Айнави и Юле, которые терпеливо держали за руку и успокаивали каждую минуту сомнений. Девочки, я очень вас люблю!
Данная история появилась благодаря моей бесконечной любви к магии Джоан Роулинг и ее ни с чем несравнимой атмосфере учебы в волшебной академии, ангельской трилогии Мары Вульф, с демонически притягательным героем, мобильной игре «Секрет Небес» от «Клуба Романтики» и невероятному шарму Тома Эллиса, сыгравшего Люцифера в одноименном сериале.
«Уж если попал в ад, надо быть в ладу с дьяволами».
© Александр Беляев, «Человек-амфибия»
Я не могу дышать.
В горле разрастается колючий ком, легкие распирает от боли. Кажется, что грудная клетка забита раскаленным песком, а для крика не хватает сил. Я чувствую, что умираю, хотя понимаю, что это невозможно. Авария поставила точку — я уже мертва. Вернее, уже не жива, но все еще существую.
Наяву я почти не помню столкновение, но каждую ночь оно снится мне в мельчайших подробностях. Кошмары приходят с рассветом, заставляя трястись как в лихорадке. После смерти я не испугалась ни пламени Чистилища, ни пути в неизвестность, но стоит сомкнуть веки, как в сознание врывается скрежет тормозов, и сердце начинает в панике колотиться о ребра.
Удар.
Переворот.
И яркий, болезненный свет.
Я делаю рывок вперед, и он переносит меня в успокаивающую темноту алькова. Страх растворяется в сумраке спальни. Все закончилось. Я больше не в машине. И кожу холодят не осколки стекла, а тонкое шелковое одеяло.
— Иви? — зовет меня знакомый голос. — Ты в порядке?
Бархатистая ткань балдахина откидывается в сторону, и над кроватью склоняется обеспокоенное лицо.
В ответ я силюсь выдавить из себя улыбку:
— Привет, Глория.
Руки рефлекторно шарят у бедра, словно отстегивают невидимый ремень безопасности. Я так и не отогнала ночной кошмар. Меня по-прежнему тянет обернуться назад, к Тимми с Андреа. Знаю, что не увижу их, но не могу не проверить.
— С ними все хорошо, — напоминает Глория, усаживаясь рядом.
Подруга гладит меня по плечу, и я медленно восстанавливаю дыхание.
Без паники. В аварии погибла только я. Тимми с Андреа живы.
— Папа не один, — шепчу я, стараясь не заплакать.
— Они справятся, Иви, — звук родного голоса успокаивает. — И ты должна справиться.
Меня переполняет благодарность.
— Что бы я делала без тебя, Гло?
— Опять? — она закатывает глаза. — Я же просила.
— Извини, — тут же исправляюсь я. — Лэм.
Непривычно называть ее иначе, но Глория настаивает. Оказавшись на перепутье между адом и раем, она выбрала новое имя. Возможно, перемена помогла разорвать связь с миром живых, не задаваться вопросами и не искать ответов.
Мне же по-прежнему тоскливо от любого напоминания о земном существовании. И пусть я больше не человек, сложно отпустить мысли об утраченном. Я знаю, что надо двигаться дальше. Смириться и идти вперед. Обрести новые знания, стать духовным наставником или искусителем и помогать людям принимать верные решения или сбивать с пути.
Эта миссия кажется издевкой судьбы. Как можно направлять других, если и себя-то найти не успела? В отличие от меня, Глория не стала долго раздумывать. Не знаю, чем была плоха «слава»[1], но в Чистилище подруга назвалась Лэм-Ашту, на манер древних демонов, сделала татуировку львицы[2] между лопатками и больше не заговаривает о прошлом.
— Снова дурной сон? — под балдахин заглядывает Айри.
Такая же, какой была в баре, с ярким макияжем и провоцирующим декольте. И с крыльями чернее волос. Тогда я их не замечала, но теперь восприятие изменилось — смерть рушит оковы разума — я вижу и помню все. Даже то, что предпочла бы забыть навсегда.
— Я в порядке, — лгу я, лишь бы прекратить ненужный разговор.
Но Айри нет до меня дела.
— Отлично, — она обнимает Лэм за плечи. — Идем. Необращенная нас догонит.
Чем не еще одна шутка небес? Та, что погибла, и та, что способствовала ее гибели, стали лучшими подругами.
— Я тоже необращенная, — Лэм игриво шлепает по протянутой к ней ладони.
— А вот и нет. Ты наша.
Я морщусь. С первого дня меня раздражает всеобщая манера делить нас по происхождению. Элита — урожденные ангелы и демоны. И низшая «каста» — необращенные новички — те, кто когда-то был смертным.
— Нам пора, львица, — поправив перекрутившийся кулон, Айри тянет Лэм за собой. — Иначе опоздаем на занятия.
Издалека они выглядят как близнецы — с похожими прическами, в корсетах со шнуровкой, обтягивающих кожаных брюках и босоножках на шпильках. Лэм даже крылья подкрашивает в черный, чтобы сойти за демонессу, я же упрямо не скрываю естественный цвет своих — серый, почти белесый, как у всех необращенных.
На выходе Айри оборачивается и бросает через плечо:
— Поспеши, Иви, если не хочешь, чтобы зануда Юстиана снова назначила отработку.
Третьей насмешкой судьбы стала необходимость учиться. Снова. И неважно, что за плечами у меня уже был земной университет.
— О, нет, — я со стоном откидываюсь на подушки и с тоской смотрю на плотную ткань балдахина.
Она нависает над головой как искрящийся купол — у того, кто оформлял спальни небесного замка, был весьма своеобразный взгляд на умиротворение. Первые пару недель мерцание звезд раздражало, но со временем я научилась воспринимать их как фон. Как и всю остальную обстановку академии — яркие фрески на стенах, массивные статуи на лестницах, утопающий в вечной зелени сад и увитые плющом беседки во внутреннем дворике. Какая разница, что вокруг, если это лишь жалкое подобие земной жизни?
Я не готова отвечать за себя, а не то, что становиться наставником. Я даже к крыльям привыкнуть не могу — они все еще слабые и бесполезные, но при этом чертовски тяжелые. Их неудобно протаскивать через специальные прорези в одежде, они мешают спать, цепляются за стены и мебель, да и пользоваться ими новичкам разрешают только на летных занятиях. Зачем тогда считать нас высшими созданиями, если мы толком не отличаемся от людей?
В тоске из-за собственной никчемности я чувствую себя опустошенной. Хочется накрыться с головой и не подниматься с кровати. Оплакать свою участь и тех, кого пришлось оставить на земле. Если бы не угроза исключения за неуспеваемость — и как следствие, лишение хоть какой-то иллюзии жизни — я бы продолжила хандрить, но мне приходится вытянуть из шкафа тунику и спуститься к учебному крылу.
На лужайке у золоченых ворот собирается шумная компания — демоны с энтузиазмом обсуждают предстоящий полет в библиотеку ада. Айри задорно хохочет над чьей-то шуткой, а Лэм пусть и держит дистанцию, но явно не робеет. По ее гордо вздернутому подбородку заметно, что она считает себя частью темной «тусовки», даже являясь необращенной.
Я стараюсь проскочить мимо, и мне почти удается незамеченной обогнуть толпу. До входа учебное крыло остается меньше сотни ярдов, когда я натыкаюсь на пронизывающий взгляд знакомых алых глаз. Конечно же. Он тоже здесь. Мой персональный ад.
— Как вы уже знаете, наша первостепенная задача — это сохранение Гармонии.
Все занятие архангел Ромуил пристально смотрит на меня, словно в аудитории больше никого нет. Он возглавляет ангельский факультет и любит цитировать псалмы о милосердии, хотя сам частенько ведет себя предвзято. Я чувствую исходящую от него волну неприязни, даже когда Ромуил отворачивается, чтобы взять один из свитков.
— Гармония между небесами и адом величина неустойчивая. Чтобы его не нарушать, был введен запрет Близости: ангелы не должны соединяться с демонами, а демоны с ангелами. Это правило касается и необращенных, поэтому вы учитесь отдельно, за исключением нескольких практических занятий.
— А тем, кто уже выбрал сторону? — Лэм нетерпеливо поднимает руку и спрашивает, не дождавшись разрешения. — Им можно соединяться с себе подобными?
— Гордыня — грех, — со злостью осаживает ее Ромуил. — И прежде, чем во всеуслышание заявлять о своей сущности, необходимо доказать, что вы достойны миссии наставников.
— А люди могут соединяться с ангелами или демонами? — робко интересуюсь я. И спешно добавляю, когда архангел Ромуил хмурится: — Чисто теоретически!
— Человек слишком слаб, чтобы принять ниспосланную ему благодать или адское пламя.
— То есть, он умрет? — продолжаю допытываться я. — Или… среди людей встречаются избранные?
Ромуил снова уходит от ответа, пускаясь в долгие рассуждения о чуде благовещения и приводя примеры с Иосифом и Марией. К концу занятия Лэм еле сдерживает зевоту, а я по-прежнему не понимаю, почему выжила после близости с Люцифером.
— Для осуществления напутствий на земле вы будете принимать облики умерших людей, — окончив проповедь, архангел Ромуил, наконец, возвращается к первоначальной теме.
Услышав о спуске на землю, я едва сдерживаюсь, чтобы не подскочить со скамьи. Неужели я смогу увидеть родных?
— Но даже под чужой личиной вы должны вести себя так, чтобы не вызвать подозрений, — осаживает порыв Ромуил. — Никто не должен узнать вашу истинную сущность.
Однако Люцифер, забавляясь со мной, это правило проигнорировал.
— А что будет с тем, кто раскроет себя? — снова встреваю я. — Случайно или намеренно…
Архангел бросает на меня гневный взгляд — я явно исчерпала его лимит терпения.
— Нарушитель догмата о Гармонии будет изгнан и канет в Тьме вечности, — отрезает он. — Ни рай, ни ад его не примут.
Вот почему Айри тогда сбежала — за забаву пришлось бы заплатить слишком высокую цену.
С надменным выражением лица и вечно ехидной ухмылкой Люцифер смотрит на меня, но не говорит ни слова. Это право берет на себя его постоянная пассия — Инферна — и с пренебрежением бросает мне в лицо:
— Смотрите-ка, убогая торопится на занятия.
Ярко накрашенные губы кривятся в язвительной улыбке. Поправив бретельку платья, на которое ушло ткани меньше, чем на мой пояс, она придвигается к Люциферу и берет его под руку.
— Иди, иди, учись нести благую весть смертным. Большего необращенным не доверят.
— Лучше быть необращенной, чем урожденной без особых талантов, — отбиваю я, ускоряя шаг.
— Надо же, у нее есть коготки, — хохочет Инферна, но в смехе слышится злость. — Жаль, что даже они не помогут тебе склонить ад на свою сторону.
— Мне это и не нужно! — гневно сжав кулаки, я оборачиваюсь. — Я не собираюсь одеваться как шлюха и портить людям жизнь!
— Повтори, — шипит Инферна, рванувшись ко мне.
— Прекратите! — во внутренний дворик выходит Юстиана, привычно закутанная в белое, словно это единственный способ подчеркнуть статус ангела.
Простая атласная мантия — без единого узора — сливается с крыльями, а волосы скрывает массивный капюшон. Главная наставница и декан факультета необращенных не допускает вольностей в одежде, и еще никому не удавалось увидеть ее с небрежной прической или в нескромном платье.
— Я буду вынуждена сообщить Данталиону, что одна из его подопечных сеет раздор, — она хмурится, подходя ближе, но Инферна игнорирует угрозу.
Декан факультета демонов смотрит на подобные нарушения сквозь пальцы. Не удивлюсь, если он еще и хвалит за провокацию и насмешки над ангелами.
— Лэм-Ашту и Эвелин Райли, — Юстиана укоризненно качает головой. — Вот-вот начнется занятие. Почему вы обе еще не в учебном кабинете?
Я открываю рот, чтобы возразить, но не успеваю из-за перешептываний в толпе.
— Та самая?
— Думаете, они родственники?
Пока демоны бурно обсуждают услышанное, Люцифер не сводит с меня задумчивого взгляда. Прищуривается, изучает, и я не понимаю, что не так.
— Поторопитесь, — подгоняет нас Юстиана. — Отработки в случае прогулов никто не отменял.
С недовольным лицом Лэм плетется следом через главный холл. Ее тяготит необходимость проводить время с другими необращенными — в мечтах она давно видит себя на стороне ада. Я завидую ее уверенности.
— Ты не должна провоцировать скандалы, — Юстиана снова переключается на меня. — Происхождение обязывает тебя взвешивать каждое слово и просчитывать каждое действие наперед. Иначе ты запятнаешь репутацию не только себе.
Я пропускаю нравоучения мимо ушей — все, кроме последней фразы. Чью репутацию она имеет в виду?
Заметив мой непонимающий взгляд, Юстиана останавливается и улыбается кончиками губ.
— Я объясню, когда мы закончим с теорией, — добавляет она, жестом приглашая нас занять места за учебными столами.
После такого обещания время тянется бесконечно. Подобно Ромуилу, Юстиана долго рассказывает нам о миссии, и о том, как важно сохранять Гармонию. Ерзая от нетерпения, я запоминаю лишь часть лекции — о смутных временах, когда ангелы и демоны боролись за единоличное влияние на смертных. Даже Лэм выглядит более сосредоточенной и с энтузиазмом записывает о страшных катаклизмах, которые обрушились на небеса, ад и землю.
— Только осознав, что нам нечего делить, мы вернулись к мирному существованию. Люди имеют право сделать собственный выбор. Становясь покровителями и искусителями, вы будете направлять их, но решения они все равно будут принимать сами.
Едва занятие заканчивается, я вскакиваю с места. Юстиана не спешит, и лишь дождавшись, когда все разойдутся, приводит меня в коридор с фресками. Они занимают пространство от пола до потолка, каждый квадратный дюйм стены. Светлые и мрачные — все крыло пестрит сценами из истории небес и ада.
На ближайшей — сотворение мира, в ярких, солнечных цветах. На следующей — благовещение, приковывающее взгляд к единственной белой фигуре в центре. На третьей, черной, с всполохами пламени — четыре всадника Апокалипсиса. А рядом снова светлая, но со скорбными лицами — на ней успение Девы Марии. На курсе по церковной живописи, который нам читали в Вандербильте, я видела множество репродукций известных картин и икон, но ни одна из них не казалась такой насыщенной красками и такой... живой. Неудивительно, что с момента смерти совсем не хочется рисовать — мои картины не будут столь совершенны.
Пройдя до конца коридора, мы останавливаемся напротив самого дальнего изображения, с женщиной в одеянии архангела. Она простирает руки к небесам, в которых парят младенцы с пестрыми крылышками, а из груди у нее вырывается луч света. На миг мне хочется зажмуриться — настолько он яркий.
— Мы называем этот момент «становлением», — поясняет Юстиана. — Святой миг, когда ангел становится высшим.
— Но почему вы решили мне показать… О, Господи, — я в изумлении отшатываюсь, узнав лицо на фреске: — Мама!
[1] Глория — имя латинского происхождения, в дословном переводе имеет значение «слава».
[2] Вариация имени Ламашту — демонессы с головой львицы в шумеро-аккадской мифологии. Татуировкой Глория подчеркивает значение выбранного имени.