Двойное отцовство

Володина Таня Двойное отцовство

1. Ультиматум Ольги

— Макс, не надо, пожалуйста… — я схватила пакетик с презервативом и попыталась вытащить из пальцев мужа. — Давай сегодня без резинки? У меня безопасные дни.

— Безопасных дней не бывает, — ответил Макс и зубами надорвал упаковку.

Сплюнул фольгу в сторону и отработанным жестом натянул презерватив. Макс маниакально предохранялся все три года нашего брака. Сначала мне нравилось, что он взял ответственность на себя: не надо пить таблетки, вести календарик и беспокоиться о внеплановой беременности, но потом мне захотелось ребёнка. В двадцать семь лет самое время подумать о продолжении рода. Максу же недавно исполнилось тридцать пять, но он считал, что сначала нужно сделать карьеру, купить роскошный дом на берегу моря, и вообще дети — это огромная ответственность, к которой нужно готовиться долгие годы. Несмотря на возраст и финансовую стабильность, он не чувствовал себя готовым.

И это меня вымораживало!

Я всё время прикидывала, сколько лет будет мне и Максу, когда наш ребёнок пойдёт в школу. Сорок? Сорок пять? Прекрасный, зрелый, сознательный возраст, но почему нужно ждать так долго? Почему не сейчас?

Ещё одна овуляция пропадала впустую!

Желание заниматься сексом улетучилось. Я сжала ноги и нацелилась коленями в грудь мужа:

— Что-то мне перехотелось.

— Оль, мы это обсуждали, — сказал он, обнимая мои ноги и потираясь мягкой бородой о колени. Его пальцы скользнули туда, где было горячо и мокро. — Я так хочу тебя, что у меня сейчас дым из ушей пойдёт. Раздвинь ноги.

— Мне надоело заниматься сексом в презервативе.

Его большой палец нащупал клитор и надавил на него, как на кнопку пуска. Я не смогла сдержать стон. Макс прекрасно знал, как меня расшевелить.

— Не пытайся меня обмануть, — низким голосом пророкотал он, — тебе нравится со мной трахаться. В презервативе и без.

Палец начал ездить по влажной коже, как дворник по лобовому стеклу. Влево-вправо. Медленно и с нажимом.

— Нет, я хочу голый член, — заупрямилась я. — Макс, ты же понимаешь, что секс без резинки не означает, что я немедленно залечу? На это могут потребоваться месяцы и даже годы. Если мы перестанем предохраняться, не случится ничего страшного.

— Оля, я тебе уже говорил, что это безответственный подход. Пока мы не готовы стать родителями, мы должны тщательно предохраняться.

— Но я-то готова… — прошептала я, понимая, что снова поднимаю вопрос, обсуждавшийся множество раз. — Почему ты говоришь за нас двоих?

Я вела себя, как заевшая пластинка, но ничего не могла поделать.

Макс прекратил меня ласкать. Посмотрел мне в глаза, играя желваками, потом вздохнул и отодвинулся. В раздражении содрал с члена презерватив и зажал в кулаке. Упруго оттолкнулся от матраса и ушёл в ванную. Я проводила взглядом его спортивную фигуру, над которой он трудился в зале дважды в неделю, и хлопнула себя по лбу. Ну вот зачем ссориться с мужем прямо с утра? Теперь и он отправится на работу в плохом настроении, и я останусь неудовлетворённой. А во время овуляции секса хотелось до смерти.

В ванной полилась вода.

Десять шансов из десяти, что он занимался там мастурбацией! Я представила, как горячие струи бьют по широким плечам, стекают по мускулистой спине и ручейком струятся между ягодицами. Представила, как крупная головка скользит туда-обратно в намыленном кулаке. Темп всё убыстряется, убыстряется… Чёрт! Я подавила желание вскочить и бежать к мужу в ванную. Вместе с желанием меня раздирали обида и разочарование. При этом я понимала, что не стоило заводить разговор о детях во время быстрого утреннего секса. Такие темы нужно обсуждать не в постели, а за столом переговоров.

Но иногда эмоции брали верх.

Я выбросила из головы мысли о детях, мастурбации и собственном возбуждении и отправилась готовить завтрак. Достала яйца и молоко для омлета. Пиликнул телефон. Лаврик прислал сообщение: «Привет, кого сегодня будем красить?». Несколько дней назад я отправила ему техзадание, но мой безалаберный стилист никогда не читал ТЗ до съёмок. Он предпочитал ориентироваться на местности и «блестяще импровизировать». Я выделила ему в своей студии шкафчик, и за пару лет Лаврик набил его барахлом, которое постоянно пригождалось на съёмках: соломенные шляпы и яркие платки, галстуки и бутоньерки, кожаные браслеты и ослепительно белые рубашки, которые одинаково изящно сидели на хрупких девушках и упитанных мужчинах. Лаврик называл свой шкаф пещерой сокровищ.

Просто поразительно, как одна маленькая деталь могла оживить фотографию! Я обычно концентрировалась на лицах моделей, пытаясь уловить и запечатлеть самую суть их личности, а Лаврик наполнял кадр вещами, раскрывавшими эту личность. Таких талантливых стилистов на весь Петербург было не больше десятка, и я прощала Лаврику нарушение дисциплины и эпатажность, пугавшую консервативных клиентов: например, обувь на высоких каблуках. Но сегодня проблем не ожидалось: я собиралась снимать не депутата городского совета, а молодого альпиниста.

«Мужчина, 33 года, альпинист, реквизит заказчика», — ответила я Лаврику.

«Отлично! Красивый?» — сразу же всплыло новое сообщение.

«Да».

«Красивее твоего мужа?».

Лаврик считал Макса образцом мужественности и красоты и, не скрываясь, пускал по нему слюни. Когда муж заезжал ко мне на работу, Лаврик изо всех сил пытался его обаять: варил особенный кофе с пряностями, расспрашивал, как идут дела в банке, предлагал сделать креативную стрижку. Макс сдержанно благодарил, но отказывался. Его не раздражали неуклюжие попытки подружиться. А вот меня иногда раздражали, хотя я понимала, что это всего лишь восхищение. Профессиональный взгляд на мир. Лаврик ценил красоту — мужчин, женщин, детей, животных, красоту природы и даже красоту увядания и разрушения. А мой муж был самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо встречала. Удивительно было бы, если бы такой знаток прекрасного, как Лаврик, не порхал вокруг Макса, как шмель вокруг цветущего клевера.

Поэтому я ответила:

«Красивее Макса? Это невозможно!» — и захихикала, посыпая готовый омлет сыром и свежим базиликом.

— Что тебя так рассмешило? — спросил Макс, заходя на кухню.

Он был одет в строгий серый костюм, который надевал только на важные встречи и совещания. На запястьях поблёскивали стальные запонки с чёрным ониксом.

— Твои душераздирающие стоны из ванной, — пробурчала я.

Макс с трудом удержался от довольной улыбки. Ну конечно! Он кончил, а я нет, поэтому мне обидно — именно так он расценил мою язвительность.

— Во-первых, я не стонал, а, во-вторых, — он запустил руку под мой короткий шёлковый халатик и прошептал на ухо: — я могу сделать так, что ты будешь не стонать, а кричать от удовольствия.

Я упёрлась ему в грудь, отталкивая, но внутри всё вспыхнуло от желания. Он говорил правду. Я буду кричать, стонать и извиваться от наслаждения, если позволю ему прикоснуться ко мне. Но злость за то, что он предпочёл собственную руку любимой женщине, лишь бы не заниматься незащищённым сексом, ещё не прошла.

— Нет, — ответила я как можно твёрже. — Или мы трахаемся без презерватива, или не трахаемся вообще!

Я не собиралась этого говорить, само вырвалось! Макс нахмурился:

— Это ультиматум?

— Да.

— Ольга, это очень жёсткая постановка вопроса, — сказал он серьёзным тоном. — Ты ведёшь себя деструктивно. Так дела не решаются.

— Это не дела! — вырвалось у меня. — Это мой шанс родить ребёнка до тридцати лет!

Телефон, лежавший на столе, снова пиликнул. Мы оба на него взглянули и прочитали всплывшее сообщение:

«Да, с мужем тебе повезло!».

***

Макс сказал:

— Позавтракаю в офисе, любимая, — и ушёл из дома, не вступая в обсуждение моего детородного возраста.

Омлет, который я для нас приготовила, остывал на плите. Настроение понизилось до отметки «ноль». Самое противное, что я не собиралась ссориться с мужем и во многом была с ним согласна: такие дела не решаются истериками и ультиматумами. Но как справиться с эмоциями? На улице взгляд выхватывал малышей, и сердце замирало от желания схватить их и прижать к груди.

До свадьбы Макс не был маньяком предохранения. Бывали случаи, когда мы рисковали и полагались на его реакцию: успеет он вытащить вовремя или нет? К счастью, он успевал, и осечек ни разу не было. Но после свадьбы Макс перестал рисковать.

Мы познакомились на выставке скандального фотографа: чёрно-белые фотографии подростков, неявная эротичность, но очевидные намёки в названиях — «Дочь моей жены», «Младший сын друга» и тому подобное. Позже выставку закрыли по требованию общественности, но в свои двадцать два года я получила наглядный урок, как талантливый, но беспринципный фотограф может манипулировать эмоциями зрителей. Я поклялась, что никогда не упаду так низко, чтобы заниматься провокацией и манипуляцией. Я мечтала делать честные снимки.

Макс стоял недалеко от меня. Он рассматривал фотографию девочки в купальных трусах, и внезапно сказал с отвращением:

— Ну и гадость!

— Как вы можете так говорить, молодой человек? — обратилась к нему женщина с тонкими губами и злыми глазами. — Это же искусство! Если вам противно смотреть на фотографию ребёнка — значит, это с вами что-то не так!

— Тогда и со мной что-то не так, — не удержалась я. — И я даже знаю что.

— Что? — заинтересованно обернулся Макс.

— Встроенный противоударный детектор дерьма.

Карие глаза блеснули:

— Кто это сказал? — спросил он, с лёту распознав цитату.

— Хэмингуэй. Он сказал, что это самый важный дар для писателя, но думаю, к фотографам это тоже относится. Как ко всем творческим людям.

— У этого парня явно детектор сломался, — Макс усмехнулся и кивнул на фотографии. — Хотите кофе? Тут недалеко есть маленькая кофейня, где варят замечательный кофе.

— С удовольствием, — согласилась я.

Мы переспали на втором свидании. И больше не расставались. Я недавно закончила институт, Максу было тридцать и он возглавлял отдел развития в банке своего отца. Нас ждала долгая, счастливая и обеспеченная жизнь без всякого дерьма. Через два года мы поженились — на пике нашей любви. А спустя ещё три года мой обожаемый муж предпочёл дрочить в душе, лишь бы не заниматься сексом без презерватива. Он явно не хотел детей. А я хотела.

Мой детектор дерьма оглушительно пищал.

***

Креативный кластер «Депо» располагался в здании бывшего вагоностроительного завода. Дореволюционный завод закрыли и хотели снести, но активисты его отстояли. Здание из красного кирпича отреставрировали и отдали под креативное арт-пространство. Три этажа «Депо» заполнили мастерские художников, дизайнеров и музыкантов. Здесь проходили концерты, выставки живописи, косплей-фестивали и книжные форумы. Со временем вокруг «Депо» сформировалась своя атмосфера, и квартал, где в позапрошлом веке находилась промзона, превратился в модное место. Жизнь здесь не затихала ни днём, ни ночью.

Я арендовала в «Депо» просторную фотостудию на третьем этаже. Потолки высотой в пять метров и широкие окна обеспечивали необходимый свет. При желании в студии можно было жить: я оборудовала ванную комнату, чтобы модели могли привести себя в порядок до и после съемок, и поставила парочку диванов для отдыха. Кухонный уголок тоже поместился. Когда работаешь с утра до вечера, приятно выпить чашку чая и приготовить нехитрую еду — горячие бутерброды или яичницу с помидорами.

Идя по длинному полутёмному коридору, я заметила, что у дверей студии кто-то сидел на корточках, — какой-то бомж или пьяный музыкант. В «Депо» многие жили. Сначала творческие тусовщики засиживались до утра, дымя сигаретами и распивая вино, потом оставались ночевать в мастерских, а со временем кластер начал походить на общежитие: тут можно было встретить девушек в купальных халатах и с тюрбанами на голове, мужчин с пакетами из продуктового магазина и даже детей на трёхколёсных велосипедах. Администрация закрывала глаза на нарушение режима: в конце концов, тут не офисный центр для клерков, а креативный кластер для творческих людей. Всем известно, что лучшие картины и музыка пишутся ночью. Днём вдохновение спит.

Я остановилась у сидевшего на полу человека. Кажется, он дремал. Его лицо прикрывала бейсболка, пахло от незнакомца дымом костра и немного потом. Я постучала носком сапога по грязному ботинку:

— Эй, товарищ, вы загораживаете проход.

Он дёрнулся и вскочил на ноги, обтирая сонное лицо грязной ладонью. Я запоздало заметила, что на мизинце не хватает одной фаланги. Вот чёрт! Это же моя модель — альпинист Долин! Пиарщица из банка, который заказал фотосъёмку, прислала мне досье на Долина ещё в прошлом месяце. Он потерял фалангу мизинца при восхождении на Эверест пять лет назад. Обморозил руки. Тогда же он потерял жену — Ирину Долину, знаменитую альпинистку. Я внимательно изучила досье, а потом залезла в интернет и прочитала всё, что нашла по этой теме. О трагедии на вершине Эвереста не написал только ленивый.

— Вы Илья Долин?

— Вы Ольга Ольховская?

Мы задали вопросы одновременно и рассмеялись. Он протянул мне руку, и я пожала её. Рукопожатие получилось сухим и неожиданно крепким. Впрочем, я знала, что у альпинистов сильные пальцы.

— Извините, я пришёл слишком рано, — сказал Илья.

— Ничего страшного. Вам повезло, я тоже пришла пораньше. Давно вы меня ждёте?

Он неопределённо пожал плечами.

— Сколько? Час? Или больше? — спросила я, открывая двери.

— Честно говоря, было ещё темно, когда я приехал. Меня подбросили ребята. Мы два дня провели на озере, пытались покорить один камень.

— Камень? — удивилась я.

— Да, там есть участки с отрицательным углом, мы практиковались в свободном лазании.

Я мало что поняла, кроме того, что парню пригодятся и моя ванная комната, и моя кухня. Нельзя его снимать в естественном виде после ночёвки в лесу. Лаврику придётся потрудиться, чтобы привести модель в товарное состояние.

— Заходите, — пригласила я и впустила Илью в студию, залитую утренним светом.

Там я взглянула на гостя и ахнула:

— Что у вас на лбу?

Из-под бейсболки тянулась длинная свежая царапина, пересекавшая бровь.

— Ерунда, забыл надеть каску.

— Упали с камня?

— Нет, я под ним лежал и неудачно поднял голову.

Придавило, что ли? Я не стала уточнять.

— Что ж, тогда идите в душ, а после я обработаю рану. Когда появится Лаврик, он займётся вашим лицом и волосами.

— Лаврик?

— Стилист. Он сделает вам грим и причёску.

Илья посмотрел на меня с укоризной:

— Я думал, мы будем вдвоём. В приватной, так сказать, обстановке.

Я улыбнулась:

— Нет, мы будем вчетвером. Придёт ещё Марина, она поможет выставить свет. Вас что-то смущает?

Он вздохнул:

— Да, кое-какие вещи смущают, но я постараюсь не облажаться и справиться с заданием.

— Конечно, вы справитесь! — подбодрила я. — Вот увидите, фотографии получатся замечательными. Выложите их в соцсетях — получите массу комплиментов и лайков.

Я не сомневалась в своём профессионализме, тем более модель, несмотря на запущенность и травмы, была весьма фактурной. Отличный рост, спортивное тело, привлекательное лицо с мужественным подбородком. И глаза — выразительные тёмные глаза. Мне не терпелось приступить к работе. Но Илья, похоже, не разделял мой оптимизм:

— Вряд ли я рискну выложить фотографии в интернет, — пробормотал он и направился в душ.

***

Странное у него отношение к рядовой фотосессии. Как будто я предлагала что-то непристойное. Или он просто волновался? Многие непрофессиональные модели нервничали перед съёмками, особенно если приходилось обнажаться. И женщины, и мужчины сомневались в красоте своего тела — в том, что хорошо получатся на фотографиях, в том, что им удастся выглядеть непринуждённо, в том, что камера не подчеркнёт недостатки: прыщики, целлюлит, старые шрамы и недобритые волоски. Из-за страха выглядеть некрасивыми многие люди вообще отказывались фотографироваться.

Мой некоммерческий проект «Открытое тело» буксовал второй год. Я искала моделей с физическими несовершенствами, но желающих запечатлеть своё «уродство» было мало. Выставка по «Открытому телу» постоянно откладывалась.

Но Илья-то был красив! Даже грязный, с разбитой бровью и трёхдневной щетиной он выглядел так, что руки сами тянулись к камере. Ему-то чего переживать? Тем более, обнажёнки не планировалось. Банк моего свёкра спонсировал восхождение на Эверест известного альпиниста Долина и хотел получить его фотографии в одежде с логотипом банка. Куртки, шапки, футболки с надписями «Финмосбанк» — обычная рекламная съёмка. Потом эти фотографии будут размещены в разных журналах — от «Мировых финансов» и «Экстремала» до «Сканвордов и рецептов». Все должны знать, что Долин пойдёт покорять величайшую вершину на деньги «Финмосбанка» и конкретно Михаила Семёновича Ольховского. Мой тесть любил подчеркнуть, что является меценатом и благотворителем.

К сожалению, в семье он вёл себя абсолютно иначе. Единственного сына, который с детства мечтал стать художником, он заставил изучать банковское дело. Макс подчинился, но натуру не переломишь: он не расставался с блокнотом для зарисовок и ходил на все интересные выставки. На одной из них мы и познакомились.

В ванной было тихо. Я подошла, прислушалась: вода не лилась.

— Илья, — сказала я через дверь, — в корзинке около зеркала лежат одноразовые упаковки шампуня и геля для душа, а в шкафу — чистые полотенца и халаты. Пользуйтесь, не стесняйтесь.

— Спасибо, Ольга, — ответил он.

Разве что палец его смущал? Ампутированная фаланга в среде альпинистов, покоривших Эверест, — не такая уж большая редкость. После ночёвки в зоне смерти, когда группу, спускавшуюся с вершины, накрыла метель, потерять лишь часть мизинца — колоссальное везение. Ирина Долина потеряла жизнь. Свидетели рассказывали, что Илья не хотел уходить с горы, пока не найдёт её тело. Какое там! Тело Мэллори, который, возможно, первым побывал на вершине, нашли спустя семьдесят пять лет.

***

Пока Илья мылся, я включила чайник и засунула в тостер два куска хлеба. Разыскала в посудном шкафчике аптечку. К счастью, там нашлось всё необходимое: перекись водорода, зелёнка в карандаше, пластыри на любой вкус. Если Лаврик не сможет замазать царапину на лбу, я замажу её в фотошопе. Не проблема.

Илья вышел из душа через десять минут. Он выбрал синий мужской халат и одноразовые тапочки из нетканки. При мысли о том, что под халатом он голый, к щекам прилила кровь. Утреннее нереализованное возбуждение бурлило в крови. Близость симпатичного мужчины волновала. Ну и ореол героя, сумевшего выжить в зоне смерти. И его личная семейная драма, о которой я столько читала. Подобные истории всегда примеряешь на себя, думаешь, размышляешь. Каково это — пойти на гору с любимым человеком, а вернуться без него? Оставить его там, в ледяном царстве. Не зря Эверест называли самым высокогорным кладбищем в мире — там остались лежать сотни восходителей. И среди них жена Ильи. Как он вообще с этим справлялся?

Разумеется, я не собиралась задавать ему эти вопросы.

Мне очень хотелось сделать портрет Ильи Долина. Он был старше меня всего на пять лет, но повидал и пережил в сто раз больше. Я с удовольствием ухватилась за предложение Михаила Семёновича подготовить фотоматериалы для рекламной кампании.

— Садитесь здесь, у окна, — сказала я. — Я обработаю вашу рану.

Он сел на табурет, запрокинув голову и широко расставив ноги, — типичная мужская поза. У некоторых это выглядело как акт агрессии или демонстрация мачизма, но в данном случае это был акт забывчивости. Полы халата натянулись на бёдрах и разошлись в стороны. Я быстро отвела взгляд от голых коленей и шагнула к Илье.

Смочила ватный тампон перекисью и осторожно приложила к царапине.

— Ш-ш-ш…

— Щиплет? — спросила я.

— Немного.

Илья разглядывал моё лицо с близкого расстояния, не пытаясь скрыть интерес.

— Я читал о вас отзывы в интернете, — сказал он без обиняков.

Моя рука дрогнула. Значит, не только я готовилась к встрече. Это было приятно. Некоторые модели воспринимали фотографов как обслуживающий персонал, но не альпинист Долин…