Двойка чаш. Приворот из гримуара

0. Шут

Самые важные дни в жизни редко предупреждают о своем наступлении. Чаще всего они сваливаются на голову, как слежавшийся, полурастаявший снег с крыши. И сейчас самый сезон.

Март — странный месяц. Холод еще крепко держится острыми коготками за землю, оставляет льдистые следы на готовых таять водах, запускает пальцы северного ветра за воротник зазевавшимся прохожим. Но человеческое сердце уже чует весну, греется в лучах собственной надежды, как у костра, и начинает биться чуть быстрее. Кошки мурчат на коленях своих людей, сучат лапками, спины выгибают — спокойно и радостно ожидают смену сезона, и заодно напоминают об этом двуногим. А как же иначе, на кошачьей мудрости только и держится мироздание.

По городу пушистые вестники неизбежной весны бродят парочками, хвостами переплетаются, усевшись под какой-нибудь скамейкой, и делают вид, что увлечены исключительно друг другом; на самом деле, они высматривают в шумной суетливой толпе самого грустного, потерянного человека и решают, что теперь его очередь уверовать в светлое будущее. Бегут по пятам, трутся об ноги маленькими головами, оставляют следы шерсти на ткани — чтобы, даже если не получится человека приручить, напоминание о встрече с котами с ним осталось чуть подольше. А главное, они выбивают нового знакомого из привычного потока рутины, заставляют впервые за день действительно присмотреться и прислушаться к улице, к городу, к мяукающему чуду с янтарными глазами. Просто так коты никого не выбирают — они знают, кому нужны сейчас более всего. Кому не хватает немного радости, чтобы дотянуть до оттепели.

Так одним мартовским утром маленькие хранители города и встречают запыхавшуюся, уставшую девушку на пороге неприметной аптеки. Она ворчит что-то под нос, то ли напевает песенку, то ли сама себе на жизнь жалуется; суетливо ищет что-то во внутренних карманах плаща, складках платья, под ковриком на входе. Тщетно. День еще не начался, а уже чем-то успел ей насолить; и, похоже, не впервые — потому что, умей коты переводить с человеческого наречия, то услышали бы об этом несколько крепких слов. Она оглядывается, останавливается, задумавшись — и, осознав, что в проулке нет никого, кроме парочки пушистых хулиганов под стеной соседней лавки, щелчком тонких пальцев отпирает входную дверь. Всполох веселого, трескучего зеленого пламени заполняет замочную скважину, скрипят несмазанные петли. Девушка заходит внутрь, но не раньше, чем в комнату проскальзывает черный кот.

Ахнув, она начинает размахивать руками, пытается прогнать животное, но к нему еще и подружка присоединяется — добротного вида трехцветная кошка с почти беличьим хвостом. Они чинно усаживаются по обе стороны дверного проема, как будто это место решили охранять, и молча, с интересом разглядывают мечущуюся в ужасе девушку.

— Ребята, — разве что не скулит она, хватаясь за голову, — ну не в аптеку же!.. Как я вас людям буду объяснять?

Черныш в ответ лишь веско мяучит, не оставляя никаких сомнений в том, что они не собираются никуда уходить, и что абсолютно точно эта встреча — к лучшему.

После нескольких попыток котов то ли выгнать, то ли подкупить, она сдается и запускает их за стойку — спать в обнимку на единственном стуле в комнате. Блаженно ушками дергать, когда зазвенит колокольчик на входе, и их новая хозяйка наконец начнет свой рабочий день. Слегка запускать коготки в обивку, оставляя на память маленькие следы.

Так и приносит едва наступившая весна в жизнь ведьмочки-аптекарши двух пушистых хранителей, любимцев всей семьи — а любить есть кому!.. Через пару часов после открытия забегает младшая сестренка — звонкая, радостная, даже чуть гиперактивная девчушка. В отличие от старшей, у нее волосы медно-рыжие, но те же ярко-зеленые колдовские глаза, та же сияющая улыбка. Она всегда старается везде успеть, помочь по работе и отцу, и сестре, и еще и с подружками вечерком посплетничать; от котов она приходит в абсолютный восторг, и он взаимен. Ответственное задание — назвать и накормить найденышей — она принимает со всем энтузиазмом.

— Ну вот и здорово, — с облегчением выдыхает девушка, когда два хвостатых чуда, деловито муркнув напоследок, отправляются к ним домой, на знакомство с родителями.

Ее зовут Эстер, и она отлично понимает, что это добрый знак от матери-природы — лучше не придумаешь; только все же в городской аптеке лучше обходиться без животных. Ни в коем случае она не станет прогонять кошек, просто передаст их в добрые руки младшей, а сама примет только послание.

Давно она не получала хороших новостей.

Гостей сегодня немного, как, впрочем, часто случалось в последнее время. Миловидные старушки, вполовину сложившиеся от веса прожитых лет на плечах, которые скрипучими голосами просят у юной лекарки совета; смущающиеся подростки, пытающиеся лечить симптомы переходного возраста на коже; уставшие молодые матери, которые любыми способами хотят успокоить то ли чадо, то ли муженька. Горожане, привыкшие заглядывать к Эстер за микстуркой от всех проблем на свете, и пока хранящие ей верность своего кошелька. Но надвигалось неизбежное: в последние годы стало возникать все больше лавок аптекарей-немагов, ремесленников, постигающих медицину через науку. Они работали много, вдохновленно, искали рациональные пути к решению любых вопросов и за свои труды пока просили сущие копейки. Медленно, но верно выдавливали травниц со своими зельями обратно на окраины, где староверы еще нескоро уверуют в живительную силу человеческой находчивости. И Эстер, может, и не была бы такой противницей прогресса, если бы знала, как ей без этой аптеки жить.

И дело не только в сентиментальной привязанности к потертым шкафчикам с микстурами, воспоминаниях о первых заклятиях или преданности лекарскому делу. Проблема банальная, прозаичная и оттого лишь больнее бьющая — деньги.

Точнее, их отсутствие. Серьезные, неподъемные долги.

Жили они втроем скромно; то, что обе дочери унаследовали магический дар, очень пригодилось в быту, но общей ситуации помогало мало. Лана, младшая, еще не до конца обуздала собственные способности, а обучать ее было некому — в отличие от Эстер, той достались силы огня и света, редкие и опасные, и, к тому же, совершенно бесполезные в аптеке. Она пыталась устроиться подмастерьем к одному кузнецу, но едва на волю духа из горна не выпустила, что начало бы чудовищный пожар. Куда ей податься, пока никто не понимал — оставалось только радоваться, что очаг в доме точно не потухнет. У старика-отца магии не было, только тяжелое, гнетущее прошлое, полное неправильных решений и потерь, за которое они теперь все расплачивались во всех возможных смыслах. Когда умерла его любовь, мать девочек, в поисках нового смысла жизни он подался в игры, где он и просадил в горестном тумане все, что у них оставалось, едва остановился, прежде чем заложить дом. Шли годы, они старались выплатить навалившийся долг, но медленно отец ломался от вины и возраста, и в конце концов вышло так, что Эстер со своей лекарской лавкой осталась единственной кормилицей в семье.

Потом случилась чудесная, светлая полоса, когда впервые за несколько лет будущее перестало вгонять в ужас. Воспоминания о благих днях иногда приносят больше боли, чем сами несчастья; Эстер машинально тянется к тонкой цепочке на шее несколько раз за день, нервно теребит тонкое кольцо — ее личный символ потерянного рая. Она прячет свой печальный кулон в вырез платья, так что покупатели не могут его заметить и начать задавать глупые вопросы. Скрывает от мира, только не снимает никогда.

В конце концов, к микстуре от кашля не должна прилагаться трагичная предыстория лекарки.

Сумасшедшие будни в аптеке помогают Эстер избавиться от главного условия для скорбных стенаний по своей участи на полу — от свободного времени. Она работает столько, что иногда от недосыпа и усталости начинает барахлить магия — и это в последние пару месяцев начало проявляться все чаще и ярче. Пока обходилось без инцидентов, но ведьма, дело имеющая с лекарствами, каких-то проблем себе позволить не может в принципе. Один напыщенный упырь из совета, которому женушка купит зелье для защиты от солнца, получит неожиданный побочный эффект или и вовсе поджарится — и конец наступит не только карьере, но и самой девушке. Поэтому неизбежно увеличивалось время работы над каждой несчастной скляночкой, и это тоже било по кошельку. Эстер старалась не давать себе возможности паниковать, улыбалась и пробивалась через каждый день, как в последний раз; но невольно начинала спрашивать себя, как долго она так сможет продержаться. Мелкие задачи вроде уборки и подсчета ингредиентов она и так передала Лане, но это не спасло.

Так что маленький привет от матери-природы в форме визита от парочки пушистых гонцов был как нельзя вовремя. Это могло значить что угодно: на пути любовь, радостные новости, всепоглощающее счастье или хотя бы лишний четвертак, найденный случайно на дороге!.. главное, что маленькой светлой ведьме напоминали, что она все еще под заботливым взором высших сил, которые не дадут ей окончательно провалиться в бездну. Поэтому сегодня, даже несмотря на редкий звон музыки ветра на входе, Эстер вела дела с легким сердцем; ждала чудес на свою блондинистую голову.

И они не заставили себя ждать.

***

Газеты по центру города всегда разносят одни и те же смешные всклокоченные мальчишки, похожие на воробьев; кличут людей на улицах, стучатся в окна лавочек, сообщают ровно столько свежих сплетен, чтобы заинтересовать, и не раскрыть главной истории. К «тете Эстер» они заглядывают не каждый день, зная, что она не большая любительница слухов, да и лишнюю монетку сейчас скорее отложит; зато у нее всегда можно выпросить сушеных яблок, передать заказ от матери или сестры, или просто погреться, если погода все еще кусается.

Сегодня один из мальчуганов забегает в аптеку, в первую очередь прячась от собратьев — решили поиграть, пока не следят взрослые; тяжело дыша, со смешным тонким свистом на выдохе, он стоит, уперевшись ладонями в худые колени, прежде чем все же поздороваться с хозяйкой.

— Много сегодня хороших новостей? — выцепив свернутую газету из раскрытой сумки-почтальонки, Эстер быстрым взглядом окидывает свежеотпечатанный текст. Кто-то родился, кто-то умер, скоро будет ярмарка, обязательно купите и румяна, и белила для лица; не прислушиваясь к ответу мальчика, ведьма просто бросает монетку в карман сумки.

Ведьминским предчувствием закололо кончики пальцев, когда Эстер прикоснулась к бумаге — проигнорировать его будет просто глупо.

— Нисса спрашивала, когда она сможет зайти за пудрой, — наконец смог выдавить нелепый вестник.

Запросы к аптекарю бывают разные. Чаще всего, люди хотят исправить какую-то проблему. Умные барышни догадывались беды предотвращать, и заказывали у ведуний вроде Эстер различные мази, пудры и припарки, чтобы хранить красоту и здоровье. И не бояться, что от них откажет печень, как от новомодной косметики с асбестом и бог знает, чем еще. Нисса, одна из первых городских красавиц, в Эстер мертвой хваткой вцепилась уже давно — и как в лекарку, и как в девушку, дружба с которой всеми одобрялась. Несмотря на финансовые проблемы, репутация у ее семьи была хорошая — просто по-человечески их многие любили и уважали. Сочувствовали.

— Передай, чтобы через пару дней забежала, почти готово.

Главное, не забыть про нее сегодня вечером.

Дождавшись, когда друзья пробегут мимо двери и умчатся в ложном направлении, мальчишка попрощался с ведьмой и чуть ли не выпрыгнул на улицу; Эстер невольно усмехнулась. Где бы сейчас столько жизнерадостной энергии взять!..

Она вернулась к газете; ее чудо, вероятно, пряталось между чернильных букв. Все слишком ладно складывалось — осталось только знак не проворонить.

Наконец, когда она уже была готова смириться с мыслью, что она поторопилась с интерпретацией и нужно ждать дальше, на глаза попадается небольшое рекламное объявление.

«Внимание ведающим и колдующим! Графство Исендор срочно нуждается в лекаре магического толка, способном работать как с живыми душами, так и с природой. Необходимо излечить людей, растения и животных от проклятия, которое настигло эти благородные и плодородные земли. Граф предоставит Вам, своему новому ассистенту, жилье в своем поместье на все необходимое время и обеспечит достойное жалование — десять тысяч серебром. Он также учтет любые Ваши требования и расходы. Ваша миссия — вдохнуть жизнь и душу обратно в земли Исендора. Если в Вас еще живо стремление спасать, ответьте на призыв с помощью любого магического вестника и отправляйтесь в путь так скоро, как сможете».

Да хранят небеса братца Ниссы и его игры в прятки! Не веря своим глазам, Эстер еще несколько раз перечитывает текст. Исендор — хмурое местечко ближе к северу, которое, несмотря на свое, казалось бы, неудачное расположение, всегда процветало. У торговцев оттуда всегда можно было найти самые редкие травы, удивительные цветы и фрукты; о садах графа слагали баллады, там мечтали побывать все поэты и романтики. Исендор проклят! И им нужен маг-природник… или на ведьму тоже согласятся?

Самой интересной была строчка про вознаграждение. Если граф не лукавит, то за работу магического садовника он готов заплатить целое состояние. О таких деньгах многие даже не мечтают; это то, что может решить все проблемы с долгами в их семье. Не вывести в свет, конечно, просто вернуть обратно на нейтральный уровень, избавить от постоянной тревоги и необходимости выбирать судьбу каждой медной монетки. Но большего и не нужно!.. вот она, благостная весть, которую на хвостах принесли с собой коты утром.

Правильно, конечно, было бы посоветоваться с отцом и Ланой, но тогда Эстер рисковала, что среди читателей окажется другой отчаянный лекарь, готовый тут же сорваться в сомнительное путешествие. Лучше поторопиться; дрожащими руками она на каком-то клочке пергамента пишет краткий ответ. Так и так, ведьма-лекарка Эстер из Флистана будет рада помочь возродить природу чудесного графства Исендор. Готова выехать сразу, как получу подтверждающее письмо. И жирная, в неведомого монстра расплывшаяся чернильная клякса в конце — потому что без этого обойтись ну совсем уж нельзя было.

Открыв дверь, не стесняясь напугать случайных прохожих, Эстер ведет себя не как леди — свистит на всю улицу. Какой-то солидный мужчина чиновничьего вида даже вздрагивает, и недовольно уползает дальше по своим делам, бурча под нос всякого рода непотребства и мнения по поводу распоясавшихся дам.

На зов откликается белоснежная голубка — девушка воспринимает это как еще один хороший знак. Осторожно привязав послание к лапке птицы и погладив ее пальцем по покатой голове, Эстер щелкает пальцами — полупрозрачное зеленое сияние облаком окутывает голубку, и через пару секунд опадает, как густой туман. Теперь вестник точно доберется, куда нужно, и, в отличие от незаколдованных соратников, просто неприлично быстрее.

Такой первый маленький тест от графа. Если вашу птицу придется ждать неделями — извините, другого кандидата выберем. Немного прямолинейно, но справедливо. Если это действительно проклятие, а не проблема с удобрениями, новичку не справиться — а чем дольше ждать, тем сложнее будет исцелить.

Эстер стоит на пороге, следит за удаляющейся белой точкой на небе, пока та окончательно не скроется из виду. От тревоги и предвкушения в животе сворачивается холодный клубок; кажется, ни на что уже не хватит внимания сегодня. Так и будет, как на иллюстрациях к старым сказкам, вздыхая, ждать весточки у окна.

Невольно Эстер снова тянется к цепочке на шее, с усилием проводит по звеньям подушечками пальцев.

Сейчас не время в себе сомневаться. Это — первый шаг на долгом и тернистом пути к звездам.

И она готова его пройти.

I. Маг

Говорят, три — магическое число.

А еще семь. И тринадцать, если темной стороны не гнушаться. Дальше идут совсем уже неприличные — тридцать три те же. Она же не будет больше месяца ответа ждать? К тому моменту уже пора будет смириться, что на работу выбрали другого колдуна, наверное; но пока еще тишину можно списать на раздумья… сочинение долгого, прочувственного, радушного приглашения… трагическую смерть гонца с добрыми вестями по дороге? Птичку было, конечно, жалко, но думать о том, что граф просто увидел «ведьма» и выбросил письмо в камин, хуже.

Сказать, что Эстер волнуется — ничего не сказать.

Семья подозревает, что что-то изменилось, что-то не так; но спрашивать боятся, потому что завитком вопросительного знака могут попасть в только недавно затянувшуюся рану. Кто ее знает, на самом деле; в последнее время она в аптеке проводит гораздо больше времени, чем дома, и секретов могло накопиться немало. Так что тревожное настроение невольно перекидывается на других обитателей дома, как ядовитый плющ; спокойствие сохраняют только коты, абсолютно довольные новой жизнью. Хвостатые хулиганы при любой возможности пытаются вдвоем устроиться на коленях у Эстер, и их совершенно не волнует, что там и для одного-то места маловато. Скатываются обратно на кровать или на пол, тяжело и трагично вздыхают, залезают обратно, напоминают: вот эта барышня — адресат благих новостей, и пока она ждет их подтверждение, наша работа не закончена.

Лана начинает складывать два и два, когда, после полугода тщетной мольбы научить ее хотя бы базовым зельям, наконец получает от старшей сестры толстую, потрепанную, вручную сшитую книжечку с личными рецептами Эстер. Из-за ее огненной магии получится, конечно, не сразу и не все, но мазь от шрамов или микстуру от проклятий на мужское бессилие она сможет сделать. Эстер всегда за лавку держалась, как за собственное детище, это была ее жизнь, ее радость и смысл; а тут передает самые сокровенные секреты? Еще и по собственной воле? Гроза надвигается, не иначе; Лана повадилась за сестрой следить, как никогда прежде, любой необычный жест расценивая как причину волноваться.

До прямой конфронтации пока не дошло. Пока. Все-таки сложно огненной ведьмочке сдерживать собственный темперамент, особенно, когда все чувства на контрасте с закрытой природницей кажутся втрое ярче. Подростковые страсти все это лишь усугубляют. Эстер наблюдает за метаниями младшей и молчаливо благодарит судьбу, что для нее это все уже позади.

Разница в возрасте у них тоже магическая-нумерологическая. Семь лет, и обе одаренные. Как по учебнику.

Заклинания из общей, бытовой магии, которые помогали ухаживать за отцом и держать дом в относительном порядке, младшая уже давно довела до совершенства; на нее было не страшно оставить хозяйство полностью, хоть и увеличилось количество проживающих ровно на две остроухих головы. Эстер невольно ловила себя на том, что, еще не получив ответа на письмо, уже будто бы прощалась с родными стенами. Гладила по шерстяным спинкам котов, и думала: могла ли поторопиться. Обознаться. Пропустить в погоне за вестью из умирающих садов Исендора другой, более прозрачный намек от судьбы? Не зря ведь ответа не слышно уже один, два, три… четыре дня.

Ну и ладно. Не сильно-то и хотелось. Возможность была великолепная, настолько соблазнительная, что почти подозрительная; может, в этом и подвох. Придется все же пойти сложным путем, которым, в общем-то, последние несколько лет и шла Эстер. По сути, ничего и не изменилось… осталось только себя в этом убедить, и задушить на корню невнятную обиду в сторону неведомого графа, чьего имени она даже не знала.

На седьмой день Эстер теряет надежду. На восьмой получает письмо.

На подоконник дома, клацая когтями, приземляется увесистый ворон с почти по-человечески интеллигентным взглядом. К его лапке привязан небольшой свиток и мешочек из темно-зеленого бархата — редкой красоты ткань, при виде платья из такого отреза любая принцесса удавилась бы.

«Граф Кейн невероятно рад Вашему согласию сотрудничать! Для воскрешения земель потребуется немало сил, и мы восхищены Вашим благородством. Выдвигайтесь как можно скорее! Если скромного пособия в послании не хватит на дорогу, Вам все будет возмещено по приезде. В скором времени ждем личного знакомства с Эстер, талантливой ведьмой из Флистана».

Честно? Какой бы там церковный мальчишка ни писал за графа корреспонденцию, Эстер ему всей душой была благодарна. Если бы он не упомянул ее имя, все еще была бы возможность засомневаться, подумать, что какой-то другой целительнице из города попалась та счастливая газета. А так… абсолютная уверенность!

…и абсолютный ужас навалившейся ответственности.

Несколько минут Эстер стоит, пожирая глазами каждый завиток на курсивном почерке, и даже не сразу тянется к мешочку — а ворон терпит, сидит, иногда вздрагивает крыльями, будто подгоняет получательницу. Может, ему еще и отчитаться нужно будет — кто знает, какой именно магией владеет ее новый работодатель в Исендоре. Вполне и заклинателя зверей туда могло занести.

В бархат завернуто всего несколько монеток. Опешив, Эстер даже от ворона отворачивается, когда тянет подарок на зуб проверить — нашла кого стесняться, птицы!.. а это действительно золото.

«Скромное» послание на дорожные траты от графа стоило больше, чем пара месяцев работы в аптеке.

Сомнений быть не могло. Вот оно, то самое долгожданное чудо.

Не выдержав напора эмоций, Эстер возликовала вслух — запищала, как маленькая девочка, и закружилась на месте; от неожиданности ворон озадаченно каркнул и улетел.

Главное послание из ее реакции он уже получил.

***

Весть о расставании на неопределенное время спокойно восприняли только коты.

И Лана, и отец честно старались сделать вид, что от волнения за Эстер буквально с ума не сходят, но получалось неубедительно; разговоров было проведено много, можно было обойтись одним общим, если честно. Все в этой затее им казалось подозрительным и опасным, и Эстер, в принципе, немногое могла этим страхам противопоставить — да, черт его знает, этого графа и что на самом деле отравило его сады, но, если все так складывается, и она сможет оплатить все долги раз в сто быстрее, чем планировалось? Можно и на приключение решиться. Она, в конце концов, не из робкого десятка, при необходимости на ее сторону встанет сама мать-природа — у котов спросите, если не верите!..

Такой себе, конечно, аргумент.

И это казалось сценой с картины. Эстер, сострадательная, благородная, и как-там-ее-еще-назвали ведьма-целительница, стояла в захламленной комнате своего небольшого домика и собирала вещи для предстоящего путешествия. Солнечный свет проникал сквозь старые окна, освещая все вокруг теплым светом и вселяя в нее надежду.

Ее младшая сестра бегала по дому, собирая безделушки и зелья, чтобы помочь сестре в ее походе. В воздухе витала атмосфера суматохи, смешанная с воспоминаниями о нежных моментах между сестрами, будто одновременно подразумевалось, что если девушка и вернется в стены родного дома, то уже совсем другим человеком. Девичий задор Ланы резко контрастировал с сокрытой тревогой Эстер. Комната оживала при каждом их разговоре.

Тем временем их стареющий отец, мудрый мужчина с оплывающим, как свеча, обветренным лицом, чьи годы проступали в каждой морщине, кропотливо мастерил для Эстер посох — символ рода в ее предстоящем путешествии. Его шишковатые руки двигались с точностью ремесленника, наполняя посох защитной магией, чтобы уберечь ее от бед. Несмотря на то, что он не получил доступа к тонким нитям в полотне мира, энергия проникала в его творения — иногда не нужно быть колдуном, чтобы вдохнуть жизнь в амулет. Достаточно быть любящим отцом.

В углу комнаты, на старинном сундуке сидели два озорных и грузных кота. Их глаза-бусинки и довольные ухмылки выдавали в них вестников — вместо того, чтобы присоединиться к беготне, они просто следили за суматохой со смесью веселья и любопытства. Отныне они были верными спутниками ведающих женщин этой семьи, хранителями секретов.

По мере того, как приближалось время отъезда, атмосфера медленно густела, как янтарь, в котором должна была остаться заперта очередная стрекоза; в воздухе витал аромат свежезаваренного травяного чая, пыли и пергамента, люди ходили разве что не на носочках, а коты заинтересованно навострили ушки, готовясь услышать последние шаги на пороге дома.

Второй раз в жизни Эстер готовилась отделиться от этой семьи; возможно, в этот раз действительно получится.

Эстер, сияющая и уверенная, вышла загружать свои вещи на телегу. Воздух в этот прекрасный утренний час был пронизан морозной свежестью.

Суета медленно заполняла улицы, а девушка с легкостью улыбалась встречающим ее прохожим. Она направилась к кучеру, который ждал, не готовый терять времени. Они обменялись вежливыми приветствиями, и Эстер поднялась на телегу, готовая отправиться в свое приключение.

Лана стояла на пороге, смотря на сестру с гордостью и нежностью.

— Только попробуй о нас позабыть! Я буду ждать от тебя письма каждый день. На закате! — прокричала она, махая рукой. Старик-отец, сидя на веранде, склонил голову в молитве.

Телега двигалась по улицам города. Вдалеке мелькали крыши домов и цветочные лавки, словно провожая ее на ее пути. Поездка в отдаленное северное графство была самым волнующим испытанием если не в ее жизни, то хотя бы за последние пару лет. Было неожиданно и непривычно думать о себе, как о сорвиголове, решившейся на резкие изменения. Она чувствовала смесь страха и нетерпения.

Город постепенно исчезал из виду, заменяясь просыпающимися полями и живописными лесами. Огромные сосны и березы украшали пути, а белые облака танцевали на небе.

Время шло быстро, и стук лошадиных копыт нес Эстер ближе к ее цели. Она представляла себе, как вскоре она сможет помочь людям, освободив их от проклятия. Мысли о наступающих переменах и новых возможностях наполняли ее сердце радостью. И о деньгах. Мысли о деньгах, как бы то ни казалось, в этой ситуации были главными. Бедность, конечно, не порок; но неудобство. Возможность просто заниматься любимым делом и не считать каждую монетку казалась такой призрачной, иронично — волшебной.

Это было похоже на сон. Слишком нереально. Эстер проснулась бы в своей постели и посмеялась бы над своими мыслями. Но нет, она действительно ехала в дорожной повозке в отдаленное графство, готовилась к титулу новой спасительницы голодных и проклятых земель.

— Даниэль, — позвала Эстер кучера, — почему мы едем так медленно?

— Дорога слишком сложная, — отозвался он. — Коня лучше поберечь. У нас впереди еще долгий путь.

Эстер кивнула и снова стала рассматривать пейзажи. По обеим сторонам дороги раскинулись поля, уже зеленеющие. Вдалеке виднелись деревенские дома. Эстер почувствовала себя свободно. Она выбрала быструю повозку, чтобы как можно скорее добраться до места, но даже так ощущала спокойствие. Эстер чувствовала, что это важный шаг на ее пути. И путь этот был долог.

— Даниэль, мы остановимся на ночлег? — снова окликнула она кучера.

— Нет, — ответил он. — Еще слишком рано. Лучше доехать до ближайшей деревни. Там и переночуем.

Эстер кивнула. Деревня, в которой они остановились, была небольшой. На ее окраине располагалась гостиница, где путники могли переночевать.

Солнце медленно ползло в небе, бросая теплые золотистые отблески на землю. Неверное, лукавое и кокетливое — до настоящего тепла еще было далеко. Хозяйка постоялого двора встретила их с благодушием провинциальной бабушки, которая так никогда и не научилась читать — деньги за ночлег она приняла исключительно для декорума, и тут же утащила бедного Даниэля в обеденную комнату сплетничать. Расскажи, молодчик, все, что творилось в столице в последние пару десятилетий, порадуй душеньку.

Эстер шагает по запутанным дорожкам деревни. Солнце еще не успели вытеснить тени, и улицы казались укутанными в покров неживой тишины. Она машинально держалась пальцами за поля шляпы, оберегала ее от опасного ветра, который чувствовал в ней служительницу природы и игрался. Шутливо угрожал, но, сжалившись, стал шептать ей на ухо тайны ветхих домов: направо повернешь — голову потеряешь…

Местные жители приветствовали ведьму с улыбками, но их глаза скрывали некую недоверчивость и тайную осторожность. Будто бы она охотница, которую медленно окружает стая перепуганных, но все еще диких зверей. На приручение нет времени, нужно просто не быть растерзанной или не заразиться бешенством — казалось бы, задание простое. Все здесь обманчиво, тонко и призрачно; невольно она задумалась, не предупреждение ли это. Оказавшись в месте, подозрительно похожем на лимб, дальше можно попасть только в одну из крайностей. Или рай, или ад. Готова ли ты, целительница из Флистана, поклясться в уверенности каждого своего шага?

Уже неважно.

В одном из домов горит свеча. Как только Эстер сворачивает на эту улочку, душа ее съеживается в груди, покрываясь тонкими иголочками инея — страшно. Столько бравады, столько надежды, а при встрече с аурой непривычных заклятий становится не по себе.

В этих стенах тоже живет ведунья. Судя по настроению местных, не самого благородного толка — будь это город, к ней давно постучалась бы инквизиция. Только вот здесь ее помощь ценнее условного, далекого и часто нелепого закона.

Осторожно, опасаясь наткнуться случайно на защитное заклятие, Эстер подходит к дому и трижды стучится в тяжелую деревянную дверь.

У женщины по другую сторону длинные седые волосы, заплетенные в сложную косу. Абсолютно ровная, неожиданно молодая кожа без единой складки или родинки; большой, кривой рот, у которого один уголок навечно застыл опущенным. Тяжелые золотые серьги в ушах.

Всего один ярко-зеленый глаз.

***

Она называет гостью «родной», «красавицей», «голубкой». Проводит ее в комнаты, усаживает на какой-то сундук, приносит чашку с чем-то дымящимся, к чему никто в своем уме никогда не прикоснется. Раскладывает на полу карты раньше, чем Эстер успевает задать хоть какой-то вопрос, и красноречиво прижимает к губам тонкий указательный палец. Одной фаланги не хватает.

Эти символы девушка никогда не училась читать, как и руны — относилась к таким магическим ремеслам не без доли презрения. Если можно просто что-то спросить у падающей звезды или непуганной нимфы, зачем ограничивать себя набором из картинок и сюжетов? Подвох был в том, что духи могли слукавить, просто чтобы поиграться с человеком, и понаблюдать за хаосом. Поэтому гадалки своим искусством гордились не меньше одаренных ведуний, и сейчас Эстер воочию наблюдала, как на полотне из несвязных, казалось бы, эпизодов невиданная женщина расставляет вехи ее жизненного пути.

— Смерть, — хрипит женщина, вытаскивает из колоды карту и разворачивает ее к зрительнице. — Не бойся Смерти, дитя. Это не конец, а лишь способ сменить путь. Видишь, встает солнце? — обтянутой кожей костью она тычет в изображение, где мертвый рыцарь на коне заходит в город, и под копытами лежат тела. Рассвет — не то, на что проще обратить внимание. — Начало нового дня. Смерть несет перерождение.

Она переворачивает одну из карт, разложенных на полу, рубашкой вниз, и хищно улыбается.

— Влюбленные! — двое, прикрытые лишь листьями, стоят в райском саду под наблюдением ангела. — Они готовы сделать шаг за врата, совершить первородный грех. Это карта выбора между доводами сердца и разума, между благим неведением и запретным плодом. И все мы знаем, что выбрала Ева!.. так что берегись, зов чувств может вести в бездну.

Новую карту можно было бы и не объяснять — Эстер задерживает дыхание, смотрит, как острые лезвия пронзают алое гигантское сердце на фоне грозового неба. Ничего более — только…

— Три меча, — довольная, ведьма потирает ладони; она знала, открывая дверь хрупкой страннице, что наткнулась на что-то многообещающее. — Потеря, скорбь, душа, растерзанная противоречиями и тщетными попытками исцелиться. Но это, — она вдруг хмурится, — уже в тебе давно…

И для уточнения она вытягивает еще один аркан — и сама себе утвердительно кивает прежде, чем раскрыть теорию гостье.

— Шестерка кубков. Застряла в прошлом, живешь воспоминаниями, и Смерть тебя из этого сладостного тумана и будет выдергивать, — изображение радостной и светлой сцены, где мальчик дарит девочке кубок, полный белых цветов, контрастно смотрится на фоне мрачного неба трех мечей. — Это время прошло, букеты уже завяли, в кубки налили кровь, и она вместе с вином ушла в землю — пора двигаться дальше.

Последнюю карту она поднимает на уровень своего лица — специально, чтобы Эстер не смогла подсмотреть. Итог ситуации. Оценивающе щурится, достает уточняющую, пару секунд ждет и, подумав, молча убирает оба послания обратно в колоду.

— Десятка пентаклей, — сухо сообщает, собирая остальные карты и тасуя их легким, привычным движением. — С семью жезлами в паре. Будешь бороться за место под солнцем, мечтать о стабильности и простоте. Не возгордись — с пьедестала свалишься.

Интересная реакция. Смерть и Влюбленные ей точно показались увлекательнее…

— Я не успела еще на него и взобраться, — пытается отшутиться Эстер, сглатывая ком в горле.

Предсказательница ухмыляется, будто ничего смешнее и нелепее в жизни не слыхала.

— Зачем ты сюда пришла?

— Я в дороге. Утром мы уедем…

— Нет. В этот дом.

Эстер неопределенно ведет плечами. Как-то конкретно сформулировать этот позыв она просто не успела — безымянная-безумная ведунья затянула ее на свой ритуал раньше, чем они смогли друг другу представиться. С легким оттенком разочарования на лице она начинает снова тасовать колоду.

— Ладно. Выбери: совет или предупреждение?

— Совет, — на секунду помедлив, решает Эстер.

Мелькают карты, смешиваются узором рубашек в движении; последнее слово остается за хозяйкой странного дома в глуши, и она донельзя этим фактом довольна.

— Дьявол, — она разве что не мурлычет. — Тебе придется встретиться с Тьмой лицом к лицу… и тебе понравится.

Эстер быстро отводит невольно зацепившийся за бесстыдную иллюстрацию взгляд. Вот тебе и наставление. Карта соблазна.

Хорошо, что в полумраке не видно, как она краснеет.

II. Верховная Жрица

Кучеру пришлось очень абстрактно объяснять, почему им нужно выдвигаться до рассвета. Да, даже если хозяйка постоялого двора предлагает накормить тебя завтраком. Да, даже если ты с этой хозяйкой ночевал. Кого бояться стоит больше — боевую старушку без дара или паникующую ведьму? То-то же.

Проблема была даже не в раскладе. Точнее, не только в нем. Карты не сказали ничего, что Эстер про себя уже давно не знала — а перемены спасибо, что по Смерти, а не по Башне; после встречи с шестнадцатым арканом себя придется по кусочкам собирать. Интригуют Влюбленные — выбор выбором, а может и банально интрижкой проиграться. Подвох она почуяла, когда коллега решила не просить оплату за расклад. У любого действия есть противодействие, у любого заклятия есть цена; если уйти от гадалки с полным кошельком, откат догонит потом обоих. Поэтому, когда Эстер потянулась хотя бы за какой-то мелкой монетой, а одноглазая ведунья начала чуть ли не открещиваться, стало ясно — хорошо это не закончится.

Иногда не помешает быть… чересчур осторожной.

Бедняга Даниэль ворчит, но повинуется, и они отправляются в путь. Они покидают близкие к дому, относительно знакомые земли с пышными полями злаков и изумрудными холмами с лиственными деревьями, переходя в темные, холодные и пугающие леса.

Медленно, почти незаметно, природа перетекает из одного настроения в противоположное. Перед ними простирается массив древних деревьев, их ветви переплетаются, словно паутинки, закрывая небосвод от нежных лучей солнца. Туман зловеще навис над сырыми землями, словно покрывало.

Эстер еле могла сдерживать дрожь в руках, пока повозка шла по извилистой дороге, прокладываемой через неожиданно мрачные лесные просторы. Так далеко от отчего крова она еще никогда не бывала, и теоретическое знание географии тут как-то совсем не поднимало настроение; да, между независимым городом и графством лежат богом забытые чащи. Ведьме ли природнице этого бояться? Стыдно даже.

Густая листва склонилась над путниками, словно свод пещеры. Звуки природы здесь несколько приглушены, похоже, время остановилось, замерло в темных объятьях леса. Неровный полет растрепанных, будто камнями подбитых ворон навевает жуткие мысли. Из-под ветвей доносится шуршание. Одинокий старый дуб возвышается над остальными деревьями, его искривленные ветви словно вытягиваются к небу, образуя зловещую фигуру. Мох покрывает стволы и камни, создавая впечатление, будто земля поглощает все живое, и теряется ощущение перспективы — то ли лес к небу, то ли корни к костям…

Не светлой служительнице матери-природы ежиться от тревоги в таких условиях. А все же что-то пробирает.

Густую тишину спящей чащи прорывает отчаянный, скрипящий крик. Зов о помощи. Эстер просит кучера остановиться, и выпрыгивает из повозки, едва та успевает замедлиться. Это не человеческий голос. Так звучит раненый зверь, пораженный не только болью и опасностью, но и предательством родного леса.

Эстер ступает осторожно, стараясь идти на звук, но ветви на мерзлой земле предательски хрустят под подошвой. Пульс учащается, кровь стучит в висках, и ведьма старается успокоиться, не давая собственным эмоциям затуманить голову и помешать найти зверя.

Корни сплетаются в коварные узлы под ногами, колючие ветви цепляются за подол накидки и платья; девушке несколько раз приходится останавливаться и сворачивать в другую сторону, будто ее пытаются запутать. Сбить с дороги. Предупредить? Помешать? Она не может позволить себе роскоши задуматься об этом, когда вновь слышит крик раненого животного.

Это лиса. Она попала в охотничью ловушку, и ей перебило заднюю лапу; бедное создание все извелось, пытаясь вырваться из металлических тисков, но лишь ухудшало ситуацию. Когда Эстер приблизилась, лиса вновь заметалась в ужасе, не ожидая, что человеческая незнакомка способна проявить сочувствие и помочь.

К ее собственному несчастью, лесная красавица была идеальной целью для браконьера: с густым темным, почти черным мехом и великолепным хвостом. Снег меж деревьев оттаял еще не полностью, и она выделялась среди белизны сугробов, как уголек на шелковом платке. Не рискуя приближаться к раненому зверю и дальше, Эстер медленно и осторожно опускается на колени и прижимает одну ладонь к земле, игнорируя боль от контакта льда и кожи. Вторую она кладет себе на грудь, туда, где можно ощутить участившееся биение сердца.

В слова свои она почти не вкладывает голоса, только чистую, первородную силу. С щелчком распахивается ловушка, освобождая лапу. Ни один рукотворный механизм не способен сопротивляться воле ведуньи; и лечение — главное ее призвание. Между ребер девушки зарождается зеленая искра, через несколько секунд сжимается в сгусток чистой колдовской энергии, и по пальцам вжатой в почву руки перетекает к раненому зверю. Лиса в ужасе пытается отползти, но магия настигает ее быстрее, и забирает всю боль. Соединяет хрупкие кости, затягивает кожу, останавливает кровь. Исправляет жестокую ошибку другого человека; восстанавливает баланс в природе.

Целительницы призваны избавлять от страданий.

Не веря в такую удачу, лиса вскакивает и слегка переминается на месте, будто проверяя, а точно ли боль закончилась. Внимательными, почти человеческими бусинками глаз смотрит на Эстер, еще застывшую в позе призыва. Изучает. Может быть, даже запомнить пытается — вот ты какое, людское сочувствие. Нечастый гость.

Принюхивается, а затем широко машет хвостом пару раз — одновременно благодарность и прощание. И прежде, чем девушка успеет даже на шаг к ней приблизиться, лиса темной молнией отправляется обратно в чащу. Домой.

С облегчением ведунья поднимается с земли, отряхивает юбки, запрокидывает голову и чуть стоит так, наблюдая, как редкая снежная крупа срывается с облаков, и сразу же тает на разгоряченной коже ее лица и рук. Утренняя тревога тихонько отступала. Встречу с таким зверьком тоже можно расценить, как добрый знак — значит, она так и сделает. Дали размяться перед большой работой.

Осталось по этому бурелому обратно добраться до повозки.

***

— Приближаемся к Исендору, — сообщает Даниэль, подстегивая лошадей. — Если не задержимся, на окраине будем уже после заката. Там и до поместья недалеко.

Отлично. Только можно было и не объяснять, на самом деле.

Если леса по дороге были просто пугающими, то чем дальше они ехали, тем больше от каждого дерева начинало сильнее разить смертью. Все покрыло тонким слоем ядовитого пепла после колдовского пожара — кроны склонились к земле, и даже под блеклым мартовским солнцем было видно, что от корней по стволам поднимается черная паутина проклятья. Такое дерево даже на гроб не пустишь, коли хочешь для почившего спокойного посмертия. Все здесь казалось искаженным. Прежде пышные и благодатные поля ныне отторгали любую жизнь, оставляя только пыль и безлюдье. Они будто пережили не посев, а страшную битву — было видно лишь искаженные стебли, как скелеты погибших воинов. Страшно представить, в каком состоянии реки… скот… люди!

Что ж, Эстер из Флистана, работы у тебя впереди очень много. Смрад черной магии был настолько силен, что воздух ощущался даже влажным от этого; девушка невольно съежилась и посильнее закуталась в дорожный плащ. В этот момент она даже чуть позавидовала вознице — он не маг, а значит, к такому просто не чувствителен. Видит, разумеется, в каком состоянии природа, но может спокойно подставить лицо морозному дуновению ветра и не сдерживать при этом рвотный позыв. Эстер еще никогда ранее не сталкивалась с масштабным проклятием, и она боялась представить, насколько могучим должен быть наложивший его чернокнижник.

Наверное, можно было еще развернуть повозку, пропасть из поля зрения графа, выслать ему оставшиеся деньги и снова открыть двери аптеки; честно признаться родным и себе, что испугалась. Недооценила ситуацию. Попыталась хватать с неба звезды, и сразу же всю кожу на ладонях и сожгла; но… от воспоминания об испуганной лисе в груди у ведьмы защемило. Все здесь смотрит на нее, как тот несчастный зверь. Ждет или помощи, или приговора.

Все же она попробует.

Наконец начинают виднеться дома, главная дорога разветвляется, и они останавливаются на ночь в небольшом поселении. Если бы не пейзаж, чудесное было бы местечко — несколько аккуратных домов, таверна, слегка покосившаяся церквушка. Здесь жили работники тех самых погибающих земель.

И свою будущую спасительницу они приняли интересно.

Когда Эстер сумбурно объясняла, кто такая и зачем явилась, и даже письмо от графа достала, хозяйка местной таверны смотрела на нее долго, с почти рыбьем выражением слепнущих глаз. Ей будто бы требовалось чуть больше времени, чтобы воспринять эту историю, и после неловкой паузы в конце пламенной речи гостьи она просто кивнула, и, слишком растягивая гласные, сказала:

— На графа Ви-и-интера работать. Уда-а-ачи.

Вот и воспринимай это, как хочешь.

На ночь ее разместили в крохотной комнатке под самой крышей, но тут уже выбирать особо не приходилось; не в повозке же спать ложиться. Чуть позже она села за столик в углу зала, где под низким потолком витали запахи тушеного мяса и свежего хлеба. Свет очага мягко освещал ее утомленное лицо. Хозяйка таверны, полная женщина с суровыми чертами, без слов положила перед ней грубо выточенную кружку и тарелку с ужином. Эстер, поблагодарив кивком, попыталась завязать разговор.

— Странно видеть земли графства в таком упадке, — начала она, пробуя отварной картофель. — Исендор всегда мог похвастаться изобилием.

Отвечать женщина ей не стала, просто хмыкнула и ушла обратно; кто-то не настроен на расспросы…

Зато сидящий у огня мужчина в возрасте красноречиво закашлялся. Вряд ли перед ним стояла его первая кружка, и он был рад или обнадежить, или запугать молодую целительницу; он выглядел безумно усталым, лицо было иссечено морщинами, а в глазах теплился огонек знания.

— Земли графства… Они умирают, как и все, что на них пытаются посеять, — медленно, прерываясь, чтобы отхлебнуть из кружки, говорит он. — Многие уже покинули эти места, но граф не сдается. Не знаю, благо это или проклятье.

Заинтересованная Эстер пододвинула к нему стул.

— Вы знаете, что случилось?

Старик взглянул на нее внимательно, словно оценивая ее силу и намерения.

— Точной причины тебе никто не назовет. Но слухи ходят, что граф связан с темными силами. Тихо было до недавнего времени, да. Но теперь… ну, сама видишь.

— И что говорят об этом люди? — не унималась Эстер.

— Люди? — старик хмыкнул. — Говорят, что и в самом графе что-то есть недоброе. Раньше это казалось неважным, пока его дела шли в гору. А теперь, когда земли увядают, и стали мысли о нем другие… Мрачные.

— Насколько?..

Собеседник ухмыльнулся, снова делая глоток. Густые, кустистые усы намокали в напитке и грустно висели кончиками вниз, на одежду капало. Если у него есть жена, по возвращению домой рада она не будет.

— Ну, первый всплеск мерзости произошел ровно в ночь смерти милорда. Вот и думай, красавица. Столько лет мы жили в спокойствии и благоденствии, и тут, когда помирает граф Винтер, резко по земле ползет гниль. Из рек несколько дней вообще пить нельзя было, бедняжек в закрытых гробах потом хоронили. То, что ты сейчас увидела — это дрянь еще поуспокоилась…

— Погодите-погодите, — нахмурилась Эстер, — в смысле — граф умер? А кто меня тогда сюда выписал?

— Так их двое было. Абрахам и Кейн, братья. Про старшего всегда говорили, что он душу тьме продал, чтобы в жизни иметь удачу и благоденствие. Слишком уж просто у него все выходило. Ну и на младшего тень пала, хотя, если ему понадобилась ведьма из города, — мужчина пожал плечами и икнул, — может, и зря.

— И как здесь все… справляются?

— Ах, родная, мы здесь, как семена в выжженной земле. Спим и надеемся на дождь, но дождь не приходит, — произносит он, мечтательно закатывая глаза. — Мы мечтаем о том, чтобы у наших детей было будущее, не такое угрюмое, как наше настоящее.

Поэтично. Хоть и печально. Чем дольше к нему присматриваться, тем яснее становится — наткнулась она сразу на местного блаженного, и хорошо, если безобидного.

— Но ты ведь и приехала нас спасать? — он щурится, и внимательно смотрит Эстер прямо в глаза — ей становится даже неприятно, и она первая отводит взгляд. — Наш новый лучик света. Ты и выглядишь, будто послана всех от тьмы избавить.

Это надо уметь — комплимент сказать таким тоном, чтобы от него по коже пошли брезгливые мурашки, и от отвращения всю передернуло. Чтобы не случилось открытого конфликта, лучше разговор закончить; извинившись, Эстер встает и пытается уйти, подняться к себе в чуланчик. Но старик ловко хватает ее за запястье.

— Не доверяй ему, — он почти рычит. — Эта земля породила столько прекрасных монстров, способных очаровать маленькое наивное сердце вроде твоего. В тебе есть и знание, и сочувствие, и эта гниль попробует из тебя все выпить.

Удивленная Эстер видит в его глазах странный свет, будто он посредник неведомой силы — сумасшедший? Или пророк?..

— Простите, но мне нужно… — начинает она, но договорить ей не позволяют.

— Ты не понимаешь, — он ударяет другим кулаком по столу, опрокидывая посуду, — твои глаза тоже залепил колдовской пепел. Когда ты прозреешь, будет поздно.

Ее сердце бьется быстрее в панике, и Эстер отступает на шаг, стараясь освободиться из безумной хватки мужчины.

— Пожалуйста, отпустите меня, — шепчет она, едва сдерживая подступающие слезы.

Наконец, старик расплетает пальцы, и рука его падает, повисает, будто совсем отказавшая; пустым взором он смотрит вперед, куда-то мимо Эстер, и одними губами вновь и вновь проговаривает свое пророчество. Хозяйка таверны, молча наблюдавшая весь этот спектакль, осуждающим взглядом провожает гостью, когда та с прижатым к груди запястьем убегает по лестнице вверх.

Она с силой встряхивает головой, пытаясь избавиться от остатков неприятного диалога. Эстер садится на краешек жесткой кровати, чувствуя, как медленно уходит напряжение. Нужно было собраться с мыслями и подготовиться к завтрашнему дню.

Теперь она уже и не знала, что думать о предстоящем приключении.

***

Отправились дальше еще до рассвета. Даниэль с местными особенно не общался, но на шуршание то ли мышей, то ли жуков-короедов в стенах жаловался. Туманный утренний воздух дрожал от тревожного предвкушения, когда повозка, скрипя старыми колесами, медленно пробиралась по петляющей дороге через угрюмое графство, которому было суждено стать новым домом для Эстер. С каждым пройденным верстовым столбом уставшие лошади все глубже вздыхали, словно тоже чувствуя тяжесть безысходной атмосферы, окутывающей эти земли. Следы недавнего колдовского пожара были всюду: веяло затхлостью и мокрым пеплом.

Эстер старается прекратить думать. В принципе и конкретно про то, как могут соединиться два предсказания, которые она недавно получила. Оба не совсем по своей воле, в общем-то.

Вдалеке наконец начинает виднеться то самое поместье графа Кейна Винтера. Стены его, увитые плющом, казались скорее живыми существами, нежели холодным камнем. Эстер наблюдает, как утренний туман плавно рассеивается, словно отступая перед их повозкой, и теперь можно разглядеть высокие башни, стремящиеся к небу, и мрачные окна, в которых таится глубокая тьма. Сколько душ держат внутри эти древние стены? И гостеприимны ли будут к еще одной?

Повозка скрипит, остановившись у величественных кованых ворот, и Эстер несколько раз вдыхает и выдыхает, чтобы со спокойным сердцем встретиться с владельцем этих земель. С любопытством она проходит через арку, едва заметно коснувшись рукой старинных решеток, звон которых звучал эхом историй, утекших в века.

Путь к главному входу поместья ведет через древний парк, в котором каждое дерево хранит пока недоступные Эстер секреты. От их коры веет холодом, и голые ветви шепчутся о днях, полных бедствий и потерь. Но Эстер не испытывает страха перед этими знаками умирающей природы; уже поздно. Она должна исполнить то, что пообещала.

Ее уже ожидают.

— Добро пожаловать, — он склоняет голову в уважительном жесте; черный локон спадает на высокий лоб. — Рад познакомиться. Мое имя — Кейн Винтер, и я надеюсь, что вместе у нас получится избавить эти чудесные края от скверны.

Эстер осознает, что даже не задумывалась о том, как может выглядеть этот таинственный граф. Уж точно не ожидала, что он будет всего лишь на несколько лет ее старше, высокий, статный, с аристократическими чертами лица. Черноволосый и кареглазый, к тому же, облаченный в траур, с залегшей между бровей линией — часто хмурится. Так она себе представляла главных героев сентиментальных романов, которые любила читать раньше — где терзаемый противоречиями любовный интерес бросает весь мир под ноги героини просто ради шанса на искупление.

Такое сравнение невольно заставляет ее смутиться. Но она все же делает легкий реверанс, показывая уважение хозяину дома.

— Вы, должно быть, сильно устали с дороги? — участливо спрашивает граф, и перед ними раскрываются тяжелые двери древнего замка.

Эстер не успевает даже ответить. Вместо слов из ее губ вырывается полный ужаса крик, и она пятится, наступает на подол и спиной назад летит на лестницу; Кейн перехватывает ее за талию, не давая упасть. Осторожно тянет к себе, и убирает руки, лишь убедившись, что девушка спокойно стоит на ступеньке. Для полного абсурда не хватало только, чтобы он ей платье поправил.

— Ну что же вы так волнуетесь, — в низком голосе слышатся смешливые нотки. — Он не кусается… пока я не прикажу.

Из прихожей на них пустыми глазницами смотрит слуга — гигантский человеческий скелет. Услужливо придерживает дверь.

Приглашает внутрь.

III. Хозяйка

Похоже, ко всем странностям в своей жизни граф настолько уже привык, что даже заскучал — и за развернувшейся перед ним ведьминской истерикой наблюдать оказалось интереснее.

— Я не подписывалась на это! — разъяренная Эстер мечется вперед-назад по холлу, и гулкое эхо от каблуков разносится между стен. — Чтобы светлая работала на чернокнижника! Да никогда!

— Некроманта, — мягко уточняет Кейн. Он стоит напротив, просто взглядом следуя за хаотичными передвижениями новой гостьи. Рядом с ним, как стойкий костяной солдатик, вытянулся тот самый скелет, якобы случайно загораживая выход. — Между прочим, редкая ветвь черной магии. Уважаемая.

— Кем? — Эстер прижимает ладонь ко лбу, надеясь, что у нее жар и это все лихорадочный бред. — Кем уважаемая?! Господи…

— Ну, с ним у нас как раз отношения натянутые, — граф, похоже, этим разговором искренне наслаждается. — Его служители обычно не в восторге от моего искусства, это верно.

— Я. Не собираюсь. Работать с некромантом, — отчетливо, чуть ли не каждую букву чеканя, повторяет Эстер. Не может избавиться от ощущения, что над ней шутят. Иначе этот контраст в их настроении сейчас просто не объяснить. — Светлая целительница не свяжется с чернокнижником. Все.

— Даже во имя всеобщего блага? — Кейн поднимает бровь. — Вы наблюдали состояние моих земель. Тьма медленно пожирает поля, отравляет воды. Люди и скот чахнут, ссыхаются заживо. Кошмарная несправедливость, которую вы могли бы исправить… стать спасительницей. И вы оставите их погибать просто ради принципа? Так ли много в вас света?

Последняя фраза бьет Эстер прямо в солнечное сплетение; пораженная такой наглостью, ведьма стоит, полуоткрыв рот, и в ее взгляде можно прочитать все проклятья, которые она сейчас сдерживает.

— Так это ваша тьма! Отмените заклятье, откатите ритуал. Возьмите ответственность за собственную скверну, и меня не впутывайте.

— Если бы так, — он вздыхает, возможно, в этот раз с искренней печалью — хотя черт его знает, Эстер пока не способна в пылу собственного возмущения хорошо других людей считывать. — Это прощальный подарок от моего дражайшего почившего братца. Не знаю, каких сплетен вы уже могли наслушаться от жителей, но все, что вам рассказали про Абрахама, можете для достоверности утроить. Невероятной силы был практик, но характер… чудовищный.

— Я не понимаю, — честно сообщает Эстер, прислоняясь к какой-то полуколонне спиной, и вжимаясь затылком в холодный камень, лишь бы почувствовать себя стабильно.

— Братец затеял грандиозный ритуал, в котором мало было смысла, одни амбиции. Хотел воскресить человека, — как у него все обыденно звучит! Какой абсурд! — А не просто поднять. Глупо, безрассудно, да и просто запрещено. Разумеется, его энергией просто по стенам разметало. Хоронить было нечего — осталась оплавленная пряжка от ремня да запекшаяся кровь на потолке.

Пожалуйста, только не вдавайся в подробности; Эстер едва не стошнило просто от мысли о такой картине.

— Смерть некроманта — вообще дело нежелательное, мы и напакостить можем, уходя, — с этой мыслью даже скелет соглашается: кивает медленно, скрипя позвонками. Жуть, жуть, жуть… — Наша магия бессмертна, в отличие от тел. Она просто выплескивается обратно в мир, пока не найдет новый достойный сосуд. По дороге рушит все, что попадется. Так что даже мирно умирающий темный обычно устраивает небольшую катастрофу, а уж в таких условиях… я удивлен, что дом выстоял. Скверна вырвалась в таких масштабах, что я просто не смог ее ни впитать, ни сдержать. Попытался.

В красноречивой тишине он закатывает рукав свободной черной рубахи — одет довольно расслабленно, не помпезно; на расстоянии видно не все, но достаточно. На коже левой руки у Кейна остались грубые рубцы, как от сильного ожога раскаленным металлом; неестественно темные шрамы, которые невольно напомнили девушке о пепле на стволах проклятых деревьев.

— При всем желании просто заполучить силу двух магов по цене одного, мое бренное тело оказалось к этому не готово. Самого чуть не распороло, — он как-то рассеянно задерживает взгляд на рубцах, будто все еще удивлен их видеть. — Так что мрак сорвался с цепи и пожрал все, до чего добрался. Он мне не подчиняется. Въелся в почву, как чернила. Я испробовал все — с посмертной волей братца тягаться не могу. Это графство — все же наш дом, и я не хочу, чтобы оно просто погибло из-за безрассудства Абрахама. Поэтому мне нужна ваша помощь.

Эстер жмурится так, что в темноте на обратной стороне век начинают прыгать искры. Ее предупредили, что это проклятие — но было бы неплохо и про содействие чернокнижникам рассказать! Это абсолютно противоречит всему ее существу. Магия лекарей изначально моральна, она призвана на благие дела и великие свершения. Не на уборку останков осквернителя могил.

— Честно, я не понимаю вашу дилемму, — продолжает Кейн, бесстыдно разглядывая девушку, наблюдая за каждой ее реакцией. — Вам предлагают спасти мир, и еще и заплатят достойно. В графство вернется весна и благодать, вы будете свободны в своем Флистане блистать подвигами и украшениями.

— И помогать злодею, — огрызается Эстер.

Граф устало выдыхает, медленно теряя терпение.

— Ну и какое такое зло я успел сотворить, пока вы тут с колоннами обнимались? Давайте без оскорблений, у меня для светлых тоже немаленький запас интересных определений припасен. Могу даже простить вам «чернокнижника» — исключительно по доброте души.

Ха-ха. Потому что у некромантов нет души. Как остроумно.

— Вы меня обманули!

— Ну вы сами подумайте, откликнулись ли бы на вакансию ассистентки некроманта? Добровольно? С высоты своих моральных ценностей и не посмотрели бы, а моим людям нужна помощь. Ложь во благо.

Кошмар. Самый настоящий кошмар. Слышно, что граф отлично образован — даже без применения магии слова у него имеют силу. Так послушать — и действительно, велика трагедия… главное, игнорировать громадную груду белых костей на входе. Которая, похоже, к речам мессира Винтера прислушивается еще поболее Эстер.

— И откуда уверенность, что это вообще сработает? — наконец спрашивает она. — Что нужен именно лекарь?

— Уверенности нет, — признается Кейн. — Редко все же подобные всплески тьмы происходят — мне не удалось найти никаких записей о том, как с этим справлялись. Похоже, просто покидали землю и ждали, пока порча рассеется. Это даже не обсуждается, так что я в поисках решения. На вас у меня просто ослепительно светлые надежды, миледи. Это же в ваш цех обращаться — за надеждой?

Неловкая тишина повисла под высокими потолками; попытка разрядить обстановку шуткой провалилась с невиданным миру треском. Только скелет несколько раз щелкнул зубами, имитируя смех — наверное, чтобы хозяин не расстраивался. Какая прелесть.

— Держать взаперти я вас, конечно, не буду, — сдается он и бессильно разводит руками. Неужели ошибся с выбором практика? — Не устраивают условия работы — прискорбно, будьте добры отправиться восвояси мирно. Если сочувствие в светлых магах еще не погибло — буду рад показать вам замок и прилежащие сады. А главное, подземелья, где братца взорвало. Что решите?

Чудесный день для контракта с темной стороной.

Конечно, она соглашается. Действительно, истинный светлый просто не сможет бездействовать, увидев, насколько глубоко проникла порча. Покрытые пеплом холмы, темный мех лисы, потерявшие рассудок местные жители. На мир опустилась тень, и она медленно задавит и уничтожит любое живое существо. Им нужна помощь, а Эстер, к тому же, отчаянно нужны деньги.

Признавать это тяжело и унизительно, но в этот раз некромант оказался прав. Она обязана хотя бы попробовать подарить этому графству надежду на будущее.

Попробовать сотрудничать с чернокнижником.

***

— Дамы вперед.

Никто на свете не смог бы убедить Эстер, что до инцидента со старшим Винтером здесь не было пыточной комнаты. Подземелья и без того неизбежно пахнут затхлостью, гниением и сыростью, здесь все было только хуже — застарелая кровь, горелая плоть, сера. Даже не будь они по разные стороны магических баррикад, после такого зрелища она бы в ужасе бежала в родные цветущие края.

Кейн щелкает пальцами, и в факелах просыпается зловещего вида алое пламя.

— Принц, вроде бы, соскреб со стен все, что смог, но если Абрахам понадобится — из урны что-нибудь да достанем, — сообщает он, осматриваясь, проверяя, как тут прибрались. — Костей, жалко, не осталось. Было бы сильно проще.

— Я не буду копаться в останках, — Эстер говорит медленно и вкрадчиво, чтобы не дать себе выругаться.

От запаха и вида камеры ее мутит. Черной магией здесь пропитан каждый камень, тело просто сопротивляется — девушка чувствует, будто она сейчас закипит. Скривившись от отвращения, она прикасается к стене — и молится, чтобы не почувствовать ничего липкого. Волной накатывает ощущение последних секунд жизни — безумное жжение в ладонях, прижатых к колдовскому символу на полу. Он пытается отстраниться, но его приковало к земле. Смрад, заполняющий легкие, оседающий пеплом на коже. Тьма, ползущая вверх по рукам, залепляет глаза, чернилами заливается в горло, выжигает себе путь до сердца. Прежде, чем его разорвет собственной магией, Абрахам видит, как мрак пожирает тело в центре символа. Оно полностью завернуто в грязные от земли и разложения погребальные простыни, и лица нельзя разобрать.

— Страшная смерть, — шепчет Эстер, отстраняясь; у нее подрагивают руки. От взаимодействия с незнакомой, враждебной силой и от простого человеческого шока.

— Сам виноват, — хмыкает Кейн, но за его саркастичной полуулыбкой даже в этом странном свете видно печаль. — Табу у некромантов немного, но воскрешать даже нам запрещено. Но он просто помешался на этой идее, пытался играть в бога. Решил, что нашел лазейку.

— А кого?.. — Эстер сначала говорит, и только потом думает, и это как раз тот случай. Можно было бы свое любопытство-то и придержать.

Граф молчит какое-то время, взвешивает, насколько эта информация важна для лекаря; стоит ли делиться. Присаживается, согнув колени, прямо посреди выжженых линий губительного ритуала и с отсутствующим выражением лица проводит по ним пальцами, собирая пепел, задумчиво растирает его между подушечками. Пытается почувствовать, к чьему праху прикоснулся.

— Скажем так, в семье я был средним ребенком, — все же говорит он, косится на ведьму снизу вверх. — Недолго, правда. Довольно быстро обратно стал младшим.

Теперь и вовсе единственным.

Эстер прикусывает язык. Саван в воспоминании действительно на взрослого бы не подошел. Потянуло спросить еще и про родителей, но она вовремя остановилась. Ради собственного же душевного спокойствия, она вряд ли готова к историям о целой семейке чернокнижников. Вряд ли граф может поделиться трогательными воспоминаниями из детства.

— Будем честны, я слабо понимаю, как вы работаете, — Кейн резко встает и отряхивает ладони, — но, если нужно будет что-то достать — это не проблема. Книги, ингредиенты для зелий, артефакты. Жертвы?

Последнее предложение прозвучало почти игриво. Эстер едва глаза не закатила.

— Хотя, у Ирви какой-то набор юного алхимика имеется, так что, может, это и не понадобится, — продолжает он. — Вот и все, миледи, дальше штурвал исключительно в ваших руках.

Знать бы ей самой, с чего начать.

— Ирви?

— Подмастерье мой. Начинающий отступник и осквернитель, — ухмыляется Кейн, — забавный мальчишка. Способный. Не волнуйтесь, со всеми здесь еще познакомитесь.

У него еще и ученик имеется. Какое счастье.

***

В замке, оказывается, и живая прислуга имеется. Это граф решил сразу лучшим похвастаться перед новой целительницей — когда Принц, тот самый огромный скелет-дворецкий, начал переносить вещи Эстер из повозки, невольно промелькнуло желание все пожитки теперь просто сжечь. Еще и имя ему такое дали!.. Он, конечно, именно откликаться на него не мог — сложно говорить без голосовых связок и языка; но костяную голову на звук поворачивал. Эстер даже чуть испугалась, завидев в холле пожилую, но все еще полностью телесную служанку. Она с ведьмой общаться особенно не желала, отвечала сухо, но вежливо, не распространяясь совершенно ни по каким темам, кроме порядка жизни в поместье.

Что ж, у нее поподробнее про детство Винтеров выведать не удастся.

Зато у Ирви потенциал стать главным сплетником в замке был невероятный; когда Кейн их друг другу представил, Эстер не смогла пропустить загоревшийся в глазах юноши интерес. Он был ровесником Ланы, или даже чуть младше; высокий, худой и нескладный, болезненно-бледный, почти синеватый. Держался достойно и воспитанно, но это при наставнике; Эстер мысленно пометила, что нужно будет за адептиком понаблюдать в естественной среде обитания. Поймать как-нибудь за практикой на заднем дворе, когда он будет пытаться заставить дохлую крысу танцевать.

Само поместье пока казалось удручающе неуютным. Даже попробуй граф всех своих скелетов сначала спрятать в шкаф, скоро ведьма разгадала бы, с кем связалась. Мертвенным холодом тянуло из каждой щели, и это не про сквозняк: здание было в отличном состоянии, было видно, что граф заботится о сохранении отчего дома и прилежащих территорий. Но души здесь не было, казалось, будто даже время здесь застыло в непрекращающемся трауре.

Замок тянулся к небу своими острыми башнями, словно готовый пронзить облака. Его стены были толсты и темны, покрытые мхом и лишайником. За ними скрывались многочисленные комнаты, где веками жила аристократия, окруженная роскошью и изысканностью. В зале с камином стояли дорогие мебель, картины, ковры и вазы. В спальне, куда пригласили Эстер, была огромная кровать с балдахином и шелковыми простынями. В библиотеке хранились редкие и древние книги, некоторые из которых содержали тайные знания и заклинания.

Эстер не могла избавиться от ощущения, что само поместье за ней наблюдает. Она не знала, что ее ждет в этих стенах, но она уже не могла отступить. Множество жизней зависело от того, сможет ли она распутать запутанный клубок проклятий в сердце Исендора.

Замок был полон противоречий. Его высокие потолки создавали ощущение простора и свободы, но в то же время она чувствовала, что задыхается от тяжести воздуха, наполненного тайнами и темными чарами. Когда она ступала по длинным коридорам, которые вились и разветвлялись, как змеи, Эстер не всегда знала, куда идет и что ищет. Сейчас она чуть не прошла мимо очередных закрытых дверей, но ей вдруг послышались шаги, стоны, смех и крики; подслушивать — не занятие для леди, но она здесь не для того, чтобы вести себя подобающе, а чтобы работать. Так что она замирает у входа, пытается выловить конкретные слова или фразы, но не может связать их в какой-то единый разговор; не выдержав, она магией чуть приоткрывает дверь и заглядывает в комнату. У нее в жилах холодеет кровь.

Когда-то это была детская спальня; кровать, укрытая белоснежным кружевом, шкаф с платьями, стол с куклами, полку с книгами и игрушками. Все аккуратно и чисто, как будто кто-то заботился об этой комнате, не давая ей покрыться пылью и паутиной. Но никаких следов жизни, никаких намеков, что здесь кто-то смеялся, плакал, играл или мечтал, Эстер не увидела. Эта комната была могилой, в которой хранятся воспоминания о той, кто ушла навсегда. Больше ничего и не осталось; маленькую хозяйку поглотил взрыв во время ритуала. Старший брат захотел воскресить младшую сестренку, а оставил среднего и без семьи, и даже без их тел.

Голоса умолкли, когда ведьма отперла дверь; мятежные духи этого поместья пока ее не приняли. Может быть, позже, когда поймут, что она пытается помочь Кейну, неупокоенные души смогут раскрыть ей свою историю. Мрачная, но волнующая перспектива; мысль об общении с призраками ее почему-то не так беспокоила, как о работе именно с телами умерших.

Осторожно, стараясь не оставить никаких следов своего присутствия, Эстер закрывает дверь и отправляется дальше. Исследовать.

Она спускается в сады и идет, чувствуя, как холодный ветер пытается забраться к ней под плащ. Оглядывается, чтобы ненароком своим отсутствием этикета не напугать какую-нибудь престарелую экономку, опускается и прямо рукой зачерпывает небольшую горсть земли и мелких камней. Пытается наладить контакт. Эстер сложно поверить, что это были когда-то роскошные сады, полные цветов и плодов. Теперь же все выглядит умирающим и проклятым. Деревья скрючились и склонились к земле, как будто пытались укрыться от чьего-то злого взгляда. Здесь так же, как на границе графства, из-под земли по стволам вверх поднимается тьма, словно черви, пожирающие древесину. Ветви стали сухими и черными, о появлении зеленых почек можно было даже и не мечтать. Не слышно ни пения птиц, ни шелеста ветра, ни журчания ручьев. Только тяжелое молчание, нарушаемое лишь шагами чужачки.

Эстер продолжает свой путь по умирающему саду, стараясь не обращать внимания на то, как тьма и разрушение оставили свой след на каждом цветке и кусте. Если бы не атмосфера непрекращающихся похорон, здесь можно было бы ходить на чудеснейшие прогулки, вдохновляться на поэзию и высокие рассуждения. За садами виднеется густой хвойный лес. Девушка замечает, что между стволами что-то находится чужеродное, рукотворное; небольшой склеп, окруженный невысокими надгробиями. Фамильное кладбище.

Место силы некроманта.

Смутившись, она медлит; стоит ли ей туда сейчас идти? Без сомнения, там скверной магией вся земля пропитана, и предки Кейна вряд ли будут гостеприимны.

К черту; она здесь не преступница, не беглянка, а служительница света, и ей непозволительно даже думать, что темная история этих земель окажется сильнее нее. На ее стороне благо; и, стоит ей преисполниться храбрости и ступить в сторону кладбища, совсем рядом раздается мягкий, насмешливый голос.

— В правильном направлении думаете, миледи. В доме некроманта знакомство надо не с живых начинать. Пожалуй, я как раз вас родным и представлю. Простите только, они очень разговорчивые.

Намек понят. Эстер натянуто улыбается, глядя прямо в карие глаза мужчины напротив. Не вздумай ничего устроить — за тобой следят.

— Конечно, граф Винтер. Вы ко мне чудовищно добры.

Долг долгом, а он все же некромант.

Расслабляться не стоит.

IV. Хозяин

Эстер и Кейн по узкой тропинке приходят к последнему пристанищу семьи Винтеров — фамильному кладбищу в тени готического замка. Похоже, кто-то пытался разбить здесь маленький поминальный садик, чтобы на мраморной скамье часами разговаривать с ушедшими; деревья посадили недавно, стволы были тонкие и хрупкие, и оттого казались еще печальнее. Лишенные листьев и плодов, они тянулись к небу, как будто молились о пощаде. Тщетно.

Ворота были низкие, кованые, с искусными завитками и острыми шипами, и украшены гербом семьи. Эстер еще не успела его ранее нигде заметить, и только сейчас присмотрелась — и опешила. На черном щите серебряный череп, вокруг которого навечно зависли четыре символа: кубок, монета, посох и меч. Под щитом лента с девизом. «Mors magica est vita».

— «В смерти — магия жизни», — переводит граф, заметив, куда смотрит Эстер. — Пафосно, высокомерно, аристократично. Все, как любили мои старшие.

Эстер заходит на кладбище первой. Ее встречает тишина и ряды надгробий, свидетели истории семьи Винтеров. Некоторые были целыми и аккуратными, с именами и датами, которые говорили о достоинстве и почете. Другие — треснутыми и покосившимися, с неразборчивыми надписями, наследием страдания и позора. Несколько остались разбитыми и разбросанными, как будто кто-то их разрушил намеренно, чтобы стереть память о них. По всему кладбищу росли колючки и плющ, обвивая и закрывая камни, как будто хотели поглотить их.

В центре кладбища стоит фамильный склеп в готическом стиле, сложенный из серого камня. Ровно посередине фасада пролегает глубокая трещина, недостаточно глубокая, чтобы здание уже развалилось, но… это явно было всего лишь делом времени. Двери в усыпальницу приоткрыты, как будто кто-то изнутри захотел проветрить комнату; от такой ассоциации у Эстер по спине бегут мурашки.

Кейн поднимается на несколько ступенек и театрально ударяет по камню кулаком три раза.

— Стучаться надо, — поучительно говорит он, — а то вдруг заняты. Не услышали, как мы подходим.

— А вам весело, смотрю? — не выдерживает Эстер.

— Чего ж уже грустить. Тут несколько поколений отдыхает, по каждому времени скорбеть не хватит. Это для вас смерть — конец разговора с человеком, — он как-то хищно улыбается, — а я всегда могу к предкам за советом обратиться.

К тем, от кого осталось, что хоронить. Абрахам и пока безымянная сестренка тут уже не упокоятся. Может, после ритуала дверь и осталась не заперта — скорее всего, все происходило в спешке. Чтобы Кейн не успел все же помешать.

Эстер чуть наклонилась, чтобы присмотреться к надписям на надгробиях.

— И что же, весь род — некроманты?

— Нет, конечно. Просто титул заработали на работе с мертвыми солдатами во славу короне. Много было мелких темных колдунов со скверным характером, парочка пиромантов, дядя по материнской линии монастырем, вроде, заведовал. Все разные. Иногда рождались истинные сыны рода, способные поднять всех предыдущих, — в голосе проскользнула некая гордость. — То, что я и Абрахам подряд вышли одаренные, родители сначала сочли чудом. Потом уже было поздно кого-то по тетушкам ссылать.

Понятно, знакомство с родителями уже началось. Где-то здесь уже прислушиваются к ее тону и шагам. В поместье она больше ни на какую кареглазую старушку не наткнется.

Осторожно, опасаясь неожиданной реакции энергии на чужеродное присутствие, Эстер проводит пальцами по имени, высеченному на одном из памятников, собирает кожей пыль и все тот же треклятый пепел. Погружения в последние моменты, как в подземелье, не происходит — может, магом человек под землей не был, или просто его боль уже «выветрилась» из окружения.

Пытается сосредоточиться, закрывает глаза и тянется душой к многочисленным нитям силы, оплетающим каждый камень в этом месте. Это были следы не только волшебной энергии, но семейной и романтической любви, клятв и предательств; несколько нитей тянулись к стоящему неподалеку Кейну. Заплетались вокруг запястий и груди, светились и пульсировали. Связи с теми, что воспитывали, обучали и любили этого человека. К кому он сюда приходит.

Чьи голоса могут звучать в пустых комнатах замка.

Она чуть давит на камень надгробия, и по кончикам пальцев пляшут зеленые искры; она представляет себя хранителям этой земли, показывает свои силы, чтобы они благословили ее на работу. Сжав зубы в страхе, ждет реакции — боится, что сейчас ее оттолкнут, и дальше либо в каждый ритуал закладывать сопротивление рода, либо просто возвращаться к своему… но из земли между ее ботинок прорезается одинокий подснежник. Хилый, склонившийся сразу на тонком стебле, но — живой.

Наблюдающий за всем этим Кейн довольно хмыкает, лишь больше убеждаясь в правильности своего выбора.

Не открывая глаз, оставаясь в мире линий энергии, Эстер отнимает руки от холодного камня и складывает ладони, сжимает их вместе; контрастируя с черной паутиной проклятья, по земле от нее расползается пульсирующей волной изумрудный свет. Сначала мир сопротивляется, но все же подчиняется той, что ведает. Рахитичные кустики, спутавшиеся друг с другом колючими ветвями, распускаются розовым цветом; оживает засохший плющ, ползет по памятникам, как змея. На тонких деревьицах завязываются почки, набухают бутоны; в воздухе разливается сладковатый аромат.

— Жасмин, — тихо говорит Кейн и тянется к белым цветам. От неосторожного прикосновения темного мага лепестки тут же начинают осыпаться под ноги; он отдергивает руку.

Эстер разнимает ладони и открывает глаза; она чувствует неожиданную слабость во всем теле, будто потратила слишком много энергии сразу. Кружится голова. Она делает несколько вдохов через рот, стараясь найти баланс, и только после уже смотрит на графа.

— Впечатляюще, — даже не отрицает тот. Вокруг него, правда, тьма еще осталась — как обожженное пятно, черный след выделялся в пробивающейся молодой траве. Его заклятие Эстер просто обогнуло, свет не смог рассеять тени. — Забавно, что теперь наше кладбище — самое благое место в землях Исендора.

Иронично, не поспоришь; но ведьма почувствовала, что это было правильным решением. Она пытается противостоять чудовищной по масштабу силе, и поддержкой предков заручиться было совсем не лишним.

— Мне нужно… отдохнуть, — едва слышно произносит Эстер, побелевшая, будто вместе с силой у нее эта вспышка выпила еще и всю кровь.

Кейн понимающе кивает, и ворота раскрываются по его щелчку. Он подходит к девушке вплотную, и подставляет локоть так, чтобы она могла идти, уперевшись и не упасть по дороге. Она чуть мешкает, но помощь принимает с благодарностью.

Маленький жест уважения. Он все же джентльмен.

Не стоит этому придавать слишком большого значения.

***

В своей новой роскошной комнате Эстер сначала чувствует себя некомфортно. Не на своем месте; такой образ жизни часто мелькал у нее в мечтах, но она должна была сама до этого дорасти. Здесь и сейчас, уставшая и вымотанная ведьма не выглядела благородной барышней, и своим хмурым лицом распугала всю живую прислугу.

Как бы не пришлось довольствоваться Принцем.

Честно, теория, что это граф так пытается ее быстрее приучить к местным порядкам и обычаям, казалась вполне логичной. Станется с него; попробует еще как-то напугать, скорее всего. Может, она шкаф откроет, а оттуда кто-то полуразложившийся выпрыгнет. Всегда надо быть настороже…

…говорит себе Эстер и просто лицом вниз падает на мягкую кровать. Из корсета и множества слоев свое бренное тело выковыривать нет просто сил; так засыпать — просто отвратительная идея, но она проваливается в сладостную тьму раньше, чем заставляет себя все же встать и вести себя, как подобает женщине.

Сны у нее соответствующие. Лихорадочные, воспаленные, полные невнятного буйного шепота и быстрых, обжигающих прикосновений. Хочется опуститься с головой в озеро ледяной воды, выдохнуть весь воздух, пока легкие не заболят, и схорониться на дне. Дать духам связать себя по рукам и ногам пресноводными водорослями, и никогда больше не ощущать духоты и жара. Но Эстер будто бы заперта в тесном пространстве с целой толпой, и они все давят на нее, держат толстые церковные свечи, с которых капает воск, и пламя танцует на фитиле. У людей нет лиц, вместо маскарадных масок они на головы надели целые бараньи черепа. Их речь нельзя разобрать, тон у них требовательный, приказной, и Эстер мечется, стараясь не обжечься, и кричит, вопрошая, что они от нее хотят. На ее языке они так и не отвечают. Они просто смотрят на нее провалами глазниц, и наступают.

Эстер пробуждается, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. На секунду теряется, не может вспомнить, где она и почему, и от этого лишь больше впадает в панику; медленно воспоминания возвращаются. Кошмары. Снова. Лана бы к этому моменту уже сидела рядом с ней на краю кровати с чашкой успокоительного отвара и бесконечным запасом теплых объятий. В груди тоскливо защемило. Как скоро новизна сотрется с приключения, словно позолота с фальшивой монеты? Как скоро ее начнет тянуть домой?

Взгляд невольно цепляется за посох, одиноко стоящий в углу. Подарок в дорогу от отца. Эстер никогда не была из тех, кто колдует через предметы — ни палочек, ни других амулетов ей не требовалось. Но от такого жеста как откажешься; отец никогда особенно не вникал в детали магической жизни дочерей, а они сильно и не распространялись — силу сложно объяснять. Есть, конечно, заклинания и зелья, для которых нужны рецепты, но чаще ведьмы действуют по стихийному чутью. Особенно, если воздействие требуется несложное; никто никогда не учил Эстер, как залатать рану, вырастить плодовое дерево или обратиться к духам за помощью и наставлением. Она все магические шишки набила сама, и потом уже передала так много опыта, как могла, Лане. Чтобы дорогая сестренка не совершала те же ошибки.

Потому что старшая уже ударов от судьбы нахваталась за двоих.

Привычным жестом Эстер прикасается к кольцу на цепочке, будто проверяя, не пропало ли. Скучает она не только по дому, семье, аптеке. Но не ко всему… не ко всем получится вернуться.

Ей самой от себя смешно даже. Вон как некроманта насчет его прошлого пытала в первый же день знакомства, даже на кладбище покопалась — вся в него; а сама свои скелеты в шкаф так глубоко прячет, что скоро места там хватать перестанет. Будет перенаселение.

К слову, о скелетах.

Эстер приоткрывает дверь из комнаты, решив проверить одну теорию; как и предполагалось, чинно-смирно у входа застыл Принц. Гигантская костяная зараза, то ли ее охраняет, то ли сдерживает. Когда скрипят петли, он тут же поворачивает в сторону девушки череп. Молодец. Не спит на посту.

— Если так и будешь тут стоять, я решу, что ты теперь мой личный слуга и буду гонять по поручениям, — не без смеха в голосе угрожает Эстер. Сама ситуация настолько абсурдна, что ее это уже не пугает, а веселит.

Похоже, после смерти он стал не самым умным товарищем — ведьма заметила, что на реакцию ему всегда требуется некоторое время. Наверное, побочный эффект того, что мозг его давно стал ужином червей. Но, потянув немного, Принц все же кивает — к звуку скрипа костей придется попривыкнуть.

— Серьезно? Ты теперь моя горничная? Надо же, — хмыкает Эстер, складывая руки на груди. — Граф расщедрился. Тогда сможешь мне купальню приготовить? А то из чистого во мне сейчас, разве что, намерения…

Из вежливости Принц пару раз щелкает челюстью, имитируя смех. На лице без глаз, мышц и кожи эмоции считывать сложновато, так что ведьма решает, что ей достался лучший в мире собеседник — просто придумывай, что он там чувствует, и вуаля! Ты королева юмора, гениальная мыслительница и вообще женщина-подарок.

Гремя костями, Принц отправляется выполнять поручение; как хорошо, что он не сможет Кейну на нее наклеветать, нажаловаться на несправедливые рабочие условия. До смерти загоняла бедняжку! Вряд ли даже некромант способен с ним действительно общаться — только если здоровяк не начнет из осколков слова на полу выкладывать, как в старой сказке… полезно, конечно, когда нужно, чтобы твои тайны никому не разболтали.

Ну ничего. Эстер найдет еще, у кого информацию выпытать.

***

Жертву свою коварная ведьма вылавливает в библиотеке.

Завидев неумолимо движущуюся на него Эстер, бедняга Ирви бледнеет, краснеет, холодеет и просто хочет сбежать куда-нибудь в безопасность; но она не дает ему времени спастись, разве что за грудки не хватает, чтобы не вырвался. Присаживается напротив, подвинув себе стул, и крадет со стола одну из открытых книг. Пролистывает несколько страниц, будто никогда в жизни ничего более увлекательного не видела. Это — бестиарий, и она попала на раздел с бородавчатыми драконами.

— Каких только чудищ земля не породила, — замечает ведьма, ноготком тычет нарисованной рептилии в глаз, развернув книгу к Ирви. — Представляешь, такую морду в окне увидеть? Всю родословную сразу вспомнишь поименно.

— И вам доброго утра, — парнишка в таком ужасе на нее смотрит, что драконом его бы уже не удивили. — Учитель сюда редко ходит… Принца спросите, он вам дорогу в кабинет покажет.

— А я не к графу и пришла, — Эстер честно пытается выдавить самую свою очаровательную улыбку, но из-за натянутости выглядит даже немного маньячно. — С тобой-то мне тоже под одной крышей теперь жить. Решила познакомиться поближе.

Ирви чуть не подавился. В отличие от бессовестного, саркастичного и высокомерного графа, ученик его пока казался вполне приличным молодым человеком, даром, что тоже в могилах копаться будет; Кейна во главе какой-нибудь армии мертвецов Эстер представить могла легко, а вот Ирви… разве что воскрешающего собаку на заднем дворе. Чтобы с питомцем не расставаться.

— Я… я ничего, — бормочет он. — Я пока только учусь…

— Мне вот интересно, как такой интеллигентный парнишка оказался в подмастерьях некроманта, — Эстер складывает руки поверх несчастного дракона. — Я как-то не задумывалась даже, что разорять погосты тоже нужно учиться.

Он мгновенно дергается, подсобирается, готовится защищать свое поганое дело, явно какой-то подобный разговор с ним уже случался. Может, даже просто у себя же в голове. Пытался как-то оправдать собственный путь на скользкую дорожку темных сил.

— Попрошу со мной не фамильярничать, — злится, аж кулаки сжимает, — вы вообще… сторону сменили… чем вы лучше?

Эстер обомлела. Вот это он разогнался! Нахмурившись, она отклоняется на стуле, скрещивает руки на груди и несколько секунд просто смотрит парню в глаза; тот понимает, что перестарался, и, заикаясь, начинает что-то себе в оправдание лепетать.

— Разговор не про то, кто лучше, — все же говорит она, веско разделяя каждое слово, — а про то, что мне хочется понять, с кем я связалась. Как раз потому, что я уже согласилась работать на графа Винтера. На своей стороне и на своих условиях.

Со вторым она немного лукавит; она даже не пробовала как-то обсуждать договоренности между ними, потому что надеялась разобраться с проклятием как можно скорее и убежать с деньгами обратно в Флистан. Нет в ее планах длительных каникул в Исендоре под боком некроманта.

— Простите, — окончательно смущается Ирви и закрывает лицо книгой; Эстер успевает прочесть заголовок: «Проклятия, порчи, привороты и инструкции по применению. Том пятый». Вот это наборчик, еще и на несколько книг. — Я забылся. Могу я вас попросить не рассказывать об этой ситуации учителю? Он не обрадуется…

Вот так. Кейна боится. Неудивительно; вряд ли он ласковый наставник. Не то направление магии, чтобы с будущими практиками нянчиться. Забавно, парниша думает, что граф за нее вступится, или, по крайней мере, самому Ирви за неуважение к ней может прилететь. Хорошая мысль, не прекращай так считать, пожалуйста; неважно, насколько это правда.

— Можешь попросить, — с показным великодушием говорит Эстер, и хитро улыбается уголком рта — Ирви расцветает, заметив смену настроения. — Не волнуйся, незачем мне на тебя жаловаться. Я не собираюсь с вами здесь воевать.

Это ваша работа — силой и жестокостью пробиваться.

Ведуньи предпочитают методы поизящнее.

V. Иерофант

Эстер устраивается поудобнее, голову подпирает рукой, всем видом показывает, что готова выслушать самую дикую историю в своей жизни. Ирви нервно теребит уголок страницы, которую уже минут десять как не перевернет, и старательно ищет слова, чтобы и неожиданный интерес новой обитательницы замка не потерять, и потом не влипнуть в проблемы с наставником.

— Не то чтобы у нас есть выбор, — он лихорадочно оглядывается, то ли боится встретиться снова взглядом с девушкой, то ли за ее спиной заметить графа. — Если вы однажды поднимаете усопшего, особенно при свидетелях — дальше дорога только в гроб или в Гильдию. Любого мага-элементаля можно выучить так, чтобы и в бой, и в поле. Оборотня в армию отправить, или лесником работать. Вампиры и те, в каждой ложе, в каждом совете, при дворе короля. На вас, — он неопределенно повел плечом куда-то в сторону Эстер, — все чуть ли не молятся. Вы не только лекарка, но и природница, можете и город прокормить, и прямо в битве сквозь врага лес прорастить. Узнай про вас двор — предложение графа вам такой мелочью покажется…

— В Флистане лекари уже не ценятся, — вздыхает Эстер, все же польщенная этим неожиданным замечанием.

— Значит, и делать там нечего, уж простите, — возражает Ирви. — Ваше дело, конечно, но я об этом и говорю: вы можете выбирать. У меня дар проявился на похоронах, и большая часть семьи меня там и готова была закопать. Деда поднял прямо в гробу. Он головой крышку пробил… ну и куда мне было после этого податься? В монастырь, греховную сущность свою отмаливать?

Со стыдом ведьма понимает, что от представления такой картины ей на секунду стало смешно. Парень не уточнил, сколько ему было, но воображение сразу нарисовало рахитичного боевого семилетку, который топнул ножкой и разбудил умершего. Абсолютно кошмарная сцена… но отнестись к ней серьезно получается не сразу.

— Должен же быть, наверное, какой-то светлый способ использовать вашу силу, — откашлявшись в кулачок, чтобы улыбка все же не прорвалась, спрашивает целительница.

— Найдете — расскажите обязательно, все вместе посмеемся. Гильдия уже несколько веков борется за то, чтобы нас хотя бы не уничтожали, а тут… спасти, — последнее слово Ирви произносит с такой ядовитой интонацией, что почти звучит, как граф. — Все равно Инквизиторам покоя не дает наша свобода. Проще на костер возвести, чем смириться.

В чем парень прав, так это в том, что Эстер, как ведающую чуть ли не самой безопасной ветвью магического знания, Инквизиция никогда не беспокоила. Не за что им было приглядеться к колдунье за аптекарским прилавком, она не представляла угрозы. Эстер сильно религиозной не была, ей хватало общения с матерью-природой и редких праздников в местной церквушке. Инквизиторы в мирных городах были скорее советниками, чем охотниками, и спокойно могли после обязательной миссионерской поездки так и пустить корни в полюбившемся месте. Истории про пытки и пылающие костры были так далеки и редки, что появления мужчины в белой рясе в доме не боялись — но, конечно, за некромантами они должны были следить… хоть корона и признала, что просто их существования для приговора недостаточно. Нужно уличить в настоящем преступлении.

Гильдию Обсидиана некроманты создали, чтобы друг друга защищать, делиться знаниями и не позволять из себя делать козлов отпущения. По крайней мере, больше, чем уже есть. Легенды об этом тайном обществе отступников ходили по магическим кругам, но мало кто мог похвастаться, что вживую встречал одного из них. Чаще всего темные предпочитали работать поодиночке, или, как Винтеры — семьями. С миром живых старались лишних связей не иметь.

— Матушка только тогда призналась, что знала человека из Гильдии. Он был настолько благороден и добр ко мне, что позволил стать его учеником и делить кров, — Ирви красноречиво разводит руками, показывая: и вот я здесь. — Граф Винтер — один из самых могущественных членов Гильдии, при желании вполне мог бы ее и возглавить. Особенно теперь, когда погиб Абрахам… он все же был искуснее… опять же, прошу: между нами.

То, как он боится, что Эстер проболтается, но при этом продолжает с ней сплетничать, ее очень забавляло.

— Граф не выглядит пораженным скорбью, — она шепчет, даже чуть наклоняется над столом, — и брата, и сестру так потерять. А его будто это совершенно не волнует, он шутки на могилах отпускает.

— Ева умерла больше года назад, — поправляет ее ученик. — Совсем ребенком еще. Конечно, все были поражены и подавлены, но Абрахам и вовсе потерял рассудок, начал искать способы ее воскресить. Восстановить тело, вернуть душу. Изначально провальная идея, от которой мы пытались его отговорить. И все это время настроения в семье были ужасные, они ссорились, Абрахам его даже на дуэль как-то вызвал, но Кейн решил, что лучше прослыть трусом, чем братоубийцей, и отказал.

Взвешенное решение. Вряд ли кто-то стал бы графа за такое презирать. Не Эстер точно, для нее выбор между «убить родного человека» и «обесчестить себя» тоже был бы очевиден.

Так что получается, что трещина в семье пошла еще раньше, чем по фундаменту склепа. Проклятие могло получиться таким сильным не просто потому, что Абрахам был некромантом, а потому, что он перед смертью уже желал зла Кейну. В каком-то смысле пытался утащить младшего за собой, похоронить род Винтеров прямо здесь и сейчас. Интересно.

— Так наслушаешься ваших трагичных историй, и забудешь, что вы темные, — полушутя говорит она. — Начнешь сочувствовать дьяволу.

— Для вас это так важно, — хмурится Ирви, наконец закрывая несчастный учебник. — Не волнуйтесь. Если это так, вы действительно светлая до глубины души. Никто другой об этом даже бы не подумал.

Эстер сглатывает ком в горле, услышав эту фразу. Удивительно, но он попал в очень важную больную точку. Неужели ее так просто считать?

Да, Кейн и Ирви — темные, она все еще презирает и их магию, и их методы, и без общей светлой цели ни за что бы больше минуты в этом замке не провела; размышления об их морали вводят Эстер в ей самой пока непонятное состояние. Но больше ее волнует, что для ее собственной сущности значит этот неожиданный союз.

Их-то уже ничего не исправит и не спасет. Как бы ни были очаровательны речи змея, они ведут к падению.

Сможет ли она не замарать руки, спасая сердце проклятой земли?

***

Очень быстро Эстер начинает сожалеть, что к ней приставили слугу-скелета. Принц, конечно, очаровательный малый, незаменимый в хозяйстве, и великолепный слушатель, но может он, пожалуйста, не каждую секунду по пятам за ней следовать?

Похоже, нет.

Эстер никогда не страдала от страха в замкнутых пространствах, но здесь было что-то совсем иное — когда она снова спускалась в подземелья по крутой винтовой лестнице, и за ней следовал Принц, ей все же стало не по себе. Проходы будто стали уже, потолки ниже, потому что спутник ее занимал столько места, что на хрупкую ведьмочку уже его не оставалось.

— Можно, хотя бы внутрь я зайду одна? — язвительно спрашивает, застыв перед открытой дверью в камеру, откуда поползло проклятие.

Если так продолжится, она будет, вместо того чтобы пытаться распутать проклятье, таскаться за Кейном, чтобы он уж точно не волновался и все мог наблюдать. Сколько он так продержится, день? Может, поймет намек.

Легче дышать в камере не стало. От взгляда на подозрительно багровые мазки на стенах становилось дурно, и воображение тут же подкидывало различные неуместные вопросы. А ты уверена, что это только кровь Абрахама? Кто знает, сколько здесь еще людей погибло до него. Не зря же выбрал именно это подземелье, для темного мага здесь наверняка энергетическое раздолье. Что ты вообще тут забыла, никакие деньги такого не стоят, беги, беги, пока саму по камням не разметало…

Судорожно, тревожно Эстер делает несколько вдохов, ощущая, как затхлый воздух неприятным вкусом оседает на языке.

Она опускается на пол, складывая юбки под колени, чтобы не прикасаться кожей к колдовскому знаку лишний раз. Линии призыва алеют, будто их тоже кровью рисовали, и Эстер, разглядывая их, понимает, что не со всеми рунами знакома даже. Похоже, часть ритуала Абрахам создал сам. Рискованно.

Мерцающий изумрудный свет ее факела бросает на стены пляшущие тени, которые кажутся Эстер воплощением душ, заточенных тут в безвременье. Ее глаза скользят по мрачным символам. Каждое движение руки ведьмы наполнено концентрацией, каждый шепот звучит как плач земли, умоляющий об избавлении от мучительной боли.

Но чем глубже Эстер погружается в потоки магии, тем сильнее чувствует сопротивление. Оно отзывается в ее душе стальным эхом, отблескивает холодом в сердце. Искры колдовского света в ее глазах тускнеют, заклятие грозит сорваться.

Пальцы Эстер скользят по камню, нащупывая границы рун, и ее звонкий голос, полный силы и решимости, взывает к энергии исцеления. Однако тьма подземелья словно сгущается, образуя невидимую стену, за которой скрыта сущность проклятья. Ведьма почти слышит злорадное шипение невиданного зверя, который кормится этими землями, изводит их, оставляя лишь пепел в зубах своих неистовых врагов.

Ее сердце бьется в такт с магическими вибрациями, которые она пытается призвать к содействию, но беспорядок усиливается, превращаясь в хаос. Она ощущает, как каждая руна отвергает ее исцеляющее прикосновение, как каждый символ вместо спасения приносит еще большее отчаяние.

Дыхание Эстер становится прерывистым, а лоб покрывается каплями холодного пота. Сила проклятья непостижимо велика, и каждая попытка его разрушить лишь усиливает хватку. Надежда меркнет в ее усталых глазах, но сдаваться она не собирается — не сразу, слишком многое стоит на кону.

Эстер чувствует, как ее магическая энергия истощается, ускользает сквозь пальцы как песок. Каждый раз, когда она думает, что нашла ключ к оковам проклятья, его зубчатые края ускользают, оставляя лишь боль и разочарование.

Ведьма вздрагивает, когда неожиданно стены подземелья отзываются глухим ударом, будто само проклятье хохочет над ее беспомощностью. Ее голос слабеет, заклинания звучат все тише, пока не становятся почти неразличимым шепотом. Эстер осознает, что ее силы на исходе, что темнота побеждает.

Она собирается с последними остатками воли, пытаясь пробудить в землях искру жизни, но в ответ лишь ощущает растущий хлад. С каждым мгновением все больше казалось, что воздух в подземелье сгущается, становится как жидкий свинец, давящий на ее плечи. Нет, нет, нет, она же смогла победить тогда, на кладбище. Ее же приняли предки, что не так? Почему сейчас она беспомощна?

Энергетический всплеск сотрясает стены подземелья, но проклятье лишь поглощает его, как бездонный колодец, оставляя Эстер пустой и одинокой в обветшалом храме ее неудач. Она понимает, что битва проиграна, но и война еще не окончена.

Девушка сюда вернется. Здесь все началось, и разгадка к свободе от тьмы тоже находится здесь. Осталось только подобрать ключ…

Эстер пытается встать, но ее шатает; споткнувшись о собственный подол, она приземляется лицом вниз и испускает полный ярости и обиды крик, и чувствует, как в груди сжимается ком, и слезы подступают к глазам. Только не хватало разрыдаться. Только не хватало…

— Миледи? — звучит откуда-то издалека обеспокоенный голос.

В пылу битвы с проклятием девушка даже не заметила, как пропал Принц — а тот, вовремя посчитав, что целительница не справляется, ускакал за подмогой на своих костяных ногах. Граф Винтер опоздал на главное действо, и наблюдал только последствия — вокруг свернувшейся в совершенно неподобающей леди манере целительницы лучами расходились следы ее магии. Фигура вышла похожей на цветок хризантемы с Эстер в сердцевине. Линии разрывали старый ритуал, перечеркивали руны, из-под них стало невозможно разобрать изначальное заклятие. Ведьма по-детски тонко всхлипывала, лицом уткнувшись в рукав платья, и не сразу отреагировала на появление Кейна — у нее заложило уши, и она слышала его словно сквозь толщу воды.

— Миледи, — повторяет он, опускаясь рядом с ней, и медлит, не понимая, что делать. — Что же вы делаете…

— Уйдите, — почти рычит Эстер, не поднимая головы. Она не в состоянии выслушивать его саркастичные ремарки, ей нужно просто выдохнуть, просто смириться с первым поражением.

— И не подумаю, — Кейн вздыхает и дает Принцу знак: а вот тебе пора. Оставь нас. — Если вы перегорите, как свечка, в первые же дни, это никому добра не принесет.

— Почему… я не понимаю… — она снова всхлипывает и начинает плакать уже навзрыд, чувствуя, как от слез намокает и без того тяжелая ткань рукава.

Ее выпотрошило, выполоскало, в ней не осталось силы ни на искру — и все зря!.. Нарушен изначальный ритуал, но проклятье все еще висит над Исендором, в воздухе все еще чувствуется вкус мокрого пепла и плесени. Если это только первые шаги, она тут же поломала ноги, и не знает, как скоро сможет двигаться дальше.

— Не вините себя так, миледи. Вы уже за два дня сделали больше, чем я умудрился за несколько недель, — Кейн тихо усмехается, и осторожно, как к дикому зверю, прикасается к Эстер — кладет ладонь на округленную спину, и неловко пытается погладить, успокоить. — Всегда есть какой-то путь, особенно — в магии… может быть, мне нужно будет подобрать вам усилитель.

Он хмурится при этой мысли, будто перебирает в голове, какие еще у них впереди эксперименты — но озвучить их не решается. Начать нужно с тех, которые у светлой вызовут меньше всего сопротивления… колдовского и морального.

Эстер вздрагивает под его прикосновением, но не отталкивает, не пытается сбросить руку. Ощущение человека рядом оказывается неожиданно правильным в этой совершенно немыслимой ситуации. Девушка зажмуривается и на мгновение позволяет себе утонуть в этом тепле, успокаивающем ее лучше любых заклинаний.

— Я не привыкла ощущать себя беспомощной, — тихо признается она, слова едва слышны, как шепот ветра в листве. — Это пугает — понимать, что твоя сила не бесконечна.

Кейн мягко улыбается, убирает руку с ее спины, но остается рядом, словно стена, за которой можно спрятаться от всего мира.

— Мы все сталкиваемся с этим, Эстер. Но беспомощность — не слабость. Иногда она просто напоминает нам, что мы — люди. И что вместе мы сильнее.

Он делает паузу, словно выбирает слова, и продолжает уже более уверенным голосом:

— А усилитель… я знаю пару заклинаний и артефактов, которые могли бы помочь. Мы найдем то, что будет работать для вас — безопасно и эффективно. Я понимаю, что вам хочется отделиться от меня, работать на некроманта, а не с ним вместе. Но я думаю, мы можем обойтись без этой глупой вражды.

Его слова звучали искренне, и в глубине души Эстер знала, что он прав. Этот тонкий мост понимания между ними был чем-то новым и неожиданным. Она осторожно распрямилась, села, опухшими глазами посмотрела на графа рядом — и кивнула.

— Все же привлекать артефакты рискованно, — медленно говорит, вытирая ладонью слезы с щеки. — Не хочется стать очередной пешкой в игре сил, которые я не могу контролировать.

— Мы не пешки, если играем сознательно и по своим правилам, — возражает Кейн, и протягивает шелковый носовой платок, чтобы девушка привела себя в порядок. — Не скромничайте, вы сильнейшая ведьма, и просто какой-то амулет волю вашу не сломит. Это инструмент, и только вам решать, сколько у него над вами власти.

Эстер неопределенно ведет плечами, не соглашаясь, не отрицая; она до этого никогда не слышала, чтобы светлые спокойно могли работать с темными амулетами. А другого Кейну и не удастся создать, слишком глубоко мрак пустил корни в его душе. В какой-то степени, она начинала понимать, почему проклятье его старшего брата приняло именно такую форму, и как иронично ее появление здесь. Попробуй-ка, маленькая ведьма, спасти не только оскверненную землю, но и потерянную душу.

И не потеряй себя в процессе.

VI. Влюбленные

Темные, насыщенные влагой тучи возвышаются над горизонтом, затеняя обширные земли поместья Винтеров. Ветер, который еще минуту назад лишь нежно шептал в листве деревьев, теперь нарастает, вскидывая пыль и листья в воздух, словно призывая к себе внимание всего живого. Первые капли дождя, большие и тяжелые, начинают падать на землю, создавая на поверхности луж маленькие взрывы.

Даже внутри поместья эхо грома дрожит, отдается в стеклах окон, и Эстер, занятая чтением древних манускриптов, вздрагивает, отвлекаясь. Она всегда любила дождь, его ритмичное звучание по крыше приносило ей чувство спокойствия и уединения, но сегодня гроза навевала беспокойство. Когда очередная вспышка молнии озаряет комнату, за окном мелькает что-то. Взгляд девушки мгновенно становится прикован к этой тени.

Секунду спустя, с неба на каменный подоконник с грохотом приземляется почтовая птица — влажная, дрожащая, с перепачканными бурой грязью перьями. В ее клюве зажато письмо, от воды явно защищенное каким-то заклятием. Эстер подходит к окну, позволяя гонцу укрыться от непогоды в тепле комнаты.

— Вот это тебя потрепало, — сочувствует она голубке, как будто та может это понять. — Перехватить пытались? Или просто ветром сбивало?

Недовольно курлыкнув, птица просто начала чистить перья, оставляя получательницу разбираться с конвертом. Эстер ощутила смутное, нехорошее предчувствие. Писать ей больше некому, это весточка из Флистана.

Осторожно она разрезала плотный конверт и извлекла оттуда листок, развернув его с некоторой опаской. Почерк был аккуратным и плавным — дело руки Ланы, ее младшей сестры. Слова танцевали перед глазами Эстер, рассказывая о жизни в родном городе, о небольших радостях и обыденных заботах. Лана упомянула отца, его здоровье, и на момент она почувствовала волну облегчения — все было в порядке, но сестра очень скучала.

Эстер вздохнула, сгибая письмо и кладя его рядом с работой, которая теперь казалась не столь насущной. В ее груди поднялась волна тоски по дому, которую сгладила лишь благодарность за короткое послание от Ланы. Она соскучилась по сестре, и чувствовала себя чуть ли не предательницей, пристыженной проявлением искренности. Эстер домой отправила только одно письмо, и в нем она старательно обходила краеугольный камень всей поездки. Да, родная, замок великолепен. Да, пока не получается снять проклятие полностью, но я уже работаю над этим. Да, граф очень мил и невероятно обходителен… и совершенно точно никак не связан с темной магией. Упущение — лучше лжи? Или она просто пытается себя в этом убедить?

Гроза, казалось, начинала утихать, и ритмичный звук дождя уже не казался таким тревожным. Она подошла к камину, в котором еще тлели угли, и бережно положила в него несколько поленьев. Огонь быстро вспыхнул, рассеивая прохладу и даря уют.

Почтовая голубка, чуть оправившись после битвы со стихией, теперь сидела на спинке стула, вздрагивая каждый раз, когда гром гулко отдавался вдалеке. Эстер протянула руку и ласково погладила ее по мокрой голове.

Эстер подошла к столу и взяла перо и бумагу. Она понимала, что не сможет ответить сразу — птице нужен отдых, а ей самой — время, чтобы собрать мысли и определиться со словами. Письмо Ланы тронуло ее, и она хотела сочинить что-нибудь, что сестру порадует, пусть даже и будет не совсем искреннее. Потом, когда она вернется в Флистан победительницей, можно будет и страшилки про некромантов рассказывать. А сейчас нужно семью успокоить, чтобы Лане не пришлось разбираться с нервными припадками старика-отца.

Собравшись с мыслями, Эстер начала писать, ее почерк был стремительным, смазанным, она несколько раз что-то зачеркивала и ставила кляксы. У нее тряслись руки, после провала в подземельях она восстановилась магически, но не эмоционально. Ей хотелось написать правду, знать, что кто-то разделит ее беспокойство, но все же она не решается. Первый лист она бросает в разгоревшийся камин, берет новый, мысленно настраивает себя на полумедитативное состояние. Нельзя, чтобы Лана что-то заподозрила. Она почти слышит хитрый голосок сестры у себя в голове: «Все же у тебя прекрасно, с чего бы тогда столько исправлений?». И правда. И правда… и правда не попадет в это письмо.

Закончив, Эстер вложила лист в конверт, который запечатала восковой печатью — и только тогда осознала, на что смотрит. Конечно, на печати со стола в библиотеке поместья Винтеров красовался их фамильный герб.

Тот самый, с черепом посередине. Символы таро вокруг него особенно четкими не вышли, а вот эти пустые глазницы ни с чем не перепутаешь; черт. Пришлось вскрывать, перекладывать в новый конверт и специально прокрутить печатку, чтобы вместо герба вышла уродливая лужица воска с щербинками и затеками. Лучше уж так.

Эстер оставила письмо на столе, решив, что отправит утром, чтобы голубка успела восстановиться после непогоды, и без магического воздействия смогла снова отправиться в полет. Девушка пока не решалась воспользоваться силой на живом существе — кто знает, не поломалось ли в ней что… а птичку жалко будет.

Призадумавшись, Эстер подошла к окну и выглянула наружу. Дождь уже прекратился, и сквозь расступившиеся облака пробивался свежий, чистый свет луны, отчетливо освещая промокшие поля и сады поместья. В воздухе повисла мирная тишина после бури, и мир вокруг вновь ожил после хаоса.

— Ведьмин час, — прошептала Эстер с полуулыбкой.

Пора тушить свечи и отправляться спать. Завтра снова спасать мир, как выражается граф.

Только вот героиней она себя уже не чувствует.

***

Планы мирно закончить день обрываются тут же, на выходе из библиотеки.

Принц, который, по обыкновению, должен был стоять около дверей, куда-то пропал — потому что на его месте оказался граф. Вот такое понижение в титуле.

— Вам незачем караулить меня у выхода, — удивляется Эстер. — Вы у себя дома.

— Решил дождаться, пока вы освободитесь. Вы в настроении прогуляться?

— В домашнем платье после бури? — уточняет она, красноречиво поджимая губы. — Конечно же. Мечтаю.

Кейн усмехается, и протягивает ей руку, как в приглашении на танец.

— Не волнуйтесь, всего лишь по замку. Решил, что не помешает показать вам один чудесный чуланчик.

Эстер с ироническим поклоном принимает предложение, и мягкий свет свечи, которую Кейн зажигает, создает на стенах замка причудливые тени. Они направились к главной лестнице. Шаги их отзываются в пустоте коридоров, а в воздухе еще повис свежий аромат после дождя, проникающий в замок через приоткрытые окна.

Узкая винтовая лестница ведет их все выше, к одной из старинных башен, чье присутствие на протяжении веков было свидетелем бесчисленных таинств. Кейн молча ведет Эстер вверх, и каждый их шаг вызывает скрип древнего дерева. Когда они достигают самого верха, лестница завершается проходом к небольшой двери, утопающей в тенях. Кейн щелкает пальцами, и со снопом алых искр скрипят старые петли.

Комната под крышей оказывается уютной и наполненной странным смешением ароматов старинных фолиантов и свежих трав. Из маленького, почти игрушечного окна открывался вид на заспанный лес и поля, теперь мирные после утихшей бури. Небо, очищенное дождем, казалось невероятно глубоким, и первые звезды уже мерцали на его фоне.

— Не совсем чуланчик, правда? — улыбается Кейн, закрывая за собой дверь.

— Вы удивляете меня, — отвечает Эстер, обводя комнату взглядом, — что здесь такого, что требует секретности?

Кейн ставит подсвечник на старинный деревянный стол, оставляя их в мягком багровом свете, который едва достигал углов комнаты.

— Это место — мое убежище, когда мне нужно уединение, — начинает он, в его голосе слышится неожиданная серьезность. — И мне нужно было поделиться с вами чем-то… личным.