— Сент-Саймон вернулся в Тригартан, — объявил Седрик Пенхэллан, вдыхая букет кларета в стакане. Он отхлебнул изрядный глоток и одобрительно кивнул дворецкому, наливающему вино близнецам Пенхэлланам, которые сидели за овальным столом друг против друга. Последние лучи заходящего солнца упали на сапфировое кольцо с печаткой на пальце виконта, когда он поднял свой стакан.
— Мы его видели нынче утром, сэр. — Дэвид положил себе изрядную порцию голубятины с блюда.
— Совершенно голого и резвящегося в море с какой-то бабенкой, — продолжил Чарльз, заливаясь гортанным смехом.
— Так вы были в Тригартане?
Взгляд черных глаз Седрика стал тверд, как морская галька, губы плотно сжались.
Чарльз покраснел.
— Только на вершине утеса, что над бухтой. Мы стреляли ворон и случайно заблудились.
— Вы не заблудились случайно, сэр, — заявил его дядя с ледяным спокойствием.
— Мы же не знали, что Сент-Саймон дома, опекун, — вмешался Дэвид. — Его не было в стране два года… если не считать того случая, когда он приезжал на свадьбу сестры.
— И как раз два года назад Сент-Саймон предупредил вас, чтобы вы не появлялись на его земле, — объявил Седрик со своим прежним, полным яда спокойствием. — А почему вам было сделано подобное предупреждение?" — Он смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого. В его черных глазах закипало презрение.
Ответа не последовало. Двое молодых людей низко склонили головы к своим тарелкам. Дворецкий деликатно скрылся, отошел на задний план.
— Ну? — тихо спросил Седрик. — Хоть один из вас должен это помнить.
Близнецы заерзали. Потом Дэвид сказал все так же хмуро:
— Она была шлюхой. Мы с ней поиграли — вот и все.
— О, неужели все? — Седрик вопросительно поднял брови. Затем он перевел взгляд на блюдо с речной форелью, плавающей в масле, выбрал самую большую и положил на свою тарелку. Несколько минут он ел в тяжком молчании, и никто не смел не только заговорить, но и двинуться с места, и голубятина на тарелке Дэвида застывала в желеобразной подливке.
— И это все? — задумчиво переспросил он. — Вы устроили охоту на ребенка. Сколько ей было… кажется, четырнадцать?
Он снова посмотрел на них, переводя взгляд с одного на другого и дожидаясь ответа.
— Она уже вполне созрела, — сказал Чарльз. — Ее мать была шлюхой. И все это знали.
— А я-то думал, что ее мать умерла за год до этого, — задумчиво заметил Седрик, будто не был уверен в этом. — У меня создалось впечатление, что девочка жила с отцом… и это был человек, пользовавшийся уважением Сент-Саймона. Он был одним из любимых его арендаторов. Но, возможно, я ошибаюсь. — Пенхэллан сделал знак дворецкому, чтобы тот наполнил его стакан. — Я ошибаюсь, сэр?
Его черный взгляд впился в Дэвида, вонзился в него, как стрела, а тот уставился на стол, стараясь не обнаружить жгучей ненависти, переполнявшей его.
— Нет, — пробормотал тот наконец. — Но мы не обязаны были это знать.
— Нет, конечно, не обязаны, — голос Седрика звучал почти успокаивающе. — Когда вы ее изнасиловали, избили и оставили голой лежать на пляже, едва живую, вы не обязаны были знать, что связались с одним из арендаторов Сент-Саймона на его земле в Тригартане.
Виконт сделал еще один большой глоток вина и с обманчивым спокойствием снова погрузился в молчание, позволяя ему расти и разделять преградой его и племянников. Он подцепил на вилку кусок голубиного паштета, и если сознавал, что аппетит сохранился только у него одного, то ничем этого не показал.
— Конечно, зачем вам забивать головы лишней информацией, — продолжил он тем же тоном. — И вовсе не стоило думать о том, что девочка могла кому-нибудь рассказать… что она узнала, кто на нее напал в этот долгий летний день. Вам не пришло в голову, что в этой части страны вас знают все? Вы ведь живете здесь только с самого своего рождения.
Внезапно голос его стал резким и презрительным.
— Я и гроша ломаного не дам за вас, двоих безмозглых идиотов. Можете изнасиловать хоть всех женщин, если хотите. Но даже собака не гадит в своей конуре!
Молодые люди вздыхали, краснели и бледнели и делали это очень синхронно.
Седрик улыбнулся. Ему нравилось публично унижать их, нравилось заставлять их проглатывать свою ненависть к нему. Все это доставляло ему большое удовольствие, и его презрение на этих дрожжах все росло.
Только одна Силия из всех Пенхэлланов смела ему противостоять!
Внезапно он утратил интерес к экзекуции над своими племянниками. В его памяти возник образ Силин. И той девушки, которую он видел вчера. На мгновение ему показалось, что это его сестра. Конечно, это абсурд. По истечении всех этих лет память могла его подвести. Его ввели в заблуждение светлые волосы и изящная фигура. И все же сходство было поразительным. Вероятно, девушке столько же лет, сколько было Силии, когда он в последний раз видел ее. Вот почему эта встреча так потрясла Седрика Пенхэллана.
Она путешествовала с Сент-Саймоном. Он снова посмотрел на племянников, его проницательные, пронизывающие глаза также блестели.
— Вы говорили, будто Сент-Саймон был сегодня утром с какой-то бабенкой?
Чарльз и Дэвид почувствовали явное облегчение, поняв, что интерес дяди к их особам пропал и на сегодня бичевание окончено.
— Они купались в бухте, сэр, — объяснил Дэвид поспешно. — Мы не могли как следует их разглядеть с вершины утеса, но на них не было одежды. Девушка настолько тощая, что ее легко можно принять за парня, и мы было подумали… — Он хихикнул и бросил взгляд на своего брата-близнеца, ища поддержки.
— Мы было подумали, что у Сент-Саймона на Полуострове изменились вкусы, — хихикнул Чарльз, и его тонкие губы скривились.
— Не будь дураком, — сказал его дядя устало. — Как она выглядела?
— Маленькая, волосы очень светлые, — Чарльз торопился исправить свою ошибку. — Это все, что нам удалось рассмотреть.
Седрик нахмурился, задумчиво поглаживая подбородок. Это совпадало с приметами девушки, которую он видел в Бодмине.
— Сент-Саймон привез свою любовницу в Тригартан? — Он покачал головой. — Это не его стиль. Кем, черт возьми, она может быть?
Он не сознавал, что говорит вслух, и не заметил, как близнецы обменялись взглядами. Он положил себе жареной картошки с блюда и начал медленно жевать. В столовой снова воцарилась тишина, но теперь близнецы чувствовали себя а безопасности и возобновили трапезу.
Мысли Седрика снова обратились к сестре. Теперь он не часто думал о ней, но девушка, встреченная в Бодмине, вызвала поток непрошеных воспоминаний. Силия была умной, сообразительной и находчивой. Она могла быть весьма полезной, если бы согласилась следовать его указаниям и встречаться с нужными людьми. Ее красота и живость, несомненно, увеличили бы его влияние. Сестра могла бы стать достойным партнером в воплощении его честолюбивых замыслов, если бы согласилась, чтобы он лепил ее по своему образу и подобию.
Он вытер салфеткой подбородок. Но Силия была так чертовски непредсказуема и совершенно не обладала чувством долга по отношению к семье. Она пригрозила погубить его карьеру. Ему ничего не оставалось — только избавиться от нее. Право, жаль… Было бы забавно иметь ее сейчас при себе, ведь он окружен людьми, не смеющими даже взглянуть ему прямо в глаза. А уж что касается сыновей брата…
Мерзкая парочка, и всегда такими были, с того самого момента, как в семилетнем возрасте поступили под его опеку. Но уж в деле с изнасилованной девицей и Сент-Саймоном они превзошли себя. — Если бы он не открыл кошелек для отца этой девки и не проявил должной щедрости, дело могло бы обернуться очень скверно. Сент-Саймон настаивал на том, чтобы отдать их в руки правосудия, но отец девчонки согласился замять дело в обмен на славную пенсию и заставил дочь молчать. Сент-Саймону так и не удалось убедить его изменить точку зрения. Но полковник поклялся, что сам свершит правосудие, если близнецы Пенхэлланы снова хоть одной ногой ступят на его землю, и Седрик не сомневался, что он исполнит свое обещание.
По правде говоря, думал Седрик Пенхэллан, глядя на лисьи физиономии близнецов, он бы получил удовольствие, глядя, как Сент-Саймон выполнит свою угрозу. Репутация братьев была известна всем, и дурная слава опережала их, где бы они ни появлялись. Ни одна уважаемая семья и помыслить не могла бы породниться с одним из близнецов, несмотря на его принадлежность к славному клану Пенхэлланов.
— Подать коньяк в библиотеку, — распорядился виконт, отодвигая стул, жестко царапнувший по дубовому полу. После затянувшегося молчания звук его голоса и скрип стула резко разрушили тишину.
Близнецы вежливо привстали с мест, когда их дядя прорествовал из столовой в сопровождении дворецкого, несущего Эрафин с бренди.
Вошедший в это время лакей поставил графин с портвейном у локтя Чарльза, поклонился и предоставил им оставаться обществе друг друга.
— Что скажешь, поможем ему разгадать загадку? — Чарльз наполнил стакан и подвинул вино через стол к брату.
— Какую загадку? — прищурился Дэвид в свете свечей, освещавших комнату. У него, как и у брата, глаза уже остекленели. Если в начале обеда у них пропал аппетит, то нельзя было сказать, что у них возникло отвращение к вину.
— Да о девице Сент-Саймона, — пояснил Чарльз, осушив стакан и потянувшись за новой порцией.
— Опекун хочет знать, кто она, и мы разузнаем. Ясно, что он будет рад этому.
— Может быть, он даже будет нам благодарен, — предположил Дэвид, — задумчиво похлопывая себя по колену. — Но как мы это сделаем?
— Спросим ее. Вежливо, конечно.
— Да, да, спросим эту шлюху вежливо, — согласился его брат, подмигнув. — Но как мы можем ее спросить, если нам заказана дорога в угодья Сент-Саймона?
Чарльз задумался, опустив взгляд в стакан, будто рассчитывал найти ответ в его рубиновых глубинах.
— Но должна ведь она куда-нибудь отлучаться из дома. Не станет же она там торчать, вечно. Ей надо будет кого-нибудь повидать, сделать покупки…
— Если только Сент-Саймон не держит ее постоянно голой и взаперти, — высказал предположение Дэвид с плотоядным смешком.
С минуту они мысленно рассматривали эту волнующую ситуацию.
— Хотя это не в стиле Сент-Саймона, — сказал наконец Чарльз, и в его тоне прозвучало нечто похожее на разочарование или сожаление. — Слуги обычно бывают в курсе. И, значит, молва должна облететь все окрестности.
— Когда-нибудь ей придется расстаться с домом. И когда мы встретимся, мы очень мило спросим ее… — заявил Дэвид. — Если мы будем милы, она расскажет нам все, что хочет знать опекун.
— Хотя будет лучше, если она не узнает, кто мы, — мудро заметил Чарльз. — Опекуну это не понравится… особенно после того случая.
— Маски, — сказал Дэвид. — а может, даже домино… это подойдет.
— Домино не годится. — отозвался его брат серьезно. — Домино не сунешь в карман, не то что маску. Можешь всюду с нею ходить и никто не догадается, что она у тебя есть.
— Верно, — согласился Дэвид, понимая мудрость этого практического замечания. — Мы всюду будем их носить с собой и, когда увидим нашу героиню, быстро наденем маски и зададим ей пару-тройку вопросов.
И, удовлетворенные своими планами, братья переключили внимание на портвейн.
— Почтальон принес вам письмо. — Тэмсин вошла в библиотеку на следующее утро, размахивая листком, запечатанным сургучной печатью. — Судя по почерку, от женщины. Ваши светские дамы всегда пишут такой кудрявой вязью? И мне придется этому научиться?
Она критически оглядела послание.
— Очень любопытно, и бумага бледно-голубая. Она ваша любовница?
Не произнося ни слова, Джулиан протянул руку за, письмом, и Тэмсин отдала его и примостилась на краю письменного стола.
— Так у тебя есть еще одна любовница? Хотя не думаю, что слово «любовница» подходит для меня. Верно?
— Право, не думаю, что в языке вообще найдутся слова, которые для тебя подходят, — заметил он сухо. — Ты не поддаешься описанию. Слезь с письменного стола. Это не подобает леди.
— Да, конечно, милорд полковник. — Она соскользнула со своего насеста и сделала ему шутливый реверанс, сохраняя смиренный вид.
Ее муслиновые юбки взметнулись вбок, она выставила вперед носок одной туфельки и присела.
— Достаточно ли это глубокий реверанс для короля или он подойдет только для королевы?
Джулиан с усмешкой наблюдал за ней, уверенный, что она не сознает опасности своей позы.
— А теперь попытайся встать.
Тэмсин тотчас же убедилась, что это невозможно. Она рухнула на ковер и сидела там с выражением такой печали, что он не смог удержаться от смеха. Одновременно он вскрыл полученное письмо. Его веселье тотчас же иссякло.
— Хорошо еще, что она не душит бумагу для писем. — бормотал он, ломая печать.
— Кто не душит? — Тэмсин, отряхивая юбки, поднималась на ноги.
— Моя сестра, — ответил он лаконично, пробегая глазами затейливо выписанные строчки. — Гром и молния! Несомненно, это затея Гарета. Узнаю стиль этого развратника и бездельника.
— Какая затея? — Тэмсин снова уселась на край письменного стола.
. — Моя сестра с мужем собрались нанести мне визит. Полагаю, что Гарет хочет на время скрыться от кредиторов и заодно попользоваться бесплатным гостеприимством.
Он поднял глаза на Тэмсин, и лоб его перерезали глубокие морщины — признак задумчивости. Улыбка, еще несколько минут назад бродившая по его лицу, исчезла окончательно.
— Я ведь уже сказал тебе, что так не сидят! — Ради убедительности он шлепнул ее.
Тэмсин встала и задумчиво посмотрела на Джулиана.
— Почему вы так расстроенны визитом сестры?
— Как ты думаешь, почему?
— Из-за меня?
— Именно.
Тэмсин нахмурилась.
— В чем тут сложность? Она мне не понравится или я ей? С минуту он не сводил с нее взгляда, гадая, лицемерит она или нет. Но Тэмсин смотрела на него со своей обычной бесхитростностью. И так же, как всегда, был вздернут маленький носик, и выдвинут вперед решительный острый подбородок, и трепетали роскошные ресницы на гладких смуглых щеках… На него вдруг нахлынула волна непрошеного желания. Он почти почувствовал, как гладко и упруго ее тело, и слышал ее восторженный смех, когда она приближалась к вершине наслаждения…
Как же он мог поселить это удивительное существо под одной крышей с сестрой? Люси была такой невинной, так хорошо воспитана, так скромна — настоящая леди. Именно такая, какой надлежало быть женщине из семьи Сент-Саймонов. А эта, не в добрый час рожденная разбойница, его любовница, полная ее противоположность во всех отношениях. Но теперь уже ничего нельзя было поделать. Судя по дате на письме, Гарет и Люси могли приехать в любой день.
Возможно, как раз сейчас они проезжали через Бодминские торфяные болота.
— Давай договоримся об одной вещи, — сказал Джулиан голосом, безжизненным, как Мертвое море. — Для моей сестры, так же как и для всей округи, — ты сирота, протеже герцога Веллингтона, оставившего тебя на мое попечение и доверившего моему неофициальному опекунству. Ты никогда ни единым словом или знаком не покажешь, что это не так. Ясно?
Тэмсин пожала плечами и кивнула:
— У меня нет ни малейшего желания шокировать вашу сестру.
— Пожалуйста, заруби себе на носу: одно слово, и тебе придется распрощаться с этим домом. Тэмсин прикусила губу.
— Но ведь ваша сестра замужем и не может быть совершенно невинной?
Глаза Джулиана вспыхнули синим огнем.
— Не смей рассуждать о моей сестре! Тебе не понять женщин, подобных ей, ты не представляешь, как они воспитывались и какие у них взгляды на жизнь. Тебе не постигнуть смысла слова «добродетель» и неведома святость брачного обета. Бог свидетель: и твои родители не видели в этом смысла…
— Не смейте судить моих родителей, — сказала Тэмсин свирепо, — позвольте вам заметить, лорд Сент-Саймон, что вы, с вашей болтовней о приличиях и порядочности, о святости и добродетели, не способны понять глубины любви, которая не нуждается в санкции общества и признании ее законности.
Она побледнела от гнева, но в глазах было нечто большее, чем гнев, глаза эти были огромными и бездонными, как лиловое море. Она отвернулась, и теперь в ее голосе слышалась горечь.
— Вам кажется странным, что можно полюбить женщину ради нее самой, верно? Вы и представить не можете, что можно полюбить кого-нибудь, кто не соответствует вашим представлениям о правилах приличия!
Прежде чем он собрался ответить, Тэмсин выскочила из комнаты. Он увидел только вихрем взметнувшиеся юбки и услышал, как хлопнула дверь. Джулиан в задумчивости не сводил глаз с закрытой двери. Что за монолог? Почему она так на него набросилась? Может быть, он слишком резко отозвался о Сесили и Эль Бароне, но ему показалось, что в ее гневе было нечто личное. Откуда это взялось? И разговоры о любви… Какое ей дело до того, кого и как он любил?
В ее голосе слышались слезы. Он прочел в ее глазах не только гнев, но и боль и понял, что перешел невидимую черту. Он не имел права нападать на ее родителей.
Сент-Саймон провел рукой по волосам, лишь теперь сознавая, что вел себя так от страха перед собственной слабостью, которая появлялась каждый раз, когда она была рядом. Он не мог бы устоять, даже если бы за стеной была Люси.
Он взглянул в окно и увидел Тэмсин, бегущую через лужайку к бухте. Она бежала босиком, придерживая юбки, чтобы не запутаться в них. Волосы сверкали на солнце. Он никогда не встречал подобной женщины. И не встретит, даже если доживет до мафусаиловых лет[25]. Такой, как она, больше не существует. Нигде, ни в одной из четырех сторон света.
Тэмсин спустилась вниз, к бухте, по поросшему цветами склону. Она понимала, что бежит от чего-то, в чем сама себе не хотела признаваться, с чем не хотела смириться. Но вот она достигла небольшого песчаного пляжа, и ее босые ноги погрузились в мягкий белый песок. Бежать было больше некуда, она вздохнула и медленно направилась по покрытому рябью мелководью к краю отмели. Ласковые волны поглаживали ее ноги, а вода была нагрета солнцем.
Она отпустила руки, придерживающие подол, и юбка коснулась песка, мелкие волны промочили тонкую ткань платья, пока она шла по берегу. Что случилось? Слова полились из нее, будто сняли крышку с кипящего котла. Она защищала родителей. Это неудивительно, она не могла поступить иначе. Но все остальное, что она говорила о любви? Какое для нее имело значение, что чопорный, надменный, весь, как в латы, закованный в правила приличия английский лорд представлял свое будущее только с ровней? Для нее, дочери Сесили и Эль Барона?
Как только она расправится с Седриком Пенхэлланом, вернется назад, в Испанию. Лорд Сент-Саймон был ей полезен. Она в нем нуждалась. А когда все кончится и он поймет, что она его просто использовала, он, вероятно, так разъярится, что захочет разорвать ее на куски. И она не станет его за это осуждать.
Помрачнев от такой перспективы, Тэмсин остановилась и огляделась, стараясь проникнуться красотой мягко очерченной бухты, открывавшегося взору пространства моря и сверкающего синего неба. Она подняла глаза к вершине утеса, и сердце ее упало. На фоне неба вырисовывались фигуры двоих всадников — это были те же люди, которых она недавно видела.
Незнакомцы наблюдали за ней. Она почувствовала какую-то угрозу, от которой мурашки поползли вдоль хребта. Тэмсин повернулась, ополоснула ноги и направилась к дому. Кайма ее юбки и голые ступни были заляпаны мокрым песком.
Из-за угла появился Габриэль, как раз когда она брела через лужайку. Заметив ее столь не подобающий для воспитанницы Сент-Саймона вид, он поднял брови и со смехом сказал:
— Ох, малышка, надеюсь, сегодня не появятся гости и не увидят тебя такой.
На нее вновь нахлынули смятение и печаль:
— Я иду переодеваться, — сказала она вяло. Габриэль кинул подозрительный взгляд.
— В чем дело, детка? — Он обнял ее огромной ручищей.
— Право же, ничего, — ответила Тэмсин, через силу улыбаясь. — Я вспомнила о Сесили и Бароне. — И это тоже было правдой.
Он кивнул, удовлетворенный объяснением, потом живо добавил:
— У меня есть для тебя кое-какая информация. Я узнал ее там, на набережной, у местных сплетников.
— О Пенхэлланах?
Она мгновенно забыла о своей печали и повернулась к нему, на что он и рассчитывал. Глаза ее засветились интересом. Габриэль кивнул.
— Эти племянники… твои кузены. По-видимому, они близнецы.
— Давай-ка прогуляемся.
Они направились к фруктовому саду, расположенному довольно далеко от дома. Тэмсин не уставала удивляться его диковинной планировке, сложившейся еще в семнадцатом веке. По традиции деревья сажали так, чтобы независимо от угла зрения они выглядели прямой линией. Она не могла этого понять, и ей казалось смешной причудой столь функциональное отношение к планировке фруктового сада.
— Итак? — спросила она возбужденно, когда они оказались одни среди деревьев и вдалеке от дома.
Нужно было собрать как можно больше информации для выполнения плана, приведшего ее сюда. Задача проста и недвусмысленна, и к черту досадные эмоции, способные все запутать! Она заставит себя думать только о деле и ни о чем другом, и тогда эти бессмысленные, не имеющие под собой почвы чувства, которые она питает к Джулиану Сент-Саймону, улетучатся сами собой.
— Кажется, пару лет назад твои кузены нарушили границы земельных угодий полковника и даже сделали кое-что похуже, — начал Габриэль.
Тэмсин выслушала всю историю. Она водила босыми ногами по траве, стараясь стряхнуть прилипший песок. Внутри у нее все клокотало и бурлило при мысли о том, что ее связывают узы родства с такими подонками.
Габриэль протянул руку над головой и сорвал грушу, откусил, пробуя, насколько она спелая.
— Им потребуется дозревать еще несколько недель, — заметил шотландец бесстрастно, как если бы рассказанная им история его ничуть не тронула. Но Тэмсин слишком хорошо его знала. — Я так понимаю, они чуть не убили девушку, — продолжал он по своему обыкновению лениво.
Тэмсин сорвала дикое яблоко. Она впилась в него зубами, наслаждаясь кислотой и морщась от нее: это отвлекло ее на время от мыслей о маленькой невинной девочке, попавшей в порочные грязные руки еще незнакомых ей кузенов.
— У тебя заболит живот, если ты съешь их слишком много, — заметил Габриэль. — Как бы то ни было, но с того дня полковник не пускает Пенхэлланов на свою землю. Я так понял, что разговаривает он только с виконтом. И то на людях. Иногда им приходится встречаться где-нибудь у соседей. Но близнецы стараются не попадаться ему на глаза.
— А что говорят местные о моих ку… о близнецах?
— Никто с ними не хочет иметь дела. Они трусы: воображают, что могут делать все что им угодно. Но они Пенхэлланы, и с этим приходится считаться.
— Сесиль говорила, что именно так рассуждал и Седрик, — сказала Тэмсин задумчиво. — Никто не смеет тронуть Пенхэллана, кроме другого Пенхэллана.
— Ну мы изменим этот порядок, девчушка, — сказал Габриэль обманчиво мягким тоном.
Тэмсин посмотрела на него снизу вверх, и глаза ее казались почти черными.
— Да, — сказала она. — Мы собьем с них спесь, Габриэль, в память о Сесили и той девушке.
Внезапно, несмотря на духоту летнего дня, ее зазнобило. Она вспомнила двоих всадников на утесе. Двое незнакомцев. Близнецы? Кузены? Они за ней следили?
Седрик однажды видел ее. Неужели одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы возбудить его любопытство?