Он спал недолго, несмотря на усталость и физическую опустошенность. Тихо встав с постели, чтобы не разбудить спящую женщину, Алан подошел к окну, отодвинул шторы и стал вглядываться в темноту.
– Мы можем поговорить?
Алан вздрогнул при звуке ее голоса и оглянулся через плечо туда, где Ева лежала под одеялами на дальней кровати.
– Я думал, ты спишь.
Проскользнула ли нота раздражения в его голосе? Или ей показалось?
– Мм, – пробормотала она, откидывая одеяла, садясь и облокачиваясь на подушки. – У тебя усталый вид.
Эта фраза напомнила ей, почему он так выглядит, и она покраснела.
– Что происходит? – спросила она. – Ты кричал во сне, почему? Тебя мучают ночные кошмары?
– Меня похитили в четыре года. Мой дядя тогда был ранен. Наверное, в этом причина моих кошмаров.
– И ты долго жил отдельно от семьи?
– Всю жизнь. Украла меня няня. Она заменила мне мать, посвятив мне всю жизнь. Она решилась на это потому, что родители очень жестоко обращались со мной.
– И ты вернулся к ним только через много лет?
– Нет, так и не вернулся. Они погибли… Самолет потерпел крушение.
– А твой дядя?
– Больше я его не встречал…
– Итак, вы снова приехали. Я ждала вас. – Олимпия кисло усмехнулась. – Она ничего вам не рассказала?
– Как давно вы знали, что ваша тетка в коматозном состоянии? – холодно спросил Алан.
– Несколько недель.
– Вы упоминали о наследстве. Что туда входит?
– Деньги и недвижимость.
– Недвижимость?
– Да. Но не трудитесь спрашивать где – я не помню этого. Агнесс стала подозрительной на старости лет, решив, что не следует доверять банкам свои деньги, и начала покупать землю в разных местах.
– Итак, вы не знаете точно, сколько денег унаследовал ваш сын?
– Не знаю, сколько у него денег, но иметь землю ничуть не хуже, чем иметь деньги.
– Когда Чарли вступил во владение? – спросила Ева.
– Недавно.
– А точнее?
– Дайте сообразить… – Олимпия поднесла руку ко лбу и сделала вид, что думает, потом посмотрела на молодую женщину и спросила:
– А как давно вы женаты?
– Мы уже не женаты, но ваш сын и я поженились шесть лет назад.
– Сколько лет вашей дочке? – Старухе доставляло удовольствие играть в свою игру.
– Ей четыре года.
Олимпия кивнула, как будто ее подозрения подтвердились.
– Бумаги были подписаны восемь лет назад. Согласно завещанию, все переходило к Чарли после ее смерти.
– Но ваша тетка еще не умерла, – быстро сказала Ева.
– Могла бы. Однако в завещании есть примечание, в котором говорится, что будет, если она утеряет способность понимать происходящее. Я не знаю этого термина, но означает он, что Чарли получил все уже сейчас.
– А когда ее признали недееспособной? – тихо спросила Ева.
– Следовало бы давно, – ответила старуха, – но это случилось только шесть недель тому назад. Я получила письмо от теткиного юриста. Много лет он был и моим юристом тоже и обо всем мне написал.
– А как фамилия юриста?
Старая женщина некоторое время колебалась, а потом спросила:
– Как зовут ребенка?
– Рози… Розалин. Это Чарли выбрал имя.
– Так звали мою мать. Она была младшей сестрой Агнесс. При большой разнице в возрасте Агнесс стала ей скорее матерью. Всю свою жизнь моя мать жила под ее руководством. Тетка даже мужа выбрала ей по своему усмотрению. А когда я вопреки ее желанию вышла замуж за отца Чарли, она перестала со мной знаться, даже когда мой муж погиб. Но однажды летом я привезла к ней сына, чтобы она присмотрела за ним, пока я буду на гастролях. Потом я поняла, что этого не следовало делать. Чарли был точной копией моей матери. А на кого похожа Розалин?
– На отца, – пробормотала Ева сквозь зубы. – Она очень похожа на отца.
Алан быстро спросил:
– Как зовут юриста?
– Там. – Олимпия указала на письменный стол в углу. – Там вы найдете его карточку с адресом.
Алан поблагодарил пожилую леди за помощь и повернулся, чтобы выйти из комнаты вместе с Евой.
– Подождите! В то лето, которое Чарли провел с Агнесс, он сильно изменился. Точно я не могу объяснить. Но он потребовал тогда, чтобы я разрешила ему жить у Агнесс. Он относился к ней так, словно не я была его матерью, а она. Он начал много говорить о своей бабушке, моей матери, как будто знал ее. Но она умерла, когда я была совсем ребенком, а он вообще никогда ее не видел.
Слушая его, я поняла: похоже, Агнесс вбила ему в голову нечто вроде навязчивой идеи о моей матери, с которой она всегда носилась. Моя мать была красивым, деликатным существом с голосом, как у соловья. Я хорошо помню это – Агнесс превратила свой дом в ее мемориал. Повсюду картины и вещи, принадлежавшие моей матери. В этом чувствовалось что-то нездоровое, поэтому я не хотела, чтобы Чарли жил у нее. Она стала часто приезжать к нам, и мне сначала показалось, что Агнесс, старея, хочет изменить свое безразличное отношение ко мне. Но выяснилось, у нее была другая цель – мой сын. Она хотела владеть им, как перед этим – своей младшей сестрой… – Олимпия печально взглянула на них. – Признаюсь, что была не лучшей матерью, но Агнесс… что она хотела сделать с ним? Она погружала его в прошлое… во времена его бабушки… это была болезнь. – Олимпия посмотрела на Еву. – Он много говорил о доме, в котором они жили летом. Я никогда не видела этот дом, но стоит он где-то на берегу Куоббина… Кажется, недалеко от Вустера.
– Спасибо, – поблагодарил Олимпию Алан за себя и за Еву, которая, казалось, потеряла дар речи.
Они попрощались и направились к двери.
Перед тем, как выйти, Алан повернулся к старой женщине – теперь в ней не было ничего злобного.
– Вам что-нибудь нужно? – спросил он.
Олимпия глубоко вздохнула, помолчала, потом покачала головой.
– Нет, ничего…
Ухватившись за колеса своего кресла, она начала поворачивать его. То единственное, чего она хотела, они не могли ей дать. Никто не мог. Разве можно вернуть свою молодость, свою музыку…
– Что ты теперь думаешь? – Алан бросил взгляд на Еву.
Она не промолвила ни слова с тех пор, как они вышли из комнаты Олимпии.
– Шесть недель назад! Он получил наследство, собственность и деньги шесть недель назад! За две недели до того, как украл Рози, – прошептала Ева дрожащим голосом, потом она повернулась к Алану. – Он спланировал это заранее? Как ты думаешь, он забрал бы ее у меня, даже если бы мы не развелись?
– Не знаю.
У Алана сложилось свое представление об этом человеке, он допускал мысль, что у него не хватает винтика в голове, но не говорить же это Еве сейчас, когда она и без того расстроена.
– Я думаю, нужно найти его владение, – сказал Алан.
– Разве оно одно?! – воскликнула Ева. – Олимпия сказала, что у ее тети, а теперь у Чарли, они разбросаны по всей стране.
– Да, но она думает, что они, скорее всего, там, недалеко от Вустера. – Заметив бензоколонку, он направился туда, чтобы позвонить.
Ева следила за ним взглядом. Все смешалось у нее в голове. Она не понимала, что нужно Чарли. Неужели он хотел завладеть ребенком для того, чтобы дочь заменила ему бабушку? Эта мысль казалась абсурдной и страшной одновременно. Раньше она осуждала мужа за то, что он похитил дочь, но видела в этом поступок разъяренного человека, который хотел таким образом вернуть ее…
Теперь она понимала, что, возможно, он просто использовал ее, выполняя свой план и желая вернуть умершего человека в лице своей дочери. Это… это слишком ужасно даже для предположения. Бедная Рози!
– Я только что говорил с Генри Милтоном и дал ему имя адвоката Агнесс. Он найдет этого человека и узнает у него адрес ее владения, а также выспросит о других местах, где тетка Чарли имела собственность.
– Ты думаешь, что Чарли сейчас в том доме, на берегу Куоббина?
– Его мать думает, что он там.
– Но она его не знает! Он обманщик. Может быть, он хочет, чтобы она так думала.
Жакет Евы распахнулся, и он увидел, как она нервно тянет спустившуюся петлю на черном свитере. Она взвинчена, и в этом есть доля его вины: ей не следовало присутствовать на последней встрече с Олимпией.
– Я не знаю, где он, – пояснил Алан, быстро положив конец возникшему перед ним видению – Ева в его объятиях. – Я только следую интуиции. – Ева осталась недовольна ответом, и он попытался объяснить: – Чарли скрыл, что у него есть мать. Он думал, что никто не узнает о ней, но мы узнали. Это его первая ошибка. Ему кажется, что никто не осведомлен о его прошлом, и он не ждет, что его найдут. Это другая ошибка, которую он допустил. Он сделает и другие, и тогда мы найдем его.
Ева думала о Рози – в каком она состоянии? Девочка любит своего отца. И он ее, по-своему… Конечно, он не причинит ей вреда… Физически – не причинит. А эмоционально?
Она начала понимать, что не имеет ни малейшего представления, на что способен ее бывший муж, какие у него планы. Воспоминание о его застенчивой улыбке всплыло в ее памяти, а потом – его полные ненависти глаза в ту ночь, когда он выбросил ее на дорогу и пригрозил убить дочку. Как он мог дурачить ее – и так долго?
Ева бросила взгляд на строгий профиль Алана.
Неужели она совершает одну и ту же ошибку дважды? Представляет себе этого человека таким, как ей хочется, вместо того чтобы видеть его таким, каков он в действительности?
Приближались огни города.
– Ты голодна?
Ева покачала головой.
– Я была бы рада чуть отдохнуть и вытянуть ноги.
Алан кивнул.
– Давай сначала найдем место, чтобы переночевать, а потом, если ты проголодаешься, достанем что-нибудь поесть.
Мотель, где они остановились, оказался дорогим.
На этот раз не было проблем с отдельными номерами, и при взгляде на ее лицо он понял, что она почувствовала облегчение… Так же, как и он. Они тут же разошлись по своим комнатам.
Алан принял горячий душ и побрился, а потом отправился в китайский ресторан, славившийся вкусным чаем. Он взял чай и пакет с едой с собой в мотель.
– Ты любишь китайскую кухню? – спросил он, когда Ева открыла ему дверь.
– Да, очень. – Она отошла в сторону, чтобы он мог пройти.
Чаепитие, как обычно, прошло в полном молчании. Еда была изумительно вкусной.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась женщина, когда они поели и выпили горячий чай. – Я и не подозревала, что так проголодалась. Тебе удалось найти адвоката?
– Да, и я записал адрес, который он дал. Узнал также о том, что денег твой бывший муж почти не унаследовал. То, что было у Агнесс, давно ушло на оплату медицинских счетов.
– Так у Чарли нет денег?
– Думаю, он будет вынужден вернуться к преподаванию.
– К преподаванию?
– Да. Это то, что он умеет делать лучше всего. Он был преподавателем и станет им снова, если ему понадобятся деньги.
– А как же собственность? Если у него есть земля, она дорого стоит.
– Да, но вначале нужно продать ее.
– Тогда он обратится в местный школьный совет.
– Сомневаюсь, – сказал Алан. – Скорее всего, он изменит внешность и имя, достанет фальшивые документы. Впрочем, сейчас уже поздно. Продолжим утром.
Однако они все же начали прикидывать возможные варианты: колледжи, младшие колледжи, начальные школы, средние школы, частные и государственные… и увлекались этим. Была уже полночь, когда Алан поставил на стол перед Евой чашку кофе.
– Расскажи о своей дочке.
– Ты же знаешь, какая она, я показывала ее фотографии. У нее темные вьющиеся волосы и большие голубые глаза.
– А ты когда-нибудь шлепала ее?
– Иногда. – Она почувствовала какую-то неловкость и рассердилась. – Что ты хочешь знать? Лучше спроси прямо.
Он не ответил. И тут ее осенило.
– Ты думаешь, что я обижала ее? Что наказывала и причиняла боль своему ребенку? Боже мой, боже мой! – Она смотрела на него полными слез глазами. – Я плохо обращалась с ней? – Ева больно прикусила губу, пытаясь сдержать рыдания. – Да, иногда я шлепала ее по рукам, чтобы она не хватала то, что не следует. И заставляла есть овощи, которые она не любит…
Горячая слеза покатилась по ее щеке, задержалась у верхней губы, а потом скатилась в рот.
– Но еще хуже другое – как я могла допустить, чтобы он забрал ее! Он ударил меня и велел выйти из машины. Я растерялась… Рози плакала… Я и сейчас слышу, как она плачет…
– Довольно!
Алан притянул ее к себе и обнял, чувствуя, как она дрожит, как пытается заглушить рыдания, и проклиная себя за то, что довел ее до такого состояния.
– Прости меня, – прошептал он. – Я знаю, ты хорошая мать. Не плачь. Я просто мерзавец, раз мог подумать…
– Нет, я не была хорошей м-матерью, – всхлипывая, пробормотала Ева. – Будь я хорошей м-матерью, ему бы это не удалось. Это моя вина, что она у него…
Она посмотрела на Алана несчастными, затравленными глазами.
– Алан, Алан… Что мне делать? Как жить, если с Рози что-то случится?