Если завтра случится

Пролог

Спектакль проходит на ура. Зал рукоплещет, режиссёр-постановщик сдержанно улыбается, и артисты выходят на очередной поклон, пребывая в состоянии полнейшей эйфории.

Что ж…

Эмоции переполняют.

Аплодисменты ласкают слух.

Вот оно, желанное чувство удовлетворения. Часы непрерывной, кропотливой работы дали прекрасный результат. Премьера состоялась! Теперь вполне можно гордиться собой. И, знаете, я горжусь…

– Ты меня чуть не уронил! – ругает Кристина Алексея, сразу же после того, как опускается занавес.

– Ну не уронил же, – смеётся тот в ответ.

– Идиот!

– Крис, мне кажется или ты стала тяжелее?

– Лучше тебе заткнуться прямо сейчас, – она угрожающе сдвигает брови к переносице.

– Садалова, не забудь вернуть мои пуанты! – кричит Светка Наташе.

– Свои-то как найти? Какая дрянь их спрятала?

– Ой, я тебя умоляю, кому они сдались? Ты ж не Зарецкая, – косится в мою сторону Света. – Сама, небось, куда-то их положила.

– Да нет же! – спорит Наташа, уперев руки в бока.

– Вы только гляньте! Я потная, как мышь, теряю сознание, – Ира высовывает язык и машет на себя руками.

– Да ладно, Калинина. Давай запилим фуэтэ на бис, – толкает её худым плечом Марина.

– Иди ты в задницу, – отзывается та.

– Это привилегия Разумовского.

– Дура, – прыскает в ладонь Ирка.

– Кому водички? – спрашивает кто-то.

Душу за неё продала бы, но молчу.

– Есть у кого-нибудь шоколадка? – по традиции спрашивает Алина.

– Бурунова, у тебя диета, – строго напоминает хореограф.

– Ну Елена Владимировна, – девчонка обиженно дует губы.

– Помочь приме донести цветы? – услужливо предлагает Олег, возникший из ниоткуда прямо передо мной.

– Нет, спасибо, сама справлюсь.

– Как хочешь, – открывает мне дверь и пропускает вперёд.

По обыкновению навязчивый, сегодня проявляет чудеса такта. И это, несомненно, радует.

Выбираюсь в коридор. Туда, где шум и гвалт. Танцовщики кордеболета громко переговариваются между собой. Кто-то смеётся, кто-то плачет. Полярные состояния…

Балетное закулисье – это, без преувеличения, особый мир и целая Вселенная, частью которой я являюсь вот уже много лет.

– С премьерой, Настя!

Останавливаюсь. Оборачиваюсь.

Удивительно, но именно Екатерина Островская, первая солистка нашего театра и моя прямая конкурентка, находит в себе силы меня поздравить.

– С премьерой, Кать. Ты отлично танцевала.

– Знаю, – кивает, соглашаясь. – Ты тоже выступила достойно.

Это её снисходительное «тоже» прозвучало несколько фальшиво, но приятно, что она всё-таки это признаёт.

– Островская, иди сюда! – зовут её девочки.

Я продолжаю путь до своей гримёрки. По дороге то и дело натыкаюсь на взбудораженных балерин. Все они по традиции старательно делают вид, что меня не существует. Обычная, казалось бы, ситуация, но я всё равно немного расстраиваюсь. Обидно.

Оказавшись в своей обители, выдыхаю с облегчением. Кладу цветы на стол и замечаю ещё один огромный букет, кем-то заботливо поставленный в вазу. Снимаю маленькую открытку. Достаю из сумки телефон и перезваниваю отцу.

– Спасибо за цветы, па.

– Настёна… Как всё прошло? – интересуется он с ходу.

– Отлично.

Жаль, что ты этого не видел…

– Мама сказала, зал аплодировал стоя.

– Это не только моя заслуга.

– Не скромничай, родная. Ты лучшая.

– Как у тебя дела, пап? – меняю тему.

– Еду на встречу, – докладывает он коротко.

– Как тебя встретила столица? – почёсываю насмерть забитые шпильками волосы.

– Погода в Москве – дерьмо. Чёртов дождь, туман. Херня полная.

– Всё, как ты «любишь», – хмыкаю я.

– Притормози вон там, – командует кому-то. – Насколько планируешь задержаться сегодня в театре? – снова возвращается к нашему разговору.

– Пока не знаю.

Боюсь, что моему присутствию на фуршете будут не особо рады. Большинство танцовщиков театра считают, что место примы-балерины купил мне отец. Так что, как вы догадались, отношение коллектива ко мне предсказуемое.

– Наберёшь Семёна, когда решишь ехать домой.

– Да, хорошо, – обещаю послушно.

– Ну всё, Настён, пока. Мне пора. Скоро увидимся.

– Пока, пап.

Отключается.

Вот так всегда. Времени на родную дочь у губернатора немного. Но я уже давно привыкла к этой его извечной занятости.

Глава 1

Настя

Не могу сказать через какой период времени прихожу в сознание. Кисти связаны между собой. Голова раскалывается от боли и кружится словно после карусели.

Я ничего не вижу. Однако вскоре понимаю, что машина больше никуда не едет.

– Чисто? – мужской голос раздаётся совсем рядом.

– Да, – отвечают ему.

– Ну давай, прима…

Судя по звуку вроде как открывается дверь авто.

– Прошу на выход.

Меня подхватывают за подмышки, а несколько секунд спустя стопы, затянутые в тонкие капроновые гольфы, утопают в песке.

Где мои туфли?

– Идём, – чужие руки волокут вперёд.

Переставляю непослушные ноги, совершенно не понимая, куда двигаюсь. Сложно ориентироваться в пространстве, когда на глазах повязка, а мозг не в состоянии нормально функционировать.

– Ммм…

– Резче, а! Чё ты с ней церемонишься!

– Да она никакая.

– А мне плевать. Время поджимает. Её уже ищут, – меня резко дёргают за предплечье. – Шевелись!

Делаю, как говорят. Сама же параллельно пытаюсь уловить фоновые звуки.

Волны шумят. Где-то неподалёку кричат чайки, и это позволяет сделать вывод о том, что мы находимся у моря. На побережье.

Её уже ищут.

Да. Обязательно будут искать, но разве могу я ждать? А что, если эти люди хотят меня убить?

Так страшно вдруг становится. Не то, чтобы я никогда не задумывалась о смерти, но погибнуть, не поборовшись за свою жизнь, всё равно что добровольно сдаться в плен врагам.

Мотнув головой, недолго думая, имитирую обморок. Оседаю на колени, падаю на бок. Среагировать мой конвоир не успевает.

– Какого чёрта?

Пальцами левой руки незаметно загребаю в кулак порцию песка.

– Что с ней?

– Эээ, алё! – разворачивают. Получаю по щекам.

Повязка чуточку сползает, и этого оказывается достаточно для того, чтобы я решилась…

Сейчас или никогда. Второго шанса может и не представиться.

Песок летит похитителю в лицо.

Пока он шипит и прижимает ладони к глазам, я, вскочив, бегу в сторону леса. Бегу – это, конечно, очень условно. Ошущаю себя дико заторможенной и отвратительно неуклюжей.

– Лови эту дрянь! Не дай ей уйти!

К сожалению, уже через несколько метров я лечу вниз.

– Далеко собралась? – тяжёлое тело придавливает меня к земле.

– Нет-нет-нет! – пытаюсь выбраться.

– Угомонись!

– Отпусти! Отпустиии меня!

– Хватит!

– Кто вы такие? – заплетающимся языком кричу в отчаянии. – Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне!

– Замолчи.

– Отпусти! Отпусти!

– Не зли его, будет только хуже!

– Что вам от меня надо? Что?

Продолжаю сопротивляться. До тех пор, пока не замечаю обувь прямо перед своим носом.

– Хочешь, чтобы я выстрелил?

По характерному щелчку понимаю, что на меня снова направлен пистолет.

Замираю, не рискуя поднять головы.

– То-то же. И не рыпайся мне больше! Поняла? Иначе будем говорить по-другому!

Киваю. Закусываю губу.

Как горько. Не состоялся мой побег. Не смогла...

– Поднимай её. Нужно валить отсюда.

Меня в очередной раз словно куклу ставят на ноги. Возвращают повязку на место, и я вновь перестаю что-либо видеть.

Молодые. Отпечатывается в мозгу.

Черты лица разглядеть не успеваю, но эту деталь выделяю точно.

– Пикнешь – и останешься тут навсегда! Шагай давай!

Выполняю требование. Вслепую ступаю по песку, но вскоре он заканчивается, и поверхность меняется. Сперва она похожа на обычную землю, потом сменяется подобием травы и мелких веточек, а после становится твёрдой и шероховатой.

– Ступеньки, – предупреждает тот, кто меня ведёт.

Однако я всё равно спотыкаюсь и удерживаюсь на ногах только благодаря ему.

– Сказали же тебе, тупица, ступеньки! – опять выходит из себя агрессор, получивший в морду порцию песка.

Куда-то заходим?

Несколько шагов. Останавливаемся.

– Открывай.

– Ключи.

Переговариваются. Гремят связкой, а потом она будто пролетает мимо.

Щелчок. Один. Другой.

Отвратительный скрежет раздражает перепонки.

Зато по эху теперь точно определяю, что мы в помещении.

Глава 2

Со светом приходит нужное мне спокойствие, и я отправляюсь исследовать территорию. Начинаю со шкафа, стоящего в углу. И действительно нахожу там вещи, о которых упоминал один из похитителей. Вещи, кстати, мужские, но в моей ситуации особо выбирать не приходится.

Расстёгиваю боковую молнию и снимаю с себя убитый комбинезон. Так жалко… Кучу денег за него отвалила. Дизайнерская вещица. Была.

Оставшись в одном белье, вздрагиваю от холода, пронизывающего до костей. Такое ощущение, что в этом чёртовом подвальном помещении температура опустилась ещё на несколько градусов.

Интересно, такое возможно?

Натягиваю спортивные штаны и тёплые шерстяные носки. Беру фонарик. Прихватив с собой майку с толстовкой, направляюсь к двери. Было сказано, что там есть вода. Она-то мне сейчас и необходима. Волосы ведь до сих пор в геле и лаке. Ощущения из-за этого отвратительные.

Решительно кладу пальцы на ручку. Сперва прислушиваюсь. Потом трусливо заглядываю, держа источник света перед собой, и лишь после, не обнаружив там чьего-либо присутствия, захожу.

Эта комната намного меньше предыдущей. У правой стены, «украшенной» красным совдеповским ковром, стоит кровать с тумбочкой. По соседству с ней стул. У левой – письменный стол и полка с книгами.

Двигаюсь дальше. Поборов страх, открываю ещё одну дверь. Там обнаруживается то, что я искала: унитаз и раковина.

Осматриваюсь.

Стены и пол выложены старомодной плиткой. Мелкой такой, квадратиками.

Отодвигаю в сторону шелестящую шторку с прыгающими по волнам дельфинами и тут же начинаю чихать от разлетевшейся повсюду пыли. Зато теперь вижу душ. Точнее его подобие. Но куда важнее сейчас возможность справить нужду.

Дёргаю вверх за чёрный шарик. Система слива, на удивление, работает. Правда бачок при наборе новой порции воды начинает странно посвистывать.

Подхожу к замызганному зеркалу и ужасаюсь своему отражению. Потому что там я вижу худшую версию себя. Макияж поплыл. Под глазами чёрные круги.

Жуть жуткая просто.

Поворачиваю кран. Оттуда, фырча, выбегает вода тёмно-оранжевого цвета. Аналогичная ситуация с лейкой от душа. Может, из-за ржавчины в трубах, не знаю. Зрелище так себе. В общем и целом складывается впечатление о том, что жили здесь очень давно. Если вообще жили…

Жду пока стечёт. Проверяю в этот момент содержимое подвесного шкафчика, тоже явно сохранившегося с советских времён. Достаю ёмкость жёлтого цвета с красной крышечкой. Шампунь «Кря-кря» гласит название, под которым нарисован чересчур позитивный на вид утёнок.

Я такого шампуня, если честно, никогда не видела. Почему – выясняется позже, когда обнаруживаю на флаконе дату производства.

Поверить невозможно, но этот самый детский «Кря-кря» был выпущен Болгарией в конце восьмидесятых.

Любопытство вынуждает посмотреть год изготовления и на других косметических продуктах. Зубной порошок, например, старше меня. Как и ватные палочки.

Нахмурившись, со скрипом закрываю дверцу шкафчика. Раздражённо вздохнув, распечатываю упаковку с мылом.

– Земляничное. Что ж, ладно, – вздыхаю и, зафиксировав фонарь на краю раковины, принимаюсь за дело.

Умываюсь. Привычный ритуал выходит невероятно сложным. Не хочется предполагать, что будет с моей кожей после подобных процедур, но, думаю, за слой несвежей декоративки она мне тоже спасибо не скажет.

Снова смотрю на себя в зеркало.

Панда.

Повторяю всё заново. Под конец с сожалением осознаю, что горячей вода не стала. (И, похоже, не станет).

К процессу мытья головы подхожу с большой неохотой, но всё же, стиснув зубы, терплю. Намыливаю шевелюру тем самым утиным шампунем и молю Господа о том, чтобы не остаться лысой. Пахнет это средство жвачкой, но кто его знает, что с ним за эти годы могло произойти...

Чёрт. Как же холодно, бррр! А купаться, интересно, как? Вдруг придётся? Неизвестно сколько по времени собираются держать меня здесь эти двое.

Сдёргиваю полотенце с крючка. Подсушиваю. Зажимаю его коленками. Поёжившись от соприкосновения мокрых кончиков с кожей, натягиваю на себя майку и толстовку. Быстрее закутываю волосы, сооружая тюрбан.

Иду до кровати, застеленной клетчатым пледом. Лечь или даже просто сесть на неё не даёт то самое чувство брезгливости. Закрадываются подозрения. А вдруг кто-то там уже спал?

Поразмыслив, лезу в прикроватную тумбочку и с облегчением выдыхаю, стянув из стопки новое постельное бельё. Опять же с эсэсэсэровской картоновой биркой. Такие комплекты я когда-то видела у своей бабушки. Она у нас та ещё любительница собирать мне «приданное».

Одеваю на подушку наволочку. Очень долго воюю с противным, не поддающимся дрессировке пододеяльником. Никогда этим не занималась. В нашем доме подобные вещи всегда делала Таня, одна из домработниц.

Кое-как застелив постель, отправляюсь на дальнейший обзор этого ужасного местечка. Меня как будто машина времени перенесла назад. На полке обнаруживаю выпуски журналов: «Мурзилка», «Юность» «Огонёк», «Крестьянка», «За рулём». Радужную пружинку, известную любому ребёнку. Одеколоны «Красная Москва», «Тройной».

Глава 3

Данила

два месяца назад

– Чуешь, Клим? – Денис машет руками и шумно втягивает носом воздух.

– Чё?

– Чё-чё, – раздражённо цокает языком. – Запах своей свободы чуешь?

– Ты про это, – срываю травинку и зажимаю её губами.

– Ну конечно про это! Считанные дни – и ты свалишь отсюда. Счастливый блин человек! – он расстроенно вздыхает.

Счастливый ли?

– Что делать будешь? Мыслишки есть? – толкает меня локтем в бок, хоть и знает, что я терпеть этого не могу.

– Куда-нибудь на море двину.

– Море, пфф, – повторяет Ивонин, качая головой. – И чё там хорошего? Я вот ни разу его не видел и как-то не страдаю. Не тянет совершенно.

– Не тянет, потому что ты там не был.

– Ну может, – пожимая плечом, соглашается он неохотно.

– Так и знала, что вы здесь! – приближаясь к нам, вопит на всю поляну Маринка.

– О, явилась. Швец, ты чё опять юбку надеть забыла? – кричит ей Денис.

– Очки протри, имбецил.

Девчонка вытягивает руку и демонстрирует ему средний палец.

– Шлэндра, – подытоживает он, облизывая взглядом её фигуру. – Но хороша, зараза.

Тут не поспоришь. Швец у нас в негласном мужском рейтинге по всем параметрам номер один.

– Давно запал? – ухмыляюсь, глядя на него.

– Не пори херню. Это же Швец.

– Ну так подкатил бы. Всем даёт и тебе даст.

– Я не ты, мне не перепадёт, – бросает он, насупившись.

– Ивонин, ты себя видел? Естественно не перепадёт, – фыркает Маринка, козой скачущая по траве.

– Да нужна ты мне триста лет, – заливаясь краской, резонирует он.

– Ну вот и закрой свой рот. Гланды простудишь. Клим, я за тобой, – запыхавшись, останавливается напротив. – Тебя Глотка ищет. Велела немедленно явиться к ней.

– Зачем? Насчёт драки? – даже не двигаюсь с места.

– Вроде как брат твой объявился, повариха растрепала по секрету.

Мой взгляд, сосредоточенный до этой секунды на голых Маринкиных ляжках, быстро ползёт вверх и фокусируется на её лице.

– Что ты сказала?

– Идём говорю, – тянет меня за руку, вынуждая подняться с травы.

Десять минут спустя я стою у кабинета директора нашего детского дома. Стучу кулаком по деревянной поверхности и в нетерпении открываю дверь.

– Здрасьте, – вхожу без приглашения.

– Климов, ты почему не на консультации? – начинает орать с порога Глотова. – Завтра экзамен по математике, ты в курсе?

– В курсе, – отражаю спокойно. – Вы меня искали?

– Сядь, – недовольно поджимает губы. Стучит маникюром по столу. – Новости для тебя есть.

– Начните с плохой, – закидываю ногу на ногу.

– За драку с Зуевым тебя ждёт наказание. Берёшь метлу и помогаешь Ивану Алексеевичу. С пяти до семи утра, – сообщает она строго.

– И как долго?

– Пять дней подряд!

Приплыли… Да и плевать.

– А как насчёт хорошей новости, Ольга Сергеевна…

– Через две недели едешь домой. На поезде. Вот твой билет, – кладёт передо мной лист А4, на который я растерянно смотрю. – Там на вокзале тебя встретит Егор. Сегодня он звонил мне.

Через две недели ты едешь домой. На поезде. Вот твой билет.

Офигеть. Не верится даже.

– Паспорт получишь в день отъезда, пока пусть побудет у меня. И Дань... Совет дам один. Может и не осталось у тебя никого кроме брата, но будь с ним поосторожнее.

– Сам разберусь, – выдёргиваю лист из её пальцев и поднимаюсь со скрипучего стула.

– Оступиться очень легко, Климов.

– На что намекаете? – прищуриваюсь.

– Вы не виделись семь лет. Шесть из них он провёл в местах не столь отдалённых. Имея такой опыт…

– Если сидел, то всё, не человек? – резко её перебиваю.

Директриса снимает очки, потирает переносицу и обращает на меня усталый взор.

– При всех своих недостатках ты неплохой парень, Климов. Не хотелось бы, чтобы ты повторил судьбу Егора. Так яснее?

– Идти могу? – выжидающе на неё смотрю. Даю понять, что наш разговор окончен. Свою семью обсуждать с ней я не намерен.

– Иди, – вздохнув, открывает одну из папок. – Где метлу завтра взять помнишь?

– Помню.

Я и метла – это нетленка. Вон даже на доске фотка есть.

Выхожу в коридор, останавливаюсь и внимательно читаю информацию, указанную в электронном билете. Запоминаю дату, время, номер поезда.

– Ну и че там, Дань? – Маринка подходит ко мне, лениво пожёвывая жвачку. – Билет? – заглядывает в бумажку. – Охереть, ты уезжаешь через две недели?

Глава 4

В поезде удаётся познакомиться с группой студентов. Шумная компания громко общается и хохочет на весь вагон. Одна из девчонок в какой-то момент подсаживается ко мне. Слово за слово – и вот я уже с ними за одним столом.

Будущие врачи радушно угощают меня печеньем и конфетами. Благодарю, но отказываюсь. Пью свой крепкий чай и молча слушаю байки, которыми они делятся.

– Нам Дегтярёва рассказывала, что к ним как-то привезли женщину с обширным ожогом ротовой полости, – вещает белобрысая девчонка в очках. – Ей оказали первую помощь, ну и спрашивают, что случилось. Она, прикиньте, отвечает, что зубы отбелить хотела.

– И чем же? – рыжий парень закидывает в рот шоколадную конфету.

– Гм… Полоскала рот туалетным утёнком. Где-то прочла, что это работает.

– Ага, там даже написано «бережно для эмали»!

– Жесть.

– Ой дууура…

– А мы ржали недавно. Заходит бабушка-божий-одуван к терапевту. Садится, кряхтит, охает, ахает. Василич у неё спрашивает, что вас беспокоит? Она: ой, милок, помидоры. В этому году чёт листья всё желтее и желтее.

– Кадр!

– Правильно блин, надо спрашивать: что болит? А не так.

– Это ладно, у нас чё было! – присоединяется к беседе короткостриженный брюнет. – Дед, восемьдесят два года, остановка сердца. Бригада врачей его откачивает. С того света еле-еле возвращает. Он же, как только приходит в себя, первым делом зло говорит: ну и кто вас просил, ироды? Немая сцена…

– Его можно понять.

– А реакцию врачей представь!

– Да уж… Гусев, твоя очередь.

– Так-с… Мы с Архиповым как-то опоздали в поликлинику. Представились на регистратуре, спросили номер кабинета. Помчали на второй. Халаты на ходу накидываем и скорее к врачу вламываемся. Он, хмуро глядя на нас, осведомляется, кто такие. Ну… объяснили, что студенты, к нему направлены. Ладно, говорит, я понял. Стойте-смотрите-не мешайте.

– И чё?

– Чё-чё… Пару минут спустя какая-то полуголая дамочка запрыгнула на кресло – и где-то тут мы с Толиком осознали, что явно не с травматологом имеем дело.

– Лошары!

Ребята громко смеются.

– А этот ещё и с умным видом конспектировал стоял. Или зарисовывал, не знаю, – хохочет Рыжий, толкая соседа в плечо.

– Потише, молодёжь! – возмущается кто-то из пассажиров.

– Извините.

– Боже, спустя годы учёбы думаю, где была моя голова? Зачем в мед поступала? – сокрушается очкарик.

– Не знаю, я не жалею, несмотря на сложности.

– Короче, я ж врачом с детства хотела стать, – подаёт голос девчонка с каре. – Однажды вернула нашего дряхлого кота к жизни. Искусственным дыханием. Спасла и, так сказать, вдохновилась. Всё, думаю, это – знак. Быть мне реаниматологом.

– А кот…

– Да просто спал он, как оказалось! Родители не признались сразу, потому что боялись мой ярый энтузиазм загасить.

– Ахаха.

– Меня классе в шестом мать ругала за почерк. Типа испортился, Миш. Стал писать как курица лапой и всё такое... Прописи грозилась купить. Такие, которыми первоклашки пользуются.

– Купила? – улыбается блондинка.

– Не. Я не растерялся. Уже тогда ей пояснил: не парься, ма. Красивый почерк мне ни к чему. Врачом стану. Буду «море» людям прописывать. Вот собственно так и вышло.

– Ахаха!

– А я щас приеду и начнётся… Моя бабуля постоянно летом штабелями приводит ко мне своих подруг, чтобы я посмотрела их и дала рекомендации. Ты ж медик! Что тебе сложно? И фиг объяснишь ей, что у меня, практолога, узкая специализация.

– Моё семейство меня тоже каждое лето на профпригодность тестирует. Радуются, когда я приезжаю.

– Ещё бы, такая экономия на платном стоматологе! Зубы нынче лечить дорого!

– Красивая татуировка, – дотрагиваясь до моей шеи пальцами, говорит та самая Наташа, которая изначально ко мне подсела. – Больно было? Чувствительное ведь место.

– Терпимо.

– Свежая?

– Год назад делал.

– Слушай, Дань, а расскажи о себе? Куда-откуда едешь? – проявляет искренний интерес. И все остальные, как назло, затихают.

– Еду домой, – неопределённо пожимаю плечом.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать недавно исполнилось.

– А где учишься? – продолжает выдавать вопросы пулемётной очередью.

– Пока нигде.

– Не вздумай идти в медицинский, – наставляет рыжий.

Да уж куда мне. Шарага какая-нибудь – мой максимум. И то, не знаю, пойду ли…

Глядя на этот развесёлый, сплочённый коллектив, невольно задумываюсь о том, как классно, наверное, быть студентом.

– Кто тебя провожал? Сорян, мы наблюдали за вами из окна, – виновато улыбается Наташа. Кстати, только её имя я и запомнил.

Глава 5

Даня

наши дни

– Какого ты так долго? – наезжает на меня Егор, стоит мне только сесть в машину.

– Так вышло.

– Сказал же, одна нога там, другая здесь! – напоминает недовольно.

Молчу.

– Починил чёртов генератор?

– Нет. Поломка серьёзная. Мне нужны кое-какие запчасти.

– Стопэ, это чё, кровь у тебя? – в шоке таращится на мою голову.

Дотрагиваюсь пальцами до саднящего затылка.

Похоже на то.

– Чем приложила? – интересуется он мрачно, сразу же предположив очевидное.

– Табуреткой, – отвечаю, усмехнувшись.

– Неугомонная, твою мать, – открывает бардачок, достаёт оттуда салфетки и протягивает мне. – А с виду та ещё тепличная неженка.

– Её можно понять. Она очень напугана.

– Надеюсь, ты пояснил ей, как нужно себя вести? – заводит движок и переключает передачу.

– Без света и обеда осталась.

– Без света и обеда? – фыркает громко. – Это чё за детский сад, Дань? Надо было двинуть по щам разок. Задрала со своими выкрутасами.

– Егор, не забывай о том, что она девчонка.

– Девчонка… – повторяет за мной и кривит лицо. – А ты, братан, соплежуй у меня, оказывается. Заруби себе одну истину на носу: бабы должны знать своё место. Особенно такие, как она. Иначе…

– Мы едем, нет? – перебиваю раздражённо.

– Едем, – кивает он, и машина наконец трогается. – Я вот чё думаю, опасно туда-сюда по окрестностям мотаться. Не дай Бог какая падла нас срисует по маршруту. Сделаем так: закупим всё необходимое и осядешь тут, на маяке. Будешь приглядывать за нашим лебедем. Не нравятся мне её финты.

– Когда ты собираешься связаться с Зарецким?

– Ещё рано. Пусть Эдик помучается пару недель. А может и дольше, я ещё не решил, – расплывается в шакальей улыбке.

– Ты спятил? – смотрю на него в шоке. – Хочешь так долго держать её там, в подвале?

Пусть Эдик помучается пару недель.

Ушам своим не верю.

– А чё… Сидит и сидит. Вентиляция есть, вода есть. Жрачку раз в день подкидывать будешь. Не подохнет наша Цаца.

– Ты не думал о том, что менты могут добраться сюда на Песчаную Косу?

– Ой вряд ли, на кой им сдалась эта глушь? – машет в сторону густого леса, окружающего узкую дорогу по периметру. – Маяк давно заброшен. Бомбоубежище нашего шизанутого деда им ни за что не обнаружить. О нём кроме меня никто не знает.

– Ты в этом уверен? – выражаю сомнение.

– На все сто. Не ссы, малой! – толкает меня в плечо.

– Мне кажется, что искать девчонку будут не только в Красоморске.

– Пусть ищут. Сюда даже если доберутся, в жизни не допрут, что она под маяком.

– Как вообще дед до такого додумался? И сколько лет на это ушло?

– До фига, – щёлкает поворотником. – Верил в то, что пересидит там с семьей ядерный взрыв.

Качаю головой.

Знал конечно, что дед у нас был со странностями… Но о том, что бункер строил, как-то не догадывался. Хоть и помню, что он постоянно говорил про то, что скоро начнётся ядерная война.

– Давай новости послушаем, как раз сейчас начнутся, – брат включает радио и ловит местную волну. – Федо звонил, говорит, шумиха поднялась в городе. Шмонают тачки.

– Ну ещё бы.

– Журналисты со всего края приехали. Губер наш вернулся. Примчался на всех парах.

– Сейчас подключит все свои связи.

– Пусть подключает, мы сработали на отлично. Всё прошло как по маслу. Долбоклюи, – смеётся подобно гиене. – Девку вывезли из города на раз-два…

– Просто повезло, – говорю своё мнение на этот счёт. – Одна была. Плюс они поздно кинулись её искать.

– А ну тихо…

– Полдень, в эфире Пётр Селезнёв и главные новости прошедшей недели.

Егор делает звук погромче и опускает козырёк. Взобравшееся на небо солнце палит просто нещадно.

– Почти двое суток назад, у ворот Государственного Академического Театра имени Галины Улановой, была похищена дочь крупного бизнесмена и губернатора нашего края, Эдуарда Владимировича Зарецкого. Со слов очевидца, неизвестный напал на девушку и силой затащил в машину, марку которой женщина издали распознать не смогла.

– Говорил же, что нас видели…

– Давай дослушаем.

– Напомним, что восемнадцатилетняя Анастасия Зарецкая, является примой местного театра, в главном зале которого в тот вечер проходила премьера спектакля «Лебединое озеро». Балерина посетила фуршет, после чего покинула стены театра. Известно, что последним её видел охранник. В руках у девушки была сумочка и цветы. Те самые цветы, лежащие на асфальте… Два часа назад «Море news» сообщило о том, что губернатор в срочном порядке вернулся из столицы. Комментарии журналистам Эдуард Владимирович пока не даёт. Полиция тоже. Нам остаётся надеяться на то, что в скором времени Анастасию найдут живой и невредимой. Будем следить за развитием событий.

Глава 6

От еды Зарецкая демонстративно отказывается. Забирается на кровать и отползает к стене.

– Тебе надо есть, – обращаюсь я к ней.

– Учитывая обстоятельства, ты на моём месте стал бы? – кутаясь в одеяло, уточняет язвительно.

– Да.

– Какая ложь! – восклицая, шмыгает носом.

– Тебе здесь долго торчать придётся.

Не знаю, зачем говорю ей это. Наверное, чтобы заранее была готова к такому развитию событий.

– Долго? – слышно, как меняется голос. Теперь в нём отчётливо звучит волнение и растерянность. – Чего же вы тянете? Чего ждёте? Мой отец уже вернулся из Москвы?

Игнорирую её вопросы. Было ведь сказано: в контакт не вступать, диалог не поддерживать, на провокации не вестись. Пока правила соблюдаю.

Оставляю ужин-завтрак на столе. Кладу фонарик рядом (у меня есть запасной) и молча ухожу.

Надо починить генератор. Без электричества туго. Ни света, ни тепла, ни кипятка. Как пещерные люди.

Закрываю девчонку в комнате и отправляюсь воплощать задуманное.

*********

Несколько часов спустя я всё ещё жёстко ломаю голову. Устранить поломку так и не выходит, и я никак не могу догнать, в чём причина. Инструкции-то к генератору нет.

Достаю из пакета большое, спелое яблоко. Пока грызу его, ещё раз внимательно осматриваю купленные запчасти, которые, в принципе, идеально подошли. Толку правда от этого ноль...

Поколдовав над генератором ещё какое-то время, решаю сделать перерыв. Глаза слипаются после бессонной ночи. Жутко хочется спать. А лечь-то здесь и негде.

Зевая, возвращаюсь в комнату, смежную с той, в которой находится дочь Зарецкого. Там раскладываю старомодный диван советского выпуска и укладываюсь на боковую.

Сплю беспокойно и по ощущениям недолго, однако когда включаю экран телефона, с удивлением обнаруживаю, что уже четыре.

Поднимаюсь и разминаю пальцами шею.

Вздремнул так вздремнул. Вырубило конкретно. Даже не помню, как именно.

Немного взбодрившись, натягиваю на лицо балаклаву и направляюсь к двери. Посмотреть, как там Настя.

Ключ. Щелчок.

Вхожу.

Первым делом проверяю, поела ли.

Ответ отрицательный. Всё на месте: и булочка, и яблоко, и печенье.

– Ты как? – шагаю к ней.

На этот раз Настя лежит в кровати. Косы разбросаны по подушке. Глаза закрыты. Дыхание рваное и частое. Её тело пробивает дрожь.

Снова касаюсь ладонью её лба. По ощущениям и визуально сегодня её состояние хуже, чем вчера.

– Эй, – тормошу за плечо.

– Что? – тихо шепчет губами.

– Тебе совсем плохо стало?

Еле-еле поднявшись, принимает сидячее положение, собирается что-то сказать, но начинает кашлять. Да так, что не может остановиться. Приступом заходится.

Нет, так не пойдёт.

Беру бутылку с водой. Протягиваю ей, предлагая попить.

Искоса на меня смотрит, прищуривается.

– Сначала ты, – сипит охрипшим голосом.

Не сразу понимаю, что имеется ввиду, но потом до меня доходит. Боится.

– Там резьба, она новая, – пытаюсь успокоить на этот счёт.

– Пей. Не верю… – упрямо стоит на своём.

Ну ладно.

Откручиваю крышку и делаю несколько глотков негазированной жидкости. После чего передаю бутылку ей.

Забирает, продолжая внимательно за мной наблюдать. Словно ждёт чего-то, но это самое «что-то» не происходит.

Наконец, набравшись смелости, решается, однако перед этим делает то, за что в детском доме получила бы по первое число. Вытирает горлышко бутылки. Рукавом.

Не знаю почему, но этот жест брезгливости отпечатывается в памяти намертво, оставляя после себя довольно неприятный осадок. Причём, где-то глубоко в подкорке…

Ухожу оттуда, а десять минут спустя, уже будучи на поверхности, набираю брата, хоть тот и просил этого не делать.

Не берёт.

Жду, что перезвонит. Пишу условленное сообщение. По итогу спускаюсь вниз, так и не получив от него ответа.

Через пару часов поднимаюсь наверх вновь. Звоню повторно, однако в этот раз номер вызываемого абонента не доступен.

Короче, Егор не оставляет мне выбора. Заперев девчонку на все замки, покидаю убежище на свой страх и риск.

На улице пахнет сыростью. Идёт дождь. Небо заволокло тяжёлыми, графитовыми тучами. На солнце и намёка нет. Как водится, погода у моря портится внезапно и без предупреждения.

Накидываю на голову капюшон, прячу руки в карманы толстовки и выдвигаюсь. По моим подсчётам, у трассы я буду примерно через полчаса. Где, согласно плану, попуткой сяду кому-нибудь на хвост и доеду до города. А там уже разберёмся.

Глава 7

Настя

В нашем хореографическом училище работал один преподаватель, Карина Викторовна Зоич, довольно строгая и легко выходящая из себя женщина. Когда она ругала нас по делу и без, частенько угрожала тем, что заставит танцевать на битых стёклах. Якобы в наказание. Мы же, в свою очередь, хоть и побаивались Зоич, но никогда не воспринимали её слова всерьёз. Не думали, что подобное произойдёт. Пугала и пугала вроде как…

Я даже и представить не могла, что однажды это случится. Причём не в хореографическом училище, а в чёртовом бомбоубежище…

Агрессивный появился внезапно. Подошёл к кровати, на которой я лежала, довольно грубо растолкал меня и велел идти в соседнюю комнату.

Я на тот момент чувствовала себя очень плохо. Жутко болела голова, дико першило горло, тело горело от повышенной температуры. Спросонья не сразу сообразила, чего он конкретно хочет. В итоге замешкалась, и в комнату бугай потащил меня чуть ли не за волосы.

Проорался. Разбил бутылку. Достал телефон и пистолет. Спросил, готова ли я станцевать для папы...

Козёл…

Кашляю и морщусь.

Ступни в крови. Мне очень больно. Поранилась о стёкла. Пострадали пальцы и стопы.

Тяну левую ногу к себе.

– Не двигайся.

Вздрогнув, замечаю присутствие того, второго. Вздыхаю с некоторым облегчением. Несказанно радует тот факт, что он вернулся без своего мерзкого подельника. Клянусь, я стала люто его ненавидеть!

– Дай посмотрю, – кладёт на пол потрёпанного вида аптечку и садится рядом.

– Не надо, уйди.

– Да подожди ты! Там осколки, по ходу.

– Я сама, – упираясь, шепчу хрипло.

Не успеваю среагировать. Горячие пальцы касаются моей лодыжки и поднимают стопу вверх, фиксируя её на коленке второй ноги.

– Твою мать.

– Оставь мою мать в покое! – пищу, разнервничавшись. – И ногу тоже! – снова захожусь в приступе кашля.

– Стой, Настя, надо достать стекло, – подсвечивает фонариком ступню. – Не двигайся! – недовольно командует, когда я всё же предпринимаю попытку воспротивиться. – Замри, я сказал!

Сказал он!

Господь милостивый! У меня нет сил драться. Всё, чего я хочу, это просто лечь в кровать под одеяло. Настолько отвратительно разбитой себя чувствую.

Оперевшись затылком о холодный бетон, молча наблюдаю за тем, как алая жидкость стекает по жилистому запястью, испещрённому венами.

Моё внимание снова привлекает шрам. Опять испытываю странное, необъяснимое чувство дежавю. Как будто где-то его уже видела.

– Терпи.

Вижу, как поливает ступню чем-то, напоминающим по запаху аптечный спирт, и, сосредоточившись, извлекает осколки. Один за другим.

– Ссс… – непроизвольно напрягаюсь всем телом и делаю глубокий рваный вдох.

Ай-яй-яй. Больно.

– Тут всё, – по новой поливает порезы той вонючей жидкостью, после чего достаёт из аптечки широкий пластырь и бинт.

– Я сама, – тянусь, чтобы забрать его, но парень, резко дёрнув рукой в сторону, лишь раздражённо цокает языком.

– Не мешай мне, – выразительно на меня смотрит, а потом продолжает. Плотно и умело заматывает всю ступню бинтом. Я же всё это время стараюсь не думать о том, что ко мне прикасается человек, меня укравший.

Зачем помогает? Что за аттракцион невиданной щедрости?Это мои слёзы так подействовали?

– Вторую давай, – вынуждает поменять ноги местами.

Зажмуриваюсь, поджимая губы. Как же мне неприятно... Там так сильно щиплет и пульсирует.

– Сколько это длилось? – слышу его голос, но нарочно не отвечаю вслух.

Сколько? Это, к счастью длилось недолго. Он появился в подземелье очень вовремя.

– Идём.

От неожиданности за него хватаюсь, потому что он ни с того, ни с сего решает поднять меня на руки.

– Отпусти! Поставь! – наряду с негодованием чувствую внезапно накатившее смущение. Я же не в театре. И это не мой партнёр, а совершенно чужой, незнакомый мне парень, решивший без спроса нарушить личные границы.

Оказавшись на кровати, спешу от него отстраниться. Он мокрый и пахнет дождём. Это всё, что улавливает дурная голова.

Уходит, однако не успеваю залезть под одеяло, чтобы согреться, как он возвращается в комнату, с пакетом и бутылкой воды в руках.

– Надо измерить, – протягивает термометр.

– Засунь его себе знаешь куда, – прикладываясь к подушке, бормочу тихо.

– Тебе сейчас туда засуну, – отзывается зло и лезет ко мне с этим грёбаным термометром.

– Да сама я, сама! – выхватываю градусник и прячу под мышкой, нехотя принимая сидячее положение.

Этот принимается шуршать зелёным пакетом. Что-то достаёт и выставляет на тумбочку.

Искренне удивляюсь минутой позже, когда оказывается, что это лекарства. Спреи, таблетки, порошок.

Глава 8

Данила

Есть две новости.

Первая – просто отличная. Мне удалось починить чёртов генератор. Теперь можно на какой-то период включать свет и пользоваться электроприборами.

Привет, цивилизация!

Что касается второй новости, она – весьма тревожная. Егор так и не появился. Уже несколько дней с миром нет никакой связи. Сеть не ловит даже на самой верхней ступеньке и это – по-настоящему дерьмово. Особенно, учитывая обстоятельства. Зарецкая ведь болеет...

Честно говоря, показания градусника меня всё ещё тревожат. Температура под действием таблеток хоть и опускается, но к вечеру обязательно поднимается. Когда термометр показал тридцать девять и семь, я прям труханул жёстко. У меня-то подобного никогда не было. Максимум, что помню, тридцать восемь с половиной. Мне тогда лет десять было. То ли грипп, то ли что… Закрыли в изоляторе.

– Теперь у нас есть свет? – восклицает Настя радостно.

Застаю девчонку в странной позе. Она сидит на кровати, вывернув правую ногу к себе. Рядом лежат старые, окровавленные бинты и пластырь.

– Что там у тебя? – замечаю, что её оголённая стопа заметно распухла.

– Не знаю. Болит.

Наверное, где-то мелкий осколок остался. Пропустил. Такое вполне возможно.

Оставляю пакет на столе, присаживаюсь рядом и отбираю фонарик, который она держит в левой руке.

– Ты… – дёргается, когда дотрагиваюсь. – Не надо, я сама.

Молча осматриваю повреждённую кожу стопы. Особенно внимательно в том месте, где есть выраженная краснота и припухлость. Под пяткой.

– Что там?

– Стекло, судя по всему.

– Я не увидела.

– Надо достать, – поднимаюсь с постели и отправляюсь в соседнюю комнату за аптечкой. Не особо хочется помогать после той её заявочки, но я напоминаю себе о том, что передо мной всего-навсего девчонка. Слабый пол и всё такое…

Возвращаюсь через минуту. Иду мыть руки, после чего достаю из аптечки то, что нам понадобится: пинцет, спиртовой раствор, ватные палочки, зелёнку, бинт.

– Ори, если что, – обрабатываю «инструмент» и фиксирую ногу девчонки так, чтобы мне было удобнее.

Подсвечиваю фонариком нужную область и приступаю. Не то, чтобы я возомнил себя хирургом... Просто опыт небольшой в этом деле имеется. Однажды, лазая по заброшке, я здорово поранил ногу о битое стекло. Потом вот такая же ситуация была. Один в один.

С задачей справляюсь не сразу. Приходится Зарецкой немного потерпеть до того момента, как мне удаётся подцепить мелкий осколок, засевший глубоко под кожей.

– Вот он, падла! – объявляю почти торжественно. – Щас, погоди, давай зелёнкой рану обработаем. Она любую шнягу залечивает, – опускаю ватную палочку в горлышко бутылёчка.

Я с этой чудо-жидкостью на ты. Главное правило: не уделаться как свинота. У нас в детдоме зелёнка была просто маст хэвчиком. Каждый божий день кто-то Шреком ходил.

– Готово, – озвучиваю, совершив бесхитростные манипуляции. – Мажем.

Наклоняюсь ближе. Осторожно прижигаю рану зелёнкой.

Надо сказать, что девчонка не шипит, не ойкает и не плачет, хотя приятного во всей этой процедуре мало. Никак не реагирует. Просто терпит и ждёт, когда я закончу. Разве что напряжённое тело говорит о том, что ей всё-таки больно.

– Выдохни.

Явно с облегчением опускает ногу.

Разматываю бинт, делаю надрыв зубами и перехожу к заключительной части нашего мероприятия. Лучше пока закрыть все эти порезы. Выглядеть всё это стало значительно лучше.

– Ровно держи. Что с пальцами? – поправляю стопу.

– Я держу… – отводит взгляд в сторону.

Не пойму, смущается или что?

– Какие есть! – бормочет себе под нос.

– Чего? – не понимаю, о чём она.

– Ты спросил, что с пальцами. Какие есть – такие есть. Да, искривлённые. Да, уродливые! Такие! – произносит обиженно.

– Да я не про это, – до меня наконец доходит. – Ты их поджимала странно, тянула ногу вверх. Мне так мотать неудобно.

– Конечно тянула! – восклицает звонко.

– Зачем? – искренне не понимаю.

– Затем, что я ото всех их прячу, – возмущается она недовольно.

«Ото всех их прячу». Забавно.

– Всё, Зарецкая, конец цвета! Я видел твои кривые пальцы, потрескавшиеся ногти, натоптыши и мозоли!

– Обязательно перечислять все дефекты? – хватает шерстяной носок и быстро натягивает его на ногу.

– Обещаю, что никому не расскажу, клянусь, – усмехаюсь, захлопывая аптечку. – Тебе поесть пора и выпить лекарства. Пойду разогрею воду в чайнике, ты пока проверь температуру.

Встаю, собираюсь уйти, однако, услышав, как шмыгает носом, оборачиваюсь.

– Ты плачешь, что ли?

– Нет, – по привычке отползает к стене и опирается спиной о ковёр.

Глава 9

Эдуард Зарецкий

– Эдуард Сергеевич, можно?

– Да, – потираю переносицу и поправляю пиджак.

– Кхм… – Ордовский покашливает и как-то странно жмётся, что на него не совсем похоже.

– Чего встал? Проходи, – киваю в сторону кресла, что стоит напротив.

– Там… Вы только не волнуйтесь, – предостерегающе выставляет ладони вперёд.

Фраза «вы только не волнуйтесь» – это по-любому знак того, что новости хреновые.

– Да говори ты уже, Дима! – начинаю злиться и выходить из себя. Терпеть не могу подобные паузы.

– Охрана обнаружила подкинутую во двор посылку.

У меня от его слов озноб ползёт вдоль позвоночника.

Сглотнув, напрягаюсь всем телом.

– И что там? – буквально заставляю себя спросить. В голове уже с десяток вариантов. Причём один хуже другого.

– Диск.

– Диск…

Его ответ и радует, и тревожит одновременно.

– Поехали, – резко поднимаюсь. – Бурунову позвонили?

– Да, Михалыч набрал его сразу после того, как ребята вскрыли пакет. Тот проорался, потребовал ничего не трогать. Уже едет туда.

– Ясно, – закрываю кабинет на ключ.

– Эдуард Сергеевич, ой, а вы уже уходите? – секретарша испуганно роняет зеркальце из рук и сгребает под стол свой бездонный саквояж с косметикой.

Размалевалась как проститутка. Хотя почему как? Проститутка и есть.

– А я исправила то письмо, которое утром приносила, – произносит с гордостью. – Ну, учла все ваши замечания.

– Достижение, Таня. Прошло десять часов.

– А, тут ещё пришёл факс от Рахимова… – протягивает мне листок.

– Когда? – вырываю бумажку из её пальцев. – Три часа назад? Тупая сосущая голова! Я просил сообщить мне сразу же!

Дура безмозглая! Годиться только для того, чтобы на коленях стоять. Это единственный её талант.

– Я просто…

– Уволена. Собирай свой манатки. Чтобы завтра же ноги твоей тут не было!

– Но Эдик… Эээдуард Сергеевич, – блеет, глядя на мою перекошенную от гнева морду. Сперва бледнеет, затем в секунду покрывается красными пятнами.

– Новую секретаршу к понедельнику найди, – бросаю Ордовскому, когда спускаемся по ступенькам.

– Будет сделано.

– И не такую безмозглую курицу, как эта.

Покидаем здание. На улице идёт проливной дождь. Затянутое серыми тучами небо громыхает раскатами. Водитель спешно направляется ко мне, на ходу раскрывая зонт.

Чёртова погода! Как будто из Москвы всю эту хренотень привёз.

Сажусь в автомобиль. До посёлка едем в полном молчании. Знаю, что Ордовскому нужно в срочном порядке обсудить со мной дела, но сейчас вообще не могу думать о чём-то, кроме Насти. И он, судя по всему, это прекрасно понимает.

– Приехали, Эдуард Сергеевич, – выдёргивает из мрачных мыслей его голос полчаса спустя.

Замечаю у ворот машину подполковника Бурунова. Пятью минутами позднее его и Полищука находим в смотровой башне охраны. Первый уже сидит за компьютером. Останавливаюсь за его спиной, игнорируя приветствие подчинённых. Взгляд автоматом приклеивается к экрану.

Играет музыка. Если не ошибаюсь, из Лебединого озера. Вокруг темно, но пучок света, направленный на мою Настю, позволяет увидеть то, от чего я в один миг свирепею. Она танцует. Танцует на битых стёклах босыми ногами. Крутит фуэте, морщась от боли.

Отхожу в сторону. Выбрасываю кулак вперёд, впечатывая его в шкаф, и рычу, прикрыв глаза на пару секунд.

Урою. Уничтожу. Выпотрошу. Скормлю червям.

Мрази.

– Эдуард Сергеевич, водички?

– На хер иди, – едва сдерживаюсь, чтобы не разгромить тут всё к дьяволу.

– Эдик, в чём дело? Это Настенька? Это наша Настя?

Мать твою, только её тут не хватало!

– Ты что тут делаешь? – прихватываю жену за локоть и веду на улицу.

Спускаю по лестнице, силком тащу по вымощенной брусчаткой дорожке.

– Я хочу посмотреть! Дай мне посмотреть на нашу дочь! – кричит, сопротивляясь.

– Вернись в дом, Алиса, – не позволяю вырваться.

– Моя девочка. Где она? Где она, Эдик?

– Не выпускать, – приказываю телохранителю Косте.

Ещё не хватало, чтобы она увидела этот проклятый ролик. Итак микроинсульт словила на фоне происходящего.

– Эдик! – слышу, как она рыдает. – Найди её! Найди, прошу!

Возвращаюсь в башню охраны. Бурунов в этот момент уже прячет упакованный диск в свой допотопный, пошарпаный чемодан. Снимает перчатки.

– Вышли все вон, – обращаюсь к присутствующим, и те незамедлительно ретируются.

Глава 10

Настя

В детстве папа иногда называл меня маленькой манипуляторшей. Ну потому что порой я целенаправленно шла на хитрость, желая заполучить его присутствие и внимание. Мне ведь, как любому среднестатистическому ребёнку, жутко хотелось, чтобы он проводил со мной больше времени.

Это я к чему… Пришла пора применить ту же технику на Адекватном. Кажется, что такой подход может сработать, ведь исходя из наблюдений, Мистер Икс вполне себе человечен. Лекарства купил. Ступни обработал, причём дважды. Принёс кипяток. В общем, как минимум, он способен проявлять участие и сострадание. На том и будем играть.

Мне необходимо узнать, кто он такой. В последнее время эта навязчивая мысль просто не даёт покоя.

Внезапно меня осеняет. Надо поднять себе температуру. Точно! Парень заметно нервничал в ту ночь (или день), когда градусник показал тридцать девять и шесть. Сидел тут со мной, не отходил. Как раз это мне и нужно.

Без зазрения совести опускаю металлический наконечник термометра в кружку. Буквально на несколько секунд. Чай – как раз не кипяток, но достаточно горячий. Идеально для того, чтобы моя спонтанная идея сработала.

Слышу какие-то звуки за пределами комнаты. Возвращается, видимо.

Быстро вытираю градусник о рукав кофты, мельком оцениваю результат своих манипуляций и засовываю его под мышку. Укладываюсь на подушку лицом к стене. Ещё и одеяло по самые уши натягиваю.

Вскоре со скрипом открывается дверь.

Стоит на месте. Наверное, не может понять, почему я опять лежу. Только же спала недавно.

– Ты почему не поела? – слышу его голос.

Молчу, ощущая удары собственного сердца в ушах.

– И чай не стала пить...

– Не хочу, – отзываюсь тихо.

– Начинается? – выдыхает устало.

Хочу сказать, что чувствую себя плохо, но вместо меня пищит термометр.

Браво, очень вовремя! Твой выход!

– Дай мне градусник.

Лениво копошусь под одеялом, после чего, сморщив мордочку, передаю ему термометр. Даже не взглянув на цифры. Типа мне настолько дурно, что нет на это сил.

– Твою… Ни хера себе!

Угу.

Отчего-то хочется глупо засмеяться.

Ну не дура ли?

– Насть, тебе надо выпить те колёса, – шелестит коробками, лежащими на столе.

Блин. Об этом я как-то не подумала.

– Давай, поднимись.

Ладно, придётся. Надеюсь, что с настоящих тридцати семи температура под действием препарата упадёт некритично.

Трясущейся рукой забираю у него стакан и жаропонижающее. Щёки горят. Взгляд упирается в пол. Стыдно врать, но что поделать, это же часть моего плана.

– Поешь?

– Не сейчас, – глотаю таблетку, запивая её большим количеством воды. – Выключи свет. Раздражает.

– Ты же боишься темноты, – напоминает любезно.

– Торшер оставь, пожалуйста. Так не боюсь.

Исполняет мою просьбу, пока я организовываю себе кокон из одеяла и ложусь.

Навострив уши-локаторы, замираю.

Собирается уходить? Серьёзно?

– Если вдруг умру, скажешь родителям, где тело? – спрашиваю тихо.

– Чушь не говори.

– Никакая не чушь! У меня пневмония.

Прости Боже, если это не она. Накликать беду очень не хотелось бы.

– Пройдёт.

– Каждый год от пневмонии умирают семь миллионов человек, – невозмутимо озвучиваю печальную статистику.

– С чего ты взяла, что у тебя именно она?

Даже через балаклаву вижу, как хмурится.

Захожусь приступом кашля. Я не нарочно, если что. Оно само как-то.

– Чёрт… Это из-за того, что ты всю ночь пролежала на холодном полу?

Подмечаю, что мне-таки удалось значительно повысить градус его беспокойства. Он явно занервничал.

– Не знаю, – шмыгаю носом. – Мог партнёр заразить. Он больным пришёл на выступление.

Сейчас вот не лгу. Теперь уже сложно будет выяснить причину…

Переворачиваюсь на бок. Искоса наблюдаю за парнем. Тот зачем-то полез на книжную полку. Как оказывается позже, ему понадобился медицинский справочник.

Усаживается за стол и принимается листать этот толстенный талмуд, сохранившийся со времён моей бабушки. Читает, подсвечивая шрифт фонариком.

– Высокая температура, озноб, кашель. Скажи, а дышать тебе тяжело?

– Да. Болит в груди, – нагнетаю маленько.

– Тут про это тоже есть, да, – недовольно цокает языком. – Пульс ещё рекомендуют посчитать.

Встаёт, подходит ко мне, вместе с этой энциклопедией. Кладёт её себе на колени. Берёт меня за руку. Накладывает средний и указательный палец на запястье.