Двойка чаш. Приворот из гримуара

Эстер чувствует напряжение в воздухе и, чтобы выиграть себе лишнюю пару секунд, осторожно подходит к столу с рядами запыленных бутылок с эссенциями, маленькими свертками бумаги, покрытыми странными символами и пустым кубком.

— Я все это время искал ключ к одному очень старому заклинанию, — продолжает Кейн, протягивая руку к одному из свертков. — Это заклинание, передававшееся в моей семье поколениями, но, к моему сожалению, последнее звено этой цепи было утеряно моим отцом. Ни со мной, ни с Абрахамом он не решил делиться таким знанием. Все, что осталось — это фрагменты, намеки, обрывки…

Он раскрывает сверток, и Эстер видит древние руны, пляшущие на пергаменте в тусклом свете свечи, как будто ожившие и готовые в любую секунду прыгнуть со страницы.

— И вы считаете, что можете восстановить его? — спрашивает Эстер, чувствуя, как ее собственное любопытство начинает пробуждаться.

Кейн кивает, и в его глазах появляется хитрый огонек, с которым он становится похож на настоящего змея-искусителя.

— Я не просто считаю, я уверен в этом. Но дело в том, что даже если я смогу его восстановить, я не смогу его использовать.

Эстер хмурится, пытаясь понять, куда он клонит.

— Почему?

— Потому что для его активации требуется нечто большее, о чем я когда-либо мог мечтать. Требуется два мага, два рода магической энергии, которые должны… сливаться, — он делает паузу, словно давая ей время на осмысление. — Это заклинание — своего рода магический союз, и я…

Кейн вздыхает, его взгляд становится мягче, когда он смотрит на Эстер.

— Теперь я не могу представить никого, кто был бы достаточно силен, опытен и при этом противоположен мне. Никого, кроме вас. Этот ритуал не смогут провести два некроманта, только темный и светлый… темный и светлая. Я уверен, что проклятие Абрахама, весь этот кошмар на самом деле вел нас к этому. К невероятному могуществу. Незачем ограничиваться спасением Исендора — не будет заклятия, которое будет нам неподвластно.

Так вот в чем дело. Мир мы будем не спасать, а захватывать. И он выглядит вполне уверенным, что Эстер согласится — с энтузиазмом безумца, с планами слуги тьмы. Вся человечность, что она себе в нем напридумывала, мгновенно перестала для нее что-либо значить. Все всегда сводится к одному. Власти.

— Вы готовы рискнуть со мной? Вместе мы можем совершить вещи, о которых даже не мечтали другие маги. Вы и я, Эстер, — произносит он торжественно, как будто это уже часть клятвы.

Он протягивает ей руку и застывает в ожидании, с лихорадочной полуулыбкой на губах. Они стоят в тишине, слышно лишь, как потрескивает горящая свеча, и оттого ответ Эстер звучит гулко:

— Нет.

Свет свечи бросает на стену длинную тень Кейна, делая его фигуру угрожающе гигантской. Он медленно опускает руку, блеск угасает в его глазах, уступая место холоду и расчету.

— Нет? — повторяет он, словно слово это ново для него, неведомо. — Вы отказываете мне?

Голос Эстер звучит твердо и без колебаний:

— Я приехала в Исендор ради благого дела. Я видела, как страдают ваши люди, как изменились звери в лесу, как даже небо будто покрылось пленкой. Вы пытались меня убедить, что некромант — не равно злодей, что вы просто хотите мира. Недолго же маска продержалась, — Эстер с отвращением указывает на свиток. — Как вы можете просить меня стать частью этого? Как вы смеете?

Кейн шагает вперед, его лицо вновь искажается улыбкой, но уже иной — без радости, без безумия. Полной разочарования и сожаления.

— Знаете, Эстер, магия — это инструмент, а как им пользоваться, зависит от владельца. Мы могли бы стать богами среди людей, управлять судьбами наций, изменять течение истории…

— Но зачем? — перебивает его Эстер. — Чтобы стать источником страха и ненависти? Чтобы вместо того, чтобы служить миру, мы поработили его? Ваше видение магии… это путь приведет вас прямиком к Абрахаму.

Кейн отходит назад, складывает руки на груди; алые отсветы пляшут на точеном лице, тени залегают глубже, и он становится поистине пугающим.

— Вы делаете большую ошибку, Эстер. Я думал, вы умнее…

— Не в интеллекте дело, Кейн. В моральных принципах. Вы предлагаете мне путь, по которому я идти не могу, — она не сводит с него глаз, и ее взгляд столь же тверд, сколь и ее слова.

— Тогда мы стоим по разные стороны баррикад, — наконец медленно произносит Кейн. Его голос звучит холодно и отстраненно. — Если вы не со мной, вы против меня. И я не могу позволить вам встать на моем пути.

Эстер едва заметно кивает, принимая его слова как неминуемый итог их разговора.

— Я никогда не была на вашем пути, Кейн, — спокойно отвечает она. — Я всегда шла своим. И буду продолжать идти по нему, независимо от того, куда он приведет.

Кейн медленно поворачивается, чтобы оставить комнату. Его фигура окутана сумрачным светом, прощающимся с теплым отблеском свечи. Он останавливается на пороге, не оборачиваясь:

— Будьте осторожны, Эстер. Выбранный вами путь может оказаться опаснее, чем вы представляете.

С этими словами он исчезает за дверью, оставляя Эстер одну в тускло освещенном чулане, полном тайн и недосказанностей. Она оглядывается вокруг, на пергаменты и бутылки с эссенциями, на мир, который они могли бы изменить вместе, и тяжело вздыхает, понимая весь груз ответственности, который теперь лежит на ее плечах.

Она знает, что выбор сделан, каждое движение с этого момента будет иметь гораздо более ощутимые последствия. Но она также знает, что ценности, за которые она готова бороться, стоят этого риска. Она не может поддаться соблазну, который предлагает Кейн. Ее путь — другой.

Эстер погашает свечу и остается на мгновение в полной темноте, собирая силы для того, что должно последовать. Теперь она знает, что ее путешествие будет одиноким, но она готова идти вперед, ведомая своими убеждениями, несмотря на бури и тьму, которые могут ждать ее впереди. И вот сейчас, когда предложение Кейна отозвалось в ее сердце, она вдруг ясно увидела карты таро, которые ведьма бросила перед ней еще во время пути в Исендор: Влюбленные и Дьявол. Влюбленные — символ выбора, моральных решений, переплетения путей, а Дьявол — представление соблазна, темных сил, страха, который сковывает и заманивает в ловушку.

Стоя в полной тьме, Эстер понимает, что гадалка с седыми волосами предупредила ее именно об этом моменте. Был выбор между светом, который означал верность своим принципам, и тенью, в которую могла затащить власть и жажда господства над другими. Кейн же представлял собой этот самый соблазн — мощную тьму, магнетизм власти, который так легко может обратить властителя в диктатора.

Ведьма ощущает, как внутренняя сила наполняет ее, как уверенность в своем решении укрепляется. Она не будет игрушкой в руках судьбы или пешкой в чьей-то грандиозной игре за власть. Нет, ее путь будет пролегать через правду и свет, который она найдет внутри себя и в тех маленьких делах добра, которые она может совершить в этом мире.

Эстер медленно шагает к двери, ее рука нащупывает ручку и поворачивает. Она направляется вниз по винтовой лестнице, чувствуя, что каждый ее шаг ведет ее к новому дню, полному возможностей и испытаний, которые она встретит с открытым сердцем и ясным умом.

И для этого ей придется покинуть поместье Винтеров.

Целительница решает не дожидаться официального приглашения выметаться — она понимает все и так; к тому же, теперь ей просто неприятно находиться в присутствии Кейна. Какая жалость, что у такого прекрасного, могущественного и влиятельного мужчины оказалась гнилая душа!.. Эстер ведь готова была дать ему шанс показать себя, как готового меняться, способного повернуться к свету.

Впрочем, это уже неважно. Ей нужно быстро собраться, желательно, не попавшись ни разу скелету-горничной, чтобы он не успел наябедничать хозяину. Хорошо, что она не потратила все деньги, которые Кейн ей изначально выплатил — на какое-то время хватит.

Тщательно выверив время, когда поместье вновь погрузилось в тишину и спокойствие, Эстер вышла из своей комнаты и направилась к заднему выходу. Принц, если и был где-то рядом, то, к счастью, с ней не пересекся.

Пробравшись по лестницам для прислуги, Эстер достигла двери, ведущей в сады поместья. Там, под покровом ночи, она смогла скрытно пройти мимо мертвой, неспящей охраны и выйти за пределы усадьбы, не привлекая внимания.

Оглядев последний раз поместье Винтеров, Эстер почувствовала, как ее сердце наполняется какой-то тяжелой грустью, но и облегчением одновременно. Впереди была неопределенность, но и свобода. Свобода выбирать и свобода быть самой собой, независимо от чьих-либо желаний и приказов.

С этой мыслью Эстер направилась в темноту, в ночь, которая обещала ей новый путь, новую жизнь и новые приключения. Мир был полон тайн, и она была готова их разгадывать, опираясь на свои знания, силу воли и чистоту сердца.

VII. Колесница

Таверна «Заснувший дракон» стала одним из символов жизни этих далеких земель, словно старый дуб, корни которого уходят вглубь столетий. Снаружи она выглядела мрачной и неприветливой, но внутри царила уютная теплота. Мягкий свет масляных ламп и запах свежего хлеба встречали путешественников, которые искали приют.

Эстер заняла уединенный столик в углу, где тусклое пламя свечи боролось с тенью. Она устало облокотилась о старую деревянную стену, позволяя мягкому сиянию огня исказить ее лицо. Находясь вдали от поместья Винтеров, здесь, в простом мещанском укрытии, Эстер наконец ощутила, как с ее плеч спадает тяжелая ноша.

Она подумала о Кейне — о том, как его голос колебался между мягкостью и стальной решимостью, как его глаза — темные омуты с потайными течениями — искали в ней отражение своих амбиций. «Мы могли бы стать богами среди людей», — его слова эхом звучали в ее голове, но Эстер была уверена в своем выборе.

Она вспомнила последний взгляд, который бросил ей Кейн, прежде чем покинуть треклятый чуланчик в ту ночь — их последнюю ночь под одной крышей. Думать о нем, как о предателе, коварном искусителе почему-то было больно. Как будто она не знала этого с самого начала!.. как будто стоило чего-то иного ожидать от некроманта.

Разочаровываться страшно. Сама виновата, что очаровалась.

Эстер взяла в руки стакан с теплым напитком, позволяя аромату яблок и специй успокоить ее разум. Вокруг нее разговоры других посетителей сливались в неразборчивый гул, создавая иллюзию анонимности, защиту от внешнего мира.

Глядя в пламя свечи, она планировала свои следующие шаги. Утро принесет новые возможности — поиски забытых заклинаний, встречу с новыми людьми и, быть может, даже столкновение с духами прошлого. Необходимо было собрать все свои знания и опыт, чтобы разгадать проклятие, от которого она так поспешно ушла. Да, она больше не хотела работать на графа Винтера — но ведь люди Исендора не виноваты! Целительница все еще может попробовать им помочь.

Таверна начала пустеть, и тишина угнездилась в укромных углах зала. Эстер еще раз проговорила в уме план на предстоящий день. Она смогла разговорить хозяина таверны, и тот поделился, что на границе с лесом есть старая, заброшенная церквушка, к которой приближаются только люди, которые хотят нажить проблем. Местные легенды предупреждают, что там пару веков назад зарезали ведьму, и оттого здание в нескольких местах обрушилось, часовня полностью ушла под землю. Пожалуй, она оттуда и начнет. Если это история о смерти некроманта, и все живое уже восстановилось, Эстер может найти там важную подсказку. Или просто познакомиться лучше с энергетической изнанкой этого несчастного места.

Эстер опустошила кружку и встала, оставив на столе несколько мелких монет для хозяина таверны. Уже направившись к выходу, она вдруг услышала краем уха, как за столом позади нее разгорелся разговор, где домысли и правда переплетались, как лоза винограда.

— Неудивительно, что сейчас появилась эта девица, — сказал один из посетителей, — после смерти старшего Винтера графу Кейну досталось целое состояние. С такими деньгами какую угодно невесту можно выбрать.

— Свадьбу, говорят, на равноденствие и сыграют, — присоединилась к нему женщина, ради такой сплетни оторвавшись от похлебки.

— Может, она сиротка какая? Чего ж до венца и переехала, срамное это дело…

Эстер застыла на мгновение, охваченная смесью удивления, недоверия и настороженности. Свадьба? С графом? Не про нее ли уже успели новости разнести? Это было столь же абсурдно, сколь и забавно. Исподтишка оглядев сплетников, она решила исследовать их поближе.

Пройдя несколько шагов назад к столику, она присела на ближайший стул, вслушиваясь в их разговор.

— На такую свадьбу-то уж нужно будет посмотреть, — включилась она, ловко подбирая тон к их беседе, словно актриса, вливающаяся в роль.

— О, да! Вы только представьте, юная барышня в белом и наш мрачный граф. Как в сказке! — одобрительно кивнул один из собеседников, весело подмигивая. — Красавица и чудовище.

— Хм, интересно, — протянула Эстер, прищуриваясь, словно пытаясь вспомнить лицо из давно забытого сна. — И много про эту новую графиню известно?

— Ее видели только издали, знают, что блондинка, и держится, как благородная. Что странно, приехала совершенно одна, ни маменьки, ни папеньки, ни своры фрейлин… вот и думают, что граф в блаженную какую-то влюбился.

Эстер кивнула, как будто она просто еще один любопытный посетитель, согревающийся у очага чужими историями. Впервые в жизни ей захотелось магией скрыть свои светлые локоны, чтобы собеседники не начали ничего подозревать; но сейчас уже поздно, да и мало ли белокурых девушек можно встретить в северном графстве.

Тянет сделать глупость и ввернуть, что даже, будь байка про свадьбу правдой, в белом платье такую невесту не выведут. Второй раз белое все же не надевают; можно сшить что-нибудь нежно-лиловое… честно говоря, Эстер не задумывалась даже о такой перспективе еще.

Но она делает правильный выбор, такую чудесную сплетню оставляет при себе — не хватало разрастись этому образу от бедной сиротки до коварной вдовы. А она еще и ведьма! Кошмар, и кто же тогда больше похож на чудовище? А Кейн… а что Кейн, всего-то в могилах копается в свободное время, чем бы аристократ не тешился. Эстер уверена, что так и звучали ли бы дальнейшие разговоры.

Поэтому все же скрывается в очередной съемной комнатушке, не давая себе возможности только больше усложнить ситуацию.

***

Когда она спрашивает путь к храму у местных жителей, мгновенно даже в самых усталых глазах загорается неподдельный интерес. К любым чужакам относятся с опасением, а эта и вовсе проблем нажить хочет — туристических дорожек к этому месту уж точно не проложили. Эстер постоянно оглядывается, будто пытается поймать преследователя. Не проходит ощущение, что кто-то следит; паранойя чуть утихает, когда ведьма наконец приближается к лесу, но совсем не пропадает.

Под серым небом, скрытым за тяжелыми облаками, стояла заброшенная церковь. Старинное здание было погрязшим во времени и печали, и казалось, что его четыре стены удерживали секреты, тревожившие души тех, кто брался приблизиться к нему.

Путь к церкви был заросшим и запутанным, словно сама природа старалась скрыть это место от любопытных глаз. Вокруг церкви витало ощущение утраченной святыни. Стены, покрытые лишайником, казались искаженными от непреодолимой тяжести прошлого. Части здания обрушились, словно их за собой под землю пыталась утащить душа убитой ведьмы.

Эстер заходит во внутренний дворик церкви. Часовня, однажды служившая местом поклонения, полностью исчезла под мерзлым грунтом, оставив после себя лишь зияющую дыру и городскую легенду. Девушка осматривает стены храма, покрытые резными узорами и рушащимися фресками, которые когда-то символизировали веру и надежду. Теперь они кажутся искаженными и зловещими, словно передающими темную сторону этого места.

— И на чьей же стороне ты была? — спрашивает она, прикасаясь к разбитому столбу. Холод по пальцам проникает во все ее существо, и она невольно отдергивает руку.

«Не на твоей».

Что ж, это прекрасные новости. Никогда бы не подумала, что будет радоваться, что оказалась в погребальной темной ведьмы; Эстер уважительно склоняет голову, показывая свою уверенность и силу, желание разобраться в истории этого места, а вовсе не навредить ему.

Но получается, если спустя столько лет она смогла нащупать энергию погибшей некромантки в этом храме, ее проклятие полностью так и не пропало. Она все еще немым и мстительным призраком витает над крышами, и в траве, что проросла сквозь ее кости, алеют кровавые первоцветы. Неужели у Эстер нет шанса? Сколько времени, сколько сил она должна положить на алтарь спасения Исендора?

Эстер задерживает взгляд на поблекших росписях, где святые и демоны вечно сцеплены в молчаливой борьбе. Ветер ворует последние иголки с нагих ветвей старинных кипарисов, и они ложатся на землю, как невесомые следы людей ушедшей эпохи. Ее собственная тень падает на изогнутые черты каменных стражей, вцепившихся в стены, и кажется, будто их холодные глаза следят за ней, высекая ее судьбу в неумолимом камне.

Эстер опускается на колени на влажную землю внутреннего дворика, где древние камни усыпаны лепестками, чьи цвета — отблески весенних надежд и осенних печалей, теперь растворены в серых тенях сумерек. Она раскладывает перед собой инструменты ритуала — свечи, талисманы, и камни, покрытые мхом времени, когда-то согревавшиеся солнцем и теперь охлажденные морозами забвения.

Закрыв глаза, Эстер взывает к силам, что плетут причудливо-прекрасную ткань мира, и откуда-то из глубин веков приходит к ней эхо. Она открывает взор и видит перед собой энергетические нити, пульсирующие множеством оттенков — от нежного весеннего рассвета до темного фиолета бури. Каждая нить, словно живая лоза, опутывает камни и простирается к небесам.

Эстер протягивает руки, и ее пальцы касаются одной из нитей, но вместо того, чтобы сливаться с ее энергией, нить рассыпается, гниет прямо у нее в руках. Она берет другую, но и она растворяется в воздухе, оставляя лишь ощущение ускользающей влаги. С каждым касанием мир становится все более и более размытым, как будто сама сущность времени начинает разлагаться.

Паника охватывает Эстер. Она собирает оставшиеся обрывки нитей, пытаясь переплести их, пытается вдохнуть в них жизнь с помощью своей энергии, но они осыпаются, словно лепестки поминального венка, что несут в себе память о былом величии и сейчас лишь напоминают о безжалостном цикле жизни.

Тогда Эстер сглатывает ком в горле, и лихорадочно складывает обрывки уже знакомых, но потерявших силу заклятий, пытается мастерить что-то новое, строить ритуал заново. Ее шепот витает среди руин, и под звуки срывающегося голоса ведуньи начинает происходить чудо. Нити не восстанавливаются — они рождаются заново, пробуждаются от забвения и плетутся в новую ткань, уже не такую хрупкую, а крепкую и яркую.

Эстер продолжает говорить, и ее голос становится сильнее. Каждая нить, каждый узелок теперь пропитан новой силой, новым началом. И когда последний слог ее заклятия растворяется в тишине, перед Эстер уже не задушенный тьмой, разрушенный дворик, а переплетение живых, дышащих нитей — символ вечного возрождения, весенней нежности и памяти, бережно хранящей испытания прошлого. Эстер смотрит на ожившую перед ней картину, где каждая нить теперь искрится новыми красками, как если бы сама природа заново наносила кистями цветок на полотно мира.

Она поднимается, и руки ее уже не дрожат — они уверены и наполнены силой. Нити тянутся к ней, окутывая ее в вихре света, и она ощущает их тепло, словно они — лучи солнца, пробивающиеся сквозь утренний туман, или теплый ветер, который нежно касается кожи в первый день весны.

Вокруг нее энергетические нити танцуют, сплетаясь в ажурном венце над разоренной церковью. Теперь каждая из них несет в себе не только воспоминание о былой силе, но и обещание будущего — они как весенние первоцветы, что пробиваются сквозь землю, обещая новую жизнь после долгой зимы.

Ритуал завершается, и Эстер чувствует прилив облегчения и надежды. Часовня, когда-то похороненная под грузом чужих грехов, теперь свободна; целительница смогла подарить искупление земле, жаждущей весеннего обновления.

— Осталось только повторить трюк… пару сотен раз, — усмехается она, чувствуя, как к глазам подступают слезы радости и усталости. Так она действительно может поступить, но, скорее всего, сломается на третьей деревеньке. И это даже не говоря о сердце проклятия в поместье Винтеров.

Проскальзывает совершенно неуместная, оттого еще более навязчивая мысль: Кейн бы ей сейчас гордился.

Вот уж на кого равняться не стоит.

Вздохнув, Эстер оглядывается, наблюдает, как меняется общая реальность, поспевая за колдовской. Конечно, храм это не восстановит, но появилось ощущение, что по запыленному окну прошлись мокрой тряпкой: цвета будто стали ярче, воздух — ароматнее, жизнь взыграла в глубинах хвойного леса.

Большое достижение для маленькой ведьмы. И не нужно никаких усилителей, контрактов по соединению душ, некромантов с карими глазами…

Мысли Эстер прерывает неожиданный шорох откуда-то из кустов. Она собирается, готовая нападать и защищаться, если потребуется; ее немного потряхивает от масштаба потраченной силы, но показывать это не обязательно. Но через пару секунд на лице расплывается улыбка, и девушка протягивает руки вперед:

— Привет, родная! Неужели ты за мной сюда все это время следовала? Это же тебя я пару недель назад излечила?

На ведьму смотрела, слегка склонив острую голову, та самая черная пушистая лиса, встреча с которой Эстер так запомнилась. Этот зверек невольно стал символом проклятья, олицетворением последствий тьмы, покрывшей земли. Она даже и не думала, что вновь встретится с этой хитрой красавицей, тем более — под руинами храма-гробницы.

Лиса медленно выходит из зарослей, ее черный мех лоснится, а умные глаза устремлены прямо на Эстер. Существо движется с непостижимой грацией, свойственной только дикой природе, и в этом движении читается осторожность и какая-то неуловимая мудрость.

Эстер, наблюдая за лисой, почти забывает держать оборону — чувство взаимопонимания и связи с этим лесным созданием окутывает ее. Понимая, что лиса не представляет угрозы, она опускает руки и, полушутя, полусерьезно, говорит:

— Ну что, подруга, новостями делиться будем? Ты даже не представляешь, сколько всего я могу рассказать…

Лисица делает еще несколько шагов вперед, позволяя Эстер осторожно погладить себя по голове. Эстер замечает, как зверь начинает медленно отходить назад, оборачиваясь, чтобы убедиться, что девушка следует за ним. Лисица ведет ее сквозь забытые пути, мимо шепчущих трав и шелестящих лиственниц. Каждый шаг кажется обдуманным, и Эстер не может отделаться от ощущения, что это не просто благодарность зверя, но и немой совет: оставь этот храм, его эхо прошлого может быть тяжелее любого проклятия.

Похоже, мать-природа послала гонца, предлагая простое решение — тишина и уклонение от прямого контакта с темнотой. Ты уже навоевалась, дитя, оставь в покое тайны, которые тебе не принадлежат.

На окраине города лиса останавливается, и ее взгляд словно говорит: «Здесь и путь наш разойдется». Эстер чувствует благодарность, и когда она смотрит в глаза лисы, ей кажется, будто в них отражается мудрость всего мира с искоркой хаоса.

— Спасибо, подруга, — произносит Эстер тихо, когда лисица, последний раз на нее взглянув, разворачивается и исчезает среди деревьев, вновь становясь тенью в сгущающихся сумерках. — Если соскучишься снова, приходи. Может, фамильяром моим станешь.

Ведьма была готова поклясться, что что-то необычное в этой лесной хранительнице все же есть. Слишком осмысленный взгляд для простого зверька, и метка тьмы осталась даже после ритуала — хотя, похоже, она за ним наблюдала. Или пришла на зов знакомой энергии.

Она входит в город, чувствуя себя обновленной, уверенной в том, что пусть ее шаги и будут осторожными и тихими, они неизбежно приведут к свету, к победе над тенью, к восстановлению мира в Исендоре.

Приятно снова осознавать себя на верной стороне истории; не стыдиться каждого шага, не бояться поделиться историей с Ланой… девушка останавливается, пораженная мыслью, которая только сейчас прорывается сквозь поток моральных метаний.

Она так и не отправила письмо Лане! Оставила его на столе в библиотеке Кейна, думала, что утром все будет по-прежнему. Лихорадочно прокручивая в голове воспоминания о той ночи, Эстер пытается понять, рассказала ли она там что-то лишнее, что не должно попасть в руки графа? Он вскроет несчастный конверт, сомнений нет! Чего ему гнушаться, вряд ли это ниже его достоинства.

Взволнованная, она ускоряет шаг; конечно, ничего больше поделать она с этим не может, но сама мысль была ей неприятна. Подойдя к дверям таверны, Эстер остановилась на мгновение, чтобы перевести дух. Открыв дверь, она вошла в уютное помещение, где теплое освещение и запах жареного мяса смешивался с гомоном местных жителей.

Хозяин таверны, человек широкоплечий и крепкий, сразу же подошел к ней, вытирая руки чистым полотенцем.

— Вас искали, — сказал он тихим, но в то же время настороженным тоном.

Эстер остро почувствовала, как ее сердцебиение участилось. В ее голове вспыхнули мысли о том, что могло произойти, о том, кого могли послать за ней. Она слегка кивнула хозяину, спрашивая:

— И кому же я понадобилась?

В ответ хозяин кивнул в сторону укромного угла таверны. Там стоял высокий, плечистый мужчина в белоснежной церковной рясе. Его темные волосы контрастировали с чистотой его одежды, а кожа была смуглой, как у кого-то, кто провел много времени под солнцем. В его постоянно сканирующем взгляде была неимоверная сосредоточенность и чуть заметная жесткость.

Эстер насторожилась. Разве ее было, в чем уличить? Она осталась светлой, и ни разу не применила свои силы кому-то во вред. С другой стороны, Инквизиторы были непредсказуемы, и она знала это. С Кейном она действительно разорвала все связи, но мир ведьм и магов всегда был полон слухов и подозрений, и раз уж местные их чуть ли не поженили — могли ли усомниться?..

Инквизитор заметил девушку и шагнул в ее сторону.

— Мисс Эстер, я предполагаю? — начал он, его голос был уверен и глубок, каждое слово взвешенно и точно. — Меня зовут Тристан. Я представляю Инквизицию Святой церкви. Мне необходимо поговорить с вами наедине.

VIII. Сила

Эстер сдержала вздох облегчения, понимая, что он не схватил ее на месте или не прдъявил обвинений. Однако ее беспокойство не утихло — визит Инквизитора редко предвещал что-то хорошее.

— Конечно, Святой отец. Но позвольте спросить, что вас привело ко мне? — ее голос прозвучал тверже, чем она ожидала, и в нем читалась готовность к любому развитию событий.

Тристан слегка кивнул, признавая ее смелость, а затем медленно указал на небольшой столик в стороне от шумной толпы, где никто не сможет подслушать их разговор.

— Давайте перейдем туда, — предложил Инквизитор, его глаза блеснули при свете свечей.

Эстер, не теряя бдительности, последовала за ним к столику. Они уселись друг напротив друга. Взгляд Инквизитора был пронзительным, но не лишенным доброжелательности. Эстер не могла избавиться от ощущения, что каждый ее вздох, каждый жест изучали, взвешивали и анализировали.

— Я знаю о ваших похвальных делах, целительница. Ваши усилия в борьбе с темными силами не остались незамеченными, — начал Тристан, его голос был спокойным, но не лишенным налета пафоса.

Эстер почувствовала, как невольно села прямо, будто солдат. Расслабляться рано.

— Я благодарна за ваше признание, — ответила она, стараясь скрыть удивление. — Но неужели Инквизитор искал меня просто ради того, чтобы похвалить мои аграрные успехи? Я заставила пару деревьев цвести, и это привлекло внимание церкви?

Тристан наклонился вперед, его взгляд ожесточился.

— Верно подмечено, мисс Эстер. Ваши действия, хоть и направлены на благо, несут в себе больше риска, чем вы можете представить. И мы обеспокоены вашей безопасностью, а также возможным влиянием остатков темной магии, — его голос понизился до шепота. — Мы заметили странности в энергетических потоках, и все дороги вели к поместью графа Винтера, где вы работали. Скажите, после завершения ритуалов, вы не замечали ничего… странного?

Эстер взглянула на него пристально, прикидывая, сколько она может раскрыть. Ей требовалось быть осторожной, чтобы не выдать случайно какую-нибудь информацию, которая могла бы обернуться против нее самой.

— Я видела… некоторые аномалии, — призналась она, выбирая слова. — Но я уверена, что смогу их устранить. Каждое новое испытание делает мои заклинания только сильнее.

Тристан кивнул, его взгляд смягчился.

— Тогда, — продолжил он, — я бы хотел обсудить с вами детали. Мы должны убедиться, что ваши приключения не представляют угрозы для Исендора… или для вас, Эстер.

То, как он продолжал постоянно называть ее по имени, ее начинало раздражать.

— Я понимаю серьезность ситуации, Инквизитор Тристан, — она очень постаралась не звучать, будто его передразнивает, — тем не менее, мне хотелось бы знать, какую именно помощь вы можете предложить в обмен на эту информацию?

Тристан наклонился назад, было видно, что он остался доволен ее благоразумием. Думал, что будет сопротивляться.

— У нас есть ресурсы, — ответил он. — И информацию, которой мы обладаем, могут дать не все. Мы можем предложить вам защиту и поддержку в ваших исследованиях и ритуалах. Уверен, вы знаете, что сотрудничество с Церковью может принести вам множество преимуществ.

Эстер кивнула, понимая, что предложение Инквизитора — это не просто благосклонность, это стратегический шаг Церкви, желание иметь союзника среди тех, кто владеет магией, даже если это и светлая ее сторона.

— Я согласна, — сказала Эстер после краткой паузы. — Взаимопомощь кажется разумной. Как мы можем устроить нашу встречу, чтобы обсудить детали?

Тристан улыбнулся, и его улыбка была сдержанной, но искренней.

— Давайте встретимся завтра утром. Я пришлю за вами кого-то из моих людей. Они проведут вас в безопасное место, где мы сможем спокойно поговорить.

Эстер кивнула, улыбнувшись Тристану с вежливым уважением, ее мысли же кружились в хаотичном водовороте волнений и предположений. Когда она поднялась, чтобы уйти, ее шаги казались уверенными и спокойными, но внутри все рушилось, ее одолела смесь облегчения и неясной тревоги.

Радовало, конечно, что встреча с Инквизитором не обернулась немедленными обвинениями или худшими последствиями, какие только могли прийти на ум ведьме в ее положении. Тем не менее, с каждым шагом к своей комнате Эстер все больше осознавала, что ее связь с Кейном может стать угрозой даже после разрыва.

— Церковь никогда не доверяет полностью тем, кто когда-либо был связан с темными силами, — прошептала она себе, открывая замок.

Закрыв за собой дверь комнаты в таверне, Эстер облокотилась на прохладное дерево, пытаясь утихомирить разбушевавшееся сердцебиение.

— Все будет в порядке, — убеждала она себя вслух, словно пытаясь пересилить собственные сомнения. — Церковникам можно верить. Они защищают этот мир так же, как и я.

Однако глубоко внутри продолжала гнездиться неясная тревога. Работа с Кейном, возможно, была прекращена, но девушка не могла быть уверена, что ее последствия не обернутся против нее самой, ее семьи или даже Кейна, если Тристан или кто-то из его людей все же узнает о прошлом. Как бы они отреагировали, узнав, что она была связана с некромантом? Смогут ли они отделить ее нынешние добрые намерения от теней прошлого, как семена от плевел? Черт, она ведь даже ничего не сделала!.. А все равно тревожится.

Целительница сняла плащ и опустилась на край кровати, все еще слыша в ушах эхо обещаний Инквизитора. На мгновение ей показалось, что в его словах звучит скрытая угроза. Это все Ирви с его речами о кострах и преследованиях. Ей не о чем беспокоиться! Не о чем беспокоиться…

Эстер глубоко вздохнула и закрыла глаза, пытаясь обрести мир во сне, хотя чувство тревоги так и стелилось липким туманом в ее сознании. Завтра она встретится с Тристаном, или кого он там пришлет ее искать, и ей необходимо будет быть максимально осмотрительной и дипломатичной, чтобы защитить себя и тех, кого она любит.

И того, кого презирает.

***

Солнце уже давно было в зените, когда Эстер сидела за столом в углу таверны, уткнувшись в кружку, сделав всего несколько глотков. Ее взгляд прикован к двери, и каждый новоприбывший гость заставляет ее сердце совершать прыжок. Она знала, что встреча с Тристаном влечет важные последствия, но количество часов, проведенных в ожидании, начинало давить на нее, как тяжелый плащ. Эстер понимала, что каждый ее нервный взгляд вызывает все больше подозрений у хозяина таверны, который уже несколько раз мимолетно рассматривал ее с явным недоумением.

Лица гостей сливались в однообразную массу, никто не казался посланцем Тристана, и наконец, Эстер решила, что больше не может сидеть без дела. Она поставила недопитую кружку на стол и, бросив на стойку пару монет, вышла из таверны.

На улице было прохладно и свежо. Ветер играл в голых ветвях деревьев, которые едва начали покрываться тонкими темно-зелеными почками. Эстер направилась к городской реке, где шум воды обещал уединение и покой.

Придя к реке, Эстер остановилась, чтобы вдохнуть прохладный воздух, который пах водой и сыростью земли. Река текла спокойно, отражая небо, испещренное серыми облаками. Там, где солнце пробивалось сквозь тучи, вода искрилась серебром, но большую часть времени она была тусклой и серой, как сталь.

Эстер пошла вдоль берега, смотря, как вода обволакивает камни и ветки, оставленные зимними наводнениями. Она ощущала, как серость и мрак небесного полотна откликаются в ее душе. Мир вокруг ее, казалось, замирал в преддверии весны, но все еще крепко держался за холодные оковы зимы.

Эстер села на берегу, где старый ивовый пень раскинул свои широкие, обветренные корни. Ее пальцы невольно скользнули по шершавой поверхности древесины, изуродованной временем и стихиями. Вода шептала у нее под ногами, бесконечные вариации одного и того же древнего рассказа о течении и перемене.

Мир вокруг нее казался приглушенным, будто весь шум города, беспокойство таверны и тяжесть ожидания были заглушены здесь.

Она знала, что не может бежать от своих страхов, но и не собиралась сдаваться им. Как река, она должна была течь вперед, через препятствия, вокруг камней, иногда медленно и спокойно, иногда стремительно и энергично. Эстер понимала, что ее связь с Кейном может преследовать ее, но она также знала, что не может позволить этому определить ее будущее. Она сильнее своего прошлого и смутных страхов, которые оно вызывает.

Эстер спускалась по крутому склону к самому краю реки, где вода беспрестанно целовала древние камни, упорно и неумолимо формируя их форму на протяжении столетий. В этом месте, укрытом от глаз города обрывом, было тихо, и Эстер чувствовала себя достаточно спокойно, чтобы дать волю своим мыслям и эмоциям.

Склонившись над рекой, Эстер погрузила руки в холодную воду. Ее пальцы затрепетали, когда вода обволокла их, и она закрыла глаза, сосредоточившись на своем дыхании и энергии, которая пульсировала в ее венах. Ведьма попыталась представить, как ее сила, ее дар отделяется от нее и уходит по течению, неся с собой тяжесть прошлой связи с Кейном и омрачающее присутствие его магии. Это было что-то вроде ритуального очищения, медитации на воде, в поисках освобождения от проклятий.

Внезапно тишину нарушил легкий шорох. Эстер открыла глаза и обернулась. Там, среди теней и корней деревьев, стоял мальчик-подросток, его одежда была потрепана, а глаза ожидающе смотрели на Эстер.

— Ирви? — удивилась она, узнавая ученика Кейна.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, стоя перед целительницей, но его присутствие здесь не могло быть случайностью. Ирви нервно перебирал пальцами и избегал взгляда Эстер, ее вопросительный взгляд заставлял его тревожиться еще больше. С каждым его прерывистым вздохом было понятно, что он действительно боится передать важное послание.

— Мастер Кейн… он очень за вас переживает, — начал Ирви, его голос чуть заметно дрожал. — Он послал меня с этим, — Ирви протянул мешочек, который слегка звякнул монетами при прикосновении. — И просит встретиться на нейтральной территории. На кладбище, этой ночью… будет полнолуние.

Эстер медленно взяла мешочек, на мгновение почувствовав вес золота в своей руке. Ее взгляд перешел с мешочка на Ирви. Кладбище при полнолунии — место и время звучали как приглашение к чему-то таинственному и потенциально опасному.

— Кейн в ярости, — продолжил Ирви, его глаза бегали, и он явно старался контролировать свои эмоции. — Но он понимает, что силой вас вернуть не сможет. Он… он хочет встретиться и предложить новые условия союза.

Слова «новые условия» заставили сердце Эстер биться быстрее. Какие условия мог предложить некромант, и что они могли означать для ее будущего? Могла ли она доверять Кейну после всего, что произошло между ними?

Следующие слова Ирви вырвались из него, словно он не мог удержать их в себе:

— Он сказал, что это важно. Что у нас обоих могут быть проблемы… если вы не согласитесь встретиться.

В глазах Ирви читалась не только спешка, но и страх — страх не столько за себя, сколько за Эстер. Возможно, он и правда знал больше, чем должен был, и теперь эта тяжесть знания вынуждала его быть еще более осторожным в своих словах.

Эстер чувствовала, как в ее жилах течет холод. Она знала, что Кейн не был бы так настойчив, если бы не чувствовал истинной угрозы — или не видел для себя выгоды. Ее первый порыв был отвергнуть встречу, но инстинкт подсказывал, что игнорировать приглашение могло быть еще опаснее.

— Скажите мастеру Кейну, что я буду там, — тихо сказала Эстер, вглядываясь в лицо Ирви. — Но пусть он знает: я приду на своих условиях. И если у него есть в виду какие-то игры… я быстро закончу их.

Ирви кивнул. Разговор был закончен явно быстрее, чем планировалось, и подросток быстро отвернулся, чтобы уйти, все еще шепча что-то вроде извинений или благодарности. Эстер долго следила за ним, пока его фигура не растворилась в дымке, вплетаясь в ткань полуденного леса.

Оставшись одна, Эстер стояла у берега, держа мешочек с монетами. Они были тяжелым напоминанием о том, что Кейн все еще оказывает влияние на ее жизнь, даже не будучи физически присутствующим. Встреча, намеченная ночью, звучала, как обещание или угроза — и возможно, то и другое одновременно.

Поддавшись тихой грусти, она рассматривала течение реки, которое казалось бесконечным и неизменным, в отличие от собственной жизни, полной перемен и неопределенности. Эстер знала, что река, как и время, несет все вперед — беспечные листья осени, ледяные осколки зимы, и теперь, в марте, она несла обещание новой жизни и новых начинаний.

Закрыв глаза, Эстер позволила себе на мгновение утонуть в шуме природы, пытаясь найти в нем утешение и мужество для предстоящей встречи. Сознание Эстер вернулось к наболевшим вопросам, когда она осознала, что встреча с посланником Инквизиции так и осталась в подвешенном состоянии. Эти мысли заставляли ее сердце биться в такт с быстрыми шагами, когда она направилась обратно к таверне.

Ей было необходимо демонстрировать образ примерной вдовы, женщины, полностью отданной благочестивой жизни, ведь в глазах церкви и общества она должна была оставаться непорочной и непоколебимой. Время спасения ее души и покаяния было сейчас важнее, чем когда-либо, учитывая возможную угрозу со стороны Инквизиции.

Вдох и выдох. Эстер напоминала себе о добродетелях и о том, что в ее жизни было светло и чисто. Она напоминала себе о годах служения обществу, о благих делах, воспитании маленькой Ланы и заботе об отце. Все это должно было создать вокруг нее ауру праведности, которую так ценила церковь.

Подойдя к таверне, Эстер взглянула на свои руки, словно проверяя, не осталось ли на них улик. Она поправила одежду, выровняла дыхание и вошла в помещение с настолько миролюбивым выражением лица, на которое только была способна со своим характером.

Внутри таверны было тепло и светло от огня, пылающего в камине. Хозяин, увидев ее, нахмурился, но Эстер подошла к нему с почти блаженной улыбкой.

— Прошу прощения за утро, — сказала она мягким голосом. — Я задумалась о вечных истинах и не заметила, как время прошло. Будьте добры, горячего чая, пожалуйста, и кусочек хлеба.

Удивленный, и окончательно убежденный, что приютил сумасшедшую, хозяин кивнул и отправился выполнять ее просьбу. Эстер села за столик у окна и с мечтательным выражением лица уставилась в пустое небо. Она знала, что в такие моменты важен каждый жест и взгляд, и если Инквизитор или его агенты ее наблюдают, то пусть увидят ее такой, какая она хочет казаться — набожной, искренней и далекой от всякой ереси.

На самом деле, ее мысли были где-то далеко, борясь с беспокойством о предстоящей ночной встрече с Кейном и скрытой угрозой, которую представляла Инквизиция. Но сейчас ей нужно было все это отложить в сторону и сконцентрироваться на сохранении своего нынешнего мира, даже когда ветер перемен уже звучал в ее ушах. Эстер взяла в руки чайник с горячим чаем, который хозяин поставил перед ней, и налила себе в чашку. Пар поднимался над чашкой, и она сделала глоток, чувствуя, как жидкость обжигает губы и язык. Ауч.

В таверне нарастал вечерний гомон, уже знакомые посетители сменились новыми лицами, и каждый раз, когда дверь открывалась, Эстер поднимала взгляд, пытаясь уловить лица тех, кто мог быть посланником Инквизитора. Но ни одно из них не вызвало у нее подозрений, и она вновь возвращалась к своим раздумьям.

Снаружи начало медленно темнеть, и фигуры на улице становились все более размытыми и таинственными. Эстер оставалась неподвижной, ее взгляд теперь полностью сосредоточен на стенках кружки напитка, заказанного, чтобы окончательно не взбесить хозяина, но ее уже полностью был поглощен перспективой полуночной встречи с Кейном.

Время шло, и ожидание становилось невыносимым. Она понимала, что обещанной встречи с посланником Инквизитора не будет. Может быть, это был чей-то злой розыгрыш или, хуже того, тест, организованный самим Тристаном, чтобы проверить ее терпение и наблюдательность. В любом случае, она чувствовала, как разрастается ее злость.

Теперь, когда стемнело, Эстер вышла из таверны, ее шаги были уверенными и наполненными решимостью. Ее путь лежал через город к древнему кладбищу, где вековые деревья и мрачные надгробия находились в постоянном молчаливом диалоге с луной и звездами.

Подняв взор к небу, Эстер заметила, как луна начинает свое восхождение, ее серебристый свет пробивался сквозь разреженные тучи. Полнолуние наступило.

Кладбище встретило ее тишиной, которая нарушалась лишь шорохом и легким ветром, шептавшим среди деревьев. Эстер вдохнула холодный воздух, наполненный запахом земли и увядших цветов. Она чувствовала, как каждая клетка ее тела напрягается в ожидании неизбежной встречи.

Среди мертвых, спящих под каменными плитами, Эстер искала живого — Кейна, владыку мертвых. Ее мысли были сосредоточены на предстоящем разговоре, на том, какие слова нужно сказать, какие условия предложить или отклонить. И почему-то… почему-то в груди щемило. Ведьме не хотелось об этом даже думать.

Наконец, посреди кладбища, у старинной разрушенной капеллы, Эстер увидела фигуру, которая ждала ее в тени. Сердце ведьмы забилось сильнее, и она сделала еще несколько шагов вперед, чтобы престать перед своей судьбой.

Кейн увидел ее — и ухмыльнулся.

IX. Отшельник

Кладбище поглотила тишина, которую иногда нарушал лишь шум листьев, шелестящих под ночным ветром. Кейн стоял у края могильных плит, его фигура казалась размытой и призрачной в лунном свете. Рядом, Ирви был поглощен работой, его молодые руки аккуратно раскладывали символы и закладывали компоненты для ритуала.

— Миледи, — произнес Кейн, его голос звучал мягко и вкрадчиво, будто он пытался ее загипнотизировать. — Я уже волновался, что вы не придете.

— Я думала об этом, — признается девушка. — Решила, что хочу посмотреть, каким способом попробуете меня завоевать обратно.

— Или просто осознали, что со мной лучше сотрудничать, а не враждовать?

Эстер стояла неподвижно, не показывала своего волнения, но в глубине души ощущала беспокойство. Ей было важно скрыть свои истинные чувства — Кейн по-прежнему оставался для нее загадкой, и где-то в глубине души она все еще не могла разобрать свое отношение к этому мрачному владыке мертвых.

Он приблизился к ней, и его присутствие было ошеломляющим. В каждом его движении была некая грация и уверенность, которые не могли оставить Эстер равнодушной.

— Я не просто некромант, Эстер, — продолжил он, и лунный свет преломился в радужке его карих глаз, придавая ему совершенно неземной облик. — Я хранитель древних знаний, и я могу научить вас, как использовать их для блага. Но для этого вам нужно вернуться в поместье. Вы слишком ценна, чтобы скрываться и терять свой дар впустую.

Кейн делал ставку на ее любознательность и жажду знаний, он знал, что эта сторона ее натуры к нему тянулась. Однако Эстер не собиралась так легко поддаваться его очарованию.

— И вы думаете, что представление начнется, когда я скажу «да»? — ее голос был спокойным, но в нем читалась скрытая издевка. — Вы знаете, я не могу принять ваши слова на веру, граф Винтер.

В этот момент Ирви начал произносить заклинание, его голос дрожал, но был полон фальшивой решимости. Он почти кричал, стараясь так самого себя убедить в собственной непоколебимости. Вокруг могилы земля слегка задрожала, и в воздух поднялся столб пыли, так что Ирви закашлялся. Кейн оставил парнишку на волю судьбы, больше обращая внимания на главную звезду сегодняшнего вечера — Эстер. Его глаза словно пытались проникнуть в ее душу, он искал уязвимую точку, на которую он мог надавить и подчинить девушку себе окончательно.

— Миледи, вы великолепна, — улыбается Кейн, хищно сверкая зубами, — особенно в искусстве отрицания собственных желаний.

Раздался треск, Ирви тихо выругался. Эстер следила за молодым некромантом, чувствуя, как в воздухе зарождается нечто могущественное и древнее. Она не могла отрицать внутреннее волнение, которое вызвала эта мистическая сцена, даже если в глубине души протестовала против самой идеи воскрешения — поднятия? — мертвых.

Ирви закончил заклинание, и на мгновение вокруг наступила полная тишина — такая глубокая, что даже ветер, казалось, замер в ожидании. Затем земля на могиле поднялась, и из нее выглянула бледная рука, будто пронзенная лунным светом.

Кейн улыбнулся, словно художник, созерцающий свое творение. Он обратился к Эстер, его взгляд был полон торжества.

— Говорил же, способный парень. Видите, что мы можем сделать вместе? — сказал он. — Это лишь начало, Эстер. Представьте, какие горизонты откроются перед нами, если мы станем работать вместе. Мы войдем в историю — и в том числе, из-за ваших глупых, благородных дел…

Эстер смотрела на поднимающуюся из могилы фигуру, испытывая смешанные чувства. Она не могла отрицать мастерство Ирви и могущество Кейна, но ее собственные убеждения и моральные принципы протестовали. Она сделала шаг назад, ощущая, как расширяется пропасть между ней и графом, несмотря на их близость.

— Мои глупые, благородные дела — это все, ради чего мне даровали эту силу, — глухо произносит она, не понимая, куда ей смотреть — на выползающий из могилы труп, на паникующего Ирви, на довольного Кейна? — Найдите себе другую глупую светлую, и может быть, ей хватит вашей улыбки, чтобы продать все свои принципы.

Эстер делает шаг прочь, и в этот момент она действительно готова отказаться от всего — от денег, от славы, от великой миссии по спасению Исендора, от искорок в карих глазах графа-отступника. Уйти отшельницей в леса, в обнимку с лисицей дождаться рассвета и отправиться в родной Флистан с карманами, полными позора. Она слышит, как шуршат камни, скатывающиеся обратно в яму, откуда пытается выкарабкаться чье-то бренное тело. Бедняга уже начал разлагаться, и одну руку он сломал, пробивая крышку собственного гроба. Эстер просто не могла участвовать в таком. Не могла.

Но когда она пытается отступить, Кейн хватает ее за запястье — поразительно смелый жест, скандальный, если быть честной; кажется, он впервые к ней прикасается так, не через перчатки, не сквозь ткань платья, и в этот раз его руки не несут нежности. Только приказ.

— Миледи, — не скрывая ярости, едва не переходя на рык, говорит он, и резко дергает Эстер за руку, притягивает к себе, — почему вы так боитесь собственной тени? Как там говорят священники — без света нет тьмы?

— Вы не понимаете, Кейн, — сдерживая трепет в голосе, проговорила она. — Или понимаете, но вам это безразлично. Моя тень — это не то, чего я боюсь. Я боюсь, что без моего света, ваша тьма поглотит все вокруг.

Кейн сжал ее запястье чуть крепче. Некромантия давала ему силу над смертью, но не над живой душой такой, как Эстер.

— Мы ведем одну войну, но с разных флангов, Эстер. Вы лечите, а я… я возвращаю. Мы оба знаем, что без смерти не может быть жизни. Ваш свет… — он замешкался, словно теряясь в глубине ее взгляда, — он нужен мне.

Есть все же ирония в том, что Кейн рассматривает ее как свою антитезу, но также и как необходимую часть своего мира. Эстер понимала, что врагов много, и в этом безумном балансе между жизнью и смертью они были вынуждены сотрудничать, чтобы сохранить тонкую грань, разделяющую порядок и хаос. Произойди этот разговор в каком-нибудь, даже погибающем от проклятия, саду, она бы растаяла, как лед на солнце — но они все еще на кладбище.

И Ирви, похоже, закончил работу над своим новым слугой.

Когда-то это был мужчина средних лет, и, судя по куску головы, которого просто не хватало, умер он не от старости. Кости торчали обломками из открытых ран, и он пустым взглядом замутненных глаз смотрел на Ирви сверху вниз, ожидая приказов. Его новый мастер стоял, дрожа всем телом, и ни слова не мог выдавить — заикался так, что этот набор звуков ни на каком языке бы словами не сочли.

Кейн от гордости разве что не засветился, и хватка на руке Эстер мгновенно ослабла — так что она воспользовалась возможностью и вырвалась. Не будь она целительницей, остался бы синяк.

— Хватит с меня, — отрезает девушка, и с наслаждением, с размахом дает некроманту звонкую пощечину.

Мужчина пораженно прижимает ладонь к щеке, где еще пылает след удара — и с ужасом Эстер наблюдает, как эмоции на его лице меняются. От неверия к интересу, и затем — к восторгу.

— Вот о чем я говорил, — улыбается граф, и ночь скрывает алеющую метку на его коже. — В вас пылает огонь, миледи.

Сердце Эстер распадается на куски прямо здесь, на отдаленном погосте. Злость, бурлящая в ее груди, на мгновение заволокла ей глаза. Ведьма понимает, что зернышко тьмы в ее душе начинает прорастать.

Как Кейн и хотел.

Но вот Ирви не обращает на сцену внимания, его лицо светится энтузиазмом, он подает знак рукою, и труп начинает подниматься выше, осыпая землю с плеч и груди, потрескавшаяся кожа на лице обтягивает кости, словно тонкий бумажный покров. Эстер втягивает в себя холодный воздух ночи, ей кажется, она готова бежать, просить о помощи кого угодно. Лишь бы спастись от ужаса, который разворачивается перед ее глазами.

— Ирви, осторожнее! — кричит Кейн, понимая, что что-то не так. Обычно мертвецы вставали медленно, с печальной покорностью. Но этот… этот срывался с земли с яростью неистовой бури. Ирви, ослепленный собственной властью, не обращает внимания на слова учителя, его глаза сияют, как звезды.

Труп поднимается в полный рост, и в этот момент его тусклые глаза внезапно наполняются светом. Он рывком взмахивает рукой, и Ирви взвизгивает, падая назад, когда мертвец хватает его за горло. Время будто замерло, и Эстер чувствует, как ее сердце бьется где-то в глотке, не в силах вырваться наружу.

Кейн без колебания произносит заклинание, и темные искры сыплются из его раскрытой ладони, образуя перед Ирви невидимую преграду. Мертвец отпрыгивает, будто ужаленный, и его руки бессильно свисают вдоль тела. Парнишка без сознания падает на землю, и его голова приземляется опасно близко к одному из камней из разворошенной могилы. Чудом Ирви не разбивает себе череп.

Но тотчас же восставший делает нечто, чего никто не ожидал. С невероятной ловкостью, чуждой усопшему существу, он срывает с земли лопату, которая валялась рядом, и с силой, которая могла бы пробить доспехи рыцаря, швыряет ее в Кейна. Лопата рассекает воздух, словно гильотина. Кейн, обращенный взглядом к своему ученику, слишком поздно осознает опасность. Стальное лезвие врезается ему в грудь, и от удара он отлетает назад, спиной на землю. Ткань дорожного костюма мгновенно намокает, багровеет от крови.

Нет, нет, нет, только не это…

Эстер тянет броситься к раненому, спасти, залатать; но изуродованные останки, поднятые из могилы чужой волей, не станут останавливаться на двух людях, если можно убить и третьего.

Она остается единственной, кто может отправить его обратно в могилу.

Из кладбищенской земли пробиваются зеленые ростки. В считанные мгновения они превращаются в густые лианы и плющ, стремительно обвивая конечности трупа. Но тот, обладая силой, что подвластна лишь ушедшим из жизни, с ревом разрывает растения, будто они были лишь нитями паутины. Колдовские лианы и плющ не сдерживали его, побеги лопались и рассыпались, словно сухие ветки под натиском бури.

Эстер отступает на шаг, понимая, что гербарием здесь не обойдешься — нужно засунуть пацифизм глубоко себе в душу, и биться на смерть. На вторую подряд. Против такой твари нужны не уловки, а сила, грубая и прямолинейная. Сжав руки в кулаки, она жмурится, стараясь сосредоточиться, вызывая внутри себя всю светлую энергию. Ведьма заставляет себя думать о самых радостных воспоминаниях, отгораживается на секунду от происходящего ужаса, представляет перед собой родной дом… маленькую Лану… взгляд любимого жениха за секунду, как она согласится стать его навеки. Все, за что она еще держится, как личность. Ее тело начинает сиять изнутри, как треснувший фонарь, сквозь щели которого просачивается свет.

Эстер произносит новое заклинание. Вокруг ее рук собирается шар чистого света, который она с силой запускает в нападающего. Удар поражает его прямо в грудную клетку, и на секунду кажется, что существо замирает.

Но с рыком закрывает ладонью сломанной руки себе глаза, и движется вперед.

Тот вновь поднимается, и Эстер чувствует, как отчаяние начинает захватывать ее. Она должна действовать быстро, пока Кейн жив, пока у них еще есть шанс.

Складывая пальцы в подобие замка, ведьма истово шепчет, не замечая, как с ее ресниц срываются слезы. Она разъединяет пальцы, и свет окутывает мертвеца, как саван — еще раз. Эстер слышит, как трещит, загораясь, ткань, чувствует запах горелой разлагающейся плоти.

Девушка чувствует, как ее силы истощаются, но она знает, что не может остановиться. Она бросает взгляд на Кейна, который лежит неподвижно, его дыхание еле слышно, но он жив. Ее решимость укрепляется, и она сжимает зубы, увеличивая мощность своего заклинания. Восставший сгорает, как на погребальном костре — он пытается прорвать купол, но лишь пеплом осыпается под опаленные надгробия. Свет гаснет, и тьма стремительно возвращается в свои владения.

Магии в Эстер почти не осталось, она в который раз выплеснулась вся, без остатка, не заботясь о собственном состоянии и благополучии. Энергии хватит, чтобы восстановить либо себя, либо Кейна — и выбор очевиден.

Эстер бросается на колени рядом с раненым мужчиной; он лишь чудом еще жив. Может, смерть не так уж и стремится забирать некромантов. Та самая лопата еще торчит из его груди, и девушка извлекает ее щелчком пальцев, зная, что сейчас начнется самая сложная часть.

— Оставайся со мной, — приказывает она Кейну, впервые обращаясь на «ты» и даже не замечая этого; не до этикета!..

Винтер едва глаза открывает, и, увидев нависшую над ним Эстер, пытается что-то сказать, но он настолько слаб, и в горле тоже уже скопилась кровь — он жестоко закашливается, и чуть не захлебывается. Девушка поворачивает его голову на сторону, чтобы тот хоть что-то сплюнул, и кладет руку графу на грудь.

— Пожалуйста, — шепчет она, наклоняясь так, что ее растрепавшиеся белые локоны оказываются концами в алом. — Пожалуйста…

Молит Кейна, чтобы не посмел умереть. Молит мать-природу о помощи.

Молит себя — не ошибись.

Эстер тянется всей душой к мужчине в ее руках, она слышит сердцебиение, пытается повторить ритм дыхания, словно готовясь подарить ему часть своей жизни. Как тогда, в храме, линии жизни просто рассыпаются при малейшем прикосновении. У некромантов почти нет связей с живым миром. Его сила просто сопротивляется воздействию Эстер — и он лежит, мучаясь, на границе между двумя мирами, в минуте промедления от непоправимой трагедии.

Но она уже знает, что делать. Сжав зубы, рыдая от напряжения и ужаса еще не случившейся потери, Эстер представляет, как из ее груди, из живого, бьющегося сердца протягивается новая нить. Изумрудно-зеленый луч обвивает опустившуюся грудь Кейна, и целительница выливает поток энергии в некроманта через этот хрупкий канал. Отдает часть своей души.

С каждым словом заклинания, с каждой каплей слез, кожа под ее руками начинает медленно сшиваться. Разорванные ткани воссоединяются, кровь прекращает свое зловещее течение, и цвет лица Кейна медленно, но верно переходит от смертельной бледности к слабому румянцу. Ее губы перестают двигаться, и некромант вглядывается в нее, будто впервые видит.

Внезапно, Эстер ощущает, что теряет сознание, силы покидают ее. Она делает последний отчаянный рывок, вкладывая в ритуал всю свою боль, самоотверженность и страсть. И тогда все вокруг затихает — дрожа, она опускается на землю, голова ее клонится к плечу Кейна, и в этот момент мир для нее замирает.

Какое-то время они лежат так, как будто время остановилось для обоих. Жизнь нехотя возвращается к Кейну. Он старается отогнать оцепенение и боль, и обнаруживает, что его рука движется, пусть и медленно. Он приподнимает слегка голову, чтобы увидеть Эстер, без сознания, с испачканными землей, кровью и пеплом волосами и платьем. За ее спиной лежит орудие убийства — треклятая лопата Ирви.

Медленно, сопротивляясь боли в каждой клетке тела, Кейн находит в себе силы подняться на локоть. Некромант тяжело и неглубоко дышит, еще ощущая холод металла между ребер. Нахмурившись, он осматривает девушку, пытаясь найти разгадку или подвох. Зачем?..

Она лежит без сознания, ее дыхание едва заметно поднимает грудь, и на мгновение ему кажется, что ей почти удалось взять его за руку и отвести от темного пути. Мужчина чувствует, как уязвимость прокрадывается в его сердце, место, которое он давно запер на все замки.

— Я вас недооценил, миледи, — шепчет он, и морщится, сглатывая кровь.

С другого конца погоста наконец раздаются полные страдания и ужаса звуки. Ирви обводит взглядом кладбище, и видит, что теперь оно пусто и безопасно — никаких зловещих теней или восставших мертвецов. С облегчением он вздыхает, но тут же бледнеет, осознавая, что мог бы натворить; с опаской вопрошает, издалека не сразу понимая, в каком состоянии Кейн и Эстер:

— Учитель?.. Мисс… в-вы живы?

— На твою беду, — отвечает Винтер таким тоном, что даже любопытная ворона, застывшая на одной из веток неподалеку, взлетает, испуганная. — Молись, чтобы Эстер очнулась раньше, чем я тебя четвертую.

Такие угрозы от Кейна невольно звучат чуть весомее обычного.

Он ведь потом даже после смерти в покое не оставит.

X. Колесо Фортуны

Эстер приходит в сознание в самый неподходящий момент. Веселая компания из кашляющего кровью некроманта-старшего, поскуливающего от боли в голове младшего, и чудом не самоуничтожившейся ведьмы направляется бог знает куда, и Кейн несет Эстер, прижимая девушку к груди. Кривится, когда невольно задевает еще свежий шрам, но Ирви такую драгоценную ношу не доверяет.

Руки у графа неожиданно сильные, и Эстер сквозь туман своего истощения замечает, что прикосновение хоть и уверенное, но очень осторожное — Кейн будто бы боится сделать ей больно. Впервые.

Они останавливаются в заброшенном парке, где деревья стоят как памятники былому величию, сучья обнажены и извилисты, словно дряхлые руки, простирающиеся к небесам в молчаливой мольбе о дожде. Эстер едва чувствует свое тело, и ей помогают опуститься на холодную скамью из камня. Ирви становится позади, явно опасаясь, что она снова потеряет сознание и просто сломает шею при падении.

Кейн начинает нервно ходить туда-сюда, не способный сдержать тревоги. Он молчит, но Эстер видит, что вопросы крутятся в его голове, словно вихрь, который сейчас вырвется наружу.

И вот, наконец, он останавливается, смотрит на нее, и его голос звучит неожиданно мягко:

— И что же вы натворили, миледи?

— Вот и вся благодарность, — вздыхает Эстер, прижимая ладони к вискам, пытаясь сосредоточиться — все перед глазами плывет, будто ее укачало.

— Благодарность? Вы чуть не умерли! — Кейн разводит руками, пораженный, что ему еще смеют перечить по поводу такой очевидной истины. — Что вы сделали, что это было за заклятье?

— Я вам жизнь спасла, — она смотрит на него снизу вверх воспаленными глазами, и хочет сейчас только лечь спать, а вовсе не вести драматичные беседы. — Неужели это что-то непостижимое? Если бы мне в грудь лопату воткнули — вы бы меня там и оставили умирать?

Граф останавливается и смотрит на ведьму с выражением, которое ей сложно прочитать.

— Нет, конечно. Вас бы я не посмел бросить. Но я удивлен, что вы решили спасти меня.

Кейн опускается на корточки перед скамьей, его глаза теперь на одном уровне с ее. Они полны тревоги и… благодарности?

— Простите мне наглость, но теперь я лишь больше настроен заполучить вас обратно. Вы готовы дать мне еще один шанс? — его голос низок и искренен, и в нем слышится нечто большее, чем просто вежливость или обязанность.

Эстер кивает, но ее уста изгибаются в усмешке.

— Только без планов по захвату мира, пожалуйста… хотя бы до оттепели, — отшучивается она, пытаясь избавиться от ощущения, что по своей воле возвращается в ловушку.

— Ваша воля, — Кейн почтительно склоняет голову и выпрямляется. — Надо же. Некромант в долгу у светлой ведьмы. Дожились, миледи. Что дальше? Солнце взойдет с запада?

Они смотрят на ночное небо, испещренное яркими звездами, словно тайными свидетелями их разговора. На явного свидетеля — беднягу Ирви — внимания почти не обращают; у Эстер сейчас просто сил не хватит от еще одного некроманта выслушивать речи о жизни и смерти, а Кейн и так на волоске от того, чтобы парнишку по разным шкатулкам домой отправить. Ирви тревожно теребит рукава своего плаща, на каждую фразу в разговоре реагирует, будто ждет, что вот сейчас, после точки ему и прилетит. Но обходится без насилия; пока эти двое слишком заняты друг другом. Осознают последствия. Пытаются при этом еще хоть какой-то декорум сохранить, хотя, казалось бы, после лопаты стесняться уже поздно.

Черенок еще-немного-и-орудия-убийства Кейн, кстати, о какое-то надгробие сломал, чтобы «случайно» ее в Ирви не метнуть.

Заботится о парнишке, ничего не сказать.

***

Дверь таверны «Заснувший дракон» распахнулась с характерным скрипом. Эстер и Кейн вошли внутрь, и на мгновение все беседы стихли, застыв в ожидании. Здесь, в доме путника, каждое новое лицо могло быть посланником новостей или вестником беды.

Эстер огляделась по сторонам, чувствуя невольное облегчение от возможности снова оказаться в цивилизованной обстановке после всех ночных потрясений. Она шла рядом с Кейном, чье обычно бледное лицо сегодня было особенно изможденным, следы крови на его одежде уже начали застывать характерной коркой.

— Ирви, — окликнул парнишку граф, — поднимайся и забери вещи Эстер. Она вернется с нами.

Вряд ли он был рад роли мальчика на побегушках, но все лучше, чем при каждом случайном движении учителя пригибаться и дергаться, надеясь уклониться от подзатыльника.

Кейн и Эстер подошли к стойке, за которой стоял хозяин таверны. Он протирал кружку кухонной салфеткой, когда они подошли, и остановился, встречая их взгляд.

— Проклятие старого храма снято, — сказала девушка, не вдаваясь в подробности о том, какой ценой это далось. — Место больше не опасно для жителей.

Хозяин таверны оценивающе посмотрел на них, его взгляд задержался на кровавых пятнах на одежде Кейна.

— Слава о ваших подвигах разойдется быстро, Кейн Винтер, — ответил он, складывая ткань. — Вы всегда приносите с собой великолепные новости. Если останетесь на обед, пообщаетесь с местными, много о себе узнаете.

Последняя фраза прозвучала, как смесь угрозы и отцовского наставления; Эстер фальшиво улыбнулась, услышав, как ее заклинание, ее достижения, ее головную боль и жуткую энергетическую ломку!.. мгновенно приписали графу, будто это настолько очевидно, кто в паре бледной маленькой блондинки и мрачного аристократа — одаренный. Кейн едва успел открыть рот, чтобы возразить, но тут же осекся — ведьма вцепилась в его запястье, и красноречиво потянула прочь, ближе к двери.

Эстер почувствовала, как плечи Кейна напрягаются от неодобрения, дискомфорта из-за внезапного внимания. Он предпочитал держать свои дела в тени, ведь в мире, где некромантия вызывала страх и подозрение, любая публичность могла быть опасной.

— Пойдем, — произнес он тихо, и они направились к выходу из таверны. За их спинами зазвучал шепот, полный спекуляций и догадок.

На улице было прохладно, и Эстер содрогнулась от утреннего ветра, который нес с собой запахи леса и дальних дорог. Она посмотрела на Кейна, чья сила воли была единственной причиной, по которой он все еще стоял на ногах после ужасов кладбища.

— Вы уверены, что не стоит хотя бы день отдохнуть здесь? — озабоченно спросила она. — Выглядите… неважно.

Кейн усмехнулся, скрытая боль едва пробиваясь сквозь его маску уверенности.

— Я переживу, — ответил он. — Но если захотите снова меня подлатать, не откажусь. Навести, так сказать, финишные мазки.

Они медленно пошли по улице, осторожно обходя лужи от недавнего дождя. Когда они приблизились к краю дороги, где стояла повозка, на которой они приехали, Ирви уже ждал их там, с вещами Эстер, аккуратно сложенными на сиденье. Как он проскочил мимо них — ведьма не знала, но быстро отмахнулась от этой мысли. Не до Ирви сейчас.

— Все готово, — заявил он, снова довольный и энергичный.

— Хорошо, — кивнул Кейн и помог Эстер забраться в повозку, затем последовал за ней. — Выезжаем. Время возвращаться домой.

Ирви залез на место возчика и натянул поводья. Повозка тронулась, и колеса зашуршали по гравию дороги.

В душе Эстер все еще штормило от пережитых событий, но одно было ясно — ее судьба теперь неразрывно связана с этими двумя магами, и только вместе они могли преодолеть тьму, расстилавшуюся над землей Исендора.

— Ну что, граф, и после сегодняшней ночи продолжите верить в собственное всесилие? — с иронией в голосе спросила Эстер, присматриваясь к темному небу сквозь колыхающиеся верхушки деревьев.

— После сегодняшней ночи я готов поверить всему, что вы скажете, — ответил Кейн, позволяя себе легкую улыбку.

— Ах, вы меня смущаете, — ее тон был игривым, и взгляд — немного вызывающим. — Готовы признать, что случайная светлая повлияла на ход вашего великолепного плана?

— Я готов согласиться с тем, что иногда… случайности играют роль. Но не забывайте, что каждый наш «случайный» выбор может быть частью большой игры, о которой мы можем никогда и не узнать.

— Вот как, значит? — Эстер подняла бровь. — Ну, если это игра, то я намерена нарушать все известные правила, лишь бы выбрать свой путь. Только тогда она будет стоить свеч.

Кейн покачал головой, но в его глазах засверкала искра искреннего интереса.

— Я всегда знал, что вам, святошам, не чужды нотки бунтарства.

— Бунтарство — это второе мое имя, — сказала Эстер с улыбкой, затем ее глаза приобрели серьезное выражение. — Но если серьезно, то, быть может, в этой «игре», как вы ее называете, нет ничего случайного.

— Вы думаете, что мы все танцуем под дудку невидимого божка? — его голос понизился, словно доверяя секрет.

— Я предпочитаю думать, что мы сами можем играть на этой дудке. В худшем случае, иногда выбираем мелодию.

— Мне нравится ваш оптимизм, миледи, — Кейн откинулся на спинку сиденья, непослушный черный локон упал на высокий лоб. — Иногда мне кажется, что судьба — это просто шанс для нас узнать, на что мы готовы ради того, чтобы доказать, что она не права.

— Смею предположить, вы готовы на многое, граф Кейн? — якобы шутя спросила Эстер, но взгляда не опускала — требовала ответа.

— Вы удивились бы, Эстер, — он ответил, и его голос был низким и полным намеков. — Ведь не каждый день встречаешь ведьму, которая может перепутать карты судьбы самому отъявленному фаталисту.

И тогда он протянул руку и мягко прикоснулся к ее запястью, его пальцы были теплыми и нежными. В этом жесте девушка увидела обещание — обещание, что какими бы ни были правила игры, они будут играть вместе. И в этот момент между ними возникло негласное соглашение, что, несмотря на все правила и предопределения, они будут выбирать свой собственный путь.

Вдвоем.

***

Повозка, старинная и массивная, но потертая, явно преодолевшая бури и шторма, медленно поднялась по извилистой дорожке, ведущей к поместью. Серебристый свет луны, пробивавшийся сквозь кроны старых деревьев, рисовал на земле сложный узор из тени и света, придавая моменту таинственную атмосферу. В воздухе витали упоительные ароматы лесных трав и влажной земли, а легкий ветерок играл в волосах Эстер, словно пытаясь уговорить ее изменить свое решение и присмотреться к проклятым землям повнимательнее.

Ирви, паренек с лукавой ухмылкой, сидел на козлах, напевая веселую мелодию, которая резко контрастировала с ощущением, охватившим Эстер, когда они проезжали под тяжелыми воротами. Она не могла избавиться от мысли, что эти кованые зубья напоминали челюсти ненасытного монстра, что зловеще захлопывает пасть, поймав ничего не подозревающую жертву.

Ее передернуло, и она поделилась своей ассоциацией с Кейном.

— Не бойтесь, миледи, — произносит он, не слишком удивленный таким сравнением. — Поместье может и кажется крепостью, но оно не то, чем кажется на первый взгляд. Главное чудовище вы уже приручили.

Как бы ни старалась Эстер играть в холод и шутливую незаинтересованность, на этой фразе она зарделась. Как хорошо, что уже стемнело, и граф может не заметить, насколько ее смутила такая простая фраза.

— И неужели чудовище так легко в это признается? Тогда, возможно, я действительно не о чем не должна переживать.

Поместье стояло неприступной скалой, его тени вытягивались и сливались с ночью, усиливая иллюзию недосягаемости. Но даже тревожная атмосфера надвигающейся опасности не могла заглушить тихого возбуждения, что теперь бурлило в Эстер. Вот же зараза!.. это умение очаровывать ни в чем не повинных барышень и зазывать их в бездну — его преподают вместе с заклинаниями по созданию зомби?

— В таком случае, — произнесла она, собираясь с духом, — я надеюсь, что это чудовище будет ко мне более снисходительно.

Кейн отозвался теплой улыбкой, в которой мерцала доля загадки и, возможно, нотка искреннего восхищения этой смелой женщиной рядом с ним.

— О, я уверен, он будет к вам более чем благосклонен, — его голос звучал нежнее обычного, и Эстер почувствовала, как воздух между ними вибрирует невысказанными словами и эмоциями.

Тепло его взгляда смягчило остроту страха, и когда повозка остановилась у главного входа, она уже чувствовала себя не столько жертвой, сколько героем, готовым к новым испытаниям.

И когда Кейн взял ее руку, чтобы помочь выйти из повозки, она впервые почувствовала, что когда-нибудь — не сейчас — она сможет спокойно вздохнуть в стенах поместья Винтеров, не ожидая увидеть по предателю из каждого угла.

Жаль лишь, что продержалось это ощущение у ведьмы в груди примерно полсекунды. Принц не вышел помочь Ирви с багажом, что уже было странным, но они просто пошли к дверям замка налегке. Силуэт Принца не заметить было сложно — гигантский скелет-слуга, явно составленный хозяином из останков нескольких человек, стоит на главной лестнице и пытается кого-то не запустить внутрь. Сердце Эстер замирает в ужасе — не обмануло ведьминское предчувствие, что-то здесь неладно; и как только ей показалось, что хуже стать уже не может, Ирви тихонько, срывающимся голосом прошептал:

— Вот черт…

Кем бы ни был этот незваный гость, ему здесь не рады.

На лестнице стояла, расслабленно сложив руки на груди, высокая девушка с густой копной медных волос. Она была облачена во все черное, но крой платья на траур не годился; декольте низковато. Казалось, что пламя факелов, освещавших вход, призвано лишь для того, чтобы подчеркнуть ее рыжие волосы и стройную фигуру. Эстер почувствовала, как в груди что-то сжалось — впервые после долгого времени она ощутила прилив определенной тревожности, не желая называть эту эмоцию настоящим именем.

Вряд ли это гостья Принца.

Когда девушка увидела подходящего Кейна, ее лицо озарилось счастливой улыбкой, и она подскочила к нему, словно встречая старого друга.

— Кейн! Как я рада вас видеть! — ее голос звенел от восторга, а глаза сияли — ярко-голубые, того самого оттенка весеннего неба, когда жизнь наконец-то начинает иметь смысл.

Некромант нахмурился, но голову склонил в уважительном полупоклоне.

— Серена, я говорил вам, что визиты надо согласовывать заранее, — его голос звучал сухо и деловито, но без тени гнева.

«Будьте добры нас друг другу представить, граф, пока я не подсыпала вам в чай незабываемый букет трав», подумала Эстер, выдавив неубедительную улыбку. Она смотрела на Серену, стараясь не показать свое волнение, скрыть тревогу; хотя внутри у нее разгорался маленький, но тревожный огонек — не ревность, конечно, просто… беспокойство. да, точно беспокойство.

Серена, тем временем, беззаботно смеялась, отмахнувшись от слов мужчины.

— О, вы всегда так серьезны! Я была неподалеку, и подумала, что навещу старого друга. Неужели вы не рады меня видеть?

Эстер заметила, как Серена внимательно ее оглядела, в ее взгляде было что-то оценивающее. Ведьма ощутила невольное желание встать рядом с Кейном, словно это могло подтвердить ее причастность к его жизни.

— Конечно, мы рады, — мягко вставил Ирви, пытаясь разрядить обстановку. Он только выжил после танца на минном поле, ему не хотелось возвращаться туда снова.

Кейн кивнул, соглашаясь, и подал знак Принцу приоткрыть дверь.

— Давайте продолжим внутри, — предложил он, — незачем нам толпиться у входа.

Казалось, что даже воздух тут стал тяжелее. Каждый шаг по мягкому ковру вестибюля, каждый взгляд на роскошные гобелены на стенах напоминал Эстер, что она здесь чужая, и что мир, в который она вступает, полон тайн и невидимых границ, которые не терпят посторонних.

Серена же, напротив, явно чувствовала себя, как дома, ее уверенность и приспособленность к роскоши поместья были очевидны. Это вызывало у Эстер странное ощущение, не желание соперничать, конечно же, а скорее… невинное желание произвести неизгладимое впечатление на новую знакомую. Именно так это и называется.

И только теперь гостья решает подарить одну из своих улыбок Эстер.

— Что же вы не представите меня своей новой спутнице, граф?

XI. Справедливость

— Конечно, где же мои манеры, — Кейн вежливо улыбается, встает чуть позади Эстер и кладет руку ей на плечо, мгновенно показывая новую расстановку сил в этой ситуации. — Миледи, это Серена Шварт, мой милый друг, одна из глав Гильдии Обсидиана. Серена, познакомьтесь с Эстер… — он вдруг запинается, осознавая, что ни разу не слышал ее полного имени, — целительницей из Флистана, самой талантливой светлой ведьмой из мне известных.

— Какая честь, — Серена подходит ближе и театрально три раза целует воздух у щек Эстер, застывшей в шоке, ожидавшей чего угодно, но не такой фамильярности. — Мы с вами будем лучшими подругами, не сомневайтесь.

— Разумеется, — скалится Эстер, призывая все свое самообладание, чтобы не устроить сцены.

А рыжеволосая уже упорхала обниматься с Ирви — Серена ущипнула парнишку за щеку, как обычно делают бабули с внуками, и взъерошила ему и без того непослушные волосы.

— А ты в какого красавца вырастаешь! — она обошла его по кругу, осматривая Ирви, как чудную зверушку. — Воистину, плодородны земли Исендора — каждого мужчину в этом замке как с картины в наш бренный мир забрали. Будет у меня сын, отдам вам на воспитание, чтобы из него человека сделали.

— Серена, — прошипел Кейн, предупреждая, что в эту тему разговор заводить не нужно; но та на него лишь взгляд кинула — неожиданно озлобленный, без капли былого флирта. — Веди себя прилично…

— Вам ли говорить о приличиях, граф Винтер, — девушка делает сильный упор на форме «вам», напоминая, что на «ты» она переходить не позволяла. — Вы отлично знаете, зачем я здесь. Не нужно строить из себя оскорбленную невинность, и прятаться за спиной своей новой светлой.

Пальцы Кейна на плече Эстер сжимаются, и та невольно дергается от неожиданной боли. Он потерял самообладание — но всего на секунду; тут же он отпускает целительницу и мягко говорит:

— Простите, миледи. Не сдержался. Вы в порядке?

Серена, увидев это, ухмыльнулась и одобрительно похлопала по плечу Ирви, который стоял, не смея вмешиваться в разговор старших некромантов. Она отходит на шаг назад, и ее взгляд становится холодным и расчетливым.

— Гильдия начинает играть по новым правилам, Кейн, и вы это отлично знаете, — теперь в ее голосе не было ни намека на шутку. — И мне кажется, что вы слишком поглощены своими… личными переживаниями, чтобы заметить перемену ветров.

Кейн, несмотря на все волнения, сохраняет внешнее спокойствие. Его взгляд пронзителен, и он направлен прямо на Серену.

— Тогда озвучьте, пожалуйста, ясно и прямо, — его слова отточены, как меч, — какие перемены в Гильдии вы считаете достаточно значимыми, чтобы явиться без предупреждения?

Эстер, стоя немного в стороне, наблюдает за этой дуэлью взглядов. В ее душу начинает прокрадываться подозрение, и это неприятное ощущение стягивает вокруг сердца петлю.

Серена выдерживает паузу, словно выстраивая свои мысли в ряды невидимых фигур на шахматной доске, прежде чем сделать решающий ход.

— Перемены, о которых я говорю, скажем так, принесут множество возможностей для темных, — ее голос низок и полон тайн. — И я здесь, чтобы убедиться, что вы не останетесь в стороне от этой игры.

— Ради Тьмы, леди Шварт!.. — раздраженно восклицает граф, и трет ладонью уставшие глаза. — Мне не до ваших загадок, и уж тем более, у меня нет времени делать вид, что я верю, что без меня в Гильдии не справятся. Вы прекрасно вели дела столько лет без моего участия, зачем прерывать эту чудесную традицию?

— Обсидиану нужен хотя бы один Винтер в совете, — чеканит Серена, поджимая пухлые губы, не скрывая своего презрения и разочарования в ответе старого друга. — И если вы продолжите играть в отшельника, то после Трибунала шансов у вас будет все меньше.

Ирви громко ахает, и прижимает ко рту ладонь; его испуганный взгляд мечется между всеми присутствующими, будто парень надеется, что ослышался.

— Под Трибунал? За что? — его голос аж свистит от подкатывающей паники.

Некромантка морщится, и на секунду запрокидывает голову назад, будто собираясь с последними силами. Шепчет себе под нос что-то, что Эстер расслышать точно не может, но очень уж похоже на «сборище идиотов, за что мне все это», и возвращается в свое обычное, отрепетированно-идеальное состояние. Стреляет глазками в Кейна, чуть опускает взгляд на ведьму — и хитро прищуривается, улыбаясь одним уголком рта. То ли вызов, то ли…

— Душа моя, — томно тянет Серена, обращаясь снова к графу, — не заставляйте меня объяснять вам очевидные вещи. Последняя подсказка: в прошлый раз, когда я вас навещала, Винтеров здесь было аж в два раза больше.

Она по душу Абрахама — ну конечно же; эта догадка приносит Эстер неожиданное облегчение. Братец даже после смерти все продолжает пакостить младшему, и непонятно, когда наконец остановится.

— Абрахама погубила его собственная глупость и тщеславие, — закатывает глаза Кейн. — Вам ли не знать, сколько раз у меня был шанс его прикончить, с его же подачи — но тут он постарался сам.

— Разумеется, — ее слова пропитаны ядовитым удовольствием, — но не в том ли вся суть наших жизней? Стремиться, упасть, стремиться вновь — в бесконечном танце амбиций и поражений. И вот ваш брат… Он стремился, о да, и упал, но кто сказал, что танец окончен?

В глазах Кейна застыл лед, глубокий и тихий, словно под поверхностью скрывалась буря.

— Абрахама разметало тонким слоем по стенам семейного подземелья, — голос его был монотонным, но каждое слово казалось отточенным. — Я сомневаюсь, что нам стоит следовать идеям некроманта, неспособного укротить даже собственную смерть.

Звучит иронично, учитывая события на кладбище — Эстер невольно хмыкнула, удивившись такому высокомерию. Серена взмахнула рукой в воздухе, словно вычерчивая в нем невидимый знак.

— Я думаю, вы так и не поняли своего брата. Он был очарован идеей вечности. Вечная память, вечное влияние… — она приблизилась к Кейну, слишком близко — Эстер снова сжала зубы, чтобы сдержаться и случайно какой-нибудь лианой барышню от него не оттащить. — И кто знает, какие семена он успел посеять, прежде чем его собственная гордыня принесла его жизнь в жертву Тьме?

Эстер, наблюдавшая за этой сценой, поняла, что Серена играет в игру, цели которой гораздо масштабнее и опаснее, чем просто ревность или желание внести раскол в дом. Ее ледяные взгляды, ее манера держаться, все это говорило о том, что ставки в этой игре куда выше, чем просто сердце некроманта или краткий хаос.

— Я вновь прошу вас, — цедит сквозь зубы мужчина, не спуская взгляда с лица непрошенной гостьи, — отбросить загадки, недосказанности и театр — и сказать, ради чего Гильдия решила вспомнить о моем существовании.

— Ради восстановления справедливости, мой милый друг. О смерти Абрахама мы узнали всего несколько дней назад, когда один из информаторов сообщил о вашей трагичной… садовой ситуации, — Серена обводит пальчиком круг в воздухе, и цокает языком. — Когда вы планировали уведомить совет о смерти одного из его членов?

— Неужели я обязан отчитываться в Гильдию о потерях своей семьи? — Кейн нервно усмехается, его улыбка похожа на лезвие — холодное и острое.

— Вы обязаны хранить Обсидиану верность, а не скрывать всплески скверны и, — она взглянула на Эстер, — отношения со светлыми.

— Это просто нелепо. Гильдия всегда будет в курсе того, что она посчитает нужным знать. Может быть, совету стоило выполнять свои обязанности чуть лучше, и не допустить Абрахама к ритуалам воскрешения, — его голос был спокойным, но в нем слышалась сталь. — Я пытаюсь исправить ошибки моего дорогого братца, и миледи мне в этом помогает. Вы не смеете обвинять меня, выставлять меня перебежчиком.

Серена повела бровями, и ее губы изогнулись в искусственной улыбке.

— О, граф, вы не перестаете удивлять. Но пусть будет так. Гильдия желает, чтобы вы явились перед советом, чтобы обсудить вашу роль в судьбе Обсидиана. Мы не можем позволить, чтобы… неконтролируемые элементы… нарушили баланс, который мы так усердно стремимся сохранить.

— И что же случится, если я откажусь с вами пойти, леди Шварт? — он склоняет голову к плечу, картинно-заинтересованно прислушивается. — Вы великолепная ведьма, я отлично это знаю — но одна против троих магов и Принца? Будьте благоразумны.

Серена вздыхает, делает шаг назад. Рыжеволосая колдунья смотрела на Кейна с смешанным чувством уважения и раздражения. Он ухитрился поставить ее в тупик, и это было нечто, чего она, вероятно, не ожидала.

— Ваша правда. Если вы не последуете за мной добровольно, совет пришлет кого-то более убедительного. Я пришла с миром, Кейн, не превращайте это в войну.

— Тогда я буду ждать гостей, — сказал он, его голос был спокойным, но веским. — Я предпочитаю столкнуться с ними здесь, на моей территории, где я могу контролировать ситуацию. Тогда и выясним, на чьей стороне справедливость.

Эстер знала, что в этой игре каждое слово могло быть как кинжалом, так и щитом, и Кейн умело манипулировал ими, чтобы защитить и себя, и Ирви, и даже ее саму.

Серена кратко кивнула, признавая временное поражение в этом противостоянии.

— Понимаю, — ее голос звучал пусто, эхом откликаясь под высокими потолками. — Жаль. Я считала вас умнее, граф. В таком случае, я оповещу Гильдию о вашем решении — но ведь окажете старой подруге услугу, не выгоните босиком на мороз? Давно я в Исендоре не гостила. Все равно они меня сюда отправят подчищать улики, нет смысла уезжать.

Принц, уже застывший наизготовку у дверей, разочарованно заскрипел челюстями. Похоже, даже скелету было тревожно в присутствии этого сиятельного призрака прошлого.

— Разумеется, — выдавил Кейн, складывая руки на груди. — Надеюсь, обойдемся без банальщины, вроде кинжалов у горла, пока я сплю?

Серена окинула холл взглядом, слегка прикусила губу и хлопнула в ладоши, как счастливый ребенок, мгновенно сбрасывая образ посланницы Апокалипсиса, и возвращаясь к рыжей обворожительной бестии.

— Я придумаю что-нибудь поинтереснее. Как в старые добрые времена.

Интересно, если Эстер по стенам ее комнаты пустит ядовитую плесень, Кейн сильно обидится, что она испортила обои?

***

Тень Серены падала на старинные гобелены, преображая каждый узор в историю о подлости и заговоре. Воздух в поместье стал тяжелым, наполненным подозрениями и сторонними звуками, которые раньше казались безобидными, а теперь внушали тревогу. Игры по новым, невысказанным правилам, начались сразу же после того, как Серена осталась, и Кейн нашел себе новое занятие. Со старой подругой — новой угрозой — ему было много, что обсудить, и их чувство юмора, похоже, совпадало. Искры в карих глазах сияли так ярко, что могли, наверное, спровоцировать лесной пожар.

Эстер чувствовала, как все в ней тихо кричит от неопределенности. Не могла она решить, что хуже: угроза, которую Серена представляла для всего замка, или то, как легко Кейн вступал с ней в диалог, как будто не было никаких прошлых схваток и битв между ними. Они словно танцевали вокруг друг друга — игра в кошки-мышки, где каждый следующий шаг мог быть как смертельным, так и изумительно ловким.

Эстер осталась наедине со своими мыслями, и каждый разговор, каждая улыбка Кейна в адрес Серены рождала в душе Эстер новую трещину.

Она ходила по своей комнате, слыша отголоски их разговоров из коридоров. Было слышно, что они через многое прошли вместе, что у них есть история, в которой Эстер не участвовала.

С каждым шагом сомнения копились в ней, как снежный ком, который катится с горы, набирая в пути величину. Она боялась себе признаться, что ее волнение не связано только с потенциальной угрозой для жизни Кейна или ее собственной безопасности. Ее сердце не на месте, потому что она боится, что Кейн может переметнуться на сторону Серены — в магическом плане… и, что еще хуже, в любовном.

В течение дня она наблюдала, как Кейн и Серена спорят, смеются и обмениваются молчаливыми взглядами, в которых было больше общего, чем, разумеется, успело накопиться между ним и Эстер. Целительница боролась с невыразимым чувством предательства, хотя головой понимала, что Кейн ничего такого и не сделал. Она знала, что не имеет права на такие эмоции, знала, что их связь была чем-то большим, чем просто чувства — они были союзниками, друзьями, волшебниками, сражающимися за общее дело. Никто никому ни в чем не признавался, никаких обещаний, кроме рабочих, не давал. Сама придумала, сама потратила на него часть души, чтобы с того света вытащить — а теперь недовольна, когда оказалось, что у него кто-то был в прошлом.

Сама-то до сих пор цепочку с кольцом с шеи не сняла. Носит напоминание о погибшей любви, и даже не упомянула эту ма-а-аленькую деталь в разговорах с графом.

Эстер пыталась занять себя чтением древних свитков и изучением зелий — всем тем, что могло отвлечь ее от мыслей о предательстве и потере. Приезд Серены был пощечиной от реальности — да, за тобой гонялись по всему Исендору, вели обольстительные речи, держали за руку в дороге, рассуждая о судьбе. Ради того, чтобы ты наконец выполнила свою работу. Не ради тебя.

Вечером, прислонившись к окну библиотеки, Эстер наблюдала, как закат окрашивает небо в кроваво-красные оттенки, символизирующие конец еще одного дня. В глубине души она знала, что не может вечно уклоняться от страха, который витал в ее сердце. Но как же поступить? Как встретиться лицом к лицу с тем, что может оказаться более разрушительным, чем любая магия Серены или Гильдии?

Эстер отвернулась от окна и подошла к столу, на котором стоял светильник и несколько разбросанных книг. Ее рука медленно скользнула по переплетам, и на мгновение ее пальцы задержались на кожаной обложке тома. Учебник Ирви, темное знание. То, к чему она не должна иметь совершенно никакого отношения… быстрый взгляд все же не повредит. Просто узнать, что такого он изучает все эти годы под строгим наставлением Кейна.

Эстер открыла гримуар, и ее взгляд невольно зацепился за строки, наполненные описаниями мрачных заклинаний и проклятий, которые казались живыми, словно они могли в любой момент соскочить со страниц и овладеть ее сознанием.

Каждое слово, каждый символ в книге был насыщен мощью, которая тянула Эстер все глубже. Она была поражена разнообразием и сложностью темных искусств, которые здесь были описаны. Но больше всего ее беспокоил собственный интерес к этому.

Если она находит эту сторону магии такой интересной, не говорит ли это о какой-то неисследованной темноте внутри ее самой? Или это губительное влияние Кейна, который, несмотря на все свои улыбки и ужимки, держал Эстер на грани между светом и тьмой?

Каждая страница гримуара обещала силу, знания, которые могли бы дать ей исключительное мастерство над жизнью и смертью, но какой ценой? Вспомнив слова Серены о справедливости и о том, как легко она упомянула о возможности изменить баланс мира, Эстер начала задаваться вопросом, не стала ли она, со своими светлыми намерениями, столь же опасной, как и те, кто откровенно идет по темным путям.

Эстер закрыла книгу, чувствуя, как ее пальцы горят от соприкосновения с таинственным знанием. Она отодвинула том подальше от себя, словно это могло помочь ей сбросить навалившуюся тяжесть. Но вопросы остались, пульсируя в ее голове, подобно тихой, но настойчивой молитве. В ее власти было использовать это знание… или отвергнуть.

Ирви вошел в библиотеку так тихо, что Эстер едва не выпрыгнула из кожи, когда услышала его голос.

— Миледи? Все в порядке?

С лицом, зардевшимся от стыда и испуга, Эстер отскочила от книги, словно от огня. Ее сердце бешено колотилось, и она ощущала, как кровь пульсирует в висках.

— Да, все в порядке, — проговорила она, пытаясь взять себя в руки, но ее голос дрожал. — Просто… решила прибраться на столе… такой тут беспорядок, куда только Принц смотрит.

Ирви подошел поближе, вглядываясь в ее лицо с некоторым беспокойством.

— Вы читали мою книгу? — его взгляд упал на захлопнутый том. В голосе мальчика не было обвинения, скорее удивление и некоторое любопытство. — Не думал, что она вам будет интересна.

— Не больше, чем любая другая книга в этой библиотеке, — ответила она, натянуто улыбнувшись. — Я всегда заинтересована в расширении своих знаний… во благо, разумеется.

— Конечно, во благо, — Ирви улыбнулся, но в глубине его глаз зажегся новый, непонятный пока целительнице огонек. — Просто будьте осторожны, Эстер. Некоторые знания могут быть опасны, если их использовать без умелого руководства.

— Спасибо, Ирви, — сказала она. — Можешь не волноваться за меня, я барышня взрослая, и могу о себе позаботиться.

Паренек кивнул, в его взгляде по-прежнему читалось беспокойство за нее, но он не стал больше ничего говорить.

— Ирви, — начала она, руки ее еще дрожали от испуга. — Расскажи мне, пожалуйста, как Серена и Кейн познакомились?

Ученик расцвел, как майская роза — сплетни, сплетни, ура! Все же, как бы они ни боялся своего мрачного наставника, возможность перемыть ему кости он принял с благодарностью.

— В Гильдии все друг друга знают, но тут была история поинтереснее. Серена когда-то была невестой Абрахама. Но помолвка развалилась… и никто толком не знает, почему.

Последнюю фразу он произнес нараспев, наслаждаясь ситуацией, понимая, что интерес Эстер только привнесет хаос в их жизнь.

— Ходили слухи, — продолжил Ирви, понижая голос до почти шепота, — что Абрахам застал свою невесту и младшего брата вместе… в очень неоднозначной ситуации. И, по всему видимому, пришел в ярость. Но что именно произошло между ними, и правду ли говорят эти слухи, неизвестно.

Ирви покачал головой, то ли осуждая, то ли просто пытаясь отгонять навязчивые мысли о скандале, который омрачал имя семьи его благодетеля.

— И после всего этого они до сих пор общаются? — удивилась Эстер, чувствуя, как в ее сердце растет смесь любопытства, ревности и волнения.

— Судя по всему. Они оба мощные волшебники, и их отношения… ну, они всегда были сложными, — паренек слегка пожал плечами.

Эстер отвернулась, погруженная в размышления. Она чувствовала, как ее воображение начинает рисовать сцены, наполненные запретной страстью и секретами, которые могли бы объяснить текущее напряжение между Кейном и Сереной. Тем не менее, она также осознавала, что прошлое — это запутанный клубок, и не все его нити следует распутывать. Возможно, некоторые секреты было лучше оставить в покое.

— Спасибо, Ирви, — сказала она, стараясь звучать спокойно. — Это было… поучительно.

Графа Винтера ждет долгий, подробный разговор на эту тему.

И если он попробует убежать, Эстер всегда будет рада напомнить, как крепки объятия ядовитого плюща.

XII. Повешенный

Эстер медленно шла по извилистой тропинке, которая вела к фамильному кладбищу Винтеров. В отличие от остальных садов поместья, где присутствие смерти чувствовалось в каждом углу, здесь, над землей, где покоились предки Кейна, царила странная гармония. Это было место, где она сняла часть проклятия, и теперь, вопреки всему, кладбище представляло собой цветущий островок покоя и благоденствия.

Она прошла мимо аккуратно выстроенных рядов надгробий к разбросанным и разбитым. Эстер задержалась у одного из них, где ветер лишь легко колыхал вьющуюся зелень, и присела под дерево жасмина, ветви которого были усыпаны белоснежными цветами. Тихий шепот прошлого окружал ее, но Эстер не искала сейчас отголосков давних времен. Она пришла сюда разобраться в своем внутреннем мире, который был в таком же хаосе, как и окружающий.

Эстер закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат жасмина. Он приносил утешение и успокоение, а вместе с прохладным весенним воздухом казалось, что даже сами мысли начинают проясняться. Здесь, вдали от интриг и властных игр, она могла позволить себе просто быть.

«Почему я так волнуюсь? Из-за того, что Серена может представлять угрозу для Кейна, или потому что он может выбрать ее?» — размышляла она. «Или это просто страх потерять нечто важное, что я еще не поняла, как ценить?»

Подумала она и о том, как странно, что среди всех ужасов и проклятий, о которых она только что читала, ее беспокоят собственные скрытые желания познать темные тайны. «Светлая ведьма, а тянет к темным заклятиям… Что это говорит обо мне? О том, кто я?»

Эстер позволила себе утонуть в этих вопросах, зная, что ответы не придут легко или быстро. Но здесь, на кладбище, где жизнь и смерть были так близки, она почувствовала, что каждый момент прозрения стоит тысячи моментов в неведении.

Поглощенная своими раздумьями, Эстер совершенно забыла о том, что не одна в этом уединенном уголке семейного усадьбы Винтеров. Она почувствовала чье-то присутствие только тогда, когда мягкий голос разрезал тишину:

— Не ожидала здесь найти компанию, особенно такую… миролюбивую.

Эстер вскочила, взглянув в сторону склепа, откуда вышла рыжеволосая женщина, чье присутствие было столь же ярким и непредсказуемым, как пламя. Серена. Она стояла перед входом в склеп, улыбаясь с непринужденной легкостью, которая казалась неестественной в таком месте.

— Серена, — Эстер собрала волю в кулак, стараясь скрыть свое волнение. — Я… я просто пришла поразмышлять в тишине.

Серена медленно подошла к Эстер, каждый ее шаг был наполнен грацией и уверенностью. В ее глазах играла веселая искра, и она казалась совершенно спокойной среди могил.

— Мысль хорошая, — улыбка Серены была теплой, тон — поразительно дружелюбным. — Кладбище — прекрасное место для раздумий. В конце концов, что может быть более мирным, чем место, где уснули те, кто уже прошел свои испытания?

Эстер поймала себя на том, что ее беспокоит именно эта дружелюбность, и ее реакция удивила ее саму. Серена не проявляла никакой агрессии, и тем не менее, в этой улыбке были скрыты глубины и загадки, которые Эстер не могла постичь.

— Не думала увидеть вас здесь, — настороженно проговорила Эстер. — Обычно кладбище не тот уголок, где можно встретить… собеседника. Особенно, угрожающего разрушить жизнь хозяина дома ради какого-то мистического баланса.

Серена вздохнула, и ее голубые глаза подернулись пеленой ностальгии.

— О, дорогая Эстер, моя связь с семьей Винтеров гораздо более сложна, чем просто дипломатические игры Гильдии, — она взглянула на склеп с легким пренебрежением. — Иногда я прихожу сюда, чтобы напомнить себе о прошлом… и о том, что некоторые вещи навсегда останутся погребенными здесь, под землей.

Пауза в разговоре затянулась, и Эстер поняла, что Серена приоткрыла перед ней небольшую часть своей души, пусть и невольно.

Серена медленно провела пальцами по холодному камню одного из надгробий, где мох уже успел оставить свои зеленые следы. Ее голос был тихим, когда она обратилась снова к Эстер:

— В любом случае, я не нашла здесь, кого искала.

Эстер почувствовала легкий холод в груди. Она понимала, что Серена говорит об Абрахаме, и возможно о погибшей сестренке Винтеров. Девушка не была уверена, встречались ли они когда-либо, Ирви об этом не рассказывал, и даже Кейн избегал разговоров о своей семье.

— Иногда судьба жестока, Эстер. Она сводит нас с теми, кому мы можем причинить больше всего вреда, даже не желая этого. — Она показала на трещину в стене склепа, словно сама плоть здания несла шрамы их семейной трагедии. — Я как будто слышу эхо их голосов, осуждающих меня за раскол, который я принесла в эту семью. Абрахам… он был талантливым магом, но его жажда знаний и власти привела к его гибели, — продолжила Серена, в ее голосе прозвучали ноты нежности, примешивающиеся к явной доле презрения. — Он проиграл свою жизнь, искушая судьбу темным ритуалом, который, как он считал, подарит ему силу, подобную божественной. Глупость, Эстер, даже для Винтера.

Эстер наблюдала за Сереной, видя перед собой не только могущественную волшебницу, но и женщину, потерявшую любовь вследствие ошибок мужчины, которого она когда-то желала назвать своим супругом. Видеть такие чувства в Серене было неожиданностью, но они добавили ей в глазах Эстер черт особой человечности.

— Так много ошибок, так много жертв… — прошептала Серена, шагнув к трещине и погладив ее кончиками пальцев. — Каждый из нас несет свою долю вины, и я не исключение.

Эстер молча рассматривала обветшалый склеп, и ей стало ясно, что и в этом месте, как и в жизни, каждая трещина и каждый шрам носили в себе истории, которые часто оставались нерассказанными. Истории о любви, страхе и катастрофах личных амбиций.

Помедлив, она все же нашла в себе смелость спросить:

— Серена, простите мою дерзость, но что на самом деле между вами и графом Кейном?

Серена ухмыльнулась, и ее глаза сверкнули; она нашла этот вопрос забавным и, возможно, была благодарна за прямоту.

— Ах, так вы уже в курсе сплетен, — с усмешкой произнесла она. Ее выражение лица стало задумчивым, словно она перебирала в памяти страницы давнего дневника. — Хотела бы я сказать, что ничего… но между нами с Кейном большое прошлое. Полное ошибок, за которые ни один из нас не захотел платить.

Ее слова повисли в воздухе, словно невидимые птицы, планирующие среди каменных надгробий, и Эстер почувствовала, как в них звучит эхо неисповедимой боли.

— Мы были молоды и горды, каждый из нас считал, что знает, что лучше для другого, — продолжила Серена, и ее голос стал мягче. — Когда произошло то, что случилось с Абрахамом и его сестрой, наши пути разошлись. Мы попытались найти утешение в магии, в должностях, в битвах… но никогда не нашли пути друг к другу.

Эстер внимательно слушала, понимая, что история Серены и Кейна была запутанной, как самые темные заклинания, которые они изучали. В каждом слове чувствовался вес прошлого, от которого нельзя было убежать, но которое можно было только принять.

— Я никогда не хотела ему зла, — Серена взглянула на Эстер с такой откровенностью, что волшебница на миг отвела взгляд. — Но, возможно, именно в этом наша ошибка. Мы не пытались понять и простить.

Целительница не знала, как на это отвечать. Этот разговор не внес особой ясности в историю прошлого графа, лишь усложнил ее; и она опасалась задавать слишком провокационные вопросы, потому что это Кейну есть резон оставить Эстер в живых — а вот его бывшей гораздо проще будет ее сейчас просто похоронить, если та разозлится.

— Не волнуйтесь, миледи, — усмехнулась Серена, — мы все понимаем, что когда сюда доберется Гильдия, я и Кейн встанем по разные стороны баррикад.

Эстер почувствовала, как напрягается при этих словах. В воздухе витали запахи прошлого, но угроза будущего была гораздо более ощутимой.

— Для Совета он преступник, а я — часть Совета, — продолжила Серена, ее взгляд стал стальным, она уже готовилась к неминуемой битве. — Поэтому меня и выбрали посланницей. Знали, что у нас есть общее прошлое, думали, что он пойдет за мной. Но он остался защищать вас. Так что простите нам эти затянувшиеся прощания, и готовьтесь бороться, — она бросила красноречивый взгляд на возвышающееся вдалеке поместье. — Не за сердце графа Винтера, а за его свободу. Гораздо прозаичнее.

— Неужели вы не можете этого просто… не делать? Не нападать на Кейна всей Гильдией из-за действий его брата?

Серена повернулась к Эстер снова. Ее взгляд был проницательным и твердым, в нем читалась решимость, и в то же время — истинная печаль.

— Порядки для всех одни, Эстер, даже для одной из семей-основателей Гильдии, — ее голос звучал безапелляционно. — Личные чувства здесь ни при чем. Это вопрос баланса сил и законов, которые мы все должны соблюдать.

Эстер смотрела на нее, понимая масштаб ситуации, и это знание тяготило ее сердце. Но тогда Серена добавила:

— Если хотите помочь Кейну, уговорите его сдаться мирно. Имейте в виду, что Трибунал его к казни не приговорит, если он не совершил ничего непоправимого. Сейчас он нуждается в том, чтобы не натворить больше ошибок, и быть может, его дар и знания еще сослужат службу. Но это если он случайно другого некроманта не убьет в пылу битвы. Тогда ему никто не помощник. Постарайтесь не допустить этого, миледи, — девушка вздохнула и носком сапога пнула камень на земле, чтобы выпустить пар, — смерть последнего Винтера Исендор просто не переживет.

— Благодарю за совет, — сглотнула Эстер, чувствуя, как в животе распускается тугой узел тревоги и ревности.

Это было удивительно — но некромантка ее успокоила, что, по крайней мере, с ее стороны целительнице ничего, кроме чужих законов, не угрожает. Они не соперницы. Как к Серене относится сам Кейн — конечно, отдельный разговор, но… сейчас важнее сохранить ему голову.

Леди Шварт встала на носочки, чтобы осторожно обломить с деревца маленькую веточку жасмина.

— Чудесный садик вы здесь устроили, — одобрительно хмыкнула она, вдыхая аромат. — Кейну с вами повезло.

— А мне с ним? — полушутя спросила Эстер, и щелкнула пальцами, чтобы обломок тут же вырастил новую ветвь с почками.

Серена хохотнула и спрятала свою добычу в складках черного плаща.

— Правильные вопросы задаете, миледи.

Жаль, что риторические.

***

Эстер беспокойно шла по коридорам замка, ее шаги отдались эхом в пустынных залах. Она заглянула в каждую комнату, осмотрела все углы, где только мог находиться граф, но его нигде не было. Библиотека оставалась пуста, в мастерской царила пыльная тишина, она даже постучалась в его покои, но ответа не получила. Двери были заперты заклятием, которое она не решилась разбить сразу.

Ведьма задыхалась от растущей тревоги. Она почувствовала, что сердце бешено колотится в груди.

Она не могла отбросить мысль, что, пока она беседовала с Сереной, некроманты Гильдии, возможно, уже нашли путь в замок. Могли ли они просто выкрасть Кейна? Или сейчас, в эту самую минуту, разворачивается битва за его жизнь и свободу где-то в тайных уголках поместья или в его окрестностях? Она слишком рано открылась ей, нужно верить, когда люди говорят тебе прямым текстом, что вы враги… черт!

В конце концов, она вспомнила, что граф говорил, что проводит в своей каморке в башне много времени, когда ему нужно подумать; Эстер не хотелось туда возвращаться, потому что она слишком хорошо помнила произошедший там разговор. Страшно даже думать, что целительница так яро отвергала предложение некроманта о слиянии сил, просто ради того, чтобы буквально через несколько дней выполнить похожий ритуал и спасти ему жизнь… Эстер не была уверена, но так было думать легче, чем признаться, что ее тянет в Тьму из-за нее самой. «Я отдала часть души некроманту, и немного его мрака попало мне в сердце» или «у меня не хватило стержня, и я соблазнилась темной властью» — что звучит лучше?

С каждым шагом по винтовой лестнице она чувствовала, как сердце бьется все сильнее, и каждый ее вдох сбивался с ритма от волнения. Узкая лестница закручивала ее вверх, и казалось, что с каждым шагом она все ближе поднимается к небесам. Свет факелов бросал на стены тени, создавая иллюзию движения в пространстве, завороженном временем и секретами.

Наконец, Эстер достигла вершины и стояла перед невзрачной дверью, за которой, как ей казалось, находился Кейн. С надеждой она постучала. Дверь скрипнула, открываясь, и она увидела его силуэт в полумраке комнаты. Он стоял у окна, растрепанный и ошарашенный ее неожиданным появлением, но, к ее великому облегчению, живой и целый.

— Кейн! — воскликнула она, ее голос дрожал от облегчения и радости. — Я так волновалась! Я думала, что…

Но слова оборвались, когда он резко поднял руку, останавливая ее.

— Уходите, — его голос был холоден и бескомпромиссен.

Эстер остановилась, изумленная. В комнате повисла тяжелая тишина, и в воздухе чувствовалось напряжение. В глубине ее сердца зародилось новое тревожное предчувствие. Почему Кейн не рад ее видеть? И что значит… что значит «уходите»? Он с ума сошел?

— Я… я… — девушка заикалась, не зная, как на это реагировать. Она так обрадовалась, наконец найдя его в безопасности, а он ее прогоняет? В груди защемило, и по коже побежали мурашки от осознания неизбежной катастрофы.

— Я прошу вас, миледи, — Кейн выдохнул и чуть собрался, провел рукой по волосам, пытаясь пригладить, он выглядел нервным и раздраженным. — Уходите. Уезжайте. Принц уже собирает ваши вещи, до ближайшего города вас довезет Ирви, а там возьмете кучера. Я заплачу полную сумму, обещанную за ваш труд. Вы заслужили.

Эстер почувствовала, как земля уходит из-под ног. Что произошло в ее отсутствие? Ее брови нахмурились, и голос зазвучал тверже, когда она снова заговорила:

— Почему? Что случилось, Кейн?

Некромант взглянул на нее, и в его глазах блеснула сложная смесь эмоций — вины, беспокойства, решимости. Но тут же всю эту искренность он похоронил глубоко в себе, и отстраненно ухмыльнулся, протянув:

— Целительница может отправляться домой, если знает, что скоро некого будет исцелять. Рано или поздно нагрянет целая свора темных, и мне не нужно еще и за вашу безопасность беспокоиться.

Вот как! Такие мы теперь формулировки выбираем! Эстер ахнула, ярость заполнила ее грудь, словно горячий свинец, и она уже готова была в очередной раз высказать этому высокомерному аристократишке все, что она о нем думает, и какое право он вообще имеет — ее прогонять, как собаку! Но не успела — граф вдруг подошел ближе, и аккуратным, нежным движением вложил ей что-то в руку.

И остался так стоять. Очень близко.

Гнев схлынул; весь воздух из легких почему-то пропал тоже, дышать стало тяжело. Невольно Эстер заметила, что от Кейна пахнет свечным воском, мокрой землей и металлом. Кровью. Не самый чувственный букет, на героя романтического романа все же не похоже, но… но. Искренне. Это — и есть его сущность.

— Сохраните в память обо мне, прошу, — прошептал он, лишь крепче сжимая руки вокруг ее, не давая посмотреть, что он положил в ладонь. Его голос был едва слышен, но каждое слово оставалось в ее сердце, как отпечаток, как ожог.

Она посмотрела в глаза Кейна и увидела там отражение всего того, чего они вместе пережили — бурные чувства, трудные уроки и мимолетные мгновения радости. Она ощутила, как в его присутствии тает вся злость, и что остается — это только непреодолимое желание остаться рядом с ним, несмотря на все опасности.