Около недели спустя
Доминика
Горячие мужские пальцы касаются моего живота, проводят по самому низу. Осторожно, почти невесомо, чтобы не спугнуть. Миллиарды импульсов мелкими паутинками расползаются по коже. Согревают и подчиняют тело.
Делаю вдох, замираю и прислушиваюсь к своим ощущениям. Уютно, приятно и… жарко. С каждой секундой все нестерпимее.
На живот ложится ладонь и, осмелев, скользит под свитером к груди. Но стоит мне вздрогнуть, как тепло, к которому я почти привыкла, исчезает.
- Тш-ш, ёжик, - врывается в ухо вместе с обжигающим дыханием.
Легкий поцелуй задевает шею. В горле пересыхает, а живот сводит судорогой. Но не от страха. Что-то другое завоевывает разум и сердце, постепенно вытесняя оттуда все плохое.
Что-то, чего я никогда не испытывала ранее. Чему не знаю названия. И в чем нуждаюсь сейчас больше воздуха.
- Нет! – просыпаюсь от собственного крика.
Подскакиваю в постели, осматриваюсь, не сразу узнаю собственную спальню в доме Левицких. Сколько времени я здесь? Неделю? Но особняк по-прежнему кажется мне чужим. Наверное, это и правильно. Лишняя я здесь. Была тогда и остаюсь до сих пор.
Пытаюсь сделать вдох, но не могу. В горле пересохло, а тело лихорадит. Всему виной проклятые сны, которые преследуют меня после той ночи. Заставляют гореть и… мучиться от раскаяния.
Откидываю шелковую простынь и мчусь в душ. Включаю воду, намеренно холодную, и, затаив дыхание, становлюсь под бьющие по телу, тонкие струи. Эмоции утихают, внутренний пожар отступает. Выхожу только когда зубы начинают стучать от переохлаждения, а кожа покрывается мурашками.
Кутаюсь в пушистый махровый халат и возвращаюсь из ванной в спальню.
Один шаг через порог и…
Вскрикиваю, но тут же зажимаю рот рукой. Потому что в меня впивается чистый детский взгляд.
Ахаю ошеломленно, не понимая, что происходит.
Ведь сейчас на моей постели сидит белокурый мальчик, совсем кроха. Да он младше близнецов моей сестры!
Вокруг – учебники польского. Я с ними засыпаю и просыпаюсь, потому что твердо намерена выучить язык. Хочу понимать, что говорят за моей спиной. Почему Ян рычал на друга тогда, от чем шептались Александра с Петром на днях, что именно говорил Адам своим родственникам, резко переходя на польский и повышая голос? Надоело изгоем себя чувствовать здесь! И так целыми днями в комнате прячусь, избегая общения.
Кошусь на приоткрытую дверь и недовольно сжимаю губы: защелка, которую я все же выпросила у деда, опять не сработала. Все-таки стул был надежнее.
Но не успеваю расстроиться или испугаться, потому что мысли сейчас заняты другим. Откуда в моей кровати ребенок? Да и вообще в этом доме? Чей он? Не помню, чтобы видела его «личное дело» в папке, которую мне «детектив» Эд передал.
Скользком осмотрев меня, мальчик опускает голову и как ни в чем не бывало возвращается к своему занятию. Перекладывает книжки, листает их, случайно надрывает страницы.
Усмехнувшись, я подхожу ближе. По пути выглядываю через щель в двери, но, никого там не обнаружив в холле, толкаю деревянное полотно, закрывая.
Аккуратно сажусь на кровать, но мой маленький гость на меня больше не реагирует, словно меня не существует.
- Эй, малыш, ты настоящий вообще? – с улыбкой шепчу и протягиваю руку к его белобрысой макушке.
Почти касаюсь шелковистых волос, но останавливаю себя. Не хочу пугать мальчика своей навязчивостью. Я не ведь не люблю, когда меня чужие люди трогают, а сама лезу к нему.
Убираю ладонь и наклоняюсь, чтобы перехватить взгляд малыша, который он так усиленно отводит.
- Откуда ты взялся? Как будто призрак, - хихикаю я. – Крохотный Каспер.
Он буквально на секунду поднимает голову, прищуривает глазки, но потом опять переводит внимание на учебники польского. И вдруг меня озаряет!
- Ты же, наверное, русского не понимаешь! – хлопаю ладошкой по своему колену. – Так, сейчас, - пытаюсь вспомнить хоть что-то из выученного. - Dzień dobry! – здороваюсь я.
Малыш игнорирует меня. Вместо этого подается вперед и тянется ручкой к тумбочке. Понимаю, что он нацелился на мои наручные часики, что лежат там.
- Понравилась игрушка? – хихикаю я. – Держи, - беру часы и передаю ему.
Мальчик медлит, но все же принимает «подарок». Крутит в ручках, разглядывает довольно и, кажется, улыбается.
- Нравится? – радуюсь вместе с ним. – А я знаю, у кого есть покруче часы. Еще и с бриллиантом. Потом покажу, - хохочу я.
- Он уже видел, - звучит с насмешкой откуда-то сверху.
Дергаюсь, задираю голову и хмурюсь, когда встречаюсь с серебристо-серыми глазами Яна.
- Ян! Нельзя врываться в мою комнату без стука и подкрадываться ко мне! – фыркаю я.
Он откашливается, сводит брови и произносит с оттенком вины:
- Извини. Просто я обыскался Даниэля. Переживал, что он из дома ушел.
- Внимательнее за сыном смотреть надо, - ехидно тяну.
Значит, вот о каком ребенке Ян говорил. Интересно, где его мама? Тоже в доме? Вот только девушки Яна мне здесь не хватало!
- Дан – мой племянник троюродный, - сообщает он прежде, чем я успеваю надумать еще чего-нибудь.
- А родители где? – уточняю чуть слышно, пока малыш занят часами.
- Нет их. Он сирота, - так же тихо отвечает.
Короткая фраза причиняет мне почти физическую боль. Взмахиваю внезапно повлажневшими ресницами и поспешно отворачиваюсь от Яна. Сжимаю губы, шумно выдыхаю через нос, пытаясь совладать с эмоциями.
- Даниэль, значит? – сглотнув ком в горле, бодро обращаюсь к малышу. – Я Мика, - протягиваю руку для приветствия.
Но Дан не спешит отвечать взаимностью, изучает мою ладонь с подозрением.
- Он не разговаривает, - комментирует Ян.
- М-м-м, а сколько лет? – спрашиваю я, пока моя рука так и зависает в воздухе.
- Почти три.
Чувствую, как теплая детская ладошка все-таки касается моей, и нежно сжимаю.
- Дану ставят задержку речи, - продолжает Левицкий. – И еще он плохо идет на контакт с людьми. Психологи подозревают…
- Замолчи, - говорю тихо, но твердо. – Не обсуждай Даниэля при нем. Дети все чувствуют, - укоряю его.
Жду агрессивной ответной реакции Яна, но, к моему удивлению, ее не получаю. Наоборот, боковым зрением замечаю, как он кивает.
- Знаешь, Даниэль, я бы на твоем месте тоже с ними не разговаривала, - продолжаю стискивать крохотную ручку в своей и радуюсь, что малыш не сопротивляется. – Что ж, будем вместе учить язык этих снобов, - подмигиваю ему.
Дан хоть не смотрит мне в глаза, но уголки его губ плывут вверх. От искренней детской улыбки в душе разливается приятное тепло.
- Даниэль, идем переоденемся к завтраку, - откашлявшись, хрипло говорит Ян. – И тебе тоже не помешало бы, - бросает мне как бы между прочим.
Вспоминаю о своем внешнем виде, смущенно поправляю влажные, спутанные волосы. И, ощутив на себе не по-братски откровенный взгляд, сильнее запахиваю халат.
Тем временем Дан сползает с постели и послушно идет к Яну. Слежу за мальчиком взволнованно. Не сразу понимаю, что именно зацепило меня в предложении Левицкого. А когда осознаю, то вспыхиваю от страха и недовольства.
- К завтраку? – подскакиваю на ноги и становлюсь между Даниэлем и Яном. – Ты собираешься бросить малыша на растерзание своей семейке… Адам'с?