Ramil’ – Сияй
Elvira T – Don’t cry
Яся
Лето, солнце, свобода и никакой учебы. О чем еще можно мечтать? Я спешу с парковки в «Юность», где договорилась встретиться с Лёвой, прыгаю через цепочку, которая запрещает въезд на аллею, и радостно улыбаюсь. Ощущение, что у меня крылья выросли за спиной. Я ведь чувствую, чувствую – этим летом все обязательно случится, и моя мечта точно сбудется!
Перед входом в клуб я замираю, потому что вижу его – самого невероятного парня на всей планете. Тот стоит внутри, весело болтает с Маликом из охраны. И пока меня не заметили, я шагаю в сторону, заглядываю в окно и приглаживаю петухи, торчащие из хвоста. Я приехала на мотоцикле, а после шлема вместо прически на голове всегда «взрыв на макаронной фабрике», как любит говорить мой папа.
Обнимаю ладошками горящие щеки и дышу, дышу.
Сегодня я точно решусь – обещаю себе. Я решусь сказать Лёве все, что чувствую уже так долго. С шестилетнего возраста, кажется. С того времени, когда бегала за ним по заброшенным складам, когда насмерть стояла в воротах его команды, а ребята били в полную силу, когда помогала строить халабуды на деревьях, хотя чертовски боялась высоты — на все шла, только бы он гордился мной. Я даже похудела, перекрасилась в блондинку – лишь бы нравиться ему.
Если не решается он, я скажу сама, ведь вчера на даче у нашего общего друга Лёва заговорил откровеннее — у меня появилась надежда. И мне плевать, что в нем было полбутылки рома. Плевать, какими словами он выразил мысль. Яська, так хорошо с тобой, – это разве не успех? Почти же! Тем более вчера он вообще много чего себе позволял: и обнял меня, и поцеловал в затылок. Не знаю, что на него нашло, но я рада. Всеми фибрами души счастлива, что он дал мне сил на этот шаг.
Я распахиваю дверь и залетаю в бар, а мимо меня как раз проносится бритоголовый парень и больно задевает плечом. Вряд ли специально, но его это не спасает.
– Эй! Смотри, куда прешь! – огрызаюсь я, потирая руку.
Тот останавливается на миг, окидывает меня многозначительным взглядом и, покрутив пальцем у виска, продолжает путь. Я же закатываю глаза и подхожу к ребятам. Игнорируя хмурое выражение лица Льва, крепко обнимаю того за шею, запрыгиваю и скрещиваю ноги у него за спиной.
– Яська, ну ты же девочка! – ворчит он над ухом, а я уже в личном раю. Тону в аромате парфюма, который сама дарила ему, и трусь носом о щетину на скуле.
Лев прикладывает усилия, чтобы оторвать меня от себя, и ставит на землю, несмотря на мое сопротивление.
– Как маленький ребенок, – причитает.
Он всегда такой, но у меня иммунитет к его ворчанию. Я настырно обнимаю его за талию и молча стою рядом, не вмешиваясь в мальчишеские споры, наверное, впервые за все время. Просто проговариваю в голове то, что намереваюсь сказать – слово за словом, несколько раз подряд.
Лев в какой-то момент замечает неладное, косится в мою сторону.
– Что? – спрашиваю я, когда Малик уходит.
Того, наконец, долг службы зовет, а точнее Карим, который неожиданно для всех заезжает в бар. Только старший брат может заставить Малика работать.
– Ты подозрительно тихая, – произносит Лёва, – добра не жди, когда ты такая.
– Ой, да ладно! – Я толкаю его в грудь.
– Так о чем ты хотела поговорить?
Эта фраза Мочалина вводит меня в ступор. Все слова – заготовленные, зазубренные – теряются по задворкам памяти, и я молчу. Боже, как глупо я, должно быть, выгляжу! Сама позвала его, сама потребовала этот разговор, а теперь хлопаю ресницами и топчусь на месте. Скоро носком кроссовки дыру в полу протру.
– Я скалолазанием занялась, – выдаю первую здравую мысль, которая возникает в голове.
Лев поправляет гриву, вечно спадающую ему на лоб, и смеется моим самым любимым смехом.
– Новое увлечение? Ясь, чем ты только уже не занималась. Такая непостоянная, – он щелкает меня по носу, как в детстве, – завтра бросишь, небось?
Мне не нравится направление, которое принимает диалог, и тот образ, в котором я предстаю. Совсем не подходит для признания.
– С чего это? – возмущаюсь я.
– Ты всегда так поступаешь. В твоей жизни ничего не задерживается надолго.
– Почему? У меня есть ты! – выпаливаю я резко, а потом судорожно добавляю: – И мотоциклы! У меня есть мотоциклы, а они нравятся мне всю жизнь.
Жду реакции, но ее не следует.
– И что? – спрашивает он, а я злюсь.
Я же почти прямым текстом говорю, что Лев мне нравится, а он мастерски ускользает от ответа, как всегда.
– Если ты не понимаешь параллель, то ты глупее, чем я считала.
– Подожди, – он наклоняет ко мне голову, – то есть ты хочешь сказать, что я тебе…
Да, дошло! Боже, спасибо! Аллилуйя!
– Это шутка? – вдруг выдает он.
Я врезаюсь в него взглядом, а Лев неожиданно заливается смехом, который звучит для меня набатом. На барной, вон, бутылка стоит, могу я хорошенько огреть его? Хотя это Олейника надо звать, он у нас мастер по таким делам.
Кир
Свет в конце туннеля как загорается – быстро и ярко, так же стремительно гаснет.
Плохой знак, друг, – говорю я мысленно, глядя в потолок.
Странная девчонка, которая похожа на дикого лиса и кусает первой, лишь бы ее не обидели, хлопает дверью прямо перед Каримом и уносится прочь, только пятки сверкают. Тот недовольно смотрит на меня из-под широких бровей, а я салютую ему стаканом и удаляюсь в подсобку – у меня есть немного времени поспать перед движняком. Обязательно же прибегут за советом и помощью с вытаращенными глазами, а я все разрулю. Снова. И нет, я не накидываю на себя пуху, просто так и есть, это ежедневный сценарий. Поэтому Карим и терпит меня в «Юности», несмотря на всю нелюбовь.
Когда я уединяюсь в импровизированной спальне из четырех голых стен, куда я притащил надувной матрас и откуда выбросил весь мусор, мысли снова возвращаются к подружке Марата. Я не могу забыть отчаяние в ее взгляде, мелькнувшее на короткий миг. Очень надеюсь, что ошибся и распознал неправильно, потому что оно показалось мне слишком похожим на мое личное – чувство тотальной ненужности, чувство породистой дворняжки, которая не может прижиться ни в одном из миров. И если так, то девчонке я не завидую.
Спустя полчаса я все еще не смыкаю глаз. Система в башке запускает мыслительные процессы по полной, будто издевается. И опять причинно-следственные связи сводят меня с ума. Я ненавижу быть один – приходится слишком много думать.
Ненавижу быть один, ненавижу тишину, которая разъедает мозг. Я всегда где-то и с кем-то, только бы отогнать подальше парализующий страх, что так и норовит сомкнуть когтистые лапы на моем горле. Потому что, когда я один, ко мне всегда приходит она – мысли о ней, образы. Я до сих пор слышу ее голос!
Благодаря мозгоправу, который несколько раз в неделю копается у меня в голове, панические атаки случаются все реже. Но иногда я, как раньше, слетаю с катушек. Без шуток, кстати, предрекаю, повторный эпизод и уже скоро: в последнее время кошмары заметно участились. И в каждом из них я убиваю свою мать.
Бред, – говорит отец.
Да все твердят хором. Доказывают, что в произошедшем нет моей вины, что это был несчастный случай, но меня никто не переубедит: у истоков трагедии стою я – и точка.
Поэтому мне нравится работа в «Юности», поэтому я за нее так держусь, несмотря на то что с Каримом отношения у нас не заладились с самого начала. Здесь я каждую ночь с головой погружаюсь в кипящую жизнь, а днем отсыпаюсь — и это лучший для меня вариант.
Но сегодня в баре, как на грех, тишь да гладь. Я выхожу разведать обстановку, и меня чертовски бесит, что все так спокойно. Хоть бы кто подрался, а я бы помог Малику, размял кулаки, но нет же – царит атмосфера дружбы и жвачки, чтоб ее. Я недолго в таком ритме выдерживаю и сразу после полуночи удаляюсь под громкие завывания Коржа об «эндорфинах» за своей дозой «окситоцина»*.
Диана ждет перед входом. Ее «цешке» класть на таблички «въезд запрещен» – они погребены под колесами. Завтра парни получат указание поставить здесь новые ограждения, а пока я с облегчением выдыхаю и прыгаю в тачку, где приторно пахнет. Ди всегда как карамель. Я терпеть не могу сладкое, но мы находим компромисс.
– Поедешь ко мне или прокатимся?
Обожаю ее точные вопросы.
– К тебе давай, я устал.
Сегодня я на самом деле устал думать. Особенно о том, не переборщил ли с блондинкой, когда выставил ее. Главное, чтобы из-за любовных драм под машину не бросилась – такая дикая убегала.
И снова башка забита хренью всякой. Нужно выбить мусор из головы хорошим трахом, а с этим я точно по адресу.
После часового марафона мы оба лежим без сил. Ди довольно улыбается, красивая она: яркие черные глаза, строгие черты, большая грудь и тонкая талия. Не в моем вкусе, но красивая. Мне она нравится, потому что честна и откровенна в своих желаниях. Да, она точно знает, чего хочет и никогда этого не скрывает. Плюс Ди хорошо удается убирать симптомы, но до корня моих проблем даже ей не добраться. Зато до моего «корня» она добирается без проблем, ха.
Я ухмыляюсь, та устраивается под боком и обнимает, а у меня в тот же миг возникает острое желание сбежать. Ненавижу подобную близость, но приходится терпеть иногда, потому что нам хорошо вместе – мы нужны и не нуждаемся друг в друге. Мы не изливаем души, а всего лишь успокаиваем тело. И я ценю это в Ди, потому что слишком редко встречаю себе подобных. Даже Марика устраивала сцены ревности и концерты, когда я спал с ней, а поначалу казалась совсем другой.
В итоге они все требуют больше, чем я готов дать. В итоге им всем нужны чувства, которых нет. Нет и не будет. Внутри меня выжженное поле, откуда этим чувствам взяться? Маму забрали еще в детстве, в глазах отца с тех пор лишь беспробудное чувство вины. Откуда во мне может, блть, возникнуть любовь? Если я и был знаком с ней, то уже не помню.
Когда под подушкой вибрирует телефон, я, не взглянув на экран, догадываюсь, кто звонит. Меня вообще регулярно беспокоят всего несколько человек, а так настойчиво – второй раз подряд до сброса – только отец. И чего ему не спится?
Я смотрю, как его имя загорается снова, и что-то шевелится внутри. Может быть, ему и правда не все равно? Тут же отсекаю стремные мысли, потому что они никуда не ведут. Отцу просто не нужны прежние проблемы и очередные скандалы – вот и все.
Яся
Я не буду раскисать, не буду! – убеждаю себя на утренней пробежке по набережной, но в один момент окружающий мир все же теряет контуры и начинается расплываться. Я резко останавливаюсь, упираюсь руками в колени и дышу, часто дышу. Только сейчас понимаю, что слезы уже градом льются по щекам.
Вчера Лев впервые не пожелал мне спокойной ночи. Для кого-то, возможно, это глупая мелочь, но для нас – ритуал длиною в жизнь. Мы не нарушали его, даже пока я училась в Канаде. Разница во времени не казалась нам помехой. Так что же изменилось?
Я полночи гипнотизировала телефон. Просыпалась несколько раз, проверяла сеть и сим-карту – все было в порядке. Лев появлялся в мессенджерах и светился онлайн в социальных сетях. Его игнор касался только меня.
Вдох-выдох. Я перевязываю хвост, вытираю футболкой мокрый лоб и беру в любимой кафетерии самый черный кофе из всех возможных. Сажусь с ним на парапет и, наслаждаясь крепким ароматом, долго-долго наблюдаю за прогулочными катерами, которые лениво покачиваются на волнах. Я люблю отдохнуть в тишине.
Когда кофе немного остывает и я делаю глоток, рядом со мной раздается громкий детский плач. Он возвращает меня на землю – я ведь только что летала в небе вместе с чайками. Обернувшись, я вижу плачущую малышку с длинными косичками. Рядом с ней стоит рослый мальчик с пухлыми щеками и со словами «он мой, мой, мой» прижимает к груди игрушечный грузовик.
Я не сдерживаю улыбку и возвращаюсь в беззаботное детство. Мы же примерно так и познакомились с Лёвой. Он был завидным женихом во дворе – на целых два года старше, высокий, со смешными кудрями. Родители заставляли его смотреть за двоюродной сестренкой, которая гостила у них, вот ему и приходилось возиться с малышней.
Однажды он согласился сыграть с нами в «Дочки-матери», и моей радости не было предела. Правда, в самый ответственный момент заявил, что не женится на мне, потому как у меня велосипед круче. Собственно, в тот вечер я и влюбилась в него без оглядки. Ведь несмотря ни на что, когда на моем новеньком и дорогом велике порвалась цепь, а я упала и разбила коленку, Лев протащил меня на спине целых два квартала.
С тех самых пор мы были не разлей вода. Много лет, пока бизнес папы не пошел в гору. Он выиграл тендер, занялся импортом мототехники и запчастей, и наша семья приобрела двухъярусную квартиру в элитном жилом комплексе. А я и по сей день не могу передать словами, как сложно мне дался переезд.
Я старалась сделать все, чтобы сохранить нашу связь. По-прежнему бегала в старый двор и ездила в лес на шашлыки со всей компанией, в то время как мои новые соседи отдыхали на Мальдивах. Я и сама совсем не изменилась, разве что шмотки стали чуть дороже, но какая разница?
Только это не помогло, мы все равно заметно отдалились. Лёва резко повзрослел и заявил, что я слишком маленькая, чтобы везде шататься с ним. Он стал сдержаннее и холоднее, больше не обнимал меня и не говорил, что любит, а эти слова были мне очень важны. И плевать, что любил он меня не так, как Аньку с пятого этажа, с которой девственность потерял в тринадцать, тогда я была рада любой перспективе.
Тогда, а сейчас… эх! Сейчас я пытаюсь все это исправить. Роль питомца, которому позволяют быть рядом – забираться на руки, ластиться, меня уже не устраивает. Я хочу большего и имею на это право. Почему я недостойна? А все его девчонки чем меня лучше? Почему они, а не я?
Достав телефон из кармана, я проверяю его, но тот молчит. Я честно переживаю, потому что мы никогда не ссорились с Лёвой. Лишь один раз, когда он узнал, что после выпускного я осталась ночевать у одноклассника. И давайте без осуждающих взглядов, я это сделала, потому что устала слушать, какие опытные девчонки крутятся вокруг Лёвы. Я не хотела ударить лицом в грязь, если вдруг… если…
Я смахиваю слезы и злюсь. Не понимаю, что делать, но сдаваться не собираюсь – у Видных в привычке такого нет.
Когда возвращаюсь домой и закрываю за собой дверь, я слышу голоса.
– Привет, пап! – громко произношу я.
Мама должна быть на теннисе. Тогда с кем отец?
– Яська, – слышу его голос, – смотри, кто к нам на завтрак зашел!
Я замираю, встретив взгляд до боли знакомых глаз. Не знаю, как реагировать, и просто застываю на месте.
Лёва сам делает первый шаг. Он подходит и по-свойски обнимает меня, как будто ничего и не произошло. Черт, может, я раздула проблему на пустом месте?
Радость поднимается во мне гигантской волной. Окрыленная, я готовлю вкусные тосты на французский манер и варю в турке кофе. Угощаю всех, смеюсь. Папа заговаривает со Львом о новом сервисе, где тюнингуют ВИП-клиентов, и жалуется, что не хватает рук.
– Могу помочь, если нужно. У меня сейчас график свободнее стал.
Я даже давлюсь, когда слышу слова Лёвы. Он же всегда отказывался! Сколько отец ни звал, сколько я ему ни предлагала.
Боже, как я рада! Ведь он пашет авиатехником в аэропорту за мизерную зарплату, а руки у него золотые. У папы ему будет замечательно, и денег тот платит больше.
Отец, кстати, удивлен не меньше. В результате эти двое договариваются о времени, Лев залпом допивает кофе с молоком и встает, ссылаясь на какие-то внезапные дела. И я, по всей видимости, в них снова не вхожу.
Яся
Я сбегаю от папиного вопросительного взгляда – все объяснения потом, он поймет. Сейчас у меня есть задача посложнее.
Кирилл Скоморохин. И свалился же на мою голову! Ну или я на его, уже не столь важно.
Не представляю пока, как его уговорить на эту авантюру, но открываю на Кира охоту. Хорошо, что у нас много общих знакомых и найти наглого дятла оказывается несложно. В первое воскресенье месяца все наши собираются на треке за городом. Я сама хотела поучаствовать в заезде, но в этот раз решаю понаблюдать.
Конечно я прекрасно понимаю, что совсем не знаю этого парня. Мы хоть и живем рядом, пересекаемся редко, разве что во дворе иногда. Но стоит признать, что Скоморохин сильно выделяется в серой массе. Да хотя бы ядерно-салатовой тачкой. И держится особняком, будто со всеми и ни с кем.
Сделав на него ставку, я не жалею: Кир с легкостью выигрывает гонку. А после забирает деньги и быстро уносится прочь, оставив за собой лишь следы протекторов на дороге. Ах да, еще неудовлетворенных поклонниц.
Я уже думаю сдаться и уйти домой, признаться во всем и папе, и Мочалину. Но ребята зовут на вечеринку, которую спонсируют победители, и я еду с ними, вдруг там повезет? Правда, сталкершу уже себе напоминаю.
За несколько часов я так и не подбираюсь к Кириллу, который, кажется, круглые сутки окружен толпой зевак и девчонок. Не в туалет же за ним идти? Хотя не удивлюсь, если он и там не страдает от одиночества.
Я слежу за Скоморохиным и не могу придумать ни одну причину, по которой он захотел бы мне помочь, а его кислое, как лимон, лицо точно не добавляет надежд на успех. Судя по моим подсчетам, парень выпил уже небольшую бутылку рома, но ему до сих пор невесело. Удача явно не на моей стороне сегодня, и я отправляюсь спать ни с чем.
Меня долго терзают сомнения, стоит ли вообще пытаться, но, когда я во второй раз не дожидаюсь от Льва сообщений на ночь, торжественно обещаю себе поймать Скоморохина днем в «Юности». Он же часто там отсыпается. Именно с этой мыслью я проваливаюсь в сон.
Позавтракав, я провожу в душе и перед зеркалом гораздо больше времени, чем обычно – надеюсь произвести хоть какое-то впечатление. Перерываю гардероб и даже сарафан в руках верчу, совсем с ума сошла, да? Отбросив его на кровать к целой горе отверженных вещей, я влезаю в белые бермуды и кроп-топ. Волосы оставляю распущенными, надеваю любимые кеды и, попрощавшись с мамой, которая крутит перед телевизором обруч, сбегаю.
На парковке у «Юности» я спрыгиваю с мотоцикла и, сняв шлем, все-таки завязываю хвост. Ненавижу распущенные волосы – на ветру вечно лезут в глаза и рот, еще и жарко. Дэн удивляется, увидев меня. Сегодня ведь не моя смена, я должна подменять Царева у Марата в клубе, но отпросилась. Голубок, конечно, обласкал словами знатно, но отпустил.
– Кирилл у себя? – спрашиваю я и уже хочу исчезнуть, потому что Дэн внимательно осматривает меня с ног до головы.
Зачем так пялиться, блин? Сегодня всего лишь немного больше тела и косметики.
– Да, но… – бормочет он.
А я, приняв это за положительный ответ, с разгона заворачиваю в темный коридор, который ведет к служебным помещениям. Замечаю приоткрытую дверь подсобки, слышу странные звуки, но не могу ничего разобрать. Я подхожу ближе и застываю как вкопанная. Потому что Скоморохин там не один.
И бежать бы со всех ног, но я по-прежнему стою на месте, будто приросла к полу, будто загипнотизирована картиной перед глазами. Точно в трансе, я разглядываю налитую мышцами спину и голый напряженный… ага, вид сзади. Парень медленными, но явно глубокими движениями врезается в брюнетку, которая томно стонет и царапает пальцами стену.
Кажется, я оргазм наблюдаю. Ну, или ее игра заслуживает награды, потому что я верю, у самой аж коленки подгибаются.
Не знаю, на сколько времени проваливаюсь, но я моргаю и отшатываюсь, когда хриплый голос разрезает звенящую в голове тишину.
– Давай по-другому.
Я делаю еще один уверенный шаг назад, но эта дьявольская магия не отпускает. Потому что в моей жизни все было гораздо скромнее – типичная мальчишеская спальня и миссионерская поза. И мне точно не было так хорошо, как ей.
И пока я размышляю о завидной участи незнакомки, та опускается перед Скоморохиным на колени. По звукам совершенно ясно, что происходит, и мне от одной мысли противно. Но даже чувство неприязни не позволяет отвести взгляд от крепкой напряженной шеи и плотно закрытых век. Я не знала, что его бок исполосован татуировками так же, как рука.
Когда Кирилл резко открывает глаза и смотрит прямо на меня, я издаю странный звук вроде писка, а затем несусь оттуда на всех парах. Пролетев мимо кричащего мне вслед Дениса, я выбегаю на улицу и думаю, куда податься дальше.
В кармане вибрирует телефон. Я достаю его и сквозь туманную дымку вижу на экране знакомые буквы, которые очень скоро складываются в имя – Лев звонит.
– Да! – с облегчением выдыхаю я в трубку.
В динамике пауза. Мочалин будто удивлен той радости, с которой я ему отвечаю.
– Привет, сегодня все в силе? – Боги, как меня успокаивает его голос: такой привычный, родной, безопасный.
Я судорожно соображаю, о чем он говорит, потому что совсем потерялась в пространстве. Точно – велосипеды, ужин.
Кир
Я выхожу в зал с майкой в руках. В голове приятная пустота и никаких лишних мыслей. Пульс постепенно замедляется, успокаивается, и это самое настоящее блаженство – даже дышится легче.
Блондинка сидит за барной стойкой и светит пупком – я замечаю ее почти сразу. Она пристально смотрит в стакан, точно дыру пробурить хочет, а по моему телу прокатывается легкая дрожь, как только вспомню эти дикие испуганные глаза.
Та будто чувствует, отрывается от созерцания льда в бокале, а я ловлю ее взгляд. Ухмыляюсь под нос и медленно натягиваю футболку. Специально, да. На расстоянии вижу, как ее зрачки становятся шире. Она резко отворачивается, выпрямляет спину, напрягается. Как ребенок, ей-богу! Может, она еще и при слове член краснеет?
Обойдя ее неспешной походкой, я облокачиваюсь на бар и взглядом стреляю Дэну в упор.
– Я не успел Ясю остановить, – выдает тот недовольно.
Такое чувство, что это я провинился, а не он.
– Налей, – киваю я на бутылки за его спиной и игнорирую девчонку.
Боковым зрением замечаю, как она нервно теребит завязки короткой кофты и жует губы.
– Не рано для виски? – подает голос, когда я делаю первый глоток.
Напиток обжигает горло, но я заливаю в себя еще и тотчас стучу стаканом по ее пустому.
– Чинь-чинь, – подмигиваю я и принюхиваюсь, – а для апероли?
Мы сверлим друг друга взглядом.
– Где твоя, – подбирает она слова, – подружка?
– Отдыхает.
Блондинка делает театральный вздох и всем корпусом поворачивается ко мне.
– Помоги, – говорит прямо.
– Ты еще за прошлый раз не рассчиталась.
Похвально, что не тянет резину, но, если честно, она меня порядком достала.
– Оплачу оптом. Пожалуйста.
– Ты в каком мире живешь? – я тихо смеюсь. – Где слово «пожалуйста» еще что-то значит?
– Это элементарная вежливость, которая тебе незнакома.
Не от мира сего девчонка. Вроде не из робких, на мотоцикле ездит, а все равно слишком наивная.
– Я не пришла бы, будь у меня другой выход, – давит на меня.
– У тебя всегда есть выход. – Она делает вид, что не понимает, а я поясняю: – Сказать правду.
– Давай без нравоучений. Что ты хочешь взамен?
Я выдерживаю паузу, ощупываю ее взглядом даже в труднодоступных местах, а та прыскает и закатывает глаза. Вся в белом, как гребаный ангел. Бежала бы ты, девочка, от меня.
– Кроме секса, извращенец! — голосит вдруг, а я наклоняюсь ближе.
– Секса, как ты успела заметить, мне и без тебя хватает.
Глаза той невольно скользят по мне ниже пояса, но она быстро возвращает их обратно, утыкается в мою переносицу или выше. Только вот я уже словил мышонка.
Точно! Меня озаряет. Гайка – вот на кого она похожа. Та самая, что дружила с Чипом и Дейлом. Вылитая.
– Только один ужин, – не унимается, – пожалуйста. Тебе даже идти далеко не придется, всего пару этажей. Можешь изобразить глухонемого и вообще весь вечер молчать.
До колик раздражают ее эти «пожалуйста». Она в приступе явного отчаяния касается моей ладони, но хватает лишь одного моего взгляда, чтобы тут же одернула руку. Мышка замолкает, дает мне время пораскинуть мыслями.
Желания идти в их семейное логово, если честно, у меня нет никакого. Мы хоть и живем много лет по соседству, с ее родителями я общаюсь исключительно на расстоянии и кивками головы, это Марат у них в любимчиках ходит.
Я смотрю на Ярославу пристально, и та выдерживает мой взгляд. Не первый раз уже. Есть в ней что-то бесстрашное при всей наивной простоте.
– Ладно, – спрыгнув, она поправляет хвост и вертит передо мной аппетитным задом, – дурацкая была идея, выкручусь сама.
Девчонка шагает от меня, но я перехватываю ее за локоть и притягиваю обратно, окутывая своей темнотой.
– Я еще не сказал «нет».
– Умолять на коленях не стану.
Сучка.
– Для чего тебе вообще этот цирк? – не выдерживаю и спрашиваю я, и девчонка точно собирается выдать заготовленную речь. – Правду. Давай без вранья. И допустим, за вчера будем квиты.
Она дергается и дает понять, что ей некомфортно в моих оковах, но никто не обещал ей рая.
– Лев, он…
– Кучерявый твой?
– Да, – блондинка хмурит тонкие брови, – он сказал отцу про моего «нового парня». И «нового парня» пригласили на ужин.
– Хочешь заставить кучерявого ревновать?
– Хочу заставить его хоть что-то почувствовать.
Ауч. Эти ее слова попадают в болевую точку. Мы смотрит друг на друга, а на самом деле – сквозь.
Она выжидает секунду-две-десять, разжимает мои пальцы и, прокрутившись на пятках, оставляет меня. Она уже открывает дверь, когда я, ведомый глупым порывом, окрикиваю ее.
Яся
Каждая секунда – целая бесконечность. Я отстукиваю пальцами по столу ритм настенных часов и мысленно пытаюсь хотя бы немного замедлить их бег. Нервы ни к черту.
Восемь вечера, уже почти восемь! Скоморохин опаздывает на целый час.
Мне впервые в жизни неуютно за ужином в собственной квартире. Я буравлю взглядом девушку Льва, которая присоединилась к нам на шестнадцатом километре самой молчаливой велосипедной поездки за всю историю дружбы с Мочалиным. На машине, кстати, присоединилась. Она ехала рядом, хихикала, рассказывала что-то Льву без остановки, а тот улыбался ей. Так же, как сейчас улыбается, пока она вытирает салфеткой уголок его рта.
Бог мой, а можно ее придушить? Я впиваюсь в скатерть руками, чтобы не приступить к «делу».
И вот хотела бы я сказать, что девчонку Лёва выбрал себе «не очень» — обычно так я успокаиваю растревоженное сердечко. Но в нынешней ситуации не выходит. Красивая она у него, точеная такая, женственная и с формами. Яркая очень, есть в ней даже что-то восточное и будто бы запретное. Правда, судя по тому, как дамочка обжимается со Львом прямо напротив меня, вряд ли она что-то ему запрещает.
Нечестно. Мне с ней не тягаться.
Я совсем отчаиваюсь. И конечно жалею, что связалась с Кириллом. Почему я вдруг решила, что на него можно положиться? Гад ушастый. Да-да, у Скоморохина торчат уши, просто за пышной укладкой не видно.
Я медленно перебираю в голове нелестные эпитеты к его имени, и это меня немного успокаивает. Как вдруг слышу звонок в дверь.
Тук-тук, тук-тук. Сердце стучит в висках. Немедля я подрываюсь и бегу в коридор. Заплетаюсь по пути в ногах и – естественно, куда без этого – бьюсь большим пальцем о порожек. Допрыгиваю еще метров пять, а когда распахиваю дверь, замираю в той же позе.
Нет, ну Скоморохин целиком и полностью оправдывает фамилию. В самом же деле шут гороховый! И зачем так вырядился?
Я отпускаю пульсирующую ступню. Стою перед ним в серых спортивных штанах и белой майке, в то время как он шагает через порог в черной выглаженной рубашке по фигуре и такого же цвета штанах. Гладко выбритый и пышущий парфюмом. И даже вечно растрепанная прическа аккуратно зализана гелем назад. Не бесил бы меня, назвала бы его стильным.
В руках Кир держит бутылку вина и букет эффектных темно-красных роз. Я даже слегка теряюсь и не сразу осознаю, что смотрю на него с открытым ртом.
– Не обольщайся, это твоей матери, – говорит он.
Волшебный флер тут же рассеивается, и я снова вижу противную бородавчатую лягушку вместо прекрасного принца, которым Скоморохин мне случайным образом показался. И привидится же.
Я показываю ему язык и пару секунд размышляю над тем, стоит ли пускать его. Но тот, не дожидаясь разрешения, оттесняет меня в сторону и уверенно заходит внутрь. Из гостиной в это время как раз появляется мама. Одухотворенная тремя бокалами сухого, она подплывает к Кириллу, осматривает его и довольно кивает.
– Это вам.
Скоморохин вручает ей цветы, а бутылку очень правильно оставляет при себе. Странно, что папы нет, это он обычно в нашей семье гостей встречает.
Все сегодня не слава богу. Я тяжело выдыхаю и показываю павлину, который хвост распушил, следовать за мной.
Первое, что я замечаю, когда мы заходим в зал, – бурный диалог отца с Лёвой. Эти двое будто намеренно игнорируют нас. Даже не отвлекаются, а я специально помахала и откашлялась довольно громко. Дамочка от телефона оторвалась, а эти двое друг от друга не могут?
Только когда мама опускает пышный букет в вазе на середину стола, на нас обращают внимание. Случается быстрая перестрелка взглядами, и это напоминает мне фильмы про ковбоев и Дикий Запад.
– Эт-то… – я очень не к месту начинаю заикаться.
– Кирилл, – сам представляется тот.
Он протягивает и пожимает руку папе и Лёве. Я знакомлю его со всеми по очереди. Пустая формальность – все и так друг друга знают давно.
– Я Кирюшу с малых лет помню, – неожиданно выдает мама.
Мне не по себе от ее ласкового тона. Я поворачиваюсь к подружке Мочалина и делаю вид, что забыла ее имя.
– И…
– Диана, – она улыбается так широко, что, кажется, челюсть сейчас свернет, – но можно просто Ди.
Ох ты какая! Что вообще происходит? Скоморохин околдовал всех? Это же все еще он – гадкий, хитрый, самовлюбленный… Я могу вечно перечислять, его пороки не имеют конца и края.
Кирилл же молча наблюдает за действом и нахально ухмыляется. Ой, все.
Как по мне, ужин длится бесконечно долго. Я будто на иголках. Зато Скоморохин явно чувствует себя как дома. Поглощает одно блюдо за другим, нахваливает мамину стряпню.
– М-м, утка у вас отменная, – делает очередной комплимент, и я вижу, как багровеет лицо Лёвы.
Это же его коронная фраза в завершении вечера! И утка тоже приготовлена для него!
– Спасибо, дорогой, – отвечает мама.
Когда это Кир у нас дорогим успел стать?
– И давно вы встречаетесь? – подает голос папа.
Яся
Скоморохин застает врасплох. Я настолько не ожидаю этого поцелуя – едва уловимого, легкого и осторожного, что не сразу отстраняюсь. Но Кир все равно догоняет, настигает вновь. Его губы настойчиво требуют ответа, и я отмираю. Оживаю вместе с щекочущим чувством в животе. Не замечаю, как кладу руки Кириллу на плечи и притягиваю его ближе. Лишь спустя бесконечное мгновение ловлю себя на том, что сама тянусь к нему.
Я останавливаюсь, дышу и совершенно не хочу открывать глаза. Уже знаю, что магия рассеется и я увижу бесстыжую ухмылку.
– Скоморохин, какого лешего, а? – рычу я шепотом, а кажется, бокалы звенят.
– Что плохого? Парень поцеловал свою девушку. Ничего криминального нет.
Он задирает бровь и усмехается, пока я взглядом стреляю в него на поражение.
– Да расслабься ты, друг твой за нами подглядывает.
Я пытаюсь тотчас обернуться, но Кир ловит пальцами мой подбородок и молча мотает головой.
Не надо?
Он без спроса и предупреждения наклоняется и утыкается носом в мою шею. Медленно поднимается выше, а я против воли закрываю глаза.
– Мне кажется, у него фетиш какой-то.
Что? Я не могу собрать слова и уловить смысл, когда зубы Скоморохина задевают мое ухо, а в голове пляшет радуга.
– Я-ро-сла-ва-а, – тянет он мое имя так соблазнительно. – Ты еще здесь?
Я трясу головой, сажусь ровно, смотрю в упор.
Соберись!
Я судорожно вспоминаю, кто передо мной и почему я так страстно его… почему я терпеть его не могу!
Странно, никогда не замечала, что у Кирилла весь нос в веснушках. Откуда у порождения тьмы солнечные отметины? Так, я опять не о том.
– Не дергайся, – предвосхищает он мои действия.
Бесит! Боже, как он меня бесит!
Еще и разглядывает так сосредоточенно, скользит от губ к щеке. Он впивается глазами в мою родинку справа от ямочки, а его ладони неожиданно ложатся на мою спину и обжигают жаром. Я невольно покрываюсь мурашками.
– Если ты соврал и Лев сейчас ублажает свою Диану, то…
– Я бы на твоем месте сильно не переживал насчет Дианы, она в кучерявом мало заинтересована.
И как ему удается говорить таким будничным тоном, когда пальцы блуждают по моему позвоночнику, сжимают шею, а дыхание опаляет кожу? Что за выдержка?
– И как ты это понял? Что она не заинтересована?
– Догадался, – произносит, снова приближаясь к моим губам.
– Кгх-кгх, – слышу я покашливание рядом.
Резко отклоняюсь назад и со всей силы бьюсь затылком о шкаф.
– Ауч!
Так тебе и надо, Видная! Неужели снова собиралась целоваться с этим? Нет, помутнение какое-то. Апельсиновый сок забродил, и я пьяна.
Я усердно тру ушибленное место, не обращая внимание на появление третьей фигуры.
– Где у вас тут уборная? – громко спрашивает Кир.
Я вижу Льва, который заходит и ставит рядом с мойкой салатники и прочую ерунду. Он совсем не спешит, будто ждет, пока уйдет Скоморохин.
– Прямо и направо, – отвечаю я растерянно, а тот наглым образом все же целует меня. Коротко и ясно. В губы. И оставляет нас в звенящей тишине.
Я, признаться, совсем не настроена на разговоры, а Мочалин явно намеревается организовать мне допрос с пристрастием. И я знаю, что сама хотела этого. Да я и сейчас хочу, только из меня будто выкачали все силы. Я собираюсь унести ноги отсюда, но меня останавливает крепкая хватка Льва на запястье.
– Что с тобой происходит? – резким тоном спрашивает он, а я напрягаюсь.
Суть его вопроса в чем? Или это претензия?
– Что ты имеешь в виду?
– Я не узнаю тебя. С каких пор ты связываешься с такими, как этот… – Лев замолкает так же внезапно, как и начал.
– Ну, говори вслух. Что плохого в Кирилле?
Я поражаюсь, увидев такую агрессию у Мочалина на лице. Часть меня торжествует, но другая…
– Да все! – повышает голос Лев. – Хотя бы то, что он позволяет чуть ли не трахать тебя в паре метров от родителей!
Никогда прежде я не слышала от него резких слов.
– О, давай ты не будешь читать мне морали!
– Почему я не знал о том, что вы общаетесь? – Лев в пару прыжков пересекает кухню и заставляет меня вжаться спиной в стену. – Раньше у нас не было секретов друг от друга.
– А когда и как ты начал общаться с Дианой? – напираю я.
– Это тут вообще при чем?
– При том! Так как?
– Мы познакомились… она помогла мне с одним делом.
– Что за дело? Или я снова не вхожа в твои новые мутные дела? Где ты пропадаешь в последнее время?
– О мутных делах лучше спроси парня. Я много интересного слышал о нем. Например, что он связан с наркотиками и мафией, что он больной на всю голову. Я серьезно, у него диагноз!
Яся
Наступает затишье. Минует несколько дней, в которые не происходит ровным счетом ничего. Я точно в вакуумном пузыре обитаю. Мне не хватает событий, эмоций, информации.
Лев пропадает из зоны видимости. Снова. А я ему не пишу. Честно признаться, я рассчитывала совсем на другой эффект, поэтому позволяю себе расстроиться. Ненадолго, потому что уже скоро вдыхаю глубже и иду выбивать грусть любыми доступными способами – трек, скейтпарк, скалодром.
Дома на первый взгляд все остается по-прежнему, и тем не менее что-то неумолимо меняется. Наверное, фон, атмосфера. Обычно здесь я дышу свободно, полной грудью, но сейчас постоянно ежусь. Возможно, потому что папа молчалив и не задает прямых вопросов, а я привыкла к бурным спорам и обсуждениям за ужином. Теперь родители чаще шепчутся. Одним из вечеров я даже слышу их разговор про то, что я слишком неожиданно выросла. Не хочу им напоминать, но мне как бы двадцать два уже.
Мама, кстати, наоборот, становится болтлива. Без конца спрашивает про Кирилла, а у меня скоро фантазия закончится выдумывать ответы. Он ведь тоже залег где-то на дно. Надеюсь, не в Брюгге. Даже в «Юности» не появляется, а Дэн с Каримом отмалчиваются. Ну не буду же я их пытать?
Только задумываюсь о словах Лёвы про наркотики и психотерапевта – про мафию это совсем уж перебор, ловлю себя на мысли, что высматриваю Скоморохина во дворе. Особенно когда слышу громкий выхлоп автомобиля или дурацкую музыку. И еще без конца заглядываю в чат, где светится одно-единственное сообщение. Зачем? Знала бы – ответила. Понятия не имею.
А вот чего хочу от Лёвы, я прекрасно осознаю. Тем более получив какие-никакие доказательства, что случай не безнадежен. Мне, конечно, не нравятся эти прятки, не нравится, что теперь я даже позвонить Мочалину первой не могу, но я терплю. Иначе ведь все усилия с Кириллом насмарку.
К концу недели, правда, не выдерживаю и появляюсь в тренажерке, где занимается Лев. Я сама там тренируюсь, ничего необычного. Но его и здесь нет.
Единственная зацепка – это Диана. Я тем же вечером после ужина нахожу ее открытый профиль в сети и подписываюсь с «левой» страницы. И теперь изо дня в день слежу за ней, разглядываю ровную кожу и брови, выдающуюся грудь и прочее, что мне без силикона и близко не светит. На самом деле, только извожу себя, потому как… ну не к чему же придраться!
Вот и сегодня изучая ее аккаунт, я смотрю «истории» в надежде найти хотя бы намек на Мочалина – тщетно, ничего нет. Зато есть видео с какой-то вечеринки. Судя по геометке, где-то за городом.
Приняв решение в два счета, я звоню ребятам из скейтпарка. Эти тусовщики в курсе всех событий и такое мероприятие однозначно не пропустят. На мой вопрос, слышали ли они что-нибудь, не самыми трезвыми голосами сообщают, что уже закупаются алкоголем. Отлично, я как раз не хотела заявляться без приглашения. И на мотоцикле тоже – неизвестно, что там за дорога. Я прошу их подхватить меня по пути, а парни только рады.
В пункт назначения мы несемся на запредельной скорости, в тесноте да не в обиде. Пятеро сзади сидят, один из них поперек лежит и жутко завывает песни на понятном только ему языке. На месте мальчики, завидев выпивку и девчонок, бросаются врассыпную. Я же без спешки прогуливаюсь по газону и оцениваю размах – все заливаются, гуляют под беспощадные басы зарубежного рэпа и творят разврат. Все как всегда, но я с досадой признаю, что снаружи не замечаю никого из тех, кто мне нужен. Нет ни Дианы, ни Льва. Обход по дому тоже не приносит результатов – я лишь натыкаюсь на парочку, что спутала ванную комнату с номером в отеле.
Когда присоединяюсь к компании, где есть знакомые лица, между слов заговариваю о Мочалине. Один раз, второй. Ничего необычного, никто даже не обращает внимания, я всегда бесконечно много про Лёву болтаю.
– Так он к родителям в деревню уехал, не знала? – наконец откликается один из парней.
– Забыла, – оправдываюсь я.
С досадой выдыхаю, потому что мы договаривались поехать туда вместе. Его бабушка души во мне не чает и постоянно зовет в гости. Интересно, что он сказал ей, как объяснил мое отсутствие?
Настроение окончательно портится. Я позволяю себе выпить стакан рома с яблочным соком прямо из кулера, в котором замешан коктейль. Присаживаюсь на журнальный столик и некоторое время наблюдаю за всеми. Забавные они в этих брачных танцах и соперничестве за самого видного самца или самку.
Когда троица малолетних вертихвосток тормозит рядом, я собираюсь попросить их передислоцироваться. Может, даже собираюсь вылить на них коктейль, который никак в меня не лезет, если и дальше будут меня игнорировать и закрывать обзор. Но случайным образом – честно-честно – я слышу их разговор.
– Да, он в прошлом году на вечеринке утопил свою тачку! Сейчас у него уже новая, зелененькая такая.
– Он крутой!
– Я обожаю плохих парней.
– Говорят, в постели он просто… просто… божественен!
И все в таком духе, липко-противно.
– Бу! – Я неожиданно нависаю над ними и пугаю, а те визжат, как мини-пиги. Хорошо еще, что не разбегаются по сторонам. Где их ловить потом?
– Тише-тише, вы о Скоморохине? – догадываюсь я.
– Че? – спрашивает девчонка с зелеными прядями.
Кир
– Какого черта?
Девчонка вырастает будто из-под земли. Только подумал о ней и фееричном ужине с ее родителями и кучерявым придурком, она тут как тут. Галлюцинация? Почему нет.
Я размахиваю руками перед лицом, пытаясь отогнать видение, но оно с ходу лупит меня. Ай! Мои реакции заторможены, но я все равно чувствую боль. Значит, не привиделась, не приход.
Гайка скрещивает руки на груди, сверлит глазами Диану и притопывает ногой.
– Что тебе нужно? – спрашиваю.
– Я жду объяснений, – заявляет та в ответ.
– Каких на хрен объяснений?
Она молча тыкает пальцем в Диану, которая еле на ногах стоит. Еще бы. После того, как кончила дважды и выпила полбутылки чистого рома, немудрено.
В чем суть? В кучерявом, который попросил Ди изобразить его девушку? Так он сам виноват, нашел кого. Мы с ней долго ржали над превратностями судьбы.
Зря только этот неудачник посмел рот открыть в мою сторону. Ему бы за своей башкой следить, она у него тоже набекрень. Надо было ему еще у Видных на кухне рожу подправить, да жалко дурочку эту стало. Не умею я мультяшек обижать.
Блин, да ну их!
– Я не обязан никому и ничего объяснять, – отвечаю резко, дернув Ди за локоть, и мы спускаемся дальше.
Я оставляю ее на диване, где та сразу подхватывает настроение и чей-то бокал, сам же выхожу на улицу к бассейну. Делаю глубокий вдох и подкуриваю сигарету. С тоской осматриваюсь вокруг, а дыра в груди растет с каждой минутой, что приближает время к полуночи. К гребаному рубежу.
Десять лет, ее нет целых десять лет.
На этой неделе я пропустил сеансы, предупредил, чтобы в «Юности» меня не ждали. У Ди жил, потому что отец последние дни ходил заведенный, предчувствовал, к чему все катится. К чертовой матери! Ха! Во всех смыслах. Но что я могу поделать? Это выше моих сил.
Блондинка прерывает поток мыслей, возникнув передо мной снова, толкает в грудь. Я бросаю бычок на землю и тушу его ногой. Девчонка громко возмущается, я вижу ее сквозь кумар в голове. Слава богу, с приглушенным звуком.
– Зачем ты так поступаешь? Тебе все нужно разрушать?
Эта дура еще и заступается за кучерявого? О-о, да там совсем запущенный случай.
«Волюме» растет. Глушилки сдаются под напором ее криков, что я трахаю все подряд. Я пытаюсь ее обойти, но она дергает меня за рукав.
– Липучка, от тебя хер отделаешься! – ругаюсь себе под нос и настырно продолжаю идти.
– Я с тобой разговариваю! – орет та мне вслед.
Да пошла она! И все ее семейство туда же! И пришибленный с антеннами на голове! Все пошли!
Я устремляюсь вперед, но эта больная с разгона запрыгивает мне на спину.
– Идиотка! – рычу и пытаюсь ее сбросить, только она впивается пальцами в плечи и шею.
Развернувшись к бассейну, я собираюсь освежить ее. И мне почти удается скинуть ненормальную в воду, только она в последний момент цепляется за мою футболку и утягивает меня за собой.
Всплеск.
Оказавшись под водой, я на мгновение будто бы отключаюсь от реальности и не спешу выныривать. Тут хорошо, тихо, нет голосов. Я открываю глаза и смотрю на плавные, перетекающие движения Ярославы. Думаю о том, что здесь все… проще. Нет проблем, кроме необходимого воздуха.
Кстати, о нем.
Я всплываю на поверхность и жадно вдыхаю, успокаивая раздраженное горло, даже трезвею. Все возвращается в прежний ритм. Гайка кричит на меня снова, усердно брызгается. Я искаженным сознанием отмечаю, что на ее лице нет ни грамма косметики, а белая майка насквозь промокла, и под ней проступают твердые соски. Она не визжит, что прическа испорчена – дикая в своем гневе. И охеренная.
Схватив за шкирку, я тащу ее к краю бассейна. Выбираюсь и подаю руку, но она подтягивается и самостоятельно усаживается на высокий бортик. Мы сидим, оба смотрим куда-то в пустоту. Молчим, словно мы и правда на одной волне.
Прямо по курсу возникает шатающаяся Диана, которая сверкает ярко, но разбазаривает свет задешево.
– Чем я хуже? – спрашивает Гайка несдержанно, порывисто, не сводя глаз с Ди.
Я не ошибся, она такая же разбитая, как я. Сейчас ясно вижу это. Что-то внутри толкает меня заговорить, как бы ни сдерживался.
– Мы давно знакомы с Ди. Я хорошо ее знаю. У них точно ничего серьезного, если ты паришься о своем друге.
Язык не поворачивается сказать всю правду. Я понятия не имею, какие цели преследует кучерявый, и не хочу давать девчонке ложных надежд. Какой дурак так долго продержится рядом с ней, ничего не предприняв? Пусть сами разбираются, я умываю руки.
Гайка смотрит на меня странно и, кажется, хочет еще что-то сказать, но внезапно тишина бьет по ушам – музыка смолкает.
– Вечеринка окончена. – Мы с девчонкой одновременно оборачиваемся на голос.
Ну привет, пап.
Яся
Народ, как по волшебству, растворяется в воздухе. Хохот и громкая музыка сменяются скрипящей тишиной. И только с шоссе доносится приглушенный расстоянием шум автомобилей.
Кирилл резко встает, я – за ним. Прячусь у него за спиной и наблюдаю, как ладони Скоморохина сжимаются в кулаки, а его руки полосуют веревки вен. Я трясу головой, чтобы избавиться от наваждения, встаю на носочки и осторожно – читай трусливо – выглядываю из-за его плеча.
Глеб Борисович подходит не сразу. Он, будто хищник, что дает жертве осознать незавидную участь и смириться с концом. Двигается медленно, я даже зажмуриваюсь. Хорошо знаю старшего из Олейников, помню, что он был довольно жестким с Маратом. С замиранием сердца я жду чего-то страшного, голову в плечи вжимаю.
Жду, но ничего не происходит.
– Соседи вызвали полицию, – спокойно, даже как-то устало поясняет отец Кирилла. – Такими темпами с помощью тебя и Марата я им скоро новое отделение отстрою.
Удивлена, что слышу сарказм в голосе мужчины.
– Надеются, мы решим этот вопрос без них. Так ведь?
Спина Скоморохина напрягается сильнее. Я вижу, как под тонкой, облепившей тело футболкой проступают рельефы мышц. Кир походит на оголенный провод, только притронься – разом убьет. А я будто околдована, даже не замечаю, что дрожу. Все-таки поздним вечером стоять на ветру в мокрой одежде не лучшая затея.
– Кирилл, я знаю, что происходит. – Тон Глеба Борисовича резко меняется на серьезный. – Каждый год… – он не договаривает. – Я уже пытался объяснить тебе, что могу помочь. Если ты позволишь. Мне ведь тоже…
– Не начинай. Я не поверю.
Кирилл чеканит слова таким ледяным тоном, что трава на газоне должна бы покрыться инеем.
– Сын, эти вечеринки ничего не изменят.
Я все еще не могу видеть, что происходит. Наверное, Глеб Борисович решает подойти ближе, потому как Кирилл отшатывается назад и случайно толкает меня, вынуждая выйти из тени.
Взгляды мужчин – надо переставать льстить Скоморохину – в один миг сходятся на мне.
– Здравствуйте, – выдаю я, отвлекая на себя внимание.
Чувствую необходимость помочь Кириллу, потому что… да просто потому что. Я ему должна за ужин.
– Ярослава, – удивленно произносит мое имя Глеб Борисович.
Знал бы он, насколько сама поражена из-за того, что собираюсь сделать.
– Это я устроила вечеринку. Кирилл мне только помог, он не при чем. Буду благодарна, если не скажете моим родителям. Все слегка, – я оглядываю разгромленный двор, – вышло из-под контроля. Но я больше так не буду. Честно.
Олейник-старший, одетый в дорогой костюм и галстук-удавку, хмурит брови. Хмурит брови и вот ни фига ж не верит, но молчит.
Ненавижу врать, хоть и дается мне это легко. Почему же с тех пор, как я попросила помощи у Скоморохина, ложь из меня льется без остановки? Кошмар.
Не знаю, что собирается ответить его отец, по выражению лица не понять. Слава богу, ему звонят и отвлекают от нас.
– Минуту, – произносит, пригвождая к месту будто нашкодивших детей.
Я выдыхаю, лишь когда тот отворачивается и говорит про дом – наверное, с хозяином. Или с соседями. Или с той же полицией. В общем, по наши души диалог. То есть не по наши, а по мою душу и Кира. То есть… ну вы поняли.
Я вздрагиваю, почувствовав, как оголенного плеча и шеи касается горячее дыхание. Кирилл наклоняется ближе, и мурашки разбегаются по телу.
– Я не прошу целовать меня и не зову на ужин, – шепчет, сохраняя «покерфейс». – Просто сделай так, чтобы я не уехал с отцом. Скажи, соври что угодно, и ничего не будешь мне должна.
Я хочу возразить, что и так прикрыла его задницу, но лишь киваю. Кириллу плохо, он и не пытается это скрыть. Что вообще происходит?
– Пойдемте, развезу вас по домам. Еще заболеете, – вмешивается Глеб Борисович. Действительно лишь на минуту отвлекся.
У меня зуб на зуб не попадает, но я выхожу вперед с высоко задранным подбородком.
– Кирилл обещал остаться у меня, – заявляю я бесстрашно, но это только на первый взгляд. – Мы вроде как встречаемся.
Лицо Олейника вытягивается.
– Ты же с родителями живешь? – Что-то он не очень рад новостям. Неужели я не подхожу на роль невестки?
– Большую часть времени – да, но у меня есть собственная квартира. Кстати, всего в паре кварталов от дома. Можете подкинуть нас туда. Если, конечно, ваш «мерседес» не смущает тот факт, что мы насквозь мокрые.
Продолжи я говорить, например, про корабли, которые лавировали, никто бы и не заметил – так быстро я тараторю от волнения.
– Случайно упали в бассейн. – Я пожимаю плечами.
– Поехали, – после недолгих раздумий говорит мужчина.
Без тени улыбки на лице – Кирилл вылитый. То есть наоборот. В общем, вы поняли.
Мы выходим за ограждение, как раз когда перед воротами десантируются работники клининговой компании – из микроавтобуса один за другим, точно муравьи, выбегают уборщики с современными пылесосами. Но едва я успеваю подумать об этом, как отвлекаюсь на помеху справа.
Яся
Кирилл таращит глаза, коротко и часто дышит, а по моей спине пробегает холодок. У меня что-то похожее с котом было, помню, и потом он умер. Я теряюсь, столбенею, не могу пошевелиться, лишь смотрю во все глаза, как Скоморохин хватается трясущимися руками за горло, кашляет и оседает по стенке вниз. Как он сжимает голову и беззвучно орет.
– Что… что происходит? – мой шепот тонет в метрах, разделяющих нас.
Я топчусь на месте – немного подаюсь вперед и тотчас пячусь назад. Кирилл пытается подняться, но падает. Он обхватывает себя руками, садится на пол и упирается лбом в колени.
Я видела все сезоны «Доктора Хауса» и все равно ни черта не понимаю. Это похоже на припадок, но у него не эпилепсия и не инсульт. Скорее, он напуган или в панике. У него паническая атака? Так это называется?
Лев же что-то говорил про Скоморохина. Про психотерапевта и какой-то диагноз. Кажется, мне и спрашивать ничего не придется, все видно невооруженным глазом.
Я не знаю, чем ему помочь. Не гуглить же? Поэтому просто наливаю стакан воды и сажусь рядом. Кирилла все еще слегка трясет, его руки бьет тремор, но уже не так сильно. Я надеюсь, что приступ сходит на нет. Боюсь спровоцировать, заговорить, привлечь внимание, коснуться. Его плечи и руки напряжены настолько, что мышцы вот-вот прорвут кожу.
Понятия не имею, сколько мы сидим так. Мысленно я уплываю и даже успеваю вздремнуть. Прихожу в себя, когда что-то шевелится рядом. Кто-то. Бог мой, я улеглась на плечо Кира, которое пахнет орехом. Я не уверена, парфюм это или гель, не знаю, как перебивает хлорку после купания в бассейне, но пахнет очень приятно.
И я, черт возьми, подпрыгиваю, когда встречаю его глаза. Черные бездонные космические дыры. Опасные – они поглотят все, что приблизится к ним слишком близко.
Я заливаюсь краской, потому что неприлично долго смотрю на него. Отползаю подальше и молча придвигаю стакан, который Кир в следующие пару секунд с жадностью осушает до дна.
Что-то с ним не так, чудной он после случившегося. Смотрит сквозь меня, движения рваные, неосторожные. Скоморохин поднимается медленно, опираясь на стену, и спотыкается на ровном месте дважды. А добравшись до дивана, падает на него. Черт, да он спит уже через две минуты!
Я оглядываюсь по сторонам – широкий стол, стулья, барная стойка, ванная комната справа. Мне на коврике, что ли, спать?
Да уж, Видная, участь у тебя незавидная.
Я гляжу раздраженно на парня в отключке. Он еще и в мокрых штанах улегся! Застудит либидо, будет знать, как девчонок из собственных кроватей выгонять.
Подняв с пола его майку, я вместе со своей одеждой закидываю ту в стиральную машинку. Без порошка, которого нет, просто на полоскание. В сушилке на смену нахожу только спортивное белье – черный широкий лиф и короткие шорты. Все лучше, чем в мокром, конечно, главное, чтобы этот извращенец руки не распускал поутру.
Переодевшись, я возвращаюсь в комнату. Честно пытаюсь поспать на стуле, обложившись подушками. И на полу, упершись в изножье дивана. Тухлый номер. Я снова стреляю глазами в полуголого дятла, развалившегося звездой на кровати, и злюсь, но уже забираюсь рядом – он исчерпал лимиты моего гостеприимства.
Я перелезаю через парня и пытаюсь пристроиться так, чтобы не касаться его, но для этого нужно с силой вжаться в стенку. И в таком положении я честно выдерживаю от силы четыре минуты, потом сдаются даже мышцы пресса, а я с ними дружу.
Психанув, я с силой отталкиваю Кира от себя. Тот перекатывается на бок, а я крепко-крепко жмурюсь. Жду. Но ничего не происходит – спит и дальше как убитый, только чавкающие звуки издает.
Довольная, я откидываюсь на подушку и тяну простынь на себя. Я мерзлячка, так что извините. Укутавшись по самые уши, я закрываю глаза, чтобы не видеть Кирилла рядом. Как там говорила Скарлетт? Я подумаю об этом завтра? Именно.
А вот просыпаюсь я из-за того, что яркое надоедливое солнце сильно бьет по глазам. Крепко зажмурившись, я медленно потягиваюсь и широко зеваю. Мне кажется, что я даже выспалась, полна сил, но что-то внезапно идет не так.
Сначала я обращаю внимание на глянцевый потолок, в котором вижу собственное размытое отражение. Затем на стенку, которая отличается по цвету от комнаты в родительском доме. Ночные кадры на большой скорости проносятся в голове, сменяя друг друга. Я улавливаю звуки приближающихся шагов – босые ноги по ламинату – и резко сажусь.
Это похоже на столкновение. Глаза в глаза. Его жесткие стреляют в меня, словно пули. Скоморохин стоит в паре метров с мокрыми явно после душа волосами и снова в одних штанах. Приклеить к нему футболку, что ли?
Он смотрит на меня с хмурым выражением лица и поджатыми губами. Медленно шарится глазами по моему телу. Я натягиваю простынь выше, но пятая точка все равно торчит из-под нее, а Скоморохин даже не скрывает, что пялится.
Я очень странно ощущаю себя под провокационным взглядом. После всего, что случилось, особенно странно. Отчасти мне даже жаль Кира. Во мне просыпается заложенный, наверное, в каждой особи женского пола комплекс спасительницы, но я сию секунду забываю о сочувствии, едва Кирилл открывает ядовитый рот.
– Не болтай о том, что видела.
Да как он… Я хмурюсь, потому что и не собиралась, это ведь не те вещи, о которых хочется сплетничать. Я вообще прекрасно чувствую границы личного пространства и сама прекрасно понимаю, что вчера мы оказались намного ближе друг к другу, чем следовало бы.
Кир
Когда я захожу домой, по привычке напрягаюсь. Представляю, как меня сожрут с потрохами, как придется выслушивать очередные нравоучения. Сбрасываю кеды и натыкаюсь на телефон – тот лежит перед зеркалом в прихожей. Мой телефон. Уже доставили по отцовскому велению? А почему не перевязали бантом?
Ворвавшись, словно вихрь, на кухню, я разрушаю идиллию семейного обеда. Наливаю воды в стакан – дважды – и, только утолив сполна жажду, оборачиваюсь к отцу и Свете, моей мачехе. А те очень странно смотрят на меня. Оба. Улыбаются.
Что за…
Я не собираюсь дожидаться их вопросов или заговаривать первым. Собираюсь телепортироваться в комнату, чтобы надеть нормальные свежие вещи, но вдруг слышу отца.
– Сынок, – окликает он меня, и я резко останавливаюсь перед ним. – Надеюсь, ты будешь аккуратен с этой девочкой. Все-таки не чужой она нам человек.
Что за…
Голова гудит. Я не могу найти подходящие слова, чтобы в очередной раз культурно послать отца.
– Я очень рад за тебя, если честно, – продолжает тот. – Прошу только… не сломай ее.
Прикусив язык, только бы не продолжать тему, я киваю. Неужели никто не будет выедать чайной ложкой мне мозг?
– Мы можем сегодня пропустить тест? – прошу я совершенно серьезно. – Обещаю, это не повторится. В обозримом будущем.
Я договариваю, а папа слегка улыбается. Даже Света хихикает. Все вдруг с той ноги встали, не пойму?
Когда после бодрящего душа я снова выхожу к ним, отец уже при параде. Света как раз поправляет его наспех завязанный галстук. И в выходные он батрачит без остановки.
– Подкинешь меня к мозгоправу? – Мой вопрос повисает в тишине.
На самом деле, я спрашиваю, потому что тупо не помню, где оставил тачку. Не признаваться же?
– Твоя машина в двух кварталах отсюда на парковке супермаркета, – спокойно произносит отец.
Точно, пацаны там «загружались» на вечер, а я с ними поехал. Не сел за руль, потому как покурил.
– Подвести или сам?
– Сам.
Как раз прогуляюсь.
Когда спустя двадцать минут я нахожу крошку, стоящую поперек площадки, то усмехаюсь под нос. После прыгаю в салон и со старта вжимаю педаль в пол, чтобы со свистом ворваться на дорогу и подрезать несколько развалюх.
Знакомое чувство страха растет внутри вместе со стрелкой на спидометре. Оно медленно заполняет грудную клетку, затрудняет дыхание, сжимает сердце и поднимается выше, к шее и горлу. Я увеличиваю скорость и с криком «ву-ху» выезжаю на встречную полосу, чтобы обогнать поток машин.
Когда я всего в паре метров ухожу от лобового столкновения, мое сердце бьется так, что должно оставлять синяки изнутри. Я оглушен, слышу только свой пульс. Пальцы дрожат – так стиснул руль. Постепенно сбавляю скорость и вспоминаю, как дышать. У меня много триггеров – скорость, машины, числа и даты. И я справляюсь, как умею. Клин клином.
Через полтора часа, развалившись в кожаном кресле, я заканчиваю сеанс самокопания у мозгоправа. По крайней мере, планирую закончить.
– Из-за меня родители часто ссорились. Из-за ссор отец ушел к другой. Из-за его ухода мама стала много работать. Из-за усталости уснула за рулем и попала в аварию. Я виноват в ее смерти больше, чем кто-либо другой. Вы меня не переубедите, сколько ни пытайтесь.
– Если ты будешь повторять одно и то же раз за разом, правды в этом не прибавится.
– Я был сложным ребенком.
– Это не делает тебя виноватым в разводе родителей. Люди расходятся.
Мы сталкиваемся взглядами. Мозгоправ откладывает блокнот с ручкой и наклоняется чуть ближе.
– Сегодня ты откровенен. Что произошло?
Он изучающе смотрит на меня из-за толстых линз. Ненавижу ощущать себя Элджерноном*.
– Паническая атака означает, что все напрасно? Все эти полгода?
– Сначала ответь, пожалуйста, на мой вопрос. Что-то изменилось. Тебя что-то беспокоит.
У этого старого хрена рентген-аппарат в очки вшит? Видит насквозь.
– Есть девчонка, – сквозь зубы выдавливаю я, – которая видела меня. В момент слабости. И это не дает мне покоя.
Он очень долго о чем-то думает. Я выдерживаю тишину, хоть мне это дается с трудом.
– Нужно с ней пообщаться, – внезапно выдает. – Пригласи ее на сеанс.
– Нет, – твердо и безапелляционно отрезаю я.
– Она видела самое сложное в тебе и не отвернулась. Что мешает позвать ее?
Я молчу. Да ни за что! Никаких вариантов!
– После обсудим сокращение сеансов. Я вижу улучшения, но в твоей истории остаются пробелы, которые нужно заполнить.
Спустившись вниз, я закуриваю прямо на крыльце бизнес-центра, где проходят наши встречи. Провокация мозгоправа срабатывает, борьба внутри меня разгорается.
Сделав две большие затяжки, я со злостью бросаю окурок на землю и топчу ногой. Звоню Марату и спрашиваю, где найти его сумасшедшую подружку.
Яся
Конечно, я добираюсь быстрее, чем Кир. Никакая спортивная машина не сравнится с маневренным мотоциклом. Особенно если он с новым обвесом и собран вручную моим гениальным папой. Поэтому, когда Скоморохин паркует вычурную тачку, я могу за ним слегка понаблюдать.
Сейчас он кажется совершенно нормальным. И это очень странно. Ни намека на проблемы, которые я лицезрела вчера и о которых вынудила рассказать Марата сегодня.
Я позвонила Олейнику сразу, едва Кирилл ушел. Выслушала целую лекцию о том, что мне не следует лезть не в свои дела. Но, когда поведала другу об увиденном, ему пришлось говорить со мной откровенно. Многого, конечно, я от него не добилась, но о годовщине смерти матери Кира я узнала. Она погибла десять лет назад, а он до сих пор винит себя в этом. Разве так можно жить? Несложно сойти с ума.
– Эй, все рассмотрела? – Кирилл вдруг оказывается слишком близко. – Или повернуться задом?
Как раз твой зад я запомнила надолго. Он мне даже снился. Дважды. Бр-р.
– А не пошел бы ты… – я спрыгиваю на землю и скалюсь, – в «Юность». Тебя там, наверное, заждались.
– Только после вас.
Он галантно пропускает меня вперед, изображая чертова джентльмена, а у входа смачно шлепает.
– Ах ты!
Я собираюсь сравнять Скоморохина с землей, но тот быстро открывает дверь и подталкивает внутрь. Я почти заваливаюсь в бар, с трудом сохраняю равновесие, чтобы не упасть, и привлекаю слишком много внимания.
Еще не вечер, а праздник здесь уже, кажется, начался. Я сдерживаюсь и натянуто улыбаюсь окружающим. Кир на мое плечо опускает руку, которую хочется отгрызть, притягивает меня к себе.
– Расслабься, а то подумают, что я тебя плохо удовлетворяю, – шепчет он на ухо.
– Чего?
Я, не жалея сил, бью его кулаком в бок.
– Ауч! – возмущается Скоморохин, но прижимает только сильнее, и сейчас я оказываюсь целиком в объятиях с ароматом ореха. – А ты думала после нашей сцены на вечеринке и совместного купания в бассейне не пойдут слухи?
Я теряю дар речи, а Кир пользуется моментом и слегка касается моих губ перед зрителями. Коротко и ясно. Подтверждая то, о чем все шепчутся.
Боги, боги, боги. Эти зыбучие пески вранья затягивают меня все сильнее. Такими темпами я увязну в них настолько, что уже не выберусь без последствий. Если вообще выберусь.
Так, ладно, я отбрасываю мысли, в которых можно надолго заблудиться, захожу за барную стойку, перевязываю хвост и скидываю толстовку. Под ней у меня лишь короткий топ и низкие джинсы. Какой-то пьяный мачо тотчас выдает порцию несвязных комплиментов, потягивая виски с колой через трубочку, но я бросаю на него уничтожающий взгляд. Тот замолкает и в темпе вальса ретируется.
– Мне стоит начинать за тебя беспокоиться? – спрашивает Дэн, орудуя шейкером.
– Нет.
– Ты же понимаешь…
– Денис.
Тот лишь закатывает глаза, но отстает. Знает: лучше не лезть ко мне, когда я его так называю, потому что я очень злюсь.
Слава богу, работы и правда много приваливает, втроем еле справляемся. У меня нет времени анализировать череду неожиданных событий в моей жизни и гадать о возможных последствиях. Сейчас мой мозг занят более насущным: где мята, почему не работает измельчитель для льда, какого черта Тигран наливает виски в коньячницы и как убить пьяных девиц, которые трутся вокруг Кирилла.
Стоп, что? Последнее не в счет, я об этом не думаю. Не думаю, не думаю. Только глаза так и косятся в сторону углового стола, где павлинообразный дятел что-то рассказывает «императрицам» и «угонщицам», которые уже с ног до головы облизали его пошлыми взглядами.
В микрофон совершенно несвязным потоком звучат поздравления для отдела продаж, а затем начинает играть песня про Бали, и старые мормышки толпой бросаются на танцпол.
Ну и пусть веселятся. Все лучше, чем выслушивать их завывания в караоке. Надо запретить Кариму устраивать эту самодеятельность.
– Налей воды.
Я вздрагиваю. От неожиданности. Снова. Да как у него это выходит – постоянно незаметно подбираться ко мне?
Я ловлю хитрый взгляд с прищуром, и облокачиваюсь на стойку.
– Слушай, если мы уже изображаем парочку, то давай ты не будешь делать из меня рогоносицу?
– Рого… что? – Кир смеется так, что запрокидывает голову назад.
Я в ответ изо всех сил щипаю его за руку. Чтобы не брал на себя слишком много.
– Хватит калечить меня. – Он потирает больное место, а потом наклоняется ближе и добавляет без улыбки: – Ты думаешь, мне пятнадцать и я не могу удержать член в штанах?
Мой взгляд выразительнее слов.
– Ты и правда так думаешь, – усмехается гад. – Слушай, я сам пришел к тебе и предложил перемирие. Если ты хочешь выставить определенные условия, озвучивай сейчас. Я постараюсь их принять.
Постарается он.
На его лице танцуют разноцветные огни, а глаза кажутся еще чернее прежнего. Черты мягкие и не имеют ничего общего с тем, что я видела вчера. Как он умудряется быть таким разным?