Эти бурные чувства

Глава два

Тишина сменилась воплями, вопли переросли в хаос, и Джульетта закатала блестящие рукава своего платья, плотно сжав губы и наморщив лоб.

– Мистер Монтеков, – сказала она громко, чтобы перекрыть гвалт, – вы должны уйти.

Решительно выйдя вперед, она знаком велела двум Алым подойти ближе. Они подчинились, но сделали это со странным выражением на лицах, которое Джульетта чуть было не приняла за оскорбление, пока, обернувшись, не увидела, что Рома все еще стоит на месте, явно не собираясь уходить. Вместо этого он бросился вперед, пронесся мимо нее с таким видом, будто это он здесь хозяин, и, быстро опустившись на корточки рядом с умирающим, с прищуром уставился – подумать только – на его башмаки.

– Какого черта? – чуть слышно пробормотала Джульетта. И сделала знак двум Алым подойти к Роме. – Выпроводите его вон.

Этого они и ждали. Один из Алых немедля толкнул наследника Белых цветов, вынудив Рому с сердитым шипением вскочить на ноги, чтобы не упасть на окровавленный пол.

– Я сказала выпроводить его, – цыкнула Джульетта. – Сегодня же праздник Середины осени. Не будь скотиной.

– Но мисс Цай…

– Неужели ты не видишь? – холодно перебил его Рома, показывая пальцем на умирающего. Он повернулся лицом к Джульетте, его челюсть напряглась, глаза смотрели только на нее. Он вел себя так, будто в поле его зрения не было никого, кроме нее, будто двое Алых не смотрели на него волком, будто люди в кабаре не вопили и не бегали вокруг расползающейся лужи крови. – Именно это и случилось минувшей ночью. Это не единичный случай, это массовое помешательство…

Джульетта вздохнула и взмахнула рукой. Двое Алых крепко схватили Рому за плечи, и он, щелкнув зубами, замолчал. Он не станет устраивать сцену на территории Алых. Ему повезло, что он вообще может убраться подобру-поздорову без дырки от пули в спине. И он это знал – только поэтому он и терпел грубое обращение со стороны этих малых, которых в другое время вполне мог прикончить на улицах.

– Спасибо за понимание, – с притворной улыбкой произнес он.

Больше он ничего не сказал, пока его выводили. Джульетта, прищурившись, смотрела ему вслед, и, только когда его вытолкали за дверь кабаре, снова переключила свое внимание на жуткую картину и, со вздохом выйдя вперед, встала на колени рядом с умирающим мужчиной.

С такой раной его невозможно было спасти. Из нее все еще хлестала кровь, все увеличивая разлившуюся на полу красную лужу. Кровь впитывалась и в ткань ее платья, но Джульетта едва замечала это. Мужчина пытался что-то сказать, но она не могла расслышать, что.

– Вам следовало бы положить конец его страданиям.

Уолтер Декстер протолкался сквозь толпу и теперь смотрел на умирающего поверх плеча Джульетты с почти что насмешливым выражением на лице. Он не сдвинулся с места даже тогда, когда официантки начали оттеснять толпу зевак и кричать им, чтобы они разошлись. К досаде Джульетты, никто из Алых не потрудился оттащить Уолтера – у этого малого был такой вид, будто он имеет полное право находиться здесь. В Америке Джульетта встречала множество подобных типов – мужчин, воображвших, будто они вправе делать все, что захотят, поскольку мир устроен так, чтобы давать преимущество таким, как они – цивилизованным людям. Их самоуверенность не знала границ.

– Тише, – бросила Джульетта, наклонившись к умирающему и напрягая слух. Если он хочет сказать что-то перед смертью, он заслуживает быть услышанным…

– Я уже видел такие вещи – это наркотический психоз. Возможно, он принимал метамфетамин или…

– Тише!

Джульетта сосредоточилась, истерия вокруг нее немного поутихла и она наконец смогла разобрать звуки, которые издавал умирающий.

– Guài. Guài. Guài.

Guài?

Чувствуя головокружение, Джульетта перебирала в уме все слова, напоминающие то, что произносил этот умирающий мужчина. Единственным словом, которое имело бы хоть какой-нибудь смысл, было…

– Чудовище? – спросила она, сжав его плечо. – Ты это хочешь сказать?

Мужчина замер, и на секунду его взгляд сделался удивительно ясным. Затем он быстро и неразборчиво пробормотал:

– Huo bu. – После этого последнего вздоха, последнего предостережения, его глаза остекленели.

Джульетта, потрясенная, протянула руку и опустила его веки. Прежде чем до нее дошел смысл его последних слов, подошла Кэтлин и накрыла его скатертью с одного из столов. Теперь остались видны только его ступни, обутые в те самые поношенные башмаки, на которые пялился Рома.

Они разные, вдруг поняла Джульетта. Один башмак, кожаный, был недавно начищен и блестел, а второй, матерчатый, был меньшего размера, совершенно другого цвета и трижды обмотан бечевкой вокруг прохудившегося носка.

Странно.

– Что он сказал?

Уолтер все еще ошивался рядом, похоже, не понимая, что ему пора уходить, и не замечая, что Джульетта уставилась в пространство невидящим взглядом, гадая, каким образом Роме удалось приурочить свой визит к этой смерти.

– Беды имеют свойство обрушиваться скопом, – перевела она, наконец придя в себя. Уолтер Декстер непонимающе смотрел на нее, пытаясь взять в толк, почему умирающему вздумалось произнести такую сложную фразу. Он не понимал китайцев с их любовью к поговоркам. Он уже открывал рот, наверняка затем, чтобы толкнуть еще одну бессмысленную речь касательно своих обширных познаний о наркотиках и наркоманах и поразглагольствовать об опасностях приобретения продукта у ненадежных поставщиков, но Джульетта подняла палец, делая ему знак замолчать. Она была твердо уверена – эти предсмертные слова не были произнесены наркоманом, принявшим слишком много зелья. Это было предостережение человека, который увидел то, чего ему не следовало видеть.

– Позвольте мне уточнить. В вашем языке есть более подходящий перевод его слов, – сказала она. – Пришла беда – отворяй ворота.

Под самой крышей дома Белых цветов с его протекающими водопроводными трубами и отсыревшими коврами, на деревянной потолочной балке, сидела Алиса Монтекова, прижав подбородок к коленям и прислушиваясь к тому, что говорили на встрече, проходящей внизу.

Монтековы жили не в большом и шикарном особняке, который могли бы себе позволить при своем богатстве, нет, они предпочитали обитать в самом сердце Шанхая, не отделяя себя от нищих горемык, собирающих отбросы. Снаружи их жилище ничем не отличалось от других многоквартирных домов, стоящих на этой оживленной улице. Внутри же они перестроили здание так, что теперь оно представляло собой сложную головоломку, состоящую из комнат, офисов и лестниц, которые прибирали не слуги и служанки, а те, кто входил в иерархию Белых цветов. Здесь жили не только Монтековы, но и все прочие Белые цветы, играющие сколько-нибудь значительные роли в организации. Среди тех, кто приходил в этот дом и выходил из него, будь они внутри или снаружи, царила идеальная субординация. Во главе всего стоял господин Монтеков, вторым человеком – во всяком случае, номинально – был его сын Роман, но ниже роли постоянно менялись, определяемые не происхождением, а заслугами. В то время как Алая банда была построена на принципе старшинства родов – все зависело от того, насколько глубоко корни твоей семьи уходили в те минувшие времена, когда империя еще не лежала в руинах, – в рядах Белых цветов все постоянно менялось. Те, кто хотел, могли пробиться наверх, а те, кто оставался внизу, делали это исключительно по собственной воле. Смысл вступления в банду Белых цветов заключался не в том, чтобы достичь власти или богатства, любой ее член мог покинуть ее в любой момент, если ему не нравились приказы, которые отдавали Монтековы. Все дело было в чувстве дружеского плеча – русские эмигранты, стекающиеся в Шанхай, были готовы на все, чтобы вступить в банду Белых цветов, дабы вновь обрести то ощущение братства и духовной близости, которое отняли у них большевики.

Но это относится только к мужчинам, подумала Алиса. Русские женщины, которым не повезло, которые не принадлежали к семьям Белых цветов, работали танцовщицами или шли в содержанки. На прошлой неделе Алиса слышала, как какая-то англичанка сетует на то, что семьи, живущие в Иностранном квартале, распадаются из-за красоток из Сибири, у которых нет денег, а есть только милые личики, хорошие фигуры и воля к жизни. Сбежавшие из России эмигрантки были готовы на все, ибо какое значение имеют моральные принципы, если тебе грозит голодная смерть?

Алиса вздрогнула. Мужчины, чей разговор она подслушивала, внезапно понизили голоса, почти перейдя на шепот, и это заставило ее вновь переключить все внимание на то, что происходило внизу.

– В последнее время политиканы слишком много болтают, – хрипло проговорил кто-то. – Почти наверняка нынешнее массовое помешательство – их рук дело, хотя сейчас трудно сказать, кто именно за этим стоит: коммунисты или Гоминьдан. Многие источники утверждают, что Чжан Готао, хотя лично мне сложно в это поверить.

– Да ладно, – насмешливо сказал еще кто-то из сидящих внизу. – Чжан Готао так скверно справляется с ролью генерального секретаря Коммунистической партии, что по его приказу на листовках, сообщающих об их очередном собрании, напечатали не то число.

Алиса видела троих мужчин, сидящих напротив ее отца, сквозь мелкую тонкую сетку, которой было затянуто пространство под потолком, и потому не могла разглядеть их лиц, но достаточно было акцента, с которым они говорили по-русски. Это были шпионы-китайцы.

– А что нам известно об их методах? Каким образом распространяется это помешательство?

Это был голос ее отца, его нельзя было спутать ни с каким другим. Господин Монтеков всегда говорил так повелительно, что казалось, будто ты совершаешь грех, если твое внимание не сосредоточено целиком на его словах.

Один из китайцев прочистил горло и принялся так отчаянно заламывать руки, что Алиса, прищурившись, подалась вперед, чтобы получше рассмотреть его сквозь сетку.

– Это из-за чудовища.

Алиса чуть было не свалилась с балки, но в последний момент успела упереться в нее руками и с облегчением выдохнула.

– Что-что?

– О том, откуда берется это помешательство, нам известно только одно, – сказал третий из мужчин. – Все дело в чудовище, которое видели несколько раз. Я и сам его видел, видел его серебряные глаза в реке Хуанпу, они моргали так, что ни один человек не смог бы…

– Хватит, хватит, – оборвал его отец Алисы. В его тоне звучало раздражение, он был рассержен тем оборотом, который принял разговор. – Я не желаю слушать эту чушь о каком-то чудовище. Если это все, то я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

Хмурясь, Алиса побежала по балкам, глядя на уходящих китайцев. Ей уже исполнилось двенадцать лет, но она была мелкой и вечно пряталась в тени, словно дикий грызун. Когда дверь внизу закрылась, она перепрыгнула с одной потолочной балки на другую, пока не распласталась на последней из них прямо над китайцами.

– Видно, что он боится, – тихо заметил один из них.

Другой цыкнул на него, но слова уже были произнесены и превратились в острые стрелы разрушения, пронзающие комнату. Китайцы плотно запахнули свои куртки и покинули жаркий лабиринт, который представляло собой жилище Монтековых. А Алиса осталась наверху, в своем уголке.

Страх. А она-то думала, что ее отцу давно уже неведомо это чувство. Страх – это для тех мужчин, у которых нет пистолетов. И для людей вроде нее, Алисы, маленьких, худых и все время озирающихся по сторонам.

Если господин Монтеков боится, то правила начинают меняться.

Алиса спрыгнула с потолка и пустилась бежать.