Мы с Наташей сидели в столовой и обсуждали какие-то рабочие моменты, когда, сделав глоток чая, подруга сказала:
– Я тут узнала по поводу банкротства физических лиц. Не хочешь попробовать?
– Наташ, думаешь, я не рассматривала этот вариант? – вздохнула я обреченно. – Даже с юристом консультировалась. Только там тоже денег нужно немерено – адвокату заплатить, потом придется оплачивать услуги арбитражного управляющего, и не факт, что суд признает меня банкротом, так как я поручитель. Там столько заморочек, Наталь, чокнешься.
– Да уж, Машуль, одни тупики кругом. Ты сим-карту когда поменяешь? – спросила озабоченно девушка.
– Не знаю, нужно купить дойти, – ответила, пожав плечами. – Этой вообще пользоваться нельзя, сутками напролет названивают. Я позвонила на горячую линию банка, сказала, что напишу заявление на них, потому что больше двадцати звонков в день – это вмешательство в личную жизнь. Да еще и временные рамки нарушают. А там заявили, что номера, с которых мне звонят, не принадлежат банку, поэтому никакую ответственность они за это не несут.
– Да, их, блин, не прижмешь, – скорчила недовольное лицо подруга.
– Вот и не знаю, что делать, – пожаловалась я устало. – Написала заявление в полицию о том, что Леша пропал, но оттуда тоже пока известий нет.
– Ничего, подруга, все обойдется, нужно только потерпеть, – поддержала меня Наташа.
– Угу, – буркнула я, уже переставая верить в то, что все наладится.
И вечером моим сомнениям появилось очередное подтверждение. Не успела открыться дверь лифта, как я увидела на противоположной стене, окрашенной в уже выцветшую голубую краску, черную надпись – "Алексеева Мария, верни долг". Я была в таком шоке, что стояла неподвижно с открытым ртом, даже не заметив, как двери лифта закрылись и он поехал вниз. Тут же сообразив, дрожащей рукой снова нажала свой этаж. Выйдя в тамбур, я невидящими глазами уставилась на огромные буквы в пол стены. Что за жуть? У людей вообще что ли совести нет?! Я была очень расстроена и не услышала, как в квартире соседки щелкнул замок и та встала, сложив руки на груди, рядом со мной.
– Какое безобразие-то, – заохала Клавдия Тимофеевна. – Я смотрела передачу, там рассказывали, какие бесчинства творят коллекторы. Даже страшно из квартиры выходить.
Наверное, в каждом доме есть такие жительницы, которым до всего есть дело, и обо всем они знают. Вот и моя соседка была именно такой – не упускала возможности кого-нибудь обсудить, а потом с этим человеком, о котором отзывалась плохо, стояла и перемалывала косточки другому. Благо, у нее в квартире небыль кошек, но она то и дело у нашего подъезда подкармливала бездомных, которые потом табуном лезли в дом и, извините за выражение, обписали весь подъезд. И с виду Клавдия Тимофеевна вся такая хорошая – за чистотой следит, полы моет, только непонятно зачем, когда мы платим уборщице, и совет всем хочет дать. А на самом деле двуличная женщина, за глаза поливающая соседей грязью.
Я намеренно игнорировала россказни женщины, ведь если завести с ней разговор, потом от нее не отделаться. Но той, видимо, было, что сказать, и она не спешила уходить:
– Машенька, я понимаю, ты не виновата, но почему мы-то должны страдать?
– Клавдия Тимофеевна, я что-то не пойму, как именно вы страдаете? – не выдержала все-таки я.
– Ну как же, посмотри, что наделали, – указала она рукой на исписанную стену. – Я вот смотрела в передаче, что эти гады и двери поджигают. А моя-то рядом с вашей…
– Не выдумывайте, пожалуйста! – оборвала женщину, не дав ей договорить. – Стену я сейчас же отмою! А больше вам не о чем волноваться!
– Машенька, ну нужно ведь что-то с этим решать, – ооо, понеслось, сейчас последует череда советов. – Ты бы подумала над тем, чтобы квартиру разменять. У меня есть риелтор знакомый, она может помочь.
Ну, я не удивляюсь даже, не сомневаюсь, что соседка уже и оценила нашу квартиру. Может быть, и покупателя нашла. Как же злит, когда человек сует нос не в свои дела!
– Мы ни за что не продадим бабушкину квартиру! Это не обсуждается. Разговор закрыт, – ответила я раздраженно и направилась к своей квартире, услышав в след:
– А стену ты отмой, а то вон – срамота какая.
Р-р-р, вот не видят люди граней, и как не ответить грубо в такой ситуации, но мне все же удалось промолчать, только для этого прикусила до боли язык.
Через десять минут, переодевшись в домашнее и не поужинав, я вышла в тамбур с ведром воды и щеткой. Около часа в отчаянье оттирала краску, но все оказалось тщетным. Надпись посветлела на пару тонов и больше не отмывалась. Зато я осталась уже без рук, стерла пальцы до ссадин о грубую стену.
– К черту! – выругалась я, обессилев. – Проще будет закрасить.
Решив не откладывать на завтра, злая до чертиков и голодная как бездомная собака, я поднималась в лифте с банкой краски. Конечно, не рассчитывала на такие затраты, сейчас у меня расписано все до копейки, но выхода не было. Осторожными движениями кисти я замазывала надпись. Просила у продавца краску с несильным запахом, и, похоже, тот сделал все, да наоборот, потому что вонь стояла в тамбуре жуткая. Через час я смотрела на стену, оценивая свои старания. И хотя, прежде чем идти в магазин, я сфотографировала цвет стены и вроде подобрала нужный тон, сейчас это выглядело как яркий голубой квадрат на бледно-синем фоне. Теперь и не знаю, как было лучше. В подтверждение моих мыслей за спиной раздался голос Клавдии Тимофеевны:
– Ох, безобразие какое. А я думаю, да что ж так краской воняет! Не смогла отмыть стену, Машенька?
В детстве меня жутко раздражало это ее "Машенька", но с годами перестала просто обращать внимание. Но сейчас снова жутко бесит!
– Клавдия Тимофеевна, надеюсь, вы не скажете мне оттирать теперь краску растворителем?
– Ну, стена теперь стала дюже безобразная, – заявила женщина, покачав головой из стороны в сторону.
– Стена безобразная, потому что ее не красили лет десять уже, – раздался строгий голос моей бабушки. – А ты, Клав, не бренчи, иди домой, уже там твоя "Битва экстрасенсов" началась.
– А что я такого сказала, Люб? – сразу же встрепенулась соседка. – Домком придет и спросит меня, что со стеной, а мне что говорить?
– А ты спроси у него, когда ремонт в подъезде будет, а то деньги за капремонт платим, а толку нет! – моя золотая бабуля могла поставить любого на место, когда надо. – Пойдем, Маш, ужинать, а то с работы и не присела!
Этой ночью я засыпала с одной мыслью – "А что же будет дальше?", и в голову приходил лишь один ответ, как в той рекламе, – "А дальше будет больше". И действительно было, только вот хуже!