День был поганым. С самого утра, когда я проснулся с каменным «стояком», понял: сегодня удача отвернулась от меня.
Потому что всю ночь мне снилось, как я пытаюсь поймать вредную девчонку. И каждый раз, как только мне удается ее схватить, она выскальзывает из моих рук.
Кажется, что уже держу ее. А нет – сжимаю руками воздух.
Ледяной душ остудил мой пыл. А крепкий кофе поглубже спрятал воспоминания о снах и вернул меня к реальности.
Дела в компании шли хорошо. Даже отлично. Ежедневно я отчитывался перед отцом по видеосвязи. Они с мамой выглядели счастливыми и веселыми. А я на все их вопросы о Сане неизменно отвечал одно и то же:
– Все под контролем.
Да только все это ложь. Ничего я не контролировал. Ничего!
К концу рабочего дня, когда я лично проследил за последними приготовлениями рабочего места, за которым уже завтра утром будет сидеть Кассандра и выполнять мелкие поручения моего секретаря, позвонила Маша.
Новости оказались не самыми радостными.
Машка отравилась чем-то, ее увезли прямо с работы на «скорой» в ближайшую клинику.
– Почему раньше не позвонила? – отчитал ее я, когда спускался на лифте в подземный паркинг, где стояла моя тачка.
– Ты ведь работаешь и не любишь, когда тебя беспокоят по мелочам, – отмахнулась Маша. – Никон, со мной все хорошо. Врачи обещали отпустить утром. Ночь понаблюдают и все.
Голос у Машки вопреки усталости был относительно бодрым. Но я все равно сорвался к ней.
Маша встретила меня улыбкой. Она всегда улыбалась, уступала моим желаниям, делала именно то, что от нее ждали.
Я присел в кресло, придирчиво изучил обстановку в палате, выслушал доктора о самочувствии девушки и согласился, что Машке стоит остаться до утра.
Маша не возражала, не капризничала и даже не потребовала остаться с ней.
Наоборот, привела веские аргументы в пользу того, что мне стоит вернуться домой.
– Все со мной будет в порядке, Ник, – пообещала Маша.
А я кивнул.
В голову полезли ненужные и странные мысли. Что было бы, окажись на месте Машки Саня. Думаю, она устроила бы маленький Армагеддон в стенах клиники. Но уж точно не осталась бы в одиночестве.
Мне бы пришлось ночевать в этом самом кресле, не предназначенном для сна.
Да, наверняка, так и было бы.
– Езжай домой, Ник, – нарушила мои мысли Маша. – Ты выглядишь уставшим. И потом, за Кассандрой нужно присматривать. Ты ведь знаешь свою сестру.
Кивнул. Сухо попрощался. Настолько сухо, что даже самому стало тошно. И ушел.
Машка уже засыпала. А в моей голове крутилась ее последняя фраза.
Я знаю мою сестру.
Настолько хорошо, что лучше бы мне отшибло память.
В родительский дом я помчался, игнорируя светофоры и правила дорожного движения. Что-то настойчиво тянуло меня вперед. Казалось, происходит что-то неладное.
И стоило пересечь ворота, как я убедился в своих опасениях.
– Я грохну тебя, Саня! – выдохнул я, прищурился, рассматривая веселящуюся молодежь через лобовое стекло.
Выбравшись из тачки, отправился на поиски сестры. По пути наткнулся на Льва.
– Ну, ты-то куда смотришь?! – рявкнул я, увидев Осинина.
– Ты же знаешь Саню, – хохотнул Лев. – Если она что-то решила, ее уже не остановить. Легче закрыть глаза и наслаждаться.
– Где она? – процедил я очередной вопрос.
Лев небрежно махнул за спину. Осинин выглядел трезвым, и это радовало. Он всегда сможет остановить племянницу от бердовых поступков. Жаль, что у нас с ним немного разные понятия о том, что именно считается бредовыми поступками.
Рядом с бассейном был установлен небольшой бар, а рядом с ним томно выплясывала парочка.
Саня блистала. В прямом смысле этого слова.
Да во всех смыслах, черт подери!
Мало что нацепила на себя тряпку настолько узкую и короткую, что вся грудь была напоказ! Так еще и что-то сотворила со своими волосами!
Уму непостижимо!
И извивалась в такт музыке так, что у всех мужиков, находившихся рядом, звенели яйца от желания поиметь эту девчонку.
Понял, что ярость буквально клокочет во мне и вот-вот вырвется наружу.
И я ринулся вперед, к своей жертве.
– Оу, малыш Ники пожаловал! – мое приближение не осталось без внимания.
Саня, судя по глазам и по широченной улыбке, пригубила пару коктейлей. И ее спутник этим пользовался на всю катушку.
Тот самый хрен, что был с ней вчера в ресторане, торчал рядом. Не просто торчал, а лапал девчонку.
Ладонь на упругой, роскошной заднице. Мимолетные прикосновения к плечам, затылку, спине. И школьнику понятно, не в шашки он планирует играть с Саней с минуты на минуту.
Да только хрен угадал, придурок!
– Живо в дом! – заорал я.
Саня поморщилась, но от мужика не отлипла. Наоборот, прижалась к нему еще сильнее, словно бросала вызов мне.
– Через десять минут здесь будет столько «ментов», что хватит запрятать в обезьянник весь город! – орал я. – Заканчивай этот балаган, Саня! И живо в кабинет!
– А вот это ты видел? – фыркнула девчонка и, коварно ухмыляясь, продемонстрировала средний палец правой руки, посылая меня в далекие эротические дали.
Мое терпение иссякло. Я рванул ее за руку на себя.
Тот самый хмырь попытался возразить. Но точным ударом справа послал его поплавать в бассейн.
– Дикарь! Пещерный человек! Урод моральный! Слизняк огородный! – выкрикивала Саня, когда я, не особо нежничая, взвалил ее на плечо и потащил в дом.
Ярость все еще клокотала в каждой мышце. Руки чесались, выдернуть ремень из брюк и как следует пройтись им по вредной заднице Кассандры.
– Уладь здесь все! – рявкнул я Осинину, проходя мимо него.
– Ник, ты грядки не попутал? – хохотнул Лев.
– Пожалуйста! – процедил я не очень вежливо.
– Не смей! – пригрозила Саня, ерзая на моем плече, но я держал крепко. Девчонке было не вырваться.
И с каждым шагом я предвкушал грядущие разборки. Вот теперь я не стану молчать и терпеть ее фокусы.
Я – не ее отец. Я, млин, злой старший брат, который, наконец, разъяснит ей, как нужно вести себя со старшими.
Это был позор. Настолько нелепо я не чувствовала себя, даже когда целовалась на спор с незнакомым парнем, а меня тут же стошнило на его крутую куртку.
И меня сейчас не заботило то, что все знакомые видят мои красные трусы. Совсем нет.
Меня бесило то, что Ник уносил меня в дом, подальше от моей же тусовки, словно нашкодившую школьницу.
Я и только я одна решаю, когда моя вечеринка подходит к концу.
Я решаю, кому можно тусить в моей компании, а кто и на километр не должен приближаться ко мне.
Но Никон рушил все мои правила. И да, мою репутацию тоже.
Теперь каждый чурбан будет думать, что меня можно вот так хватать и тащить в неизвестном направлении.
– Пусти меня, урод! – верещала я, когда звуки вечеринки стихли, а в микрофон знакомый голос, принадлежавший дядьке, сообщал, что тусовка подошла к логическому завершению.
– Заткнись! – рявкнул Ник в ответ.
Его руки не очень ласково и совсем не нежно вцепились в мою задницу, фиксировали на широком плече. И я понимала, что самостоятельно мне не сползти с этого мужчины.
Дверь, ведущая в кабинет отца, захлопнулась оглушающе громко.
– Только не нужно читать мне нотаций, братик! – фыркнула я.
Ник бросил меня на кожаный диван, а сам навис надо мной, точно ангел мести.
– Тебе двадцать лет, Саня! Двадцать! А ведешь себя так, словно в твоей голове живет пятилетний ребенок! – орал Ник, впившись убийственным взглядом в мои глаза. – В двадцать я уже пахал с отцом! Какого черта ты ведешь себя так, словно тебе плевать на семью?!
– Столько слов, и ни единого нормального, – отмахнулась я, устраиваясь удобнее на диване.
Пришлось привести волосы в порядок. Выглаженные до блеска пряди растрепались. Платье сбилось почти до самых бедер.
Разумеется, скрывать мне нечего. Ровный загар, красивое белье и идеальная зона бикини – я всегда следила за подобными мелочами. Но сейчас, под уничижительным взглядом Ника захотелось вдруг прикрыться.
Так! Стоп! С чего это вдруг?!
Да перебьется! Буду я еще прятаться от него! Пф! Много чести!
– Утром ты едешь со мной в офис! – орал Ник.
– Печально сообщать тебе, малыш Ники, но утром я буду спать, – оскалилась я. – У меня, видишь ли, режим.
Ник прищурился, а я окинула парня дерзким взглядом.
Стало вдруг приятно от того, что всегда идеальный Ник сейчас выглядел изрядно растрепанным. Волосы торчали в разные стороны, словно чьи-то ловкие пальцы взъерошили их. Узел галстука сбился набок. Пиджака не было. А на лице – гамма эмоций, включая жажду моей крови.
– Как же ты меня достала! – выплюнул парень.
Я хохотнула.
– Серьезно? – уточнила я.
А Ник не ответил. Но я четко расслышала, как звякнула пряжка на ремне.
– Оу, малыш Ники вздумал пошалить? – оскалилась я, но внутренне сжалась.
Такой сценарий я не рассматривала. Да, у меня было несколько предположений на тему того, что именно можно делать за закрытой дверью двум молодым людям.
Один из них имел эротический характер, и я тут же отмела его. Я никогда не рассматривала Ника как мужчину.
Он был для меня врагом, старшим братом, занудой, да кем угодно, только не мужчиной.
И потому я мгновенно пришла к выводу, что ремень Нику нужен для иных целей.
– Только рискни! – пригрозила я, подтягивая ноги на диван и соображая, как же выкрутиться из ситуации.
– Кто-то должен заняться твоим воспитанием, Кассандра! – пророкотал Ник.
Ремень, свернутый пополам, щелкнул в воздухе от движений ловких пальцев Ника.
А я взвилась вверх. Теперь я стояла на диване и была чуть выше парня. Но это ему не помешало смотреть на меня свысока.
– Только тронь меня, урод, и мои адвокаты задушат тебя исками! – пригрозила я.
Ник ухмыльнулся, выбросил руку вперед, собираясь схватить меня. Но я оказалась проворнее, перепрыгнула через спинку дивана и отскочила от грозного братца.
– Твоих адвокатов, Саня, оплачиваю и контролирую я! – парировал Ник.
Он ринулся следом, я отпрыгнула, перескочила через стол и поняла, что выбрала неверный путь отступления.
Загнала себя в угол.
Спиной уперлась в шкаф, широкое окно закрыто наглухо, а до ближайшей створки пара метров. Мне не дотянуться. Ник остановит меня прежде, чем мне удастся схватиться за ручку.
О двери и подавно пришлось забыть. До нее мне не добраться, дорогу преградил Ник своей грозной фигурой.
Безумная и сумасбродная идея пронзила мой мозг.
Ну, что ж, Ники, ты сам напросился!
Ухмыляющийся Никон надвигался на меня с ремнем наперевес. Наверное, он думал, что я спасую перед ним. Послушно приму наказание, которое, по его мнению, заслуживаю.
Но нет! Я не собиралась терпеть его варварские замашки!
Пусть свою Машку «гладит» ремнем! Со мной такие шуточки не действуют!
Как только Ник приблизился, я молниеносно ухватила его ладонями за голову, дернула на себя и прижалась приоткрытым ртом к его губам.
Ник застыл, словно его заморозили жидким азотом. Не двигался, а я мысленно порадовалась.
Главное в бою – дезориентировать противника. А потом уже действовать кардинально.
Я чувствовала зажатый между нашими телами ремень. Мои губы лихорадочно и жадно скользили по сомкнутым мужским губам. Пришлось воззвать к своему опыту, пустить в ход язык. Нырнула пальцами в короткие волосы на затылке, легко оцарапала кожу ногтями.
И да! Очень четко почувствовала тот момент, когда Ник вздрогнул и приоткрыл рот.
Я мысленно ликовала.
Один… И я заскользила языком по его зубам.
Два… И привстала на цыпочки, чтобы прижаться всем телом к широкой мужской груди.
Три… И я едва слышно застонала, когда бедрами ощутила возбужденную плоть.
Надо признать, «малыш Ники» был совсем не маленьким.
Такс! Что там по плану? Ах, да!
Четыре… И мое колено резко дернулось, встречаясь с тем самым «малышом Ником».
Брат шумно выдохнул, согнулся пополам, выронил ремень из рук.
– Никто не поднимет на меня руку, Никон! Ни ты, ни отец! – проорала я, сверля диким взглядом макушку парня.
– Дура ты, Саня, – пропыхтел Ник, выпрямляясь, но все еще держась руками за орган, пострадавший в неравном бою со мной. – Да я бы в жизни тебя не тронул!
– Тогда какого черта ты вот это все делаешь?! – проорала я.
– Да ты сама меня провоцируешь! – еще громче орал Ник.
– Я тебя не трогаю! Не лезу к тебе! – парировала я воинственно и дерзко.
– Тогда какого хрена целовала?!
Ник навис сверху. Пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть в его глаза.
– Какая разница! Что хочу, то и делаю! – рявкнула я, теряя контроль над собой.
Ник выводил меня из себя. Бесил. Раздражал.
– Достала ты меня! – прокричал Ник, приблизившись настолько, что я могла с легкостью рассмотреть его ресницы.
Должно быть, ярость и гнев затопили мой мозг. В голове – ни единой разумной мысли. Я чувствовала себя настоящей дурой в обществе вундеркиндов.
А потому следующий мой поступок не поддавался никакому анализу.
Несколько сантиметром отделяли меня от сводного брата.
И один удар сердца.
Сама не поняла, как это произошло. Но уже в следующее мгновение поцелуй повторился.
На этот раз мне не пришлось ждать, когда губы Ника приоткроются. Мой стон затерялся в жадном, алчном танце влажного языка.
Мои пальцы вцепились в рубашку на широких плечах, а сердце замерло.
Этот поцелуй не шел в сравнение с теми, что были раньше. Никто не целовал меня с такой жадностью и страстью.
Я словно ходила по грани наслаждения, готовая позволить все, о чем бы ни попросил этот мужчина.
Прижалась к нему всем телом. Погрузилась в порочные мысли, поддалась требовательным рукам, привстала на цыпочки, чтобы быть ближе к нему.
И целовала.
Целовала так, словно от этого зависела мою жизнь, забывая обо всем, о том, кем был этот мужчина, о том, что у него есть невеста, а у меня вроде как парень Мишка.
О том, что Ник – мой сводный старший брат, которого я ненавидела на протяжении пятнадцати лет. И сама не знала причины этой ненависти.
В какой-то момент я поняла, что Ник больше не целует меня. Он шумно дышал, до боли сжимая мои плечи. Он держал меня на расстоянии вытянутых рук, словно боялся, что я вновь прилипну к нему.
Будто я была прокаженной, а он боялся заразиться неизлечимой болезнью.
– Пусти! – потребовала я.
Ник послушно разжал руки. В его взгляде зарождался стыд. Он сожалел о том, что сделал. И эти чувства ранили меня. Больно.
– Не бойся, малыш Ники, я ничего не расскажу твоей идеальной Машеньке! – насмешливо пообещала я.
– Саня! – выдохнул он, а я лишь отмахнулась от его дальнейших слов. Я не собиралась их слушать.
– Не переживай. Можешь не закрывать свою спальню на замок. Не трону твою честь, – насмешливо пообещала я, отдаляясь от парня. – В моих планах трахнуть Михаила. Он точно не будет возражать.
Я видела, как губы Ника сжались в прямую линию.
Отвернулась, предпочитая не показывать ему своих эмоций.
В конце концов, я достигла цели: вышла из кабинета целой и невредимой.
А гордость… Ну что ж, чем-то всегда приходится жертвовать.