Феерическая Академия

Глава четвертая. Офеительный поцелуй

Это был тот самый неловкий момент, когда плохо говорить об отсутствующих было не только показателем невежливости, но и признаком отменного здоровья.

– Мое почтение, крестная фея, – послышался приятный голос внезапно позади меня, который меня обезоружил, обескуражил и заставил неуютно поежиться в чужом кресле. Как это он так быстро успел? – Я так много о вас наслышан, а теперь даже слегка «навижен»… Чувствую себя огоньком, на который слетела ночная бабочка.

Мне улыбнулись так, что я тут же включила режим «этикетки от этикета»,

– О, вы ошибаетесь, я – не ночная бабочка. Я, скорее, моль. И вы, как шуба, не в моем вкусе, – парировала я, предельно вежливо. Я не успела заметить, как хозяин очутился напротив меня, заслоняя собой неуютное пламя камина. Как он так делает? Только что он был позади меня.

Мою руку бережно взяли с подлокотника, а сердце почему-то запротестовало, срочно требуя отдернуть ее от чужих губ и еще и надавать по ним, как следует. Прохладные губы прикоснулись к тыльной стороне моей ладони, а я включила живописца, пытаясь изобразить на лице неописуемый восторг.

– А что конкретно вы про меня слышали? – уточнила на всякий случай я, стараясь быть предельно вежливой и пытаясь выдернуть руку из когтей, которые ее внимательно изучали, проводя тревожные линии по моей ладони. Мою руку не отпускали, а я начинала нервничать. Нервы были на пределе, а запах вежливости улетучивался с каждой секундой.

– Не хочу вдаваться в подробности, – уклончиво заметил обладатель огненных волос, делая шаг, растворяясь в воздухе и тут же оказываясь по левую руку от меня. – Но мне задушевно рассказывали о том, что вы вытворяете, что хотите.

– О, да. Я – очень творческая личность. Мне постоянно говорят: «Что ты творишь?», – осторожно согласилась я, видя, как его рука и ложится на спинку кресла. Меня пугали перстни-когти, которые впивались в обшивку кресла, а потом отпускали, словно хищник добычу. Меня смущали его глаза, в которых застыла спекшаяся кровь, изредка вспыхивая отблеском пламени. Меня напрягали эти высокомерно поджатые губы, соколиный, смертельно бледный профиль и алые всполохи волос, струящиеся по плечам.

– А еще я слышал, – послышался голос хозяина, но уже откуда-то справа, пока я осторожно перевела взгляд. – Что вы нетвердо стоите на ногах и предпочитаете регулярные вливания в недвижимость, мечтая сколотить себе нужное состояние.

Так деликатно мне еще никто не намекал на похождения моей предшественницы! Я вспомнила батарею бутылок возле лежанки, но тут же изобразила ядовитую улыбку.

– А вы, я так понимаю, любите видеть мокрую женщину на коленях, – осторожно уколола я, глазами тонко намекая на ведро, возле которого маячила моя крестница, размазывая грязь по полу.

– Да, я ей сказал убираться. Но быстро и из дома, – произнес хозяин, а я чувствовала уязвленную мужскую гордость, которая махала мне рукой, прячась за каждым словом. – Мне не нужна служанка.

– Ну конечно, – согласилась я, мысленно прикидывая, какая незримая пропасть пролегает между «чудом» и «чудовищем». На всякий случай попробуем протолкнуть крестницу.– Здесь царит идеальная чистота, в которую приползают тараканы, ужасаются и уползают обратно на свалку. Они рассказывают детям, что в мире есть место, куда попадают очень плохие тараканы после смерти, описывая в красках ваш дом. Помнится, крыса застряла в стенной дыре. Ей еще повезло. Она застряла мордой наружу, поэтому не видела этого идеального порядка. Но как отчаянно она шевелила лапками, чтобы поскорее сбежать отсюда… Бедняжка, хоть умерла счастливой, вдыхая свежий воздух. Вы знаете, с милым хоть и рай в шалаше, но я искренне считаю, что моя крестница заслуживает чего-то посолидней…

– В этом доме раньше жил чернокнижник. И вот буквально неделю назад он переехал, а рекомендательное письмо адресовалось ему, – вежливо ответили мне, пока крестница изо всех терла пол, хлюпая тряпкой прямо на плиты.

– Ах, это меняет дело! – согласилась я, поглядывая на крестницу и цепляясь за хрупкую надежду устроить маленький скандал и чужую личную жизнь. – Я тот час же отправлю ее к нему! Милая, собирайся! Мы уходим отсюда!

– Как вы можете! – возразил мне хозяин, стоя надо мной. – Она же еще молодая! Мне кажется, что у вас просто нет сердца…

– Что значит, нет сердца? Разница в возрасте иногда играет на пользу паре! Иногда это даже красиво! Умудренный опытом мужчина и юная, очаровательная девушка – чем вам не пара? – гордо отозвалась я, пытаясь понять, есть ли в хозяине другие недостатки кроме любви к подслушиванию и характера.

– Ах, какая вы бесчувственная. Неужели в вашей черствой душе не всколыхнулась капелька сострадания к несчастной девушке. Ей бы еще жить да жить! – скорбно опустил глаза хозяин, а я поняла, что нащупала правильную ниточку. Он просто не хочет ее отпускать. Ничего, милая, потерпи. Сейчас фея крестная договориться! И будете вы жить долго и счастливо. Обойдемся без чернокнижника.

– А как же счастье быть вместе? – возразила я, глядя в вишневые глаза собеседника. – Нет ничего прекрасней быть рядом с любимым! Мне кажется, что вы просто лишены романтики…

– Возможно, – озадаченно заметил хозяин, глядя на мою крестницу. – Но не в фамильном склепе, куда переехал чернокнижник, видимо, навсегда. И жили они бы они долго и счастливо, пока добрая фея не взмахнула волшебной лопатой. Я еще никогда не встречал столь доброй феи, как вы.

Мой испанский стыд сменился чувством неловкости. Я, старалась не смотреть на хозяина, чувствуя, как меня обжигает его взгляд. Что-то мне подсказывало, что пока все нормальные феи трудятся в поте лица, я тружусь в попе лица. Крестница с усердием натирала островок посреди зала, тяжко вздыхая и утирая пот со лба.

– Ну как? – жалобным голосом спросила она. – Мы будем с ним жить долго и счастливо?

– Конечно, будете, – настойчиво заметила я, глядя в глаза хозяина. Тень надменной улыбки скользнула по его лицу.

– Конечно, будем. Только порознь,– пояснил хозяин, категорически не соглашаясь на мою крестницу.

– Ну как же так! – возразила я, глядя на него с укором. Отдам котенка в хорошие руки – это не про меня. – Красавица, умница, прибираться любит! Что еще мужчине для счастья нужно? Вы только представьте себе на минутку. Уютный дом, любящая жена, чистота вокруг… На стенах висят члены семьи…

– А отрезает их добрая крестная фея, – согласились со мной, снова делая из меня воплощение доброты и милосердия.

– Вы только посмотрите на нее… Она так мила, так прекрасна, что от нее глаз не оторвать, – распиналась я, пытаясь устроить чужую личную жизнь.

– Мне не нравятся одноглазые девушки, так что не пытайтесь оторвать от нее глаз, – усмехнулись мне, не сводя с меня глаз. Через полчаса уговоров я уже мысленно составляла милую и лаконичную эпитафию для этого упрямого чудовища, категорически не желающего жениться. Что-то мне подсказывало, что мой дражайший собеседник, на время отпросился из Преисподней, чтобы потрепать мне нервишки.

– Мы начинаем с вами ругаться, поэтому искренне предлагаю поговорить о природе, – предложил хозяин, пока крестница едва ли не перевернула ведро, вытаскивая тряпку и снова шмякая ее на пол.

– Идите вы лесом, – поддержала разговор я, искренне улыбаясь.

– Ну как, дорогая крестная? – сделала самое грустное личико моя крестница. Синоптики передавали слезы и сопли со скоростью три-шесть литров в секунду. – Мы будем с ним жить долго и счастливо?

Ее голосок дрогнул, а я почти ласково посмотрела на страдалицу от тряпки.

– Нет, милая, – я утешала, как могла, чувствуя, как красавица меня почему-то раздражает. – Не будете. Ты будешь жить долго и счастливо, а его я убью минут через пять минут!

Слезы градом хлынули из глаз моей крестницы, а я встала с кресла, подошла к ней и попыталась объяснить, что мне уже пора, что так убиваться из-за состоятельной, но несостоявшейся любви – не самая лучшая идея.

– Ну я же все сделала так, как ты мне говорила! – всхлипывала крестница, глядя на меня так жалобно, что совесть уже наточила зубы. – И зелье ты давала! Я честно ему влила его! Ты сказала, что сразу влюбится!

Мне торжественно достали пустой флакон, на котором большими, но корявыми буквами было написано: «Только для наружного применения! При употреблении внутрь обратитесь к некроманту!».

– И кто это вас учил готовить зелья? Ну-ка, – насмешливо заметил хозяин. – Расскажите мне состав зелья, вызывающего мгновенную любовь?

– Эм… Это феерческий секрет! – тут же с умным видом ответила я. – Мы, феи, никому его не раскрываем!

– Ты просто не знаешь, – внезапно перешел на «ты» хозяин, присаживаясь в кресло. – Вот и все. Люди часто прикрывают незнание тайной. Не забывая при этом делать умное лицо… Я так понимаю, что как фея вы не очень…

– Я, скорее, нетрадиционная фея. Зелья – это прошлый век! Берешь кочан капусты, лук, морковку… – перечисляла я, хлопая по спине рыдающую крестницу и рассматривая флакон. «Осторожно, яд». – Соль, сахар, перец по вкусу… Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Милая, ты читать умеешь?

– Нет! – всхлипнула крестница, вытирая об меня сопли. – Но зато все говорят мне, что я – красивая…

– Это хорошо, что не умеешь, – согласилась я, брезгливо глядя на флакон с остатками яда и выбрасывая его сторону.

– И… и…, – икала крестница, глотая слезы. – И палочку давала… Заколдованную.... Сказала три раза по его голове постучи, и он сразу в тебя влюбится…

– То есть, до того, как ты стучала палочкой по его голове, он, вероятно, был нормальным? – на всякий случай уточнила я, переводя взгляд на упрямого хозяина. Мне начинает нравиться подход крестной феи. Я ее даже зауважала.

– Ну-ка, фея, – послышался голос хозяина. – Расскажи мне, как зачаровывать вещи?

– Не знаю, у меня пока только белые вещи удается зачаровывать, – огрызнулась я, пытаясь утешить несчастную наивную девочку. – Только купишь, думаешь, что главное не испачкать! И тут что? Правильно! Не выводимое пятно!

Крестница рыдала на моем плече, а я чувствовала победительницей конкурса мокрые маечки.

– А еще давала волшебный корешок и веревочку! Сказала, что как только привяжу к нему, то есть вероятность долго и счастливо, – проскулила крестница, показывая мне корень похожий на корень имбиря и тесемочку. – Только я не поняла для чего! Крестная, ты можешь его как-нибудь заколдовать! Чтобы любил меня! И у нас было долго и счастливо!

– Ну, – заметила я, поглядывая на корешок с веревочкой в дрожащих руках. – Долго и счастливо вряд ли, милая. Но быстро и «ты закончила?» вполне вероятно. Пойдем, мы еще за мужиком не бегали! Запомни! Если ты бежишь от любовника, а он за тобой с криком «еще!» то это – хороший любовник, а если ты бежишь за любовником, то это – плохой любовник! Нам такие не нужны! Вот все тебе про мир нужно рассказывать!

– Дорогая крестная, кто сейчас правит волшебным миром? – сузил глаза хозяин. Ага, кто у нас президент и какое сегодня число!

– Анархия! – заметила я, пытаясь утащить крестницу к выходу из дома и ситуации. Не оставлять же ее здесь? Того и глядишь, у нее есть какая-нибудь недвижимость, а я пока что на правах родственницы поживу с ней. У меня просто выбора нет!

– Крестная! Я хочу долго и счастливо! – задохнулась слезами крестница.

– Милая, ты скажи мне, что нем нашла, – грустненько посмотрела я на несчастную, но безмерно меня раздражающую красавицу. – И желательно где ты это нашла! Я тоже попробую поискать!

– Ты… Ты сама сказала, что нужно…, – икала крестница, провожая взглядом красавца, на которого я уже не обращала внимания. – Нужно лечь спать… И тогда он подойдет и поцелует!

– И? – спросила я, дергая входную дверь. Она была гостеприимно открыта, тонко намекая, что нас никто не держит.

– Я проспала двое суток, и ко мне никто не подошел! – заныла крестница, цепляясь за мою руку, явно не желая уходить. Сама полчаса мне тут рассказывала, что она – несчастная пленница, а теперь что?

– Фея, отвечай. Какими заклинаниями ты умеешь пользоваться? – послышался голос хозяина. Надо сматываться как можно быстрее. Не хватало еще, чтобы меня тут заставили отчитываться, как на экзамене. Холодок пробежал по спине в тот момент, когда я представила, что вместо гномиков – полицейских: «Всем оставаться на своих местах! Сержант Сморчок! Несите стремянку! Сейчас убийцу допрашивать будем!», допрашивать меня будет вот этот бдительный и подозрительный тип.

– Я спросил, какими заклинаниями ты умеешь пользоваться? – повторил свой вопрос хозяин, а его голос далек был от дружелюбия.

– Заклинанием «Пациент, скорее жив, чем мертв!», – отозвалась я, пытаясь вытащить крестницу за дверь. – Потыкала палочкой и посмотрела на реакцию! Шевелится, значит жив! Знаю заклинание «Ой, что-то под шкаф закатилось!», заклинание «Иди сюда, малыш, поиграем! Неси палку!». Я много заклинаний знаю.

В саду было темно, а прохладный ветерок заставил меня неуютно поежиться. Увешанные паутиной деревья противно скрипели, вызывая у меня горячее желание покинуть это место как можно скорее.

– Преврати его в лягушку! Или прокляни его! Чтобы только я могла снять проклятие! Я сниму проклятие, а он влюбится в меня! – ныла крестница, желая побороться за свое «долго и счастливо».

– Милая, – терпеливо объяснила я, таща ее по дорожке. – Его жизнь и так прокляла. Куда уж больше!

– Почему другие крестные могут сделать «долго и счастливо», а ты нет! – капризничала красавица, топая ногой. – Почему они проклинают, если нужно, а ты не можешь!

– Дорогая моя, – остановилась я на полдороги, видя, как крестница размазывает слезы по красивому личику. – Тебе нужен мужик, который тебя не любит по-настоящему? А если заклинание спадет? Если зелье перестанет действовать? Что тогда?

– Ты новое наложишь! – вредничала крестница, упираясь и требуя предоставить ей принца с огненными волосами на блюдечке. Я уже начала задумываться, о том, что принц у нас-то с голубой каемочкой, раз не оценил девочку с такими внешними данными!

Я осеклась, глядя на то, как прямо из темных зарослей в нашу сторону почти беззвучно струилась тьма. Я опасливо отошла в сторону, дернув воющую белугой крестницу за руку.

– Моя маленькая бабочка, – произнесла тьма глухим голосом, пока я застыла на месте, не зная, куда бежать. – Иди ко мне. Я заверну тебя в одеяльце и спою песенку… Иди ко мне… Лети сюда, моя маленькая бабочка…

Тьма разрасталась, а я пыталась оттащить рыдающую крестницу, которая уверяла меня, что перепробовала все средства, вплоть до «потерять туфельку». До сих пор найти не может! Туфельку она потеряла! Я тут совесть найти не могу, а она мне про туфельку!

– Беги! – скомандовала я, таща ее за собой вглубь сада. Крестница спотыкалась, требуя, чтобы я немедленно нашла ей пару! Я бы не отказалась от пары нервных клеток. Стоило ей обернуться, как она увидела наползающую черным туманом тьму, закатила глаза и тут же обмякла. Если бы я ее не поймала, то она так бы и упала на черную траву.

– Да что ты будешь делать! – возмущалась я, таща обмякшее девичье тело, шипя на тьму что-то вроде: «Кыш отсюда!». Очаровательная головка крестницы болталась, пока я изо всех сил тянула ее, взяв под подмышки.

– Лети от него, бабочка… Спасайся… – шептала тьма, пытаясь дотянуться до меня, а я яростно отдувалась за какого-то принца, спасая прекрасную принцессу. – Беги от него… Он убьет тебя…

– А ты, видимо, переживаешь, что раньше тебя? – огрызнулась я, вспоминая про бесполезную волшебную палочку, торчащую из шорт. Нет, я могу потыкать палочкой, но что-то мне подсказывает, что толку будет мало. – Пошел вон!

– Он убьет тебя, бабочка, – шептала тьма, надвигаясь со всех сторон. Она выползала их темных зарослей, расстилалась по дорожке, перекрывая нам путь со всех сторон. – Я сумею укрыть тебя… Бедная, маленькая бабочка… В зарослях терновника, в темноте лощины, где растут любимые, нежные цветы… Ты устало ляжешь, плача без причины. Я тебя укрою, одеялом тьмы…

Ага, спасибо! Ты очень располагаешь! Срочно требую бейджики «Хороший» и «Плохой»! Пока что я как-то не очень склонна доверять никому и не настолько устала от жизни. Тьма схватила меня, а я выронила крестницу, которая открыла глаза, вскочила на ноги и с визгом бросилась бежать.

Ничего себе! Темные нити обволакивали меня, запутывали, затягивали. Крылья трепыхались за спиной, а я отчаянно дергалась, в надежде, что удастся вырваться.

– Будешь спать спокойно, маленький цветочек, под листвой опавшей, в сладкой темноте… – шептала тьма, пока я понимала, что приди тьма с таким предложением хотя бы две недели назад, когда на работе был аврал, я бы с интересом рассмотрела предложение!

И тут я почувствовала, как поднимается ветер и вздрогнула от грозовых раскатов. Небо собирало черные тучи, которые тут же прорезала сухая молния. Странный, дикий, пьянящий страх заставлял все живое замереть… Порывы ветра разрывали тьму на клочья, но она цеплялась за ветки деревьев, увлекая меня за собой.

Ураганный ветер сметал все на своем пути, гром ужасающими раскатами оглушал, а мне казалось, что в этом вихре слышно ржание коней, крики и смех… Пьянящий ужас чего-то первозданного, первобытного пугал куда больше, чем тьма, которая пыталась оторвать меня от дерева, за которое я вцепилась. Сквозь бурю я слышала пронзительный охотничий рог, вызывающий столько ужаса, сколько я никогда не испытывала в жизни.

Мне страшно было смотреть в небо, а я впивалась пальцами в кору дерева. Огромный вихрь нес по небу призрачных всадников, впереди которых бежали страшные псы, пронзительно и хрипло лая.

– Отпусти! – послышался опьяненный азартом крик, а я увидела, как на огромном черном коне со светящимися алой тьмой глазами, восседал хозяин дома. Его алые волосы стелились по ветру, словно языки пламени, его огненный плащ был изодран, а сам он был закован в тяжелые, ужасающие доспехи, напоминающие мертвую плоть. Конь встал на дыбы, рассекая тьму, а всадник ловко удержался в седле. Тяжелые копыта обрушились рядом, а тьма разошлась, словно черная пыль. Оскал черного, огромного и страшного коня заставил меня слегка пересмотреть детские книжки, в которых правильные лошадки любили сено. Эта лошадка, если и тянулась к сену, то исключительно с целью откусить руку тому, кто его протягивал.

Не знаю, кто меня больше пугает, конь, который с удовольствием схомячит тех, кто плохо бегает, или бледный, лихой всадник с огненными волосами, который схватился за меч, рассекая черные ленты тьмы.

– Не отпущу… Ты не отнимешь ее у меня, – прошептал голос из темноты, а у меня по телу побежали мурашки. Такое невозможно передать двумя словами цензурными словами. И даже тремя нецензурными сложно. – Ты больше никого не отнимешь у меня…

Сердце сжалось в тот момент, когда меня дернули во тьму, а сверкающий огненный наездник и его молчаливая призрачная свита, рассекали в странном танце с мечом черные ленты.

– У тебя не хватит сил, – прошептала тьма, обволакивая нас со всех сторон. Мне на горло легла черная лента клубящейся тьмы, заставляя сделать инстинктивный, судорожный вздох. – Ты давно не …

Продолжение я не услышала, чувствуя, как меня пытаются вырвать из цепких и липких лап осязаемой темноты, буквально вырезая из тьмы и отсекая ту самую удушающую ленту.

– Ты почти, как они, Альбераунт… Ты почти мертв… Недолго тебе осталось… Жизнь угасает, – злорадно шептала тьма, не желая отдавать свою добычу. Она устремлялась все новыми щупальцами ко мне, пока я прикидывала, куда бежать и где прятаться.

Сверкающий меч прорезал тьму, огненные волосы стелились по ветру, яростно сражаясь за мою жизнь. Лицо его становилось бледнее с каждой секундой, а меня пугали молниеносные движения, от которых рябило в глазах. Мгновенье он был передо мной, а стоило мне моргнуть, его меч мелькнул слева, рассекая черные щупальца тьмы, которые тянулись ко мне.

В какой-то момент тьма обволокла нас, поглощая полностью и заслоняя собой весь мир, а я почувствовала, как меня схватили, прижимая к себе одной рукой. Я уткнулась в жесткий доспех, напоминающий миру о том, что есть диеты, на которые не только садятся, но и ложатся.

Меня сжали так, что у меня перехватило дыхание, а я подняла глаза, видя такую бледность лица, от которой стало не по себе. Полупрозрачные губы, заостренные черты лица, запавшие, как от ряда бессонных ночей.

– Ты потратил слишком много сил, Альбераунт, – шептала тьма, а мне чудилась дикая пляска под какой-то первобытный мотив. Словно меня захватил какой-то страшный хоровод, вращая и не отпуская. – Тебе конец…

Я с ужасом смотрела на то, как бледное лицо становилось похожим на застывшую маску. Казалось, вся жизнь, все краски покинули его. Черные нити, как след ожогов ползли по белоснежной коже, а я попыталась отшатнуться, оттолкнуть его, чувствуя могильный холод, от которого накатывал первобытный страх. Вишневые глаза смотрели на меня так пристально, а рука в перчатке поймала меня за подбородок. Сверкающий клинок в другой руке померк, оставляя нас в кромешной темноте, от которой накатывал дикий ужас.

– Альбераунт, – отовсюду шептала тьма, а я зажмурилась, не желая верить в то, что происходит, дабы сберечь очень нервную систему. – Ты слабеешь и угасаешь… И твоя Дикая Охота тебя не сможет защитить…

Он словно раздумывал, тяжело дыша и глаза мне в глаза, а я не понимала, почему он склонился ко мне. Его слабое дыхание, словно угасало, и я едва чувствовала ветерок на своих губах. Мир превратился в безумный хоровод, который кружился в пламени чужих волос.

Стиснув зубы, он сжал меня, чтобы через мгновенье склониться надо мной в жадном, страстном и каком-то диком поцелуе. Животный, алчный, ледяной поцелуй впивался в меня, заставив покачнуться. Мои руки уперлись в холодный металл доспеха, а я изо всех попыталась оттолкнуть его, но чужие губы начинали теплеть, наполняя тело сладкой, терпкой, приторной и обволакивающей негой, от которой руки ослабели. Я уже трепетно ловила каждые вздох, каждое, даже едва ощутимое прикосновение губ. Ноги подкашивались, мир крутился бешенным калейдоскопом. Его губы снова и снова, с яростью и необузданной страстью раздвигали мои, даря необъяснимый, пьянящий восторг, блаженство и дрожь, пробегающую волнами по всему телу. Мне казалось, что я едва стою на ногах, и что если он отпустит меня, я упаду на землю. Он, словно высасывал из меня жизнь, сжимая изо всех сил, и вместо сил с каждый жадным порывом приходила сладкая пьянящая теплота.

– Яд поцелуя так легко, – шептала тьма, пока меня держали на одной руке. – Сердца сбивает с толку. Как жаль, что ты теперь его… Как жаль, что ненадолго…