Единственная для Барса. Резервация Химнесс-2

Глава 4

Кир так и не смог заснуть, несмотря на количество выпитого алкоголя. Он всю ночь проворочался на диване в гостиной, даже раздеваться не стал. Только скинул туфли, и то после того, как Борис пригрозил стащить их собственноручно.

Впервые в жизни женщина настолько завладела его мыслями. И какая женщина! Девчонка, на которую в другой ситуации он бы даже не глянул!

Кир понимал, что попал в ловушку, выхода из которой нет.

Дочь его врага – его пара.

Это вердикт, который невозможно оспорить. Закон природы, которому подчиняются такие, как он. Можно биться головой о стенку сколько угодно – это ничего не изменит. Внутренний Зверь, спавший до этой поры, пробудился. Теперь его сила будет только расти, и Кир уже чувствовал, как он ворочается внутри, пробуя стенки своей темницы на крепость.

Все эти годы Кирилл был уверен, что хорошо защитил себя от подобных проколов. Что всегда, в любой ситуации его разум окажется сильнее инстинктов. Но вчера, унюхав в девчонке пару, он едва не сорвался. И это при том, что приемный отец годами учил его скрывать истинную сущность. Только так можно было выжить среди людей. И если бы не это, то не известно, чем бы закончилась первая встреча с дочерью Андрулеску.

Кир помнил, как неторопливо шел ей навстречу, прокручивая в голове первую фразу, которую собирался сказать. Что-то банальное, типа: «как пройти в библиотеку» или что-нибудь в том же духе. Это казалось смешным и нелепым, но вполне достаточным, чтобы завязать разговор. Но когда девчонка, засмотревшись на что-то, сама налетела на него, едва не сбив с ног, он среагировать не успел.

Среагировал его Зверь.

В одно мгновение разум отключился от управления телом, предоставив волю инстинктам. Кир словно со стороны наблюдал, как его руки сомкнулись на талии девушки, как нос уткнулся ей в шею, шумно втягивая аромат ее кожи. И в тот же момент вспыхнуло желание сжать сильнее и не отпускать. Все мысли исчезли, осталась только одна: «МОЯ!». Она застучала в висках набатом, заставила покачнуться мир перед глазами, ударила в голову, точно молодое вино, стекла по позвоночнику вниз и угнездилась в паху сладкой пульсацией. В тот момент Кир понял смысл этого термина – «пара». Не что-то отдельное – часть. Часть его плоти и крови, женщина, которую до зубовного скрежета хочешь сделать своей.

А она?

Она даже не поняла, что случилось.

Он успел взять себя в руки до того, как она испугалась, а контактные линзы скрыли изменение глаз. Как удачно, что у второго поколения веров зрачки изменялись только в момент, когда просыпались инстинкты.

И у нее они не изменились.

Этот момент всю ночь не давал Киру покоя.

Контактные линзы? Возможно.

Но было еще кое-что.

Кир инстинктивно почувствовал, что Лика старалась держать между ними дистанцию. Да, его внешность ее впечатлила. Он видел восторженное восхищение, вспыхнувшее в ее глазах, как только она глянула на него. И жалость, на секунду мелькнувшую во взгляде, когда она увидела шрам. Обычно он действовал на женщин по-разному: у кого-то вызывал отвращение, у кого-то – болезненное влечение. Но жалость…?!

Вряд ли Кирилл Стромов был тем мужчиной, которого женщине хотелось бы пожалеть.

Но в отличие от других, эта не проявила ни малейшего желания познакомиться ближе. Пришлось буквально навязывать ей свое общество, опасаясь, что она убежит.

Кто бы знал, чего ему это стоило! Старательно растягивать губы в улыбке, сохранять спокойствие, говорить о какой-то ерунде, в то время как все инстинкты вопили: «возьми ее!», пульс набатом стучал в висках, затмевая разум, а ненависть к ее отцу бурлила в крови огненной лавой и требовала выбросить эти мысли из головы.

Даже сейчас он не знал, чего ему хочется больше: оторвать ей голову или впиться в нежные губы жадным поцелуем.

Черт бы побрал эту девчонку!

Злой на себя, на нее, на весь мир, Стромов подорвался с дивана, едва забрезжил рассвет. Заперся в ванной. Надо было привести мысли в порядок и немного остыть перед новой встречей с неизбежным.

Через минуту в дверь постучали.

– Ты как там? – услышал он голос Бориса.

– Отлично.

Это была чистая ложь.

Сжав пластиковый бортик ванны так, что мышцы на руках вздулись узлами, он засунул голову под струю холодной воды.

– Чего не спишь? – прохрипел, чувствуя, что Борис так и стоит с той стороны двери.

– Беспокоюсь. Кабы чего не вышло…

– Что, например?

– Ты помнишь, почему веров загнали в резервации?

– Ты про несдержанность? – криво усмехнувшись, Кир взглянул на себя в запотевшее зеркало. Сейчас, без контактных линз, было отлично видно, что глаза у него желто-карие, как у отца, с серповидным зрачком. Они выдавали в нем вера за километр. – Боишься, что я не выдержу и сорвусь? Изнасилую дочь Андрулеску? Не переживай, я уже думал на эту тему.

– И что решил?

– Есть сотни способов приглушить либидо.

Борис замолчал, но остался стоять. Кирилл слышал его изменившееся дыхание, говорившее, что друг чем-то взволнован.

– А она? – наконец раздался его неуверенный голос.

– Что – она? – Стромов нахмурился, понимая, к чему клонит Борис.

– Она тоже это почувствовала?

Пальцы Кира сжались сильнее. Белый бортик ванны пошел тонкими трещинами, крошась под звериной хваткой.

– Нет, – процедил он сквозь зубы, проговаривая вслух то, о чем не хотел даже думать. – И давай не будем об этом.

Когда Кирилл вышел из душа, на столе ждала чашка крепкого кофе.

– Спасибо, – он кивнул Борису, уже сидевшему за столом, – нужно решить, что делать дальше.

– У тебя же есть план.

– Есть, – Кир согласно качнул головой, потом забарабанил пальцами по столу, – но возникла одна неувязка. Мы с тобой кое-что неправильно поняли. Судя по тому, что вчера рассказала девчонка, отец не прятал ее на материке. Он их с матерью бросил. Точнее, выставил из резервации. А несколько лет назад по какой-то причине начал активно искать пути сближения.

– Интересно… Почему ты так решил? Веры ведь очень ревностно относятся к своему потомству. Я так понимаю, дети для твоей расы редкое и потому очень ценное сокровище.

– Не всегда. – Залпом проглотив горячий напиток, Кирилл со стуком поставил чашку на стол и серьезно взглянул на Бориса. – Помнишь, что говорил твой отец? Когда создавали первое поколение веров, никто не планировал, что мы начнем размножаться естественным путем. Но при этом принцип естественного отбора был заложен на генном уровне. Подсознательная выбраковка слабых, нежизнеспособных и дефективных особей.

Он замолчал, давая Борису возможность самому додумать то, что осталось невысказанным.

Брови Тихомирова медленно поползли вверх.

– Хочешь сказать, что дочь Андрулеску нежизнеспособная или дефективная? – Он вспомнил девушку, которую видел на фотографиях. Да, она выглядела худенькой, но при этом не казалась больной. – Бред! Он сильнейший вер первого поколения!

– Тогда почему он ни разу за семнадцать лет не поинтересовался своим ребенком и его матерью? Он просто вычеркнул их из жизни. Как ненужную вещь. И я даже больше тебе скажу. – Кир на секунду замолк, подбирая правильные слова. – У меня была целая ночь, чтобы это обдумать. Я выжил среди людей лишь потому, что твой отец сам был ученым, разрабатывавшим генокод первого поколения. Он знал о верах все, вплоть до последовательности белков в цепочке ДНК. И он знал, как скрыть мою сущность. А эта девчонка? Как смогла выжить она? Неужели никто не заметил, что она не такая, как ее сверстники, что она отличается от людей?

Борис потер подбородок.

– Возможно, ты прав…

– Прав, вот увидишь. Меня интересует другое: зачем она понадобилась Андрулеску на Тайре? Почему через столько лет этот ублюдок вспомнил о ней?

Кирилл резко замолчал, снова поймав себя на лжи.

Нет, этот вопрос его не интересовал. Он его беспокоил. И довольно серьезно.

Тревога за девушку возникла внезапно, заставив внутреннего Зверя занервничать. Так нервничают хищники, учуяв запах крови собрата. И появилось желание увидеть ее, схватить, ощупать. Убедиться, что с ней все в порядке, что никто не причинил ей вреда…

– Чертова девка, – пробормотал Кир, стараясь обуздать инстинкты. Его пальцы рефлекторно сжимались и разжимались, на руках вздулись толстые вены, кожу усыпали мелкие капельки пота, точно температура воздуха в комнате резко повысилась. Это внутренний Зверь пытался взять верх над человеческим разумом. Но он был еще слишком слаб, и человек смог прогнать его прочь – в самый темный угол подсознания. – Вчера я ей посоветовал наладить контакт с отцом, а сегодня мне хочется, чтобы она держалась от него как можно дальше.

– Интуиция тебя еще не подводила, – Борис внимательно посмотрел на него. – Возможно, у Андрулеску планы на дочь. Что думаешь делать?

– Для начала встречусь с ней, как и планировал. А там посмотрю.

Стромов через силу усмехнулся, представляя, чего ему будет стоить это простое «встречусь». И дело не только в диком желании, которое вызывает сам запах девчонки. Кир знал, что с каждым контактом потребность в паре будет только расти. Сможет ли он удержать свою сущность в узде? Или сорвется?

Мысль о том, что он зависим от дочери врага, заставила скрипнуть зубами.

– Я за тебя беспокоюсь, – покачал головой Борис, глядя на побледневшее лицо друга, на котором багровым рубцом выделялся шрам. – Может быть, стоит пересмотреть наш план?

– Нет! – Кир сжал челюсти так, что на скулах выступили желваки, и почти прорычал: – Андрулеску уничтожил мою семью. А я уничтожу его. Даже если для этого мне придется сломать себя.

***

Анжелика!

Моя драгоценная дочь!

Много лет назад я выбрал тебе это имя. Но, к сожалению, не смог увидеть, как ты растешь. Да, в этом есть и моя вина, но поверь, я не такая сволочь, как тебе могло показаться. Понимаю, ты имеешь право ненавидеть меня и обвинять во всех смертных грехах. Особенно в том, что произошло с твоей матерью. Но это слишком жестоко. Поверь, у меня были причины, по которым я молчал столько лет. Позволь мне доказать это. Дай хоть одну попытку убедить тебя в своей невиновности. Даже приговоренному к казни дается последнее слово.

Твой отец Антуан Андрулеску.

***

Лика беспрестанно прокручивала в голове эти строчки. Ужиная в кафе на первом этаже отеля, принимая душ и готовясь ко сну, ворочаясь в кровати и пытаясь заснуть…

В них чувствовался напор, уверенность в собственной правоте, безапелляционность. Даже шрифт, которым было набрано письмо – крупный, жирный, с острыми углами – говорил о настойчивости того, кто писал.

Но главное – это письмо заставило ее усомниться в собственной правоте.

В детстве Лика скучала по отцу, хотя и не помнила его. Мать сказала, что он умер, и когда Лика пыталась расспрашивать о нем, она всеми способами уходила от конкретных ответов. Только имя назвала – Тони.

Но девочка нуждалась в отце. К семи годам Лика нарисовала себе сказочный образ, влюбилась в него, убедила себя, что он существует. Потому что так было легче. Ее детский разум не мог охватить всю глубину понятия «умер», ей было проще представить, что он просто уехал, но однажды вернется.

В школе она завидовала одноклассникам и друзьям, у которых были полные семьи. Лика мечтала, что однажды откроется дверь маленькой квартирки, где она жила с матерью, и на пороге возникнет отец – обязательно красивый, мужественный, сильный, широкоплечий, с лучезарной улыбкой на устах. Он подхватит ее на руки легко, точно куклу, посадит на плечо и так понесет по улице. А она будет смотреть на всех с высоты его роста и обнимать его крепкую шею.

Она была уверена: ее папа не умер, он самый лучший из всех, кого только можно вообразить. Однажды он придет за ней, и тогда мама поймет, что ошибалась.

Но годы шли, отец не появлялся, и сказочный образ постепенно тускнел, пока однажды окончательно не померк.

Это случилось, когда Лике уже было семнадцать, и она готовилась к выпускному.

Именно тогда врачи поставили Анне – матери Лики – неутешительный диагноз: лейкемия. И сказали, что нужно дорогостоящее лечение, на которое у их маленькой семьи не было денег.

Несколько месяцев они обивали пороги по друзьям и знакомым, но того, что удалось собрать, было слишком мало. Именно тогда Анна призналась, что отец Лики на самом деле жив, здоров и вполне обеспечен. Что когда-то, когда она сама была молодой и наивной, он впечатлил ее своей силой и властью. Возможно, она его даже любила, но он ее – нет. Иначе не вычеркнул бы так легко из собственной жизни. Ни ее, ни ребенка, которого она ему родила.

Оскорбленная таким отношением, Анна сначала хотела доказать ему, что он заблуждается. Она даже сделала генетический анализ, прихватив с собой содержимое его пепельницы, и часто представляла, как швырнет эту бумажку ему в лицо. Но потом передумала. Испугалась, что он отберет ребенка, а ее саму выставит вон. Или сделает так, что она исчезнет.

Лика слушала исповедь матери и не могла поверить. Боль от разочарования оказалась настолько сильной, что радужный образ, нарисованный в детских мечтах, сразу померк. Но еще оставалась надежда. Сейчас, когда жизнь матери напрямую зависела от денег, Лика заставила ее связаться с отцом. Анна упорно отказывалась говорить, кто он, утверждала, что это опасный субъект, который не остановится ни перед чем. Но Лике было плевать: болезнь быстро прогрессировала, мать умирала у нее на глазах, и если бы в тот момент ради спасения ее жизни потребовалось бы сойти в Ад – она сделала бы это не задумываясь. Девушка была уверена: кем бы ее отец ни был, он не оставит в беде женщину, которая родила ему дочь. Надо просто ему доказать, что она у него есть.

В конце концов, мать сдалась. Сообщила адрес электронной почты отца и место, где спрятала документы, подтверждающие родство. Лика сама написала отцу письмо с просьбой о помощи. И несколько дней, затаив дыхание, ждала ответ, боясь оторваться от компа даже на пару минут. Даже спала за рабочим столом, уронив голову рядом с клавиатурой.

Но ответа все не было.

А потом он стал и не нужен. Анна скончалась ровно через неделю, в ясный, солнечный день.

Именно тогда Лика окончательно поняла, что у нее нет отца. Да и не было никогда. Она дала себе слово, что, если однажды он все же возникнет на пороге и постучит, она не откроет ему. Даже если он будет стоять на коленях и умолять.

Это было восемь лет назад.

А спустя месяц после смерти матери отец написал ей первое письмо. Лика не стала его открывать. Ей было абсолютно безразлично, что в нем написано. Что бы ни написал ей этот человек – он опоздал. Опоздал на тысячу лет.

И вот теперь она нарушила собственное правило.

Открыла письмо.

Прочитала.

Кажется, ее отец, кем бы он ни был, умел добиваться желаемого.

***

Лика заснула только под утро. Словно провалилась в глубокую яму. Злополучное письмо никак не хотело покидать ее мысли и не давало уснуть. А в шесть утра прозвенел будильник, вырывая девушку из сна.

Злая, не выспавшаяся, проклиная тропическую жару, с которой не справлялся даже кондиционер, она поползла в ванную, таща за собой полотенце. Взгляд случайно упал на ноутбук, оставшийся на столе. Вчера она забыла его закрыть, и это напомнило о письме.

Сжав зубы, она подошла к столу и захлопнула крышку ноута.

Вот так.

Это письмо ничего не значит. И то, что она его прочитала – тоже.

Восемь лет назад она поклялась над могилой матери, что этого человека больше не существует. Так почему же сейчас нарушила клятву?

И внутренний голос ответил: Кирилл. Это он заставил ее сомневаться.

Стоило только вспомнить о новом знакомом, как сердце на мгновение замерло, а потом забилось в бешеном ритме.

Черт возьми, она совершенно забыла, что он назначил ей встречу! Она должна подготовиться…

Быстрый взгляд на часы: у нее еще есть время привести себя в порядок!

Лика бросилась в душ.

Пока теплые струи снимали остатки сна, перед внутренним взглядом стояло лицо Кирилла. Та его сторона, что не была обезображена шрамом. Лика вспомнила, как он смотрел на нее, внимательно и серьезно, как целовал ей руку… Вспомнила его голос и то странное волнение, что вызывала его близость.

На секунду она представила его рядом – и по телу пробежала волна тепла. Лика ахнула, ощутив возбуждение. Воображение мгновенно нарисовало картинку, достойную порносайта: Кирилл в расстегнутой на груди рубашке, в вороте которой видны гладкие мышцы… На его волосах и коже блестят капельки воды, потемневшие глаза смотрят так, словно хотят прочитать ее мысли… Вот он наклоняется к ней все ближе и ближе… Его лицо заслоняет весь мир… Она чувствует тепло его тела, его терпкий мужской запах, от которого между бедер становится влажно… Она видит его губы, мягкие, чуть приоткрытые, из которых вырывается хриплый стон… Этот стон касается ее слуха…

Лика застыла, испуганно глядя на себя в помутневшее зеркало.

Ее рука, зажатая между ног, и была виновницей стона.

Неосторожно шевельнув пальцами, Лика застонала опять. Покраснев, она отдернула руку от возбужденной плоти.

Черт возьми, неужели она пала так низко, что будет сама себе снимать возбуждение? И что сделал с ней этот мужчина, если при одной мысли о нем она вся течет?

Застонав снова, но на этот раз от злости на саму себя, Лика до упора выкрутила вентиль холодной воды. На спину обрушился ледяной ливень. Схватив мочалку, она начала с остервенением тереть свою кожу.

Девственница в двадцать пять – это смешно? Конечно, смешно. И она бы смеялась, если бы сейчас не пыталась сдержать злые слезы.

Был ли у нее хоть один парень?

Она мысленно перебрала знакомых, с которыми близко общалась.

Нет.

Конечно, были друзья в институте, однокурсники. Она общалась со многими, но дальше дружеских отношений не заходило, да и некогда было. Все эти годы Лика училась. Училась, наплевав на личную жизнь, чтобы иметь то, что имеет сейчас: возможность работать над самым таинственным проектом Европы.

Вот о чем она должна думать! О работе. А не о губах мужчины, который вряд ли когда-нибудь захочет ее поцеловать.

И кто сказал, что они снова увидятся? Может, он уже передумал встречаться с ней…

Звонок мобильника, донесшийся сквозь шум воды, вернул Лику в реальность.

Закутавшись в полотенце, она выскочила из душа и схватила трубку.

– Алло?

Это был Кирилл.

Его спокойный, чуть хрипловатый голос заставил ее вздрогнуть всем телом. Дыхание застряло в горле сухим комком.

– Привет. Ты готова?

Готова? К чему «готова»?

Ее мысли заметались стайкой вспугнутых бабочек. Легкое недоумение сменилось паникой, когда он добавил:

– Я жду внизу. Можешь выглянуть в окно и помахать мне ручкой.

Подчиняясь воле, скрытой в его словах, она отдернула штору и застыла с открытым ртом, позабыв, что стоит в одном полотенце.

Да, он был внизу. Ждал ее на залитой солнцем площадке перед крыльцом отеля, небрежно прислонившись спиной к сверкающему боку Гелендвагена. Солнце играло в стеклах его темных очков, отражалось от серебристой бляхи ремня, от начищенных до блеска дорогих туфель. Легкий утренний ветер ерошил пряди волос. И снова, как и прежде, Лике показалось, будто перед ней не реальный мужчина, а герой какого-нибудь романа.

Словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову. Лика увидела, как губы Кирилла раздвинула понимающая усмешка. И только тогда обнаружила, что, засмотревшись, ослабила руку, и край полотенца соскользнул вниз, приоткрыв часть груди и бедро.

Охнув, Лика отпрянула от окна. Заметалась по номеру.

В голове пойманной птицей билась сумасшедшая мысль: «Черт возьми! Он увидел меня! Увидел! Неодетую, не накрашенную, с мокрыми волосами, облепившими лицо, точно водоросли. Господи, если ты хотел увидеть час моего позора – то он настал!»

Трясущимися руками Лика раскрыла шкаф и вывалила его содержимое на пол.

Строгий брючный костюм, подготовленный вчера, уже не казался такой уж хорошей идеей. Но среди ее вещей было слишком мало таких, которыми можно впечатлить противоположный пол. А если быть честной с самой собой– то вообще не было.

Она выхватила из кучи черную юбку-карандаш. Первое, что попалось на глаза. На секунду засомневалась – слишком уж у юбки был скромный вид. Но в следующий момент уже застегивала ее на себе. В конце концов, она должна произвести впечатление не только на Кирилла, но и на свое будущее начальство. Не хотелось выглядеть легкомысленной искательницей приключений.

Так, теперь верх. Кажется, вот эта блузка будет как нельзя кстати. Спереди – скромный воротничок, украшенный ленточкой, сзади – тонкое кружево, подчеркивающие хрупкие плечи и изгиб спины…

Черт, в этой блузке она похожа на школьницу! Осталось только белые гольфы надеть … Нет, чулки. Нельзя появляться в первый рабочий день с голыми коленками.

Кусая губы, Лика подлетела к зеркалу. Волосы высохнуть не успели и до сих пор висели влажными прядями, а сушить их феном уже не было времени. Оставался только один выход: гладко зачесанный лоб и увесистый узел на затылке, скрепленный парой незаметных шпилек.

Лика скривила гримасу своему отражению. Если она и хотела поразить Кирилла своей красотой, то теперь это вряд ли получится.

Но извечное женское желание выглядеть лучше, чем есть, заставило потянуться за косметичкой. И пока Лика мысленно убеждала себя, что ей уже ничто не поможет, черный карандаш тщательно прорисовывал контур глаз, тушь удлиняла ресницы, а помада ложилась на губы плавными мазками, делая их сочнее. Она даже не забыла брызнуть на себя пару капель духов, припрятанных для особых случаев. И тут же в голове мелькнула ехидная мысль: неужели такой случай настал? С каких это пор Анжелика Румянцева красится и пользуется духами, чтобы произвести впечатление на мужчину? Неужели влюбилась?

Она отогнала эту мысль усилием воли. Слишком рано думать об этом. Такие рациональные личности, как она, не влюбляются в принципе.

Лика хмуро глянула на себя. Зеркало отразило бледную особу с большими глазами, в которых застыло недовольное выражение, и нервно поджатыми губами. Девушка свела брови к переносице, надеясь, что это придаст ей более строгий вид. Никто не должен догадаться, что она очень нервничает. Внешнее спокойствие – половина успеха.

Подхватив сумочку, лежавшую на столе, и закинув в нее телефон, Лика вышла из номера.