о чем говорит Ойло, но желая, чтобы он сам все четко озвучил. Без недомолвок, которыми дети ночи славились едва ли не больше, чем фэйри.

– О том, что, возможно, в вашем случае заблокированная магия могла попытаться найти выход. Только аномалия выразилась не анатомически, а физиологически – в аллергической реакции. По принципу наибольшего сопротивления: зелье подавляло избыточный ответ организма на внешний раздражитель, значит, на этот фактор тело сильнее всего и стало реагировать.

Объяснение вампира выглядело вроде бы вполне логично. Но я-то работала в отделе правопорядка и за время службы привыкла подмечать детали.

– Постойте-постойте! – поднимая руку раскрытой ладонью вперед, произнесла я, словно Ойло не сидел в кресле, а мчался на меня на полной скорости. – Но у вас небольшая несостыковка. Я сначала начала чесаться, а потом мне назначили зелье. То есть у меня все же была аллергия.

– А как у вас сегодня проявилась магия? – видимо не желая расставаться со своей прекрасной и почти стройной теорией, возразил профессор. – Эйфория, похолодели кончики пальцев или все же это был зуд?

И тут-то я припомнила, как у меня начало жечь все тело. Тогда я списала это на раздражение. Все же Норрис изрядно взбесил меня тем, что растрепал всему отделу о моем якобы трауре.

Я, пока вспоминала, сидела в кресле, склонив голову и изучая носы своих кроссовок. Но тут резко подняла взгляд и увидела, как губы Ойло тронула тонкая улыбка. Такая, какая бывает у того, кто уже знает ответ.

– Зачем вы спрашиваете, если уже в курсе? – Я сложила руки на груди и прицельно посмотрела на профессора.

– Дело в том, что результаты анализов и тестов не могут врать. В отличие от вашего мозга, который лжет сам себе. Если честно, впервые встречаю человека, который так рьяно не хочет поверить, что у него есть магический дар, но нет болезни!

– Еще скажите, что на мне проклятий нет, – фыркнула я и тряхнула головой. Светлые волосы тут же рассыпались по плечам.

– Увы, есть. Хотя и не полноценное, а лишь фоновое. Но не переживайте, этот цвет волос вам очень идет, – не подозревая, что наступил на мою больную мозоль, заверил Ойло.

А дело в том, что никакие краски, эликсиры и притирки не позволяли мне перекраситься. Что бы я ни пробовала, шевелюра всегда оставалась вот такой – белой, с сиреневым отливом. А ведь порой так хотелось побыть брюнеткой или шатенкой…

– Ну раз мы выяснили, почему у меня аллергия и что она из-за зелья, может, мне просто перестать его пить и все само собой как-нибудь постепенно наладится? – все еще лелея зыбкую надежду улизнуть из загребущих вампирьих когтей, спросила я.

Все же быть лабораторной мышью не хотелось. Уж лучше буду Мышкой-наружкой на прослушке.

– Исключено. Зелье не имеет обратного эффекта. Забитые каналы просто так не раскрываются, – отрезал вампир. – Для этого нужен какой-то сильный внешний толчок. Нервный срыв, высокая доза магического облучения. Лучше всего – пограничное состояние между жизнью и смертью, – начал азартно перечислять профессор.

– Моей? – уточнила я, сглотнув.

– Можно и очень близкого человека, но лучше, конечно, вашей…

После этих слов я тут же мысленно прикинула, чем бы из вещей, которые находились в кабинете, можно утихомирить… А рвение вампира или его всего самого целиком – это уж как придется по ситуации.

Но то ли Ойло сам понял, что увлекся, то ли что-то такое прочел в моем взгляде…

– Извините, – кашлянул в кулак вампир. – Я говорю это к тому, что раз в вашей жизни никаких серьезных потрясений, которые могли бы способствовать прорыву заблокированного дара, не было, то можно считать ваш случай уникальным и требующим детального изучения…

– А если я не хочу… изучаться? – спросила напрямую.

Вампир на такой ответ недовольно выдохнул. Его челюсти сжались так, что проступили желваки, а пальцы сцепились в замок. М-да… Так вот как выглядит недовольство по-вампирьи. Впрочем, это длилось всего пару секунд, а затем… На мне нагло попытались использовать знаменитое вампирье обаяние! Ха! Флер фэйри оказался куда как более концентрированным, и после него чары сына ночи на меня не подействовали. Разве что спать захотелось.

Я зевнула.

Вампир, видимо возлагавший на свой эмпатический дар большие надежды, на мой демарш недовольно поморщился, резко встал из-за стола и, засучив рукава, прошелся по кабинету.

Не удержавшись от ехидного комментария, я произнесла:

– Подвел?

– До этого дня ни разу осечек не было, – в сердцах признался клыкастый и глянул на меня глазами, которые вдруг стали кроваво-алыми.

– Не переживайте, с магами это бывает, – я была сама доброта. Злая, уставшая, мечтающая поскорее отсюда удрать или пристукнуть вампирюгу чем потяжелее, но, фтырх подери, доброта!

Мне показалось, что я услышала скрип стираемой с клыков эмали, а потом Ойло выдохнул:

– Хорошо! Даю сотку за каждый анализ, тест или эксперимент.

Я закашлялась. Нет, чтобы целителю платили за прием – это бывало. Но чтобы наоборот…

– Двести, и я могу отказаться, если исследование мне не понравится, – решила я понаглеть.

А что? «Торг всегда уместен, пока клиент жив», как говорила Марго – моя соседка по койке в приюте.

Вампир что-то рыкнул, пробуравил меня взглядом, но согласился и настоял на том, чтобы увидеться завтра после моей работы для нескольких анализов. Уже выходя из кабинета, я не смогла удержаться от еще одного вопроса:

– А откуда вы знаете капитана Макконахью?

Ойло скривился и все же пусть и нехотя, но ответил:

– Год назад он меня чуть за решетку не посадил. Я поначалу был главным подозреваемым в деле о похищении чакры трех лун у драконов…

М-да… Лучше бы не спрашивала. С такими мыслями я покинула лечебницу. А едва оказалась на улице, как зазвонил переговорный артефакт. Оказалось, что вечер встречи выпускников уже начался и я на него опаздывала!

Поняв, что на чаробусе я буду ехать до ресторана целую вечность, поймала таксомотор. Спустя полчаса я вошла в зал, где собрались ребята и…

– Вход для официантов с другой стороны, – услышала я сбоку и натурально зарычала.

Достали! Сначала на работе с тем, что я в трауре. Теперь на вечере встречи, что это униформа.

– Я гость! – рявкнула не хуже оборотня на стоявшего у входа типа в пиджаке. К слову, костюм у мужика выглядел куда лучше, чем мой.

– Простите, как ваше имя? – уточнил тип тоном, который намекал, что говоривший ничуть не сожалеет о промашке.

– Мишель Форс, – теряя терпение, произнесла я.

Фамилию нашли в списке, и меня наконец пустили в зал. В таком роскошном месте мне бывать ни разу не доводилось. Сверкавшая световыми артефактами хрустальная люстра, бархатные портьеры, белоснежные скатерти на столах…

Я как-то враз почувствовала себя в этом зале… неуместной. Простой деловой костюм не вязался со всей этой натертой до блеска бронзой и латунью, дубовым паркетом и запахом роскоши, который витал вокруг. Впрочем, взгляд скользнул по лицам, знакомым с детства, и стало понятно: не я одна тут такая. На большинстве выпускников нашего года тоже были скромные платья, и они так же, как и я, озирались вокруг.

Но тут ко мне подплыла Селестина, сверкая лучезарной улыбкой. Ее платиновые локоны были уложены в замысловатую прическу, а талия в красном платье, облегавшем, словно вторая кожа, особенно тонкой.

– А вот и ты наконец, – распахнув руки для объятий, протянула она. И когда мы прижались друг к другу, тихо, так чтобы никто не услышал, добавила: – Мышка, что-то случилось?

– У меня не траур, – выдала я самую популярную фразу сегодняшнего дня.

– Уф! Слава небесам! – Сели отпрянула от меня.

– Зато ты выглядишь просто шикарно! – искренне ответила я.

– Еще бы! Я трое суток ничего не еле и не пила, чтобы выглядеть сегодня идеально.

– Хедрик? – догадалась я.

– Он, зараза! – выдохнула обреченно Сели. – Мало того, что в приюте был красавчиком, по которому все сохли. Так сейчас он еще и при деньгах! Представляешь, какая у меня конкуренция! Кстати, за этот банкет платит тоже он. И подарок гарпии от нас всех преподнес.

Подруга посмотрела куда-то в сторону. Я проследила за ее взглядом и увидела Хедрика, а он – нас с Сели и помахал рукой. Я – в ответ. И тут девичья мечта всея приюта двинулся в нашу сторону.

В отличие от Селестины, я в этого высокого темноволосого широкоплечего красавца влюблена никогда не была. Зато, играя в подкидного, от души могла наставить Хедрику щелбанов. Тогда я не подозревала, что в этой голове зреют великие дерзкие идеи. Но после выпуска я поступила на переводчика, а брюнет, у которого был дар, в академию магии. И хотя ему прочили будущее выдающегося боевого мага, он выбрал стезю не столь привлекательную и овеянную славой, сколь денежную.

Еще на втором курсе он открыл агентство, занимавшееся оказанием бытовых магических услуг. К выпуску у него в столице уже была сеть фирм «Быстро и чисто». А все потому, что к выдающемуся магическому дару у Хедрика оказался еще и талант коммерческий. Добавить к этому его мужское обаяние, перед которым не могли устоять многие хозяйки, заказывающие уборку домов…

Одним словом, сейчас мой бывший напарник по приютским шкодам был очень завидным холостяком. Так что на него с интересом поглядывали многие наши девочки. Точнее, уже девушки.

– Наконец-то, – подойдя к нам, произнес приятель и похлопал меня по плечу, как в старые времена. – А я уже было подумал, что ты не придешь.

– Чтобы не поесть за твой счет? – Я усмехнулась. – Даже не надейся!

– Тогда прошу к столу, – жестом хозяина пригласил нас с Сели брюнет.

Я же, усевшись на стул, наконец избавилась от одемоневшего мне за день пиджака и смогла расслабиться.

Вкусная еда, разговоры с друзьями и воспоминания… В приюте было много всего. Не всегда хорошего, но… Мы переживали это вместе. Нас сплотили время, место и… Ингеворина Борхес. Она, строгая, порой суровая, бдительная, как настоящая гарпия (за что и получила свое прозвище), стала для нас всех матерью. Говорят, родителей не выбирают, но будь у меня возможность сделать это, я предпочла бы госпожу Борхес родной матери. Потому что, несмотря на некоторую холодность, именно наставница лечила мои разбитые коленки, находила слова, которые заставляли меня идти вперед, к поставленной цели, не сдаваться и не раскисать. Она учила нас жизни, как умела. И у нее это получилось. Никто из нас, приютских, не стал пропащим. Да, таких же высот, как Хедрик, не достигли. Зато у многих были дети, семьи, стабильная работа…

А все вместе мы были одной большой шумной семьей, в которой порой случалось всякое. И нужда чаще всего. Зато здесь, среди своих, можно было говорить то, о чем думаешь. Хотя в жизни было скорее наоборот: нужно было думать, о чем говоришь. Правда, из-за этого о себе можно было узнать много интересного. Например, такое:

– Этот костюм ужасный! – выдала Сели под конец вечера, когда все стали расходиться.

Она хоть и выпила немного, но трехдневная жесткая диета дала о себе знать, и подруга знатно захмелела.

– Да вроде он ничего так… симпатичный, – попытался возразить ей друг.

– Это Мышка симпатичная. А он, – Сели кивком указала на пиджак, висевший на спинке стула, – нет. Вот скажи, Хедри, я хорошо выгляжу?

С этими словами подруга провела пальцами по своей фигуре сверху вниз, насколько позволял стол. То есть ровно до груди.

– Шикарно! – отозвался друг.

– Так, значит, вкус у тебя есть, – заключила хмельным голосом Сели. – Будешь помогать нам с выбором платья. А теперь поехали.

Я попыталась вразумить подругу:

– Поздно уже. Все расходятся. Все закрыто…

– Пф… Еще даже не полночь! К тому же я знаю отличный магазин, который еще работает.

– Но… – начала было я, не ожидая коварства со стороны старого друга.

А Хедрик же, зараза, взял и поддержал Сели!

– Кстати, Мишель, я не помню, чтобы ты носила платье.

– Вы сговорились? – простонала я обреченно: если с одной подругой я могла еще справиться, то с этим тандемом шансов у меня не было никаких.

Под белы рученьки друзья дотащили меня сначала до чабиля, потом до бутика и силком причинили добро, впихнув меня в примерочную с ворохом платьев, которые отобрала для меня Сели. Еще и заявили, гады, что выпустят меня из магазина только в обновке.

Как итог, спустя час страданий я вышла на улицу в легком шифоновом платье, держа в руке пакет с еще одним, уже вечерним – это был подарок Хедрика. Первое же я гордо купила сама, выложив две сотки. Те самые, компенсационные от фэйри.

Стоя на крыльце под яркой вывеской магазина, я вдруг неожиданно почувствовала легкость. Даже сказала бы – игривость. Она была похожа на шифон, что сейчас струился у моих ног. Словно платье задавало мне настроение. А с учетом того, что на ногах все еще были мои любимые удобные кроссовки (обувь у Сели все же удалось отстоять), чувствовала я себя просто отлично.

– Ну как? – заговорщицки спросил Хедрик.

– Знаешь, а ничего так. – Я широко и благодарно улыбнулась. – Спасибо!

– Это тебе спасибо, Мышка, – отзывался друг и спросил, обращаясь сразу ко мне и Сели: – Вас подбросить до дома?

Я не стала отказываться…

Когда чабиль Хедрика припарковался рядом с моим крыльцом, мы еще какое-то время сидели в темноте и болтали втроем, вспоминая прошлое. Но новый день не ждал, как и работа завтра, так что пришлось прощаться.

Счастливая и беззаботная, я вошла в дом и…

– Вот Мрот! – вырвалось у меня ругательство. За упоминание демонов в приюте можно было схватить подзатыльник, но даже тяжелая карающая длань Борхес не отучила меня сквернословить.

– Вообще-то мое имя звучит иначе, – холодно заметил дивный, обосновавшийся в гостиной на подоконнике распахнутого окна, из которого, между прочим, были отлично видны и палисадник, и дорога, и то место, где недавно стоял чабиль.

Сейчас же дивный и его мантикора смотрели не на улицу, а на меня. Причем возмущение во взгляде и фэйри, и его кисы было одно на двоих. Словно они давно уже ждали, а я все запаздывала.

– И как же? – сложив руки на груди, спросила я. – Может, представитесь наконец.

Ну действительно, уже не первый раз проникает в мой дом, а я даже имени этой Язвы не знаю!

– Эту Язву зовут Кирнаирэль Эландил, – сквозь стиснутые зубы почти прорычал сидхе.

– Господин Кирнаирэль, а вам не говорили, что в чужих головах рыться нехорошо?

– Вы слишком громко думаете, – парировал дивный. На это я хотела ответить, что еще громче в мыслях могу матом обложить, но тут Кирнаирэль – ну и длинное же имечко у этого остроухого типа – добавил: – Но я постараюсь не читать вас, уважаемая…

Он сделала паузу, намекая, что после всего, что произошло с нами, я обязана – нет, не выйти за него замуж, упаси небеса, но хотя бы представиться.

– Мишель. Мишель Форс.

– Я знаю, – коротко обронил дивный.

От такого заявления я чуть не взвыла. Да он издевается! Сам же только что сказал, что не будет читать…

– Меня нет в вашей голове, – предупреждающе начал было дивный, видя, как я моя рука тянется к напольной вазе, стоявшей у стены.

– Да неужели? – саркастически протянула я. – Не врите!

– Сидхе не способны лгать, – сдержанно ответил фэйри. – Нам этого не позволяет наш дар.

– Ну-ну, – ничуть не поверив такому заявлению, криво усмехнулась я. – А мое имя вы тогда откуда узнали? – Рука все же легла на тонкое журавлиное горлышко вазы.

– Навел справки, – как само собой разумеющееся ответил Язва. – Я должен был знать, почему она, – кивок в сторону мантикоры, – облюбовала ваш дом.

Причем дивный умудрился произнести это тоном добропорядочного отца, чья блудная дочь спуталась с каким-то бандитом.

– И как, выяснили? – насторожилась я. Ведь профессор сегодня говорил, что для пробуждения магии нужен был сильный стимул. Может, вот она – причина того, что во мне проснулась сила? Сидит на диване, урчит, сверкая на меня своими глазищами. Прожорливая и пушистая.

– Нет, – меж тем ответил дивный и добавил: – А вазу все же лучше отпустить. Поверьте, я не собираюсь на вас нападать.

Так и подмывало ответить: а кто сказал, что я собиралась только защищаться? Но промолчала. Фэйри, что подозрительно, никак на мои мысли не отреагировал. Зато спросил:

– И как прошло свидание?

Мне показалось или один дивный тщательно попытался скрыть язвительный тон под светскостью?

– А то ты не знаешь, – прошипела я, устав выкать. К тому же надменность, сдержанность, холодность и подчеркнутая отстраненность фэйри настолько подбешивали, что хотелось если не запустить в него вазой, то хотя бы ткнуть… точнее, тыкнуть.

Увы, дивный даже и ухом своим острым не повел!

– Представь себе, я не читаю сейчас твои мысли, – точно так же, отринув светское «вы», ответил он.

– Да неужели? – скептически уточнила я.

– Это провокация? – вскинул бровь фэйри.

– Ничуть. Но ты можешь сам предположить, как прекрасно я провела этот вечер, – отчеканила тоном «не суйте свой дивный нос в мои личные дела».

Дивный, конечно же, сунул.

– Он твой парень?

– А какая тебе разница? Ты вообще кто такой, чтобы спрашивать о подобном, да еще и вваливаться в мой дом без приглашения?!

Я почувствовала, как вновь уже знакомо зачесались кончики пальцев. Что?! Нет! Только не сейчас! Неужели снова…

Меж тем дивный стиснул зубы, а после резко выдохнул и, сжав кулаки, ответил:

– Ты права. Никакой. – И отвернулся к окну. А спустя несколько секунд он добавил: – Я приношу свои извинения за поздний визит.

Я слышала его слова словно сквозь вату. Все мои мысли, чувства, внимание были сосредоточены сейчас на том, чтобы не закричать. Боль в ладонях становилась все сильнее, и… Магия сорвалась с пальцев. Вспыхнула огнем. Кожу тут же обожгло. Я затрясла руками, стараясь сбить пламя, но ничего не получалось.

Фэйри оказался рядом мгновенно. Схватил меня за кисти рук. Что-то зашипело. Вверх вырвался столб водяного пара. А я замерла, боясь сделать вдох. А еще больше страшилась взглянуть, что там, под чуткими и холодными, словно лед, пальцами дивного, которые сжимали мои.

Наверняка ожог. Хоть бы не сильный…

«Я смогу завтра стенографировать?» – была первая мысль, пробившаяся сквозь панику, от которой меня начало потряхивать.

– Ты как? – спросил дивный.

– Не знаю… – клацая зубами, выдавила я. – Сейчас бы не помешал твой флер… И даже чтение мыслей.

– Я держу свое слово, – ответил фэйри.

– А жаль. – Я попыталась улыбнуться. Губы дрожали.

– Ты и без флера отлично держишься, – попытался ободрить дивный и медленно отпустил мои руки.

Я, судорожно сглотнув, все же посмотрела на кисти. Кожа на них покраснела, но не так, как если бы ее окатило кипятком. Кажется, обошлось без серьезных ожогов.

– Спасибо, – выдохнула я. Стало вдруг дико неудобно за то, что еще недавно кричала на сидхе. – Прости за мои слова, – попыталась я извиниться и совершила роковую ошибку. Посмотрела дивному в глаза.

Мы были почти не знакомы с этим фэйри. Но его взгляд встретился с моим, и вдруг замерло все. Время, пространство. Показалось, что за те несколько мгновений, что мы стояли друг напротив друга, мимо нас с бешеной скоростью круговертью промчались сотни параллельных миров, тысячи вселенных, в которых рождались и погибали целые цивилизации. Множество жизней и судеб… Все это вращалось вокруг меня и дивного с неимоверной быстротой. А мы стояли и смотрели друг другу в глаза так, как смотреть были не должны. Слишком честно, проникновенно, глубоко.

Взгляд фэйри был как глоток крепленого вина. Такого, которое стоит лишь пригубить, – и оно жжет словно пламенем изнутри. И этот огонь несется по моим жилам, рвется наружу. А я стою… Смотрю. Чувствую, как душа дивного течет по капле в мою, как чернота зрачка сидхе затмевает зелень его глаз, как в этой тьме отражаюсь я…

– Это моя вина, – услышала я хриплый мужской голос, так не похожий на привычный холодный баритон. Кажется, Кирнаирэль сам не очень понимал, что он говорит. А уж я тем более. – Я пришел без…

– Мяу! – требовательно вмешалась в наш разговор мантикора с видом кисы, которую уже достала наша болтовня, и она как минимум хочет сытно покушать, как максимум быть еще наглаженной и поигранной.

Волшебство, витавшее вокруг, вмиг исчезло. Меня же словно из ведра холодной водой окатили. Что вообще такое только что было? Флер? Да, наверняка он. А ведь Язва ушастая обещал его не использовать… «И без него отлично держишься…» – мысленно передразнила я фэйри. Угу. Как же!

Дивный тоже отчего-то помрачнел. Сделал шаг назад, а затем бросил короткий взгляд на мантикору, которая развалилась на моем диване с видом королевы, и неожиданно предложил:

– Как насчет того, чтобы прогуляться?

– Час ночи, – напомнила я о времени. Себе напомнила. Ну и дивному заодно.

– До ближайшего перекрестка, – неумолимо гнул свою линию Кирнаирэль.

Я посмотрела на его решительное лицо и поняла: спорить мы будем дольше, чем идти эти демоновы сто ярдов от моего дома до конца улицы. К тому же свежий воздух отлично остудит голову. И не только ее.

– Хорошо, – согласилась я и надела кроссовки. Посмотрела на вешалку у входной двери, раздумывая, накинуть ли спортивную куртку. Но платье было красивым, а я в нем, когда примеряла в магазине, так понравилась самой себе, что не захотелось портить образ. Да и ночи сейчас теплые – не замерзну.

С такими мыслями решительно толкнула дверь и первой вышла на улицу. А вот дивный отчего-то на секунду остановился перед тем, как перешагнуть порог. От меня это не укрылось.

– Что, простые двери не для фэйри? – не удержалась я от иронии.

– Вообще-то для меня – любые, – нехотя произнес Язва и решительно ступил на крыльцо.

– Что это значит? – не понимая, уточнила я.

– Да так, небольшая особенность моей расы, – не желая вдаваться в детали, отозвался этот… зараза остроухий.

Что ему, жалко, что ли, объяснить?

– Это такая же особенность, как физические аномалии у высших сидхе? – невинно уточнила я.

Стоило только об этом заикнуться, как дивный впился в меня взглядом.

– Откуда ты знаешь о Вин-лин-Доу? – это был не вопрос – требование.

– О ком?

– О чем, – поправил меня дивный.

– Так что там с ним? – я иногда была столь же упорна, как и этот фэйри.

– Ты ведь не отстанешь?

– Я же работаю в отделе правопорядка, – напомнила я. – А законники – ребята упертые.

– Звучит как диагноз или приговор, – хмыкнул дивный, пытаясь уйти от темы.

Но я ему не дала и выяснила, что Вин-лин-Доу – это… особенность. До Низвержения порой сила дара действительно трансформировала тело высших фэйри. Но впоследствии маги нашли выход и с помощью ритуала преобразовали физическое уродство в умение. Оно и называлось Вин-лин-Доу. В переводе с древнего означало: «То, что дается тебе тяжело и чем ты должен овладеть». У каждого дивного с высоким уровнем дара это умение было своим. Например, Мэб пыталась научиться выпекать шарлотки. Лорд Холма Багрового Вереска – владеть мечом. А Кирнаирэль вот… перешагивать порог. Казалось бы, проще некуда: подними ногу – и все! Но нет. Язве было куда легче взобраться на отвесную скалу, чем войти в двери. Поначалу. Сейчас он овладел своим Вин-лин-Доу в совершенстве. И только со мной вдруг случился сбой.

Я слушала объяснения фэйри внимательно. И чем дальше, тем больше убеждалась в том, что теория Ойло о природе моей аллергии верна. Только пока я увлеклась рассказом дивного о Вин-лин-Доу, не заметила, как замерзла.

Зябко передернула плечами, и это заметил фэйри. А еще сделал вид, что не заметил! Только его кисть легко повернулась, и мне на плечи тут же лег почти не ощутимый согревающий полог.

Еще вчера я бы его даже и не заметила. Но сегодня, с этой ненормальной, вдруг проснувшейся магией все чувства враз стали ярче, острее, насыщеннее. Будто до этого я видела все в черно-белом цвете – и тут по щелчку включили краски.

– Спаси… – сорвалось с языка прежде, чем успела подумать.

Тут же палец фейри запечатал мне губы, не дав произнести последний слог.

– Не стоит благодарить фэйри без крайней нужды. То, что для вас, людей, обычная дань вежливости, мы способны превратить в неподъемный долг и…

Дивный осекся и как-то очень пристально посмотрел в сторону, так и не отняв пальца от моего лица. Я скосила взгляд и увидела… Мантикору! Та сидела у куста и недовольно урчала.

– Все же ее интересуешь ты, а не дом, – выдохнул фэйри.

Гад! Так, значит, это был всего лишь эксперимент дивного! Киса, словно в подтверждение моих мыслей, перешла на одобрительную тональность.

Исследователи фтырховы! Оба! Что дивный, что его питомица! Я зло выдохнула, сама отвела палец фэйри от моих губ, а затем направилась в сторону пушистой шпионки, которая нас преследовала, взяла ее и всучила сидхе. Все это молча.

– Что не так? – нарушил он тишину, когда та начала буквально звенеть в ушах.

– Все! – зло выдохнула я, развернулась на пятках и пошла в сторону дома.

Фэйри с кисой на руках на некотором расстоянии – за мной. Лишь убедившись, что я добралась до входной двери благополучно, он соизволил исчезнуть.

Я же, едва оказалась внутри, защелкнула замок, а затем закрыла и окно в гостиной. На шпингалет! Еще и остальные запоры в доме проверила. Так, на всякий случай. И лишь после легла спать, чтобы утром проснуться нос к… морде. Наглой, пушистой и тычущейся в меня.

На этот раз я решила мантикору игнорировать. Собралась в рекордные сроки, решив, что раз хозяин уже входит сюда как к себе домой, то и забрать может свою питомицу без меня.

Я просчиталась. Вернувшись поздним вечером после работы и нескольких тестов в лечебнице, я обнаружила пушистую у себя на кровати. Зараза!

Точнее, две заразы. Вторая, дивная, появилась на моем пороге спустя четверть часа. Причем в черном деловом костюме, с тростью и неожиданной новостью:

– Кажется, я понял, в чем причина того, что Урнир так тебя полюбила, – произнес дивный.

– И в чем же? – мне и самой стало очень любопытно, а уж профессору-то как, наверное, будет…

– Думаю, тебе стоит увидеть это самой. Собирайся. Мы едем в оперу.

М-да… Если бы дивный заявил, что мы отправляемся на кладбище успокаивать поднятых зомби или в Схинские горы охотиться на свирепых углозубов, то к этому мой гардероб был бы готов куда больше. Но в оперу… У меня же даже надеть нечего или… Тут я вспомнила о вчерашних покупках и достала платье, подаренное Хедриком.

Серебряное, в пол. С открытыми плечами… Я никогда прежде не носила таких. Но сегодня отчего-то захотелось. А еще увидеть себя в зеленых глазах одного дивного. Желание сумасшедшее и абсолютно иррациональное. Но захотелось – и все тут!

Когда я вышла в гостиную, фэйри стоял у окна, которое облюбовал накануне, и смотрел на улицу. Но когда он повернулся ко мне, то замер. И даже, кажется, забыл, как дышать.

Впрочем, у меня тоже что-то случилось с дыханием. Наверное, просто в доме закончился воздух. Весь! Категорически! Потому что дивный был сегодня… особенно дивным. Да, когда он еще только вошел в дом, я не могла не заметить, что сегодня фэйри выглядел как-то особенно элегантно и… высокородно, что ли.

Но тогда, стоя на пороге, он не смотрел на меня так, как сейчас. Словно… словно готов был продырявить мне платье взглядом своих зеленых глаз!

Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы сконцентрироваться на простых, жизненно важных вещах, например, собственном пульсе. Потому что сердце тоже начало халтурить и пропустило удар. Или с десяток ударов.

Усилием воли заставила легкие наполниться кислородом, а мозги начать, наконец, думать! Последнее, к слову, было невыполнимой задачей. Но я справилась. Почти.

– А что делать с мантикорой? – я спросила ради того, чтобы разорвать это невозможное и невыносимое в своем волшебстве молчание.

Мои слова разбили тишину на тысячу осколков. И только после я поняла, как глупо прозвучал вопрос.

– Урнир? – сглотнув, произнес фэйри, и его голос мне показался каким-то хриплым и… удивленным. Словно он не до конца осознал вопрос, а то и вовсе пропустил его мимо ушей, ухватившись лишь за окончание фразы.

В пронзительном «мяу», разнесшемся по дому, мне отчетливо послышалось возмущенное: «Да, со мной!» Но кисе одного вопля было мало. Она демонстративно прошлась еще по спинке дивана, остановилась на его краю и, прогнувшись в спине, потянулась передними лапами, намекая, что вот сейчас начнет когтить обивку.

– Стоять! Бояться! – рявкнула я, представив, что со мной сделает хозяйка дома, если увидит свою любимую мебель в затяжках. Да Дженкинс меня просто порвет на мелкие ленточки! И кису, кстати, тоже, если обнаружит эту наглую пушистую морду на своей территории. Об этом я и сообщила мантикоре. В красках.

Не знаю, насколько киса прониклась, но когти подальше от дивана убрала. И вообще села, обвив лапки своим скорпионьим хвостом, сложив крылышки и изобразив замурчательную прелесть, которую обязательно надо взять с собой.

Фэйри, который наблюдал за нашими с кисой переговорами, усмехнулся, склонился к спинке дивана, на котором восседала эта пушистая рецидивистка так, что его аристократический нос оказался вровень с розовым носиком мантикоры, и проникновенно произнес:

– При условии, что ты ведешь себя прилично.

Киса в ответ согласно мурлыкнула, а я утвердилась во мнении, что эта пушистая гораздо разумнее, чем хочет казаться. Радоваться этому факту или, наоборот, насторожиться, готовясь к худшему, я так и не решила и на всякий случай радостно насторожилась.

Меж тем фэйри как ни в чем не бывало галантно протянул мне руку. Я на миг замерла в нерешительности, а потом все же вложила свои пальцы в мужскую ладонь.

Когда мы выходили из дома, у меня было странное чувство, словно мне в спину кто-то смотрит. Оглянулась. За нами, задрав хвост, гордо вышагивала мантикора. При этом киса всем своим видом напоминала то ли конвоира, то ли телохранителя.

В машину она запрыгнула на заднее сиденье и всю дорогу до оперного театра действительно вела себя тихо. Впрочем, и пока мы поднимались в ложу – тоже. Но как только в зале погас свет, кулисы разъехались и появившийся на сцене певец взял верхние ноты, мантикора протяжно начала подпевать.

– А-а-а-а… ruer torna-a-a-a? – надрывался тенор в костюме молодого дракона.

– Мяу-у-у, – неслось ему в ответ из нашей ложи.

Я сидела, мужественно зажимая рот рукой и пытаясь не засмеяться. Ну, во-первых, потому, что оперный певец был весьма немолод, тучен, величественен и чем-то напоминал дирижабль. Ну такой, у которого сверху внушительный ирокез, имитировавший гребень, посередине чешуйчатое тело с крыльями, а снизу зеленые лосины. Ах да, еще от того места, где у исполнителя заканчивалась спина и начиналась жо… приключения, еще отходил хвост, длинный и похожий на раскормленного, но дохлого удава.

Добавить к этому то, что в партии оказалось множество быстрых переходов от высоких нот к низким, отчего тенору приходилось постоянно то задирать голову, то опускать ее… Со стороны, с учетом ирокеза, было полное ощущение, что исполнитель клюет зерно, как вульгарная курица, а не величественный сын небес, которого он должен был изображать.

Во-вторых, рядом со мной была пушистая фанатка. Правда, поклонницей ли музыки была киса или курятины – еще не известно.

Ну а в третьих, опера была на схинском! И я могла поклясться, что большая часть зала этого языка не знала. Мало того, не говорил на нем и тенор. Иначе бы он так ужасно не промахивался мимо ударений и не коверкал бы даже самые простые слова.

В общем, жалко было всех. И исполнителя, и зрителей, и себя… Себя особенно.

– Сколько будет длиться это испытан… исполнение оперы? – поправилась я в последний момент, но все же не удержалась и усмехнулась под конец.

– Три часа, – отозвался абсолютно серьезно фэйри, и лишь по тому, как дернулись уголки его губ, я поняла: его самого ситуация забавляет.

Это и стало его роковой ошибкой. Потому что я уже больше не смогла сдерживаться.

– Три часа слушать это? – даваясь смехом, уточнила я.

– Мяу-у-у, – вторя моим словам, вдохновенно взвыла киса.

На нас уже начали неодобрительно коситься из других лож. Но я не в силах была остановиться. Да и сидхе, поддавшись моему заразному веселью, уже не пытался скрыть улыбку…

– Я не мог подумать, что получится так… – признался он и щелкнул пальцами, создавая полог тишины.

Зрители оборачиваться на нашу ложу перестали, обратив все свои взоры на сцену. А я же не могла взглянуть туда без смеха.

– Что? – подначивая меня, спросил дивный.

– Бедный певец, – отозвалась, указывая на тенора.

– Эм?

– Мало того, что его заставили выучить свою партию на чужом языке, так и нарядили еще в этот костюм…

– Никогда не думал, что сочувствуют так заразительно, – улыбаясь, ответил фэйри.

– Просто чувство юмора во мне сильнее чувства жалости, – призналась честно.

– В следующий раз, планируя что-то подобное, я это учту, – заверил меня дивный.

– Следующий? – Я внимательно посмотрела на дивного, который вдруг стал серьезным. Мне хотелось задать тысячи вопросов. А еще попросить не шутить так с обычной девушкой. Ведь я прекрасно осознавала, кто я и кто он. И что между нами пропасть. Да такая, что даже и думать не стоит… Хотя порой очень хотелось. Хотя бы помечтать. – Зачем? – сорвалось с моих губ раньше, чем я успела подумать.

– А зачем вообще существуют свидания? – так и не ответив на мой вопрос, в свою очередь спросил фэйри.

– Кирнаирэль, не… – начала было я, но дивный меня перебил:

– Можно просто Кир. Или Язва, – назвав свое мысленное прозвище, усмехнулся этот… Язва!

– Ты обещал не рыться в моей голове! – возмутилась я.

– А меня там и нет. Но в ночь нашего знакомства ты слишком громко думала… Я просто не мог не запомнить. Так меня еще ни разу не называли.

Этот дивный невыносим! Зато сам с легкостью вынесет все мозги кому угодно! Еще пару минут назад мне хотелось улыбаться ему, а сейчас – придушить!

– Хорошо, Кир-р-р, – прорычала я. – Хватит этого твоего дивного юмора, который иногда не отличить от издевки…

– Я не шучу. – Сидхе посмотрел мне прямо в глаза. – Я хочу тебя, – он сглотнул, – узнать получше. Позволь мне это.

Выдохнула, на миг прикрыв глаза. Да, я прекрасно понимала, что жить без надежды, веры и любви – это прекрасно! Потому что это самый верный способ защитить себя от разочарований. И все свои двадцать с небольшим лет я пыталась быть рациональной, логичной, невозмутимой, полагаться только на себя… Но сегодня слова фэйри что-то изменили во мне. Или все дело в пробудившейся магии, которая ударила в голову, но на краткую долю мига захотелось… поддаться чувствам.

Сделать шаг навстречу. Да, мы разные, но я это знаю, отдаю себе отчет и понимаю, что, столкнувшись, как два пульсара, разлетимся навсегда. Но, может, попробовать? Будет потом что вспомнить в старости и… о чем загадочно промолчать. В конце концов, что я теряю? А разочарования… Разве мало их было у меня? Одним больше, одним меньше – какая, к демонам, разница.

Может, хотя бы раз послушать ту штуку под ребрами? Которая то замирала, то заходилась в бешеном ритме, когда рядом был этот невыносимый фэйри.

А он вдруг еще и стал ко мне гораздо ближе. Настолько, что еще немного и…

– I-i-i-l-l-amor!!! – взревел со сцены тенор.

Киса подхватила за ним в экстазе:

– Мяу-у-у-у…

Я поморщилась и после этой звуковой атаки мысленно возблагодарила дивного за полог тишины.

– Она так любит оперу? – спросила я, пытаясь скрыть (от кого только: себя или дивного?) неловкость.

– Нет. Но она любит меня бесить, – не иначе как в сердцах признался сидхе, а затем посуровел и, обратившись к пушистой, произнес: – Ты не выполнила уговор. Так что извини – сама напросилась.

И с этими словами он взял кису за загривок, и… в следующую секунду в его руке был камень! Рубин. И такой внушительный…

– Что за… – потрясенно выдохнула я.

Тут в моих мозгах словно что-то щелкнуло, и я вспомнила слова одного из грабителей-схинцев о булыге, в смысле рубине, на столе в кабинете посольства.

– Это Око Урнира. Живой артефакт. Точнее, перед тобой его элемент. Случайно раскормив… Размножившийся.

– Как это? – спросила, пытаясь осознать, что я только что увидела.

– Долгая история…

– А мы вроде не торопимся. У нас есть целых три часа, чтобы все обсудить, – возразила я.

– Вообще-то нет, – возразил фэйри. – Она скоро появится.

– Кто? – Я почувствовала себя схинским болванчиком, который только и делает, что задает вопросы. Причем не получая ни на один полного ответа!

– Твоя настоящая мать. Она нимфа. А еще – прима этого оперного театра, – произнес Кир и взглядом указал на сцену, куда только что к «дракону» вышла прелестная дева… Во всяком случае, из ложи она выглядела именно так. Стройная, красивая, с прекрасным голосом. И, опережая мои возражения, сидхе добавил: – Я не шучу.

Оказалось, Кир смог найти мою мать, которая когда-то оставила меня на крыльце приюта. Тогда мне не было и месяца. А у нее намечались большие гастроли, и она предпочла карьеру.

– После оперы я могу вас познакомить, – предложил фэйри, внимательно глядя на меня.

Я же сидела и отстраненно смотрела на сцену, не чувствуя к женщине, которая пела на ней… ничего. Когда-то, еще будучи маленькой девочкой, я мечтала, что мама придет, заберет меня, а потом… Потом я повзрослела.

– Не нужно.

– Седерика Норомир богата, знаменита, бездетна и… что-то мне подсказывает, желала бы встречи со своей единственной дочерью. С тобой, – произнес сидхе.

– А я с ней – нет, – ответила тихо, но решительно. – У меня уже есть семья. И мама тоже есть. И пусть она была порой строгой и суровой, но с двумя дюжинами сорванцов по-другому и не получится, – я говорила, а перед глазами было лицо госпожи Борхес. – Ты за этим меня сюда привел? Чтобы я узнала о том, кто моя мать?

На губах вдруг появился полынный привкус разочарования. Не знаю, было ли причиной то, что я наконец увидела женщину, бросившую меня, или то, что это было все же не свидание, а деловая встреча… А я-то успела понадеяться, что и фэйри испытывает ко мне что-то… Наивная.

– Вообще-то, чтобы ты узнала, кто твой прадед, – возразил дивный. – Он был дедом Седерики и последним потомком одного артефактора… того самого, что создал Око Урнира.

– Мантикору? – Кажется, на этот вечер я исчерпала весь лимит удивлений. И сейчас мне срочно требовалось еще. Взаймы!

– Да, кису. Пару лет назад так получилось, что Око украли и… в процессе похищения основной камень артефакта был извлечен и преобразован в живую материю…

– Кису, – подсказала я.

– Да. Но та оказалась очень прожорливой. Так что в момент обратной трансформации в камень и возвращения ее в артефакт мы получили избыточность в виде котенка, который со временем подрос и превратился вот в это. – Фэйри указал взглядом на каменюку в своей руке. – И похоже, что Ури почувствовала в твоих жилах кровь создателя…

Я вспомнила все набеги на холодильник, все визиты кисы, то, как она меня будила утром, и поняла, что если и стану когда-нибудь магом, то только не артефактором… Иначе мои творения меня просто объедят и доведут до нервного тика!

А пока же нервничать меня заставила только опера. К слову, ее мы так и не досмотрели. Кир довез меня до дома, потом проводил до дверей и замер, будто чего-то ожидая. Возможно, приглашения на чай или кофе. Но я решила, что с этими напитками стоит быть поосторожнее: после них иногда дети появляются…

Дивный словно понял мое состояние и, грустно усмехнувшись, произнес:

– Что ж… Тогда до завтра. – И, развернувшись, насвистывая, пошел прочь, к машине.

Каков наглец! Об этом я думала все то время, что готовилась ко сну, а когда уже легла в постель, вдруг встала, подошла к окну и приоткрыла створку. Чтобы воздух в комнате был свежим! Только для этого.

А утром меня уже привычно разбудила наглая пушистая морда.

– И что мне с тобой делать? – спросила я мантикору.

«Кормить и любить», – всем своим видом ответила киса. Но не успела я подняться с постели, как раздался стук в дверь. Накинула халат и пошла открывать. На пороге стоял Кир. С букетом и бумажным пакетом, из которого умопомрачительно пахло едой. Как оказалось, там были бутерброды. Ровно два. Для меня и дивного. Это разочаровало кису настолько, что она мстительно оставила свой гневный комментарий фэйри в ботинок.

Дивный, видимо уже привычный к такому, лишь махнул рукой, кастуя заклинание очищения, а затем предложил подбросить меня до работы. Я, удивившись сама себе, согласилась.

А вечером машина дожидалась меня у крыльца отдела.

– Как насчет прогуляться по парку? – поинтересовался фэйри. Сегодня, что поразительно, он был без пиджака, а в джинсах и кожаной куртке. – Что? – заметив мой удивленный взгляд, спросил он.

– Оказывается, ты носишь не только деловые костюмы.

– Сам в шоке, – шутливо отозвался Кир, который сейчас выглядел как-то проще и понятнее. Досягаемее, что ли.

И мы отправились шокироваться уже вместе. Гуляли по парку, разговаривали обо всем и ни о чем. Я рассказывала о студенчестве и трудностях схинского перевода, узнала, что высшие фэйри владеют сидами. Это что-то вроде родовых земель, только пространство в них сильно искажено, насыщено магией и закрыто куполом, который внешне напоминает холм. Кир же хоть и был высшим фэйри, но не по рождению. Он не унаследовал сид, как, к примеру, лорд Холма Багрового Вереска. Его возвысила королева Мэб за верную службу. А поскольку надела выделить ему не могла, то подарила… корабль. Так что Кир был лордом Блуждающего Холма.

Мы проговорили до густых вечерних сумерек, когда небо уже вызвездило, а вдоль дорожек зажглись фонари-мандарины. Когда же мы выходили из парка, то дивный заприметил цветочницу и, купив у нее букет, подарил мне.

– Зачем? – спросила я, впрочем беря тюльпаны.

– Кажется, так у людей принято ухаживать, – полушутя ответил он.

– Я не про цветы. Я про это все. Прогулку, разговор… это свидание. Ты же мог бы воспользоваться флером? – спросила я напрямую. Ведь фэйри, по слухам, именно так и поступали. Это было правильно, логично… В духе остроухих интриганов.

– А может, я не хочу, – ответил Кир. Эта правда была не просто голой, но еще и обнажающей. Я вдруг почувствовала себя так, будто меня раздели догола. А фэйри меж тем продолжил: – Ты права. Я могу применить свой дар, внушить любые чувства. Но это все будет лживым. А я хочу только тебя. Настоящую.

– Значит, для тебя это снова эксперимент? – Я посмотрела дивному в глаза, вспомнив, как он пытался определить, что интересует мантикору – дом или я, как привел меня в оперу. Я думала – на свидание, оказалось – на деловой разговор. И теперь…

– Нет, – отрезал фэйри.

– Тогда что ты ко мне испытываешь? В данный момент. Ответь! – потребовала я и сжала цветы так сильно, что, кажется, переломала все стебли.

– Много всего. Но сейчас – в первую очередь – терпение.

Дивный еще не договорил, а я увидела, как флер растекается вокруг его фигуры, словно мантия. Зеленая такая, как первая листва, и густая, как смола.

– Ты сейчас позеленел, – некстати прокомментировала я.

– Да, от злости, – согласился Кир.

– Нет, ты просто зеленый… Весь. – И описала, что, собственно, вижу.

– Это невозможно, – возразил дивный, впрочем почти мгновенно беря свою силу, вышедшую за контуры тела, под контроль. – Даже сидхе не видят флера. Лишь ощущают его.

– Ну, значит, я не сидхе, – признала очевидное и пожала плечами.

– Ты хуже, – выдохнул фэйри. – Ты юный маг с нестабильным даром. И сейчас, похоже, было одно из его проявлений.

– А у тебя только что было проявление знаменитой дивной хитрости, – ответила я, оценив, как ловко дивный ушел от ответа на мой вопрос.

– Ты о чем? – прищурился Кир.

– Я о том, что ты так и не ответил. Ты выяснил, почему твоя мантикора облюбовала мой дом, а значит, обязательно придумаешь, как это прекратить. Так зачем я тебе?

– Может быть, за этим… – хрипло выдохнул Кир.

А затем я на личном опыте убедилась, что невозмутимые дивные не такие и невозмутимые… И как же это, оказывается, приятно, когда руки скользят по спине, плечам, когда пальцы фэйри зарываются в волосы на затылке, чуть сжимая пряди и оттягивая их, когда твердые губы дивного и шелк языка одинаково сводят с ума – вот что значило целоваться с Киром.

Да, до этого у меня были свидания, и не только. Но чтобы хоть на одном из них так срывало крышу – да никогда! Чтобы я до исступления ловила мужские губы своими – не было такого! До этого мига. А сейчас… Мы как сумасшедшие глотали взгляды друг друга, пили души, прикосновения, отдавая в ответ всех себя. Целиком. На, бери, не жалко! Возьми…

Кажется, последнее я произнесла вслух. А может, просто подумала. Для дивного и этого было бы достаточно. А он, гад, вместо того, чтобы продолжить, остановился. Замер, тяжело дыша. Да и я вдруг вспомнила, что мне нужен воздух. Грудь заходила ходуном, пульс застучал в ушах, а земля так и норовила уйти из-под ног.

– Если мы не остановимся сейчас, то я за себя не ручаюсь, – сдавленно произнес Кир.

А я вдруг вспомнила, где мы, и с усилием отстранилась от дивного. Что я творю? Хотя… Хотелось вытворять гораздо больше… но дома. Туда-то мы и поехали. Но предаться разврату не удалось: Киру срочно позвонили из посольства. Произошло что-то архиважное, и он, подбросив меня, умчался прочь. А я увидела в этом знак судьбы: когда-то, точно так же стремительно, он и вовсе исчезнет из моей жизни. И к такому исходу нужно быть готовой.

Об этом я думала, чуть приоткрывая окно в спальне перед тем, как лечь в кровать. Для мантикоры. Придет ведь с утра ко мне в постель. Я уже почти привыкла к пробуждениям в ее компании. И когда на рассвете что-то ткнулось мне в плечо, даже не стала просыпаться.

Когда наглая киса лизнула мне шею, пришлось натянуть одеяло повыше. Но тут же я ощутила горячее дыхание, коснувшееся кончика уха, и как-то начала осознавать, что зверюга рядом со мной какая-то слишком крупногабаритная…

Я медленно повернулась и посмотрела на… дивного, который лежал на том самом месте, которое обычно занимала пушистая нахалка.

– А где мантикора? – спросила удивленно.

– Сегодня я вместо нее, – отозвался Кир. – Решил, что раз уж вчера не успел нормально попрощаться, то сегодня стоит хотя бы как следует пожелать тебе доброго утра.

– М-м-м. – Я сладко потянулась, вспоминая, как накануне фэйри ударил по газам, срочно умчавшись в посольство. – Случилось что-то серьезное?

– Ничего такого, что нельзя бы было решить. – Фэйри посерьезнел. – Уже не о чем волноваться.

– Но вчера-то было, – возразила я. – А это значит, что у тебя был стресс, – продолжила я, наконец поняв, что мне не нравится в дивном, лежавшем на моей постели поверх одеяла: на нем было слишком много одежды! Потому хитро добавила: – А стресс надо снимать…

Мои пальцы ловко подцепили одну пуговку на рубашке дивного. Потом вторую, третью… Кир на это сначала приподнял бровь, будто не сразу поверив, что ему сейчас не дадут по шее, как наглой кисе, а дадут по любви…

Что ж, возможно, будь я целомудренной девой, может, и не решилась бы. Но невинности, а вместе с ней и остатков наивности я лишилась несколько лет назад. Так что у Кира не было шансов закончить все безразвратно. Но он и не возражал.

Твердое горячее сильное тело, вес которого оказался удивительно приятен, вжало меня в матрас. И даром что Кир был стройный и поджарый. Пружины под нами жалобно скрипнули. Я ощутила напряженные мышцы дивного, его живот и не удержалась, потерлась о него своим. А затем глубоко вздохнула, отчего ночная сорочка еще четче обозначила мою грудь.

Дивный при виде этой кружевной провокации гулко сглотнул и, приподнявшись на локтях, замер, глядя на меня как завороженный. Я в нетерпении поерзала под ним, требуя продолжения. Потому что вот эта пауза… Она была просто невозможно возбудительная! Настолько, что в моем животе словно свились огненные змеи, а затем это пламя потекло по моим жилам и…

– Ты вся горишь, – выдохнул Кир.

– Ты только заметил? – выдохнула я.

– Я в буквальном смысле, – ответил дивный.

– Решил припомнить мне вчерашнее? – Я нахмурилась, припомнив свое же «позеленел». Но, когда посмотрела на свои руки, которыми обнимала мужские плечи, поняла, что нет, это не месть Кира.

По моей коже действительно пробегали всполохи пламени…

– Вот фтырх! – выдохнула я зло, понимая, что разгул и распутство придется отложить. А я только на них настроилась…

– Это не фтырх, это твой дар. Он готов прорваться… Ему нужно помочь… – произнес с придыханием дивный и легонько укусил в шею.

Я вздрогнула, на миг забыв обо всем, а в следующую секунду ощутила, как по моему телу растекается сила. Это чувство было настолько пьянящим, пронизывающим от макушки до пяток, что я застонала от удовольствия, и с губ слетело:

– Ки-и-ир…

Еще один поцелуй, после которого стало совершенно все равно, что там с моей магией и как она пробуждается… Куда важнее было, что мужские пальцы скользнули под мое нижнее белье и… Божечки-кошечки, как же хорошо!

Я каждой клеточкой своего тела ощущала, как ладони фэйри прикасаются ко мне, гладят, мнут, ласкают. И я выгибалась им навстречу.

Он провоцировал. Я отвечала. Мы знакомились, узнавали друг друга и себя самих, сходили с ума от дразнящих ароматов наших тел. Оказалось, что Кир пах сандалом и можжевельником, а у его кожи был привкус моря. Я ощутила тот, когда провела кончиком языка по шее сидхе. А затем прикусила мочку уха, ощутив, как дивный вздрогнул от удовольствия.

Он судорожно выдохнул:

– Еще!

Мы целовались как безумные. До укусов. До хриплых стонов. Я впивалась ногтями в кожу Кира так, что оставались следы. Обвивалась плющом вокруг его тела, требовала большего. Без слов. Лишь телом. Получила… И едва не сошла с ума от удовольствия. Такого полного, насыщенного и наполняющего, от которого по моему телу прошла дрожь еще от первых движений проникновения. Я не выдержала и застонала. Моя мольба, стон, просьба. Ну же… Дава-а-а-ай… Подалась навстречу. И тут Кир послал к демонам свой контроль. Его флер затопил нас обоих с головой. Я окунулась в его чувства, желания, ощущения.

Я думала, что фэйри сдержанные и хладнокровные. Ха! Как бы не так. То ли это был миф, то ли мне попался какой-то неправильный фэйри. И это было… невероятно. Под маской самоконтроля, оказывается, был шторм. И сейчас меня им накрывало…

Кажется, под нами заскрипела кровать. Кажется, что-то вспыхнуло. Но я почти этого не заметила. Лишь Кир. Его руки, губы… Он сам. Во мне. И снова. И снова…

Я цеплялась за мужские плечи, выгибалась, чувствуя, что вот-вот… и… вот сюд-д-да! Огромный мир сжался, как пространство в дивном холме, до единственной точки, которой была я сама, чтобы в следующий миг взорваться ослепительной вспышкой наслаждения.

Кир догнал меня через несколько глубоких движений и опустился, прошептав мне на ухо:

– Моя любимая ведьма…

– Как ты меня назвал? – лениво спросила я.

По телу растекалась нега, и не хотелось не то что говорить – даже поднимать веки было лень.

– Ну а кто еще способен устроить инквизиторский костер в собственной кровати? – со смешком поинтересовался дивный.

Эти слова заставили меня распахнуть глаза и… Упс! Простыни зияли подпалинами. Из подушки торчали подгорелые перья… Хорошо хоть, Кира не подожгла. Кажется…

Словно прочитав мои мысли, дивный произнес:

– Главное, у тебя окончательно пробудилась магия.

И указал взглядом на мои руки.

Там вокруг запястий светились круги силы! Четыре! Один, вписанный в другой.

– Можно поздравить тебя с инициацией? – шутливо спросил фэйри.

– Поздравляй, – милостиво согласилась я.

И Кир таки поздравил. На этот раз постель мы не жгли. Почти.

Зато на работу я категорически опоздала. Но сделала это счастливо. Даже Норрис заметил, что я сегодня выгляжу как-то необычно и радостно.

– Дар проснулся, – сообщила я коллеге. – Взамен аллергии.

– Хороший обмен, – хмыкнул двуликий.

А вечером меня уже ждал у крыльца отдела правопорядка Кир…

Наш роман с дивным был ярким, оглушительным и… коротким. Фэйри срочно потребовалось отбыть в Долину Холмов. Он обещал вернуться как можно скорее и часто писать. Увы, артефакты связи на столь дальние расстояния не работали. Но… жизнь в приюте научила меня не питать напрасных надежд. Хотя по ночам я плакала в подушку. А днем была сильной. И в глубине души ждала весточки. Но почтовый ящик был пуст.

Все это длилось ровно до того момента, пока профессор Ойло, у которого тяга к науке оказалась неистощимой, вдруг не произнес:

– Все, с сегодняшнего дня никаких тестов. Только наблюдения. И не только у меня, но и у женского лекаря.

Так я узнала, что беременна. Хотя пила же противозачаточное зелье! Но, как оказалось, оно было для людей, а не для фэйри…

Ошарашенная этой новостью, я вышла из лечебницы, не зная, что делать: написать ли письмо Киру? Но он так и не прислал мне ни одного…

Единственное, в чем я точно была уверена: ребенка я не брошу, не отдам в приют ни за что! Да, сейчас я работала. А еще готовилась к экзамену в магакадемию, который должен был пройти через пару недель… И у меня не имелось особых сбережений. Но откуда-то внутри была уверенность: справлюсь со всем. И с заочкой, и с работой, и с малышом.

Это был мой выбор. Моя ответственность. Так я думала, подходя вечером к дому Дженкинс, и, ложась спать, впервые за это лето плотно закрыла окно. И на следующую ночь… И на следующую…

Чтобы однажды утром проснуться оттого, что слышу, как на улице тихо идет дождь, в комнате витает запах свежести, а в лицо мне тычется мантикора!

Я резко распахнула глазами и увидела лежащего на кровати как ни в чем не бывало Кира! Только был он каким-то осунувшимся и усталым. Но даже такой вид не повод заходить ко мне в спальню вот так! После почти месяца молчания!

– Ты так громко думаешь, – услышала я сонный голос дивного.

– Я? Думаю? Да я сейчас действовать буду! – выдохнула я и, со злости схватив подушку, обрушила ее на Кира. – Ни! Одного! Письма! Ни! Весточки! Ни! Че! Го! Отец года! Фтырх тебя подери! – ритмично дубася сидхе, начала было я свою гневную тираду.

Но тут Кир резко сел, впился в меня взглядом, а затем резко схватил за плечи и выдохнул:

– У нас будет ребенок?

А я застыла, как громом пораженная. Потому что на рубашке у дивного расплывалось огромное алое пятно.

– Ты ранен? – наконец, сглотнув, спросила я.

– Уже ничего серьезного, – хотел было отмахнуться фэйри, но не тут-то было!

Я вытрясла из него все. И слегка потрясла известием, что ни одно из писем, что писал мне Кир, до меня не дошло. Хотя, как выяснилось позже, это всего лишь Мэб не понравилось, что ее рыцарь влюбился в простую смертную. Впрочем, спустя пять лет она все же смирилась с этим. Когда я стала дипломированным магом. Артефактором. Хотя когда-то зарекалась, что буду кем угодно, но только не магомехаником!

– Что ж… Статс-дама у меня специалист по взломам, почему бы и леди Блуждающего Холма не быть профессионалом в прослушке и наружном наблюдении? – вынесла вердикт королева. – К тому же знание схинского никогда лишним не бывает. О своих заклятых союзниках нужно знать как можно больше!

В общем, как была я Мышкой-наружкой, так и осталась. Пусть и леди Мишель! К слову, свадьбу с Киром мы сыграли сразу после того, как я сдала экзамены в академию. Тихое торжество состоялось в посольстве.

Со стороны жениха были дивные. С моей – дивные друзья и коллеги. Последние, кстати, столько жучков наоставляли в резиденции, что фэйри их потом с полгода еще находили в самых неожиданных местах! А все потому, что напарники беспокоились за меня. Все же человек, да среди сидхе, славившихся тем, что любили покопаться в чужих головах. Мало ли что… Но офицеры не знали, что помимо магии во мне проснулась еще и кровь предков. Так что ментальные щиты я научилась и создавать, и держать. А если что, Кир всегда оказывался рядом и был готов прикрыть. И прикрывал.

Не скажу, что наша жизнь в посольстве, а потом и в Тиббенойской долине была всегда простой и легкой. Но интересной – это уж точно.

За то время, что мы с Киром пробыли в столице, я получила диплом артефактора. Хотя профессор Ульрих фон Грейт, впервые увидев меня на своей лекции, заявил: «Только через мой труп!» На что я заявила, что у меня знакомых – целый следственный отдел. И если магистр желает умереть, мы все организуем в лучших традициях самоубийства! Преподаватель шутку не оценил, но грозными заявлениями больше не бросался. И даже через пару лет я снискала его расположение (сколько моего флера на это ушло – не счесть!).

Но те пять лет в столице подарили мне не только диплом, но и двух деток. Дочку и сына. Оба белокурые и остроухие, как папочка, для которых мантикора стала отличной няней. Впрочем, Урнир была во многом замечательной. Она очень талантливо срезала шнуровки у фрейлин, обчищала холодильные шкафы и даже возглавила банду крыс-шпионок во дворце! И была тем абсолютно счастлива.

А мы с Киром были счастливы друг другом. Потому что любили и были любимы, и нам не нужно было ничего, кроме того, что уже есть.