Экранизации не подлежит

Глава 4

Афиша на воротах парка: Сегодня 1 сентября 2021 года известный стендап-комик Вадим Гранин со скандально-популярной программой "Дддаже не зззаикайтесь!". Вадим Гранин (40) выступает в эстрадной ракушке перед публикой, уже разогретой смехом.

Вадим (на подъеме вдохновения). А я что вам говорю? Стресс влияет на нас в обе стороны. Нет, конечно, можно чудотворных теток искать и молиться всем богам до усрачки, и даже песни выть. Хреня все это. А вы стрессом лечиться пробовали? Заики у нас есть? Не отвечайте – просто поднимите руки.

Несколько человек поднимают руки. Смех.

Вадим. Найдите у себя то, чего боитесь – тем и лечитесь. В детстве я заикался и жутко боялся кладбищ. Вот отец и свел меня туда на ночь. А креатив какой выдумал: голоса, огоньки, призраки. Не скучал я до самого утра. Орал так, что мертвые воскресли, а те, кто у кладбища жили, заикаться стали. Ну а я ничего – заговорил, правда, матом.

Вадим обращается к заике из публики.

Вадим. Вот вы чего боитесь? Поездов? Ха! Ищешь ж/д путь, ждешь дизеля, а сам уже в позе Карениной на рельсах затаился. Только товарища посильнее найди, пусть держит тебя до последнего, когда уже и орешь и ссышься и посинел весь. А только до поезда метр – сразу пусть дергает. И мечта сбудется. У тебя или у поезда – тут уж как повезет.

ВЕРА (31) сидит в джипе с эмблемой "Приморское лесничество" почти у самой эстрады и слушает Вадима через окно. У нее хмурое лицо, играют желваки. Она читает в ноутбуке сведения о Вадиме Гранине: фотографии Вадима, родителей и сестры. Статья под заголовком: Заику забрало море. Вера надевает черные очки и выходит из машины.

Вадим ходит по площадке и обращается к каждому: А У ВАС КАКАЯ МЕЧТА? Видит Веру в защитной куртке и очках.

Вадим (восторженно). О, какая амазонка! Подай же голос, прелестница. Если он так же прекрасен – я твой. Только, чур, не заикаться. О чем мечтаешь? Ну же!

Вера (холодно). Надеть на вас наручники.

Вадим. Ух ты, а шалунья с фантазией! Наручники, плетка, запах кожи, ммм. (Изображая возбуждение.) Ты арестуешь меня сегодня? За что?

Вера. Вы убили свою сестру 25 лет назад.

Вадим бледнеет, ему тяжело дышать, он пробирается к Вере и кричит: Стой! Но та уезжает.

Вадим едет в машине, он задумчив и хмур. Вспоминает 1996 год. Из ворот детдома выезжает на велосипеде ВАДИК (15), едет мимо ОЛИ (10), которая забрасывает мячик на дерево и показывает Вадику.

Оля (жалостливо). Вадь, ммможжже…

Вадик (отмахиваясь). Хватит мычать. Другие слова ищи.

Оля. Не ммммооо… Бббратик, не уезжжай.

Вадик уезжает, Оля закусывает губу и лезет на дерево.

Оля сидит на скамейке и обрабатывает зеленкой раны на руках. У ее ног мячик. Она, заикается, но старательно поет песню: "Да и на небе тучи, а тучи, тучи, а тучи, как люди. Как люди они одиноки. Но все-таки тучи не так жестоки да и на небе тучи". Вадик возвращается на велосипеде.

Вадик. Кончай выть эту дурацкую хреню!

Вадик выбивает мяч на дерево. Оля продолжает петь песню и плачет. Конец воспоминания.

Вадим резко тормозит – посреди дороги ящик. Выходит из машины, подходит ближе: это гробик в детский рост. Открывает, там порванный мячик в песке с надписью краской: ОЛЯ. Приходит смс: С 40-летием, братик! Вадим в шоке, нервно оглядывается.

Вадим (орет в лес). Кто ты, сука? Выходи – хуже будет.

Тишина. Вадим садится в машину и уезжает, сбив колесами гроб в кювет. Машина сворачивает на проселочную дорогу за указателем: пос. Приморское.

Вадим оставляет машину за двором, сам входит в калитку. Ему приходит аудио-смс. Женский голос: "Наша Оля громко плачет. Уронила в море мячик. Тише, Олечка, не плачь. Не утонет в море мяч". Вадим раздражен, идет в беседку и все время оглядывается. Из-под стола достает бутылку виски и хлебает из горла. В это время откуда-то детским заикающимся голосом звучит песня "Тучи". Вадим захлебывается и кашляет. Он не понимает, откуда звук.

Вадим (орет). Тварь! Какого хера прошлым меня терзаешь? Выйди – поговорим!

Звонит телефон. Вадим вздрагивает и боится ответить. Наконец, смотрит на дисплей и облегченно вздыхает.

Вадим. Алле! Веселюсь, мля. Какая-то сука шарманку завела на весь поселок. А?! С сорокалетием? Иди ты в жопу. Какие зайцы? Нет, силки не ставил. (Задумывается.) Хм, спасибо за идею. До связи.

Песня продолжается нон-стопом и все громче. Вадим вытаскивает из сарая силки и расставляет их в траве у крыльца дома. Затыкает уши лопухами, бежит в беседку, садится. Выпивает полбутылки и быстро опьянённый роняет голову на стол.

Вадим (бубня). Не виноватый я. Сама она… Сама.

Вадим всхлипывает и храпит. Сон-воспоминание: 1996-й. Дикий пляж. Вадик валяется на песке, читает журнал и дремлет. Оля играет мячиком и все время кидает его Вадику. Тот недовольно откидывает мяч далеко в воду. Оля смотрит на брата, затем бежит к морю и оглянувшись в последний раз прыгает с крутого обрыва. Оля кричит в воде. Вадим порывается к сестре, но испуганно отворачивается, будто спит. Оля тонет. Конец флэшбэка.

Вадим пробуждается от стука в забор. Песня уже не звучит. Входит Вера с обрезом в руках, направляя его на Вадима.

Вадим (насмешливо). О, амазонка! Какие мы грозные…

Вера передергивает затвором. Вадим смеется.

Вадим (игриво закрываясь руками). Ой, боюсь-боюсь. Ладно, детка, брось эту пукалку. Тебе хоть раз стрелять доводилось?

Вадим берет бутылку и хочет налить в стакан. Вера стреляет и метко выбивает стакан. Вадим в шоке.

Вадим (испуганно). Чего тебе надо, дура?

Вера (сквозь зубы). На совесть твою посмотреть, убийца.

Вадим. Мля, ты на кого гонишь?

Вера (ровно и холодно). Сидеть! Мой сын – заика, такой же, над какими ты насмехаешься и даешь дурацкие советы. Но ты даже не представляешь, как он страдает, как его травят в школе, унижают на улице, и как он ненавидит себя. Мы перепробовали все средства…

Вадим. Ну и к чему вся эта пурга?

Вера. Он боится высоты. Очень. И когда ты грязным языком начал варнякать о лечении стрессом… Тёма сорвался с крыши, и теперь он в коме.

Вадим (ерничая). Тема в коме. Стихи. Доведение до самоубийства, дамочка? Не выйдет. Я насильно его на крышу не толкал.

Вера злится и выстреливает в забор за спиной Вадима, разбивая висевшую на тыне банку. Вадим отшатывается.

Вера (с надрывом). Он искал помощи! Хоть от кого-то.

Вадим. Очень жаль, сочувствие и все такое. Но у меня шутошная программа, а не назидательная. Я бывалый чел, детка и меня на фуфле не поймаешь.

Вера холодно ухмыляется и кивает.

Вера. Я знала, что просто так тебя не поймать. Но меня тогда осенила мысль: такой хам и бездушный циник не мог не оставить по жизни грязных следов. И надо же, не ошиблась.

Вадим кусает губы и сжимает кулаки. Вытирает пот с шеи.

Вадим (настороженно). В смысле?

Вера. Ты ведь жил в детдоме вместе с младшей сестрой Ольгой.

Вадим. Ну да. Наши родители погибли в автокатастрофе и нас определили…

Вера. Я была в этом детдоме. Там вас помнят. Особенно тебя и твое отношение к сестре. Вместе со всеми ты смеялся над ее заиканием, хотя знал, что оно из-за гибели родных. Но тебя это так раздражало, что ты был бы рад избавиться от Оли. И вот случай – она падает с обрыва.

Вадим. Заткнись, чокнутая! Не упала, а сама прыгнула. Никто ее не тянул в воду. Она плавать не умела.

Вера. И тебе никогда не приходило в голову, почему она решила прыгнуть?

Вадим молчит, потупив голову в стол.

Вера. Ты убил ее, зверь

Вадим (волнуясь). Я уснул…

Вера. Врешь! У меня есть свидетели и они подтвердят. Ты слышал ее крики о помощи и не спас. Не спас! Почему?

Вадим закрывает лицо руками, стонет и всхлипывает.

Вадим. Я просто… испугался. Больно. Как же больно-то. Зачем тебе все это?

Вера. Я хотела, чтоб ты мучился, страдал, как те, кого ты обидел. А сейчас ты пойдешь в полицию и признаешься. Станет легче, поверь. Носить в себе чувство вины столько лет – сердце не выдержит, если оно еще есть.

Вадим пьет из бутылки, икает и смотрит на Веру слезливыми глазами. Вера садится напротив и отбирает бутылку.

Вадим (с горечью). А ведь ты мне понравилась. Очень. Но мне никогда не везло с девушками. Правда-правда, не удивляйся. Это я на людях такой бравый. А на самом деле… Меня две жены бросили, знаешь, почему? Забеременеть не смогли. А от других смогли. Как тебя зовут, милая?

Вера сочувственно гладит его по руке.

Вера. Вера. Бедный ты, бедный. Пора тебе.

Вадим кивает, вздыхает и встает. Вера забирает у него телефон. Вадим уходит, Вера печально смотрит вслед.

За двором Вадим видит на заборе табличку: Вадим Гранин (1981-?), вдруг приходит в ужас и бежит к машине. Он рыщет в бардачке, находит другой телефон и звонит в полицию.

Вадим (шипит в трубку). Полицию на Рымарскую, 17. Нападение чокнутой. Она…она все-равно не отпустит меня живым. Убивают. (Кричит.) Кто пьян?! Да, не в себе! В меня щас из обреза стреляли, как я могу быть в себе? Тогда я приеду сам.

Вера прикладом разбивает стекло двери со стороны пассажира. Вадим лихорадочно заводит машину и отъезжает.

Вера (вскрикивая). Лжец! Стой! Если Тема не выживет, я тебя сама убью, и полиция уже не поможет. Сдайся, пока не поздно.

Машина уезжает. Вера печально вздыхает.

Вера (с печалью в голосе). Куда спешишь? Знал бы – не торопился. Но раз так рвешься от правосудия, накажи себя сам. Счастливого пути и спокойной ночи. Только где он покой? Спрячься за сотней засовов, тут же задышат в затылок души обиженных. Промчи сто километров, на сто первом все равно упрешься в кладбище своей совести. Какой стресс для тебя, не правда ли? Что ж, успешного лечения.

Вера возвращается в дом Вадима.

Пьяный Вадим петляет по трассе. Поворачивает влево, вправо, вглядывается в указатели и пожимает плечами.

Вадим (озадаченно). Че за хреня. Куда меня занесло?

Сверкают молнии, гремит гром. У Вадима перед глазами все плывет и в это время дорогу перебегает Оля. Вадим вскрикивает, руль в сторону и машину несет в кювет.

Льет дождь. Колокольный звон. Машина перевернута, вокруг ни деревца. Вадим промок, спрятаться негде. Он видит кладбище, над оградой которого серебрится крест часовни. Вадим вынужден бежать туда.

Вадим вбегает в ворота и бежит к часовне. Стучит в дверь.

Вадим. Есть кто дома?

Слышится позвякивание ключа изнутри, сквозь узкий проем двери видна бородатая физиономия СТОРОЖА (60).

Сторож (глухо). Чего надо?

Вадим (язвительно). Чего-чего. За пирогами пришел.

Сторож. Ступай себе с Богом.

Сторож хочет закрыть дверь, но Вадим придерживает ее плечом. Сквозь проем проскальзывает острие лопаты. Вадим отступает.

Вадим. Эй, отец, не чуди. Дай хоть дождь переждать? Божий человек должен помогать просящим. Или ты кто?

Сторож отворяет дверь, но не выпускает лопату из рук.

Вадим с театрально поднятыми руками бредет в маленькое помещение. Сторож подходит к иконе Богородицы и начинает креститься. Вадим тоже пытается креститься, но чертыхается, неумело копируя движения Сторожа.

Вадим (удивленно). Раньше здесь я кладбища не видал.

Сторож (хмуро). Недавно возвели.

Вадим (с иронией). За ночь что ли?

Сторож молча крестится. Вадим окидывает взглядом помещение, ощупывает иконы, подходит к окну и всматривается.

Вадим. Ты со мной не шути, отец. У меня дядька в органах – один звонок и все. Понаедут архаровцы и к лесу передом, а ко мне задом. (Наигранно.) Отвечай, борода, че у тебя тут: бордель, малина, наркопритон? А?

Вадим смеется, растегивая мокрую рубаху. Сторож прерывает молитву и направляет лопату на Вадима. Тот сторонится. Сторож наступает и подталкивает Вадима к выходу.

Сторож (мрачно). А ну-ка, сын мой, ступай, не то....

Вадим (испуганно). Ты чего-чего? Шуток не понимаешь?

Сторож. Вон ступай из Храма Господня.

Вадим выскакивает на крыльцо, перед ним захлопывается дверь.

Вера с обрезом в руке в кабинете Вадима. Над столом на стене висят фотопортреты Вадима, Оли и их родителей. Вера снимает портрет Оли и ставит на стол.

Вера. Какие чудесные голубые глазки-колокольчики. Ольчик-колокольчик. Красивая. Как и Темочка мой.

Вытаскивает из сумки фото Темы и ставит рядом.

Вера (вздыхая). Бедные, бедные дети.

Вера звенит игрушечными колокольчиками.

Вадим прячется под елью у ближней могилы, на тумбе которой дощечка: Оля Гранина (1986-1996). Вадим вскрикивает.

Вадим нервно барабанит в дверь кулаками и бьет сапогами.

Вадим (кричит). Эй, черт старый! Открывай!

Сторож (из-за двери). Не богохульствуй, сын мой.

Вадим (рукою в сторону могил). Там! Там могила моей сестры.

Сторож. А ты что ожидал на кладбище?

Вадим (задыхаясь от гнева). Как что? Ее тела не нашли! Куда я попал, а?

Вадим решительно направляется к выходу из кладбища.

Сторож облачается в рясу, становится у иконы Богородицы.

Сторож. Куда попал… На кладбище обид попал. Все сюда попадают. Все. Только не все выбраться могут.

Сторож прикладывает свои ладони к распростертым ладоням Богородицы и потирает их. Глаза Богородицы оживают.

Вадим дергает калитку, она заперта. Ворота тоже закрыты. Он замечает колючую проволоку поверх ограды по всему периметру территории кладбища. Вадим пытается набрать номер телефона, но связь не работает. Он возвращается на могилу сестры.

Вадим напряженно всматривается в лицо сестры на фото. У креста венок с лентой, на которой золотом выведено: От любимого брата. Вадим зажмуривает глаза и мотает головой. Он хватается руками за прибитую дощечку и хочет оторвать её, но слышит детский смех из глубины могильной плиты. Вадим отшатывается, смех прекращается. Он вновь касается дощечки. Снова смех. Вадим пинает сапогами прутья ограды. Из глубины надгробья слышится голос Оли и голос ее мамы, за которую говорит сама Оля.

Оля (плаксиво). Мам, а пппочему Вадик дддразнится?

Оля за маму. Как дддразнится?

Оля. Говорит, я ззаикаюсь. Наккажи его.

Оля за маму. Ммменя уже нет, дддоченька.

Оля. Неппправда! Для меня ты вввсегда есть. Накккажи его.

Оля за маму. Не ппплачь. Конннечно, накккажу.

Вадим (сдавленно). Ма…мама? Ты где? Где ты?

Оля. Он сссказал, что мне только ммморе поммможет. Надо прыгнуть и кричать, пока не ссспасут. И тогда я зззаговорю. Ппправда?

Оля за маму. Пппопробуй.

Вадим (визгливо). Что попробуй? Да вы что там обе?! Вы где? Олька! Мама! Поговорите со мной. Какая сука придумала этот цирк! Я же… я же шутил, Ольчик!

Вадим тяжело дышит, утирает слезы и потирает грудь. Он мечется, оббегает могилу несколько раз, высматривая, откуда могут доноситься голоса. Убегает к часовне.

Вадим вновь барабанит по двери. За ней слышен лязг лопаты.

Вадим (зло). Слышь! Что за игры такие, а? Пусти!

Сторож. Чего тебе нужно?

Вадим. Мне?! Мне Бог нужен.

Сторож. Да неужто? Как же ты, мил человек, все годы без Него обходился?

Вадим (умоляя). Послушай. Послушай меня, дедушка.

Сторож (глухо). Поздно. Теперь ты их слушай – обиженных.

Вадим (испуганно). Кого – их? Они же все давно…

За дверью слышится топот удаляющихся ног. Вадим пытается плечом вышибить дверь, но падает в грязь. Встает и медленно направляется к могилам, беспрестанно крестясь.

Вадим бредет мимо могил, читает надписи. Каждая могила разговаривает прижизненным голосом покойника. У одной Вадим читает надпись на ленте венка: От лучшего друга.

Вадим (читает табличку). Берман. Петька? 1981-1995.

Голос Петьки. …мама, а разве еврей – это смешно? Почему тогда все смеялись? И Вадька с ними…

Вадим кусает губы.

Вадим. А я тут при чем?

Эхо: При чем....при чем…

Вадим проходит дальше, попадает в зону следующей могилы и тут же звучит голос взрослой девушки. Вадим вздрагивает.

Вадим. Ирка! Тебя тоже нет? 1984-2006.

Голос Ирки. …никто меня не бросал. Он погиб. Ничего! Сама рожу, сама воспитаю.

Вадим пытается отыскать на кресте динамик. Читает ленту на венке: От настоящего мужчины. Вадим закрывает уши ладонями.

Вадим. Неправда. Я просто не знал…

Эхо: Сбежал…сбежал…

Он мечется среди могил, стонет и рычит.

Вадим (читая имена). Инна Сергеевна… Ольховский… Кто вы такие? А это что за старуха? Ох, бабулечка. Но тебя-то чем я обидел?

Эхо: Обидел… обидел…

Вадим. Не смей! Ты бы все равно умерла.

Он читает ленту на венке: От заботливого внука. Вадим выбегает на просеку и с ужасом слышит, как голоса начинают разговаривать между собой о своем – прижизненном.

Вадим (орет). Заткнитесь! Кто вы такие, чтобы осуждать меня? Я столько пережил, столько нахлебался, а вы? Что вы знаете о жизни и обо мне? Нет у вас права судить живых. Вы все – покойники, так успокойтесь же!

Эхо: И ты… И ты…

Звонок Вере. Она слушает, кивает, бледнеет и закрывает глаза.

Вера (глухо). Умер. Мой Темочка…

Вера берет фото Темы и прижимает к груди. Она стреляет по окнам, в зеркала, и наконец, стреляет в портрет Вадима.

За окном слышатся сирены полицейских машин. Вера выскакивает на крыльцо. Сбегает со ступенек и попадает в силок. Вера падает и случайно нажимает на курок обреза дулом в шею. Выстрел.

С могил срываются ленты, опутывают Вадима и начинают душить.

Вадим (сдавленно). За что?

На лентах надписи: За предательство! За ложь! За трусость! Колокольный набат. Вадим отбегает к пожарному щитку, хватает лопату и ведро. Стуча ими друг о дружку, криво усмехаясь, ходит вдоль могил и бьет по оградам, ломает кресты и сбивает таблички. В ответ слышит отзвуки:

Дзинь! Зверь! Дзинь! Зверь!

Вадим рычит и трясет кресты за перекладины, словно за плечи. Мечется по кладбищу, подбегает к Сторожу, который копает яму.

Вадим (в истерике). Чего удумал, отец? Квартирку мне на тот свет роешь! Я жить хочу!

Вадим пытается вырвать у Сторожа лопату, но падает в яму.

Вадим открывает глаза, ощущает себя в свежевырытой яме и стонет. Сверху Сторож выливает на него ведро воды.

Вадим (вяло). Где я

Сторож. Все там же. Как ты, сын мой?

Вадим хочет приподняться, но что-то его держит снизу.

Вадим (еле шевеля губами). Если я виноват, пусть меня судит Небо, а не мертвецы.

Сторож. Но сначала надо умереть на земле.

Вадим (ехидно). Разве я их всех убил? Многих даже не знаю. Шалимов, например?

Сторож. Ты не уступил инвалиду место.

Вадим (ухмыляясь). И это все? Не понимаю.

Сторож. Любая обида – вроде бы мелочь, но тем самым ты на миг приблизил чью-то смерть. Каждая обида – капля в чашу грехов, из которой пьет твоя совесть. Пьет и травится. И чем больше пьет, тем сильнее угасает, а чаша все наполняется. И чем полнее она становится, тем меньше совести остается в тебе. Меньше человеческого и больше звериного. А сегодня твоя совесть задохнулась в силках.

Вадим оглядывает яму.

Вадим (мрачно и с горечью). Так значит, меня здесь и погребут. Хоромы. Но здесь места на двоих.

Сторож (печально). Эта яма не для тебя.

Сторож уходит. Вадим задумывается и вскрикивает. Нервными движениями нащупывает на земле телефон и дрожащими пальцами набирает разные номера. Наконец, ему отвечают.

Вадим (волнуясь). Тттетя Рррита! Сссоседушка моя. Пппростите за все. А помните…помните… Господи! Вспомните сами и за все простите. Сссходите ко мне, в траве у кккрыльца силки, я зззабыл. Там…там… жжженщина…

Вадим осекается: над ямой показывается фигура Веры с Темой на руках. Вадим стонет, вскакивает, протягивает руки к Вере, но виском ударяется об острие лопаты Сторожа и падает навзничь.

Вадим (тихо). Ты мне очень нравилась. Эх, если бы…один шанс…простите…

Перед глазами Вадима кровавый туман. Звучит приглушенный погребальный звон колокола. Все глуше и глуше.

Вадик вскакивает на покрывале и лихорадочно ощупывает себя. Бросает удивленный взгляд на транзистор, в отражении стекла которого пытается разглядеть свое лицо. Звучат слова песни: "Тучи". Вадик хватает газету и присвистывает: 19 августа 1996 года. Смотрит на Олю, которая бежит к обрыву за мячом и бросается вслед за сестрой.

Вадик (хрипло). Олька… Стой! Стой же, пожалуйста.

Оля бросается с обрыва. За ней Вадик.

Вадик вытаскивает Олю на берег и трясет ее. Она открывает глаза и молчит.

Вадик (дрожащими губами). Не молчи… Почему ты молчишь?

Оля (плаксиво). Ты ссснова бббудешь смеяться.

Вадик прижимает Олю к себе и целует.

Вадик (плачет). Никогда, сестренка. Никогда. Мне сейчас вся жизнь приснилась.

Оля (удивленно). Какккая жизнь, Вадь?

Вадик (вздыхая). Никакая, Ольчик. Ваще никакая.

Оля. Бббедный мой, бедный.

Оля обнимает брата. Колокольный благовест.

Весь день у Григорича было приподнятое настроение, будто сегодня тридцать первое декабря. Рита тоже радовалась за мужа и с предвкушением мечтала о новой жизни.

– Мы обязательно купим квартиру на первом этаже, чтобы можно было сделать веранду. Поставим там диванчик и телевизор. Хочется всегда свежего воздуха.

Григорич обнимал супругу и добавлял:

– Веранда будет выходить не во двор, а в тихий садик с сиренью.

– Нет, лучше с яблонями, – целуя мужа, говорила Рита.

– Лучше, – соглашался муж.

– Милый, я с Вовой договорилась, он отвезет нас сегодня на кладбище к маме. Только надо купить покушать в дорогу, все-таки почти час ехать.

Пока Рита хозяйничала на кухне, Григорич отправился за покупками в супермаркет.

Он словно летел на крыльях, все казалось ему праздничным, люди приветливыми, а недавние склоки с Быдловичами отошли так далеко, такими представлялись тусклыми и эфемерными, что будто их совсем не было. Григорич шел медленно, специально обходил квартал и засматривался на балконы, сады и окрестности, мечтая, как они с Ритулькой будут здесь счастливо жить. Проходил дальше, встречался с еще более живописным местом и тут же влюблялся в него. Затем были и другие красоты, от которых часто билось сердце и сдавливало виски. Сопровождаемый радужными фантазиями, Григорич, наконец, добрался до супермаркета АТБ. Сегодня ему везло: все продукты, даже давно исчезнувшие из ассортимента, вдруг появились и Григорич набрал полную тележку с верхом. Он уже направился к кассе, как услышал знакомые голоса из соседнего ряда. Язвительный тон Маши и недовольный бас Вована спутать было невозможно ни с чем другим.

– Какой в жопу корпоратив, Мань?

– Такой! Все наши там будут, а я как дура что ли?

– Ну, так заработай, чтобы стать умной.

– Короче, дай денег.

– Мне шо, почку продать? Где их взять? Я и так машину на ремонт ставлю. Вот свезу мамашу твою в деревню на кладбище и все.

– В деревню? Тю, так вот и деньги.

– В смысле?

– В коромысле. Возьми с нее за проезд.

– Ты шо, прикалываешься? С мамы?

– И че? Только не сегодня вези, а завтра.

– Чего это ты раскомандовалась?

– Дурачок, завтра тариф праздничный – двойной. Или тройной. Короче, тебя что, учить надо?

– Хитруля ты моя.

Григорич окаменел. В горле его пересохло, он отъехал с тележкой как можно дальше, с ужасом оглядываясь назад, словно спасался от смертельной опасности. Завернув за паллеты с баклажками, он машинально взял с полки бутылочку воды, вскрыл и хлебнул из горлышка. В ушах звучал довольный голос Вована: «Хитруля ты моя».

– Поистине хитрость – ум дураков, – пробурчал Григорич и поспешил к кассе.

Через полчаса он появился дома и застал Риту в расстроенных чувствах, как и ожидал. В лице ее чувствовалось напряжение, глаза она отводила в сторону и губы все время дрожали. Григорич не стал спрашивать, что случилось, но понял, что Вован уже звонил.

– Одевайся, – спокойно сказал Григорич Рите, – подавая плащ.

Рита смотрела на Григорича глазами побитой собаки.

– Ты только не сердись, но Вова просто….. Он не может сегодня.

– А когда? Завтра?

Бегающие глаза Риты наполнились слезами. Она молча кивнула и уткнулась носом в грудь мужа.

– Мы поедем сейчас, – прошептал тот.

– Как сейчас? – удивилась жена.

– За окном Сашка ждет.

– Сашка?

– Муж моей сестры, забыла?

– Нет, но сколько…

– Что сколько?

– Сколько это будет стоить?

Григорич схватил жену за плечи и пристально посмотрел ей в глаза.

– У нас в семье не принято брать денег с родни за проезд, – твердо произнес муж.

Рита прикусила губу. С надрывом она сказала:

– Я уверена, что это все Вова. Если бы моя дочь узнала, она бы при всем своем мерзком характере пристыдила бы его. Веришь? Веришь мне? Я скажу ей. Давай я все ей расскажу и он…

Григорич глубоко вздохнул и прижал к себе Риту.

– Я верю только в одно: пусть рано или поздно, но каждому за все обиды придется ответить самым непредсказуемым образом.

Через пять минут Григорич с Ритой уже выходили из квартиры.