Приблизительно через час в кабинет отца вошла Фрида. Он все еще беспокойно ходил взад и вперед. Взглянув на него, девушка испугалась: его лицо все еще отражало следы той внутренней борьбы, которую ему пришлось только что вынести. Правда, он пытался скрыть свое волнение и в ответ на обеспокоенный вопрос дочери сослался на нездоровье, но она все же не могла не заметить мучившего его лихорадочного беспокойства. Однако девушка не была еще настолько близка отцу, чтобы просьбами и настояниями вызвать на откровенность, а сам он не проявлял ее. Она со скрытым страхом глядела на его мрачный вид, когда все должно было бы дышать лишь радостью и умиротворением.
В этот момент вошел Густав под руку с невестой. Он был в шляпе и перчатках – видимо, только что вернулся из города, в сущности, он отсутствовал не более часа.
– Я прихватил с собой Джесси, – сказал он своим обычным беспечным тоном, – а поскольку Фрида как раз у тебя, мы можем устроить небольшое семейное заседание. Ты удивлен тем, что я уже вернулся, Франц? Я действительно хотел избавить тебя на сегодня от дел, но вынужден обратиться к тебе за решением. В конторе я встретил нескольких переселенцев, во что бы то ни стало желавших видеть тебя, а так как сегодня ты не поедешь в город, то я привел сюда этих людей.
– Да, Густав привез их в своем экипаже, – подтвердила Джесси, еще не оправившаяся от изумления, после того как увидела, что ее жених подъехал к дому в своем элегантном экипаже вместе с простыми крестьянами.
– Это немцы, даже земляки, как раз из наших мест, – быстро произнес Густав. – Возможно, они не нашли бы дороги сюда на виллу, и я счел нужным захватить их с собой.
– Это было совершенно излишне, – сказал Франц Зандов беспокойно и с неудовольствием. – Наверное, их дело могло бы потерпеть до завтра. Да и о чем мне вообще говорить с переселенцами? Ведь они могут получить любую справку в конторе. Так ты действительно привез их всех сюда?
– Да, кроме агента фирмы «Дженкинс и Компания». Он уже вчера был здесь и выразил желание поговорить с тобой. Я предложил ему явиться сегодня утром в контору и приехал как раз вовремя, чтобы избавить от него переселенцев, которых он ни за что не хотел допускать к тебе прежде чем сам должным образом не «информирует» тебя, как он выразился. Ты, конечно, примешь их? Я им определенно обещал, что ты переговоришь с ними.
Не дав брату времени что-то возразить, Густав открыл дверь соседней комнаты и предложил находившимся там мужчинам войти в кабинет.
Девушки выразили намерение удалиться, услышав, что речь пойдет о деловых вопросах, однако Густав крепко схватил Джесси за руку и тихо, но с ударением, сказал ей и племяннице:
– Останьтесь, и главным образом ты, Фрида! Вы обе мне нужны.
Между тем незнакомцы уже вошли в кабинет. Это были трое коренастых крестьян с загоревшими лицами и огрубевшими от тяжелой работы руками. Старший из них, человек средних лет, внешне выглядел довольно представительно. Двое других были моложе и одеты победнее. Они в смущении остались стоять у двери, тогда как их старший сделал несколько шагов вперед.
– Вот мой брат, – сказал Густав, указывая на Франца Зандова. – Говорите с ним без стеснения. Он один может дать вам в вашем деле настоящий совет.
– Здравствуйте, господин Зандов, – заговорил крестьянин на одном из немецких диалектов. – Мы рады тому, что здесь наши земляки, с которыми можно потолковать по совести. В конторе, где мы думали найти вас, мы встретили полный отказ, нас даже хотели задержать, да, к счастью, в это время как раз появился господин Густав. Он тотчас же оказал нам содействие и был чрезвычайно резок с агентом, не желавшим пропускать нас. Ваш брат поступил вполне правильно – мы уже давно не верим всей банде.
Франц Зандов поднялся; он видел, что надвигается буря и кинул на брата грозный, полный упрека взгляд. Но вместе с тем он не хотел пасовать перед этими переселенцами и, стараясь сохранить спокойствие, спросил их деловым тоном:
– Что вам угодно от меня, и какой совет должен я дать вам?
Крестьянин поглядел на своих товарищей, словно ожидая, что они заговорят, но так как те только молча закивали ему головой, он сам начал говорить:
– Мы попали в серьезное затруднение и не знаем, как выбраться из него. Еще при отъезде из Германии нам поставили условие, что мы должны обратиться к фирме «Дженкинс и Компания», и когда мы высадились в Нью-Йорке, нас встретили агенты этой фирмы. Они наобещали нам золотые горы, а в конторе господина Дженкинса нам сказали, что Дальний Запад – это настоящий рай. Но по дороге сюда мы случайно встретили нескольких немцев, уже долгие годы живущих в Америке, и те спели нам совсем другую песню. Они предупредили нас, чтобы мы с большой осторожностью относились к этому Дженкинсу и его раю, сказали, что он – настоящий головорез, кровопийца, сделавший уже многих несчастными, и что мы сами со всем своим скарбом пропадем в его лесах и много другого в этом же роде. Ну, и вот мы заколебались. Агент, ехавший вместе с нами, но в другом купе, страшно разозлился, когда мы прямо передали ему все услышанное. Однако, как я уже сказал, мы не доверяем ему и решили основательно все обдумать, прежде чем уехать на пару сотен миль на Запад.
Густав, стоявший рядом с невестой, слушал внешне невозмутимо. Джесси казалась несколько испуганной; не понимая всего дела, она все же догадывалась, что речь идет о чем-то большем, чем простая деловая информация. Фрида же, затаив дыхание, прислушивалась к словам, так страшно совпадавшими с теми, которые она несколько недель тому назад говорила своему отцу. Она не могла понять только одного: что, собственно, связывало отца с этими переселенцами.
– Нам указали на ваш банк, мистер Зандов, – продолжал крестьянин, – куда мы должны были обратиться, чтобы подписать договор и внести плату за землю. И вот в гостинице, где мы остановились, узнаем, что вы – немец, да к тому же еще из наших же родных мест. Тогда я обратился к своим товарищам: «Друзья мои, нам нечего беспокоиться! Пойдем к земляку и расскажем все, как есть. Ведь он – немец, у него, наверное, есть совесть, и он, конечно, не направит своих земляков на верную гибель».
Если Франц Зандов до сих пор еще до конца не сознавал зловещего смысла своей спекуляции, то понял это сейчас, а искренние, полные доверия слова земляка обожгли его душу сильнее самых тяжких упреков. Он чувствовал себя, как на пытке. И вдруг случилось нечто непредвиденное, усугубившее его положение – Фрида тихо скользнула к нему и взяла за руку. Он старался не глядеть на дочь, не в силах поднять на нее глаз, но чувствовал на себе испуганный вопросительный взгляд девушки, ощущал, как дрожала ее рука.
– Да говорите же и вы! – обратился крестьянин уже почти сердито к своим спутникам, предоставившим ему одному излагать дело. – Ведь у вас тоже есть жены и дети, вы затратили свои последние средства на это путешествие. Да, господин Зандов, среди нас в основном бедняки, которые не имеют ничего, кроме забот, и не могут заплатить за землю ничем, кроме своего труда. Правда, некоторые из нас в лучшем положении и, мы думаем, они помогут другим в новой колонии. Нас всего восемнадцать, не считая дюжины малышей, которые просто не вынесут, если там, на нашей новой родине, все обстоит так скверно. Так вот дайте нам совет, земляк! Если вы скажете нам, что следует ехать туда, то мы с Божьей помощью отправимся завтра утром дальше и, думаем, все наладится. Видно, сам Господь Бог привел нас к вам, и мы от всего сердца благодарим его.
Франц Зандов грузно оперся о стол, у которого стоял. Напряжением воли ему удалось сохранить внешнее самообладание. Какая буря бушевала у него в груди, знал один лишь Густав. И он решил вмешаться в разговор, чтобы прервать длинную паузу, наступившую за последними словами крестьянина.
– Не бойтесь! – сказал он, возвысив голос. – Вы видите, у моего брата тоже есть дочь, и притом единственная, он знает, что значат для вас жизнь и здоровье ваших детей. Его совету вы можете последовать безусловно. Ну, Франц, что ты посоветуешь делать нашим землякам-немцам?
Франц Зандов взглянул на доверившихся ему крестьян, робко ждущих его совета, затем поглядел на свою дочь и, внезапно выпрямившись, произнес:
– Не ездите туда!
Крестьяне изумленно переглянулись, а затем поглядели на Зандова, давшего им такой странный совет.
– Но ведь вы – один из владельцев этой компании, – воскликнул старший, и его поддержали остальные. – Да, да, это так!
– Я сам был обманут, – заявил Франц Зандов. – Только теперь я более подробно ознакомился с землями, совладельцем которых действительно являюсь, и знаю, что они не пригодны для колонизации. Поэтому я не стану заключать с вами никаких договоров, так как намерен развязаться со своими обязательствами и отступиться от всего этого предприятия.
Крестьяне и не представляли себе, какую жертву приносил им их «земляк», какой дорогой ценой было куплено их спасение. Они беспомощно и с отчаянием смотрели на него, пока наконец старший не произнес совершенно потерянно:
– Ну и историйка! Мы потратились на такое далекое путешествие и теперь застряли на полпути. Назад возвратиться не можем, вперед двинуться не должны, нас предали и бросили в совершенно чужой стране. Господин Зандов, дайте нам совет! Мы видим, вы желаете нам добра, иначе не поступились бы своей выгодой! Скажите же, что нам делать?
Тяжелый, мучительный вздох вырвался из груди Франца Зандова. Ему предстояло еще многое вынести, но он зашел уже слишком далеко и обязан был довести начатое до конца.
– Отправляйтесь в германское консульство, что в здешнем городе, – произнес он, – и изложите там свое дело. Насколько я знаю, в Нью-Йорке организовалось одно немецкое общество, которое тоже желает колонизировать Запад и находится под особым покровительством наших консульств. Земли этого общества расположены не слишком далеко от той местности, куда вы намеревались отправиться; путь туда тот же. Остальные подробности вы узнаете от консула, ему можете безоговорочно довериться, и он примет в вас живое участие.
Крестьяне просияли.
– Слава Богу, по крайней мере это хоть какой-то выход! – воскликнул старший, вздохнув с облегчением. – Мы сейчас же, не теряя ни минуты, отправимся туда. Сердечно благодарны вам, земляк, и вашему брату. Очень хорошо, что вы намерены отступиться от этого мошенничества, ведь хотя вы и не говорите нам прямо, мы видим, как обстоят дела… Да вознаградит вас Господь Бог за то, что вы сделали для нас, наших жен и детей!
Он протянул руку Францу Зандову. Тот пожал ее почти не глядя и машинально произнес какие-то короткие прощальные слова. Зато Густав энергично пожал руки всем троим крестьянам, а затем поднял бешеный трезвон, призывая слугу. Когда тот явился, он приказал проводить немцев в консульство и расстался с ними лишь на пороге дома.
После ухода крестьян Франц Зандов кинулся в кресло, дав волю своим чувствам, он был почти в обмороке.
– Господи, папа, да что с тобой? – тревожно воскликнула Фрида, обнимая его, в этот момент вернулся Густав с сияющим лицом и остановил ее:
– Оставь его, Фрида, это пройдет! Ты теперь по праву можешь гордиться своим отцом! Франц, с того самого момента, когда здесь, перед тобой, появились наши земляки, я знал, что в конце концов ты предостережешь их от своей махинации. Но я никак не мог ожидать, что ты порекомендуешь им обратиться к конкурирующей с Дженкинсом фирме, против которой он еще на днях поместил в некоторых продажных нью-йоркских газетах статьи, полные злобы. За это позволь обнять тебя.
Однако Франц Зандов отстранился от объятий брата и прижал к груди свою дочь. С бесконечной печалью в голосе он сказал Фриде:
– Ты не знаешь, дитя, что Густав сделал для тебя и каких жертв стоил твоему отцу последний час! Отныне Дженкинс станет моим непримиримым врагом и постарается уничтожить меня. Я слишком отдался ему в руки.
– Так расстанься здесь со всем и поедем вместе в Германию! – воскликнул Густав. – Что за охота тебе подвергаться нападкам этой мерзкой нью-йоркской шайки, выносить их подлости, когда ты можешь спокойно и счастливо жить на своей настоящей родине? Со вступлением Джесси в брак со мной фамилия Клиффорд исчезнет, так пусть же прекратит существование и эта фирма. Правда, при ее ликвидации тебе придется понести значительные потери, но для Германии ты будешь все же достаточно богат, а работы там нам хватит с избытком.
– Да что ты мне предлагаешь? – с неудовольствием воскликнул Зандов.
– То же самое, что предложил мне ты, вызвав сюда. Посмотри-ка, как просияло лицо Фриды при одной мысли о родине! Конечно, она не покинет своего отца, где бы он ни жил, но здесь она, пожалуй, скончается от тоски по родине.
Густав очень разумно нажал на самую чувствительную клавишу: Франц Зандов испуганно взглянул на Фриду, глаза которой действительно засияли, как только речь зашла о возвращении на родину, и которая теперь грустно поникла головой.
– Пойдем, Джесси, – сказал Густав, беря под руку невесту. – Оставим их наедине друг с другом! Я должен рассказать тебе все подробно, так как вижу, что ты многого не понимаешь. Кроме того, я чувствую живую потребность заставить тебя поудивляться мне. Вчера мне это чрезвычайно понравилось.
Он увлек Джесси за собой, а отец и дочь остались одни.
Фрида не нуждалась ни в каком объяснении, как Джесси, она уже давно догадалась обо всем и, прижавшись к отцу, тихо сказала:
– Уже тогда, когда мы вместе стояли на берегу океана, я знала, что ты никого не пошлешь сознательно на гибель.
Франц Зандов долго с любовью посмотрел в темные глаза дочери, сиявшие теперь нежным обожанием. Он впервые вынес ее взгляд без страха и упрека и почувствовал значительное облегчение.
– Нет, дитя мое, – тихо сказал он, – я не мог этого сделать и теперь, будь что будет!
Между тем Густав и Джесси рука об руку ходили по саду, и их разговор вначале был очень серьезным. Густав рассказал невесте всю историю с махинациями Дженкинса, насколько возможно пощадив своего брата и изобразив его жертвой заблуждения, которое лишь теперь стало для него ясно. Когда он кончил, Джесси быстро сказала:
– Густав, если и мое состояние вложено в то предприятие, само собой разумеется, мы передадим его твоему брату в неограниченное распоряжение до тех пор, пока он будет считать это нужным.
– Твое состояние здесь совершенно не при чем, – объяснил Густав. – Каков бы ни был Франц в качестве коммерсанта, в роли твоего опекуна он абсолютно безупречен – это сама добросовестность. Он с полным уважением отнесся к завещанию твоего отца. Ты была и останешься богатой наследницей, Джесси. К сожалению, этот недостаток нельзя изменить, но тем не менее я твердо решил жениться на тебе, и не далее как через месяц.
– Это невозможно! – возразила Джесси. – Надо еще много кое-чего привести в порядок и подготовить. Ты сам должен признать, что времени осталось слишком мало.
– Я ничего не признаю, – заявил Густав. – Всю деловую сторону возьмет на себя мой брат, а остальное можно вполне успеть сделать. Ведь у вас здесь, в Америке, все совершается с быстротой молнии, все – и спекуляции, и обогащение, и даже жизнь и смерть. Я ничего не имею против подобного образа действия, поскольку его можно распространить и на брак и, как твой будущий тиран, требую, чтобы ты через месяц стала моей женой.
Джесси, видимо, не казалось слишком трудным подчиниться такой тирании, во всяком случае, слегка помедлив, она, улыбаясь и краснея, почти тут же выразила свое согласие.
Тогда ее жених произнес:
– По крайней мере я смогу находиться рядом с братом, когда разразится первая буря, тем более, что ждать ее недолго. Конечно, в консульстве узнают об этой махинации, и сегодня же вечером весть распространится по всему городу. Любезный агент Дженкинса, поклонник моего литературного таланта, сначала станет рвать на себе волосы, а затем начнет посылать одну телеграмму за другой в Нью-Йорк. Ах, хотелось бы мне видеть, как господа «Дженкинс и Компания» будут извергать пламя своего гнева и посылать меня на самое дно преисподней. Ну да я надеюсь с Божьей помощью еще раз представить им такой случай, как только появятся мои статьи. Пусть узнают, на что способно перо, которое они намеревались подкупить!
– Так ты действительно думаешь, что мой опекун откажется от тех своих обязательств? – спросила Джесси.
– Он должен сделать это во что бы то ни стало! После того, что случилось сегодня, для него вообще не остается выбора. Вместе с тем он достаточно хороший коммерсант и сумеет спасти то, что еще можно. Конечно, Дженкинс постарается причинить ему как можно больше неприятностей, ну что ж, тем лучше! Это по крайней мере заставит Франца обратить взор на Германию, и мы снова окажемся вместе. К своим прежним лихорадочным спекуляциям он не может и не смеет вернуться, здесь же слишком велико искушение начать все сначала. Лед теперь наконец-то сломан, а Фрида – это своего рода очищающий весенний вихрь, который воскресит его к новой жизни, и мы можем довериться ей. Даю тебе слово: через несколько лет она привезет отца обратно на его родину.
Постепенно Густав и Джесси дошли до берега и остановились у скамейки, на которой в тот памятный пасмурный вечер сидела Фрида. Перед ними лежал океан, сверкающий под солнечными лучами.
Густав, указав на него рукой, обнял невесту.
– Там находится мое отечество, Джесси! – произнес он. – Через несколько недель оно станет также и твоим, и ты полюбишь его: ведь это – родина твоей матери. Возможно, что прав мой брат, утверждавший сегодня утром, что здесь больше свободы и простора для интеллектуальной деятельности, чем у нас в Германии, что здесь скорее можно выдвинуться, достичь заметного успеха даже на литературном поприще. Но именно сейчас наступило время, когда от нас, немцев, требуется собрать все жизненные силы на борьбу за честь и достоинство нации. И я с радостью готов сделать это и не требую никакой иной награды, кроме той, чтобы Джесси, моя любимая женушка, была довольна своим «эгоистом».