Очухиваюсь от ледяного холода, окутавшего лодыжку.
Веки тяжелые, а тело словно из ваты слеплено. Терпеливо ожидаю, пока ко мне вернется чувствительность. Глаза открыть не получается и с пятой попытки, но надежды не теряю. Тем более что со слухом у меня все в порядке. Слышу какие-то хлюпающие звуки совсем рядом, но не придаю этому особого значения, предпочтя на время избрать стратегию спрятавшегося под одеялом ребенка. Мне не видно, а значит, и другим меня не увидеть.
Пока тело возвращает себе способность функционировать, размышляю о насущном.
Странно все это. Только что стояла на улице вместе с ругающей меня бабусей, а затем некто наверху вдруг вырубает свет. По крайней мере, мне именно так и показалось. День. Ночь. Смена кадров. И вот я где-то посреди хлюпающего и бурлящего болота ‒ что-то вроде этого подсказывает мне мое воображение, ориентируясь на слух.
Плюс здесь душновато.
И смердит помойкой.
Класс, почти все мои органы чувств активизировались. Осталось прозреть.
Подо мной шевелится что-то громадное. Сидеть достаточно мягко. И чуточку мерзко. Будто на вздувшемся блоке красочного батута, на который со всех сторон давят дети, приподнимая тебя на воздушной массе на добрых два метра над уровнем бренной земли.
Пространство вокруг покачивается. Кажется, что я нахожусь в поезде, который только-только отбывает от станции ‒ медленно и размеренно, но отчего-то не набирая скорость.
Мягкость подо мной пульсирует и перекатывается. Осторожно касаюсь ладонью поверхности. Ощущения странные в той же мере, что и сама ситуация. Кожа чувствует обжигающе ледяной слой, но, если надавить чуть сильнее, холод уступает столь же жгучему жару.
Понятно. Я уселась на слоеный торт из льда и углей. Понятия не имею, как мои округлости еще живы.
Тортик… Кушать хочется.
Конечно, мы с Иришкой только недавно от души налопались, но кто знает, сколько на самом деле прошло времени?
Пробую пошевелить веками, и ‒ о чудо! ‒ я вижу.
Вижу шевелящуюся стенку.
Честно. Прищуриваюсь и вновь убеждаюсь, что мне не привиделось. Напротив меня примерно в метрах трех пространство заполнено сцепленными между собой сегментами прозрачного цвета. Внутри каждой частички пульсирует сияние, похожее на скачущую зигзагами алую искорку, а сама конструкция движется ‒ как будто сразу во всех направлениях. Вверх, вниз, наступает на меня и снова отступает.
Под ногами стелется розоватый густой туман. Он полностью скрывает мои ботильоны, но выше не поднимается. Пальцы на ногах, обретшие чувствительность, зябнут.
Сиденьем же мне служит конструкция, также состоящая из сегментов с алым сиянием внутри. Поднимаю голову и смотрю левее. Похожая картина. Я словно застряла в вытянутом цилиндре, заполненном изнутри сцепленными между собой шариками различных форм и размеров.
Меня сожрал батут. Занятный сон. Надо бы глянуть в соннике, к чему снится этот несусветный бред. Надеюсь, к славе и к бабосикам.
Снизу продолжает доноситься хлюпанье. С таким звуком обычно засасывают последнюю вермишеленку.
Кладу ногу на ногу, упираюсь локтем в колено и укладываю подбородок на ладонь, настраиваясь на счастливое утреннее пробуждение. Уверена, день уже прошел, а я к этому моменту уже успела объясниться со словоохотливой дамой с камышом и добралась до дома. А потом уснула. Необычно, что в памяти не остались последние часы времяпровождения, но с другой стороны, я же во сне. Разум ‒ тот еще сумасшедший шутник, а фантазия ‒ его цинично развязная сообщница.
Сообщница…
Тяжко вздыхаю, стираю выступившие на лбу капельки пота и дергаю язычок молнии на ветровке.
Жарко. А ногам наоборот ‒ холодно.
Может, на пол лечь, а ноги в небеса, то есть в потолок уткнуть? Для контраста.
Задумчиво смотрю на переливающуюся стену передо мной.
Образы слишком яркие для обычного сна.
Но это, видать, норма. Ведь после каждого такого сновидения при пробуждении думается, что оно было ясным и наполненным смыслом. А спустя пару минут, образы улетучиваются, обращаясь в ничто.
Может, так будет и со мной.
Когда проснусь. Поскорее бы.
«Цилиндр» продолжает свое мерное батутное покачивание.
Пытаюсь вспомнить, выполнила ли я поручение Григория. Ох и зол он будет, если документы так и валяются в офисе не разобранными.
Чувствую, что по правой ноге ‒ на участке кожи между подогнутыми джинсами и краями ботильонов ‒ ползет нечто скользкое. Наклоняюсь, запускаю руку в розовый туман и хватаю существо за гладкое тельце. Между моими пальцами вяло копошится длинный пухлый червь землистого цвета.
Да-а-а… Пожалуй, пушистенький кролик с ушками порадовал бы меня намного больше.
Краем глаза замечаю справа движение. Поворачиваю голову и обнаруживаю рядом с собой фигуру, полностью укутанную в мглисто-черный балахон. И как я раньше его не заметила? Ведь осматривала все углы! Ну да, ну да, мы ж в цилиндр упакованы. Какие уж тут углы? В топку геометрию, господа, здесь вяло шевелится истинный гуманитарий.
‒ Здрасте, ‒ подаю я голос. Как раз и слышимость проверю и голосовые связки потренирую. Не молчать же, даже если дело и во сне происходит.
Тут замечаю еще с десяток таких же, как мой незнакомец, фигур чуть дальше в батутном цилиндре. Все завернуты в темные рулетики балахонов и напоминают аккуратно усаженные на скамью ковровые рулоны. Этакие готические рулоны мрачных ковров.
И что за сходка, спрашивается?
Секта, ролевики, фанаты металла? Вариантов уйма, но особо не запариваюсь, помня, что это всего лишь сон.
Честно говоря, несколько психоделический. Но чему удивляться, когда уже месяца три сплю только часа по три-четыре. Спасибо, что хоть сейчас заснула, а то от переутомления и не такие хипари привидятся.
В ответ на приветствие ближайший ролевик медленно поворачивается в мою сторону. Лицо у него скрыто черной тканью, и на фоне сияющей прозрачности вокруг он кажется грязной размытой кляксой. А еще от его шевеления воздух наполняется какими-то гнилостными миазмами.
Ясно-понятно. Практичность мышления будущего юриста требует от меня каждому явлению давать реалистичные обозначения.
В общем, я на собрании лиц без определенного места жительства. Отсюда и характерный запашок. Три, пять, десять. Со мной в движущемся цилиндре примерно шестнадцать бомжей.
Итак, сонник, это сулит мне улучшение в плане финансов? Или следует бить тревогу, менять образ жизни, прикупить темный плащик и на всякий случай арендовать себе местечко рядом вон с тем типчиком в черных ночнушке и чепчике?
В мою сторону что-то тянется. Гражданин в балахоне, с которым я поздоровалась, протягивает мне обвернутую черной тканью руку.
На моей родине даже бомжики вежливые. Аж гордость берет.
Тоже тяну руку для рукопожатия, забыв, что на моих пальцах по-прежнему висит найденный червяк.
‒ Ой, извините…
Наблюдаю за тем, как из-под тканевых складок незнакомца на мою ладонь шлепается еще два извивающихся червя.
‒ Э-э… вы тут насадки для ловли рыбок обронили.
Люблю собирать информацию по крупицам. Прямо врубай дедукцию и заставь Шерлока умиляться.
Короче, у меня тут сходка рыбаков. А что? Запрета на многогранность интересов еще никто не выдумал. Кто-то крестиком вышивает, из бисера плетет, горшки варганит. А эти вот от рыбалки тащатся.
‒ Держите. ‒ Подношу шевелящуюся кучку поближе к руке типчика в балахоне. ‒ Ваши черви. ‒ На мою ладонь шлепается изогнутый палец. ‒ И ваш… палец.
Оторопело разглядываю кусочек чужой конечности. Кожа на отвалившемся суставе посерела и местами облезла, кокетливо обнажив костяное нутро.
‒ Два пальца, ‒ на автомате озвучиваю я, когда к первому пальцу присоединяется второй.
Все, конечно, хорошо, и день нынче ничего так прошел, но у меня тут, пардон, крошащийся рыбак.
Смачно икаю, но не двигаюсь. Думается, что выкидывать прочь чужие пальцы, по меньшей мере, невежливо. Да?
На мою ладонь опускается вторая рука незнакомца. Морщусь от ледяного прикосновения, мельком отмечаю, что с маникюром у второй конечности тоже не лады, и облегчено вздыхаю, понимая, что случайные «презенты» возвращены владельцу. И те, что шевелятся, и те, что когда-то шевелились.
Продолжаем наш загадочный путь в полном молчании. Остальные «рыбаки» на контакт со мной не идут. Не скажу, что я от этого очень уж расстроена.
Пять раз поднимаю ноги и машу ими в воздухе, чтобы хоть как-то согреться. Три раза нахожу червей и возвращаю их соседу. Тот молчаливо принимает животинок, но пальцами больше не разбрасывается.
А сон все никак не заканчивается.
‒ Простите, ‒ использую максимально вежливые тональности и умеренную громкость, чтобы не нарушить всеобщую идиллию мрачности. ‒ Не подскажете, где мы едем? Куда мы приедем? И когда мы доедем?
Около минуты не происходит абсолютно ничего. Никакой реакции. Я даже расслабляюсь, решив, что ясных ответов мне сегодня не светит, как вдруг удушливое пространство шевелит шипящий потусторонний голос.
‒ Великое Тело. Пекло. Ныне.
Или чувак вещает о грандиозно вкуснющей булочки, которую пекут прямо сейчас, или мне срочно нужен дешифровщик.
Полностью погружаюсь в мыслительную деятельность, поглаживая на ладошке найденного червя.
Очевидно, что мой неразговорчивый сосед только что разом ответил на все три моих вопроса. Итак, что мы имеем?
Великое Тело.
Это ответ на вопрос о нашем местонахождении. То есть все вокруг ‒ некое тело? Да и еще и великое? Прямо тема для высокопарных философских рассуждений.
Не понаслышке знаю о величии всяких там тел. У меня в подъезде на первом этаже дама проживает размеров, мягко говоря, необъятных. Если у слепленного снеговика по стандарту три шарообразных снеговых кома, то самое большое ‒ брюшко ‒ это все моя соседка. Большой ком. Не снежный, ясное дело. Позитивный и счастливый человечек. Она даже бегает позитивно. Как пингвинчик. Туловище отдельно, а по бокам ручки ‒ хлопки-хлопки. А какая она ловкая ‒ просто вау.
Вот это да ‒ настоящее «Великое Тело». Уважуха.
А что у нас в данный момент? Кажется, чьи-то вздувшиеся внутренности.
Отлично, по ходу дела, меня проглотила какая-то потусторонняя тварь. Получается, мое сновидение ‒ на самом деле кошмар?
Унизительно. Меня сожрали, а я проморгала этот момент. Можно прокрутить этот фильмец назад, а? И, кстати, срок для апелляционного обжалования еще не прошел? Хочу обжаловать вердикт немедленного пожирания и выбить дурь из моего адвоката.
Что там дальше?
Пекло.
Пекут, пекли, печет…
А кушать по-прежнему хочется. Червями и отваливающимися конечностями мой аппетит не перебить. Я мыслю, следовательно, я существую, следовательно, я хочу жрать. Пардон, Декарт, за вольную трактовку.
Хватит отвлекаться, милая Мила!
Всегда использую это сладковатое и до жути раздражающее меня сочетание, чтобы разгрести беспорядок мыслей. От него даже на языке остается приторный налет.
Пекло…
На ум приходит щедро одаряющая меня проклятиями бабуся с камышом. Куда она меня там послала? Точно. В Ад!
Мои глаза непроизвольно расширяются от осознания чудовищности происходящего…
Вот это номер. Меня закинули на транспорт, движущийся прямиком в адское пекло.
Мила, срочно проснись!