Его заложница

Глава 1

Арон

Паркую внедорожник на крытой стоянке и выхожу на двор. Лето выдалось жарким, и даже вечер не несет долгожданной прохлады. Закуриваю, глубоко затягиваясь крепкой сигаретой. Пагубная привычка, но я не собираюсь умирать здоровым. Во мне сидит так много зла, что курение на фоне этого – невинная шалость. Выпускаю облако дыма в небо, туда, где ложится закат. Осматриваюсь. Сканируя округу и пост охраны. Нет, я не любуюсь красотой семейного дома и двора. Привычка еще со службы – оглядываться и подмечать детали. Такова моя сущность, положение обязывает. Подозревать все и всех.

Делаю последнюю глубокую затяжку, обжигая легкие. Курение уже не несет никого удовольствия, как это бывало поначалу. Просто привычка – ритуал, который тело совершает автоматически. Тушу окурок, зажимая уголек большим и указательным пальцами, мне не больно. Кожа в этих местах давно потеряла чувствительность. Я всегда тушу окурки таким образом. А жаль, хочется прочувствовать все оттенки ожога, либо потерять чувствительность навсегда. Иногда нужно, чтобы все чувства и эмоции атрофировались.

Вышвыриваю окурок в урну. Снимаю с себя наплечные ремни кобуры с оружием и закидываю ствол с ремнями в салон машины. В доме дети, не хочу их пугать. Медленно иду в дом.

Сегодня у нашей семьи праздник. Моему племяннику год. Растет Яшка. Мирон назвал сына в честь отца – Яковом. Для них это важно и значимо, они полагают, что именно отец их связал. Так оно и есть, но я бы не расшаркивался в реверансах перед давно мёртвым стариком. Нет, я ценю семью, тем более, когда она так значительно пополнилась.

Не все, конечно, мне приятны. Особенно если учесть, что я трахал – нет, драл жестоко – Марьяну, жену младшего брата. Он о том знал и все равно женился. Мне неприятна эта женщина в качестве члена нашей семьи. Но если Платон так хочет быть мужем шлюхи, кто ему запретит? Все наши наставления он воспринимает крайне негативно. Платон женился назло Мирону, чтобы что-то доказать. Дурак. Вроде взрослый уже, отец. И все равно дурак. Сделал хуже только себе. Его жена только с виду красива, а внутри мертвая кукла, запрограммированная на деньги, жадность, алчность и пороки. Но он из упрямства хочет хлебнуть этой жизни. Так пусть хавает.

Прохожу в холл. Из гостиной льется музыка, пахнет сладкой выпечкой. Уверен, это жена Мирона что-то напекла. Она любит готовить для семьи. И мне нравится ее стряпня. Я не принимаю еду из «чужих» рук, готовлю либо сам, либо ем стряпню нашей домработницы Люды и вот теперь еще Миланы. Эти женщины напитывают свои блюда положительной энергией, на ментальном уровне вкачивая ее в мужчин, которые едят.

Раньше ненавидел наш большой холодный дом, а теперь здесь стало уютнее и теплее. Уют в доме создает женщина. Правильная женщина с чистой энергетикой. Такую трудно найти. Их почти не осталось, одна на миллионы. Чтобы не красивая кукла, а с глубиной и истинной женственностью внутри. Понимаю брата, на такую девушку быстро подсаживаешься, проникаешь глубоко в нее и впускаешь в себя.

Завидую?

Нет. Скорее, рад, что такой циник, как Мирон, обрел свою душу.

А я…

А у меня уже была душа…

Я ее сам сломал.

Темная сущность убила ее. Поскольку не терпит соседства с женщиной внутри меня. Я не принадлежу себе, и души у меня нет, мной управляет альтерэго. Это как смертельная болезнь, которую можно заглушить, но всегда будут рецидивы.

Страшно?

Да мне, сука, очень страшно. Страшно, что следующее лето может не наступить. Уничтожить мою вторую сущность можно, только уничтожив себя, и когда-нибудь, во время очередного рецидива, я это сделаю.

Смахивает на сумасшествие?

Да, я болен. На всю голову. Психиатры предпочитают называть это маниакально-депрессивным психозом, шизофренией, биполярным аффективным расстройством. Может быть, может быть… Только я чувствую, что внутри меня сидит что-то иное. Мои близкие не знают даже половины того, с чем я борюсь, пытаясь казаться не тем, кем являюсь.

Заглядываю в зеркало, всматриваюсь себе в глаза, в самую глубину. Нет, сейчас у меня ремиссия. Удалось загнать моего темного очень глубоко. Пока хватает сил бороться. Поэтому в данный момент я не опасен, и можно общаться с семьей. Я как ядерный могильник накрыт свинцовым куполом снаружи, а внутри невидимая разрушительная сила.

Прохожу в гостиную. Все в сборе. Мирон держит сына-именинника на руках, показывая ему подарки, Милана с домработницей накрывают стол. Платон сидит на диване с дочерью, вытирая ей перепачканное лицо, а его супруга Марьяна болтает по телефону, попивая шампанское. «Замечательная» парочка. Загнался братишка. Выбрал жену на эмоциях и мнимом благородстве. Назло. Только вот кому? Самому себе? Идиот. Не хочу пророчить, но этот брак скоро развалится, как карточный домик. Все закончится громким судебным процессом, где его жена будет требовать большие «отступные», шантажируя дочерью, которую Платон любит. Так оно и будет, Марьяна своего не упустит.

Даже мама здесь, заплетает Алисе, сестренке Миланы, косички. Девчонка растет красавицей, шустрая, с характером, умная не по годам. Кто бы мог подумать, что наша семья так разрастётся за каких-то два года. Все, как завещал отец. Полный дом. Полная чаша. Увы, я не вписываюсь в эту идиллию. Семья и я – вещи несовместимые. И дело даже не в моих убеждениях, дело в том, что мне просто нельзя кого-то так близко подпускать. Придется раскрыть истинное лицо, а оно не такое прекрасное, как снаружи. Я смирился.

– Где наш именинник? – усмехаюсь и иду к Мирону. Яшка реагирует на мой голос, оборачивается и улыбается. Да, мы дружим. Я люблю племянников. И Яшку, и Лерку (дочь Платона), они почти одногодки. Лерочка на три месяца старше. Я балую их. На этом мое отношение к детям заканчивается, своих у меня никогда не будет. Негуманно награждать собственных детей таким психом-отцом, как я.

Вынимаю из бумажного подарочного пакета коробку с игрушкой для племянника.

– Продавщица уверяла, что это суперкрутая головоломка для тебя, – подмигиваю мальчишке, – и вручаю ему игрушку. Мирон сажает сына в кресло, давая ему возможность распаковать подарок самому. Племянник старается, пыхтит, разрывая упаковку. Мирон тянет мне руку, пожимаю.

– Поздравляю. Когда ждать второго?

– Нам пока Яшка скучать не дает. Хулиган. Весь в тебя, – усмехается Мирон. – Иногда сходство с тобой наводит меня на некоторые мысли, – шутит брат. Его жена, определенно, красавица, такая нежная девочка, но я воспринимаю ее, как сестру. Милана как-то сразу, почти с первого дня вписалась в нашу семью, словно родная.

– Генетика. Заберу я у вас пацана лет так через десять, – ухмыляюсь.

– Дя-я-я-я, – несется ко мне Лерка и хватается за ногу, – вот где копия Платона. Никаких тестов на отцовство не нужно. Марьяна все предусмотрела, привязав к себе Платона ребенком. Но ребенок не виноват, и я люблю эту маленькую кокетку, которая зовет меня Дя.

– Привет, моя красавица, – подхватываю ее на руки. Лерка такая хитрая. Истинная женщина с пелёнок. Обнимает меня за шею, целует, а сама смотрит на пакет, из которого я вытащил подарок. – И для тебя у меня тоже кое-что есть.

Лерка любит плюшевые игрушки. Она думает, что они живые. Разговаривает с ними, кормит, обнимает. И я вынимаю из пакета плюшевого зайца в синих шортиках и зайчиху в юбочке и с бантиками на ушках. Племянница довольно щурится, обнимая зайца. Подхватываю ее на руки и целую. Лера ласковая девочка, обнимает меня в знак благодарности.

– Ты руки-то мыл, прежде чем трогать мою дочь? – недовольно фыркает Марьяна.

– Мыл, и я, в отличие от тебя, всегда чист. А ты уже не отмоешься. Репутация – вещь такая. Замарал один раз – клеймо на всю жизнь, – огрызаюсь я.

– Арон! – вмешивается братишка. – Это моя жена, имей уважение, – злится Платон, защищая супругу.

– Ну где же я найду уважение? Чего нет, того нет, – развожу руками. Я, в отличие от старшего брата, не так толерантен к жене Платона. Он посадил себе на шею корыстную шлюшку и еще наглотается с ней дерьма. А страдать будет ребенок. Нужно было здраво мыслить и не жениться на Марьяне сгоряча только потому, что она намеренно от него залетела, поскольку это единственный путь входа в нашу семью и смены фамилии на Вертинскую.

Мы предлагали этому идиоту просто оформить отцовство, без женитьбы. Но нет, назло нам он сломал себе жизнь. Марьяна очень красива, но эта искусственная красота создана путем пластики и силикона. Она профессионалка в сексе и держит Платона за яйца. Со временем он нахлебается этого секса и ее искусственной красоты, а после останется только горький пластиковый привкус. Но будет поздно…

Марьяна посылает убийственный взгляд, а мне смешно. Платон напрягается, забирая дочь на руки. Мирон лишь качает головой, поскольку во многом со мной солидарен. А вот Милана хмурится. Она не любит таких стычек.

– Так, давайте за стол, все готово, – приглашает нас Милана. – Это детский праздник, прекратите обмениваться «любезностями», – строго наказывает она. Несмотря на молодость, жена Мирона бойкая девушка и, наверное, главное связующее звено нашей семьи. Все вот эти семейные сборища – ее идея. Хорошая девушка. Повезло Мирону. Нет, я не завидую, поскольку знаю, что такая хорошая девочка меня не выдержит. Я сломаю такую.

– Мы не здоровались, – усмехаюсь и подставляю Милане щеку. Приятно, когда тебя целуют нежные, чистые девочки.

– Обойдешься, – Мирон оттягивает жену к себе. Вроде усмехается, но ведь ревнует. Я бы тоже такую ревновал и глаз не спускал бы. Уведут, как нечего делать.

Застолье проходит спокойно, вполне дружелюбно. Мирон произносит речь, благодаря жену за сына. Я желаю их семье всего самого лучшего. Милана довольная, не выпускает Яшку из рук, следя, чтобы он ничего не опрокинул на столе. Платон тоже в настроении, только Марьяна, как всегда, морщится, ковыряясь в еде. Для нее все здесь жирно и противоречит здоровому питанию. Ну да, этой курице зелени никто не принес. Тут фирменный пирог Миланы с мясом. Блинчики с сыром и ветчиной, мясо на гриле с овощами. Марьяна фырчит и кривится, съедая кусочек пирога, сетуя, что он недопечённый.

На самом деле все вкусно. Я давно не ел такой вкусной домашней еды. Но Марьяне нужно привлечь к себе внимание и высказать свое «фи». Милана пропускает ее язвительные комментарии мимо ушей, а Мирон, сжимая челюсть, посматривает на Платона, призывая осадить жену.

Я просто наблюдаю и нахваливаю еду. Платон что-то шепчет жене. Но отличается Алиса, сестренка Миланы. Девочке десять лет, а она оказывается умнее всех. Хочется пожать ей руку, когда та, проходя мимо Марьяны, как бы случайно проливает на ее черное платье молочный коктейль. Так что белые брызги окропляют платье на груди Марьяны.

– Ты безрукая, что ли?! – вскакивает Марьяна, с ужасом осматривая свое платье.

– Ой, простите, я случайно, – очень наиграно произносит девочка, вызывая мой смех.

– Она не безрукая! – злится Милана, защищая сестру, которая совсем не чувствует вины.

– Я уверена, что она неслучайно. Это уже не первый раз! – визжит Марьяна.

– Платье срочно нужно постирать. Пойдем, я дам тебе во что переодеться, – предлагает жена Мирона, пытаясь сгладить конфликт.

– Ой, оставьте так, ей не привыкать быть обрызганной чем-то белым, – не удерживаюсь я. Да, это звучит пошло и грязно. Но я не умею держать язык за зубами. Особенно, когда сам кончал ей на грудь после того, как она у меня отсасывала.

– Арон! – взрывается Платон, поднимаясь со стула. – Извинись! – требует. Он возмужал. С такой женой-то быстро повзрослеешь.

– Ох, извините, госпожа Каретникова, не хотел вас обидеть, – наигранно произношу.

– Я уже давно Вертинская! – гордо заявляет она и хватает дочь, начиная отбирать у ребенка подаренную мной игрушку. Дура. Лерка плачет.

– Поверь мне, тебе осталось недолго позорить нашу фамилию, – отмахиваюсь я. – И отдай игрушку ребенку, Лера здесь ни при чём, – уже злюсь, встаю из-за стола и ухожу во двор.

Сажусь на диван в беседке, откидываюсь на спинку, прикуриваю сигарету, выпуская дым в небо. Ко мне подбегает белый лабрадор и ложится в ноги. Глажу пса, наблюдая, как Марьяна нервно бежит к машине, а за ней Платон с дочерью. Веселая семейка. Марьяна выказывает недовольство мужу, и он, на удивление, сквозь зубы приказывает ей закрыть рот.

Уезжают.

В их браке мне жаль только ребенка, а брата – нет. Он сам выбрал этот путь, пусть хлебнет семейной жизни.

Ко мне выходит Мирон с бутылкой коньяка и двумя фужерами. Молча ставит алкоголь и бокалы на низкий стеклянный столик, садится на диван напротив. Разливает. Двигает ко мне бокал. Мы особо не пьем так, гоняем янтарную жидкость по стенкам бокала, отпивая по маленькому глоточку. Молчим, наслаждаясь тишиной.

Мирон что-то листает в телефоне. Потом протягивает его мне. Беру, рассматриваю фотографию девушки. Блондинка, на первый взгляд немного больше двадцати. Глаза зеленые, лукавые, пронзительные. Сразу видно: не тихоня. Аура стервозная. Немного ведьмы в хорошем смысле этого слова. Околдует и затянет в омут своих ярко-изумрудных глаз. Кошка. Верхняя губа ярко выраженная, нижняя пухлая, манящая. Родинка над губой. Нет, не красивая, не милая, а порочная и манящая. Давно не встречал таких ярких женщин.

– Я смотрю, ты оценил барышню. Это единственная и любимая дочь Павлова. И тебе нужно ее похитить.

– Ммм, я бы такую взял в заложницы на недельку.

– Вот и замечательно, рад, что тебе нравится, – усмехается брат, хотя предложение довольно серьезное.