Я в бешенстве. Какого хера она трубку не берет? Нарочно выбивает!
Практически ложусь на дверной звонок наших давнишних соседей в надежде что жена Кравца ещё не съехала.
Дверь нерешительно отворяется, и я вынужден опустить глаза на уровень ниже, потому что на пороге возникает «метр с кепкой» в растянутой футболке:
— Я-ярослав Сергеевич?.. — мямлит пухлыми губками и смотрит на меня такими глазами, будто призрака увидала.
Щурясь, приглядываюсь к девчонке, предпринимая попытку понять откуда она меня знает. Но быстро забиваю на это дело:
— Из взрослых есть кто дома? — требую нетерпеливо.
Теряется на секунду. Вздергивает подбородок:
— Я уже взрослая, — гордо.
Усмехаюсь:
— Ну как же, небось вчера восемнадцать исполнилось…
— Вообще-то мне скоро девятнадцать!
— И как скоро? — фыркаю, потешаясь над пигалицей.
— Через полгода, — выпаливает и тут же прикусывает обветренную губку. — А вы зачем пришли? — наконец доходит до неё спросить.
— Инструменты нужны срочно. Есть монтировка или ломик?
Скрывается в глубине коридора. Придерживаю дверь, и следую за ней, сильно сомневаясь, что эта малышня способна отличить монтировку от отвертки.
Подтягивает стул и влезает на него, открывая дверцы антресоли над аркой. А я от неожиданности подзалипаю на округлых бёдрах, что оказались вдруг почти на уровне моих глаз. Стройные ножки.
Привстает на цыпочки, отчего футболка натягивается на упругой попке, обнажая краешек хлопковых трусиков-шортиков с принтом из мелких пингвинов.
— И правда… взрослая, — ухмыляюсь я, отдёргивая себя от созерцания девичьих округлостей.
— Ой, — слышу прежде, чем мне по голове прилетает чем-то тяжелым, едва не вынуждая меня осесть. — Простите! Вы так тихо вошли… Я думала за дверью подождёте, — оправдывается девочка и обхватив меня миниатюрными ладошками за голову, склоняется дабы изучить нанесённое увечье.
Ворот ее футболки оттягивается, и я едва слюни не пускаю от вида покачивающейся перед глазами девичьей груди. Налитая такая. Спелая. А пахнет от неё какой-то детской жвачкой, типа баблгам.
Мля… Ещё этого мне не хватало!
— Это ты чем меня так? — шиплю я, потирая темечко.
Очевидно кармой! А вот нехер потому что, Ярый, на малолеток заглядываться.
— Монтировкой же, — бормочет покаянно, не отпуская мою голову.
Значит все же шарит в инструментах. Удивила. С виду ведь принцесса бестолковая.
Девочка дрожащими пальчиками перебирает мою густую шевелюру, очевидно в поисках крови:
— Тяжёлая она, вот и чуть соскочила. Я же не знала, что вы войдёте без приглашения! — ворчит наставительно.
Стыдно ей видать, вот и старается ответственность за содеянное разделить.
А мне на мгновение почему-то кажется, что оно того стоило, — по голове схлопотать, —чтобы вот так кто-то поволновался обо мне. Забыл я уже подобное чувство.
— Очень больно, да? — едва не плача выдавливает девочка. А я не могу перестать на неё пялится.
Может у меня сотряс от ее душевного приема?
Ощущения какие-то странные. Хочу, чтобы она продолжала свои неторопливые поглаживания по моим волосам, только горизонтальную плоскость принять бы. Мне. Голову ей на голые коленки сложить, чтобы она остаток ночи это продолжать могла.
И лизнуть островок бледной незагоревшей кожи на ее груди… И ротик ее сладкий попробовать…
Ух, Ярый, твои желания тянут уж если не на срок, то как минимум на нехилую головную боль.
Отвожу наконец взгляд от молочной груди и прихватив девочку за талию стягиваю со стула, дабы она уже перестала вырабатывать во мне тонны тестостерона.
Ставлю на пол. Взгляд на пигалицу сверху вниз немного отрезвляет. С такого ракурса ей хочется разве что по жопе дать, за то, что двери всяким мужикам в таком виде открывает!
Однако руки все еще отлепить от стройной талии не могу. Пахнет от неё охеренно. Уже даже не лизнуть… сожрать хочу! Кажется, уже и ракурс не помогает.
Огромные глазища наивно распахнуты. Не догадывается девочка, какого зверя в дом впустила:
— Еще раз вот так дверь среди ночи откроешь, и тебя оприходует прямо у порога какой-нибудь злой дядька типа меня. Поняла?
Шумно сглатывает:
— Да кто бы такое стал делать… — мямлит шокированным шепотом. — У нас тут все свои…
— Поверь, на такое сочное тело быстро найдётся мудачье. Даже среди своих, — говорю нарочито грубо, чтобы напугать.
Однако лазурные глаза будто поплыли под моим взглядом. Блестят как от лихорадки. Бледные щёки раскраснелись, и зубки снова поймали нижнюю губу.
Это ещё что такое?
Хищно щурюсь от ощущения, что нихрена я ее не напугал:
— Никаких ванильных глупостей, — одергиваю ее, чувствуя, что девичья фантазия сглаживает мой посыл, превращая угрозу в комплимент. — Жестко. Так, что ты потом неделю ходить не сможешь, если вообще выживешь. И в такие места, о которых ты даже думать стеснялась, — сдавленно хриплю я.
Да, именно так я люблю, жестко, бесцеремонно… Что совершенно не подходит неопытным малышкам вроде неё.
Однако наблюдаю как она будто в предвкушении облизывает губку.
Понимаю, что куколка мне попалась непростая, потому усиливаю натиск, проводя по ее влажным створкам большим пальцем:
— Твоим ротиком ещё бы леденцы сосать. Но будешь непослушной девочкой — распнут тебя прямо тут на полу и затолкают в рот такой чупа-чупс… чтобы в самое горло, потихоньку растягивая…
— Ярослав Сергеевич… — выдыхает.
У меня от этого ее «Ярослав Сергеевич» в паху сводит.
А она дрожит. Ну может хоть теперь от страха?
Заглядываю в голубые глаза и наконец понимаю, что это за чувства у неё странные плещутся в синих омутах. Передо мной, собственной персоной — влюблённая дурочка.
Ещё этого мне не хватало. Оказывается, по соседствуют с бабулей проживает моя фанатка?
Вот черт, я же совсем забыл! Оставляю девчонку и схватив монтировку решительно направляюсь к соседней двери.
Стискиваю кулаки, когда среди ночи на телефоне высвечивается невинное «Красная шапочка».
Мля… Я целые две недели ждал, что она найдёт повод позвонить. Как пацан представлял себе, как отошью ее, чтобы не повадно было к серым волкам больше соваться. Но эта глупая мелочь все не звонила, и я уж решил, что девочка и без моей грубости все поняла. А теперь я уже и не припомню всех заготовленных лекций для проучения невинных девиц. Да и почему отшить хотел — тоже если честно…
Просто хочу услышать ее голос до ломки в теле:
— Да! — немного несдержанно рявкаю в трубку.
Меня бесит, что я хочу то, что нельзя. И контролировать это походу не очень-то получается.
— Ярослав Сергеевич, тут бабушка…
Ее напуганный шёпот отрезвляет:
— Что с ней?!
— Плохо ей. Скорую отказывается. Я решила вам позвонить…
— Быстро в скорую звони. Ей скажешь, что я вызвал. Скоро буду!
Врываюсь в квартиру ба, и торможу, обнаружив в проеме, ведущем в спальню Веры Петровны, это чудо в растянутой майке. Стоит, нервно кусая ногти. Судя по звукам из комнаты, наблюдает за работой фельдшера со скорой.
Подхожу вплотную, буквально поглощая каждой клеточкой кожи тепло ее манкого тела. Как бы невзначай, накрываю ладонью ее бедро. Вздрагивает, и поднимает взгляд, который тут же начинает плавиться при виде меня:
— Ярослав Сергеевич, — от того, как она мучительно выдыхает мое имя, у меня мозги начинают закипать.
Ждала, маленькая…
Ну что, Ярый? Где там твои речи заготовленные? Чего же не отшиваешь девочку?
Да потому что и сам ждал нашей очередной случайной встречи!
Кажется, это были самые долгие две недели в моей жизни. Хочется коснуться губами ее лба, так по-свойски, успокаивая, что я рядом. А потом стиснуть в объятиях, присвоить, жестко так, как я люблю. Да только…
— Ярослав, ты пришёл? — слабо говорит ба, явно намереваясь одернуть меня от невинной «красной шапочки».
— Да, бабуль. Как ты себя чувствуешь?
— О, вот и родственник пожаловал, — реагирует на мое появление фельдшер. — Вера Петровна отказывается от госпитализации, может вы повлияете?
— А чего тут влиять? — резко отзываюсь, бросив на ба неодобрительный взгляд. — Надо-так надо!
— Не хочу, Ярослав! Помирать, так на родной постели!
— Рано помирать, баб Вер, — влезает Олеся. — У вас всего-то гастрит обострился. Подлечат, и домой отправят — еще столько же проживете. А так только промучитесь несколько дней, и все равно ж потом сдадитесь. В прошлый раз так и было!
Бабушка смотрит на неё испытующе, затем переводит взгляд на меня:
— Ну знаете ли… — фыркает, поднимаясь на ноги, будто у неё вовсе и ничего не болит. — Объединились против меня значит! Доктор, пойдёмте же, не будем задерживать карету!
— Ба, я провожу…
— Не сметь! — приказным тоном. — Я ещё не настолько беспомощна.
Кто бы спорил. Мою бабулю можно было бы с собой на стрелки брать, врагов пугать. Уж эта бодрая старушка не только спину прикроет, но и всех недоброжелателей выпорет, и меня заодно, чтобы неповадно было в неприятности ввязываться.
Я все же провожаю упрямую старушку к машине скорой, и помогаю расположиться поудобней, выдавая ЦУ медработникам, относительно того, в какой частной клинике высадить пассажирку, и смягчая свой приказной тон парочкой оранжевых купюр.
— Я следом поеду, — киваю бабушке.
— Не надо, — отрезает Вера Петровна. — Тебя все равно среди ночи в отделение ко мне не пустят — только бензин зря прокатаешь.
— Меня-то? Не пустят? Ба, я тебя может удивлю, но в наше время деньги способны открыть любые двери. В любое время.
— Вот и оставь при себе! Ишь, козыряет он! Хочешь быть полезным — лучше за ребёнком присмотри. Она после моих кризисов всегда норовит в обморок свалиться.
Не сразу понимаю, о каком ребёнке речь. Но когда до меня доходит, кошусь на окна Олесиной квартиры, угадывая безошибочно, потому что они сейчас единственные во всем доме, где горит свет.
На теле каждый волосок поднимается, — и не только волосок, — когда мерещится мне, что она меня сейчас ждет. Вообще с первой встречи с ней впечатление, будто она меня и ждёт всю жизнь. А от того так и тянет к ней — проверить.
Ох, чую дурная это затея… Прямо-таки чертовски хреновая!
Попал ты, волчара, попал в капкан, выставленный невинной Красной шапочкой. При этом я даже не понимаю, на что она меня так зацепила, как карпа за жабры. Она же даже не в моем вкусе, вообще прям! Я люблю длинноногих моделек, опытных баб. А это… какая-то ошибка. Сбой в моей системе.
Фигуристая — не спорю. Но видал я и посерьёзней формы на своём веку. Пластика-фантастика в основном, конечно, но с каких это пор мой радар начал на натур продукт срываться?
Тогда что? Что в ней такого, что я напрягся так?
Ну не на влюблённые же детские глаза повелся? Не. Этого геморра мне и даром не надо.
Уже подхожу к ее квартире, и прислушиваюсь к ощущениям. Вот именно это чувство, такое приятно щекочущее в груди, покоя не даёт. Чувство, что за этой дверью меня очень ждут. Да не просто ждут, а очень даже рады каждому моему визиту. Странное ощущение.
Вот Вера Петровна вечно ворчит, что заждалась. А брат, тот вообще, как ребёнок рыдал, когда я присел на год. Тоже ждёт, засранец. Да и разве мало баб, которые меня вечно в каком-нибудь отеле ждут?
Но все не то!
Хочу, чтобы эта малышка меня каждый день дома встречала. Так ждать как она никто не умеет…
Да только, не могу я себе такой роскоши позволить. Снова. Не заслужила она такой судьбы, как у моей бывшей…
Вставляю в замок ключ, который Олеся мне собственными руками вручила, и бесшумно прохожу в квартиру.
Тихо. Может уже спит?
Или все же в обмороке, как ба предрекала. Резко заглядываю в комнату и обнаруживаю, как моя «ошибка» стягивает с головы футболку. Вот дьявол ее раздери!
Спинка худенькая, даже рёбра видны. Узкая талия возбуждающей волной переходит в аппетитную задницу.
И что я сделала не так?
Мне показалось, таким как он не нравятся девственницы, поэтому после недолгих раздумий и ляпнула про других мужчин. А он… взял и ушёл.
Кажется, я готова душу дьяволу продать, за зыбкую надежду, что он станет моим первым. Моим мужчиной. Боже, кажется у меня все, начиная от ногтей на пальцах ног, и заканчивая волосами умудрилось мурашками покрыться. Ярослав Сергеевич Волков — мой мужчина…
Стараюсь не хихикать как идиотка, когда иду по больничному коридору, направляясь в палату бабы Веры. Я вообще-то гость-нелегал, который к тому же пытается протащить пациенту контрабанду.
Все дело в том, что я не додумалась захватить с собой документы, когда сегодня везла Вере Петровне ее вещи из дома. А в этой навороченной частной клинике довольно строгая пропускная система. Поэтому пришлось схитрить и напялить свой сестринский халатик, который ехал со мной на практику, и прикинуться медсестрой, светанув перед носом охранника зачеткой как пропуском.
Заскакиваю в палату, и в непонимании озираюсь. И где она, спрашивается? Должно быть на процедуры увезли.
Бросаю нервный взгляд на часы, и понимаю, что на все хотелки бабы Веры у меня уже просто не хватит времени. Я уже нехило опаздываю.
Подскакиваю к высокой больничной койке и принимаюсь осторожно выуживать из кармана контрабанду.
Сигареты. Вернее, всего-то одну, которую мне с трудом удалось стрельнуть у больницы. То ли люди такие зожники пошли, то ли мой вид не вызывал у них доверия, — почти все, бросив на меня укоризненный взгляд, старались поскорее ретироваться.
Вот же дал бог соседку — ставит меня в неловкое положение. Но и отказать я ей не в силах. Во-первых, потому что она не увлекается обычно вредными привычками, да такие просьбы от силы раз в полгода задвигает. А во-вторых, уж сколько раз она меня за мои восемнадцать с хвостиком выручала. Нянчилась со мной, когда я маленькая была. А постарше я к ней уже сама по привычке ходила. Помню я всегда надеялась, что Ярый в гости к бабуле зайдёт, чтобы хоть одним глазком его увидеть. А в итоге и его чаще не дожидалась, так ещё и терпела насмешки засранца Славика — младшего брата моей первой и единственной любви.
Бывало Ярый все же заглянет, и я, затаив дыхание, забивалась в угол кухни, с придыханием наблюдая, с каким аппетитом он уплетает бабушкины харчи. Собственно, и готовить меня баба Вера научила. Маме некогда было, а я хотела чтобы однажды Ярый и мою стряпню с таким же удовольствием поглощал.
Вот и дождалась…
Вспоминая с каким удовольствием он прошлой ночью отзывался о моей готовке, невольно улыбаюсь. Но тут же одергиваю себя, припомнив, чем в итоге закончилась наша беседа.
Тянусь к тумбочке, что у кровати, чтобы выложить в неё папироску, когда слышу, как щёлкает дверь.
— Баб Вер, я все добыла, как просили, но только давайте больше без столь экстравагантных заказов, — ворчу, поворачиваясь к двери. — Ой!
Зверь. Самый настоящий. Стоит и глядит на меня своими хищными глазами. А я теряю дар речи и от неожиданности выпускаю из рук контрабанду, роняя ее на пол, и надеясь, что она затеряется где-нибудь под койкой.
— Какие люди, — цедит Ярый, медленно надвигаясь. — Оказывается в одежде ты тоже ничего. Особенно в такой…
Кусаю губы, пытаясь мысленно заставить себя не краснеть от его сомнительных комплиментов.
Он оказывается достаточно близко, чтобы я почувствовала себя какой-то мелкой. Даже несмотря на то, что на мне сегодня босоножки на внушительной платформе, он все ещё на целую голову выше меня. Глядит с некоторым пренебрежением. А я не могу отделаться от желания прикоснуться к нему.
— Медсестричка, значит? — кивает на мой халат и мне кажется, что взгляд тёмных глаз непозволительно долго задерживается на моем вырезе.
— П-почти, — не смею ему соврать.
— И чем же нынче у нас лечат такие миленькие медсестрички? — с этими словами он вдруг опускается на корточки и к моему безмерному стыду без труда отыскивает на полу тонкую сигаретку.
Ярый почему-то не спешит подниматься, от чего мне становится неловко. Задумчиво крутит в руках папироску, и медленно-медленно скользит едва ли не осязаемым взглядом по моим ногам. Задерживается на слегка распахнутом подоле моего халата. У меня под ним тонкие хлопковые шорты, и я чувствую, как с каждой секундой, что Ярый смотрит на них они пропитываются влагой. Шумно сглатываю, невольно стискивая бедра.
Ярый облизывает свои губы, и прикрыв на мгновение глаза, все же поднимает на меня взгляд:
— И что это такое? — грозно спрашивает.
— Эт-то? Я… хочу…
— Я о сигарете, Олеся, — прерывает он меня ещё прежде, чем я успеваю ляпнуть какую-нибудь глупость.
Вот черт! Ну и как я собираюсь теперь выкручиваться? Более неловкой ситуации я себе и представить не могла.
Ярый поднимается на ноги, и устало опускается передо мной на больничную койку. Потирает переносицу:
— Смотрю, тебя воспитывать больше некому? Тогда этим займусь я, — он устремляет на меня яростный взгляд. — Ещё хоть раз увижу тебя с сигаретой, получишь по заднице. Поняла меня?
Дверь откроешь — по заднице, с сигаретой — по заднице… У него все одно.
Молчу, раздосадовано думая, что он похоже только грозиться горазд, а исполнять свои угрозы и не собирается.
— Иди ко мне, — требует он, маня пальцами.
Не раздумывая подхожу ближе, становясь между его раздвинутых бёдер. Большие ладони вдруг ложатся на мою талию, и скользят вниз. Его пальцы обшаривают карманы моего халата и бесцеремонно ныряют под полы.
Стою, не смея пошевелиться. Мужские руки ощупывают шорты, как бы невзначай скользя шершавыми пальцами по обнаженной коже.
— Где остальное? — хрипит он, поднимая на меня взгляд, но так и не отрывая ладони от моих бёдер.
— Ч-что?
— Остальные сигареты? — рявкает он, и будто бы не нарочно стискивает руки, сминая мою плоть.
— Больше нет, — мямлю я.
— Не ври мне, — одергивает, сжимая мои бедра до сладкой боли. — Я же чувствую, что от тебя пахнет табаком.