Энн в Инглсайде

Глава пятая

После обеда Энн нарезала букет нарциссов для своей комнаты и пионов, выращенных Сьюзен, — чтобы поставить на стол Джильберту в библиотеке. Это были молочно-белые пионы с ярко-красной сердцевиной. После необычайно жаркого июньского дня воздух постепенно свежел.

— Сегодня будет замечательный закат, Сьюзен, — сказала Энн, проходя мимо кухонного окна.

— Мне не до заката, миссис доктор, голубушка — надо еще перемыть гору посуды.

— Пока ты ее перемоешь, все краски уже потускнеют. Посмотри на это огромное облако с розовой каймой, которое повисло над Лощиной. Тебе не хочется взлететь и опуститься на него, как на мягкую перину?

Сьюзен представила себе, как она взлетает на облако с посудной мочалкой в руках. Нет, что-то эта идея ей совсем не нравится. Но миссис доктор, в ее положении, можно извинить самые странные фантазии.

— А на розовые кусты напали какие-то вредоносные жуки, — продолжала Энн. — Надо будет завтра их опрыскать. Я бы с удовольствием занялась этим сейчас… сегодня как раз такой вечер, когда мне хочется поработать в саду.

— Ну, и почему бы вам этим не заняться, если хочется? — спросила Сьюзен.

— Потому что Джильберт пригласил меня покататься. Ему надо повидать бедняжку миссис Пакстон. Она умирает… и ей ничем нельзя помочь… все, что мог, он уже сделал… но она просит, чтобы он к ней заглядывал.

— Что ж, миссис доктор, голубушка, без нашего доктора в этой деревне никто не может ни родиться, ни умереть. А вечер сегодня подходящий для прогулки. Я и сама собираюсь, после того как уложу спать девочек и Джефри, сходить в Глен и купить кое-чего из продуктов. Мисс Блайт только что поднялась к себе наверх, стеная на каждом шагу, что у нее опять раскалывается голова. Так что хоть сегодня вечером мы от нее немного отдохнем.

— Проследи, чтобы Джим лег спать вовремя, Сьюзен. Он очень устал, только не хочет в этом признаваться. Он терпеть не может ложиться в постель. А Уолтер останется ночевать у Лесли.

Джим сидел на крылечке боковой двери и с отвращением глядел на окружающий мир, и особенно на огромную луну, которая взошла над шпилем церкви. Такая здоровенная луна мальчику не нравилась.

— Смотри, как бы эта гримаса не осталась у тебя на лице навсегда, — заметила тетя Мария, проходя мимо него.

Джим скривился еще больше. Ну и пусть останется, даже лучше!

Когда Энн с Джильбертом уехали, на крыльцо вышла Нэнни.

— Что ты за мной все время таскаешься? — прорычал Джим. — Пошла отсюда.

— Злюка, — сказала Нэнни. Но, уходя, положила на ступеньку леденцового льва, которого принесла ему в утешение.

Джим даже не взглянул на льва. У него было чувство, что все только и норовят как-нибудь его обидеть. Даже Нэнни сегодня утром сказала: «Мы все родились в Инглсайде, а ты нет!» А Ди съела днем его шоколадного зайчика, хотя отлично знала, что это его зайчик. Даже Уолтер его бросил и отправился строить замки на песчаном берегу с Перси и Кеннетом Фордами. Тоже мне занятие! До чего же Джиму хотелось пойти с Берти и посмотреть, как делают татуировку! Джим не помнил, чтобы ему раньше чего-нибудь хотелось так. И он надеялся увидеть замечательную модель парусника с полной оснасткой, которая, как говорит Берти, стоит у капитана Билла на каминной полке. Какое свинство, что его туда не пустили!

Сьюзен принесла ему большой кусок кекса, покрытого глазурью с орехами, но Джем гордо отказался от него. Могла бы оставить ему кусочек коврижки с взбитыми сливками! Наверно, все слопали. Обжоры! Джим погрузился в еще большее уныние. А ребята небось уже идут на мыс. Эта мысль была ему невыносима. Нет, надо как-то расквитаться с этой семейкой. Может, выпустить опилки из брюха Дианиного жирафа — прямо посреди ковра в гостиной? Вот Сьюзен взбесится… Знает ведь, что он ненавидит, когда в глазурь кладут орехи! Может, пойти пририсовать усы херувиму на календаре у нее в комнате? Джим терпеть не мог этого толстого розового херувима, потому что он был похож на Сисси Флэгг, которая рассказала всем в школе, что Джим — ее ухажер. Ха-ха! Но Сьюзен обожает своего херувима.

Может, снять скальп с куклы Нэнни? А может, отбить носы у Гога и Магога? Тогда мама наконец поймет, что он уже давно не младенец. Вот придет весна, тогда узнает! Каждую весну, с тех пор как ему исполнилось четыре года, Джим приносил маме подснежники. А в следующую весну не принесет. Хватит! А может, наесться зеленых яблок и заболеть? Вот они все забегают! Или раз и навсегда перестать мыть уши? Или в следующее воскресенье в церкви состроить рожи всем прихожанам? Или засунуть тете Марии за шиворот жирную волосатую гусеницу? А может, убежать в гавань, спрятаться на корабле капитана Риза и завтра утром уплыть с ним в Южную Америку? Пусть знают! И никогда больше сюда не возвращаться. Вместо этого поехать охотиться на ягуаров в Бразилии. Вот тогда они пожалеют, что так с ним обошлись! Нет, не пожалеют! Никто его не любит. Никто не подумал починить дырку в кармане его штанов. Ну и пусть! Буду показывать эту дырку всем в Глене — пусть знают, что его заставляют ходить в лохмотьях! Джим просто задыхался от всех этих обид.

Тик-так, тик-так — тикали старые напольные часы в прихожей. Их привезли в Инглсайд после смерти дедушки Блайта, и вообще-то они нравились Джиму. Но сейчас ему казалось, что часы смеются над ним: «Ха-ха, скоро пора ложиться спать. Все ребята пошли на мыс, а ты ляжешь спать. Ха-ха, ха-ха, ха-ха!»

Ну почему его каждый вечер отправляют в постель? Почему!

Вышла собравшаяся в Глен Сьюзен и с нежностью посмотрела на надутого, разобиженного мальчика.

— Можешь не ложиться спать, пока я не приду, Джим, — ласково сказала она.

— Я вообще не собираюсь сегодня ложиться спать! — отрезал Джим. — Убегу от вас, так и знай, старая грымза! Или брошусь в пруд!

Сьюзен вовсе не понравилось, что ее назвали старой грымзой, и она ушла, поджав губы. Действительно, с мальчишкой надо обходиться построже.

Вслед за ней на крыльцо вышел Шримп и сел перед Джимом. Но вместо ласки получил лишь злобный взгляд:

— Пшел отсюда! Расселся тут и таращишься, как тетя Мария! Брысь! Ах, не пойдешь? Сейчас я тебе покажу!

И Джим запустил в Шримпа игрушечной тачкой Джефри, которая весьма кстати оказалась у него под рукой. Шримп взвыл и бросился в кусты шиповника. Нет, вы только поглядите! Даже кот меня ненавидит! Зачем тогда жить?

Джим взял леденцового льва. Нэнни отъела у него хвост и задние ноги, но все же в нем можно было узнать льва. Съесть, что ли? Может, больше ему никогда не достанется леденцов. К тому времени, когда Джим покончил со львом и облизал пальцы, у него созрело решение. Раз уж тебе ничего не позволяют, остается одно.