Фальшивая нота

4

– Мама! Ну я прошу тебя! – Женя пытался утихомирить не на шутку разбушевавшуюся Татьяну Сергеевну.

– И нечего мне рот затыкать! – запальчиво отрезала женщина. – Я все ей сейчас выскажу! – выкрикнула она так, будто бы Маши в комнате не было. – И как тебя на тот свет чуть не отправила, и как в больницу потом к тебе ни разу не пришла…

– Я приходила в больницу! – перебила Женину маму девушка. Она по-прежнему сидела в кресле, хотя и Татьяна Сергеевна, и Женя стояли.

– Да, приходила! Разборки моему сыну устраивать приходила! Добить ты его приходила! А когда я тебе перед Новым годом позвонила, помнишь, что ты мне ответила?

Маша вопросительно подняла правую бровь и слегка наморщила лоб.

– Забыла?! Так я тебе сейчас напомню! «Воспитали неврастеника, вот и возитесь с ним сами, а я найду себе компанию повеселей!» – вот что ты мне тогда сказала! – Татьяна Сергеевна задохнулась от гнева.

– Мама! – снова попытался вмешаться Женя. – Мы с Машей только поговорим, и она уйдет.

– Ни секунды больше ее в своем доме не потерплю, ясно? И как только наглости хватило явиться?! А Люсю ты по какому праву выгнала, интересно мне знать? – Татьяна Сергеевна почти вплотную приблизилась к креслу и, воинственно уперев руки в бока, нависла над девушкой.

Но ту, казалось, этим было не пронять.

– Я никого не выгоняла. Скажи, Жень! – капризным голосом потребовала Маша.

Она специально подпустила в голос плаксивых ноток, чтобы разжалобить Женю, а заодно и его суровую мамашу. Для пущего эффекта Маша надула губки и пару раз шмыгнула носом. Однако глаза ее при этом оставались сухими и жесткими.

– Не выгоняла?! – с явной угрозой в голосе переспросила Татьяна Сергеевна. – То-то она выбежала отсюда как ошпаренная! Да ты и мизинца Люсиного не стоишь! – в сердцах выдохнула женщина и отвернулась к окну.

– А вот это не вам решать, Татьяна Сергеевна, кто кого стоит! – резко сменила тактику Маша. – Или Женечка до сих пор у мамы спрашивает, с кем можно дружить, а с кем нельзя? – Теперь ее низкий от природы голос так и звенел в воздухе. Говорила она с таким напором, что Женя совершенно растерялся, готов был заткнуть уши и молил Бога об одном: чтобы эта дикая сцена быстрей закончилась. И тут Маша, будто прочитав его мысли, поднялась с кресла, лениво потянулась, при этом ее округлый живот, прикрытый коротенькой светло-зеленой кофточкой, вылез наружу, а затем, бросив в сторону Жени цепкий взгляд – заметил ли он кусочек ее оголившегося тела? – сказала тоном, не терпящим возражений: – Пойдем отсюда! Чувствую, нам тут не дадут спокойно поговорить.

Демонстративно виляя бедрами, Маша двинулась к выходу, а Женя, как на веревочке, поплелся за ней. При этом он боялся поднять на маму глаза. А Татьяна Сергеевна так и стояла, отвернувшись к окну, пока не услышала, как за ее сыном и Машей захлопнулась входная дверь.

– Ну ты что, обиделся на меня? – изображая из себя маленькую, несмышленую девочку, спросила Маша, как только они вышли из подъезда. – Ну Жека! – Она коснулась его коротких, торчащих в разные стороны волос и нежно провела по ним рукой. – Посмотри на меня, а то я заплачу! – потребовала девушка и даже несколько раз хныкнула для убедительности. И поскольку Женя молча шел с ней рядом и не поворачивал в ее сторону головы, Маша сконцентрировала всю свою энергию, а через секунду по ее щекам и правда полились самые настоящие слезы. Вернее, настоящими они были лишь по своему химическому составу. – Жека, миленький, ну прости меня! – Девушка всхлипывала, кусала губы, заламывала пальцы – словом, сейчас она пустила в ход весь арсенал вспомогательных средств. – Какая же я все-таки дура! Представляешь, а я ведь поверила, что ты будешь любить меня всю жизнь! – Она достала из кармана дубленки платочек и осторожно коснулась им нижнего века. Маша боялась потревожить накладные ресницы. – А у тебя, оказывается, уже другая… жизнь! – Она умышленно сделала паузу между словом «другая» и словом «жизнь». Продолжая всхлипывать и проливать слезы, Маша ни на секунду не переставала оценивать себя. Как она выглядит со стороны? Достаточно ли натурально плачет? До конца ли правдивы модуляции ее богатого голоса? – Если я противна тебе, ты скажи, и я уйду! Только одно слово… – канючила Маша. Но спутник ее продолжал хранить угрюмое молчание. – Же-е-ка! – вдруг тонко и протяжно завыла она. – Мне без тебя было так плохо… Ну, скажи, ты что, уже ни капельки меня не любишь? Ни капелюшечки? – Девушка внезапно остановилась посреди тротуара, схватила его за руку и, поднеся ее к лицу, принялась быстро и как-то исступленно целовать тыльную сторону его ладони.

– Прекрати! – потребовал Женя и так резко отдернул руку, что случайно ударил ее по щеке.

Закрыв лицо ладонями, девушка беззвучно плакала. Плечи ее судорожно вздрагивали.

– Ну, прости… Я же случайно! – принялся извиняться Женя. Он совсем не хотел обижать Машу, а тем более делать ей больно. А та рыдала так безутешно и горько, что, казалось, не существует в мире силы, способной ее утешить. – Маш… Ну, Машка… Ну, Мышонок… – Он уже и сам готов был расплакаться, когда девушка неожиданно подняла голову:

– Что? Как ты меня назвал? Повтори! – Она смотрела на него покрасневшими от притворных слез глазами и часто-часто моргала искусственными ресницами.

«Какая она все-таки красивая! – поймал себя на явившейся так некстати мысли Женя. – Даже когда плачет… А ресницы длиннющие, черные, и слезинки дрожат на них, как капельки росы… Дрожат и не падают…»

Как и большинство представителей мужского пола, Женя не отличался особой наблюдательностью, особенно если речь шла о каких-то деталях внешности. Он, конечно, обратил внимание на то, что в Маше с момента их последней встречи произошли какие-то перемены, но, подумав так, не стал себя утруждать подробным анализом. Да и зачем ему было это делать? Он только видел, что его бывшая девушка стала еще краше, и все.

– Как ты меня назвал только что? – повторила свой вопрос Маша. Она даже перестала всхлипывать.

– Не помню, а что? – рассеянно улыбаясь, ответил Женя.

– Ты назвал меня Мышонком! – выкрикнула Маша. – Значит, не забыл? Жень, а может, все еще можно вернуть? Ты же любишь меня! Я точно знаю, любишь! Не верю, что ты мог так быстро все забыть! – Теперь она смотрела на него в упор своими светло-серыми, широко распахнутыми глазами, и он видел, как на них снова наворачиваются слезы.

Да, Маша и впрямь была сейчас удивительно хороша! И даже немного припухшие веки и покрасневшие глаза ничуть не портили ее. Пунцовые щеки, влажные губы и эти глаза, почти такого же цвета, как у него, только светлее, подернутые слезами и обрамленные роскошными ресницами. Заметив его взгляд, Маша будто бы невзначай нащупала сзади косу и перебросила ее через плечо. Она помнила, что ее коса всегда сводила Женю с ума.

– А как же Игорь? – внезапно охрипшим голосом спросил Женя, не в силах отвести взгляда от ее лица. Он не хотел произносить этих слов. Они будто бы сами вырвались наружу.

«Нет, ничего вернуть уже нельзя! Я ни одному твоему слову не верю! И очень хорошо понимаю, что привело тебя ко мне!» – именно эти слова собирался произнести Женя… А сам почему-то спросил про Игоря.

– Игорь? – вдруг как от удара кнутом вздрогнула Маша. – С ним все кончено. Он прогнал меня за то, что однажды на репетиции я сказала, что он полная бездарность и что, если он хочет узнать, что такое настоящая музыка, пусть послушает твои песни!

Это была ложь чистой воды, но ее слова прозвучали вполне натурально и убедительно.

– Зачем же ты так? – начал было Женя, но Маша не дала ему договорить, выкрикнув:

– А нечего строить из себя гения! Пусть ноты сначала выучит! Жека, – девушка резко сменила тон, теперь голос ее звучал тихо и вкрадчиво, – я так соскучилась по твоим песням… Представляю, сколько новых ты написал за это время! Вот бы послушать! – нараспев произнесла она, мечтательно глядя в небо.