Единорог это шанс

-

- Да блин, сам дурак! – рыкнул Наки, хлопнув очередную стопку виски. – Да, я знаю, что упоминание всех грехов Макса было лишним и только помешало его переубеждению, но… Как я вообще мог удержаться?! Думаешь, ты бы удержался?!

Единорог не ответил, развалившись на барной стойке, как звёздочка. Он только мило улыбался, поддерживая незадачливого собеседника.

- Я же просто хотел ему помочь, понимаешь?.. Показать другим, что дискутировать с ним нормально, что он рукопожатный, что с ним можно договариваться… Ещё и Тихон, блин… Перебил нас в самый неподходящий момент. Мы только начали договариваться, что я могу сделать взамен на то, чтобы Кац перестал устраивать кацеботские набеги, а он… Hey, can I get another round?

Молодой парень за стойкой невозмутимо плеснул ещё жидкости из коричневой бутылки. Человек, разговаривающий с единорогом – далеко не самое безумное, что он видел.

Выпив одним глотком и эту порцию, Майкл с отвращением взглянул на пустую стопку.

- Вот, чёрт побери, я уже столько не пил алкоголь, и всё этот грёбанный Кац… Всё он портит…

- Ты в порядке? – осторожно поинтересовался над ухом знакомый голос.

Наки обернулся так резко, что потерял равновесие, рухнул со стула и упал прямо в объятия Максима. Всё вокруг поплыло – разноцветные огоньки освещения в полутёмном зале расплылись, окружили Каца волшебным ореолом… И голос его звучал очень озабоченно:

- По-моему тебе хватит. Где Нино?

- Уехала, - заплетающимся голосом ответил Майкл, судорожно пытаясь понять, сколько из сказанного Максим слышал, - её попросили… Срочное дело…

- Давай я вызову тебе такси, - предложил Кац, заботливо придерживая смущённого дебатёра.

- Да ничего мне не надо! – окрысился Наки, пытаясь снова взобраться на стул, но чуть не упал.

- Can I get his bill? It’s on me.

- Не надо! – щёки Майкла начали пылать жаром, как угли в кузнице, пока Максим, одной рукой придерживающий его за плечо, второй рукой прикладывал карточку к платёжному терминалу.

С трудом Наки таки водрузился за стул, пока Кац вызывал такси, игнорируя протесты. Будь человек трезв, он бы никогда не поступил так бестактно, но сейчас ему казалось, что он отвечает за того, кто утратил способность разумно мыслить.

- В каком отеле вы остановились?

Решив, что, если ответить честно, то Кац отстанет быстрее, Майкл назвал адрес.

- Через несколько минут приедет, - сообщил Максим, и устроился на соседнем стуле.

Наки лёг головой на единорога, и принялся украдкой поглядывать на нежданного гостя. Тот тыкался в телефон, никак не показывая интереса. Может быть, он считал, что разговаривать с человеком в состоянии алкогольного опьянения нет смысла, а может, он этого в принципе не хотел, и оставался здесь только из-за чувства долга… «И почему я не мог выбрать бар подальше от студии Дождя?» - уныло думал Майкл. – «Тогда Макс не увидел бы меня в таком состоянии…»

Вот наконец Кац повернул голову, и Наки сделал вид, что смотрел в другую сторону.

- Такси приехало. Пошли.

Хоть Майкл и не просил, Кац поддержал его за локоть, помог идти. Наки прижимал единорога к груди, пытаясь идти ровно, не шататься, как заправская пьянь. Пол качался под ногами, басы из колонок под потолком неприятно долбили в голову. «Блин, я ведь и правда перебрал…»

Вот они выбрались наружу, Майкл вдохнул глубокой грудью, свежий воздух немного разогнал хмель. Зажмурившись от света фар подъехавшей машины, он дошёл до дверей почти вслепую, и Максим посадил Наки на заднее сиденье, отошёл. Журналист уже выдохнул и закрыл глаза, приготовившись к спокойной поездке, когда открылась левая дверь. Повернувшись и разинув рот, Майкл следил за тем, как Максим усаживается рядом, пристёгивается… Выдохнув, Наки жалобно прохрипел заплетающимся языком:

- Ты чего это?..

- Провожу тебя до номера, - невозмутимо ответил Максим, наклоняясь к Наки… Его сердце забилось сильнее, но Кац лишь дотянулся до ремня безопасности, и застегнул его на Майкле. Отвернулся, опять уткнулся в телефон, совсем не заметив в темноте, как снова покраснел журналист, как забилась артерия на его шее…

Выдохнув, стараясь унять колотящееся сердце, Наки отвернулся к окну, не переставая нервно поглаживать единорожка, устроившегося у него на коленях. От присутствия недавнего оппонента мысли снова вернулись к дебатам, к аргументам, прокручивались в голове, копошились, кололи, заставляя чесаться язык… Через несколько минут Майкл не выдержал, повернулся:

- Да почему, чёрт побери, ты не можешь делать всё нормально?! Если бы не эти твои вечные срачи, эти набеги, эти… - алкоголь мешал думать, мысль потерялась в рое таких же суетливых идей, желающих быть высказанными первыми.

- Прости, Майк. Я не могу быть идеальным для тебя. – Максим смотрел внимательно и немного грустно, и у Наки перехватило дыхание. – Я хотел бы быть лучше. Я стараюсь. Пытаюсь совершенствоваться, слушать критику, меняться, адаптироваться под ситуацию. Но я никогда не смогу быть идеальным для тебя.

«Для тебя» звучало так, как будто всё, что Кац делал, было лично для него, Майкла Наки… Он поспешно отогнал от себя эти мысли, такие заманчивые, и оттого грозящие болезненным разочарованием… Криво усмехнулся:

- Ну да, ты же не розовый единорог.

- Да, - серьёзно согласился Максим. – Я всего лишь человек.

Повисла пауза, а в голове Наки эхом снова и снова звучали слова Каца, заставляя думать. «И правда… Почему я требую от него так много?.. Да, он политик, не как я, простой журналист, но… Но он ведь тоже просто человек. Он может ошибаться, может иногда поддаваться эмоциями, может что-то забывать, может просто менять мнение, и… и… в конце концов, разве сейчас у нас есть кто-то другой?.. Может, и правда, поговорить с Певчих, с Волковым?.. Да, я уже говорил с ними о возможности коалиции, но когда это было… Может, сейчас получится?.. Пусть хотя бы попробуют… Ведь попытка не пытка?..»

Дальше ехали в молчании. Майкл потихоньку трезвел. Когда машина остановилась у отеля, Кац снова помог, придерживал за плечо, чтобы Наки не упал… На самом деле, теперь он мог бы дойти и сам, но ему так нравились прикосновения, так нравилось чувствовать тепло и твёрдость, уверенность его рук… Он даже шёл специально медленнее, чем мог бы, чтобы отсрочить момент прощания.

Следуя по длинному коридору к нужному номеру, сжимая подмышкой уже полюбившегося единорога, Майк косился на спокойное, отрешённое лицо спутника и думал, и думал… Певчих говорит, что розовых единорогов не существует. Тогда почему от Каца требуют быть розовым единорогом? Идеальным, безгрешным? Почему просто не принять его таким, какой он есть? Почему не перестать сопротивляться этой тяге, этому горячему желанию сближения…

А вот и дверь номера. Наки достал ключ-карточку из кармана, провёл по замку…

- Ты в порядке, дальше сам? – Максим внимательно оглядел журналиста в поисках подтверждения своим словам.

- Нет, - сказал тот, с внезапным отчаянием глядя на Каца. – Я не смогу. В одиночку я не справлюсь.

«Я больше не хочу быть один. Я хочу объединиться…» На лице Максима проявилась озабоченность, он помог Майклу войти в квартиру, закрыл за собой дверь:

- Тошнит?

- Нет…

Наки скинул обувь, куртку, прошёл в светлую, минималистичную комнату, оставил единорога на комоде, рядом с вазой фруктов, бухнулся в кресло и закрыл глаза. Раздались мягкие шаги, голос Максима, готового в любую секунду начать помогать, зазвучал совсем рядом.

- А что именно ты чувствуешь?

- Усталость… - свой собственный голос показался Майклу бесцветным. - Я так больше не могу… Все эти срачи, все эти войны, всё это… Я так устал бороться, пытаться что-то сделать, бояться, что это никогда не закончится, что мы делаем что-то не так, что от наших действий станет только хуже…

Кац вздохнул, присел на подлокотник кресла, положил ладонь на руку Наки, нежно сжал.

- Я понимаю тебя. Поверь, меня посещают такие же мысли. Но мы не можем не пытаться. Это наш долг. Мы не можем бросить нашу страну из-за страха. Поэтому – просто не думай об этом. Делай, что должен, и будь что будет.

Майкл открыл глаза и взглянул на Максима, в его пронзительные, серьёзные, и такие тёплые глаза, в которых не было ни тени насмешки над состоянием, казалось бы, оппонента, противника, того, кто столько гадостей наговорил… И от внезапного прилива горячих чувств у Майка вырвалось:

- Я люблю тебя!

Кац в ответ открыл рот, закрыл, захлопал ресницами, пытаясь переварить сказанное. Вместо уточнений Наки сделал то, о чём мечтал так давно: взял возлюбленного за воротник, притянул и страстно поцеловал… Ошарашенный Максим на несколько секунд замер, а потом закрыл глаза и начал нежно отвечать, обнял Майкла в ответ, и тот почувствовал, как от нежности и трепета дрожат любимые руки… От осознания, что чувства взаимны, сердце Наки ещё сильнее забилось. Он отстранился, неловко улыбнулся:

- Прости, это всё так глупо…

- Вовсе нет, - серьёзно ответил Кац. – Люди ведут себя как люди. Это абсолютно нормально. Майкл… - Он снова нагнулся и трепетно поцеловал ещё влажные губы. – Я тоже люблю тебя.

Не веря тому, что слышит, утонувший в захлестнувшем с головой восторге, Наки встал, утянул за собой Максима, и они слились в долгом, чувственном поцелуе, соприкасаясь так осторожно, как будто оба были карточным домиком, который может рассыпаться от одного неосторожного движения, растаять, как дым, как фантазия, несбыточная мечта…

Мужчины целовались долго, почти без языка, обхватывая губы друг друга и ласково смыкая их, нежно обнимая друг друга за талию, поглаживая по спине, плечам, то и дело зарываясь пальцами в волосы, нежно массируя кожу, проводя пальцами по щекам, шее… Первым не сдержал горячего возбуждения Майкл, отстранился, потянулся к уху Каца, нежно прикусил одними губами, поцеловал в шею, стянул с партнёра пиджак… Максим тут же подхватил желание чего-то большего, начал раздевать Наки в ответ.

Через минуту, уже голые они повалились на кровать, Майкл оказался сверху, начал медленно покрывать поцелуями шею любовника, плечо, грудь… Он спускался всё ниже, водил ладонями с внутренней стороны бёдер, заставляя Максима тяжело дышать… Не спешил, постоянно возвращаясь и целуя драгоценные губы, оттягивая окончание, чтобы насладиться каждым прикосновением, растянуть удовольствие, превратить в вечность, в тот рай, который обещают Боги… Хотелось, чтобы это никогда не кончалось, чтобы эти руки, эти глаза всегда были здесь …

- Ну же, - еле слышно простонал Кац, - я хочу твой член! Войди в меня!

- Какой ты нетерпеливый, - дрожащим голосом прошептал Майкл, нависая над партнёром, горячо глядя в умоляющие глаза. – Так сильно меня хочешь?

- Пожалуйста, - молил Максим, - я очень сильно тебя хочу!

Довольно улыбаясь, обнажая сомкнутые ряды зубов, Наки медленно пристроил головку давно стоящего члена к анальному отверстию, вошёл… Максим вцепился в мускулистые плечи, не заметив, что от ногтей на коже Майкла остаются царапины.

С трепетом, с бешено бьющимся от восторга сердцем Наки наблюдал за тем, как изгибается Кац, как его выражение лица искажается, передавая неописуемое наслаждение, как он, не контролируя себя, то комкает простыни, то хватается за спину Майкла, то за бёдра, пытаясь заставить ускориться, трахать сильнее…

От урагана чувств, тоски, что столько времени потеряно зря, что они не сошлись раньше, от счастья, что сошлись сейчас, от переполнявшей его страсти, нежности и счастья, у Наки из глаз потекли слёзы.

Желая их скрыть, он опустился ниже, поцеловав ухо Максима, прошептал:

- Я так сильно люблю тебя…

А Кац с радостью вцепился в подставленную спину крепко-крепко, сминая под пальцами мышцы, зарылся в уютную шею, провёл языком по бьющейся артерии, засосал кожу, и, обхватив возлюбленного и ногами тоже, умоляюще простонал:

- Только не останавливайся!

- Конечно, - ласково пообещал Майкл, - я ни за что не лишу тебя такого удовольствия…

Они не спешили, двигаясь плавно, не стремясь как можно быстрее достичь оргазма. Иногда сквозь стоны прорывалась громкая секундная стрелка часов, отматывающая уже какой десяток оборотов… Когда Наки устал, Кац сел на него сверху, двигал бёдрами, насаживаясь на член и почти сползая с него, держась за руки Майкла, сцепившись с ними в замок.

Мужчины кончили почти одновременно, полностью вымотанные, но витающие в облаках седьмого неба, и ещё долго лежали в объятиях друг друга, медленно проваливаясь в сон, но продолжая шептать друг другу нежности…

Единорог с комода смотрел и улыбался. Он знал, что бывает, если только попытаться. Может случиться настоящее волшебство.