Эпохи Айры. Книга первая

Глава четвертая

Далекий стрекот цикад, пение вечерних птиц, тревожные всхрапы коней оборвались. Цефея коснулась ушей, на секунду подумав, что лишилась слуха. В этот миг из глубины мрака донёсся звон колокольчика. Девушка застыла, завороженная чарующим звуком. Колокольчик звенел, с каждой секундой становясь громче и обрастая новыми звуками. Тяжелые удары, могучего, древнего сердца, разгоняющего по многокилометровым жилам тягучую, неподатливую кровь, сотрясали тьму. Его биение заставляло внутренности Хранящей болезненно вибрировать. Ритм густых, редких ударов, поддержали тонкие струны незримой арфы. Великое множество голосов придерживались единого мотива, наигрывая знакомую Цефее мелодию. Эхо, играя со звуком, вторило симфонии, растворяя его в бесконечных лабиринтах каменных залов.

«Эту мелодию я слышала раньше… – подумала Хранящая, шагая во тьме. – Эта музыка была моим лекарством во время лихорадки. Да, нет сомнений, именно она звучала в те страшные ночи! Благословенен тот, чьи пальцы касаются струн невидимой арфы». Шагая во мраке, Цефея ощущала, как смелость заполняет ее душу. Дирижёром несмолкаемой мелодии была Айра и Хранящая, бредя во тьме, ощутила мягкое прикосновение теплых потоков к кончикам своих пальцев. То были голоса. Избранница Рагнарека, познала их в густом мраке мира. Оставшись наедине с собой, она училась управлять могуществом, отведенным для нее. Долгие мгновения ее попыток дали первые успехи и девушка очень скоро научилась удерживать потоки в своих ладонях. Сколько времени ушло на тренировки – сказать сложно. Были ли это часы, дни, недели или месяцы – неизвестно. Но Хранящая крепла в своем ремесле и наслаждалась своим даром. Однако, как бы ни было сильно желание управлять голосами, навыки Цефеи были несовершенны. Избранница Рагнарека стремилась подчинить голоса своей воле и тогда музыка стала стихать. Вскоре прекратилась вовсе.

Беспомощность охватила сердце девушки. Оказавшись во тьме и тишине, она осознала, как может быть жалок Хранящий, лишившийся своего дара. Сполна осознав свою несдержанность, она сравнивала себя со вспыльчивой Атарой, невольно завидовала равнодушию Энифа и спокойствию Рубина. Но даже после признания ошибки, Цефея не расслышала музыку во тьме. Мрак плотно обступил избранницу Рагнарека. Он тяжело вздыхал и утробно рычал, словно зверь, пробуждающийся ото сна. Его тело вздымалось, клубилось, набрасывало на Хранящую петли, силясь задушись девушку в смертельных тисках. Глубины пещеры сотряс раскат рычащего грома и девушка ощутила, как по ее спине пробегает холодок животного ужаса.

Древний монстр, рыча и скалясь на недоступного его взору врага, ступал по полу пещеры, скрежеща стальными когтями. Глазницы зверя были лишены глаз и пустые провалы зияли на их месте. Жестокость была создателем этого демона, ведь ничто иное не могло породить столь отвратительное существо. Острая шакалья морда, покрытая грубой пепельной шерстью, сморщилась, обнажая ряд острых зубов. Острые, словно стальные клинки, они разрывали когда-то плоть древних воинов. Каждый житель Айры знал имя этого зверя и Цефея знала его не хуже остальных.

В древние времена, когда Перворожденные жили среди смертных, люди развязали войну, пожелав занять место богов, отнять у них могущество и силу. Но боги были бессмертны, уничтоженное тело Перворожденного не означало его смерть – они всегда возрождались. Победить Перворожденных оказалось невозможно и люди пошли на хитрость. Они создали сосуд, из которых не могли вырваться бессмертные души Перворожденных. Этот сосуд они поместили в чрево зверя, собранного из множеств частей – зверей, людей, глины и грязи. Ему дали имя «Пожирателя богов», а чуть позже, с подачи Хильмарийцев, имя зверя стало звучать как «Оташу». Химера была рождена человеческой жестокостью и стала причиной, по которой Айра потеряла единство Перворожденных и тех, что были созданы ими. Боги вынуждены были укрыться от людей, спрятавшись в Горнем мире и затеряв дорогу во мраке забвения. Вскоре дикий зверь, созданный людьми, вырвался на свободу и сбежал, оставив след лишь в одной легенде, вечный страх в сердцах жителей Айры и заняв место в детских кошмарах и пугающих преданий древности. Но коварная Судьба, вышивающая судьбы каждого существа на полотне жизни, решила свести нить Цефеи и Оташу.

У ног Хранящей, словно хлыст, звонко щелкнул длинный крысиный хвост. Отступив на полшага, девушка вытащила из ножен меч и с горечью признала, что ее навыков владения им недостаточно для сражения с монстром. Цефея терпеливо ожидала нападения зверя, но Оташу настойчиво дразнил жертву оглушающими ударами хвоста. Во время очередного выпада хвоста девушка схватила его за кончик и со всех сил дернула, будто желала вырвать его из монстра. Зверь, огрызнувшись, сделал рывок к Хранящей, щелкнув у ее бока стальными зубами. В эту секунду, увернувшись от врага, Хранящая занесла клинок и перерубила зверю хвост. Демон взвыл, метнулся в сторону. Половина хвоста, словно змея, ухватилась за ногу Цефеи. Девушка брезгливо скинула с себя отрубленную часть монстра, но отвлекшись она не заметила как враг преодолел расстояние в несколько шагов. Сбив Цефею с ног, Оташу прижал ее к земле могучими лапами, выпустив ледяные когти. Плечи пронзила нестерпимая боль и Цефея, в ярости схватив демона за шею, попыталась остановить повалить его на бок. Тело била крупная дрожь, горячая струя крови скользнула по леденеющей коже и пятном расползлась по рубашке. Навалившись своим весом, зверь переломил Цефее ребра. Дыхание перехватило, Хранящая хрипло выдохнула, сдерживая крик. Холодная ярость захватила ее разум и дрожью отдавалась в ослабших руках. Собрав остаток своих сил, Хранящая нанесла удар по морде Оташу, но зверь, поведя носом из стороны в сторону, оскалился вновь, не ослабляя хватки. Сомкнув когти, он наслаждался криками своей жертвы, чья жизнь стремительно угасала под его тяжелыми лапами.

В эту секунду избранница Рагнарека расслышала далекий звон колокольчика. Слабая надежда затеплилась в душе и девушка жадно прислушалась к тишине. Там, глубоко в недрах мира, была слышна симфония Айры. Музыка возвращалась, вновь наполняя пещеру, а вместе с тем побеждая боль в теле Хранящей. Кончики пальцев покалывало, пробуждая каждую клеточку тела от смертельного сна. Темно-аметистовые потоки, сгустки и вспышки, едва заметно искрились во мраке пещеры, ожидая приказов своего повелителя. Будто дикий зверь, приученный терпеливым охотником, голоса сами скользнули в ладони Цефеи. Только тогда, забыв о боли, она совершила последний рывок. Стоило ей коснуться Оташу, как молнии десятков гроз пронзили его тело. Враг выгнулся и оглушающе завыл. Выбравшись из-под монстра, Цефея нашла на ощупь меч и с его помощью поднялась на ноги. Она ощущала движение голосов, будто те были оголенными нервами ее сознания. Они скользили во тьме, беспрекословно подчиняясь воле Цефеи. Сверкающие путы обжигали, шипели, искрились. Они разъедали плоть монстра, в воздухе ощущался запах паленой шерсти и горелого мяса. Этот аромат, в купе с металлическим привкусом крови во рту Хранящей, вызывал тошноту. Девушка попыталась вздохнуть, но тут же застонала от боли. Ее тело было изорвано стальными когтями зверя. Цефея взглянула на монстра, опутанного голосами и прижатого ими к земле. Сейчас враг напоминал слепую дворнягу: он визжал, словно раненый пес и скалился в темноту, силясь стряхнуть с себя дьявольские силки. Одна из петель, обвив шею зверя, прижала его морду к каменному полу. Монстр жадно хватал воздух ртом, будто хотел перегрызть путы, конвульсивно дергался и, в конце концов, перевернулся на спину. В этот миг обрубленный хвост ударил Цефею по лицу. Едва устояв после удара, девушка отсекла хлыст у основания, лишив Оташу последнего оружия. Зверь пытался вывернуться из голосов, но те надежно прижимали его, окончательно обездвижив.

Хранящая оглядела зверя. Его ребра вздымались, шумно втягивая воздух. Цефея провела рукой по грубой шерсти его живота и непослушными пальцами ощупала его тело. Наконец, пальцы ощутили холод стеклянного сосуда, стенка которого чуть торчала из чрева зверя.

Долю секунды избранница Рагнарека осматривала едва заметный кусочек стекла. Невзирая на визг зверя и его конвульсии, она взрезала его плоть и ухватилась за сосуд обеими руками. Извиваясь, Оташу рвался из сверкающих пут. Нити, напряженные до предела, гудели, словно перетянутые струны музыкального инструмента. Сосуд никак не поддавался и Хранящая, упершись ногой в тело монстра, дергала его из последних сил, не жалея монстра. Мечась в агонии, демон завыл. Цефея зажмурилась и протолкнула руки еще глубже в плоть, обхватывая сосуд и дергая его с новой силой. Скользкие от крови стенки с трудом удавалось удерживать. Зверь дернулся с неистовой силой, вырывая лапы из пут и опуская их на плечи Цефеи. Прижав ее к земле, он пытался раздавить ее в своих объятиях, но Хранящая вцепилась в сосуд, обвила его руками, уперлась ногами в живот зверя и дернула, повиснув на нем всем своим весом. Зверь неистово взвыл и сосуд поддался. Хранящая свернулась вокруг артефакта, принимая на себя последний удар зверя. Затем Оташу упал на живот и, тяжело вздохов несколько раз, обмяк.

Древний монстр, ставший причиной разделения Айры на Горний мир и земли смертных, был побежден. Победитель лежал в темноте, ощущая судороги собственного тела. Запах сырой земли, крови наполнял легкие. Веки тяжелели. Холод сковал тело, приветствуя гибель. Цефея прощалась с Айрой. Она вспомнила красоту звездных ночей, прелесть рассветов и даже ощутила, свежий ветер, пропитанный ледяной моросью утреннего дождя. Ей даже показалось, что дождь касается ее лица.

Цефея распахнула глаза. Глоток свежего воздуха исцелил боль. Веточка вереска у самых ее глаз послушно гнулась, повинуясь пляшущим потокам пронизывающего ветра. Некоторое время Хранящая неподвижно лежала на зеленой мокрой траве и следила за тем, как с лепестков скатываются искры крохотных капель росы. Осторожно поднявшись на ноги, она огляделась.

Сумерки седым туманом окутали бескрайнее поле, в зарослях травы которого виднелись редкие островки вереска. Вдали едва различимыми горбами виделись горы. Тяжелое, свинцовое небо готовилось обрушиться на поле грозой. Царство туманов и дождей было надежно защищено даже от жалкого лучика света плотными сгустками сизых туч. Цефея обернулась, привлеченная шелестом осоки. К ней неспешно приближался старец, облаченный в серые одежды. Он не был похож на могучего война с гравюры книги, но Цефея не сомневалась в том, что это Рагнарек.

Страхи и сомнения отступили, как, должно быть, отступают всякие страхи у потерявшегося ребенка, который, наконец, увидел спешащего к нему родителя. Седые волосы старца прядями падали на бледное лицо, исчерченное глубокими линиями морщин. Глаза Перворожденного были прикрыты лоскутом ткани, словно тот был незрячим. Застыв в шаге от Цефеи, Рагнарек шумно вдохнул. Цефея, чуть замешкавшись, поклонилась. Он вытянул руку и прикоснулся ледяными пальцами к лицу девушки, изучая его.

– Я ждал, Цефея. – С нескрываемой теплотой, произнес Рагнарек. – А ты… Даже вопреки наставлениям избранников Хроноса и Файро ты продолжала считать меня воплощением зла.

Хранящая предприняла попытку возразить, но осеклась и стыдливо опустила взгляд. Рагнарек поманил ее рукой и они двинулись вместе по полю, глубоко вдыхая аромат горьких трав и свободного ветра. Тяжелые сизые небеса грозили раздавить единственных двух его обитателей – сухого старика и покорно следовавшую за ним девушку. Цефея ощущала гнет этого мира, но почему-то была спокойна.

– Слушай. – Приказал он едва слышно. – Запоминай каждое мое слово.

Я вернусь на последнем рассвете,

Возвещая приход вечной ночи.

И в тот час три слуги меня встретят:

Извещая иных о приходе.

Слуга первый: внесет покрывало,

Он укутает ими все Луны.

И второй слуга, ступит за первым,

Уж шагая по темным дорогам.

Облачен он в кровавые робы.

Тот слуга всех страшней и безумней -

Сеет страх, разрушает мечтанья.

Имя ему – есть проклятье –

Вы зовете его тихо Мором.

Но последний, сильнейший из братьев –

Пред самым моим возвращеньем,

Входит в мир, осыпая просторы,

Серым пеплом, молчаньем и скорбью.

Понесет пред собой слуга знамя -

Темный стяг, опаленный страданьем.

С ним вернутся молитвы и страхи,

Возвратиться и боль и стенанья.

Он молчит, но он ждет воскрешенья.

Облачен слуга в алые платья –

То есть кровь, пролитая братом.

Заберет слуга реки и море,

Он наполнит их благодатью:

Вином алым, что пьет лишь безумец,

Он опоит вином тем полмира.

И ступлю я на горы уж зрячим,

Принося за собой напоследок,

Луч янтарной небесной монеты.

Стоило строкам слететь с уст Рагнарека, как они прочно отпечатались в памяти Цефеи навечно. Перворожденный остановился и прислушался.

– Теперь же позволь я тебя предостерегу. Если ты и дальше будешь считать меня злом, то очень скоро ты окажешься слепее меня. – Негромко произнес он. – Твое отношение ко мне – не более чем чувство, а эмоции ослепляют, Цефея. Сегодня ты познала силу голосов и значит, совсем скоро тебе станут известны слабые стороны дарованного могущества. Тебя ждет новое, еще более тяжелое испытание. – Рагнарек на секунду замолчал. – Признаюсь тебе, что я медлил до последнего часа. Я так долго сопротивлялся всякой необходимости возвращать тебя. Мне было известно, что ты пробудишь воспоминания обо мне. Я заставлял себя верить, что Создатель не мог ошибиться и что ошибки, допущенные жителями Под Горой, будут со временем исправлены… но нет. Сенторий не пожелал подчиниться воле Создателя и совершил преступление, он был глух к требованиям Перворожденных. Прошли годы… И вот ты здесь. Возмездие самой Айры. Со дня твоего возвращения началась расплата Айры за ошибки тех, кто ее населяет. Мир постепенно погружается во мрак. Таков закон, установленный Создателем в начале времен.

Цефея безмолвно опустилась на колени. Казалось, что Рагнарек видит это, потому что он замолчал, ожидая от Цефеи пояснений.

– Желаешь ли ты, чтобы я умоляла тебя оставить Айру? Я предполагала, что меня ждут подобные известия, но не думала, что ты решил наделить меня даром разрушения. Прошу, дай мне шанс и позволь стать спасением для Айры.

Рагнарек нахмурился.

– Возмездие – не всегда разрушение… – заметил Рагнарек. – Твою роль я определил еще задолго до того, как было совершено преступление. Я полагал, что ты можешь мне пригодиться. Очевидно, что я не ошибся. Поднимись с колен.

Цефея послушно встала. Они вновь двинулись по полю, шурша осокой и мхом. Рагнарек шагал уверенно и твердо, так, словно и не был слепым, или же так, как шагает по камере узник, всю жизнь проведший в тесной темнице.

– Перед тем, как миру было дано имя, я сам заточил себя вдали от других Перворожденных, опасаясь, что мое присутствие в только что сотворенном мире может быть опасным. Создатель наделил меня властью над пустотой и едва получив ее, я создал для себя этот мир, где и нахожусь по сей день. Создатель творил мир из пустоты, а значит, что мое присутствие на землях Айры способно пробудить эту пустоту. Я не готов был уничтожать мир, который меня восхищал также, как и тебя. Да, Цефея, в этом мы похожи – в ненасытности любви к Айре. Ты можешь понять как непросто мне принимать мысль о возможной гибели этого мира.

Пустота подчинилась порядку, который указал Создатель в начале времен. Так создавался этот мир: упорядочился, приобрел смысл и форму. В конце концов, он приобрел и голоса. Создатель просил меня позаботиться о выборе Хранящего, ведь я, как и прочие Перворожденные, должен был сохранить семя своей мудрости. Я избрал тебя, однако я сделал все, чтобы ты росла за пределами Айры. Присутствие той, что несла бы знание о разрушении и гибели мира тревожили прочих. Я знал, что ты будешь в безопасности лишь оказавшись вдалеке от Айры. Твой час должен был настать лишь в случае острой необходимости, когда иных вариантов для спасения не оставалось бы.

Так и случилось. Сколько прошло лет с того часа, как я ощутил твою душу как родную и отдал приказ своему слуге забрать тебя? Мне сложно сказать – мои мир лишен времени. Вот и какое-то время назад я ощутил, как пустота, наполняющая Айру, всколыхнулась, взбудоражилась, словно гладь черного озера, в которое бросили камень. Сенторий стал эпицентром, в котором пустота, словно червь, стала прогрызать незримую для прочих дыру к самому основанию мира. Я осознал, что Сенторий совершил преступление и пошел против воли Создателя. Однако, что конкретно он сделал мне, незрячему старцу, заточенному в собственноручно возведенной темнице, неизвестно.

Однако, я заставлял себя верить в благоразумие Сентория. Как оказалось, зря. Пустота разрасталась и теперь манила меня, маня выйти за пределы сотворенного мной мира. Пустота призывала меня уничтожить Айру. Тогда я вспомнил о тебе. Я передаю в твои ладони этот мир, дитя мое. Мне радостно слышать, что Айра дорога тебе и ты готова сражаться за ее сохранение. Выходит, что судьба Айры небезразлична тебе… Но, как бы ни было велико твое восхищение этим миром, помни, что твоя цель – восстановить справедливость в Айре. Иначе остановить гибель этого мира невозможно.

– С чего мне начать? – Спросила Цефея.

– Обратись к моему слуге. О троих моих слугах ты знаешь из легенды, но четвертый слуга был нужен мне не для возвещения жителей Айры о моем возвращении. Он служил посыльным, был моими глазами и ушами. Найди пифию в глубинах Сафира и… – Рагнарек на секунду задумался, – будь с ней построже. Она, возможно, уже давно ни с кем не общалась и это вряд ли принесло пользу ее норову. Помни, что мой слуга – это и твой слуга. Он подчиняется тебе также, как и мне. Пифия обязана чтить тебя. Тем более, что ты сильнейшая из всех Хранящих.

Цефея с непониманием взглянула на Рагнарека:

– Что ты хочешь сказать?

Цефее показалось, что на губах Рагнарека появилась легкая улыбка:

– Среди Перворожденных я всегда поступал не так, как все. Вот и теперь, вопреки существующим правилам, я дарую тебе не жалкую крупицу своей мощи, а поровну делю свою силу между нами. Теперь ты также сильна как и я. С таким даром ты станешь сильнейшей из Хранящих. Признаюсь, что я надеюсь и на то, что вскоре ты станешь известна как мудрейшая из правящих.

– О чем ты?

– О Вечном совете. Если ошибку совершил Сенторий, то о ней ты не узнаешь до тех пор, пока не заслужишь место рядом с ним. Советники не дадут тебе занять это место, если ты будешь просто Хранящей. Времени не так уж и много, поэтому действовать ты должна настойчиво и решительно. Займи место в совете, завоюй внимание и доверие Сентория. Тогда ты сможешь понять причины, по которым была возвращена в Айру.

Цефея устремила свой взгляд на горизонт и задумалась.

– Я знаю, Цефея, ты ожидала услышать от меня большее. Но мне известно едва ли больше, чем тебе. Но это тяжелое испытание, дорогая Цефея, только твое. Верни прежнее течение жизни в Айре до моего возвращения на ее земли, до того, как все три слуги войдут в Айру. Иначе мне придется исполнить предреченную Создателем волю и вернуть Айру в пустоту. Создатель считал это справедливым приговором для мира, решившего нарушить его заповеди.

Ветер болезненно стонал, обнимая вересковое поле прозрачными крыльями. От этого звука сердце Цефеи сжалось.

– Научи меня владеть голосами, Рагнарек. Призывать и ощущать их так, как это доступно Перворожденным.

Рагнарек положил руку на плечо Хранящей и улыбнулся:

– Приступим, Цефея.

Перворожденный оттачивал движения Хранящей, ощущая движение потоков голосов, он наблюдал за плавностью каждого паса и выпада. Рагнарек, как поняла Цефея, видел благодаря голосам яснее любого зрячего. Не зная усталости и голода, забыв о сне и жажде, девушка обучалась мастерству Хранящего, внемля каждому слову Рагнарека. Сильные руки Перворожденного сдавливали ее запястья в минуты, когда, подчиняясь воле Цефеи, сотни потоков вырывалось из глубины Айры, устремляясь к ней. Потоки были непросты в управлении, норовили выскользнуть из-под влияния Цефеи. Чем больше сверкающих нитей окружало Цефею, тем тяжелее ей давалось искусство управления ими. Но с каждым новым призывом голосов, силы Хранящей возрастали. Вскоре сотни, тысячи струн, могла призвать она, не ощущая тяжести их могущества. Ее сознание дробилось на бесконечное число потоков, управляя множеством сгустков, лезвий и нитей. После очередной демонстрации сил, Цефея повернулась к Рагнареку и заметила, как тот подзывает ее к себе.

– В мире Под Горой все будет иначе. Голосов там меньше и все они менее послушны, так как и ты в том мире имеешь множество лишних мыслей. Не кори себя за них, не полагай эти мысли слабостью. Это часть человеческой сущности, от этого невозможно избавиться. У тебя есть учителя? Есть ли те, кто смогут помочь тебе отточить искусство владения голосами?

– Есть друзья. – Уверенно заявила Цефея. – Они не дадут мне отдыха.

– Что же… тогда я могу отпустить тебя. Хоть мне, как и всякому Перворожденному, тревожно отпускать юного Хранящего, едва освоившего азы владения голосами в Айру…

– Я сделаю все, как ты и приказал, Рагнарек. – Произнесла Цефея, склоняя голову перед Перворожденным. – Приложу все усилия…

Рагнарек остановил ее жестом. Где-то вдали прозвенел колокол и Цефея вспомнила Ратушу, покои Рубина и свою комнату. Это все мелькнуло в ее сознании подобно полузабытому сну. Встреча

– Тебя ждут в мире Под Горой. Помни, что я горд тем, что ты моя избранница, Цефея. – Он взял Хранящую за руку и сжал ее ладонь. Цефея, встрепенувшись, вспомнила, что хотела задать Перворожденному вопрос.

– Рагнарек, могу ли я спросить тебя… – торопливо проронила Хранящая, но отвлеклась на отзвук далекого эха, который принес ветер. В нем она слышала голос Рубина.

– Береги себя, Цефея. – Только и успел сказать Рагнарек перед тем, как едва ощутимые разряды тока пронзили жилы Хранящей и голова налилась забытой тяжестью. Зеленое поле и серое небо слились в единый круговорот тусклых мазков, мелькнувших и рассеявшихся во мраке. Свет погас, поглощенный разрастающийся тьмой. В груди и плечах вновь ломило от нарастающей боли. Застонав, Цефея сжала кулаки и почувствовала, как в ладони скользнуло стеклянное горлышко сосуда, вырванного из чрева Оташу. Мир живых приветствовал Хранящую болью кровоточащих ран.

Цефея ползком приблизилась к полоске света, прорезавшей тьму тонкой линией. Этот долгий путь до выхода из пещеры показался самой тяжелой частью испытания. Раздробленные кости ребер упирались в легкие, мешая каждому вздоху. Тьма закончилась. Яркое солнце ослепило Цефею. Девушка широко улыбнулась небу и блаженно перевернулась на спину, закрыв глаза.

Вдали порхали птицы, встречая рассвет звонкими переливами радостных песен. Утро пахло фруктовыми садами, раскинувшимися у подножья горы и вином, которое фермеры пили во время отдыха от работы в поле. Айра жила как и прежде, забыв о мраке глубокой пещеры и близости смерти. Голубое небо разгоралось заревом восхода, украшая облака золотистой пудрой, брошенной из-за горизонта. Теплый, живой мир был особо прекрасен в тот день и Хранящая наслаждалась им, лежа у входа в пещеру. Она то и дело поглядывала в бездонное небо, пронизанное острыми клинками ярких солнечных лучей. Цефея была настолько поглощена любованием утром, что не сразу расслышала голос Рубина. Лишь когда сильные руки подняли ее тело и уложили на сложенное одеяло, Хранящая подняла глаза и увидела уставшее, серое лицо друга. Она еще не знала, что в течение месяца Рубин приезжал к Пещере каждый день, исполняя обещание, данное Цефее перед тем, как она шагнула во мрак. Вопреки убеждением Энифа и наставлениям Атары он ждал возвращения Хранящей.

Девушка едва слышно позвала Рубина и тот, сжав ее руку, заглянул в ее глаза.

– Твои зрачки…. Они стали ярче. Значит, ты научилась управлять голосами?

Цефея улыбнулась, чуть заметно кивнув. Движение не далось ей даром и, закашлявшись, Хранящая поежилась от боли.

– Потерпи. Я полагал, что раны могут быть серьезные.

Цефея послушно лежала в корнях плакучей ивы. Изнеможённая, израненная и обессиленная, она все же была счастлива. А как могло быть иначе, если ее роль отнюдь не уничтожение Айры, а ее спасение? Рубин осматривал ее раны и обрабатывал их пахучими мазями и растворами. Едва взглянув на сосуд, горлышко которого Цефея все еще крепко сжимала, Хранящий догадался о противнике, который поджидал избранницу Рагнарека в Пещере. Он не проронил ни слова, но настойчиво отодвинул сосуд, освободив руку девушки. Он поднес ей маковый отвар и боль, вытесненная отрешением, отступила.

– Как долго меня не было? – тихо спросила Цефея, разглядывая ленты в ветвях ивы.

– Месяц.

– Да, долго… Но все равно спасибо.

– Пожалуйста. Мазей хватит, я взял достаточно….

Борясь с наркотическим сном, девушка вздохнула так глубоко, что повязки на груди натужно хрустнули.

– Я не об этом, Рубин… Ты сдержал слово и не повязал ленту.

Хранящая закрыла глаза, но напоследок она все же заметила улыбку на лице друга. От этого ей стало спокойно и радостно. Перед тем как уснуть, она подумала, что больше никогда не будет прощаться с ним так, словно уходит навсегда. Почему-то она знала, что несмотря на все невзгоды они обязательно встретятся вновь.