ГЛАВА 17

Фиби дождалась, когда все, кроме Дункана, покинут кабинет. Он не встречался с ней взглядом и не поднялся с кресла, когда она встала рядом с ним. Она положила руку на его плечо, закрытое повязкой, и он поморщился, хотя она старалась не дотрагиваться до его раны.

- Лукас не хотел этого говорить, - сказала она. - О том, что Джон умер из-за тебя.

Дункан долго не отвечал.

- Нет, - произнес он, наконец. - Хотел. Фиби опустилась рядом с ним на колени, положила ладонь на его лицо, заставив его повернуть голову и посмотреть на нее.

- Ты же знаешь, что это неправда, верно? Джон уже давно был болен...

Дункан вздохнул и погладил ее щеку пальцами правой руки.

- Я ничего не знаю, - ответил он, - кроме того, что мой отец никогда не хотел бы, чтобы я считал, будто причинил ему вред. Лукас убит горем, и у него нет красивой жены, чтобы исцелить его раны. - Он сделал паузу, и на его лице появилась легкая печальная улыбка, когда он поднимал Фиби на ноги и усаживал себе на колени. - Поскольку мой брат никогда не отличался особым тактом, нет ничего удивительного в том, что он сказал такие слова.

Прежде чем заговорить, Фиби глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух из груди.

- Но ты же не собираешься, в самом деле, захватить корабль? - осмелилась спросить она. Ей нужно придумать способ сопровождать Дункана, если он снова отправится пиратствовать, но она надеялась, что это окажется необязательно. Ей не меньше, чем ее супругу, нравились приключения, но резни ей хватит надолго. - Неужели мы не можем просто жить здесь и заниматься своими делами?

Дункан усмехнулся, но глаза выдавали глубину его страданий.

- Фиби, Фиби, - пожурил он. - Мое дело трепать англичан. Если я, останусь здесь и, буду ждать, когда они найдут меня, это испортит праздник и им, и мне.

Внутри Фиби закипало отчаяние, но она совладала с ним. Она научилась сдерживать себя, с тех пор как узнала этого человека.

- Неужели ты не можешь на месяц-другой залечь на дно? Англичане должны были очень рассердиться после того, что ты учинил с «Нортумберлендом», и сейчас они уже точно знают, кто это сделал.

- Залечь на дно... - пробормотал он, как будто хотел распробовать незнакомое словосочетание. - Еще одно забавное выражение. - Он провел пальцем по губе Фиби, как будто готовя ее к поцелую, и она почувствовала где - то внутри источник тепла, а также сладкую боль в некоем хорошо известном месте. Когда шла речь об этом конкретном мужчине, она превращалась в абсолютную шлюху.

Фиби вздрогнула. В прикосновении Дункана не было ничего интимного, и все же никто не мог бы отрицать, что процесс любви начался; таинственные, стихийные силы начали свою работу в ней: сосуды расширялись, желания просыпались, мышцы сокращались, сжимаясь, все сильнее и сильнее, как пружина в старомодных часах.

- Ты не хочешь понимать, - сказала Фиби слегка дрожащим голосом. Она хотела заняться любовью с Дунканом и заставить его любить ее, но не в кабинете же, куда в любой момент кто-нибудь мог зайти. - «Залечь на дно» означает просто-напросто «не привлекать к себе внимания».

- Хм-м-м... - произнес Дункан, делая вид, будто обдумывает ее слова. В то же самое время его палец проник за вырез ее платья, нашел сосок и стал забавляться с ним.

- Мне безумно необходима капелька ласки со стороны жены, - сказал он. - Ты не ублажишь меня?

Фиби вскрикнула, когда он обнажил ее грудь.

- Да, - вымолвила она. - Но не здесь, ради Бога, Дункан, не здесь!

Он засмеялся низким смехом, и поставил ее, дрожащую, на ноги.

- Но я хочу тебя именно здесь, - сказал он рассудительно. - Здесь и, разумеется, сейчас.

Фиби ухватилась за спинку стула: у нее подгибались колени.

- Нет! - сказала она, глядя, как Дункан пересекает комнату. Сначала он запер дверь на террасу, а затем закрыл двери, выходящие в коридор.

- Нет? - откликнулся он, вернулся к ней и поцеловал ее, в то же самое время стаскивая с нее корсаж, чтобы освободить распухающие от желания груди.

- Дункан! - простонала она в жалком и не возымевшем действия протесте, когда он оторвался от ее рта. Он держал на ладони одну из ее грудей, поглаживая сосок большим пальцем, так же, как гладил ее губы, готовя к поцелую, несколько минут назад.

Наклонив голову, он прильнул к соску, одновременно поднимая ее юбки и развязывая ленточки панталон. Фиби пришло в голову, что ее муж необычайно проворен для человека с единственной здоровой рукой.

Фиби покачнулась в его объятиях, откинув назад голову, совершенно забывшись.

- Ты по прежнему хочешь отказать мне? - спросил Дункан с чертовской уверенностью, когда, наконец, удовлетворился обоими ее сосками.

Она вздохнула сонно, одурманенно.

- Отказать? - Точное значение этого слова ускользало от нее.

Он снова поцеловал, ее, усугубив ситуацию или же улучшив ее, и она смутно осознавала, что панталоны сползли ей до лодыжек. Более того, откуда-то прилетал ветерок.

- Вылезайте из панталон, мистрисс Рурк, - мягко приказал Дункан. - Иначе вы можете споткнуться об них.

Фиби подчинилась, но все равно упала бы, если бы Дункан не поддержал ее. Он отвел ее к креслу, где раньше держал ее на коленях, и снова страстно поцеловал...

На следующее утро, когда Дункан уже заперся со своими людьми без сомнения, разрабатывая планы захвата половины британского флота, Фиби отправилась на поиски Симоны. Она сама была подавлена, горюя о Джоне Рурке, и склонна к милосердию, благодаря отголоскам удовольствий прошлой ночи, все еще звенящим в ее нервных окончаниях.

Симона, согнувшаяся над лоханью с мыльной водой, была одна в прачечной. Фиби остановилась в дверях и стала ждать, пока Симона не дала понять, что заметила ее, неприветливым, резким кивком.

- Он научил тебя хорошим манерам, - заметила Симона без особой злобы. Она терла льняную рубашку и не отрывалась от работы.

- Ты довольно быстро нашла дорогу назад, - заявила Фиби в ответ. Став хозяйкой в доме Дункана, она не подходила близко к прачечной и была вынуждена признать, что ничуть о ней не скучает. - Наверно, все остальные были слишком заняты своими делами, но мне бы хотелось знать, как ты сюда попала.

Симона пожала плечами, не поднимая глаз. Ее былая непокорность исчезла, как будто девушку покинула душа, но Фиби не находила удовлетворения в этом факте.

- Я родилась на этих островах, - сказала Симона. - Я всегда найду путь к дому.

Фиби оставила дверной проем, где стояла в ореоле солнечного света, и встала с другой стороны от корыта Симоны.

- Что с тобой случилось в Куинстауне? - спросила она, взяв служанку за крепкую смуглую руку.

В чудесных темных глазах Симоны промелькнуло страдание, когда она, наконец, посмотрела на Фиби.

- Я поняла, что нужно было оставаться здесь, - сказала она. - Там для меня не нашлось честной работы во мне хотели видеть только шлюху или рабыню.

- Мне очень жаль, - искренне сказала Фиби.

По щеке Симоны скатилась слеза.

- Прибереги свою жалость для кого-нибудь другого, - предупредила она злобно. - Мне она не нужна. - Она перевела взгляд на еще не округлившийся живот Фиби, и в ее лице появилось что-то вроде презрения. - Скоро Дункану понадобится любовница, и он вернется ко мне.

Ее слова уязвили Фиби, на что и были рассчитаны, хотя ничем не удивили ее. Она расправила плечи и вздернула подбородок.

- Я не собираюсь спорить с тобой, Симона, так что можешь не пытаться разозлить меня. - Затем, поскольку говорить больше было не о чем, она повернулась и направилась в дом.

Разговор с Симоной нисколько не ослабил ее подозрений, но Фиби тревожила вовсе не перспектива неверности Дункана, он был человеком, ценившим дары природы, и она подозревала, что чем очевиднее будет становиться ее беременность, тем более заинтригован он будет. Нет, ее тревожило что-то иное, неуловимое, как дым, незаметное, как гадюка, скользящая в густой траве.

На следующее утро, через час после рассвета, когда Фиби лежала, свернувшись, рядом с Дунканом, набираясь сил после очередной бурной ночи, внезапно раздался оглушительный грохот, потрясший весь дом.

Дункан, изрыгая проклятья, выскочил из постели, сорвал с себя повязку и отшвырнул ее в сторону, прежде чем натянуть одежду.

- Что случилось? - спросила Фиби прерывающимся голосом. Ей еще сильнее захотелось свернуться и натянуть одеяло до подбородка.

- На нас напали, - ответил Дункан резко, очевидно, посчитав ее вопрос глупым. Грохот повторился, и вслед за ним раздался треск обрушившейся террасы. - Сукин сын! - прорычал он, подбегая к окну. - Мерзавцы овладели кряжем и развернули наши пушки на нас!

Фиби выскочила из кровати и схватила халат. Неизвестные нападающие уже разрушили террасу, и, будучи разумной женщиной, она не собиралась ждать, когда обрушится стена дома. Бросившись к двери, она внезапно поняла, что именно в поведении Симоны так сильно встревожило ее.

Чувство вины.

- Что мне делать? - спросила Фиби, когда Дункан, вытолкнув ее за дверь, схватил под мышки и приподнял в воздух в весьма успешной попытке привлечь ее внимание.

- Найди мою мать и Филиппу. Старуха вас спрячет. Времени нет, поэтому я скажу тебе только одно: если ты ослушаешься меня и навредишь себе или нашему ребенку, я никогда тебе этого не прощу.

От этих слов у Фиби по спине пробежал холодок; она поняла, что Дункан не шутит.

- Будь осторожен, - сказала она. Дункан не ответил. Он поспешно поцеловал ее в лоб и исчез.

Филиппа и Маргарет вместе с остальными домочадцами были разбужены канонадой. Под грохот неутихающей стрельбы они торопились вниз в ночных рубашках, неся с собой одежду, которую успели схватить на ходу. Старуха ждала в холле с безмятежным и спокойным видом, готовая спрятать их в погребе вместе со служанками.

Фиби заметила, что Симоны нигде не видно.

- Это англичане явились за Дунканом? - спросила Филиппа, когда все они собрались в сыром подвале, освещенном единственной свечой, одетые как попало, в первое, что подвернулось под руку.

- Это пират, - ответила Старуха. - Жак Морно.

Фиби, усевшись на ящик, подтянула колени к груди и обхватила их руками. На ней было платье из грубой бесцветной ткани, одолженное ей одной из служанок.

- Он обманул часовых, - пробормотала она, - и захватил пушки на кряже над домом.

- Да, - подтвердила Старуха и взглянула на Фиби; в ее глазах мерцало отраженное пламя свечи. Имя Симоны витало между ними, как призрак, но ни одна из них не упоминала его.

- Нас убьют? - спросила одна из молодых служанок дрожащим голосом.

- Нет, детка, - уверенно ответила Mapгарет Рурк. Она села рядом с девушкой и крепко обняла ее. - Нет никаких причин считать, что дело дойдет до этого.

Фиби пока что не тревожилась за собственную жизнь, но она прекрасно понимала, что Дункан подвергается смертельной опасности. Что еще хуже, подумала она, у проклятого глупца нет чувства страха, и он не умеет беречь свою жизнь.

- Как вы думаете, где Алекс? - спросила Филиппа еле слышно. - Я его не видела. Фиби и Маргарет обменялись взглядами, но ничего не сказали.

Очередной пушечный залп потряс дом, и Фиби едва не всхлипнула от ужаса. «Неужели этим все и кончится» - думала она. Неужели она оказалась в другом времени и влюбилась в Дункана Рурка только для того, чтобы погибнуть под горой обломков?

Филиппа встала и принялась ходить от стены к стене, Фиби положила подбородок на колени и стала ждать, погрузившись в полузабытье. Она не знала, сколько прошло времени. Снаружи продолжался бой, бесконечный, оглушающий, но, как ни странно, ужасно монотонный. Некоторые из служанок действительно заснули, а Старуха бормотала глухие, бессловесные напевы: молитвы, обращенные к какой-то древней островной богине. Маргарет погрузилась в размышления. Возможно, несмотря на ее храбрые заверения, что смерть не грозит им, она надеялась вскоре соединиться с Джоном в каком-то другом, счастливом мире.

Свеча погасла, и Старуха заменила ее другой. Когда снова загорелось пламя сильнее и ярче, Фиби оглянулась в поисках Филиппы, но нигде ее не увидела.

Филиппа карабкалась по ступенькам, ведущим из погреба, усеянным обломками стен и потолка. Свет был тусклым, а воздух настолько наполнен пылью и дымом, что она едва могла дышать. Где-то вдали она слышала голоса мужчин, но стрельба прекратилась по крайней мере, временно.

На верхней ступеньке она остановилась и прислушалась. Далекие голоса были до боли знакомыми. Она услышала Лукаса, Дункана и со слезами, затуманившими взор, стала благодарить Бога, что они живы и вполне здоровы, раз спорят друг с другом. Без сомнения, Алекс тоже был с ними, живой и невредимый. Но Филиппа не собиралась возвращаться в погреб, пока не узнает это наверняка.

Она пробралась по развалинам красивого дома Дункана, переступая через книги, упавшие статуи и разломанную мебель. Она не подавала голоса, чтобы не привлечь внимание братьев и не быть отосланной или, лучше сказать, отведенной назад, в укрытие. Она должна своими глазами увидеть Алекса, а затем вернется в погреб по своей воле.

Когда она пересекала главную гостиную, в дом ударило еще одно ядро с такой силой, что Филиппу швырнуло на пол, как будто кто-то дернул ее за руку. Она несколько секунд лежала неподвижно, переводя дух и собираясь с силами после такого жестокого сюрприза. Должно быть, она в какой-то момент закричала, об этом свидетельствовала боль в горле, но совершенно не помнила, чтобы издавала хоть малейший звук.

Филиппа только поднялась и села, когда очередной снаряд потряс дом до основания. Часть потолка обрушилась, и она закричала от ужаса, прижавшись к полу и закрыв руками голову. Затем она услышала глухой стук и, подняв голову, увидела, что к ней приближается Алекс, энергично передвигаясь на костыле и держа в руке пистолет. Он был грязным, его одежда была изодрана и залита потом, но он стоял на ногах, и никаких ран на нем не было видно.

Больше Филиппе не нужно было ничего знать. Она улыбнулась, поднялась кое-как на ноги и отряхнула пыль с рук.

Алекс нахмурился и покраснел под слоем сажи и мраморной крошки.

- Возвращайся в погреб! - приказал он с яростью. - Живо!

Филиппа слегка вздрогнула и положила руку на грудь.

- Ты осмеливаешься кричать на меня? - спросила она, хотя, конечно, вопрос был излишним.

- Да! - прорычал Алекс, подходя на шаг ближе. - Я еще не то сделаю, если снова обнаружу тебя здесь!

Что-то зашевелилось под ложечкой у Филиппы, и она с досадой поняла, что это вовсе не неприятное ощущение. Прежде чем Алекс успел еще раз подтвердить, что он действительно угрожает ей, ближайшую стену сотряс очередной сокрушительный пушечный залп. Над их головами закачалась огромная люстра, с угрожающим треском срываясь со своих креплений. Алекс отшвырнул костыль и пистолет, бросился на Филиппу, как пантера и повалил ее на пол. Люстра упала с мелодичным звоном в нескольких дюймах от них.

- Я лучше останусь с тобой, - сказала Филиппа, широко раскрыв глаза и прикусив губу, чтобы не улыбнуться. - Не думаю, чтобы где-либо еще я была в большей безопасности.

Алекс смотрел на нее с выражением, очень похожим на неприязнь, но она простила его, потому что знала: он злится не всерьез. Он хотел жениться на ней и, когда война кончится, отвезти ее на свою плантацию, расположенную недалеко от Трои, где она станет растить детей, следить, чтобы он правильно питался, и советоваться с ним по важным вопросам.

- Вам очень повезло, мисс Рурк, - сказал Алекс холодно, мучительно поднимаясь на ноги, - что я полностью поглощен задачей, уберечь вас от гибели. Если бы, у меня было хотя бы пять свободных минут, я бы... Филиппа захлопала ресницами.

- Но у вас же нет времени, - напомнила она ему, осмелев от сознания того, что осталась в живых. По крайней мере, на этот раз.

- Идите со мной, - прохрипел он, схватив ее за руку. Его костыль и пистолет остались под горой стеклянных осколков, которые когда-то были не только источником света, но и великолепным произведением искусства. Бросив на кучу обломков один печальный взгляд и, очевидно, решив, как догадалась Филиппа, что пистолет и костыль не достать без больших усилий, он потащил Филиппу за собой по разоренной гостиной. Его шаги, хотя и были медленными и размеренными, вовсе не принадлежали человеку, постоянно нуждающемуся в костыле.

Он заметил шкаф, в котором хранились скатерти, и запихнул Филиппу в него.

- Я вернусь за вами, - сказал он мрачно. - Однако на вашем месте я бы не радовался предстоящей встрече.

С этими отнюдь не романтичными словами Алекс захлопнул дверь перед лицом Филиппы и, прежде чем ее глаза привыкли к темноте, и она смогла разглядеть ручку и ухватиться за нее, запер ее, вероятно, подставив стул под щеколду.

Филиппа бросилась на крепкую дверь и яростно закричала, но это не помогло. Она была заперта может быть, навсегда, может быть, до тех пор, пока пираты не найдут ее и не сделают с ней что-нибудь ужасное. А если судьба убережет ее от них, то, вероятно, она погибнет от руки Алекса.

- Я хочу жениться на вашей милой сестре - заявил Алекс Лукасу и Дункану, найдя их в саду, от которого мало что осталось.

Здесь они поставили батарею небольших пушек, которые Дункан хранил на всякий случай, и в течение последнего часа непрерывно поливали Морно картечью. Их лица были черными от пороха, как и у Алекса, и одежда висела на них клочьями. Остальные люди из команды Дункана занимали различные позиции по внешнему периметру сада.

- Я не возражаю, - ответил Лукас с достоинством, - если ты обещаешь не бить ее.

- Судя по его виду, - заметил Дункан брату, - я бы сказал, что наш Алекс не вполне готов дать такое обещание. Ты видел Филиппу?

- Я запер ее в шкафу, - объяснил Алекс. Это был странный разговор, и он подумал, что когда-нибудь до него дойдет весь юмор, при условии, что кто-либо из них проживет достаточно долго, чтобы рассмотреть происходящее в соответствующей перспективе. - Я должен был сделать что-нибудь, чтобы уберечь ее от беды!

Дункан и Лукас переглянулись, и Алексу показалось, что они обменялись улыбками.

- Наш наивный бедолага думает, что это возможно! - сказал Дункан, забавляясь. На его грязном лице белой вспышкой промелькнула улыбка.

Лукас засмеялся при виде ужаса на лице Алекса и показал на своего брата:

- Поучись мудрости у женатого человека! - посоветовал он.

- Я все равно хочу жениться на ней, - настаивал Алекс.

Дункан поднял брови, сложив руки на груди. Он снял повязку, и через грязную ткань его рубашки сочилась кровь, но он не обращал на рану внимания.

- Мы еще не услышали твоего обещания не бить ее, - заметил он. В его глазах промелькнули веселые искорки несмотря на тяжелое положение, Дункан радовался состязанию в хитроумии с таким человеком, как Жак Морно.

Алекс вздохнул. Он всегда был честным человеком и не видел смысла меняться в таком зрелом возрасте.

- Когда это кончится, - сказал он ровным голосом, - я собираюсь вернуться к этому шкафу, освободить Филиппу и хорошенько вздуть ее. Вы удовлетворены?

Дункан и Лукас еще раз обменялись взглядами.

- Конечно, - сказал Лукас.

- Что ж, тогда я тоже, - согласился Дункан, пожав плечами.

В ту ночь луны не было, и Дункан благодарил небо за это. При луне он и его люди не смогли бы зайти Морно и его команде в тыл и положить конец осаде.

После целого дня мучений и тягостного ожидания все оказалось разочаровывающе просто. В тот момент, когда Дункан стоял, ухватив Морно за волосы и прижав кинжал к его горлу, он пожалел, что все произошло именно так. Возможно, мать была права, подумал он, опуская кинжал, когда его покинуло свирепое желание пронзить врагу горло. Возможно, им двигала не любовь к свободе, а страсть к таким, как это, испытаниям.

Он рывком поднял Морно на ноги и вложил кинжал в ножны. Пират ухмылялся, стоя лицом к нему, и его изуродованный нос, выступающий из тени, казался еще более гротескным, чем обычно.

- Твое благородство когда-нибудь погубит тебя, - сказал Морно.

Дункан подозревал, что его старый враг может оказаться прав, хотя, конечно, он не сказал этого.

- Кто показал тебе дорогу к пушкам? - спросил он.

- Девка, - ответил Морно. Пират был таким же отчаянным, как сам Дункан он смеялся. - Ты же знаешь, дружище, что говорят об отвергнутой женщине. Дай мне нож, и мы сразимся с тобой в смертельном поединке, ты же этого хочешь, верно?

От этого предложения у Дункана закипела кровь и он почувствовал тревогу. Он по-прежнему больше всего на свете хотел выпустить из Морно кишки. Однако он преуспел в скрытности и, ничем не выдав своих чувств, сложил руки на груди и нахмурился.

Морно сказал, что в нападении на Райский остров виновата отвергнутая женщина. Дункан не помнил, чтобы кого-нибудь отвергал, по крайней мере, не в последнее время. В сущности, до того, как в его жизни появилась Фиби, ему постоянно не везло с женщинами и отвергнутым он мог бы назвать самого себя.

Затем в круг света от фонарей, которыми так заботливо запасся Морно, вошла Симона, опустив глаза и понурившись, и в то же мгновение Дункан все понял. Его как будто ударили в солнечное сплетение.

- Ты! - выдохнул он.

Симона подняла лицо к Дункану. Он увидел ее слезы, но они не смягчили его сердца. Фиби могла погибнуть во время дневной атаки вместе с их нерожденным ребенком. Та же опасность угрожала всей его семье, а дом, насколько он понимал, превратился в руины.

- Ты понимаешь, что ты наделала? - спросил он.

Лукас положил ладонь на его руку.

- Дункан...

Дункан стряхнул ладонь брата. Он чувствовал слабость от гнева и потери крови.

- Будь ты проклята! - сказал он девушке, которую охватила дрожь. Он знал, что страха в ней нет, одна лишь злоба, ярость и гордость. Ее глаза, когда-то они казались ему красивыми, сверкали в ночи, как глаза дикого зверя, у которого отняли добычу.

Симона плюнула ему под ноги.

Он отвернулся от нее к Морно, который по-прежнему рвался и бой, хотя уже был связан, как и все его люди.

Пират засмеялся:

- Итак, Рурк, ты все-таки струсил?

Рука Дункана на мгновение легла на рукоять кинжала. Его ужасно подмывало развязать пирата и вцепиться в него голыми руками, но времени для таких забав не было.

- Похоже, - сказал Дункан, игнорируя вызов и холодно оглядывая противника, - что я все-таки нашел себе корабль. Жалко, что все получилось так просто.

Вдали от главного дома размещалось что-то вроде гауптвахты, надежно спрятанной от посторонних глаз. Дункан приказал, чтобы Морно и его людей доставили туда. Затем он повернулся спиной к пленникам и стал спускаться, по темному склону.

- Что ты с ними сделаешь? - спросил Лукас, не отставая от него. Дункан сообразил, что брат интересуется девушкой и пиратами. - После того, что они натворили?

- Еще не решил, - ответил Дункан с тихой яростью, скрежеща зубами, потому, что раненное плечо болело так, будто в него налили расплавленного свинца. - Может быть, сожгу их на костре. Или скормлю акулам одного за другим.

- Черт побери, Дункан! - рявкнул Лукас. - Я серьезно! Ты не можешь передать Морно англичанам, хотя, видит Бог, они хотят поймать его не меньше, чем тебя, ведь он может сказать им, где тебя найти. И отпустить этих ублюдков просто, так ты тоже не можешь, они вернутся на новом корабле, взяв с собой больше пушек. Что касается предложения сжечь их или скормить акулам ну, могу только предположить, что ты шутишь.

- Думай, что хочешь, - ответил Дункан, поддерживая ослабевшую руку здоровой и надеясь, что Лукас не заметит этого и не поднимет суматоху. Про себя же он усмехнулся: он забыл, как забавно дразнить брата. - Как ты думаешь, что Морно и его веселые друзья сделали бы со мной, окажись судьба на их стороне?

Лукас только фыркнул, что означало - он не желает отвечать.

Дункан споткнулся, но удержался на ногах. Сейчас он хотел только, чтобы Фиби промыла его рану, болтая на своем странном английском, возможно, позволила бы ему выпить глоток-другой виски за те страдания, которым он подвергся, спасая ее от пресловутой участи, которая хуже, чем смерть.

- Ты в порядке? - спросил Лукас. Иногда он бывал очень наблюдательным, и, к несчастью, сейчас наступило одно из таких мгновений.

Дункан ускорил шаг, надеясь добраться до Фиби и того, что осталось от дома, прежде чем потеряет сознание.

- В полном порядке, - ответил он. - Сегодня выдался интересный день, не правда ли? Может быть, нам стоит подержать у себя Морно, пока он не разозлится окончательно, и отправить восвояси с напутственными пожеланиями. А потом как-нибудь пригласим его снова, чтобы он опять расшевелил нас... - Он упал на одно колено, и Лукас поднял его на ноги, У Дункана помутилось в глазах, а его желудок, по счастью, пустой, начал медленно переворачиваться, словно мертвый тюлень, дрейфующий в океане.

- Ты говоришь чушь, - сказал Лукас. Он прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу Дункана, поскольку наряду с другими относительно безвредными недостатками в нем иногда просыпалось желание походить на курицу наседку. - Великие Зевс и Аполлон, да у тебя на лбу можно яичницу жарить!

- Я бы не советовал тебе пробовать, - ответил Дункан и тут же расхохотался от их идиотского разговора.

Перед ними во мраке возник дом, светящийся, как греческий храм. Дункан решил, что разрушения можно починить, но это займет много месяцев, если не лет, а рабочих найти непросто, если вспомнить о его занятиях и о том, что идет война. Он бы заплакал, если бы не знал, что его где-то здесь ждет Фиби.

Лукас покинул его, когда они вошли в дом со стороны сада, приказав ему сесть и подождать, пока он, Лукас, найдет доктора Марса. Дункан не послушался брата и направился в погреб, осторожно спускаясь по ступенькам, заваленным обломками. От усилий, которые он прилагал, чтобы держаться прямо, на его теле выступил холодный пот, промочив разорванную одежду. Ладони его стали скользкими.

- Фиби! - закричал он в темноту и на какое-то действительно невыносимое мгновение подумал, что она не ответит, что Морно все-таки сумел убить ее.

Но она вдруг появилась у подножья лестницы, держа над головой светильник. Увидев Дункана, она отдала кому-то фонарь, поспешила к нему и положила его руку себе на плечо.

- Идиот! - пробормотала она. - О чем ты думаешь, так разгуливая, хотя едва держишься на ногах...

- Ты не ранена? - спросил он, позволяя себе слегка опереться на нее.

Она помогла ему спуститься в погреб, подъем был им обоим не под силу.

- Нет, - ответила она. - Ты не видел Филиппу? Я хотела идти на ее поиски, но Старуха меня не пускала...

- Вероятно, в данный момент Филиппа получает хорошую взбучку от Алекса, - ответил Дункан. - Я думаю, это им обоим пойдет на пользу.

- Только не фантазируйте, мистер Рурк, - поспешно предупредила Фиби, ведя его по коридору, в котором он нашел ее в первую ночь их знакомства. Казалось, что это произошло так недавно и одновременно так давно. - Если вы только попытаетесь сделать что-нибудь подобное, я пристрелю вас!

Дункан снова засмеялся:

- Очередное из твоих поэтических обещаний. Куда ты ведешь меня, черт возьми?

- Туда, где весь день прятались женщины, - ответила Фиби. - На первый этаж попробуем подняться попозже, когда ты наберешься сил.

Дункан пошатнулся. В голове была пустота, как будто он осушил бочонок рома, и в то мгновение, когда он решил, что ноги его больше не держат, мрачный коридор осветился ослепительным сиянием. Ему показалось, что перед ним открылись врата рая.

- О Господи! - прошептала Фиби. - Это же лифт!

- Что? - Пока Дункан пытался найти смысл в представшей его глазам иллюзии очевидно, результат лихорадки и раны, Фиби потащила его дальше, навстречу сиянию. - Куда?.. - Его колени подогнулись, и он упал, ударившись головой о стену, несмотря на то, что маленькие сильные руки пытались осторожно опустить его на пол. - Фиби...

- Я здесь, - сказала она успокаивающе.

Боль была нестерпимой, как прожорливый огонь. Дункан еще раз произнес ее имя, как молитву, и погрузился в непроглядную тьму.

Фиби стояла на коленях рядом с Дунканом на полу лифта, прижимаясь к нему. Он был без сознания, окровавленный и грязный, и она не имела понятия, как объяснит его появление персоналу отеля, полиции и прочим людям из двадцатого века. Ее решение было инстинктивным: ему нужна медицинская помощь.

Лифт остановился, двери отворились, открывая взгляду знакомый холл. На Фиби нахлынуло головокружительное чувство облегчения. Подсознательно она боялась оказаться в каком-нибудь другом историческом периоде, но сейчас услышала знакомые звуки. Где-то звонил телефон, из динамиков невидимого телевизора неслась мелодия популярной передачи.

Фиби вытащила Дункана из лифта и осмотрелась.

Появился портье белокурый Адонис в неизменной футболке и шортах цвета хаки. Он выпустил изо рта пузырь жевательной резинки, подходя к Фиби и ее распростертому мужу.

- Эй, а это кто, и что с ним случилось? Фиби не собиралась ничего объяснять, пока Дункан лежит в лихорадке на полу, теряя кровь.

- Неважно, - сказала она. - На острове есть госпиталь?

- Конечно, - ответил Адонис. Его настоящее имя, судя по пластиковой карточке на футболке, было Родни. - Я вызову «скорую помощь»?

- Спасибо, - ответила Фиби. Появилась одна из горничных с одеялом, и уголком глаза Фиби заметила женщину с варикозными венами и в шляпе, украшенной лампочками, ту самую, с которой они летели чартерным рейсом на Райский остров.

- Теперь ясно, почему вы пропустили маскарад, - сказала женщина. - Что случилось с вашим приятелем? Похоже, он свалился с лестницы.

Фиби нахмурилась, чувствуя смущение и легкое нетерпение.

- Маскарад?

- Ну да, конечно. Он входит в программу - сперва осмотр коттеджей, затем маскарад.

Фиби ощутила потрясение, как будто на нее наехал автобус. Она пробыла в 1780 году достаточно времени, чтобы влюбиться, выйти замуж, забеременеть и попасть в такие приключения, каких не пожелала бы ни одна разумная женщина, но здесь, в 1995 году, часы как будто застыли на месте.

- Который час? - спросила Фиби, не отходя от Дункана, который начал шевелиться.

Он будет потрясен, когда придет в сознание, и она хотела быть рядом с ним, чтобы оказать ему моральную поддержку. Несколько пояснений, облегчающих привыкание к двадцатому веку, вероятно, тоже бы не помешали. Женщина посмотрела на часы.

- Десять минут десятого, - сказала она. Она разглядывала Дункана, оценивающе прищурив глаза, затем подняла взгляд на лицо Фиби. - Грубо играете, милочка. Мне бы никогда в голову не пришло, что вы принадлежите к тому типу женщин, которые доказывают, что жизнь полна сюрпризов.

- Неужели? - спросила Фиби, глядя на Дункана, который все так же лежал у нее на руках. Затем она поцеловала его в лоб и принялась ждать.

Загрузка...