Сандра вихрем ворвалась в редакцию газеты «Уик-энд миррор» и пронеслась между столами, бросая направо и налево:
— Привет, Пэтси! Привет, Сэм, Джек! Как вы тут без меня? Не совсем еще покрылись мхом?
— Привет, Финч! Теперь нам это уже не грозит.
Сандра влетела в крошечную клетушку, пышно именуемую «кабинетом», которую делила с собратом по перу Робертом Стайнсом, для друзей Бадом. Зацепилась за что-то ногой, чуть не упала, но каким-то чудом добралась-таки до своего стола и плюхнулась на любимый вертящийся стул.
— Брр! — прорычала она. — Из какой гадости я только что выбралась, ты и не поверишь!
Бад, сутуловатый узкоплечий парень с длинными темными волосами, вечно спадающими на лицо, в притворном ужасе бросился грудью на стол и закрыл голову руками. Через пару секунд из-под руки показался насмешливый карий глаз и обозрел комнату.
— Пронесло? — спросил Бад дрожащим голосом. — Что это было?
— Брось. Сейчас не до твоих приколов, — досадливо поморщилась Сандра.
— Семнадцать мегатонн, — констатировал он. — Убойная сила.
— Бад!!!
— Ты успокоилась?
— Почти. Черт, опять колготки порвала! — Сандра задрала ногу, продемонстрировав зияющую на стройной лодыжке огромную дырищу. — Ну что за напасть! Разорюсь я на них.
— Леди попала в тяжелое положение. Почти безнадежное, — пропел Бад, скорбно возведя глаза к потолку. — Кто же ей поможет? Ну конечно благородный рыцарь на белом коне. Он выезжает из-за скалы, гремя кастрюлями, тьфу, черт, латами. Солнце отражается в его щите, как в зеркале, и слепит глаза. Мы еще не можем разглядеть герб на щите, но уже догадываемся, кто этот храбрец. Он подъезжает ближе, вот и герб. Скрещенные авторучка и маркер на червленом поле в виде компьютерного дисплея. Аплодисменты, дамы и господа! Сэр Бад из «Уик-энд миррор»!
Бад с шумом выдвинул ящик своего стола, выудил что-то из захламленных недр и бросил Сандре. В ее руках оказалась блестящая целлофановая упаковка с колготками.
— О-о, Бад! — простонала в восторге Сандра. — Ты — чудо! Я уже даже не жалею, что слушала всю эту галиматью.
Она с треском разорвала упаковку и вытащила на Божий свет колготки, тарахтя при этом без умолку:
— Спас, просто спас. Мне же сейчас идти к Смитти, докладывать об этой идиотской пресс-конференции. Хороша б я была в драных колготках! Что бы он подумал?
— Что ты вместо пресс-конференции залетела на дефиле Теда Димаджо и прошлась по подиуму. Я слышал, все его манекенщицы щеголяли на показе в рваных колготках.
— Слышал или видел? — подозрительно спросила Сандра.
— Слушать там, кроме улюлюканья и матюгов, особо нечего было.
— Значит, видел.
Бад многозначительно подмигнул и скосил глаза в сторону компьютера.
— Уже пишешь! — ахнула Сандра. — И как ты везде поспеваешь, не пойму. У тебя же совсем другое задание. А как ты узнал?
Тед Димаджо имел репутацию самого скандального модельера андеграунда. Его супероткровенные модели снискали ему прозвище «Анфан тэрибль Высокой моды», которую применительно к Димаджо респектабельные газеты давно уже переименовали в «низкую». Демонстрации его коллекций никогда нигде не рекламировались, но тем не менее собирали полные подвалы в Сохо. Народ просто ломился туда, попасть на дефиле Теда Димаджо считалось большим шиком.
— Как ты узнал? — не отставала Сандра.
— Связи, Финч, связи.
— И меня с собой не взял, поросенок. Никогда тебе этого не прощу, так и знай!
— Ты еще слишком молода для подобных зрелищ, — изрек Бад. — Не хочу отбывать срок за растление нежных девиц. — Но, заметив, как надулись ее губы и пожелтели глаза, поспешно добавил: — Шутка! Тебя ж не было. В следующий раз непременно возьму.
— Обещаешь?
— Слово сэра Бада!
— А что там было, расскажи, что?
— Если верить Теду Димаджо, скоро дамы перестанут носить белье и будут щеголять по улицам в колготках со спущенными петлями и длинных платьях с вырезами ниже талии спереди и сзади. А ты чем порадуешь старика Бада?
Сандра махнула рукой.
— За такие задания надо приплачивать. «Сардинки», американский ответ на наших «Спайс Герлз».
— О-о-о! — простонал Бад. — Все ясно, можешь не продолжать. Дурная копия со скверного оригинала.
— Нет, ты послушай! Надо же мне кому-то поплакаться. Словарный запас скуден до неприличия: «Он такой душка!» — восемьдесят четыре раза за полчаса применительно к кому угодно, от Папы Римского до собственного менеджера; «Упс!» — шестьдесят два раза — выражает все, от изумления до возмущения; «Вы меня провоцируете!» — пятнадцать раз — произносится с трудом, иногда не с первого раза и по слогам. А в завершение интервью было строго-настрого велено передать со страниц газеты приветы мамочке, тетушке Эмми и собачке Санни, имена варьируются.
— Не пойму только, чего ты ожидала, — пожал плечами Бад. — Не слишком ли ты много требуешь от «Сардинок»? Их дело ротики разевать под фанеру.
— А мое — писать за них интервью?
— Именно. А что самое интересное, напишешь, и классно. Но не сегодня. Сегодня тебе это противопоказано, слишком много будет желчи. Вот завтра остынешь и выдашь конфетку. Отгадай с трех раз, что ты делаешь сегодня вечером?
— Дымлюсь, как вулкан Кракатау.
— Ответ неудовлетворительный.
— Оттягиваюсь у Тейта перед картинами Тернера. Магическая терапия.
— Годится как первая часть программы. Ну напряги мозги!
— Совершаю налет на отель «Сардинок» и лопаю их всех на ужин.
— Каннибалка, — ухмыльнулся Бад и, выдержав паузу, объявил: — Ты идешь со мной в «Трэмп».
— Уау!!!
— А следовало сказать: «Упс!»
Бад еле успел увернуться от просвистевшего над ухом дырокола.
Дансинг-клуб «Трэмп» — одно из «горячих» местечек Лондона. Излюбленное место лондонской богемы, куда слетаются самые экзотические бабочки, которых только можно вообразить. И пускают сюда далеко не всех.
Лучшей визитной карточкой служит лицо, узнаваемое по обложкам модных журналов. Среди завсегдатаев рок-звезды, киношники со всего мира, художники, авангардные модельеры и их модели в умопомрачительных туалетах, которые смотрятся особенно эффектно в интерьере «Трэмпа», изысканно стилизованного, в соответствии с названием клуба, под бродяжий притон.
У дверей заведения вечно толкутся папарацци, вооруженные микрофонами, камерами и парой-тройкой каверзных вопросов. Достаточно просто появиться здесь, чтобы привлечь к себе внимание «желтой» прессы.
Обычно к одиннадцати часам в клубе яблоку уже негде упасть. Два внушительных цербера в дверях стоят насмерть. Исключение они, наверное, сделали бы только для звезд ранга Мадонны или Александра Маккуина. Но для Бада заветный Сезам был всегда открыт. В свое время его публикации помогли начинающему заведению раскрутиться, а кроме того Бад привел ди-джея Мекки-Ножа, который в отличие от брехтовского героя с законом в конфликт не вступал и самозабвенно лупил палочками в затрапезной рок-группе.
Поразительные познания в музыке и безошибочное чутье на вкусы публики быстро снискали ему славу местной достопримечательности. Без Мекки-Ножа «Трэмп» не состоялся бы. Сверкая белоснежной сатанинской улыбкой, он восседал за пультом в потертой жилетке, надетой прямо на голое тело, и видавшем виды галстуке, болтавшемся на черной лоснящейся груди, в когда-то желтой шляпе на черных курчавых волосах. Власть его над людьми была абсолютной. Он манипулировал ими, как жонглер мячиками в цирке. Мог обрушить их в пучину рейва и заставить дергаться, как марионеток; обмотать, как мух, паутиной блюза; встряхнуть огненным рок-н-роллом, а потом заставить умирать от желания под чувственные звуки танго. Он мог все.
За такое ценное для клуба приобретение Бад получил сполна, и не деньгами, нет. Все его знаменитые связи были родом из «Трэмпа». Он слыл здесь своим человеком, не говоря уже о постоянном столике и дармовой выпивке, которая тут стоила ох как немало. Иногда он приводил с собой Сандру, и она тоже успела кое с кем познакомиться.
Сандра сидела за столиком, удобно расположенным в уголке, справа от трона ди-джея, и, неторопливо помешивая соломинкой ядовито-малиновое «Кампари» со льдом, обозревала зал. Мекки как раз взял тайм-аут и улизнул куда-то с Бадом. Официантки в коротеньких живописных лохмотьях, которые подчеркивали длину их ног, разносили напитки.
«Трэмп» славился своими длинноногими курочками. Бад уверял, что их специально клонируют в секретной лаборатории в Шотландии, а страсти вокруг овцы Долли просто мыльный пузырь для отвода глаз. Глядя на этих девиц, Сандра была склонна верить его россказням.
Гости плавно перетекали от столика к столику. Преувеличенно восторженные приветствия, поцелуи, комплименты с двойным дном и сплетни, сплетни, сплетни. Нормальный способ общения в мишурном мире, пронизанном жесточайшей конкуренцией и круто замешанном на зависти и интригах. Все эти красивые, уверенные в себе люди прекрасно знали цену своему успеху. Пока ты на коне, ты — царь и бог, но стоит лишь оступиться, и вокруг тебя моментально возникает вакуум. Телефон не звонит, папарацци не толпятся у порога, знакомые при встрече отводят глаза и торопятся улизнуть. Ты еще жив, но для окружающего мира все равно что умер. Так проходит земная слава, говорили умные римляне.
Сандра успела насчитать с дюжину известных личностей, когда у входа в зал возникла необычная пара. Ослепительная молодая леди с роскошной гривой волос цвета воронова крыла и белоснежными, словно алебастровыми, плечами. Ее овальное личико с загадочными миндалевидными глазами и пухлым чувственным ртом сияло нежнейшим румянцем.
Ее спутнику было лет шестьдесят. Оплывшая фигура, которую не спасал даже безукоризненный смокинг, лысый бугристый череп, мясистый нос и оттопыренные хрящеватые уши. Рядом со своей обворожительной спутницей он казался уродливым карликом. Красавица и чудовище.
Зал как током прошило. Метрдотель ринулся к ним. Вновь прибывших мгновенно окружила солидная группа оживленно жестикулирующих и галдящих людей. Так и норовят отметиться, усмехнулась про себя Сандра. Еще бы! Сэм Зингер, знаменитый продюсер, и новая зажженная им звезда Делла Кори. Последний фильм Зингера как раз сейчас гремел по Европе. Сборы за первую неделю показа составили пять с половиной миллионов фунтов, не в последнюю очередь благодаря Делле. Она была удивительно естественна на экране и поражала редким сочетанием почти детской невинности и изощренной женственности.
Секс-символ с лицом ангела.
Эх, вздохнула про себя Сандра, раскрутить бы их на интервью, но об этом можно только мечтать. Она уже пробовала достать парочку через пресс-секретаря Зингера, но ее вежливо отшили. Она и сама понимала, что погорячилась. Кто она вообще такая? Но, может быть, у Бада получится. Куда он, кстати, пропал?
— Ишь, как возбудились, шакалы! — донесся из-за соседнего столика язвительный женский голос. — Как их всех на дешевку тянет.
Сандра, осторожно повернув голову, увидела крашеную блондинку, находившуюся явно не в лучшем расположении духа. Сандру поразил презрительный излом щедро намазанного яркой помадой рта.
— Ну, дорогая, я бы не сказал… — промямлил спутник дамочки.
— Да ты хоть знаешь, где он ее откопал?!
Сандра вся обратилась в слух, продолжая между тем осматривать зал в поисках Бада.
— И где же?
— В Гамбурге. Она там снималась в дешевой порнухе.
— Подумаешь! Многие так начинали. Ты сама, помнится, не гнушалась «Плейбоем».
— «Плейбой» это стильно, болван. А тут… Стелются перед дешевой шлюшкой.
Ага, вот и Бад. Сандра увидела, как он ужом вывинтился из толпы и буквально прилип к Зингеру, свободной рукой отчаянно сигналя Мекки-Ножу: мол, подойди. При виде Мекки надменное лицо Зингера расплылось в улыбке. Он отечески потрепал ди-джея по плечу и, величественно кивнув Баду, отчалил к своему столику, где уже томилась Делла.
Наблюдая сейчас за Бадом, который по инерции еще стоял в позе просителя — голова вытянута вперед, спина колесом, — Сандра безуспешно пыталась подавить вынырнувшую из глубины души брезгливость. Недаром все-таки их профессию называют второй древнейшей! Барахтаться на спине перед сильными мира сего, вымаливая минутку внимания, подглядывать в замочную скважину, собирать слухи, а потом вываливать добычу на страницы газет. И все ради чего? Чтобы удовлетворить нездоровое любопытство публики.
Она готова была побиться об заклад, что Бад только что запродал Мекки-Ножа на какую-нибудь вечеринку у Зингера. А ведь Мекки из принципа ни в каких частных тусовках не участвовал. «Не хочу идти по рукам», — так он говорил.
Вернулся Бад, сияя, как новенький десятипенсовик, за ним плелся хмурый Мекки.
— Вот так, Финч. Пока ты тут мои колготки просиживаешь, я уже застолбил Зингера с его красоткой на тридцать минут интервью.
— Он тебя хоть поблагодарил? — спросила Сандра Мекки.
Тот подмигнул ей.
— Нет еще, и, кажется, не собирается.
— Старик, — встрепенулся Бад, — ты же знаешь, за мной не заржавеет. Не первый год знакомы.
— Кто ж их считает, — философски заметил Мекки. — Ладно, ребята, я пошел. Народ уже совсем остыл. — Шутливо взъерошив Сандре волосы, Мекки вразвалочку отправился за пульт.
— Учись, Финч, пока я жив. Зингер согласился беседовать только с Родом Джонсоном с Би-би-си, Гвендолин Марти из «Сан-ревю» — улавливаешь уровень? — и с твоим покорным слугой. «Что такое «Уик-энд миррор»? Никогда не слышал. Ага, Бад Стайнс. Надо запомнить». Так, крошка, делается имя.
— Нимб не давит? — ехидно осведомилась Сандра, поневоле, однако, заражаясь его энтузиазмом. — И не смей называть меня крошкой. Хватит с меня и Финча.
— Хорошо, дылда.
— Бад, ты все-таки прелесть! На тебя невозможно долго дуться.
— Ага, призналась! Сидела здесь, умирала от зависти и лапкой трясла, как брезгливая кошка. «Фи, как он унижается, как прогибается, гадость, гадость!»
Сандра не удержалась и прыснула. Бад вдруг посерьезнел. Глаза потемнели, брови сдвинулись в ниточку.
— Вот что я тебе скажу, Финч, только не перебивай. Мы с тобой журналисты. Нам платят, чтобы мы сообщали людям то, что они хотят услышать. А чтобы они услышали то, что слышать не хотят, платим мы, и подчас дорого. Чтобы быть услышанным, нужно имя, и за это я готов ползать перед кем угодно. Ты поняла меня?
У Сандры комок встал в горле, глаза защипало от подступивших слез. Ведь Бад говорит о ее отце. Александр Финчли тоже хотел сообщить людям что-то такое, что не предназначалось для их ушей, и заплатил за это жизнью.
— Бад, мой отец…
— Дамы и господа, друзья, — раздался в динамиках хрипловатый голос Мекки-Ножа. — Пауза слишком затянулась. Займите свои места и пристегните ремни. Самое время поразмышлять о любви. Мне тут пришла в голову одна композиция. Я назвал ее «Делла».
— Умница! — шепнул Сандре Бад.
Мекки присел к синтезатору, пробежал пальцами по клавишам. И полилась мелодия, нежная, переливистая, странная, из тех, что проникают прямо в сердце. Чистая, как первое объяснение в любви. Чародей Мекки. Сандра с трудом оторвала от него взгляд и посмотрела в зал. На лицах людей появилось что-то новое, не замеченное ею прежде, словно раздвинулись невидимые шторки, и на поверхность вышла красота, надежно запрятанная от посторонних глаз, оттого и не запачканная ничем.
Мекки взял последний аккорд, который долго еще летал под сводами зала. Никто не пошевелился, не вздохнул.
— Уап! — рявкнул Мекки. — Твистанем-ка на манер пятидесятых!
И он врубил такую оглушительную музыку, что у Сандры уши заложило. Народ ринулся на площадку. Сандра вцепилась в стул, чтобы ее не смели страждущие «твистануть».
Из круговерти танцующих вынырнула высокая фигура, туго затянутая во что-то кислотное, желто-зеленое, вот-вот переломится в талии. На гладко выбритой голове около уха извивалась вытатуированная черная змейка.
— Снуки! — ахнула Сандра. — Убила, наповал.
Снуки была манекенщицей, любимицей авангардных модельеров вроде Теда Димаджо. Экстравагантная, неутомимая экспериментаторша, она воплощала собой сумасбродный дух девяностых. Рэйв-культура, кислота и Снуки удачно нашли друг друга.
Снуки присела за столик и скосила на Сандру подведенный до самых висков желтым и оттого кажущийся клоунским глаз.
— Привет, птенчики! Как вам мой новый и-имидж?
— Отпад! — простонал Бад. — Удар ниже пояса.
— Я не нарочно метила в это место, Бад, — кокетливо пропела Снуки. — Оно тебе еще пригодится. Или ты безнадежен?
— Проверим?
— В другой раз. Где ты выкопала этот костюмчик, Финч? Не иначе в бабушкином сундуке. Там еще много осталось?
— На мой век хватит.
— Эй! — Снуки просигналила официантке. — «Отвертку» мне! И пожелтее! Пью только то, что подходит по цвету, — пояснила она Сандре. — И не вздумай мне железяку приносить!
— О чем речь? — осведомился Бад.
— Мекки сострил в прошлый раз. Заказываю «Отвертку», а мне на подносе суют штуковину эту железную. Народ рыдал.
— Девочки, я вас оставлю на минутку, — сказал Бад, вставая.
— Иди, иди, не соскучимся. — Снуки отпустила его королевским жестом. — Но не возбухай, если место будет уже занято.
Сандру давно не коробила подобная манера изъясняться. Привыкла. Кроме того, грязные забористые словечки в исполнении Снуки звучали естественно и совсем не вульгарно. А может быть, сама она была так виртуозно вульгарна, что вульгарность ее воспринималась как стиль. «И-имидж», иначе говоря. Сандра так выражаться не умела и не пыталась научиться.
Снуки занялась принесенной официанткой «Отверткой» — коктейлем из водки с апельсиновым соком. Соломинка так и норовила выскользнуть из немыслимо длинных ногтей, выкрашенных золотым лаком. Вскоре поединок наскучил Снуки, и, вытащив соломинку, она отхлебнула прямо из бокала.
— Классный у тебя визажист, — сказала Сандра, рассматривая ее боевую раскраску. — И загар прямо как настоящий.
— А он и есть настоящий.
Снуки почему-то понизила голос. По ее вдруг заблестевшим глазам Сандра поняла, что сейчас услышит рассказ об очередном захватывающем приключении, до которых Снуки была большая охотница.
— Белая вилла в окрестностях Реджо-ди-Калабриа. Пальмы, магнолии и…
— Итальянский граф с волнистыми волосами и маслинами вместо глаз?
— Граф, это точно, но родной, английский. Рост шесть с лишним футов, ни унции лишнего веса, грация леопарда.
— Как патриотично!
— Будешь насмехаться, ни слова больше не скажу!
Но этого Сандра как раз опасалась меньше всего. Снуки так и распирало от желания поделиться впечатлениями.
— Такого со мной еще не было. Он меня попросту похитил. Увел прямо с подиума, я даже разгримироваться не успела. Не лично, конечно, подослал камердинера с запиской. Вывел меня чуть ли не под чадрой через служебный вход, погрузил в лимузин и по газам. Что? Куда? Оказалось, в аэропорт. Там уже самолет под парами. Четыре дня безумия и обратно. Поцелуй в темечко, кольцо с офигенным сапфиром и настоятельная просьба не болтать. До сих пор в себя прийти не могу.
— Мда, размах. А где кольцо?
— Дома, в сейфе. Музейная вещь. Все, больше ни слова.
— Темнишь. А был граф-то? Или, может, глюки одолели?
— Сказала б я тебе… Он без пяти минут женат. А от таких глюков я согласна всю жизнь тащиться.
— Полуженатые графы таких номеров не откалывают.
— Этот все может. Держись за стул. — Снуки приблизила губы вплотную к уху Сандры и шепнула: — Грегори Мортимер. Что, съела?!
Она торжествующе смотрела на Сандру, которая буквально потеряла дар речи. Вот это да! Грегори Мортимер, будущий граф Рэдклиф, потомок одного из древнейших родов Англии, неутомимый плейбой и красавец, известный тем, что ни разу не согласился на встречу с журналистами. Ни одного интервью или заявления для прессы, а уж донимали его дай Бог каждому! Всю его жизнь покрывала завеса тайны.
Охочая до скандалов публика вынуждена была довольствоваться слухами и сплетнями.
С год назад, например, в прессу просочились сведения, что молодой Мортимер обручился с Барбарой Торрингтон, фарфоровой красавицей и наследницей гигантского состояния, но, как и все остальные, этот слух ничем подтвержден не был.
Вот он, мой долгожданный шанс! — ликовала Сандра. Свое первое интервью Мортимер даст мне, никому не известной Сандре Финчли из «Уик-энд миррор». Это будет бомба, и она разорвется у всех на глазах!
Сандра живо представила себе, как явится к этому денди, — деловая, собранная, в строгом костюме, с блокнотом. Нет, с диктофоном, техника всегда создает особое настроение. Сначала тактично, а потом более жестко намекнет, что располагает информацией о его итальянских каникулах с некоей манекенщицей. Надо будет придумать достойную версию, чтобы Снуки не пострадала за свой длинный язычок. Мортимер, конечно, станет юлить и упираться, прикидываться невинной овечкой, метать громы и молнии, но она будет тверда и непреклонна. Вцепится в него бульдожьей хваткой.
Сандра тут же представила себя мускулистой собачкой, треплющей за штанину упирающегося Мортимера. Урчание, визг. Не очень-то привлекательная картина. Но с какой стати она должна церемониться? Он, похоже, с людьми не особо считается. Испорченный, избалованный аристократишка, пользуется людьми, как удобными вещами. Так почему бы и ей, Сандре, не попользоваться им?
— Ты что притихла? — Снуки тронула ее за локоть. — Прикидываешь, как повыгоднее сбыть мою информацию?
Сандра, не ожидавшая от приятельницы подобной прозорливости, удивленно взглянула на Снуки.
— Догадливая.
— А то! Как думаешь, почему я именно тебе все рассказала? Не возражаю, если моя история появится на страницах твоей дрянной газетенки. Милой паиньке Снуки никакая реклама не повредит.
Жалюзи на окнах в кабинете главного редактора «Уик-энд миррор» были, как всегда, приспущены. Он предпочитал принимать посетителей в полумраке, чтобы не так заметны были красные прожилки на длинном тонком носу — неизбежная расплата за любовь к пиву. Многие англичане платили эту дань обожаемому национальному напитку.
Джону-Ковентри Смиту было пятьдесят четыре года. Когда немцы в сороковом году разнесли в пух и прах город Ковентри, его еще и в помине не было на свете, но само событие произвело такое неизгладимое впечатление на его мать, что она добавила название города к имени своего первенца, при этом вполне здраво рассудив, что Джонов Смитов на земле пруд пруди, а вот Джон-Ковентри уж точно будет один.
Завидев Сандру, он пригладил уже почти несуществующие волосы на макушке и жестом пригласил подчиненную сесть. Сандра опустилась на краешек стула, приняв позу примерной ученицы, и преданно уставилась на босса. Первой начинать разговор не полагалось.
Смитти выдержал паузу и, наконец обратив на нее водянистые, обманчиво невыразительные глазки, спросил:
— Что с интервью «Сардинок», мисс Финчли?
— Готово, сэр.
Смитти приподнял кустистые брови.
— Шустро. Покажите.
Сандра протянула ему папку. Смитти зашуршал бумажками. Взгляд его сразу стал цепким и сосредоточенным. Профессионал. От такого ничего не скроется.
— Недурно. Можете получить надбавку за срочность. Пойдет в следующий же номер на первую полосу. Изрядно попотели?
— Пришлось. Практически все сочинила сама.
— Американки… — Он многозначительно выговорил это слово, будто подвесил на веревочке, потом смахнул решительным жестом руки. — Мда… Что с них взять. Над заголовком подумайте, нужно что-то более броское. «Десант американских «Сардинок» в британских территориальных водах». В этом роде.
— Может, так и озаглавим?
Смитти со скучающим видом пожал плечами: мол, пользуйтесь, мне не жалко. Глаза его вновь поблекли, словно подернулись пленкой. Он уже думал о чем-то другом и будто позабыл о Сандре. Но она не торопилась уходить.
— У меня тут возникла одна идея. Что бы вы сказали, если…
Смитти удивленно посмотрел на нее, как если бы стена вдруг заговорила. «Вы еще здесь?» — явственно читалось в его глазах. Но Сандра твердо вознамерилась довести дело до конца.
— Что, если бы я попробовала взять интервью у Грегори Мортимера? — выпалила Сандра на одном дыхании.
Смитти снисходительно фыркнул. Так большая, умудренная опытом собака ставит на место зарвавшегося щенка.
— Чушь. Потеря времени.
— А если бы у меня получилось, вы бы тоже фыркнули? — с жаром воскликнула Сандра.
И тут же осеклась, но было уже поздно. Слово, как известно, не воробей. Сейчас босс сделает из нее сливовый пудинг.
— Может, и фыркнул бы, но совсем в другом смысле, — неожиданно миролюбиво заметил Смитти. — Это просто юношеская самонадеянность, или вы знаете что-то, чего не знаю я?
— Второе. Так я могу попробовать?
— Дерзайте. Но учтите, в случае чего редакция вас прикрывать не станет.
— Грегори, не пора ли нам подумать о том, где мы будем жить после свадьбы?
Барбара Торрингтон, Бэби — с легкой руки ее матери, леди Камиллы, — миниатюрная блондинка с кукольным личиком и восхитительно бело-розовой кожей, изящно отставила недопитую чашку чая и выжидательно посмотрела на собеседника.
Ее можно было бы назвать типичным образцом английской красоты, если бы такое понятие еще существовало. Она будто сошла с полотен Гейнсборо: изящная, хрупкая, холодно-отстраненная, настоящая фарфоровая статуэтка, украшение для каминной полки. Бэби напоминала Мейбл Чилтерн из «Идеального мужа» Уальда, но, чтобы соперничать с этой леди, ей не хватало живости и остроты. Бэби невозможно было представить в джинсах и бейсбольной кепке. Куда уместнее она смотрелась бы в амазонке верхом на лошади. «О Бэби! Само совершенство!» — восклицали в один голос знакомые, и это звучало как приговор.
«Счастливчик» Мортимер, которому предстояло вскоре обладать этим сокровищем на правах мужа, сидел напротив, вытянув длинные ноги, и счастливым вовсе не выглядел. На его породистом удлиненном лице застыла скучающая маска, серые глаза были непроницаемы, губы под тонкими светлыми усиками иронично изогнулись.
— Ты не ответил на мой вопрос. Не пора ли нам…
— А ты считаешь пора?
— Естественно, а заодно и назначить день свадьбы. Мы помолвлены уже почти год и…
— …Вполне можем подождать еще немного.
— Зачем?
— Это серьезный шаг, и спешка здесь неуместна, — отчеканил Грег.
Барбара едва заметно повела плечами. Это непроизвольное движение и метнувшиеся к переносице брови выдавали охватившее ее раздражение. В остальном же она оставалась спокойной и невозмутимой.
— У тебя был целый год, чтобы привыкнуть к мысли о женитьбе, — холодно заметила она. — Не говоря уже о том, что вопрос этот был решен, когда мы оба были детьми. Или ты забыл?
Забыл? Как же! Мальчик в бархатном костюмчике и крошечная девочка в кружевном платьице. Глянцевые белокурые локоны вокруг кукольного личика.
— Познакомься, Грегори, это Бэби Торрингтон.
— Она такая красивая, папа, как на картинке.
— Лучше. Хотел бы ты иметь такую жену?
— О да!
— Браво, Грегори! Ты — настоящий Рэдклиф.
Его прямо распирало от гордости, когда он слышал эти слова. Настоящий Рэдклиф, согласитесь, звучит великолепно. Но то, что это означает, великолепно вдвойне: гордый аристократ, потомок древнего рода, оплот и генофонд доброй старой Англии, гибнущей под натиском плебеев и иммигрантов.
Грегори гордо нес эту ношу на своих плечах, не подозревая до времени, как она тяжела. Пока не встретил Эмми. Он тогда учился в Итоне, привилегированном колледже для юношей из аристократических семей. Хотя «учился» — это сильно сказано, больше потрясал всех своими спортивными достижениями. Учеба и дальнейшая карьера его мало привлекали. То ли дело теннис или поло, тут ему не было равных. Гордость колледжа, бессменный чемпион.
Они познакомились в книжном магазине, в который Грег забрел в отчаянной надежде найти нужную для экзамена по истории книгу. Шустрые однокашники уже опустошили библиотеку колледжа. До экзамена оставалось всего полтора дня, и книгу нужно было добыть во что бы то ни стало. Поло, конечно, много значит в жизни человека, но экзамены иногда тоже надо сдавать.
Он бесцеремонно оттер от прилавка паренька в джинсах и безразмерной клетчатой рубахе и выпалил прямо в лицо миловидной продавщице, присовокупив свою самую обворожительную улыбку:
— Скажите, у вас есть «Век королевы Виктории» Мэнсфилда?!
Над его ухом раздался мелодичный смех, будто зазвенели сразу сто хрустальных колокольчиков.
Грег изумленно обернулся. На него смотрела пара убийственно васильковых глаз. Парень, которого он оттолкнул, оказался девушкой с лицом симпатичнейшей лисички. Незнакомка, тряхнув длинными русыми волосами, обратилась к продавщице:
— Видишь, Джейн, когда экзамен на носу, даже итонские снобы теряют лицо.
— С чего ты взяла, что я сноб?
— У тебя на лбу написано, что ты тупой богач, — ответила она, забавно сморщив носик.
— Ошибаешься. — Грег готов был на все, чтобы заполучить чертову книгу. — Я бедный и талантливый.
— Это я бедная и талантливая, поэтому и забрала последний экземпляр.
Она стянула с плеча рюкзачок и извлекла оттуда вожделенную книгу. «Век королевы Виктории», Энтони Мэнсфилд, его спасительная соломинка.
— Джейн, а если пошарить в закромах? — Грег умоляюще посмотрел на продавщицу, но та только пожала плечами.
— Сожалею.
— Слушай, — обратился Грег к незнакомке, хватаясь за кошелек. — А что, если я перекуплю ее у тебя?
Она звонко прищелкнула языком.
— В твоем возрасте, сноб, пора бы знать, что не все продается. — И тут же рассмеялась, глядя на его расстроенное лицо. — Ладно, не кисни. Предлагаю сделку. Ты покупаешь мне ланч, а я соглашаюсь обсудить интересующий тебя вопрос. Идет?
Кончилось тем, что к экзамену они готовились вместе. Результат превзошел все ожидания. Грег получил чуть ли не первую в своей жизни пятерку и отчаянно влюбился.
Эмми была родом из Рединга, где ее отец держал бакалейный магазинчик. С огромным трудом он накопил денег и отправил единственную дочку учиться в колледж. Средств, впрочем, вечно не хватало, и Эмми в свободное время подрабатывала официанткой в баре. Она была независима, резка в суждениях и нещадно издевалась над Грегом, высмеивая его «дремучие», как она выражалась, принципы, вдолбленные в него с детства.
— Вот ты считаешь себя хозяином жизни, Морти, — говорила она, поблескивая васильковыми глазами и будто не замечая его влюбленного взгляда. — А чем ты доказал свое право на это? Ты и в Итон-то попал благодаря громкому имени и еще потому, что в поместье твоего папочки деньги на кустах растут. Сам-то палец о палец не ударил.
— Слушай, Эмми, если ты считаешь меня таким идиотом, то зачем встречаешься со мной?
— Мне нравятся твои аристократические руки. Считай, что это мелкобуржуазный комплекс.
Она была так не похожа на девушек его круга, так непредсказуема, что Грег не знал, как к ней подступиться. Побаивался ее острого язычка, мучился и никак не мог понять, как она на самом деле к нему относится.
Ко всему прочему Эмми оказалась еще и ярой гринписовкой. Однажды Грег застал ее за сборами.
— Едем с ребятами в Торнбул пикетировать атомную станцию, — объявила Эмми. — По имеющимся сведениям, там не все ладно. Еще, чего доброго, устроят нам второй Чернобыль. Ты про Чернобыль-то слышал, Морти? Или это не на твоей планете?
— Возьми меня с собой, — неожиданно для себя попросил Грег.
— Хм. — Эмми взглянула на него с интересом. — Растешь над собой.
Все произошло очень быстро. Пикетчики едва успели развернуть свои плакаты и пообщаться с журналистами, которых, естественно, известили заранее, как прибыла полиция.
Сначала гринписовцам вежливо предложили разойтись и не создавать беспорядков у важного государственного объекта. Когда же они категорически отказались, бобби взялись за привычное дело, а именно: стали хватать, тащить и запихивать в машины. Грегу показалось, что он присутствует на тщательно отрежиссированном шоу, где все исполняют заранее отведенные роли. Пикетчики вырывались и кричали, журналисты щелкали камерами, а полицейские делали суровые, каменные лица. Было даже забавно.
Но когда дюжий констебль схватил Эмми за волосы и потащил ее, визжащую и отбивающуюся, за собой, Грег не выдержал и съездил ему по физиономии. Не дожидаясь возмездия, он затолкал Эмми в свою машину и рванул с места, благоразумно оставив поле битвы.
— Мерзавцы! — бушевала Эмми. — Скоты! И это демократическая страна! Стоит только зацепить наше поганое правительство, и они готовы измордовать кого угодно. Зачем ты увез меня? Я бы еще сделала заявление для прессы.
— Ага, из-за решетки и с разбитым носом, — пробормотал Грег и, загнав машину на обочину, заглушил мотор.
— Только так и можно…
Он внезапно привлек ее к себе и поцеловал прямо в разъяренные горячие губы. Грег ожидал отпора, пощечины, чего угодно, но Эмми уже сама целовала его, так же неистово, как только что обличала правительство. Тесное пространство машины словно расширилось, вместив их разгоряченные тела, жаждущие слиться, раствориться друг в друге.
— Почему ты ждал так долго? — спросила Эмми, водя пальчиком по его груди.
— Боялся гневной отповеди.
— Трусишка! А я так хотела увидеть тебя без одежды.
— Могла бы намекнуть.
— Есть вещи, которые мужчина должен делать сам.
— Даже в твоем эмансипированном мире?
— Даже в нем. Особенно в нем, Грегори.
Она впервые назвала его по имени. До этого был и «сноб», и «Морти», но никогда — «Грегори». Привычное с детства имя прозвучало совсем особенно в устах Эмми, очень-очень нежно и печально.
— Теперь мы всегда будем вместе, и не нужно будет никаких намеков.
— Дурачок! — Она взъерошила его волосы ласковым, почти материнским жестом. — Неужели ты и вправду думаешь, что нам позволят?
— Ерунда!
Но она, как всегда, оказалась права. На следующее утро все газеты пестрели их фотографиями. Впечатление создавалось такое, что, кроме него и Эмми, в акции протеста больше никто не участвовал. «Будущий граф Рэдклиф пикетирует Торнбульскую атомную станцию». «Грегори Мортимер спасает подружку от полицейских». «Девушка Грегори Мортимера, кто она?»
Отец примчался в тот же день. Грег был готов к любым неожиданностям, но только не к этой встрече.
— Кто она? Отвечай! — кричал, брызжа слюной, безупречно воспитанный граф Рэдклиф, тряся отпрыска за плечи.
Никогда еще Грег не видел отца в такой ярости.
— И ты вообразил, будто я допущу, чтобы в жилах моих внуков текла кровь бакалейщика?! Чудовище! Как ты мог даже прикоснуться к ней?!
— Но, папа, ты ее совсем не знаешь…
— И не желаю! А будешь упираться, отменю твое содержание и лишу наследства, так и знай! Всю жизнь будешь ишачить грузчиком в магазине ее папочки, и это в том случае, если твоя пассия согласится выйти замуж за нищего, в чем я сильно сомневаюсь. Кому ты нужен без денег?
Отец увез его на следующий же день. Грег так и не увидел больше Эмми, не попрощался с ней, не объяснил, что именно произошло. Ему было тогда всего двадцать лет, и весь его привычный, понятный, комфортный мир вдруг в одночасье рухнул. Так, по крайней мере, ему тогда казалось.
Спустя десять лет Грег оглядывался на пройденный путь с язвительной усмешкой. Ему удалось по-своему поквитаться с отцом за нанесенное оскорбление. Грег занялся методичным прожиганием жизни. Оголтелые кутежи, экстравагантные выходки, красивые доступные женщины, падкие до денег и роскошной жизни, бешеный вихрь развлечений и удовольствий. Он нарочно не давал себе роздыху, чтобы, не дай Бог, не остановиться, не оглядеться по сторонам, не задуматься ни на минуту. Друзья на час, любовницы на уик-энд, никаких привязанностей, невыразимая легкость бытия. И пустое, никем не занятое сердце. Грег мог бы воскликнуть вслед за Франсуа Вийоном: «Как счастлив тот, кто не влюблен!»
Тяготила только финансовая зависимость от отца. Старик сдержал слово и ни в чем его не ограничивал, но напряженность день ото дня нарастала. Женитьба на достойной кандидатке могла бы решить эту проблему: Грег сразу же получил бы солидную часть семейного состояния. Бэби Торрингтон подходила для этой цели наилучшим образом.
Глядя сейчас на ее плотно сжатые губы и решительный маленький подбородок, он никак не мог представить, что изо дня в день будет просыпаться в одной кровати с этой женщиной, которую будут называть графиней Мортимер и которая будет иметь на него неоспоримые права. Непостижимо!
— Зачем тебе такой муж, как я, Бэби? Гуляка и мот.
Она скользнула по нему холодным взглядом, в котором явственно читалось: «У меня не разгуляешься». Губы раздвинулись в улыбке, но глаза оставались колючими.
— Я буду хорошей женой, Грег. Нелюбопытной.
— Верю. Ты даже не спросила, где я пропадал всю прошлую неделю.
— Тебя это задевает?
— Не особенно.
— Вот и отлично. — Бэби взглянула на свои ручки с отшлифованными ноготками, аккуратно сложенные на коленях. — Твои похождения меня не интересуют, до определенной черты. Все эти модельки и актрисули, равно как мои тренеры по теннису и шоферы, в счет не идут. Это не люди, а обслуга. Даже элегантнейшая леди Ди, само совершенство, не устояла перед своим инструктором по верховой езде.
— Она умерла, Бэби. Пора бы оставить ее в покое, — буркнул Грег.
— Ах-ах, как сентиментально! — с притворным вздохом заметила Бэби.
Однако милая перспектива меня ожидает, подумал Грег. Делить жену с шофером! Похоже, Бэби Торрингтон полна сюрпризов. Сколько их еще у нее в рукаве? Выяснять, однако, не хотелось.
Тягостный разговор неожиданно прервал лакей.
— К вам посетительница, сэр.
— Ты не сказал, что кого-то ждешь, — раздраженно ввернула Бэби.
— Журналистка, сэр. Александра Финчли. Говорит, что ей назначено.
— Да-да-да! Совсем забыл. — Грег для пущей достоверности хлопнул себя по лбу. Все, что угодно, лишь бы избавиться от Бэби хоть на сегодня. — Извини, дорогая, дела.
— Журналистка? — Бэби озадаченно сдвинула брови. — Что-то новое. Ты же никогда…
— Нет правил без исключений. Я позвоню тебе.
Грег подал ей перчатки и проводил до дверей. Уфф!
— Проси!
Сандра сидела в просторном холле, с любопытством осматриваясь и ожидая дальнейшего развития событий. Сейчас ее, несомненно, будут выпроваживать под каким-нибудь удобоваримым предлогом. Странно, что вообще на порог пустили. Ну, на этот случай у нее припасено несколько домашних заготовок. Например, падение в обморок с последующим прорывом к вожделенному объекту по имени Грегори Мортимер. Само падение она тщательно отрепетировала. Получалось неплохо.
Холл впечатлял своей пустотой. Столик для почты, несколько стульев да пара картин на стенах, вот, в общем, и все. Короче, по интерьеру судить о хозяине дома нельзя. Ничего, доберется до внутренних покоев и тогда посмотрит. Чего она ожидала? Пещер Али-Бабы или стильного холостяцкого пентхауса?
Голоса. Сандра замерла на стуле. Сейчас начнется. Дверь справа распахнулась, и мимо Сандры прошествовала миниатюрная блондинка в элегантном розовом костюме и шляпке. Стиль шанель, машинально отметила про себя Сандpa. Фарфоровые глазки мельком, но внимательно царапнули по ней.
Сандра улыбнулась и кивнула. Она сразу узнала Барбару Торрингтон, готовилась все-таки к беседе, но ответной реакции не последовало. Барбара невозмутимо выплыла в дверь, предупредительно распахнутую лакеем.
Ни дать ни взять — айсберг, подумала Сандра. Впрочем, ничего удивительного. Ее неожиданный визит вспугнул голубков. В голове сама собой сложилась первая фраза будущей статьи: «Ради встречи с нашим корреспондентом Грегори Мортимер даже прервал свидание со своей очаровательной невестой». «Даже» — это круто!
— Прошу следовать за мной. — Лакей стоял перед ней с совершенно непроницаемым лицом. Похоже, такие лица здесь у всех. — Мистер Мортимер ждет вас.
Грегори стоял посреди комнаты и вертел в руках визитную карточку.
— «Уик-энд миррор», — прочел он, упирая на каждый слог. — Никогда раньше не слышал.
Сандра смотрела во все глаза, еще не веря, что это действительно Мортимер. В жизни он был еще интереснее, чем на фотографиях. Ироничный прищур серых глаз, красиво очерченные губы, сильный подбородок — свидетельство незаурядного характера и высокий лоб, обрамленный светлыми волнистыми волосами. Сложен, как бог, и знает об этом. Каждое движение полно скрытой силы. И совершенно убийственный магнетизм, который заставляет забыть обо всем на свете, кроме его обладателя. С таким надо держать ухо востро.
— Еженедельная газета для широкого круга читателей, — услышала Сандра собственный голос, показавшийся вдруг тусклым и невыразительным.
— Ясно, — усмехнулся он. — Бульварная газетенка, специализирующаяся на стирке грязного белья светских львов и львиц. Виварий для сплетен. Чем обязан?
— Нехваткой этих самых сплетен, — брякнула Сандра. Ему таки удалось вывести ее из оцепенения. — Подкиньте мне парочку, и я избавлю вас от своего присутствия.
— Что ценю в людях, так это откровенность. Сами того не ведая, вы оказали мне услугу, так что я ваш должник. Долго быть в долгу я не привык, поэтому пользуйтесь случаем.
Сандра, не ожидавшая такой покладистости и настроившаяся на длительную осаду, растерялась. Все заранее заготовленные вопросы враз вылетели из головы.
— То есть вы готовы дать мне интервью? — недоверчиво уточнила она.
— Как видите. Хотя у меня есть идея получше. Завтра рано утром я уезжаю в Йоркшир. «Уехать, уехать… Куда же ведет дорога? На Южную гору: в ней старое есть жилище», — процитировал он. — На самом деле это на севере, но Тао Юаньмин жил, как известно, до нашей эры, и не знал точно, где будет находиться Лайм-Парк.
Лайм-Парк, выстрелило в мозгу Сандры, графство Йоркшир, родовое поместье Рэдклифов.
— Не составите ли мне компанию? — непринужденно продолжал Грег. — Терпеть не могу путешествовать в одиночку. Заодно и зададите все свои вопросы.
Когда Сандра, как всегда стремительно, ворвалась в. гостиную своего дома в Кенсингтоне, ее уже ждали. Марго сидела на полу в своей излюбленной позе, скрестив по-турецки босые ноги и прислонившись спиной к креслу. Поодаль во весь рост растянулся Бад. Они были всецело погружены в какую-то занимательную беседу, но при виде Сандры дружно вскочили.
— Наконец-то! — выдохнула Марго. — Я прямо извелась от нетерпения.
— Шишек много набила? — осведомился Бад, намекая на запланированный обморок.
Он был полностью в курсе дела и даже дал несколько ценных советов, которыми Сандре, правда, так и не пришлось воспользоваться.
— Ни одной! — Сандра торжествующе показала ему язык.
— Судя по ликующей мордашке, девочку таки допустили к телу, — заключил Бад.
— Угадал и не угадал, — пропела Сандра. — Если я не совсем еще утратила чутье, в холодильнике должна мерзнуть бутылка шампанского.
— Да она просто шотландская борзая! Какой нюх! — воскликнула Марго. — Можно нести?
— Неси!
Бад долго и бестолково возился с пробкой. Наконец Сандра не выдержала и отобрала у него бутылку. Сухой негромкий хлопок, и белый дымок уже курился из горлышка, как джинн в сказках «Тысячи и одной ночи».
— Вот вам плоды эмансипации и торжество стиля унисекс, — заметила Марго. — Девочки от мальчиков уже почти не отличаются ни прической, ни одеждой, ни даже духами, а шампанское даже лучше открывают.
— Протестую! — воскликнул Бад, вспыхнув до корней волос, чем немало позабавил Сандру: она-то думала, что бывалого репортера вообще ничем не прошибешь. — Протестую! Нельзя судить о человеке по взаимоотношениям с бутылкой. Мало того что это будет поверхностное суждение, это еще и ущемление моих прав.
За его ернической бравадой Сандра почувствовала неподдельное смущение. Может быть, все дело в присутствии Марго? Сандра уже не раз замечала: стоило Марго появиться, и Бад сразу преображался. Не хохмил напропалую, не размахивал руками, как ветряная мельница, вел себя сдержанно и с достоинством, даже будто становился выше ростом. И на всевозможные подначки да подколки реагировал неадекватно, вот как сейчас. Может, влюбился? Нет, вряд ли, у них разница в возрасте лет десять. Но уж очень похоже.
Сандра искоса посмотрела на Марго. В ее глазах лучились теплые искорки. Надо же, знает! Все уже знает.
— Рассказывай, — напомнила Марго. — Какой он?
— Ммм… — Сандра на секунду задумалась. — Ослепительно хорош, но об этом вам говорить не надо. Все его видели. Очень естественный, никакого наигрыша. Прекрасно сознает силу своего воздействия на людей, но нисколько этим не кичится, по крайней мере, на первый взгляд. Да! Цитирует доисторических китайцев, но без помпы. Что еще? Ах да! Пригласил меня провести несколько дней в его поместье.
— Что?! — в один голос воскликнули Марго и Бад.
— Что слышали. «Родовое гнездо Рэдклифов: взгляд изнутри».
— Застрелиться можно! — Бад очумело смотрел на Сандру, ероша пятерней шевелюру. — Как тебе это удалось?
— Сама не знаю, — призналась она, хотя приврать и набить себе цену очень хотелось. — Я вообще ничего не понимаю. Сразу меня принял, поиздевался немного, а потом и предложил. И какая муха его укусила?
— Если отбросить на минуту твой неоспоримый шарм, — заметила Марго, — то остается предположить, что зачем-то ему это нужно.
— Он сказал, что не любит путешествовать в одиночку.
— Детский лепет.
— И я так думаю.
Обе дружно посмотрели на Бада.
— Ты у нас самый опытный в общении с сильными мира сего. Где здесь собака зарыта? — спросила Марго.
— Трудно сказать. — Бад задумчиво прищурился. — Может быть все, что угодно, вплоть до того, что он сказал. На всякий случай не расслабляйся и жди подвоха.
— Спасибо, подбодрил.
— За тебя, малышка! — Марго подняла бокал. — За твою первую победу. Я очень горжусь тобой. И Алек… — Она оставила фразу незаконченной.
— Виват, Финч! — Бад обнял Сандру за плечи и шутливо коснулся бокалом ее носа. — Потряси его там как следует.
— Можешь не сомневаться, потрясу.
— А где обитает наш аристократ? — спросила Марго.
— Где-то в Йоркшире.
Марго вздрогнула. Шампанское выплеснулось на ковер и расплылось бесформенным темным пятном.
— Не надо, не езди!
— Да что ты, Марго? Побледнела как смерть. Бад, принеси воды. Скорее!
Марго слабо махнула рукой, и Сандра заметила, как дрожат ее пальцы.
— Прости, Сандра. Я просто дура. Не могу спокойно слышать про это графство. Ведь Алек погиб в тридцати милях от Йорка.
Выехали рано, когда еще только-только начало светать. Жемчужно-розовый, лиловый, пепельный туман стелился низко над землей, превращая дома в призраков, а деревья в причудливых драконов.
Серебристая «ламборджини» Мортимера почти бесшумно мчалась сквозь туман, стремительно вспарывая его клубящееся брюхо своим изящным корпусом, словно клинком ножа.
— Только не говорите ничего, — предупредил Грег.
— Совсем?
— Совсем. Знаю, это непросто, — заметил он с ироничной усмешкой, искривившей губы и тонкую, безупречно подстриженную линию усов. — Для вас, журналистов, просто пытка помолчать даже минуту. Но я не садист. Примите обет молчания ненадолго, пока солнце не взойдет.
Сандра удивленно взглянула на спутника. Немой вопрос в ее глазах позабавил его чрезвычайно.
— Так уж и быть, поясню. Это туман. — Грег мотнул головой в сторону окна. — Скоро он растает без следа. Надо ловить момент. Красиво, волшебно, словно ты — очарованный странник, бесшумная молния, мчащаяся сквозь вечность.
— Не слишком ли романтично для тридцатилетнего плейбоя, — пробормотала Сандра и отвернулась к окну.
Но раздражение, вызванное его насмешливым, снисходительным тоном, тут же улетучилось. Клубящийся за окном машины туман поглотил ее, оплел зыбкими нитями, полностью подчинил себе. Путники в серебристой капсуле, затерянные где-то в Туманности Андромеды или в Млечном Пути. Спидометр показывал уж совсем запредельную скорость. Редкие встречные машины проносились мимо, как метеориты.
— Вам не кажется, что мы рискуем разбиться в лепешку? — осмелилась она подать голос.
— Вся жизнь — сплошной риск, — процедил Грегори сквозь зубы. — Как вам история про человека, который никогда не покидал дом, опасаясь за свою жизнь, а когда на минутку вышел, попал под автобус?
— Судьба? — предположила Сандра.
— Вот и у нас судьба, никакой разницы.
— Очень мило, что распространили свою судьбу и на меня.
— Боитесь? — хмыкнул он.
— Боюсь, — честно призналась Сандра.
Мортимер опять погрузился в молчание, но скорость слегка сбросил.
Перекусить остановились в Ноттингеме, старинном городе, овеянном легендами о Робин Гуде и о двух венценосных братьях, Ричарде Львиное Сердце и Иоанне по прозвищу Безземельный. Один всю жизнь положил, чтобы приумножить владения Англии, другой в одночасье все разбазарил. Такая вот парадоксальная семья.
— Вы всегда так играете своей жизнью? — спросила Сандра, помешивая ложечкой ароматный чай.
— Всегда, особенно когда еду встречаться со старым прохвостом, моим отцом, — был ответ.
— Что-то вроде допинга. Понимаю. Не понимаю только, чем вам не угодил отец. — По тени, мелькнувшей по его лицу, Сандра поняла, что вопрос интервьюируемому неприятен. — Можете не отвечать, если не хотите.
— Не хочу, но отвечу. Уж очень забавно, так и просится в вашу статью. Старикан здорово напугал меня однажды, давным-давно, я еще был желторотым щенком. Пригрозил лишить наследства и титула и оставить голенького, беззащитного, без пенса в кармане.
Сандра не удержалась и хмыкнула, уж очень красочная рисовалась картинка.
— Вам смешно?
— Извините. Просто попыталась представить вас…
— Голеньким? Или беззащитным?
— И так, и этак.
— Наверное, действительно смешно. Но тогда я перепугался до синевы, не знал еще, что титул и поместье являются неотчуждаемыми правами старшего сына.
— Вы, разумеется, сделали что-то ужасное. — Сандра решила ковать железо, пока горячо, и воспользоваться неожиданной откровенностью Мортимера.
— О да! Закрутил роман с дочкой бакалейщика.
— Кошмар!
— Вот и он так думал. Но что это мы обо мне да обо мне. Давайте о вас. С чего это вы решили, что я соглашусь говорить с вами? Моя позиция широко известна — никаких интервью. Ваш брат уже перестал меня донимать.
— А, кстати, откуда такая неприязнь к журналистам? — Сандра попыталась ухватить ускользающую инициативу.
— Потом расскажу. Может быть. Так почему?
— Решила сыграть ва-банк.
— Вот как. Вы меня разочаровываете. Мы же договорились о полной откровенности. Позволю себе высказать предположение, что привели вас ко мне излияния некоей экстравагантной девицы.
«Упс!» — как сказали бы «Сардинки». Первый урок от аристократии и богемы. Когда тебе говорят: «Никому ни слова!» — нужно непременно тут же все рассказать.
— Ну-ну, нечего хлопать ресницами. Вполне контролируемая утечка информации. Я знал, что кто-то клюнет, правда, не ожидал, что так скоро.
— Значит, вы намеренно устроили эту эскападу со Снуки, чтобы история попала в газеты?
— Вот вы и проговорились! — Серые глаза Грега удовлетворенно блеснули. — И заметьте, без всякого нажима с моей стороны.
Сандра досадливо топнула ножкой. Надо же так по-глупому попасться!
— Вы ей ничего не сделаете? — спросила она.
— Ничего, деточка, я не серый волк. Я зарядил пистолет, и он выстрелил. Все произошло, как и должно было произойти.
У Сандры появилось омерзительное чувство, будто ее, как марионетку, подергали за веревочки, и она, сама того не желая, сделала именно те движения, которые от нее ждали.
— Вы пользуетесь людьми, как… как… — Она захлебнулась, так и не подобрав подходящего сравнения.
— …Как презервативами, — закончил за нее Грегори. — Использую по назначению и выбрасываю.
От возмущения у Сандры даже дыхание перехватило. Каков наглец! Возомнил о себе Бог знает что и куражится.
— Тосты стынут, — напомнил он, щедро намазывая маслом хрустящий ломтик хлеба. — И апельсиновый джем совсем недурен.
Он смотрел на нее и улыбался снисходительно, но без яда, и где-то даже тепло. Так смотрят на забавную неуклюжую зверюшку. Сандра попыталась взглянуть на себя его глазами. Красная от ярости и уязвленной гордости, всклокоченная, ощетинившаяся девчонка. Глупо, глупо! Так он совсем перестанет воспринимать ее всерьез, еще, чего доброго, отправит восвояси. Она должна быть раскованной, но сдержанной, слегка циничной и совершенно непробиваемой.
У Марго был свой проверенный способ восстанавливать душевное равновесие. Сандра много раз пробовала его на себе. Помогало. Она глубоко вздохнула и, задержав дыхание, представила себя птицей, свободно парящей в сияющей лазури неба. Ей почему-то нравилось воображать себя соколом — свободной сильной птицей, высматривающей добычу.
— Не надо копить в себе досаду, — сказал вдруг Мортимер. — Выскажитесь, облегчите душу.
Никогда еще падение с небес на землю не было таким стремительным.
— Так мы можем много до чего договориться, — выдохнула она.
— Валяйте, мисс Финчли. Разгромите нахала.
Сандра яростно сжала кулаки, но, натолкнувшись на его насмешливый взгляд, мгновенно остыла. Он просто играет с ней, подкалывает, как ребенка. «Жди подвоха, Финч», — услышала она предостережение Бада.
— Предлагаю сделку. — Сандра нетерпеливо отбросила волосы со лба. — Откровенность за откровенность. Вы уже дознались о Снуки. Теперь ваша очередь раскрыть карты. Зачем я вам понадобилась?
— Ццц, — прищелкнул языком Мортимер. — Какой у нас пошел деловой разговор! Но, если уж речь о картах, ваш расклад мне известен, а мой вам — нет, посему я могу блефовать сколько угодно. Думайте, а я пока пойду распоряжусь, чтобы заправили машину.
Он ушел, и Сандра осталась за столиком одна. За окном неизвестно откуда набежали тучи, закапал ленивый мелкий дождичек, вполне под стать ее настроению. Они проделали уже больше половины пути, а ей так и не удалось ничего узнать. Или почти ничего.