Глава 9

Весь следующий день и день за ним лорд Сент-Винсент, Габриэль, больше не предпринимал попыток поцеловать Пандору. Он вёл себя, как идеальный джентльмен: уважительно, внимательно, всегда беспокоился о том, чтобы их кто-то сопровождал или они находились у всех на виду.

Пандора была этому очень рада.

По большей части.

Более-менее довольна.


Факт № 34. Поцелуи — как один из тех экспериментов с электричеством, где вы совершаете новое увлекательное открытие, но в процессе вас поджаривает, словно отбивную из баранины.


Тем не менее, она не могла не задаваться вопросом, почему Габриэль с тех пор так и не попытался опять её поцеловать.

Следует признать, что она не должна была этого допускать. Леди Бервик однажды сказала ей, что джентльмен может иногда испытывать леди, сделав в её сторону неприличный жест, и строго осудить, если она не станет возражать. Хотя совершить нечто подобное, казалось, очень недостойным Габриэля, Пандора не знала мужчин настолько хорошо, чтобы исключить такую возможность.

Но наиболее вероятной причиной, почему Габриэль не предпринимал попыток снова её поцеловать, являлось то, что она сама была плоха в этом деле. Пандора понятия не имела, как целоваться, что делать с губами или языком. Но ощущения оказались настолько необычными, что её возбудимая натура взяла верх, и она фактически на него напала. И затем он сделал то пиратское замечание, над которым она постоянно ломала голову. Хотел ли он этим продемонстрировать пренебрежение? Высказывание не прозвучало в точности, как жалоба, но можно ли обосновано принять его за комплимент?


Факт № 35. Ни в один список идеальных женских качеств никогда не входила фраза: «Вы целуетесь, как пират».


И хотя Пандора чувствовала себя подавленной и принимала оборонительную позицию каждый раз, когда думала о своей поцелуестрофии, Габриэль был настолько очарователен в течение последних двух дней, что она всё же не могла не наслаждаться его компанией. Они провели много времени вместе: разговаривали, гуляли, катались на лошадях, играли в теннис, крокет и другие игры на свежем воздухе, всегда в присутствии членов семьи.

В некотором смысле Габриэль напомнил ей Девона, с которым он, казалось, быстро подружился. Оба были находчивыми и дерзкими людьми, смотрящими на мир со смесью иронии и трезвого прагматизма. Но если Девон был импульсивным и временами неуравновешенным, Габриэль же обладал более осторожным и рассудительным характером, его отличала зрелость, редкая для человека сравнительно молодого возраста.

Как старший сын герцога, Габриэль олицетворял будущее Шаллонов, тем, кому перейдут имения, титул и семейные владения. Он был хорошо образован в области финансов и торговли, а также обладал всесторонними навыками в управлении недвижимостью. В дни промышленного и технологического развития аристократия больше не могла позволить себе зависеть исключительно от урожаев с родовых земель. Всё чаще и чаще ходили рассказы об обнищавших дворянах, которые не смогли приспособиться со своим старомодным образом мышления и теперь были вынуждены покидать поместья и продавать имущество.

Пандора нисколько не сомневалась в том, что Габриэль, с его проницательностью, умом, хладнокровием и прирождёнными задатками лидера, сможет ответить на вызовы быстро меняющегося мира. И всё-таки, по её мнению, любому мужчине должно быть трудно жить под бременем, возлагаемых на него ожиданий и обязанностей. Волновался ли он когда-нибудь, что совершит ошибку, выставит себя дураком или потерпит неудачу?

Третий день визита Пандоры прошёл на стрельбище из лука вместе с Кассандрой, Айво и Серафиной. Поняв, что пришло время вернуться в дом и переодеться к обеду, группа отправилась собирать стрелы из ряда мишеней, опиравшихся на покрытые травой насыпи.

— Не забудьте, — предупредила Серафина, — сегодня вечером придётся одеться более формально, чем обычно. Мы пригласили присоединиться к нам две местные семьи.

— Насколько формально? — спросила Кассандра, мгновенно разволновавшись. — Что вы собираетесь надеть?

— Ну, — задумчиво сказал Айво, как будто вопрос был адресован ему, — я подумал, что надену чёрные вельветовые брюки и жилет с причудливыми пуговицами…

— Айво! — воскликнула Серафина с наигранной серьёзностью. — Не время для поддразнивания. Мода это серьёзный вопрос.

— Я не знаю, почему девушки продолжают менять свои взгляды на моду каждые несколько месяцев и так суетятся по этому поводу, — сказал Айво. — Мы, мужчины, как-то раз давным-давно встретились и решили: быть брюкам. И носим их до сих пор.

— А как же шотландцы? — хитро спросила Серафина.

— Они бы не смогли отказаться от килтов, — рассудительно ответил Айво, — потому что привыкли к ветерку обдувающему их…

— Колени, — с ухмылкой прервал его Габриэль и взъерошил сверкающие рыжие волосы брата. — Я соберу твои стрелы, негодник. Иди в дом и надень вельветовые брюки.

Айво усмехнулся, посмотрев на брата, и поспешил прочь.

— Пойдёмте скорее со мной, — сказала Серафина Кассандре, — у нас будет предостаточно времени, чтобы я успела показать вам моё платье.

Кассандра бросила обеспокоенный взгляд на свою мишень, из которой всё ещё торчали стрелы.

— Я их соберу, — заверила её Пандора. — Мне всегда достаточно нескольких минут, чтобы переодеться к ужину.

Кассандра улыбнулась, послала ей воздушный поцелуй и побежала к дому вместе с Серафиной.

Улыбнувшись поспешности, с которой умчалась сестра, Пандора сложила ладони рупором и прокричала им вслед, прекрасно имитируя леди Бервик:

— Леди не скачут, как лошади в упряжке!

Издалека донёсся ответ Кассандры:

— Леди не вопят, как стервятники!

Смеясь, Пандора повернулась и обнаружила, что Габриэль пристально на неё смотрит. Казалось его заворожило… что-то… хотя она не могла представить, что он нашёл в ней такого интересного. Пандора смущённо провела пальцами по щекам, задаваясь вопросом, нет ли у грязи у неё на лице.

Габриэль рассеянно улыбнулся и слегка качнул головой.

— Я что, пялюсь? Простите. Я просто обожаю ваш смех.

Пандора покраснела до корней волос. Она подошла к ближайшей мишени и начала выдёргивать стрелы.

— Пожалуйста, не делайте мне комплиментов.

Габриэль направился к соседней мишени.

— Вам они не нравятся?

— Нет, они заставляют меня чувствовать себя неловко. И всегда складывается ощущение, будто они не соответствуют действительности.

— Возможно, вам так кажется, но это не означает, что они не правдивы. — Опустив свои стрелы в кожаный колчан, Габриэль подошёл ей помочь.

— В данном случае, — сказала Пандора, — это определённо не так. Мой смех похож на серенаду лягушек, раскачивающихся на ржавых воротах.

Габриэль улыбнулся.

— Он похож на серебряные колокольчики, звенящие на летнем ветру.

— Это абсолютно не так, — подняла его на смех Пандора.

— Но именно такое впечатление он на меня производит, — интимная нотка в его голосе играла на её туго натянутых нервах.

Отказываясь на него смотреть, Пандора слегка замешкалась, выдёргивая скопление стрел из холщёвой мишени. Они засели так глубоко и так тесно, что некоторые из них вклинились друг в друга, превратив мишень в смесь льняных лохмотьев и стружки. Конечно же, она принадлежала Габриэлю. Он выпускал стрелы с практически небрежной лёгкостью, каждый раз попадая в яблочко.

Пандора осторожно прокрутила стрелы, вытаскивая их так, чтобы не сломать древки из тополя. Достав последнюю и передав её Габриэлю, она начала снимать перчатку, состоящую из кожаных напальчников, прикреплённых к гладким полоскам, которые в свою очередь присоединялись к ремешку, застёгнутому вокруг её запястья.

— Вы отличный стрелок, — сказала она, дёргая за тугую застёжку.

— Годы практики, — Габриэль потянулся к ней и расстегнул её перчатку.

— И природные способности, — добавила Пандора, не позволяя ему скромничать. — Собственно, вы, на мой взгляд, всё делаете идеально. — Она стояла неподвижно, пока он расстёгивал другую её защитную перчатку из марокканской кожи. — Я полагаю, люди от вас именно этого и ожидают, — нерешительно сказала Пандора.

— Моя семья нет. Зато все остальные… — Габриэль заколебался. — Люди склонны замечать мои ошибки и запоминать их.

— Вы задали высокую планку? — рискнула предположить Пандора. — Из-за вашего положения и имени?

Габриэль кинул на неё уклончивый взгляд, и она поняла, что он не хотел говорить слов, которые могли бы прозвучать, как жалоба.

— Я обнаружил, что следует быть осторожным в проявлении слабостей.

— У вас есть слабости? — спросила Пандора в притворном удивлении, но в вопросе была лишь доля шутки.

— И много, — удручённо сказал Габриэль, делая акцент на этих словах. Он осторожно снял с неё защитную перчатку и бросил её в боковой карман колчана.

Они стояли так близко, что Пандора разглядела крошечные серебряные прожилки в полупрозрачных синих глубинах его глаз.

— Расскажите мне самое худшее о себе, — импульсивно попросила она.

На его лице промелькнуло странное выражение, неловкое и практически… пристыженное?

— Хорошо, — тихо проговорил он. — Но я бы предпочёл обсудить это позже, наедине.

Сердце Пандоры ушло в пятки. Сбудется ли её худшее подозрение?

— Это как-то связано с… женщинами? — с трудом спросила Пандора, её пульс тревожно выбивал дробь в горле и на запястьях.

Он бросил на неё косой взгляд.

— Да.

О боже, нет, нет. Чересчур расстроившись, она не успела придержать язык и выпалила:

— Я так и знала. У вас французская оспа.

Габриэль ошарашено на неё посмотрел. Колчан со стрелами с грохотом упал на землю.

Что?

— Я так и знала, что, вероятно, вы уже заработали эту болезнь, — рассеяно сказала Пандора, а в это время Габриэль обвёл её вокруг мишени и затащил за одну из земляных насыпей, где они были скрыты от обзора со стороны дома. — Одному богу известно, сколько их видов. Английская, французская, баварская, турецкая…

— Пандора, погодите, — он слегка встряхнул её, чтобы привлечь внимание, но слова продолжали вырываться наружу.

— Испанская, немецкая, австралийская…

— Я никогда не болел оспой, — прервал он Пандору.

— Какой?

— Всеми.

Её глаза стали огромными.

— У вас они все?

— Нет, чёрт возьми, — Габриэль замолчал и наполовину отвернулся. Он начал резко кашлять, его плечи задрожали. Он поднял руку и прикрыл глаза, с ужасом Пандора подумала, что Габриэль плачет. Но в следующий момент она поняла, что он смеётся. Каждый раз, когда нахал бросал взгляд на её возмущённое лицо, у него начинался новый неудержимый приступ. Ей пришлось подождать, раздражаясь от того, что она стала объектом веселья, пока он изо всех сил пытался взять себя в руки.

В конце концов, Габриэлю удалось выдохнуть:

— Я не болел ни одной из них. И существует только одна разновидность.

Волна облегчения смыла раздражение Пандоры.

— Тогда почему у неё так много разных названий?

С последним неровным вдохом смешки затихли, и он протёр влажные внутренние уголки глаз.

— Англичане начали называть её французской оспой, когда мы воевали, и, естественно, они вернули любезность, назвав его английской. Я сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь называл её баварской или немецкой, но если бы это кто-то и сделал, это были бы австрийцы. Дело в том, что у меня её нет, потому что я всегда предохранялся.

— А это что значит?

— Профилактика. Нутро Овна[3], — его тон стал слегка язвительным. — Французские письма, английские шляпы, бодрюши[4]. Выбирайте на свой вкус.

Пандору озадачило французское слово, оно смутно что-то навеяло.

— Разве бодрюш — это не материал, который производят из эээ… овечьих внутренностей… а потом используют для изготовления воздушных шаров? Какое отношение имеет воздушный овечий шар к предотвращению оспы?

— Это не овечий шар, — сказал он. — Я объясню, если вы считаете, что готовы для такого уровня познания анатомических деталей.

— Неважно, — быстро ответила она, не имея желания почувствовать себя ещё более неловко.

Медленно покачав головой, Габриэль спросил:

— Каким образом, чёрт возьми, вы пришли к выводу, что у меня французская оспа?

— Потому, что вы — отъявленный повеса.

— Нет, это не так.

— Так сказал лорд Чаворт.

— Мой отец был отъявленным повесой, — ответил Габриэль, еле сдерживая раздражение, — в те времена, когда он ещё не был женат на моей матери. Меня сравнивают с ним, потому что я похож на отца внешне. И потому что унаследовал его прежний титул. Но даже если бы я и хотел покорить легион женских сердец, чего я не хочу, у меня бы ни черта не хватило на это времени.

— Но вы знали множество женщин? В библейском смысле.

Габриэль сощурил глаза.

— Что предполагается под словом «множество»?

— Я не имею в виду конкретное число, — запротестовала Пандора. — Я даже не знаю…

— Назовите число.

Пандора закатила глаза и коротко вздохнула, дав понять, что уступает.

— Двадцать три.

— В библейском смысле, я знал меньше двадцати трёх женщин, — быстро ответил Габриэль, видимо, полагая, что это положит конец дискуссии. — Теперь я думаю, что мы потратили достаточно времени, предаваясь непристойным разговорам на стрельбище. Давайте вернёмся в дом.

— Вы были с двадцатью двумя женщинами? — спросила Пандора, отказываясь сдвигаться с места.

На его лице сменилась быстрая череда эмоций: раздражение, удивление, желание, предупреждение.

— Нет.

— С двадцатью одной?

На какой-то момент он замер, а потом в нём как будто что-то щёлкнуло. Он набросился на неё с каким-то тигриным наслаждением и накрыл её рот своим. Она удивлённо пискнула, извиваясь в его объятиях, но он с лёгкостью обхватил её руками, прижимая, к твёрдым, как дуб, мускулам. Габриэль целовал её властно, поначалу почти грубо, постепенно становясь чувственно нежным. Тело Пандоры сдалось, не дав и шанса возразить разуму, жадно припадая к каждому доступному дюйму его плоти. Твёрдость его мышц и удивительный жар, исходивший от мужественного тела, утоляли мучительный голод, о котором она до сих пор даже не подозревала. А ещё в ней вновь проснулось чувство недостаточной близости к нему, которое она испытала в прошлый раз. О, как всё это сбивало с толку, эта безумная потребность забраться под его одежду, практически под его кожу.

Её пальчики блуждали по его щекам, контурам челюсти, аккуратной форме ушей, сильной гладкой шее. Когда с его стороны не последовало возражений, она запустила пальцы в его густые, пышные волосы и вздохнула от удовольствия. Он искал её язык, дразнил и поглаживал до тех пор, пока сердце Пандоры не начало стучать от страстного желания, а по телу растеклась сладкая боль предвкушения. Смутно осознавая, что она на грани потери контроля, что либо упадёт в обморок, либо опять набросится на него, ей удалось оборвать поцелуй и, тяжело дыша, отвернуться.

— Не надо, — слабо возразила она.

Он провёл губами по её челюсти, и кожу опаляло его прерывистое дыхание.

— Почему? Вы всё ещё беспокоитесь, что заразитесь австралийской оспой?

Она потихоньку осознала, что они больше не стоят на ногах. Габриэль сидел на земле, прислонившись спиной к покрытой травой насыпи, и, да поможет ей небо, она сидела у него на коленях. Пандора в недоумении огляделась по сторонам. Как это произошло?

— Нет, — озадачено произнесла возмущённая Пандора. — Я просто вспомнила, как вы сказали, что я целуюсь, как пират.

Какое-то мгновение взгляд Габриэля ничего не выражал.

— А, вот вы о чём. Это был комплимент.

Пандора нахмурилась.

— Это могло бы сойти за комплимент, если бы у меня была борода и деревянная нога.

Борясь с улыбкой, Габриэль ласково пригладил её волосы.

— Простите за плохой подбор слов. Я хотел сказать, что нашёл ваш энтузиазм очаровательным.

— Правда? — Пандора стала пунцовой. Она уронила голову на его плечо и сказала приглушённым голосом: — Потому что последние три дня, я волновалась, что сделала что-то не так.

— Ни в коем разе, дорогая, — Габриэль слегка выпрямился и крепче прижал её к себе. Уткнувшись носом в её щёку, он прошептал: — Разве не очевидно, что всё в вас доставляет мне удовольствие?

— Даже, когда я веду себя, как буйный викинг? — мрачно спросила она.

— Как пират. Особенно, когда вы себя ведёте именно так, — его губы мягко обводили контур её правого ушка. — Моя дорогая, в мире слишком много респектабельных леди. Предложение чересчур превысило спрос. Но существует жуткая нехватка привлекательных пиратов, и у вас, похоже, дар буйствовать и баловаться. Думаю, мы нашли ваше истинное призвание.

— Вы издеваетесь надо мной, — сдавшись, сказала Пандора и слегка подскочила на месте, почувствовав, как его зубы мягко прикусили мочку её уха.

Улыбаясь, Габриэль обхватил её голову руками и посмотрел ей в глаза.

— Ваш поцелуй безмерно взволновал меня, — прошептал он. — Каждую ночь до конца жизни мне будет сниться полдень в холлоуэе, когда меня подстерегла темноволосая красавица, которая испепелила меня жаром тысячи тревожных звёзд и превратила душу в золу. Даже когда я превращусь в старика, и моё сознание помутится, то буду помнить сладкий огонь ваших губ, и скажу себе: «Вот это был поцелуй».

«Сладкоречивый дьявол», — подумала Пандора, не в силах сдержать кривую усмешку. Только вчера она слышала, как Габриэль ласково подшучивал над отцом, который любил выражаться сложными, практически запутанными фразами. Очевидно, этот дар унаследовал сын.

Чувствуя необходимость установить дистанцию между ними, она слезла с его колен.

— Рада, что у вас нет французской оспы, — сказала она, поднимаясь на ноги и одёргивая юбки, находившиеся в диком беспорядке. — И ваша будущая жена, кем бы она ни была, непременно тоже обрадуется.

Многозначительный комментарий не избежал его внимания. Он язвительно посмотрел на неё и с лёгкостью поднялся на ноги.

— Да, — сухо отозвался он, отряхивая брюки и прочёсывая пальцами блестящие волосы. — И всё благодаря овечьим шарам.

Загрузка...