Надя бралась за телефон с самого утра. Доставала из сумочки визитку, в очередной раз читала имя своего таксиста, смотрела – номер, даже начинала вводить его на смартфоне. Но каждый раз клала со вздохом, стирала.
Страшновато.
А что, если ее ложь откроется? Тем более, что плюс к тем трем друзьям она собирается взять на природу еще одного мужчину. Взрослого, между прочим, старше всех.
И ведь если этот взрослый мужчина решит ее добиваться, то отбиться от него будет куда сложнее, чем, допустим, от Мишки Королева.
К тому же, дед, вышедший в магазин, мог вернутся в любой момент. И если он услышит, что она разговаривает по телефону с незнакомым мужчиной…
Что тогда будет, Надя старалась не думать.
Пару раз приподняла сумочку, убрала в нее телефон, достала, убрала снова. «Позвоню с улицы, из маршрутки или из метро», – подумала она.
Позвоню. Не могу не позвонить! Хоть иногда может она позволить себе немного жизни?
Выходя из дома, Надя нервно, с опаской, посмотрела на вернувшегося деда и скользнула к двери.
Кир Олегович, заметив ее испуганный взгляд, ловко поймал ее за локоть, притянул поближе и заглянул в лицо.
– И что у нас случилось на этот раз? – спросил он, с подозрением рассматривая ее.
– Отпусти. Я на зачет опаздываю! Вот и волнуюсь! – ответила Надя. И не соврала: в полдень у нее зачет, готова к которому она была, прямо скажем, не очень хорошо.
– Ну ладно, ладно, – пошел на попятную Кир Олегович, отпустил ее, и Надя выскользнула за дверь. Облегченно вздохнула и побежала к маршрутке.
Выйдя из маршрутки, она привычно оглянулась по сторонам.
Нет, конечно Кир Олегович не выглядывал из-за куста. Но Надя снова ощутила на себе чужой взгляд, как тогда, у торгового центра. Просто на этот раз он не буравил ее, а словно бы скользил по ней. Как будто человек наблюдал за ней и скрывал это, как шпион.
Надя пригляделась. За остановкой стоял высокий незнакомый мужчина в спортивной куртке. Когда она посмотрела на него, он тут же уткнулся глазами в экран смартфона. Точно она поймала его с поличным.
Надя сглотнула, вцепилась в ручку сумочки и нырнула в толпу, идущую в метро, в надежде в ней затеряться.
Она не позвонила таксисту Игорю ни из маршрутки, ни от метро, ни от института. Вообще не позвонила.
Боялась. Дед хорошо показал, что чует ее обман. Еще дай Бог, чтобы поездка не сорвалась.
В десять утра Игорь стоял в своем кабинете и, сложив руки на груди, смотрел в огромное окно вниз, на Москву. По проспекту ездили машины, по тротуару бегали маленькие, как жучки, люди – каждый по своим делам.
Еще до работы таксистом Игорь много раз так же глядел вниз из своего кабинета. И думал: «Высоко я забрался». В буквальном и переносном смысле. В обоих.
При этом не испытывал превосходства. Другое. Ощущение, что он – заперся в башне, а настоящая жизнь проходит внизу. Неустроенная, бестолковая, полная неурядиц, но настоящая жизнь.
Сейчас он ждал психолога даже с каким-то волнением. Что-то тот скажет про его… хм, про девушку Надю.
Специально освободил сорок минут своего бесценного времени, чтобы поговорить с этим Смирновым. Вдруг он сможет «поставить диагноз» с его, Игоря, слов. Или, допустим, подскажет, чего Игорю ждать.
Штатный психолог Андрей Смирнов пришел ровно в десять, собранный, как солдат. Явно взволнованный. Ну а что? Не каждый день тебя вызывают к главному начальнику, небожителю, можно сказать. И чего ждать, совершенно непонятно.
Игорь усмехнулся про себя. Он прекрасно догадывался, что может чувствовать человек, когда его вот так внезапно вызывает «Сам».
Это был мужчина средних лет, темноволосый с пробивающейся сединой, вытянутыми вперед чертами лица и внимательными глазами, как у многих людей его профессии.
– Садитесь, Андрей… Витальевич, – сказал Игорь доброжелательно. – Что пьете, чай, кофе?
– Зеленый чай, благодарю вас.
– Саша! – Игорь вызывал секретаршу. – Будьте любезны, мой ристретто, – Игорь предпочитал черный, крепкий и очень горький кофе. Это как-то… заводило, придавало жизни вкус. – И зеленый чай. Итак, Андрей Витальевич, – начал Игорь, – не удивляйтесь моему приглашению. Мне всего лишь нужна консультация… по поводу одного человека.
Психолог явно испытал облегчение:
– Все, что в моей компетенции, очень рад быть полезен вам, Игорь Александрович.
– Я расскажу вам про поведение этого человека и хочу, чтобы вы поставили хотя бы приблизительный диагноз… Подождите! – Игорь поднял руку останавливающим жестом, заметив, что психолог явно собирается возразить. – Я отдаю себе отчет, что поставить точный диагноз врач может, лишь лично понаблюдав за пациентом. Но я и не прошу об этом. Я хочу получить всю информацию – любую, весь анализ, что возможен с моих слов. Хочу услышать вашу трактовку. Не более того.
– Игорь Александрович, этот человек… простите… это ведь молодая женщина? – осторожно спросил психолог.
– Да, – усмехнулся Игорь и пристально посмотрел на него: – Вы все поняли правильно. Это интересующая меня женщина. Что же… Ситуация такова… – Игорь насколько мог точно описал все странности, что заметил вчера у Нади, избегая подробностей о том, где, как и почему он встретил эту девушку.
Андрею Витальевичу совершенно не обязательно сообщать, что гендиректор «подрабатывает» водителем. Об этом вообще знали лишь Артем, Денис и еще пара приближенных помощников.
– Существует ли какое-либо известно вам психологическое отклонение или заболевание с такими симптомами? – закончил Игорь.
Пару секунд Андрей Витальевич молчал, потом отставил чашу с чаем.
– Есть, – весьма твердо сказал он. – Разумеется, не видя пациентку, я не имею права утверждать точно. Но из вашего описания четко следует, что девушка… к сожалению… страдает весьма опасным психологическим расстройством. Трудно излечимым, и неизвестно, излечимым ли вообще. В какой степени страдает – пока не ясно. Возможно, вы видели ее во время обострения, а в периоды затишья ничто не выдает в ней этой аномалии. Возможно, ее провоцировала какая-то стрессовая ситуация, поэтому вам удалось заметить ее странности А возможно, она, напротив, сдерживалась при вас, опасалась демонстрировать нестандартное поведение в полной красе. Поэтому говорить о степени тяжести – сложно. Но, так или иначе, на лицо все симптомы ОКР – обсессивно-компульсивного расстройства. Возможно, вы слышали о таком, Игорь Александрович. Хотя, вряд ли. Вы ведь сами не склонны выполнять ритуалы, не верите в приметы и разве что посмеетесь, если кто-то скажет вам, что, прикасаясь к холодной ручке сумочки, можно, например, защититься от негативно воздействия или сбросить отрицательную энергию.
– Разумеется, мне никогда не приходило в голову ничего подобного, – криво усмехнувшись, ответил Игорь.
Честно говоря, слова психолога его совсем не обрадовали. Опасное заболевание, трудно излечимое. Неизвестно, излечимое ли вообще.
Выходит, вчера он действительно разговаривал с сумасшедшей?
Бедная Надя.
– Хотите сказать, совершая эти странные действия, она пытается защититься от какой-то опасности? – уточнил Игорь.
– Да, примерно так. Суть этого недуга…
Андрей Витальевич помолчал, потом продолжил:
– Суть практически полностью отражена в названии. Это разновидность тревожного расстройства. Человек с повышенным уровнем тревожности испытывает обсессии – навязчивые мысли о некой опасности. Например, он может постоянно думать о том, что на всех поверхностях – на столе, на дверной ручке и тому подобное – много микробов и он может заразиться опасным заболеванием. А чтобы защититься от этой опасности он выполняет «ритуальные» действия – компульсии. В примере со страхом заражения – постоянно моет руки. Выполнение ритуала приносит временное облегчение, но на самом деле лишь укрепляет болезнь. Встречаются разные формы. В классической есть и четко выделяемый конкретный страх, конкретные навязчивые мысли и конкретный набор действий, чтобы справиться именно с ним. А бывает, что «ритуальная» составляющая не выражена. Человека просто одолевают назойливые образы, с которыми он не в силах бороться. Или, напротив, он испытывает лишь общее странное беспокойство, но совершает множество безосновательных действий, чтобы подавить его. Судя по тому, что вы говорите, у девушки, вероятнее всего, эта разновидность. Не исключено, что она давно забыла, чего именно боится и против чего направлены эти жесты руками. Но именно они помогают ей приглушить тревогу.
– Но это ведь не так страшно, как, допустим, шизофрения? – резковато спросил Игорь. Ему хотелось как-то оправдать для себя Надю. Сделать ее в своих глазах более здравомыслящей. Не хотелось верить, что девушка, так внезапно запавшая ему в душу, столь сильно далека от нормальной жизни. И… от него. Совершенно адекватного. Ведь вряд ли его собственную работу таксистом можно назвать каким-нибудь отклонением.
– Конечно, – успокаивающе кивнул Андрей Витальевич, – я, наверно, сгустил краски. Приношу извинения за это. Шизофрения – это серьезное расстройство личности. Человек подчас меняется до неузнаваемости и редко понимает, что с ним что-то не так. Знаете, известно выражение: «Сумасшедший никогда не признает, что он болен». Нет, с ОКР не так. Это, скорее, именно невротический сбой у обычной в остальном личности. Сами люди с ОКР понимают, что совершают нечто странное, – по этой причине часто испытывают чувство вины и гнобят себя. Но не могут справиться со своей тревогой и вынуждены снова и снова выполнять свои «магические» действия, чтобы предотвратить «страшную – беду». Как правило, они даже могут назвать момент, когда это началось, когда они впервые испытали ужас и поняли, что нужно делать, дабы – предотвратить «катастрофу».
«Интересно, чего же боится Надя?» – подумал Игорь. Почему-то ему казалось, что в ее случае опасность может быть совершенно невыдуманной и даже не слишком преувеличенной.
Ну, по крайней мере, ему хотелось так думать.
– К тому же, – продолжил психолог, – это достаточно распространенное расстройство. Согласно официальной статистике около трех процентов населения страдает ОКР той или иной тяжести. И это только учтенные случаи: множество людей с такими симптомами никогда не обращаются за медицинской помощью. То есть на самом деле их намного больше. Есть данные, что до тридцати процентов людей демонстрируют те или иные признаки ОКР. Да это и не удивительно. «Магическое мышление» – совершение ритуала, чтобы предотвратить беду, свойственно человечеству. Можно вспомнить примитивные верования. Совершение обрядовых действий, чтобы не пришла засуха или не налетел ураганный ветер и не побил посевы. Во все времена люди хотели выживать и, будучи не в силах справиться со стихийными бедствиями или, допустим, страшными заболеваниями, привлекали религиозные или магические церемониалы, чтобы отвести эту неконтролируемую опасность. По сути, это попытка контролировать то, что контролировать невозможно. Ну… это немного мое мнение, – психолог улыбнулся.
– Почему тогда у одних развивается подобное отклонение, а у других – нет? – с интересом спросил Игорь.
– А вот это сложный вопрос, – усмехнулся Андрей Витальевич. – Гипотез – много, но ни одна полностью не доказана. Предполагают генетические причины, наследственность, сдвиг в биохимии мозга и некоторое нарушение его работы. Предполагают и травматическую природу, то есть развитие чрезмерной неконтролируемой тревожности под воздействием стресса. Нередко ОКР развивается у тех, кто воспитывался в условиях жесткого контроля, требовательности к себе, в режиме тяжелых, например религиозных ограничений. В любом случае, расстройство, как правило, развивается у стрессированных личностей, что не исключает природную склонность на уровне биохимии мозга. Ведь, действительно, в одной и той же экстремальной ситуации у одного человека страдает психика, а у другого – нет.
Психолог замолчал, видимо, ожидая следующего вопроса, а Игорь задумался.
– А что, если опасность, с которой пытается справиться этот человек, реальна? – спросил он наконец.
– А это и есть реальные угрозы, – психолог внимательно посмотрел на Игоря. – Все, чего боятся такие больные, вполне реально. На дверной ручке действительно полно микробов, любой родственник действительно может умереть. Страдающие расстройством лишь преувеличивают риск, мысли о нем более навязчивы чем у обычных людей. Возможно, изначально спусковым крючком для страхов был какой-то конкретный случай, когда небольшая привычная нам опасность сыграла серьезную роль. Например кто-то действительно заразился и умер, а пациент услышал об этом, и его мысли начали крутиться по кругу… Существенной частью терапии как раз является разбор того, насколько обоснованной является тревога. Под руководством психотерапевта, разумеется. Сами больные могут приводить себе любые разумные доводы, слушать доводы близких, но мозг найдет одну на миллион возможность, что страшное все же случится, и продолжит тревожиться.
– То есть всегда есть и какой-то весомый настоящий повод, в прошлом например? – перебил его Игорь.
– Скорее всего, да, – ответил Андрей Витальевич.
– Хорошо, – Игорь сложил руки на груди и встал. – Тогда я хотел бы услышать ваш прогноз. Может ли этот человек стать нормальным… хотя бы в перспективе?
– Это зависит от тяжести заболевания. К тому же, диагноз ведь не подтвержден в нашем случае. Мы с вами лишь рассуждаем. ОКР – коварная штука. В спокойной ситуации человек может расслабиться и заболевание отойдет на задний план, притаится, затихнет. А проявится лишь при возникновении следующего стресса. В любом случае, для полного – или условно полного – излечения требуется и работа со специалистом, и очень много усилий со стороны самого больного. И помощь близких, разумеется…. Игорь Александрович, вы позволите мне высказать свое личное мнение?
– Разумеется, для этого я вас и пригласил.
Андрей Витальевич посмотрел на него с долей сочувствия и в тоже время с некоторой хитринкой: мол, я понимаю, к чему весь этот разговор.
– Во-первых, девушке, конечно, необходимо проконсультироваться с психотерапевтом. Во-вторых… понимаете, Игорь Александрович, люди с некоторыми психологическими отклонениями бывают очень привлекательны. Они манят своей необычностью, некой эмоциональной яркостью. Но, имейте в виду, огромному числу страдающих ОКР не удается построить отношения с противоположным полом.
– Я вас понял, – кивнул ему Игорь.
В течение времени, что осталось от «аудиенции», он задал психологу еще несколько вопросов. Например о том, как именно могут помочь больному этим расстройством окружающие люди.
Когда они расстались, настроение у него было ниже плинтуса. Потому что он не мог отпустить девчонку просто так. А что с ней делать – теперь совершенно непонятно.
Не шизофрения. Но… каким образом он вообще может оказать ей поддержку?
Ясно было одно: Надя никак не виновата в своих психологических проблемах. Он ощущал какую-то упрямую, яркую уверенность в этом. И от этого испытывал щемящее сочувствие, сливавшееся с нежным, трогательным образом, стоявшим перед глазами.