Ее властелин и повелитель

Глава 10

Она хочет его. Эта мысль, пока еще не облеченная в словесную форму, дрожала на губах. Ее тянуло к нему так сильно, что удары сердца отдавались в ушах.

Молчание мучительно затянулось. Глаза капитана потемнели еще больше.

– Пруденс... – произнес он и, взяв ее большой теплой рукой за запястье, поднес к губам ее пальцы.

От прикосновения его губ Пруденс содрогнулась всем телом. Было в этой сцене что-то очень интимное: он стоит перед ней на коленях, ее пальцы – в его шевелюре, а его губы прикасаются к ней.

Пруденс боролась с нахлынувшим чувством. Да, она любила Филиппа, но это было так давно. Странно, но воспоминания о тепле их отношений, о страсти, которую они испытывали друг к другу, сейчас как будто толкали ее к капитану. Оставив в покое его волосы, она ухватилась за воротник, как будто хотела поднять его на ноги, чтобы можно было обнять его.

Он был так высок ростом, что ей пришлось откинуть назад голову, чтобы заглянуть ему в лицо. У них была большая разница в росте, но ей это даже нравилось, особенно когда он нежно прижимал ее к груди, и она ощущала исходящий от него аромат мыла и сандалового дерева.

Этот поцелуй был отчаянно нужен Пруденс. Последний поцелуй заставил ее желать большего. Ее так давно не обнимал по-настоящему мужчина! Так давно мужчина не прикасался к ней таким образом. С Филиппом она испытывала спокойную страсть, но это было нечто совсем другое... более жаркое и волнующее.

Губы капитана прикоснулись к ее губам. Пруденс целиком отдалась моменту, растворившись в наслаждении, которому, ко всему прочему, способствовал выпитый ромовый пунш. Ухватившись за сорочку, она притянула его к себе и, убедившись, что его кожа горяча на ощупь сквозь ткань, поняла, что он так же разгорячен, как она. Утратив всякую способность мыслить здраво, она подчинилась чувству.

Поцелуй затянулся и стал более настойчивым. Капитан чуть постанывал, проникая все глубже в ее рот, а руки его скользили вверх-вниз по ее бокам, задевая большими пальцами округлости грудей, отчего ее тело выгибалось ему навстречу.

Хлопнула входная дверь, немедленно вернув ей способность здраво мыслить, как будто разомлевшего от сна человека окатили ледяной водой. Пруденс вырвалась из объятий герцога и, торопливо обойдя диван с другой стороны, остановилась на почтительном расстоянии от него. Нет, она не боялась, что он последует за ней. Ей требовалось возвести эту преграду между ними, чтобы не дать самой себе снова броситься к нему.

– Так, – сказал герцог, взъерошив руками волосы, – это было весьма... интересно.

Несмотря на лукавую усмешку, сопровождавшую его слова, он дышал так же учащенно, как Пруденс.

Опираясь на трость, он подошел к дивану и положил руку на его спинку.

– Боюсь, что я выпил слишком много пунша, чтобы, поцеловав вас, не захотеть еще. Мне не следовало этого делать.

Она кивнула и прикоснулась дрожащими пальцами к губам, где, казалось, все еще горел его поцелуй.

– Мне тоже. Не знаю, о чем я думала...

– Вы не виноваты. И я тоже. Во всем виноват ромовый пунш. – Он тряхнул головой, как будто для того, чтобы прояснились мысли. – Насколько я понимаю, вы пришли сегодня, чтобы обсудить содержание уроков?

– Да, конечно. – Пруденс закусила губу, чувствуя неловкость момента. Взяв себя в руки, она попыталась собрать разбежавшиеся мысли. – Я уже имею кое-какое представление об их содержании, но нам необходимо составить твердый план, чтобы через месяц вы смогли удовлетворить требования попечителей.

Он криво усмехнулся:

– Неужели я такой неотесанный?

– Нет! Я не хотела сказать...

– Хотели, хотели. И я с вами согласен. Чтобы получить эти чертовы деньги, потребуются наши совместные усилия.

– Не думаю, что все так плохо. В целом ваши манеры вполне приемлемы. Если бы вы научились нескольким правилам поведения... этого было бы вполне достаточно.

Он усмехнулся:

– Например, не целовать свою наставницу?

– Вот именно. – Она постаралась не обращать внимания на то, что мучительно краснеет. Раньше она не замечала за собой такого, а теперь краснела всякий раз, когда герцог бросал на нее взгляд своих удивительных светло-зеленых глаз. Может быть, она подхватила какую-нибудь болезнь? Да, наверное, в этом и заключается проблема: она заболела, но болезнь проходит, как только этого человека нет поблизости.

Жаль, что он совсем неподходящая партия. Она чуть не скорчила гримасу при слове «неподходящий», которое было слишком мягким для характеристики герцога. Он, конечно, красив и привлекателен, способен проявлять заботу, примером чего служит его отношение к морякам. Но при этом он властен, суров и одержим страстью к перемене мест. Он из тех мужчин, которые получают удовольствие там, где его находят, а потом исчезают. Интуиция подсказывала ей, что если бы он не был ранен в сражении, то не стоял бы сейчас рядом с ней.

Эта мысль подействовала на нее отрезвляюще, и она попыталась улыбнуться.

– Может быть, начнем?

– Ну что ж, мадам, делайте свое черное дело.

Пруденс на мгновение задумалась. Искоса взглянув на него, она заметила, что он тяжело переминается с ноги на ногу.

– Вам едва ли полезно так долго стоять. Почему бы вам не сесть в кресло, а я сяду здесь. – Она присела на краешек дивана на безопасном расстоянии от него.

Он помедлил, потом подошел к креслу.

– Я ведь, знаете ли, не инвалид.

– Я этого и не говорила. Сказала просто, что вам,– возможно, будет удобнее сесть.

Он нахмурил брови, но сел, вытянув перед собой больную ногу и поставив трость рядом.

Пруденс наблюдала за ним из-под ресниц.

– Начнем с чего-нибудь простого. Очень простая тема – титулы, стоит лишь запомнить их порядок. На званых обедах гостей рассаживают в соответствии с их положением в обществен...

– Почему вы согласились стать моей наставницей?

Она помедлила.

– А это имеет значение?

– Имеет. Вы знаете, почему я здесь; было бы справедливо, если бы и вы ответили на этот вопрос.

Мгновение помолчав, Пруденс сказала:

– Это объясняется тем печальным фактом, что пища и кров стоят денег.

– Многое можно с успехом объяснить потребностью в деньгах.

– Иногда это так. Я очень рада, что мы с вами можем помочь друг другу. Вполне возможно, что скоро ваши и мои желания смогут осуществиться, и мы оба получим свои деньги.

Он нахмурился.

– Я никогда не желал получить ни деньги, ни титул. Мне ничего не надо, лишь бы меня оставили в покое.

– Будет вам! У вас появилась потрясающая возможность получить целое состояние, причем для этого нужно лишь немного отшлифовать свои манеры. А вы еще недовольны таким поворотом событий.

– Верно, я получаю состояние. Оно оставлено человеком, который никогда не был таким отцом, каким должен был быть. Человеком, который ни разу не удосужился навестить ни меня, ни моего брата. Человеком, который делал все, что мог, чтобы заиметь законных наследников, лишь бы я не получил от него ни гроша, не говоря уже о титуле и землях.

Пруденс закусила губу.

– Я этого не знала.

– Отец оставил нас с братом, едва мы родились, и неизвестно, где находился, когда мать бросили в тюрьму по ложному обвинению в государственной измене.

Пруденс не знала, что и сказать.

– Моя мать умерла в сырой тюремной камере. Лишь позднее с нее были сняты все обвинения. – Он невесело усмехнулся. – Классический случай посмертной реабилитации, когда все равно уже ничего нельзя исправить.

У Пруденс перехватило дыхание: она подумала о своей матери.

– Сожалею. Но как получилось, что вы стали капитаном дальнего плавания?

– Меня насильно затащил на корабль вербовщик, и я оказался в море.

– Сколько лет вам тогда было?

– Десять.

Боже милосердный! Он был тогда совсем ребенком.

– Впоследствии я полюбил море, но это случилось только после того, как нас захватили пираты.

Пруденс удивленно вытаращила глаза.

– Пираты? Вы, должно быть, натерпелись страху?

– В море почти все внушает страх. – Он внимательно посмотрел на нее, как будто проверяя, какое впечатление производят его слова. – Пираты хорошо относились к нам. По правде говоря, значительно лучше, чем наш капитан. Поэтому, когда они предложили нам присоединиться к их команде, я согласился.

Пруденс остолбенела.

– Прошу прощения, вы действительно сказали, что присоединились к команде пиратского судна?

– Да. Если вы намерены стать моей наставницей, то должны знать обо мне все. Я нападал на корабли и отбирал их грузы. – Он помрачнел. – И не смотрите на меня с таким ужасом. Пиратство мало чем отличается от того, чем мы занимались под королевским флагом, когда рыскали по морям в поисках французских фрегатов с той же самой целью: захватить их, опустошить трюмы, не считаясь с тем, сколько человеческих жизней будет загублено.

– Понимаю.

– Сомневаюсь в этом. Служба в военно-морских силах Великобритании отличается от пиратства меньше, чем вы, возможно, думаете. Первое подпитывается жаждой власти, а второе – жаждой наживы.

– Вам приходилось кого-нибудь убивать?

– В бытность пиратом я убил гораздо меньше людей. К тому же получали мы больше, а обращение было лучше. Однако за все приходится платить. – Он слегка изменил положение в кресле и вытянул перед собой ноги. – Попав в список лиц, разыскиваемых полицией, я не мог вернуться на родину. Я думал, что это будет мне безразлично, но ошибался.

Он произнес эти слова тихим, проникновенным голосом. У Пруденс на глаза навернулись слезы.

– Это ужасно.

– Да. В течение восьми лет нога моя не ступала на землю Англии. Потом я встретился с капитаном Нельсоном. Во время одной стычки я захватил его корабль. На него произвели большое впечатление мои способности, и он предложил выхлопотать мне помилование, если я буду плавать с ним. Я согласился. Он добился для меня помилования, и я вернулся домой. До сих пор помню, какое чувство охватило меня, когда впервые за много лет я ступил на английскую землю.

– Могу себе представить, – сказала Пруденс, поймав себя на том, что смотрит на ногу капитана. – А как случилось...

Он пожал плечами.

– Я получил пулю в битве при Трафальгаре, где сражался рядом с лордом Нельсоном.

– Он был убит во время сражения.

– Да, я видел это собственными глазами. Я держал его на руках...

Пруденс заметила, как глаза его увлажнились. У нее защемило сердце, но она предпочла промолчать.

Герцог помедлил, погрузившись в явно печальные воспоминания. Это напомнило Пруденс густой туман, по утрам окутывающий море.

– Я не могу больше плавать, – сказал он. – Моя жизнь кончена.

– Вздор! – воскликнула Пруденс, которой в этот момент больше всего хотелось встать и обнять сидевшего напротив мужчину. Судя по всему, на его долю в жизни выпало слишком мало заботы и ласки. – Несмотря на все невзгоды, вы пока что весьма успешно справлялись с жизнью.

Он посмотрел на нее затуманившимся взглядом зеленых глаз.

– Больше всего мне хочется моря и чувства свободы. – Взглянув на свою ногу, он поморщился. – А теперь вот еще и эта проблема. Я бы предпочел прострелить свою здоровую ногу, чем взять что-нибудь, к чему прикасался мой отец, но у меня нет выбора.

– В таком случае не берите денег, найдите какой-нибудь другой способ.

– Что-то не слышно, чтобы был спрос на искалеченных капитанов дальнего плавания. А это, моя дорогая любопытная, но аппетитная соседка, все, что я умею делать.

– Если вы твердо намерены помогать своим людям, вы найдете, как это сделать. Даже без денег вашего отца.

Он пристально взглянул на нее и отвел глаза.

– Возможно.

Пруденс подавила вздох. Совершенно очевидно, что никаких утешений он не примет.

– Ну что ж, капитан – вернее, лорд Рочестер, – пожалуй, мы начнем с некоторых основных правил приличия.

– Целиком полагаюсь на вас, любовь моя. – Он раскинулся в кресле, положив одну руку на спинку.

Пруденс проигнорировала его слова и позу.

– Капитан... я хотела сказать, лорд Рочестер...

– Зовите меня Тристаном.

– Лорд Рочестер, – продолжала она, – отныне вы обязаны избегать вульгарных выражений...

В его глазах мерцали озорные искорки.

– Каких это вульгарных выражений?

– Если вы надеетесь, что я стану их повторять, то этого не будет. Всякий раз, когда вы произнесете вульгарное выражение, я буду покашливать. – Она тихо кашлянула, прикрыв рот пальцами. – И вы, таким образом, сразу поймете, что употреблять это выражение не следует.

Герцог сидел, сложив на груди руки и вытянув перед собой обутые в сапоги ноги, и вид у этого мужчины был весьма опасный.

– Что-нибудь еще, моя прекрасная наставница?

– Нам придется также поработать над тем, какое впечатление вы производите. Временами у вас бывает весьма вызывающий вид.

Он удивленно вытаращил глаза:

– У меня?

– Да, у вас, – сказала она, стараясь не улыбнуться.

Герцог хохотнул.

– Не ходите вокруг да около. Выкладывайте, что вы имеете в виду.

– Временами вы выглядите настоящим наглецом.

И тут он громко расхохотался:

– Не вижу, в чем здесь проблема. Я знавал немало людей, которых считали джентльменами, но которые были настоящими наглецами.

– Я тоже таких встречала. Правда, никому из них не приходилось предстать перед советом придирчивых попечителей. – Она помолчала, что-то обдумывая. – Вы, случайно, не знаете, кто именно входит в состав совета попечителей? Возможно, мне знакомы их имена или я слышала о них что-нибудь, чтобы иметь представление о том, что это за люди.

Тристан встал, доковылял с помощью трости до письменного стола и нашел какие-то бумаги. Вернувшись в кресло, он просмотрел плотно исписанные листы.

– А-а, вот, нашел. В состав совета попечителей входят виконт Саутленд, герцог Эддингтон, мистер Пул-Биддли и граф Уэр.

Слушая перечень имен, Пруденс прижала к виску руку. Саутленд и Уэр. Саутленд пришел в бешенство, узнав о том, что Филипп, как он считал, обманул его доверие. А Уэр... она закрыла глаза.

Именно Уэр настаивал на том, что она была в сговоре с Филиппом. Что она использовала свои «чары», чтобы завлекать новых инвесторов в обреченный на провал проект. Она с ужасом вспоминала его последний разговор с ней, во время которого он чуть ли не назвал ее проституткой. Это был один из самых страшных и унизительных моментов в ее жизни.

– Пруденс?

Глубокий голос вывел ее из задумчивости. Она сделала глубокий вдох, чтобы прийти в себя.

– Извините. Я задумалась. Некоторых из этих людей я знаю. Они законодатели моды и держатся весьма высокомерно.

– В таком случае мы тоже будем вести себя высокомерно.

Если бы все было так просто! Она снова вспомнила о своем унижении и поднялась на ноги.

– Мы должны спланировать наше время. Нам нельзя терять ни минуты. – Она прошла мимо него к письменному столу, уселась, взяла листок из стопки писчей бумаги и открыла крышку чернильницы.

Он повернулся так, чтобы снова видеть ее лицо.

– Чувствую, что мне это не понравится.

Она выбрала перо, осмотрела кончик и, убедившись, что он достаточно хорошо заточен, чтобы не делать клякс, обмакнула его в чернила.

– Я должна составить план работы.

Как бы тщательно ни составляла она план работы, это не могло уменьшить ее влечения к человеку, сидевшему напротив. Однако у нее теплилась надежда, что бумага и чернила напомнят ей о цели ее пребывания в доме герцога и позволят сохранить остатки гордости. Единственное, на что она могла сейчас рассчитывать, это ее гордость. И она была намерена цепляться за нее изо всех сил.

– Скажите правду, моя прелестная Пруденс...

Она тихо кашлянула.

– Мне не следует говорить слово «прелестная»?

– Нет. И нельзя называть меня по имени.

– Даже здесь, в стенах моей собственной библиотеки?

– Вам было бы полезно практиковать хорошие манеры всегда и везде.

– Пруденс, – произнес он, не обращая внимания на ее покашливание, – вы действительно верите, что сумеете превратить капитана дальнего плавания в джентльмена за короткие несколько недель?

– Почему бы и нет? – спросила она, улыбнувшись. – Я рада, что моя задача заключается не в превращении джентльмена в капитана.

Кажется, эти слова его позабавили.

– Наверное, можно за такое короткое время научить человека ходить под парусом. Не очень хорошо, но можно, – сказал он.

– Но не командовать кораблем и людьми. Не понимать море. Для этого потребовалось бы гораздо больше практики.

Он фыркнул. Взяв трость, он подошел к письменному столу.

Она пыталась не обращать на него внимания. И конечно, не смогла. На нем были надеты облегающие тело бриджи, а белая рубашка плотно обтягивала грудь и плечи. Одежда обрисовывала его тело так четко, что не было никакой необходимости что-либо домысливать, и она с трудом сохраняла хладнокровие.

Он подошел к ней и, опершись бедром о письменный стол, так что оно почти касалось ее предплечья, наклонился, чтобы прочесть то, что она написала.

Когда она отклонилась чуть вправо, ее глаза оказались на уровне его мускулистого бедра. Она представила себе, как прикасается к его ноге пальцами, и ей вдруг стало трудно дышать от горячей волны, прокатившейся по телу.

Дрожащими пальцами она разгладила бумагу и собралась с мыслями.

– Сначала мы должны определить, что вы уже знаете. И чего не знаете.

– Что я знаю? О том, как быть джентльменом?

– Об общих правилах поведения. Джентльмены довели до совершенства искусство вежливого обращения, однако некоторыми правилами в той или иной форме пользуются все люди. Уверена, вы знаете больше, чем вам кажется.

Он не улыбнулся, но его губы чуть дрогнули.

– Я многое знаю о том, как вести себя, любовь моя.

Любовь моя. Она кашлянула, прикрыв рот пальцами, предостерегающе взглянула на него, а в ответ получила чисто мужскую самодовольную ухмылку. Она быстро перевела взгляд на бумагу и покрепче сжала в руке перо.

– Какие из правил поведения вам уже известны?

Он наклонился вперед, и она вдруг осознала, что находится в пределах его досягаемости, как и он – в пределах ее досягаемости.

Герцог оперся ладонями о крышку стола и навис над ней.

– Моя дражайшая Пруденс...

Она снова кашлянула и строго взглянула на него. Он усмехнулся:

– Моя дорогая...

Она кашлянула громче.

Герцог рассмеялся и поднял руки.

– Умоляю, не сорвите из-за меня голос!

Пруденс написала: «Надлежащее обращение».

– Вы знаете, как нужно обращаться к герцогу?

– Если это мой отец, то я просто назвал бы его...

– Не надо!

Он пожал плечами.

– Ладно. Поберегу ваши нежные ушки.

Она написала: «Дворянские титулы».

– А как насчет беседы за столом?

– Здесь? Сейчас?

– Какие темы разговора вы считали бы приемлемыми во время обеда с вашими попечителями? – Увидев, что герцог в недоумении поднял брови, она изменила вопрос: – Что вы и ваши люди обсуждаете, когда собираетесь за обеденным столом?

– Ах, это? Мы говорим о многом. О приливах, о рыбах, которых приходилось видеть. На прошлой неделе Маленький Пити рассказывал нам о своей первой жене и о том, что она легко рожала детишек, как собака щенков.

«Беседа за столом», – написала она.

Он сердито взглянул на написанное и перестал шутить.

– Я знаю, как поддерживать беседу за столом.

– Нет, не знаете, если говорите о том, как щенятся собаки. – Она на мгновение задумалась. – В связи с танцами у нас нет причин для беспокойства. А умеете ли вы сопроводить леди в комнату? Или в экипаж? Как вы это делаете?

Герцог молча посмотрел на нее. Потом, прислонив к столу трость, схватил ее в охапку и поднял с кресла.

– Что вы делаете? – воскликнула она, дрыгая ногами. Сквозь тонкую рубашку она ощутила тепло его кожи. – Поставьте меня на пол!

– Я держу вас на руках. Очень осторожно. Разве это не по-джентльменски?

– Нет! Отпустите меня!

Он с улыбкой снова посадил ее в кресло.

Господи, помоги!

«Обращение», – написала она, надеясь, что он не замечает, как дрожат у нее руки.

Он прикоснулся тыльной стороной руки к ее щеке. Рука была теплой. Это простое прикосновение вызвало чувственную дрожь, пробежавшую вдоль ее позвоночника. Пруденс закрыла глаза и прижалась к его крупной теплой ладони. Атмосфера накалялась.

– Пруденс, – раздался его голос.

Пруденс взглянула на Тристана, на его губы. У него были великолепные губы – твердые и очень мужественные. Тристан замечал каждую ее эмоцию, читал каждую мысль на ее выразительном лице. В ее широко расставленных карих глазах он видел нарастающее желание, он заметил, как под влиянием страсти губы сами собой раскрылись. Да она настоящая красавица, эта его вспыльчивая соседка!

Разгорячившись еще сильнее, он наклонился к ней. Его губы тянулись к ее, как стрелка компаса к северу.

Тристан понимал, что следует остановить это безумие. Пруденс была не из тех женщин, которые обожают пустой флирт. Он понимал это, знал, как опасно следовать этим курсом. Однако эмоции, не находившие выхода с тех пор, как он был ранен, гнали его вперед. Она была самым непредсказуемым приключением. И его изголодавшаяся по прикосновениям душа жаждала утолить свое возбуждение познанием ее великолепной женственности. А, кроме того, было в этой женщине что-то раскованное, что-то необузданное и неукрощенное, что находило отклик в его неугомонной душе.

Она тихо вздохнула и, полузакрыв глаза, подняла лицо к нему. Он запустил руку в ее волосы и накрыл ртом ее губы...

– А-а, вот вы где, милорд, – раздался спокойный голос Ривса, разорвавший тишину, словно штормовой ветер, ударивший о слишком туго натянутый парус.

Пруденс отпрянула от Тристана. Он выпрямился, готовый выгнать дворецкого вон из комнаты, однако, бросив взгляд на раскрасневшееся лицо Пруденс, замер на месте. Чтобы дать ей возможность прийти в себя, Тристан постарался загородить ее от взгляда дворецкого.

– Вам что-нибудь нужно, Ривс?

Трудно было сказать, видел ли что-нибудь дворецкий, потому что выражение его лица ни капельки не изменилось.

– Милорд, не прикажете ли сервировать ленч для вас и молодой леди здесь, в вашей библиотеке?

Неожиданно зашуршала бумага, и из-за стола вышла Пруденс, державшая в руках перо и лист бумаги.

– Спасибо, Ривс, но я должна вернуться домой. Я вспомнила об одном неотложном деле. Я составлю план, и завтра утром мы с герцогом приступим к занятиям.

– Очень хорошо, мадам.

Пруденс помахала в воздухе листком бумаги. Тристана позабавило, что она еще тяжело дышала и говорила слишком быстро и неразборчиво.

– Я тут составила перечень способностей герцога и поняла, что нам еще много предстоит сделать.

Ривс удивленно приподнял брови.

– Способностей, мадам?

Тристан сложил на груди руки и усмехнулся:

– Способностей, Ривс. Миссис Тистлуэйт подумала, что я, возможно, уже кое-что знаю из того, чем можно воспользоваться для встречи с попечителями, однако, порасспросив меня, она изменила мнение.

– Вздор, – заявила Пруденс. – Хотя вам действительно нужно поработать над манерами вообще. Пожалуй, мы начнем завтра с чего-нибудь совсем простого. Например, с завтрака.

Тристан медленно наклонился к ней, и, в конце концов, его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Миссис Тистлуэйт, я не ребенок, которому нужно напоминать вытирать свой рот.

Ее губы снова слегка раскрылись. Только на этот раз высунулся язычок и облизнул нижнюю губку.

По его телу прокатилась горячая волна. Эта женщина заставляет его чувствовать себя так; как тогда, когда он впервые ступил на борт корабля, – возбужденным, неуверенным в себе и... нетерпеливым.

Не подозревая о своем воздействии на Тристана, она взглянула на Ривса:

– Завтра я проверю его знания. Мы разыграем несколько типичных для общества ситуаций.

Ривс кивнул:

– Неплохая мысль, мадам!

– Мне это не нравится, – заявил Тристан, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. – Все это глупости. И пусть пропадут пропадом эти проклятые попечители – все до единого!

– Мадам, – сказал Ривс своим тихим голосом, – может быть, нам следует добавить к списку пункт относительно бранных слов и выражений?

– Он уже включен, – сказала она, взмахнув перечнем.

Тристан бросил на них сердитый взгляд.

– В этом мне не требуется никакой подготовки, Я хорошо знаю бранные слова и выражения.

Она презрительно фыркнула:

– Вы их знаете слишком хорошо.

Ривс кивнул.

– Может быть, нам следует найти какие-нибудь альтернативные выражения для вашего пользования, милорд?

– Например? – спросил он.

– Ну, скажем, «Ей-богу!» или «Клянусь Зевсом!» – предложила Пруденс.

– Это не для меня.

– Может быть, что-нибудь более колоритное? – сказал Ривс. – Вроде «Клянусь зеленым галстуком!»?

Пруденс, не сдержавшись, громко хихикнула.

– В жизни не слышал ничего глупее! – решительно заявил Тристан.

Взглянув на него, она усмехнулась:

– Или деньги, или ваши бранные слова – выбирайте сами.

– Не желаю я отказываться от всех своих пороков по прихоти кучки старых пустомель.

– Разумеется, милорд, – вкрадчивым тоном сказал Ривс. – Если мы потребуем, чтобы вы отказались от всех своих пороков, то от вас ничего не останется.

Пруденс попыталась удержаться от смеха, но ей это не удалось.

– Посмотрели бы вы на выражение своего лица!

Тристан лишь сердито нахмурил брови.

– Лорд Рочестер, – сказал Ривс, – позвольте заметить, что любое изменение носит лишь временный характер. После того как вы получите деньги, вы сможете снова вести себя так, как вам будет угодно.

– Только подумайте, – успокоила его Пруденс, – получив деньги, вы снова сможете стать тем же неотесанным грубияном, как прежде. А окружающие просто будут считать вас оригиналом.

Ривс кивнул.

– Мадам, пока вы работаете над тем, что перечислено в списке, я позабочусь о его одежде.

Тристан опустил взгляд на свою сорочку:

– Что вас не устраивает в моей одежде?

– С ней все в порядке, – сказала Пруденс, продолжая писать, – но только если вы будете носить ее в своем кабинете, когда там никого, кроме вас, нет. – Она закончила писать, перечитала написанное и взглянула на Ривса: – Как насчет правил поведения за столом?

– Как ни странно, но манеры поведения за столом у него отличные.

– Как ни странно? – сердито проворчал Тристан. – Мне не нравится, когда обо мне говорят так, словно я ребенок.

Пруденс сложила перечень пополам, положила на место перо и направилась к двери.

– Милорд, мы с Ривсом говорили о вас не как о ребенке, а как о проекте. – Остановившись возле Ривса, она бросила на Тристана многозначительный взгляд. – На данный момент, милорд, вы являетесь не чем иным, как проектом.

Тристану это слово не понравилось. Однако в присутствии Ривса он едва ли мог протестовать. Вместо этого Тристан отвесил леди насмешливый поклон и заявил в самой высокопарной манере:

– Возможно, у меня имеется собственный проект, мадам. До завтра.

Она медленно смерила его взглядом с головы до ног и повернулась к Ривсу:

– Вам придется также поработать над его поклоном. Он оставляет желать лучшего, как и его вокабуляр.

– Минуточку, – начал было Тристан.

Но она, вскинув голову, уже скрылась за дверью. Ривс поклонился Тристану:

– С вашего позволения я провожу леди до двери.

– Великолепная мысль. Проследите, чтобы она не оторвала дверную ручку.

– Я постараюсь предотвратить это, – сказал Ривс и, поклонившись еще раз, вышел из комнаты, оставив Тристана с полупустым котелком ромового пунша, странно опустевшим диваном и тревожным ощущением, что все в его жизни больше не будет таким, как прежде.

Коттедж погрузился в полную тьму, всерьез зарядивший ливень барабанил по стеклам окон и крыше. Одинокий всадник на крупном мерине обогнул последний поворот опасной дороги, вьющейся по склону утеса, и резко остановил коня у ворот. Вода с его шляпы и плаща каскадом падала на спину коня и стекала по бокам на землю.

Всадник, который уже давно насквозь промок, спешился и привязал коня к воротам. Нахлобучив поглубже шляпу, чтобы дождь не мешал видеть дорогу, он направился к входной двери.

Несмотря на неурочный ночной час, дверь, едва он успел постучать, открыл величественный джентльмен в черном костюме.

Прибывший стряхнул воду с плаща, снял мокрую шляпу и шагнул в дом.

– Меня зовут...

– Прошу вас, говорите потише, – приказал джентльмен, неодобрительно взглянув на гостя голубыми глазами. – В доме все спят.

– Да, конечно. Извините, господин. – Томми Беккет был не дурак. Он согласился выполнить это поручение за хорошую золотую монету. Сначала он думал, что пославший его мужчина – человек с деньгами. Но теперь, когда Томми собственными глазами увидел адресата, которому предназначалось послание, он засомневался. Стоявший перед ним человек выглядел так, как выглядят очень богатые люди. – Я приехал из Уитлоу. Привез записку от мистера Данстеда мистеру Ривсу. Это, случайно, не вы будете?

– Это буду я. Сказал ли мистер Данстед, когда он возвращается?

Томми покачал головой:

– Нет, не сказал. Он сказал только: «Томми Беккет, у меня есть для тебя поручение. Очень, очень важное поручение».

– Не замечал за Данстедом склонности к мелодраме. Удивительно, как меняют человека путешествия.

Что-то в его тоне не понравилось Томми, но он не был уверен, что именно.

– Он сказал мне: «Вот, Томми, отвези это тайное послание мистеру Ривсу. Это опасная поездка, но ты не беспокойся. Он тебя отблагодарит!»

– Разве он не сказал, чтобы ты вернулся к нему за монетой?

Томми поморгал.

– Ну-у, он действительно что-то сказал об оплате, когда я вернусь с письмом от вас. Но я подумал, что, поскольку дет дождь, вы, возможно, пожелаете и сами дать мне немного денег.

– Посмотрим. Где эта записка?

Томми посмотрел направо, потом налево, затем сунул руку в карман и извлек смятое влажное письмо. Он протянул его Ривсу, который сразу же поднес его к лампе, стоявшей на маленьком столике возле входной двери. Ривс быстро пробежал глазами послание, нахмурился и прочел его снова, причем на этот раз его брови медленно поднимались на лоб.

Мгновение спустя он сложил письмо, сунул его в карман и повернулся к визитеру, который стоял, оглядывая плащи, висевшие на вешалке в прихожей, словно мысленно прикидывая их стоимость.

– Хорошие новости, господин? – поинтересовался Томми.

– Довольно хорошие, – ответил Ривс и, достав из потайного кармана свое письмо вместе с золотой монеткой, протянул Томми: – Позаботься о том, чтобы мистер Данстед лично получил это письмо. Он его ожидает. – Дворецкий распахнул дверь. – Спасибо за работу. Надеюсь, это все.

– Да, господин. – Томми выглянул наружу, где по-прежнему лил дождь. – Нельзя ли мне немного переждать у вас, по крайней мере, до тех пор, пока дождь станет потише?

Дверь оставалась распахнутой.

– Нет. Думаю, что это было бы неблагоразумно. Ты хорошо поработал, я обязательно скажу об этом мистеру Данстеду. – С этими словами Ривс вежливо, но решительно выпроводил посланца из дома и закрыл за ним дверь.

После того как звук копыт коня Томми стих вдали, Ривс еще долго с задумчивым видом стоял в прихожей, прислонившись спиной к двери. Он дважды доставал из кармана записку и перечитывал ее.

Наконец, забрав с собой лампу, он направился в маленькую комнатку, которая была выделена в его распоряжение.

Слава Богу, что старый герцог уже умер. Ривс был уверен, что если бы он был еще жив, то это письмо наверняка вогнало бы его в. гроб.