Подходит ко мне, громко стуча металлическими набойками на каблуках дорогих ботинок. Он так близко, что я вжимаюсь в стену, лишь бы не коснуться даже случайно широкой мускулистой груди.
Отворачиваюсь и смотрю в сторону, потому что колючие голубые глаза прожигают меня насквозь.
— Дрожишь, — обжигает мой висок его томный шепот. — Я пугаю тебя, Ася?
Молчу. Дышу через раз, чтобы не попасться в ловушку его возбуждающего запаха. Никогда не признаюсь ему, что тот поцелуй был мне приятен. И себе этого никогда не прощу.
— Ну же, посмотри на меня, — томность уходит, сменившись почти звериным рычанием. Хватает меня за скулы и заставляет посмотреть на себя.
— Я тебя ненавижу, — цежу сквозь стиснутые зубы.
— Вот как? — ухмыляется он и проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Хочешь уйти?
— Хочу! Пусти меня, — выкрикиваю я и делаю бешеный рывок в сторону.
Впечатывает меня в стену и накрывает своим горячим, твердым телом, словно высеченным из куска гранита. Цербер своих жертв из лап не выпускает.
— Двери открыты, принцесса. Я отпущу тебя…вот только перед этим, расскажу, что станет с твоей семейкой, если ты сейчас уйдешь. Твоя мама пойдет мыть туалеты на вокзале, потому что, чтобы стать проституткой она уже старовата. Твоего братишку-аутиста вышибут из престижной частной школы, и он сгинет в каком-нибудь интернате для дебилов. А твоего дядюшку-мудака не возьмут даже на стройку разнорабочим. И в крахе твоей семейки, которая привыкла к роскоши, будешь виновата только ты.
— Ты можешь овладеть моим телом, — проговариваю сквозь слезы, которых не могу сдержать, — но не душой.
— Хочешь, мы это проверим, деточка? — спрашивает с довольной ухмылкой, убирает от меня руки и отходит на несколько шагов. — Пройдет совсем немного времени, и ты без меня жить не сможешь. Будешь бегать за мной и умолять не бросать.
— Никогда, — выкрикиваю сквозь слезы. — Никогда.
— Я сейчас открою тебе маленький секрет, принцесса, — проговаривает, закуривая. — Твой любимый дядя продал тебя мне за кругленькую сумму. С потрохами. Он делец от бога.
— Ты все врешь, — бьюсь я в истерике. — Он не мог. Я человек. Меня нельзя продать.
— Думаешь, вру? — усмехается и выпускает мне в лицо зловонный дым.
— Я тебе не верю, — пытаюсь отрицать я жуткую правду, но по его острому как бритва взгляду понимаю, что Олег Цербер не врет.
— Сейчас я тебе докажу, — бросает хладнокровно.
Вытаскивает из кармана телефон, быстро находит чей-то номер и ставит на громкую связь. Тягучие гудки заставляют сердце забиться еще более отчаянно.
— Да, — слышу усталый голос дяди и словно лечу в пропасть.
— Ильдар, я хочу, чтобы ты рассказал Агнии о деталях нашей сделки, — небрежно бросает Олег между затяжками.
— Асечка, — виновато обращается ко мне родной и любимый голос. — Слушайся Олега, он станет тебе достойным мужем.
— Что ты такое несешь? Каким еще мужем? — лепечу я, не в силах поверить, что все это происходит со мной. — Ты, правда, меня продал?
— Ася, прости, — слышу я его голос, который сменяется мелкими гудками.
— Довольна разговором с дядей? — злорадно спрашивает Цербер.
Стекаю по стене на пол, обнимаю руками колени и начинаю рыдать в голос.
Он садится рядом со мной и, обняв за плечи, прижимает к себе.
— Ничего, Ася, не бойся. Я-то уж точно о тебе позабочусь. Правда, у меня специфические предпочтения в сексе. Но ты привыкнешь. Наверное.
Застегиваю ширинку и поднимаюсь с кресла, игнорируя девчонку, которая сидит у моих ног. Она украдкой стирает с губ остатки спермы, которые не успела проглотить.
По телу гуляет приятная легкость, а в голове все тот же лютый загруз.
—Олеж, тебе не понравилось? — спрашивает, заглядывая мне в глаза заискивающе как собака.
— Нормально, — рефлекторно пожимаю плечами, показывая, что дальнейшие задушевные беседы меня не волнуют от слова «совсем».
А что тут еще скажешь? Хороший, качественный минет, да и все. Восхищений и оваций не будет.
Все же бросаю на нее взгляд. Красивая баба: большие натуральные сиськи, рабочая попка перевернутым сердечком и миловидное личико, которое сейчас, впрочем, перемазано поплывшей косметикой. Клоунесса, блин.
Чем больше смотрю, тем яснее понимаю, что достала. Хочется чего-то другого. Нового, свежего и эксклюзивного. Чтобы совращать было интересно, и чтобы новизна ощущений.
Блонда ждет от меня поощрения, хотя оно уже случилось, когда я позволил ей взять у себя в рот. Типичная баба, которая до посинения хочет признаний в любви и красивых поступков.
Чувства. Сколько от них неудобств. Со шлюхами проще. И честнее. Кинул купюры после всех дел и ушел спокойно. А когда такса не озвучена, они начинают думать, что ты им что-то должен. Например, звездочку с неба достать и любить только ее до гробовой доски. Ага, разбежался.
Заправляю рубашку в брюки, резко разворачиваюсь на пятках и выхожу за дверь. Для меня ее больше не существует — надоела, так еще и проблем стала подкидывать своим скулежом.
Сваливаю из дома через черный ход и окапываюсь на тускло освещенной веранде. Ветерок приятно охлаждает гудящую голову. Стремительно трезвею, а потому торопливо закуриваю крепкую сигарету.
Я маюсь от скуки. Все в этой жизни мне опостылело. Я больше не чувствую заводящего адреналина, когда меняю дорогой пиджак на кожанку и мчусь на мощном байке по ночным улицам. Алкоголь вместо приятного расслабления вызывает лишь похмелье по утрам. Женское тело стало чем-то обыденным. Да, секс все еще приятен и необходим, но как бы я ни извращался, что бы ни выдумывал, не могу нагнать тот нерв, который встряхивал и брал за живое годы назад. Что еще есть приятного? Бабки? Их так много, что тоже перестали заводить.
Вероятно, на меня напал такой страшный зверь, как кризис среднего возраста. Мне срочно нужно то, что вновь превратит кровь в высокооктановый бензин и воспламенит ее. Нужна цель. Пресловутая морковка, за которой нужно бежать, разрывая собственные жилы.
Робкий стук каблучков за спиной. На ловца и зверь бежит. Торопливо вдавливаю окурок в кованые перила и оборачиваюсь. Уж не знаю, какое шестое чувство мне это подсказало, но я ничуть не удивился, когда увидел перед собой Асю.
Племянница моего бизнес-партнера. Кажется, еще вчера была угловатым подростком, а сейчас деваха в самом соку. Можно завалить хоть прямо сейчас, но я уже который месяц примеряю на нее совсем другую роль.
Без понятия, что то был за большой взрыв в моей собственной башке, но, когда девчонка попалась мне на глаза полгода назад, я почувствовал, что хочу ее себе. Заграбастать, поселить в своем доме и развращать медленно и со вкусом. Не знаю зачем. И не совсем понимаю, почему именно она. Но хочу, не могу. Мне нравится почти священный трепет, который я испытываю перед нашей первой ночью.
Есть, правда, одна загвоздочка. Ее дядя, старый осел, не хочет отдавать мне любимую племянницу. Боится, что сожру и выплюну остатки. Ну а точнее, затрахую почти до смерти, остыну и вновь пойду по бабам. Все может быть. Ведь моя неприглядная репутация не на слухах замешена, а на фактах.
Встала как вкопанная. Не ожидала меня здесь увидеть. Стоит сероглазый олененок и не знает, что делать. Нужно бежать, но развернуться и просто уйти — неприлично. А Агния — девочка хорошая, воспитанная.
Рассматриваю ее не таясь. Я давно уже не прыщавый гимназист, и девичье смущение только распаляет кровь.
Месяцы, проведенные на Кипре, напитали ее не только солнцем и пошловатым гламуром. Золотистый загар, оттеняемый светлыми волосами, еще ладно, но вот наращенные по моде ресницы-опахала и ногти-кинжалы — это уже лишнее. Ну да ладно, это убирается. Она будет такой, какой я ее захочу.
— Привет, — улыбаюсь я почти дружелюбно.
— Привет, — отвечает на выдохе, стараясь не смотреть на меня.
— Тоже покурить вышла? — шучу я и киваю на пачку сигарет, что оставил на перилах.
— Нет, что ты, — мотает головой, встряхнув светлыми, словно льняными прядями. — Я не курю. Просто в доме очень душно.
Одобрительно киваю. Не люблю курящих баб.
Проводит ладошкой по длинной, взмокшей под волосами шее, и по моему телу прокатывается жаркая волна возбуждения. Игра началась, и в самом ее начале можно и поболтать немного, прощупывая ее рамки:
— Как лето прошло? — спрашиваю я, вальяжно облокотившись на перила.
— Хорошо, — робкая улыбка тронула пухлые губки, а у меня появилось жгучее желание узнать, каковы они на вкус.
— Ты же у нас уже второкурсница, — проговариваю я, хотя убей не помню, где и на кого она учится. Плевать. Со мной все равно забудет об учебе. — Парни, наверное, ротой за тобой бегают.
— Я в педагогическом учусь, у нас один парень на всю группу, — поясняет, рассматривая носы своих туфелек на высокой шпильке.
Довольно ухмыляюсь. Впрочем, что это я обрадовался, что вокруг нее не крутятся стаями молодые кобельки? Я из них все равно шаурму вокзальную сделал бы. Да и вообще, пусть только кто попытается помешать мне получить то, что хочу, вмиг осядут пылью на подошвы моих брендовых ботинок.
Вот всегда так. Всю мою жизнь. Вижу бабу, понимаю, что хочу ее, и все — можно окапываться. И тут уже неважно, замужняя или даже лесбиянка…все равно ляжет под меня. А тут еще можно и наиграться всласть со вчерашней девственницей. Интересно, сколько у нее было половых партнеров? Асе всего девятнадцать, но, возможно, в ее серых омутах водятся черти. Да и молодухи сейчас уж больно ранние пошли.
Вновь смотрю на Агнию в упор. Боится меня. Я чувствую это по тому, как вибрирует воздух, окружающий ее юное, гибкое тело. И хочет. Не было таких, чтобы не хотели. Сейчас пугну хорошенько девочку…и заставлю потечь.
Резко сокращаю расстояние, которое хранит ее от меня. Зависла, впав в ступор, и смотрит огромными серыми глазами, почти не моргая. Ну и кто кого? Я ее своим напором? Или Агния меня этим невинным взглядом и приоткрытыми влажными губками?
Упираю руки о перила по обе стороны от ее тела, тем самым отрезав любые пути к отступлению. От девчонки пахнет чем-то легким, фруктовым и пьянящим, как молодое вино, которое шарашит по мозгам хлеще выдержанного дорогого пойла.
— Приятные духи, — шепчу я, и мои губы так близко от ее шеи, что почти касаются нежной кожи.
— Спасибо, — голос ее дрожит, и этим очень заводит. Опыта, вероятно, все же с гулькин хер.
— Ты очень красивая, — продолжаю я совращать Асечку и укладываю ладонь на горячую щеку.
Кончиками пальцев чувствую, как пульсирует жилка на виске. Ее светлые глаза заволакивает тьма, а губы загораются красным, но не от губной помады, а от прилившей крови.
— Олег, — лопочет она, в мыслях, вероятно, умоляя не останавливаться, — что ты делаешь?
Я пру как на танке, и вот мое колено уже раздвигает аппетитные бедра. Ей никуда теперь не деться. Если захочу, запущу руку под белое, словно невестино платье и поласкаю ее.
Не спеши, не пори горячку. Как на охоте. Чтобы добыча ничего не поняла раньше времени. Пусть потеряет бдительность. А потом пустить пулю в лоб и взвалить тело на плечо.
Мягко глажу ее подбородок кончиками пальцев, смотрю в серые омуты широко распахнутых глаз, читая девчонку без труда. В ее возрасте хочется эмоций, чтобы искры высекались. Вероятно, такие девы молочной свежести называют эту гормональную бурю любовью. Но на самом же деле, она просто хочет горячего секса и приятного времяпрепровождения между постельными сессиями.
Резко сжимаю пальцы на подбородке, вздергиваю ее личико, которое стало пятнистым от стыдливого румянца, и накрываю горячие, как кипяток, губы своими.
Упирает ладошку мне в грудь и пытается оттолкнуть. Это сопротивление настолько робкое, что мне удается подавить его, просто покрепче вжав ее поясницей в перила.
Веду себя почти как примерный мальчик, хотя уже хочется одной рукой скользнуть под платье, а второй — обхватить шею, на которой зазывно дрожит голубоватая венка.
Борется. Пытается отстраниться от меня, легонько стуча кулачком по моему корпусу. И губы плотно сжала. Заводит малышка. Если бы покорилась, то, возможно, я бы и потерял интерес. Теперь вцеплюсь хваткой питбуля.
Перехватываю ее руку, тяну вниз и прижимаю к нагревшимся перилам. Ее сердце стучит отчаянно как у маленького зверька, а глазки все же прикрыты. Укладываю ладонь на затылок, чтобы рыпнуться совсем не могла, и кончиком языка раскрываю губы. Сильно давлю на идеально ровные зубы и, справившись с этой преградой, оказываюсь в гладком, мокром плену. Говорят, внутренняя поверхность щеки идентична стенкам влагалища. Как по мне, так все же нежнее. Но, может, Асечка докажет мне обратное, когда мы станем близки.
Чуть натянув волосы на затылке, заставляю ее запрокинуть голову, и делаю поцелуй максимально глубоким и интимным. Ее тело, которое я сквозь тонкую ткань познаю свободной рукой, мелко дрожит от моей такой внезапной и наглой близости.
— Агния, — раздается громкий окрик ее мамаши где-то за спиной. — Доченька, ты где?
Не стоит портить красоту и тонкий эротизм момента. Раз — отрываюсь от губ, которые припухли по краю и стали еще более пухленькими. Два — выпускаю тонкое запястье из железной хватки. Три — отхожу шагов на пять.
Смотрит на меня ошарашенно. Глаза в пол-лица, а реснички блестят от слез. Ого, какая нежная крошка. Раньше меня скромницы не заводили, теперь же, когда блядство опостылело, еще как встает на «ромашек».
Оборачиваюсь и вижу, что к нам спешит обеспокоенная за чадо клуша. Несется-спотыкается. Подмигиваю Агнии и засовываю в рот сигарету. Даже как-то жалко перебивать никотином ее сладковатый вкус.
Агния на мамашу посмотреть не решается и украдкой стирает с губ остатки моей слюны.
— Привет, Олег, — здоровается Алевтина, натянув на вечно скорбное лицо приветливую улыбку.
Детей она родила на старости лет и, вероятно, смертельно устала поднимать их без мужа. Ладно хоть братец помогает. Дети, кстати, получаются от случая к случаю: после идеальной по всем фронтам Агнии она произвела на свет Артурчика, который такой глубокий аутист, что вообще не одупляет в каком из миров живет.
— Привет, Аль, — сбиваю ее с толку обаятельной улыбкой пирата-гада и закуриваю. — Мы тут с Агнией обсуждали цветы в саду.
— Вот как, — усмехается она, проведя ладонью по волосам, в которых ярко серебрится не закрашенная седина. — Ася терпеть не может цветы, и даже загород ее вывести сложно. Правда, дорогая?
— Я больше люблю город, — блеет Ася, боясь посмотреть на мать, словно та может догадаться о том, что между нами происходило пару минут назад.
«Это ты так думаешь, пока я не разложил тебя на травке», — думаю я и затягиваюсь, прощаясь с ее вкусом и запахом.
— Мы там накрыли стол к чаю. Не хочешь присоединиться? — спрашивает Алевтина, явно надеясь на мой отказ.
Продолжаю бросать жадные взгляды на оробевшую Асечку. Так мнется и жмется, словно я ее не просто поцеловал, а оттрахал по-быстрому. Что ж, чем больше она смущается и делает вид, что как мужик я не для нее, тем сильнее я Агнию хочу.
— Да, нет, девчонки. Вы идите чаи гонять, а я пойду погреюсь, — улыбаюсь и поворачиваюсь к Асе: — Увидимся, Агния. Мне очень понравился твой рассказ о цветах.
Кидаю окурок прямо на пол веранды и хорошенько тушу его каблуком ботинка, показывая Агнии, что будет, если она вдруг переборщит с игрой в недотрогу. Смотрит на стремительно угасающий огонек и все понимает. Она никогда не была дурочкой.
Делаю дамам ручкой и бодрой походкой направляюсь в сторону большой срубовой русской бани. Захожу в предбанник и скидываю шмотки, которые пахнут очень странно: смесью сигаретного дыма, сладких духов и конфетного аромата Аси.
Нутро словно ложкой перемешивают. В голове беда, а в сердце словно кулаком долбанули со всей дури. Ничего, очистительный пар приведет меня в порядок.
Опоясываюсь простынею и вхожу в парную. Сегодня просто вечер закономерных случайностей. На лавке сидит и потеет в нелепой шапке из войлока Ильдар. Сажусь напротив и принимаюсь прощупывать его взглядом.
— Может, парку подбавить? — спрашиваю я, уже взявшись за ковш.
— Давай, — кивает он, почесывая брюхо, которое такое огромное, что переваливается через простыню.
Плещу воду на раскаленные камни, и парилка полностью заполняется густым ароматным паром.
— Перетереть кое-что нужно, — кидаю я затравочку.
— Если надо, то давай, — старается он скрыть испуганный бегающий взгляд.
— Я хочу твою племянницу, — выдаю без прикрас.
Закашливается от горячего влажного пара. И не может остановиться. Я жду, теряя терпение. Наконец, стерев с рожи слюни-сопли, не моргая пялится на меня красными глазами.
— В смысле? — переспрашивает Ильдар, в момент став мордой как вареный рак.
— В прямом, — ухмыляюсь я. — Даешь свое благословение?
— Зачем она тебе? Агния маленькая еще. И твоим женщинам конкуренцию не составит. У тебя же и модели, и актрисы, — несет он чушь, которая только добавляет мне бронебойной решительности.
— Сказал же, что хочу и все. А будешь мне палки в колеса вставлять, я тебя в порошок сотру.
Молчит. Думает, наморщив лоб. И отдавать мне, прожженному ловеласу, девочку не хочет, и отказать все равно, что подписать смертный приговор.
— Олег, ты ведь старше Аси на двадцать лет почти, — заикаясь, рожает он и тут же затыкается, поняв, что зацепил меня.
— И что с того? — оскаливаюсь я, готовый рвать глотки. — Твоя племянница внакладе не останется. Ты бы подумал. Если женюсь на ней, то твоя семейка ой как выиграет. Или не нужен тебе такой зять?
— Олег, ты ж не женишься на ней. Тебя такая простая, обычная девочка не устроит ведь, — бормочет он, как индюк втянув голову в шею.
— Это не твоего ума дело, Ильдар, — рыкаю я, вскочив на ноги. — Что яйца чугунные, что ли, раз решил попробовать сберечь от меня девчонку? Ты теперь ходи, оглядываясь, потому что скоро от твоей жизни, которая идет по накатанной во многом благодаря мне, вообще ничего не останется.