Эпитафия

VII

Всё мгновенно растворилось и обратилось в великое ничто. Смерть все это время ждала меня, а теперь встречает приветливой улыбкой, так напоминающей материнскую. Великий голос, голос ангела.

– Ты вернулась. Ну как тебе, душа, твое первое воспоминание?

Так приветливо и нежно, что я даже не стал обдумывать, принялся на ходу описывать все, что во мне образовалось.

– Просто невероятно! Меня погрузило в поток мыслей того времени и омывало волнами тех самых чувств, что я испытывал! И такая глубина этих чувств, такая сила… Одно мне кажется странным, кроме мыслей и чувств, такую малость мне удалось выловить. Да, я понимал смысл того, что она говорила, как внутренний пересказ, ловил восторг красоты дня, но почти не видел его. Все это так похоже на личный дневник…

– Так вы, люди, и запоминаете жизнь. Даже самые дорогие часы вам не записать, как на пленку для постоянной прокрутки в своем воображении, только беглый пересказ. И этот пересказ всегда динамичный – либо обрастает бородой, либо вянет, как без воды цветок. А сколько всего и вовсе уходит мимо взора и ушей, исчезая бесследно! В постоянно погоне за будущим, вы упускаете не один закат – всю жизнь, ведь будущее – есть только смерть. Я постараюсь напоминать тебе об этой зыбкости человеческой памяти. Ибо это только погоня за солнечным зайчиком.

Я хотел было воскликнуть, но не смог. Либо слишком мало я знаю, для спора со Смертью, либо она просто права. Кое-что меня успокаивало и умиротворяло – кажется из воспоминания, я вытащил то самое чувство – любовь.

Всматриваясь в мои чувства, Ангел улыбнулся ещё шире, совсем без строгости и величия заговорил.

– Душа! Я хочу, чтобы ты послушала, в каком месте твое тело сделало последний вдох.

Мой маленький дом – ничто, дико задрожал, ставь еще светлее. Так полегчало, точно с груди враг убрал ногу… До меня доносятся смешанные звуки, самые настоящие! За секунду они собираются в цельное полотно, поражая воображение своим существованием. Ближе всего ко мне дикий ветер, он тихо посвистывает сверху. Дальше всех – смазанные сигнализации автомобилей, долетающие отовсюду эхом. Посередине устроилась громкая музыка, из трех или четырех источников, сливающаяся в цельную какафонию… Не слишком думая, я обратился к Смерти, с глупым восклицанием, перед великим существом. Видимо моя глупость безгранична…

– Не люблю такую музыку, много слов и так мало смысла. А ещё эти деньги, тачки, брэнды… Из всех четырех треков эти три слова, возвышаются идолом, точно они и есть высшая ценность жизни исполнителя, нет, человечества! Разве можно назвать хоть сколько-то важным то, чему совсем не завидует мёртвый?

Она снова кокетливо улыбнулась, согнав с меня страх и стыдливость. Стало ясно – мы настоящие друзья. Мое “Я” окрепло. Музыка сменилась на другую, точно такую-же, с теми же идолами. Где-то в дали, около сигнализаций, заорали сирены полиции.

– Тебе хочется верить, что искусство это исключительно нечто великое, понимаю.

– Да! Для меня искусство, это фантазия, идея, мысль! И только искренность может родить высокое искусство, корысть в свою очередь его обесценивает.

– Тогда я надеюсь, что ты возгордишься кем была при жизни и что успела сделать. Но всему свое время.

Я, загорелось. Мне хотелось задать вопрос, но все и так ясно! Пламя моей любви перешло и на Смерть, даже возникло человеческое желание обнять мою странную подругу. Кажется, она почувствовала этот жар.

– У тебя мало времени, идёт уже второй день. Хорошо бы успеть расплести клубок.

И снова кромешная тьма, звуки погасли, уединение. Все это время я держался за нить и теперь пора её дернуть. Клубок покатился, обрисовывая дни прошлого.