Есть особая жестокость в весенних вечерах, когда весь мир расцветает, а твоя душа гниёт изнутри. За окном золотились крыши, влюблённые парочки гуляли, держась за руки, дети носились по дворам с криками радости. Жизнь била ключом везде, кроме нашей квартиры.
Я сидела с бокалом вина, слишком частым спутником последних месяцев, и смотрела на эту идиллию сквозь стекло. Стекло между мной и настоящей жизнью становилось всё толще. Сначала появились трещины, потом паутина разломов, а теперь я будто смотрела на мир из-за мутной, искажающей правду преграды.
Дочка спала. Муж опаздывал. А его вторая жена задержалась на шопинге...
Господи, как абсурдно это звучит даже в моих собственных мыслях.
Ласковый весенний вечер позолотил крыши домов, раскрасил стёкла окон, как грани огромного калейдоскопа. Цветущие деревья насытили воздух сладковатым ароматом и одели его лёгкой нежно-розовой вуалью. На клумбах распускались нарциссы и тюльпаны. По дворам с визгами носились ошалевшие от первого тепла мальчишки и девчонки. Родители прогуливались рядышком, держась за руки и тихонько целуясь, когда их отпрыски не видят. Счастливые. Пока счастливые. А может, и нет. Возможно, всё это одна лишь показуха, а дома все они снимают маски и изводят друг друга ненавистью и придирками.
Моё настроение было полной противоположностью безмятежным весенним сумеркам. На столе стоял бокал вина, слишком частый гость в последнее время. Однако по-другому я не могла заснуть. Душила злоба и обида, боль и отчаяние.
Дочка уже спала, мой муж, Виталий, ещё не вернулся с работы, а его вторая жена (младшая, скользнула в голове ехидная мысль), таскается по очередным спа и шопингам. Я беззвучно рассмеялась, мне казалось, что я скоро сойду с ума. Мозг упорно отказывался принимать эту клоаку, что у нас звалась семьёй.
Ведь всё было идеально, почти идеально. До поры.
Мы познакомились, когда я только закончила колледж, получив престижную профессию бухгалтера. Как радовалась мама, когда показала ей диплом. Мы жили в деревне, в получасе езды от маленького городишки, и каждый выпускник небольшой, неказистой и обшарпанной сельской школы мечтал получить специальность, которая позволит вырваться из нашего захолустья.
На лето устроилась работать в крохотную фирму, где всего персонала было три человека. Однако меня это не смущало, для практики было достаточно, и зарплата радовала. Мои первые деньги! Тогда-то на пороге нашего офиса и появился он. Нет, не так. ОН! Красивый, импозантный (как мне тогда казалось) мужчина. Мечта нашей секретарши, Светочки.
Виталий заехал обсудить какие-то дела с шефом, а потом завёл беседу: легко, непринуждённо, ненавязчиво. Сама не успела опомниться, как уже собиралась на первое свидание. Всё было шикарно. Меня, деревенскую девчонку, впечатлить было нетрудно. Максимум, где я до этого бывала: дискотеки в сельском клубе или «шашлычка» на въезде в город, куда мама водила меня иногда со своей мизерной зарплаты. Старалась порадовать хоть чем-то. Отец беспросветно бухал, но нас с мамой никогда не обижал. Мне вообще казалось, что он живёт в какой-то своей параллельной реальности.
Виталий отвёз меня в небольшое кафе, где подавали еду в фарфоровых тарелках, вместо бумажных, и не воняло дымом от мангала. На каждом столе стояла свеча, мерцая от лёгкого сквозняка, и мне казалось, что красивее места я и не видела. Роман захватил меня с головой. Мама предостерегала, просила не бросать работу, пожить для себя и не торопиться с детьми, но уши мои слышали лишь Виталия, который твердил, что работа – удел несчастных женщин.
Через полгода герой скороспелого романа сделал предложение, мама просила подождать, но я согласилась и через месяц стала госпожой Аверьяновой Александрой Владимировной.
Мы переехали в город, административный центр нашей области, но для меня он был настоящей столицей. Большой, шумный, красочный, с мириадами манящих ночных огней. Виталий служил в прокуратуре и сразу после свадьбы получил повышение, что и позволило нам перебраться в шикарную квартиру, подальше от моей деревеньки.
Я с энтузиазмом занялась обустройством нашего гнёздышка, ведь теперь не надо было экономить и выбирать то, что подешевле. Виталий пропадал на службе, но никогда не забывал позвонить мне в обед, а вечером, даже смертельно уставший, водил на прогулку или в очередной роскошный ресторан.
Через полтора года родилась Ольга, Лёля, как называл её муж. И безмятежное наше счастье продолжалось, пока Виталий не получил очередное повышение. Добавилась зарплата, но из дома исчезли любовь и… Виталик. Появились неотложные дела, работа занимала всё его время, как я тогда думала. А мы с дочерью привыкли жить сами по себе. Нет, муж по-прежнему старался баловать нас, но как-то… Словно откупался.
Так прошло лет пять. Мы привыкли жить как соседи. Я хотела пойти учиться на экономиста, но муж, услышав об этом, скривился так, точно сказала, что пойду на панель.
- Сашка, ну что за глупости? Призвание женщины - её семья. Что даст тебе диплом? Хочешь как твоя мать, всю жизнь корячиться на работе? Лучше дочкой займись.
И я занималась. Лёлей, домом, мужем. Я была идеальной женой и мамой. Чудесная соседка, руководитель родительского комитета, замечательная хозяйка, устраивающая шикарные званые ужины для коллег мужа. Только меня самой не осталось. Я растворилась в быте, забыв, что когда-то любила и чего желала.
Виталик вспоминал обо мне по мере надобности.
- Сашка, где носки? Завтра приготовь мне серый костюм, я еду на встречу. Сделай на ужин голубцы.
И всё в том же духе. Я стала прислугой в собственном доме. Муж начал требовать отчёта по деньгам. Каждый раз, купив продукты, аккуратно подклеивала чек в большую тетрадь, даже за булку хлеба. Потом Виталик проверял, не много ли я потратила в этот месяц, и орал, что он хоть и прокурор, но не депутат и ни чиновник, надо экономить.
Одежда мне и дочери стала покупаться только тогда, когда старую больше невозможно было носить.
- Зачем? – удивлённо спрашивал Виталик, - ты всё равно никуда не ходишь. У тебя же есть платья, ну те, нормальные ещё.
А сам ездил одеваться в модные бутики, щеголяя в кожаных туфлях, шёлковых рубашках и дорогущих костюмах.
- Сашка, ты не понимаешь, - орал он, когда я высказывала свои обиды, - мне надо выглядеть достойно. С такими людьми работаю! Не могу же я ходить в футболке и джинсах. Тебе-то что, ты всё равно дома.
И эти слова ещё долго эхом отзывались в моей голове. Лёле он всё же выделил определённую сумму на новые вещи, когда учительница поинтересовалась у дочери, почему она ходит второй год в старой блузке, а та, зарёванная, рассказала отцу после школы.
Я соглашалась со всем. Почему? Не знаю. Виталик мог быть очень убедительным. Даже тогда, когда пришёл разъярённый после какого-то неудачного процесса и швырнул в меня тарелкой с пересоленным супом. Кипяток ошпарил мне ноги, а Лёля, испугавшись, вжалась в угол просторной кухни.
- Я работаю, - орал муж, брызжа слюной, - чтобы вы могли жить припеваючи! Неужели нельзя нормально приготовить?! Я многого прошу?!
А потом, в спальне, долго извинялся, объясняя всё нервным срывом, целовал меня, стоя на коленях. И я прощала. Как всегда.
Прошли годы. Лёлька выросла. Стала такой же холодной, как отец. Для неё я тоже была прислугой. Виталик к окончанию школы стал оплачивать ей дорогих репетиторов, поездки за границу для изучения английского, постоянно повторяя, что только благодаря ему, она может жить лучше, чем остальные. Меня задвинули на второй план, точно вещь.
Я отпила вина, кислого, как моя судьба. Щёлкнул дверной замок, и в квартиру ворвалось несносное амбре духов Оксаны, нашей второй жены.